Солнце, чуть ли не сразу после восхода, накочегарило скалы и устроило на Зубе Дракона «Ташкент». Обмундирование высохло прямо на мне, его не пришлось снимать и раскладывать на горячих базальтовых глыбах. Следов от моего ночного «приключения» практически не осталось. Форма на мне была грязная и помятая, никаких пятен сквозь грязь разглядеть было невозможно. По ночам было очень холодно, раздеваться перед сном хотелось меньше всего, в этой форме я спал на голой земле, ну то есть на песке, которым мы подсыпали пол СПСа. В таких условиях сильнее вымазаться можно было разве что в угольной шахте. В общем, ко времени завтрака, я просох и выглядел почти «как огурчик» - зелёный и сморщенный. То есть, крепенький и в пупырышку. Бриться-то было нечем.
После завтрака Хайретдинов ушел «в отдыхающую смену». Мы с пацанами воспользовались его минутной слабостью и снова «намылились» в поход за водой. Потому что жить без воды стало уже невозможно. Мы в буквальном смысле помирали от жажды. А на некоторых, к тому же, болталось грязнючее-вонючее обмундирование.
Прежде чем выйти за пределы поста, мы заранее включили мозг. Во включённом состоянии он подсказал нам, что нехило бы взять с собой малую пехотную лопатку. Мы послушались дельного совета, лопатку взяли. Почесали себе репы и пошли с Серёгой Губиным в сторону того водопоя, где Бурилов проявлял чудеса солдатской смекалки. По пути сворачивали с тропы, осматривали склон на предмет наличия зелени. Долго ли, коротко ли мы так развлекались, но пятак зелёной сочной травы нашли. Над этой травой стайкой кружилась мошкара. Расположились мы на траве, с размаху засадили пехотную лопатку в дёрн и принялись копать. Через несколько минут в дёрне красовалась яма, заполненная бурой, мутной водой. ВОДОЙ!!!
Солдатским котелком я зачерпнул мутную жидкость, протянул Серёге.
- Будешь? Не бойся, это не грязь. Это – благородный оксид кремния.
- Буду. – Серёга протянул мне свои руки, повёрнутые ладонями вниз.
- Смотри какая кожа на руках стала. Как у ящерицы.
- Это обезвоживание.
- Знаю. Поэтому буду.
Кто не отдавал другу такой солдатский котелок с такой водой, тот пусть не рассказывает мне, что он ходил в поход и спал в палатке. Бесполезно мне это рассказывать, я не проникнусь.
Пока мы нацедили воды из нашей ямы, пока отпились, пока я котелком наплюхал на своё обмундирование воды и так-сяк промыл штаны и «хэбчик», прошло около двух часов. На пост мы закарабкались с хорошим настроением. Но в армии настроение солдату легко и быстро умеют изменять на противоположное.
Едва мы с Серёгой втянулись на пост, в скалах за блиндажом жахнул взрыв. Вверх полетело чёрное тротиловое облако и фонтан каких-то тряпочек. На посту Зуб Дракона все похватали оружие, рассредоточились по укрытиям. Из скал, из-под тротилового облака, раздался странный звук: - «И-и-и-и-и!!!». В голливудских боевиках так завывали индейцы.
Из блиндажа выскочил заспанный Хайретдинов с автоматом и ИПП в руках (индивидуальный перевязочный пакет). Рявкнул:
- Подрыв, кажись! Лейтенант, готовь связь! Мужики, хватай, что надо, и за мной!
Мы дружно побежали к Хайретдинову, а он кинулся к камням, из-за
которых раздавалось завывание.
Хайретдинов первым выскочил на скалы под Третьим постом. Наткнулся на группу бойцов. Они тащили провисшую плащ-палатку.
- Кто?!
- Ызаев!
Из окровавленной плащ-палатки торчали ноги. Одна была обута в армейский полусапожек, забрызганный кровью и залепленный обрывками мяса, всё это было перемешано с песком. Вторая нога ниже колена была похожа на размочаленный веник, который окунули в гудрон, потом обмакнули в кровь, потыкали в фарш и засыпали сверху обрывками зелёной ткани от солдатских штанов. Это была уже не нога, а расплющенное черно-кровавое месиво. К изуродованному кровоточащему мясу из плащ-палатки тянулись трясущиеся руки с растопыренными пальцами, густо заляпанными такой же кровавой мешаниной. Лицо раненому отбило взрывной волной и посекло осколками, оно моментально отекло. От опалённого тротиловым взрывом мяса распространилась неимоверная, тошнотворная вонь.
Это был первый подрыв, который я увидел с близкого расстояния. От ужаса я застыл на сале, как вкопанный, будто врезался в стеклянную стенку. В руке у меня болтался медицинский резиновый жгут, а я стоял, смотрел сверху-вниз на раненого.
Шабанов с Манчинским положили плащ-палатку под той скалой, где я замер.
- Стой там! – Шабанов жестом остановил меня, как будто я собирался спрыгнуть.
Не собирался я спрыгивать потому что буквально остолбенел от ужаса. До призыва в армию я хорошо учился в школе, читал все книжки про войну, которые надо было прочитать. Но в них было на белой бумаге написано черными буквами. И пахло при этом приличным советским одеколоном. А на реальной войне всё оказалось вымазано красным по черному и ещё зелёным по бурому, а вокруг распространялась такая вонища, что можно было потерять сознание. А ещё мой боевой товарищ корчился, ему было не просто больно, его скрючило от болевого шока. Не то, чтобы я охренел от увиденного, а буквально встал в ступор. Мне было всего-то, 19 лет, я подумал с ужасом: - «Все вокруг дураки что ли, чтобы такое мне показывать»?
Андрюха Шабанов опустил плащ-палатку на землю, уверенным голосом скомандовал мне: