18. Война началась.

18. Война началась.

22 июня – это очень символичная дата. В 1984 году именно в эту дату, на тринадцатый день нашего пребывания на Зубе Дракона, «График» по радиосвязи сообщил, что направил нам вертолёт. С аккумуляторами, с водой, боеприпасами, сухпайком. Даже АГС положили, не забыли. Всё вышло так, как пророчил Ефремов.

Раненько поутру вертолёт вылетел из полка. Мы с Зуба видели, как он поднялся с полковой взлётки и начал набирать высоту. От этого зрелища настроение у нас сделалось замечательное. Особенно у меня. Потому что после ночной смены наступила отдыхающая. На этой весёлой ноте я встал на четвереньки, пополз в СПС спать. Подумал, что пока вертолёт долетит, я уже третий сон смотреть буду. Разгрузят борт без меня, скинут всё мотло на вертолётку, и всех делов. А потом я проснусь, помогу пацанам растаскивать всю хрень по постам. Покемарю положенное мне время и помогу.

Через семь с половиной секунд после команды «Пост сдал – пост принял» я отрубился в прекрасном настроении на полосатом матрасе. А дальше мы уже знаем, как в армии умеют изменить настроение на противоположное. Едва я приступил к просмотру первого сна, едва закончились титры про то, кто написал к нему сценарий, кто режиссёр и, кто клал кабель, по нашему посту россыпью ударили звонкие, свистящие хлопки. Что-то било по скалам, издавало такой звук, будто кто-то большим молотком колет орехи.

Двадцать второго июня, в день начала войны, душманы напали на наш пост и устроили «начало войны» всем нам. Они затащили пулемёт на единственную горку, нависающую над постом, дождались утра и такого положения солнца, при котором оно будет светить нам в глаза из-за их спины. А тут ещё и вертолёт прилетел. Это была очень заманчивая цель, чтобы попытаться поразить её прямо на нашей разгрузочной площадке. Душманы открыли огонь по нашему посту вместе с приближающимся вертолётом.

В полузабытьи, сквозь сон, я услышал свистящие плевки, как будто кто-то свистел и выплёвывал горошины одновременно со свистом. Оказалось, если в тебя стреляет пулемёт, то пуля начинает свистеть сразу же, как высовывается из ствола. Сквозь эти звуки раздался крик Бендера:

- Товарищ прапорщик, Губина ранило!

Этот крик поднял меня на карачки в СПСе, я потряс башкой. Подумал, что может мне это сниться? Может, если как следует потрясти башкой, то я проснусь, всё плохое исчезнет, «пусть всегда будет солнце» появится. Для этой цели я ещё раз потряс башкой, но ничего хорошего не получилось. Отвратительная враждебная обстановка не захотела никуда пропадать. Пули вокруг свистели, цокали по скалам, издавали противный визг рикошетами. Это был не сон, это была явь. Какая-то совершенно новая и очень страшная.

Сквозь свист пуль и грохот стрельбы над постом Зуб Дракона всколыхнул воздух рёв Хайретдинова. Он матюгами докладывал «Графику» о том, что нас обстреливают сверху. Шум стоял такой, что я сначала подумал, будто прапор докладывает без рации, то есть орёт с Зуба Дракона прямо в штаб.

В такой не располагающей ко сну обстановке я решил, что мне срочно нужен пулемёт. Из спального СПСа на карачках прополз в свою башенку, но пулемёта на штатном месте не нашел. Кто-то его уволок. Что за дурацкая привычка хватать чужое оружие?!

- ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! – По скале ударил плотный рой пуль. В воздухе завыли осколки и базальтовая крошка, полетела пыль. Инстинктивно я уткнулся носом в стреляные гильзы, рассыпанные на полу в башенке. Вроде как бы залёг. Успел подумать, что это бьёт не пулемёт. То есть, не только пулемёт, но и автоматчики вместе с ним. Они лупили с нескольких точек. С перекошенным от мужества лицом я поднялся с пола, попытался выглянуть в бойницу. Вроде бы по моей башенке не попадали, значит убить меня не должны. Но страшно было, аж пипец, от того, что в воздухе выло много твёрдых предметов. Кое как я заставил себя выглянуть через бойницу. Надо было понять откуда стреляют враги и куда делось моё личное оружие.

В это время «График» сообщил шедшему к нам вертолёту, что у нас идёт бой. В вертолёте летуны всё поняли, совершили боевой доворот машины. Направили на наш хребет подвешенные к вертолёту кассеты с ракетами НУРС-80.

Вместо душманов и своего пулемёта я увидел через бойницу вертолёт и Герасимовича. Олег бежал по базальтовой ступеньке на фоне скалы. В этот момент вертолёт выпустил четыре ракеты. Дымные следы от них потянулись к Герасимовичу.

Через несколько мгновений две ракеты взорвались возле Олега. Одна ниже и левее, другая выше и правее. Две других разорвались рядом с укрытием Ефремова.

Олег остановился, развернулся фронтом к вертолётчикам, выхватил пиропатрон оранжевого дыма и зажег его. Он стоял на скальной ступеньке в полный рост, одной рукой размахивал оранжевым дымом, а другой рукой крутил пальцем виска. Летуны видели этот жест. До них было метров 50-70.

Скорее всего, это было единственно правильное решение. Если бы Олег не обозначил себя, если бы попытался убегать, то летуны ещё раз надавили бы на гашетку и сделали бы из Олега фарш. Однако, летуны не надавили. Оранжевый дым обозначил для них, что мы – «свои». Ну, раз вы свои, то это – вам, получайте! Вертолётчики открыли дверь грузового отсека и начали выбрасывать через неё огромные ящики с сухпайком.

Получателем оказался ефрейтор Маламанов. Он полз между скал с моим ручным пулеметом. Картонный короб с сухпайками грохнулся прямо перед его головой, разорвался со страшным треском, как миномётная мина, консервные банки и упаковки с галетами веером полетели над Маламоном. От такой подачи он бросил в пыль пулемёт, обхватил голову руками, прижался к земле.