1. Глава о свершившемся и грядущем

Шел третий день нашего марша в Фиральское герцогство. Чем дальше мы отходили от столицы, тем холоднее становилось, и мне уже не казались ненужными все те теплые вещи, что были взяты с собой. Поход напоминал об университетских временах, когда мы после третьего курса, собравшись нашей небольшой, но крепкой компанией из семерых человек, купили себе путевки на Алтай. Тогда разве что снега не было...

«Конная феерия», как мы потом между собой окрестили это приключение, себя оправдала на все сто. Правда на конях мы проделали только часть маршрута, хоть и достаточно приличную, однако этого хватило, чтоб мои неподготовленные к седлу однокурсники ходили в раскоряку следующие пару-тройку дней, периодически одаривая меня самыми многообещающими взглядами, ведь включить в путешествие конный маршрут предложила именно я. Впрочем, когда эмоции чуть улеглись, мышцы перестали болеть, а ноги стали сводиться вместе без заметных усилий, товарищи все же высказали, что идея с конной прогулкой была хороша. Фотосессия, которую устроил не расстающийся со своим кэноном Пашка, разлетелась по всему институту, оно было и не удивительно — брутальные мужчины с суровыми лицами, играющие обнаженным торсом на фоне белоснежных вершин Белухи, верхом на конях и невесомые нимфы, отражающиеся в глади Кучерлинского озера, обнимающие лошадей за шеи или лежащие на их спинах. Фурор был обеспечен. О том, с какой скоростью натягивались теплые вещи после якобы игривых фотосессий, мы никому не рассказывали. Вот и теперь, дорога, прохлада воздуха, мерное покачивание в седле и гул от шагов сотни воинов и нескольких десятков коней — Марьям оказалась воистину щедра — все это погружало меня в какое-то умиротворение, близкое к медитации, отодвигая на задний план мысли о том, кто мы и зачем идем в раздираемое гражданской войной герцогство.

— ...Ваше Высочество, что вы скажете?

Я вынырнула из воспоминаний под влиянием скрипучего голоса мастера меча, что крайне редко называл меня раньше по титулу, а сейчас, очевидно, создавал видимость светской субординации и, кроме того, привлекал мое внимание.

— Это необходимо обдумать, — ровным тоном заявила я, не сводя взгляда с маршрующих впереди нас солдат.

Конечно, я прослушала все, о чем они говорили с Бернардом, и островитянин это отлично видел. Островитянин, но не присланный вместе с войском командир, Бернард из Шоара, вполне приятный на вид и общение мужик, который при этом явно не до конца понимал, как ему вести себя со мной и что я вообще делаю в рядах армии. Я его не винила — соединяя в себе одновременно религиозную и светскую власть, я была еще и женщиной, к коим в Андарии относились хоть и более лояльно, чем в нашем родном средневековье, однако в роли гордых воительниц видеть не стремились. С другой стороны, он же прибыл от Марьям, женщины более чем эпатажной по меркам королевства, неужели ему все равно непривычно было лицезреть кого-то еще в роли «сильной и независимой»?

Покачав головой в такт собственным мыслям, я глянула на клонящееся к закату солнце, прикидывая, через сколько времени будет привал и, главное, ужин. До вожделенного котелка с похлебкой оставалось никак не меньше часа, а в животе уже создавалось неприятное ощущение посасывающей пустоты.

Бернард, коротко кивнув, направил коня в сторону, к своим офицерам, оставив меня условно наедине с Харакашем, что тут же не преминул пройтись по моей невнимательности.

— Мы через четыре дня прибудем в герцогство, а вы витаете в облаках, — начал он без каких-либо прелюдий, заставляя мое лицо само по себе скукситься. Иногда мастер меча был просто невыносим.

— Пользуюсь моментом, вдруг потом не предоставится, — ответ я проворчала себе под нос, но Харакаш все равно услышал, тяжело вздохнул, возвел очи к небу и, пришпорив коня, оставил меня с Альвином, чей конь шел позади моего.

Некоторое время я наслаждалась одиночеством и относительной тишиной, а потом, обернувшись, жестом подозвала своего самовызвавшегося телохранителя.

— Да, Ваше Высочество? — Голос Альвина был полон бесконечного умиротворения. Казалось, что мужчина получал большое удовольствие от похода, соскучившись по таким мероприятиям за жизнь в замке. Может быть, так и было?

— Ты ведь уже бывал в подобных походах? — Спросить я хотела совсем другое, но почему-то задать вопрос напрямую оказалось сложно. Альвин, не ведая о моих сомнениях, кивнул, но, поняв, что я жду больше, чем молчаливого подтверждения, заговорил:

— Я участвовал в Пятой обороне границы с Ульманом и в Битве Сожженого Древа тоже. — Судя по голосу моего охранителя, что-то особенное произошло в этой битве, но спрашивать я побоялась, опасаясь того, что и так должна была знать о событиях того времени. К сожалению, времени на изучение всего у меня катастрофически не хватало, и пусть я и прихватила с собой неосиленный и до середины четвертый том Мартина, изучение его шло крайне медленно — после ужина я забиралась в постель, открывала книгу на закладке и засыпала, прочитав едва ли страницу.

Гаратэ, всхрапнул, тряхнув гривой и глухо звякнув шейной броней. Действительно, чего я боюсь?

— Убивать, это… это как? — Альвин бросил на меня беспокойный взгляд, и тут же отвел глаза.

— Ваше Высочество, может быть, вам и не придется…

— А если придется? Мы туда не цветами торговать едем, я веду войско усмирять мятежников и должна быть готова… убить, если потребуется, — последние слова дались мне с трудом. Альвин не знал, что эта война для меня была вроде тренировки, ведь мне предстояло лишить жизни куда более высокопоставленную цель. И малейшее промедление будет стоить мне жизни, да и не только мне… А я была не готова. Что и неудивительно — с чего бы вдруг мне, жительнице мегаполиса XXI века, экономисту по образованию, быть готовой хладнокровно убить человека? А придется…

Альвин молчал, потом вздохнул, очевидно, его мои вопросы не радовали.

— Может быть, мастер меча сможет объяснить вам лучше меня? Я простой солдат… — предпринял он еще одну попытку увильнуть от щепетильной темы разговора, и я гневно фыркнула. Будто я не спрашивала рыжебрового об этом! И что, что он мне сказал?

2. Глава о котлах и пороках

Проснувшись, я не сразу поняла, отчего это произошло, и несколько мгновений тупо смотрела в темноту под пологом шатра. Потом, окончательно стряхнув с себя сонливость, я почувствовала, что знак на руке чуть греет кожу, что само по себе было странно, но вроде бы пока не предупреждало о чем-то действительно опасном, иначе я бы ощущала это совсем иначе. Вытащив правую руку из-под одеяла, я уставилась на шевелящиеся на коже языки белого пламени. Наверное, некоторые люди в моем мире отдали бы очень много денег за возможность получить подобную татуировку на более видном месте — символ Светозарной, живое белое пламя, мерцающее и двигающееся то ли под кожей, то ли на ней, выглядел красиво, особенно в полумраке походного шатра. Да и практично — фонарик с собой носить не надо, так в туалет ночью пойдешь и есть чем подсветить…

Поймав себя на столь приземленной мысли касательно божественного символа, я вздохнула, подавив смешок. Наверное, меня можно считать настоящей богохульницей, что особенно забавно, потому как именно я тут выступаю в качестве ревнителя веры…

Сладко зевнув, я отвела взгляд от символа божества и сразу же замерла, смотря на ткань возле самого входа — по ту сторону шатра кто-то стоял. Мужской силуэт был четко виден благодаря еще не потухшему костру, подсвечивающему его со спины, а потому сразу было ясно, что стоящий без оружия, что меня успокоило. В конце концов, я нахожусь посреди военного лагеря, в самом охраняемом шатре… «Кстати, а где стоявшие у входа стражники?»

Мужчина возле входа переступил с ноги на ногу и все так же ничего не предпринимал, а я лихорадочно пыталась сообразить, что же делать. Звать на помощь вроде бы не было причин — понятия не имею, сколько этот человек тут простоял, но если бы он хотел бы меня убить, то, возможно, уже сделал бы это, ввиду отсутствия охраны, чтоб ей пусто было… А может быть, охрана отошла именно по той причине, что ей приказали?

Мысли испуганными тараканами рванули в стороны, оставляя меня один на один с подозрением, что кто-то из офицеров или, хуже того, сам Бернард оказался предателем.

«Но ведь стоящий у входа безоружен… не душить же он меня собирается?»

Я вглядывалась в силуэт, пытаясь догадаться, кто это, и вдруг в голове мелькнула совершенно безумная, но внезапно быстро укрепившаяся мысль.

— Альвин, это ты? — я позвала шепотом в темноту, и фигура, вздрогнув, помедлила и закивала. Расслабленно выдохнув, я тут же нахмурилась, а потом прикрыла лицо рукой, в мгновенной догадке.

Альвин, топчущийся у моего шатра в гордом одиночестве, отпустивший стражу с дежурства… Наверное, он и правда читает дамские романы по ночам! И что прикажете делать?

Спустив ноги с кровати, я нащупала пальцами сапоги, всунула в них ступни и, замотавшись в взятое с кровати одеяло, подошла ко входу в шатер.

— Ты что тут забыл, ну-ка, спать иди! — шепотом же возмутилась я, надеясь воззвать к разуму телохранителя.

— Эвелин, я… мне надо поговорить. — Тихий голос точно принадлежал Альвину. Приплыли, блин. Сколько я слышала в своей жизни вот этих «мне надо поговорить», сказанных в полумраке у дверей. И заканчивалось это всегда одинаково... Или почти всегда. Некоторых «поговорильщиков» я и на порог не пускала, так что, жалостливо поскребшись в ночи, они стыдливо удалялись прочь от моей квартиры и прочь из моей жизни. А вот с Альвином что делать?

Пока я судорожно обдумывала варианты, откуда-то сбоку раздались мужские голоса, явно движущиеся в нашем направлении. «И что вам всем не спится сегодня?!»

— Чтоб тебя… заходи! — Я приподняла полог, и мой телохранитель ловко юркнул в полумрак шатра.

Прижав указательный палец к своим губам, я некоторое время еще прислушивалась к голосам идущих мимо — обсуждали, кажется, кого-то из обозных дам, — а после, убедившись, что никто не стал случайным свидетелем порочащего принцессу поведения, обернулась на Альвина.

— Скажи мне, о доблестный воин, какого хрена ты приперся к моему шатру посреди ночи и торчал там, как столб?! — Моё гневное шипение, очевидно, сбило мужчину с толку. Он некоторое время молча смотрел мне в лицо, потом неловко улыбнулся, потом потупил взор, потом снова посмотрел на меня, заставив сделать полшага назад. Я слишком хорошо знала этот взгляд. Не могу, конечно, сказать, что в свои тридцать два года я была прожженной сердцеедкой и вместе с тем психологом, но взгляд влюбленного в тебя по самые уши мужчины опознать мне было по силам — эту смесь упрямства, обожания, детского восторга и совершенно недетской нежности сложно с чем-то перепутать, даже в полумраке.

— Эвелин… — начал он.

— Т-ц! Ее Высочество Эвелин Латисская, и никак иначе! — я понадеялась вразумить телохранителя титулом. Не помогло.

— Эвелин… — предпринял вторую попытку Альвин, беря меня за левую руку, которую я тут же выдернула из его ладони, старательно стараясь не смотреть ни на красивую сильную шею, ни на широкую грудь, ни на тугие мышцы рук, что не скрывала рубаха из небеленого льна. Альвин мне нравился как человек, а девичье тело явственно было готово меня предать.Ох, кажется мне, что принцесса не так чиста и непорочна, как мне думалось раньше… Впрочем, не особо-то это и удивительно.

— Так, давай успокоимся и поговорим как взрослые люди, — все так же, на пониженных тонах, продолжала я взывать к разуму Альвина. — Ты простой стражник, воин, из неблагородной семьи, я — принцесса королевства, воин веры, обещанная другому мужчине в жены, давай не будем совершать поспешные поступки, это никого не доведет до добра! — все это время я двигалась от мужчины по полукругу, пытаясь сохранять дистанцию, а он шел следом, не сводя этого своего взгляда, как привязанный ко мне подросток-волкодав — большой, сильный и такой дурно-ой…

— Я все давно обдумал. Я люблю вас, Ваше Высочество, и прошу стать моей Дамой сердца, коль вы не можете стать моей женой, — ответил мне этот персонаж из женского романа, а я давила накорню желание схватиться за голову.

3. Глава о взрослых детях ...

В моем вроде бы просторном шатре стало резко тесно. Встав треугольником вокруг лохани с водой, мы молча смотрели друг на друга пару мгновений — я прислушивалась к происходящему вокруг, Альвин и Харакаш наблюдали за мной. Убедившись, что комтур отошел от шатра, я, наконец, задала самый животрепещущий вопрос за последние десять минут:

— И что это было? — Я пристально глянула в лицо сначала мастеру меча, затем своему телохранителю. — Что этому монаху не понравилось?

— Я, вернее, мое присутствие в лагере, — Харакаш повел плечами и скрестил руки на груди. Я закатила глаза.

— Это мне было ясно и без твоих пояснений. Почему и о чем вы собрались позже договаривать?

— Понятия не имею, спроси об этом у своего новоявленного подданного. — Голос островитянина сочился ехидством, но сейчас я была не готова к общению в таком духе.

— Сейчас не время для твоих острот! Если я спрашиваю тебя, значит, и ответы мне нужны тоже от тебя, — я ткнула пальцем в его сторону, и мастер меча тяжело вздохнул.

— Островитян не везде любят, особенно служители других богов. Мы их… раздражаем, — Харакаш неопределенно повел ладонью в воздухе, а я хмыкнула.

— Не удивительно. Если твои соплеменники ведут себя так же, как ты…

— Да не в поведении дело, принцесса, — перебил меня рыжебровый, — если выражаться проще, то каждый из нас носит частичку божества в себе, его посмертный дар. Служители других божеств, такие, как этот Ханс, чувствуют ее. Это как заноза под ногтем или камешек в ботинке. С одной стороны, можно и потерпеть, а с другой — мешает сосредоточиться на деле, и все получается не так, как должно.

— Почему же я не чувствую ничего такого?

— Принцесса, дарованный тебе запас сил настолько велик, что хватит на трех, а то и четырех таких, как я. Проще говоря, моя сила слишком мала для того, чтобы вступать с твоей в конфликт, — Харакаш развел руками, а я задумалась.

«Получается, что у людей есть свой запас Ато, а у некоторых, таких, как я или Ханс, он подменился Ато божества? Или просто преобразовался после проведения должных ритуалов? Но я же не провожу никаких обрядов, получается, что все-таки подменился... Или это только мой, частный случай, а со служителями все иначе? Агрх, скорее бы добраться до этой Алой крепости и задать вопросы тем, кто в этом понимает больше меня!»

— Поправьте меня, если я не права. Этому Хансу ты, как нелюбимая жена, отравляешь жизнь одним своим существованием, и он во что бы то ни стало хочет с этим разобраться, желательно поделив тебя на два? — Мастер меча кивнул, а я мысленно взвыла. — Не было печали… И что прикажете делать?

— Я могу его просто… — Харакаш сделал прекрасно известный, очевидно, в обоих мирах жест, проводя ребром ладони по своему горлу, а мне захотелось утопить его в лохани с грязной водой.

— Мы не будем никого убивать, это надо решить другим путем, мне нужно попасть в Алую крепость мирно!

Альвин, все это время стоявший молча, прочистил горло.

— Могу я высказаться?

— Давай. —Я махнула рукой и села на край кровати, подперев голову.

— Когда-то я думал стать одним из братьев-рыцарей и потому очень тщательно изучал их кодекс. В нем говорится: «Не уповай на силы свои там, где сил не имеешь, уповай на веру» и «Не возноси гордыню свою превыше долга своего».

— И как нам это должно помочь? — Я не сводила взгляда с телохранителя, и он, понимая, что и я, и Харакаш далеки от кодекса и его понимая, пояснил:

— Дело в том, что Ханс — комтур, проще говоря, он — воин, хоть и наделенный определенными правами и обязанностями. Если я правильно понял, с его слов, его отправил настоятель Алой крепости, а значит — тот, кому он подчиняется по иерархии ордена.

Я, сцепив пальцы в замок, прищурилась.

— Получается, что он не может так вольно обходиться с «просьбой» настоятеля?

Альвин покачал головой в ответ.

— Если это была просьба — может, но надо понимать, что для этого должны быть веские основания. А я, с вашего позволения, не уверен, что его личные неудобства из-за Харакаша можно считать вескими основаниями и…

— Не возноси гордыню свою превыше долга своего и не уповай на силы свои там, где сил не имеешь. Уповай на веру! — Я вскочила, подавив желание крепко обнять моего умного оруженосца. — Он не может решать за настоятеля, принимать нас в Алой крепости или нет. Долг стоит выше гордости, и вера в действия своего духовенства — вот о чем я должна ему напомнить. Альвин, ты умничка!

Оружейник смущенно уставился в пол, а Харакаш задумчиво поджал губы, прежде чем поинтересоваться у меня, что я буду делать, если комтур заартачится.

— Скажу ему, что, как защитник веры, а значит — голос и меч Светозарной, глубоко порицаю его гордыню и то, что он мешает выполнению великой миссии.

— А дальше?

— А дальше мы прибудем к стенам Алой крепости сами, не маленькие, без проводников справимся, и я побеседую с отцом-настоятелем о нужных мне вещах.

— А если он не пустит меня в крепость?

— Не думаю, что до этого дойдет, а если и дойдет, то разберемся по мере поступления проблем. — Я махнула рукой и, попросив мужчин таки вытащить лохань из моего шатра, принялась облачаться в доспехи.

Через неполные пятнадцать минут я в сопровождении Альвина и Харакаша прибыла в штабной шатер, прижимая шлем локтем правой руки к корпусу, а левой ладонью придерживая меч за рукоять.

Судя по взгляду, который комтур кинул на мое оружие, — меч признали. Следующий взгляд был адресован невозмутимому островитянину, после чего посланник скрестил руки на груди и заявил, что не намерен продолжать разговор в присутствии нечестивца.

— Хорошо, покиньте шатер. — Я кивнула Бернарду и, положив шлем на угол стола, с умным видом посмотрела в расстеленную на нем карту.

— Простите, что? — Ханс меня не подвел, выдав именно ту, нужную мне реакцию после мгновения шокированной паузы.

Я подняла на него взгляд. Сейчас, когда капюшон с его головы был снят, я могла бы сказать, что стоявшему по другую сторону стола от меня мужчине около сорока-пятидесяти лет. Ханс имел весьма густую, с намеками на ухоженность бороду, курчавые темно-русые волосы, уже тронутые сединой на висках и макушке, и в целом лицо человека прямого, упорного и упрямого, который привык, что его приказы не оспариваются.

4. ... и вынужденных признаниях

Перепоручив найденного мальчишку оказавшемуся рядом солдату, с наказом отвести к обозу и проследить, чтоб накормили и обогрели, я с досадой заметила, что измазала латную перчатку и наколенник в крови — в темноте не увидела, что кровь была и на деревянном полу, а на перчатке она наверняка с плеча парня.

Подобрав с земли горсть снега и шоркая им по ладони, я пошла к стоящим в центре деревни Бернарду, Харакашу, смущенному и явно не знающему куда себя девать Паэну и паре деревенских женщин, стоящих на почтительном от мужчин расстоянии.

Покрутив головой, я заметила и Ханса, что стоял возле обернутых в саван тел и, судя по всему, совершал какой-то похоронный ритуал. Любопытство подмывало меня подойти и послушать, но с комтуром пересекаться мне хотелось меньше всего, да и собравшиеся в центре площади явно ждали меня — в конце-концов, кого еще им ожидать?

Я пошла в их сторону и заметила, как выражение лица мастера меча поменялось на удивление и беспокойство. Он в пяток очень быстрых шагов оказался возле меня и тихим шепотом потребовал, чтобы я надела шлем обратно, а потом поинтересовался, в чьей крови я успела измазаться.

— В доме мальчишка был, с умирающей собакой. В собачьей крови и измазалась, все нормально, — отмахнулась я от островитянина, и он, чуть помедлив и отстав на пару шагов, снова ускорился, кивнув.

Шлем я надевала уже практически рядом с Бернардом, вопросительно смотря то на Паэна, то на стоящих неподалеку женщин, что при виде меня сначала низко поклонились, а потом — потупили взгляд в землю.

— Что тут у вас? — Я продолжала рассматривать женщин, подмечая, что они хоть и привели себя в порядок, как могли, но у одной наливался синевой след от чьих-то рук на шее, выглядывая краем из-под ворота тулупа, у другой явно опухло ухо. Такие вещи легко не скрыть, как и испуганный взгляд, и то, как они вздрагивали каждый раз, когда мимо проходил кто-то из солдат...

— У нас тут все не очень хорошо, Ваше Высочество, — дипломатично подобрав слова, ответил мне Бернард. — Из деревни забрали весь скот, остались только кролики и куры. Мороженое мясо с ледников вытащили тоже. Остались сушеные грибы, яблоки, всякая прочая мелочь, какое-то количество земляных яблок, а зерна, в лучшем случае, на девятнадцать домов наберется три мешка.

Я слабо представляла, на какое время можно растянуть такое количество продуктов, однако понимала по контексту, что ситуация, мягко говоря, аховая.

— Варианты?

Бернард пожал плечами. Я нашла взглядом комтура, который как раз закончил свой обряд и отходил от трупов, поручая своим подчиненным помочь с выкапыванием ям на деревенском кладбище, дождавшись, пока он заметит мое пристальное внимание, я поманила его рукой.

Ханс подошел без охоты, но в глазах у него мелькнуло плохо скрываемое любопытство.

— Защитница веры?

— У них забрали большую часть еды. Того, что осталось, хватит ненадолго. Ваш монастырь может принять женщин с детьми?

Комтур ненадолго задумался и кивнул.

— Может. Но туда еще нужно добраться…

— Хорошо. Доберемся. Сопровождение мы возьмем на себя, вас я прошу поговорить с местными, объяснить, что стоит брать в первую очередь, и… Бернард, твои офицеры могут найти среди солдат тех, кто понимает в плотницком деле хоть что-то? Надо починить наш обоз, и придется позаимствовать у наших «копий» несколько коней.

— Впрячь в телеги?

— Да, вариантов немного. Нам придется везти детей, кроме того, среди женщин наверняка есть пожилые или, хуже, пострадавшие во время разбоя.

Ханс продолжал стоять рядом, прислушиваясь к разговору, и я поняла, что забыла его отпустить.

— Спасибо, комтур, можете приступать.

Мужчина, помедлив, развернулся на пятках и пошел в сторону домов, я же, ловя взгляд все еще топчущихся на месте деревенских дам, указала ему вслед рукой:

— Идите к брату-рыцарю, он вам все объяснит. Делайте, как он скажет.

Едва слышное «да, Ваше Высочество» было мне ответом — и женщины буквально рванули прочь от меня, по следам уходящего Ханса.

Тяжело вздыхая, я попыталась почесать щеку, но лишь поскребла пальцами шлем. Вот зараза…

— Ваше Высочество, нам придется задержаться в Кохше, — граф, дождавшись, пока мой унылый взгляд дойдет до его скромной персоны, снова заговорил, — армии необходимо отдохнуть, подготовиться к походу. Все продукты, включая птицу, нужно будет забрать. На подготовку к перевозке потребуется время.

— И сколько? — Я попыталась залезть пальцем под нащечную пластину шлема, чтобы почесать зудящее место, но латная перчатка не позволила провернуть этот фокус.

— Думаю, полутора суток хватит. Сегодня и до завтрашнего обеда солдаты будут отдыхать, потом — организационные дела, ремонт, подготовка обозов, отдых до следующего утра и выход. Есть другие распоряжения? — Бернард смотрел на меня, ожидая ответа и я качнула головой.

«Движемся в рамках срока, да и какой выбор-то у нас?»

— Нет, граф, действуйте, как сказали.

— С вашего позволения, я отдал приказ, чтобы ваши вещи доставили в бывший дом старосты. Теперь он пуст и подойдет для вашего отдыха лучше, чем что-либо еще.

— Хорошо, благодарю. Еще что-то?

— Никак нет, Ваше Высочество. — Граф коротко поклонился и отошел, оставляя меня с Харакашем.

Мастер меча, молча стоя позади все это время, оглядывался вокруг, словно бы выискивая что-то, а потом, посмотрев на меня, вздохнул.

— Я был когда-то в этой части Андарии. В здешних лесах полно дичи, а зимняя охота — это что-то особенное. Жаль, что мы не сможем устроить себе небольшое развлечение.

Про охоту я знала немного — муж нашего главбуха частенько туда ездил, с ее слов, и вроде бы даже ей это нравилось. Хвасталась, что к новогоднему столу он привез ей мясо дикой козы, и что все гости буквально вылизывали тарелки… еще хвасталась, что ездила сама, но не стрелять, а чисто ради природы.

«Воздух кристальный, снег на ветвях еловых лежит, небо высоко-высоко! Сидишь у костра, дровишки похрустывают, хлебушек с дымком ешь, а мужики где-то там в лесу… и тишина такая, благодать!» — рассказывала она, мечтательно возводя глаза к потолку.

5. Глава, в которой ожидания разбиваются о реальность

Всем известное выражение «встал раньше, чем проснулся» стало для меня в это утро больше чем просто словами.

Я подскочила на кровати от громкого, противного звука, словно кто-то лупит поварешкой по кастрюле, а потом поняла — действительно лупит, только не по кастрюле, а по котелку, и не кто-то, а мой личный тренер; в голове нарисовались исключительно кровавые картины.

Завернувшись в одеяло, я босиком вышла в горницу и, сверля лучащегося бодростью и жизнерадостностью островитянина взглядом, хрипло осведомилась, по поводу какого праздника сей утренний концерт. Осмотрев меня с головы до пят, Харакаш покачал головой и сказал, что один день отгулять он мне дал, ввиду «чрезвычайных» обстоятельств, но привыкать к этому не следует, потому если Ее Высочество изволит завтракать, то первым делом по плану идет омовение царственного лица и тренировка, а потом уже — вожделенная миска вчерашней ухи.

Наскоро умывшись из принесенного в мою комнату ведра чистой, студеной воды и сунув в рот местную «зубную щетку» — палочку из какой-то там особенной древесины, название которой я даже не пыталась запомнить, — я вопросительно уставилась на мастера меча, уже отложившего в сторону свои «музыкальные инструменты».

— По известной схеме, принцесса: разминка, пробежка, спарринг.

— А вода горячая будет? — отложив палочку для чистки зубов, жалобно спросила я, и островитянин кивнул.

— Все в доспехах? — Я направилась в комнату, чтобы переодеться, и мне уже в спину донеслось, что доспехи на пробежку надевать не нужно, только стегло.

Заправив кровать, я на скорую руку собралась и, уже выходя в горницу, поняла, что не так.

— А где Альвин? — Натягивая сапоги у двери, я подняла голову на Харакаша и увидела, как тот досадливо морщится. — Что-то случилось?

— Видимо, он все еще обижен на меня, — мастер меча повел плечами, — не стоит беспокоиться. Что может случиться с ним в деревне, посреди нашего войска?

Я кивнула согласно — Харакаш был прав, конечно... но мне не хотелось, чтобы между эти двумя возникали разногласия. Не так уж и много было людей, на которых я могла положиться, и не хватало еще, чтобы они друг с другом переругались.

Дорожку для пробежки мне, оказывается, уже проложили. Судя по всему, островитянин попросил пару солдат сделать несколько кругов вокруг деревни, наверняка поделившись с ними за это глотком из своей фляжки. Размявшись под бдительным оком наставника, я потрусила по утоптанному снегу. Мысли мои блуждали вокруг вчерашних предложений касательно безопасности сопровождаемых нами женщин и предстоящего разговора с Бернардом, потому я не сразу поняла, что выходящая из неприметного дома на окраине фигура солдатской наружности — Альвин. А когда поняла, то уже практически пробежала мимо. Сворачивать шею и высматривать, к кому наведывался оруженосец, мне казалось чем-то несолидным, но все решилось само собой. До моих ушей донесся знакомый девичий голос. «Дора!»

Сворачивая за угол дома, я чувствовала странную обиду и, одновременно с этим, ощущала себя конченой дурой, потому как, рассуждая трезво, я к Альвину испытывала исключительно дружеские и, что скрывать, эгоистично-собственнические чувства. Я привыкла, что он всегда рядом, алеет кончиками ушей и преданно исполняет приказы. Носит мне воду, варит вечерний отвар, помогает с доспехами и восхищенно смотрит. Даже свою «фантазию» под действием той ночной твари я воспринимала как случайность, логично вписавшуюся в обстановку. «Нет, ну а кого мне было подозревать в топтании рядом с моим шатром, Харакаша?»

Мозг услужливо подкинул события той ночи, заменив действующее лицо, и я, споткнувшись, чуть не улетела с утоптанной дорожки в сугроб. «Только этого мне не хватало!»

Когда я второй раз пробегала мимо дома Доры, то застала девушку за колкой дров. Она, завидев меня, опустила колун и, помедлив, согнулась в поклоне, очевидно, решив, что не стоит при возможных свидетелях панибратствовать с принцессой. Я махнула ей рукой, чтобы не сбивать дыхание, и продолжила свой путь — Дора мне нравилась, никаких причин испытывать к ней неприязнь не было, и уж тем более совершенно не мое дело, кого она пускает в свой дом и, возможно, постель. Даже если это — мой оруженосец.

Размышляя таким образом, я пробежала мимо тренера, за что получила снежок в спину.

— Надевай доспехи и приступим, — без предисловий объявил Харакаш и отошел, взмахом руки указывая на меня Альвину, что уже переминался с ноги на ногу рядом с полным комплектом моего обмундирования и простым «тренировочным» одноручным мечом.

Быстро облачившись в уже привычную броню, я надела шлем, взяла меч и вдруг поняла, что в некотором отдалении от Харакаша, стоящего среди сугробов, вместо привычной утоптанной заранее площадки, чего-то ожидает еще пара солдат.

Заметив, что я готова и опасливо подхожу к нему, мастер меча поманил рукой топчущихся воинов.

— Напоминаю для тех, кому частые удары в голову отшибли память! Атаковать в полную силу, удары не тормозить! Я буду рядом, опасные моменты подстрахую, но если увижу, что халтурите, то до самого конца нашей кампании будете бегать по утрам вместе с Ее Высочеством, уж поверьте, с Бернардом я договорюсь.

«Мне хана…» — только и успело пронестись в голове, прежде чем Харакаш указал пальцем на одного из солдат, а после — на меня.

— Первый пошел!

Я встретилась взглядом с мужчиной и поняла, что тот преисполнен мрачной решимости избежать утренних оздоровительных процедур и щадить меня не станет.

Харакаш, держась по левую сторону, в каком-то шаге от меня, подстегнул приблизившегося воина коротким «Ну?!», и я едва успела отразить удар, приняв его на середину клинка и тут же чувствуя неприятную отдачу в локте.

— Ты что, палку держишь?! — Хлесткий окрик пробудил во мне какие-то воспоминания, и я, нервно дернув запястьем, попыталась отвести оружие противника в сторону. — А ты — как беременная с… самка собаки, если все воины, едущие с нами, такие, то лучше утопиться в ближайшей реке.

6. Глава о тонкостях командной работы

— …поперлась?! — Вернувшийся в дом мастер меча не спешил делиться новостями. Он весьма красочно прошелся по моим умственным способностям, а после, воздев руки к потолку, завершил это риторическим вопросом.

Мне было одновременно и смешно, и грустно, и даже немного страшно, особенно в начале, когда обуреваемый гневом островитянин молча влетел в дом, хлопнул дверью и принялся носиться по горнице, как алчущий крови зверь. Благо выпускал пар он таким образом недолго, а то я всерьез начала переживать за случившееся и за свою жизнь. Один раз он мне нож к шее уже приставил, с него станется… А когда на тебя орут, причем используя весь богатый запас саркастических и порой непереводимых выражений, но понимаемых по интонации на каком-то интуитивном уровне, за свою жизнь как-то уже меньше переживаешь. Орут, значит, как минимум, настроены на диалог!

— На этот вопрос надо отвечать? — Я убрала одну ладонь от лица, глядя на Харакаша правым глазом. — Мне очень стыдно. Да. Я очень глупая принцесса, которой только что чуть не сделали лишнее отверстие в голове. Да. Моему мозгу это бы не повредило, потому как его там в тот момент не было, да. Ты абсолютно прав. — Убрав вторую руку, я постаралась сделать максимально серьезное лицо, но, очевидно, мастер меча имел некий опыт в физиогномике... или, может быть, я была недостаточно убедительна.

— Ты еще и смеешься? Да десяток минут назад твои мозги…

— Которых нет, — вставила я. Харакаш поперхнулся, глядя на меня своими аж прозрачными от гнева глазами.

— Кого нет?

— Мозгов, — честно ответила я. Островитянин на мгновение задумался, потом со стоном хлопнул себя по лицу. «О, вот мы и дошли до фейспалмов…»

Альвин, стоящий у дверей, позволил себе хмыкнуть, и я мысленно его перекрестила, ведь такой, казалось бы невинный, звук моментально перетянул внимание островитянина на себя.

— Ты что-то хочешь сказать? Может быть, где ты шлялся, пока наша принцесса бродила по деревне без какой-либо защиты?

Альвин, ошалело уставившись на мастера меча, попытался что-то возразить, но, у островитянина, судя по всему, накипело.

— О, Туманный, неужели я мало искупил свою вину перед тобой? За что ты мне послал этих двух выброшенных в шторм на берег?!

Пока Харакаш как-то странно и не обидно ругался, Альвин перебазировался ко мне поближе, не исключаю, что для того, чтоб прятаться за меня в случае чего.

— А чего он про выброшенных? — шепотом поинтересовалась я у своего оруженосца.

— Это он назвал нас морскими львятами. Или мальками, я не уверен, у островитян очень расплывчатые ругательства, — пояснил тот.

— Хочешь, чтобы я не расплывчато поругался?! — Харакаш саркастично осклабился и я решила перейти в наступление.

— А сам-то ты где был, пока твоя принцесса бродила по деревне без какой-либо защиты?

Мастер меча уставился на меня, то ли восхищаясь такой наглостью, то ли потеряв дар речи от нее же. Потом махнул рукой, показывая, что конфликт исчерпан.

— Так, ладно. Ваше Высочество, надевайте доспехи, мы поймали ваших неудачливых убийц.х-разговорчивый. Поможете с допросом.

«Я? Помогу с допросом? Каким образом-то? О нет…» — до меня дошло: Харакаш не знает о том, что я потеряла «родовое» наследие Латиссов, и рассчитывает, что смогу определить, когда пойманный будет лгать!

— Харакаш, нам надо поговорить! — Я резко вскочила, отмахиваясь от Альвина с кирасой. — Альвин, выйди за дверь и проследи, чтоб никто не мог подслушать!

Мой телохранитель, чуть помедлив, подчинился. И как только дверь за ним закрылась, я, схватившись за голову, под удивленным взглядом островитянина упала обратно на лавку.

— Я не чувствую ложь! — трагическим шепотом сообщив это оторопевшему от такого поворота мастеру меча, я нервно задергала себя за косу.

— В смысле — не чувствуешь?

— В прямом! Очевидно, это как-то зависело от настоящей Эвелин, от ее души, а не от ее тела!

— А еще позже сказать об этом ты не могла? — Харакаш ответил мне злым шепотом, отчего я гневно фыркнула и сообщила, что если бы не собака, он бы вообще ходил и не подозревал ни о чем до сих пор. Мастер меча нахмурился еще сильнее, и я, понимая, что это очень плохой аргумент в сложившейся ситуации, так же шепотом извинилась.

— Так что делать-то?

Островитянин сделал пяток быстрых шагов вдоль стены, сначала в одну сторону, потом — в другую.

— Скрывать долго не выйдет, поползут слухи, а нам это не нужно. Скажи, что ты обменяла дар рода на дар божества. Среди андарийских аристократов с сотворения мира не было защитников веры — они все были выходцами из простых семей, так что уличить тебя во вранье будет некому, — наконец предложил Харакаш, и я задумчиво закусила губу.

— А комтур?

— А что комтур? За все надо платить, и божествам в том числе. Что он тебе скажет? Пошли его… к Ней. За ответами на все имеющиеся у него вопросы. — Островитянин ядовито усмехнулся, я решительно кивнула.

— Хорошо. Альвин!

По всей видимости, мой оруженосец был достаточно честен, чтобы отойти от двери на почтительное расстояние, потому как Харакашу пришлось самому подойти к дверям и, распахнув обе, из горницы и из сеней, позвать Альвина внутрь дома.

— Помоги принцессе облачиться в доспехи, и идите к горелому дому, что напротив колодца. — Островитянин смерил нас пристальным взглядом, мы оба послушно кивнули в ответ.

Харакаш вышел, а мы принялись за доспехи. Оруженосец подозрительно на меня косился, но молчал, а я гадала: догадывается он о чем-то или же просто пытается понять, что за тайны у нас с мастером меча?

Конечно, нервы мои были натянуты, как струны на гитаре, — допросы я себе представляла только по старым советским фильмам, да еще по творчеству небезызвестного Тарантино. Коктейль так себе, скажу я вам: кинематограф мало чем мог помочь в данной ситуации, потому как я не являлась ни отважной советской шпионкой, ни суровым мафиозным боссом. Что ждало меня в обгоревшем доме? Представлялось расплывчато, но в весьма мрачных тонах. Оно и не удивительно — меня пытались убить меньше получаса назад, и тот, кто в этом, к счастью, не преуспел, должен был понести наказание, рассказав перед этим все, что знает. Мне оставалось надеяться, что пленник окажется не самым стойким и достаточно сговорчивым — я точно знала, что не выдержу зрелища пыток.

7. Глава о меде, зависти и гордыне

В поселении царило оживление. Как и говорил Бернард, началась подготовка к сопровождению оставшихся женщин Кохши, и все умеющие худо-бедно держать плотницкие инструменты в руках принялись за починку телег, укрепление обозов и сбор новых, для нужд «переезжающих». Мне же в этом всем была отведена простая участь — сидеть смирно и не мешать рабочему процессу. Впрочем, было бы странно, если б принцесса взялась за молоток или пилу.

Конечно, просто сидеть без дела мне никто не дал — комтур, убедившись во вполне приемлемом состоянии тела и духа, взялся за мое обучение. И пока вся деревня напоминала разворошенный кем-то пчелиный улей, я сидела в доме, чинно сложив ручки на коленях, и внимательно смотрела на находящегося по другую сторону стола Ханса.

— Обучение послушников начинается с основ храмового наречия, но, очевидно, с тобой мы эту часть пропустим. Хоть и не ясно, откуда ты его знаешь, главное, что оно тебе известно … — (перейдя в статус “наставник-ученик”, мы решили отойти от официальных выканий)

— Прошу прощения, комтур, но я не согласна. Я понимаю его, но понятия не имею, как говорить на нем самостоятельно. — Воздев указательный палец к потолку, я отрицательно покачала им, подчеркивая важность своих слов. Ханс нахмурился, выразительно пошевелил бровями, обдумывая услышанное, и тяжело вздохнул.

«Да, вот такая незадача, досталась тебе ученица, черт-те что и сбоку бантик».

— А все предыдущие Защитники обучались в храме? — Вопрос терзал меня уже достаточно давно. Харакаш говорил, что все божественные протеже до меня были из простого народа. Из книг я узнала о том, что Коррин был храмовником, но больше ни о чьей родословной упоминания не было.

Мой вопрос явно вызвал затруднения у Ханса — он, задумчиво прищурившись, посмотрел куда-то сквозь меня, замолчал на добрые две-три минуты, потом медленно и очень неуверенно качнул головой.

— Если память не подводит меня, только трое, кроме Защитника Коррина, обучались при храмах Светозарной.

— Получается, что не все знали храмовое наречие? — Меня не покидала мысль, что все это как-то не сходится. «С одной стороны, это наречие — важная часть, этакий ключ к способностям, дарованным божеством. С другой стороны, им явно владели не все. Или же его можно изучить где-то в другом месте?»

Комтур вздохнул.

— Об этом доподлинно неизвестно, Защитница. Я могу только сказать, что в летописях зафиксированы случаи использования божественных сил всеми Защитниками веры, каких знала история нашего народа. Несколько из них были даже неграмотны, так как вышли из простого люда. Ирнаот, например, был землепашцем, а Лиам — рыбаком, так что говорить об их знании храмового наречия с уверенностью я не могу. С другой стороны, вы же знаете его откуда-то?

Испытующий взгляд моего нового наставника, что словно бы не был еще до конца уверен в моих умениях, заставил недовольно поджать губы. Комтур являлся невероятно ценным союзником и хорошим источником знаний и умений, но с ним приходилось быть очень осторожной. Постоянное ощущение танцев на скользком льду, необходимость соответствовать какому-то образу, который я еще не до конца сама понимала, — это все лишь добавляло нервозности.

— Откуда-то знаю. Единственное, что я могу предположить, так это вмешательство Светозарной. Она… — Я задумалась, припоминая нашу единственную «личную» встречу в храме. — Что-то сделала со мной. Разобрала и собрала заново. Даже не знаю, как это объяснить иначе, Ханс.

Очевидно, удовлетворившись моей «откровенностью», храмовник важно кивнул.

— Возможно, в тебе, Защитница, таится еще множество вещей, о которых мы даже не подозреваем. Пути Ее неисповедимы.

Я молчала, старательно контролируя выражение лица, уж больно фраза про пути повеяла на меня «домашними» религиями. Но, хочешь — смейся, а хочешь — плачь, боги этого мира были явно куда реальнее богов моего мира. Или, по крайней мере, точно активнее — сейчас я была готова усомниться даже во всем том, что знала до этого про свой родной мир. И именно из-за этой активности и возникли все мои проблемы…

На удивление Ханс оказался хорошим учителем. Впрочем, почему на удивление? Если я правильно все понимала, он действительно готовился к тому, чтобы обучать. Если не новоявленного защитника веры, то молодых храмовников.

Принеся мне сшитую из бумажных листов тетрадь — вещь явно непростую и недешевую — и, о чудо, почти настоящий карандаш, он счел необходимым чуть снисходительно пояснить мне, что это за «писало», с таким изумлением я смотрела на широкий графитовый стержень, помещенный в трехсторонний корпус из дерева. В ответ уже я посмотрела на комтура, не скрывая выражения «ты что, за дуру меня держишь?» на лице.

— Я просто удивлена, что у комтура есть… писало, а в королевском замке оно не в ходу. — Слово «карандаш» тут явно отсутствовало в обиходе, и я решила не щеголять подобными словечками при Хансе.

— О, хм… — Кажется, храмовник чуть смутился. — Это действительно редкая вещь, и я подумал, что тебе она не знакома. У меня есть один друг, он считает себя обязанным мне и взял на себя обязанность снабжать комтурских писарей писалом из Империи. Я беру себе по два из каждой его посылки и думаю, что сейчас его применение будет уместно.

«Ого, у комтура есть друзья в Империи? Или это карандаш из Империи, а друг — из другого места? Всё любопытственнее и любопытственнее!»

Обучение храмовому наречию пошло достаточно споро. Меня не покидало странное, навязчиво зудящее где-то в подкорке ощущение, что я словно бы вспоминаю что-то известное, просто хорошо забытое. Комтур откровенно радовался, что не приходится по тысяче раз объяснять прописные истины, и хотя мой почерк он честно назвал «совершенно непригодным для книгописи», но тут же уточнил, что мне вряд ли придется этим заниматься когда-либо, а значит, не о чем и беспокоиться — надо радоваться тому, что уже есть.

За изучением алфавита и азов письменной науки время пролетело достаточно быстро. Вспомнила я об этом лишь тогда, когда в облюбованную нами хату ввалились, стряхивая с себя снег, Альвин и Харакаш, впуская следом морозный свежий воздух. Обернувшись на них, я разом ощутила, как свело и спину, и шею, и правую руку. В позвоночнике что-то хрустнуло, и храмовник, вздохнув и покосившись на шумно фыркающих и разувающихся мужчин у дверей, объявил, что на сегодня занятия окончены.

8. Милость Её

8. Глава о гордости и наказании

В сознание врывались звуки, накатывая, как штормовая волна на беззащитное побережье, а после я, с трудом открыв глаза, увидела внизу землю и массивное конское копыто.

Руками нашарив укрытую латами шею коня, я вцепилась в нее, подняла свое тело, приняла сидячее положение и ошалело завертела головой, оглядываясь вокруг, непроизвольно шмыгая носом.

Грохот в ушах постепенно стихал, сменяясь звуками происходящего — плачем, причитаниями, смехом… Сквозь мутную пелену передо мной предстали деревенские жители. Еще мгновение назад желающие растерзать Ханса на клочки, сейчас они явно были настроены куда более миролюбиво, и, кажется, их мало волновал окружающий мир. Люди обнимались, что-то говорили друг другу, словно каясь в грехах, кто-то плакал в одиночестве, осев на землю, кто-то смеялся, воздев глаза к небу. Это казалось настолько странным, противоречивым и неправильным, что меня прошиб озноб.

Снова шмыгнув носом, я тряхнула головой, пытаясь осознать случившееся, и в этот момент меня грубо схватили за плечо.

— Принцесса, это было лишним! — Бесцветные глаза островитянина полнились беспокойством, что резко контрастировало с недовольством в голосе. Он окинул взглядом мое лицо и, скривившись, протянул мне край моего же плаща. — У тебя кровь из носа. Как ты себя чувствуешь? Что помнишь последнее?

Подобрав повод моего коня, Харакаш повернул свою кобылку, и Гаратэ двинулся следом. На вопрос мастера меча я ответила с некоторой задержкой.

— Я… как пустая ваза. — Проведя грубой тканью по носу и рту, я с огорчением увидела, как темными пятнами на шерсти расплывается кровь, и, чуть не завалившись в сторону от внезапного головокружения, вцепилась в переднюю луку[1].

Сравнение с вазой пришло мне в голову неспроста — ощущение странной пустоты в груди царапало, зудело, как заноза, не давало сосредоточиться на чем-либо.

— Я помню Ханса. И толпу, которая хотела его разорвать. Я попыталась применить «Песнь Принятия», а дальше — провал…

— Не попыталась, а применила. Кажется, пробило даже храмовников, хотя они держатся, конечно, лучше, чем деревенские. — Харакаш кивком указал в их сторону, я же отвернулась, испытывая стыд и одновременно легкий ужас, пополам с восторгом от того, что сделала.

«Я сумела использовать силы!»

— Ты потеряла сознание на пару-тройку мгновений. Судя по всему, потратила за раз слишком много Ато.

— Есть пострадавшие? — Наконец вспомнив, что вроде как главная тут и должна переживать о жителях королевства, я с некоторой опаской задала этот вопрос. «Песнь» была попыткой избежать жертв, и если все пошло не так…

— Только гордость Ханса. Брат-рыцарь взят под стражу — вытащили прямо из-под копыт Гаратэ. Да вон он…

Я повернула голову туда, куда указывал островитянин, и наткнулась на гневный, полный какой-то звериной ярости, взгляд комтура. Не вырываясь из рук ведущих его рыцарей, он повернул голову и неотрывно следил за мной взглядом.

— А я предлагал его… — не договорив, Харакаш вздохнул и посмотрел на небо. Я же отвернулась, пытаясь избавиться от ощущения, что совершила — или все еще совершала — огромнейшую ошибку.

«Ну хоть с кем бы посоветоваться... Спросить, а как надо, как правильно все это делать. Стоять и смотреть, как он сворачивает старику шею? Отдать комтура на суд толпы? Принять его сторону в хладнокровном убийстве, потому как он — храмовник и несет знамя веры?»

Мы приблизились к небольшому отряду, что выехал с нами к Роне. Одного короткого взгляда на их лица мне хватило, чтобы понять, насколько я «переборщила» с использованием сил. Альвин алел, как маков цвет, отводил глаза, смотря куда угодно, лишь бы не в мою сторону. Граф был настолько глубоко погружен в мысли, что даже не сразу заметил мое приближение, а заметив, еще некоторое время смотрел на меня так, словно забыл, кто я есть.

— Ваше Высочество, у вас кровь! — Бернард, наконец, отмер. За ним следом «ожили» и остальные рыцари, кто переглядываясь, кто отводя взгляд от брата по оружию. — Что с вами? Позвать лекаря? Что нам делать?

Он был обескуражен и подавлен и ждал от меня конкретных приказов… «Но если бы я сама знала, что нужно делать в таких ситуациях! Ладно, попробуем разбить большую проблему на множество маленьких».

— Со мной все в порядке. А по поводу дел... Комтура поместить под стражу. Он будет представлен перед королевским судом и наказан по всей строгости. — Я поморщилась от собственной формулировки. Не имея ни малейшего понятия о том, что в этом мире полагалось — «А полагалось ли?» — за убийство, тем более, что убийство было социально неравным и далеко не в пользу убитого, мне предстояло этот самый королевский суд вершить. Приятного мало, а шансы накосячить росли в геометрической прогрессии!

— А с деревней?..

Я бросила косой взгляд за плечо, на едва только начавших успокаиваться жителей Роны, и снова повернулась к графу.

— Действуем по плану. Проследите, чтобы мы получили ровно то, что потребовали в начале. И… если у убитого была семья, с нее брать ничего не нужно. На их долю и так хватило бед.

Граф кивнул, принимая мои ответы, после чего парой коротких приказов разделил наш маленький отряд на две части, и вот уже я, во главе одной половины, ехала к основному составу войска, физически ощущая, как в меня, где-то между лопаток, упирается тяжелый, колючий взгляд взятого под стражу комтура.

Кровь с лица я худо-бедно оттерла, насколько это можно было сделать, не сняв шлема. Харакаш ехал рядом, обеспокоенно поглядывая в мое лицо, поигрывал желваками и явно хотел завести разговор, но останавливал сам себя. Я была ему благодарна — в душе зрело ощущение неминуемо приближающегося дерьма, чувство опустошения никуда не исчезло, а в голове не было ни единой дельной мысли. Какие тут разговоры в таком состоянии?

Добравшись до лагеря, я сразу заметила нездоровое оживление в стане храмовников, стоило тем увидеть, как их командующего ведут под белы руки и, заковывая в кандалы, крепят цепью к одному из обозов. Охранявшие комтура не давали храмовникам подойти к нему, и становилось ясно: еще чуть-чуть, и ревнители веры попытаются перейти к активным действиям.

Загрузка...