После очередного ночного дежурства я «заступил» в отдыхающую смену на пыльный полосатый матрас, валявшийся на песчаном полу в нашем СПСе. К полудню, меня подняли и вытолкали в заспанном состоянии на жару, то есть на пост наблюдения. Выполз я из СПСа на четвереньках, поднялся, разогнулся, обнаружил, что ноги мои болели, будто их оттоптали слоном. Или отбили станиной АГСа. Из-за неприятных ощущений я захотел покурить, похромал в скалы, нашёл тенёчек под каменными пластами, напоминающими полуразрушенный панцирь гигантской черепахи. Улёгся, вытянул побитые синяками ноги, засунул обе руки в карманы брюк по самый локоть. В каком-то из карманов валялся расплющенный коробок спичек. Спросонья я не помнил в каком именно.
- Шары гоняем? – Надо мной возник Бендер со своей ехидной улыбочкой.
- Очень остроумно. И очень свежо. Очень свежая мысли струя.
- Очень или не очень, а я кое-что придумал.
- Ну?
- День рождения у тебя скоро.
- С хрена ли скоро? Неделя ещё.
- А для того, чтобы брага выстоялась, сколько надо?
- Подожди, - я нащупал в кармане расплющенный коробок, вынул, начал чиркать спичкой о почти истёртый бок. - Давай ещё раз и помедленнее. Меня поднять подняли, а разбудить забыли. У меня, из-за вас, из-за всех, голова квадратная.
- Ну, смари. Что надо сделать, чтобы сделать дрожжи?
- Надо стать Господом Богом, пых-пых-пых, - я подкурил сплющенную, пропитавшуюся пОтом сигарету. В нагрудном кармане гимнастёрки она сделалась рыжей и противной. Но я всё равно хотел её покурить, потому что, альтернативы не предполагалось.
- Надо сделать митохондрии и хлоропласты, надо сделать фотосинтез, надо сделать растения, которые в хлоропластах будут проводить фотосинтез и выстраивать целлюлозу. Потом надо сделать ферменты, которые развалят целлюлозу на моносахара. Потом надо сделать бактерии, которые будут вырабатывать эти ферменты. После этого можно делать дрожжи. Если сделать по-другому, то дрожжам будет нечего жрать, и они загнуться, не успев появиться.
Лицо Бендера сначала вытянулось в «пятачину недоумения», затем по ней промелькнула гримаса гнева. Потом Бендер совладал с собой, вернул ехидную улыбочку на прежнее место.
- То есть, ты браги на свой день рождения не хочешь?
- Почему не хочу? – Пых-х-х… Облако никотинового дыма лениво поплыло в голубое Афганское небо. – Очень сильно хочу.
- А зачем тогда выпендриваешься?
- Я не выпендриваюсь. Пыхх. Ты спросил, что надо сделать, чтобы сделать дрожжи. Я сказал – что надо сделать, чтобы сделать дрожжи.
- Вот скажи, ты - дурак?
- Нет. Пыхх.
- Ты браги на свой день рождения хочешь?
- Да. Пыхх.
- Тада, смари! – Бендер присел на корточки, начал растопыренными пальцами изображать перед моим лицом манипуляции:
- Вертолёты летали, тр-р-р-р-р-р-р, прямо над нашим постом! Факт? – Факт! Накидали сухпай на минное поле. Факт? – Факт. В сухпаях бывает сахар. Факт? – Факт! Вопрос только с дрожжами. Но ты же у нас химик. Факт?
Конечно, факт. И существовал ещё один неопровержимый факт. Он заключался в том, что мы с Герасимовичем должны были сделаться узбеками, если хотели сходить за дрожжами вниз, на хлебозавод. Потому что, там окопалась узбекская диаспора. Ну, либо нам требовалось взять с собой узбека. Узбек на Зубе Дракона был один. Сначала их было два, но сержанта Бузрукова отправили домой на дембель. Остался Азамат Султанов. Я попытался представить картину, в которой Хайретдинов отпустил бы с поста №12 меня, Бендера и Азамата, чтобы мы сгоняли в ППД, зашли на хлебозавод, купили (стырили, отняли, выменяли – какая разница) пару брикетов хлебных дрожжей. Чтобы потом сделать на Зубе Дракона брагу, выпить её, и сделаться пьяными. Как можно было представить себе такой кошмар? Я не смог, и Хайретдинов навряд ли смог бы. Поэтому я не хотел идти к нему объясняться на эту тему. Как говорили у нас в Белоруссии – «нема дурных» рисковать здоровьем.
- Но ты же у нас химик. Факт?
- Факт.
- Что тебе надо, чтобы ты сделал дрожжи?
На высоте 2921 я пыхтел в синее Афганское безоблачное небо дымом от вонючей, потной, сплющенной «Донской» сигареты. Думал, каким образом энергию Олега можно было бы использовать в мирных целях, ибо в направлении бухла его мозги работали, как у гроссмейстера. Недаром говорят, что, когда хохол родился – еврей заплакал. Ну, правда от прапорщика я слышал, что еврей заплакал, когда татарин родился.
- Вот, смари. – Бендер перестал летать перед моим лицом вертолётами. Начал считать на пальцах:
- Чтобы сделать брагу надо три штуковины: сахар, вода и дрожжи. – Бендер загнул перед моим лицом три пальца. – Сахар, вроде, как бы, у нас, типа, есть. Он валяется на минном поле. Вода теперь тоже есть. Осталось лишь раздобыть дрожжи.
С рассуждениями Олега было трудно не согласиться. Воду мы приловчились таскать на пост из ближнего источника каждое утро. Вместе с АГСом нам вертолётом доставили два трёхсот литровых бака. Один сбросили, как водится, на минное поле. Он там застрял между скалами. Будем считать, что это жертва, отданная богу ПМНок. Второй бак свалился, более или менее, на вертолётку. Его помяло немного об булыжники, но на скорость, как говорится, это не влияет. Этот бак мы установили на Третьей точке и заполнили водой примерно наполовину. Значит в нём имелось сто пятьдесят литров воды. А завтра поутру, пока не навалилась жара, очередная группа пойдёт и принесёт ещё шестьдесят или семьдесят литров. Хватит нам для браги. Тем более, что с появлением бака прапорщик перестал контролировать суточное потребление воды. Мы в любой момент приходили к баку с фляжкой или кружкой и беспрепятственно набирали воды, сколько требовалось, чтобы напиться «от пуза». Это очень радовало, а значит могло порадовать и дрожжи, необходимые для изготовления бражки.