26 суток с тобой

Пролог

Раз, два, три. Девочка, беги.

– Гордей, выпусти меня, я передумала!!! Выпусти! Живо выпусти!

Он смотрит на меня столь странно, что все внутренности сводит жуткий болезненный спазм. Я знаю, что перегнула. Знаю, что больше некуда бежать. Наконец нужно сделать чёртов выбор. Но сейчас больше всего на свете я хочу оказаться у себя в комнате, а не в этом проклятом ненавистном доме. Лежать с закрытыми глазами, натянув покрывало на голову, и тихо плакать себе под нос…

Плакать, не сдерживаясь, потому что я его буквально ненавижу!

Вероятно, он бы снова обозвал меня нытиком, и возможно был бы прав, но как справляться с эмоциями, когда вся жизнь рушится на твоих глазах как грёбанный карточный домик!

– Ты помнишь, что выйдя отсюда, больше никогда меня не увидишь. Помнишь, Жарёха?! Ты это помнишь, блядь?! – остервенело кричит он, утирая с лица капельки воды и крови, а потом достаёт с верхней полки маленькую шкатулку, откуда вынимает злосчастный ключ.

Так вот, где он всё это время его прятал…

Услышав желанное бренчание в воздухе, ещё сильнее перехожу на дрожь.

Мускулистая загорелая рука протягивает его мне, а я трясусь, зависая в четырёх метрах от него. Вот она – свобода. Хватай и беги. Беги и несись со всех ног! Это самое разумное, что ты можешь сделать, Милана!

Но я не могу…

Не могу…

Стою, как вкопанная, и не могу даже шевелиться. Язык прилип к нёбу. Сердце стучит как бешенное и расходится по швам. Мороз, что пробегал по коже, становится камнем и начинает причинять физическую боль. Я костенею у него на глазах. Покрываюсь твёрдой корой. Очерствляюсь.

Пока внутренний голос упорно твердит мне обратное.

Будь мягче…Будь нежнее…Будь ему всем, как и было раньше.

Я ведь не смогу без него…

Гордей…Мой Гордей Яровой…Мой Гор-Яр…

Моё Яркое Солнце, а я его Жар-птица…

Когда мы ругаемся, он называет меня этим дурацким «Жарёха», да выплёвывает это так пренебрежительно, что я ненавижу свою фамилию!

Тринадцать лет. Мы дружим тринадцать лет. Он – мне брат, он – мне друг. Он мне – всё.

Как я могу отказаться? Как могу уйти и бросить его здесь?

Даже если сгорю рядом с ним дотла, не оторвусь. Мы физически связаны.

Как же он может?! Как может, чёрт возьми?!

– Зачем ты это придумал?! – налетаю на него с кулаками. – Зачем ты всё сломал?! Зачем ты всё это устроил!? Ты хоть понимаешь, что всему конец?! Нашей дружбе конец! Всему!

Его нервно трясёт, а на фоне этого вырывается дикий смешок, прерывающий мои крики своим осуждением.

– Да не было, блядь, никакой дружбы! Дура, какая же ты дура, Лана! Её, нахуй, никогда не было, и ты это знаешь!

По щекам бегут слёзы. Сдерживаться больше не имеет смысла.

Зачем? Почему? Зачем он так говорит?

Господи, как же больно.

В ушах звучит могильный звон. Похороны наших тринадцати лет…

Я держу в руках венок нашей с ним дружбы, умираю, задыхаюсь, скольжу в пучину пропасти и не могу остановиться.

– Я всегда тебя любил, всегда был рядом, как ретивый щенок. Но больше нет, Ланка…Я больше не вынесу. Ты сожрала мне весь мозг! Вынула, сука, сердце! Сломала меня хуже, чем тот конструктор, который мы, блядь, так и не смогли собрать. Во мне деталей не хватает, ты всё поломала! Всё, блядь! И не строй из себя невинную овечку, не строй, слышишь?! Хочешь уйти – вали! Вали к своему грёбанному Алёшеньке, и пусть он приходит, когда тебе плохо. Пусть он подтирает тебе сопли, пусть, сука, хоть раз поймет, какая ты внутри и в край ебанётся, как это сделал я!

– Заткнись! Заткнись!!! Заткнись!!! Как же я тебя ненавижу! – сношу его с ног и начинаю лупить кулаками. Не смотрю куда бью, наверное, он намеренно падает, чтобы я сильно не поранилась, как и всегда. Ведь я физически не могла бы его уронить. Я в два раза меньше его. Он придерживает меня на себе, лёжа на полу, а я всё продолжаю наносить нисходящие удары. – Ненавижу тебя, Гордей! Ты – сволочь! Будь проклят тот день, когда мы встретились!

– Взаимно, нахер, Милана! Взаимно! – его ладони срастаются на моей пояснице. Я слышу всхлипывания, но ещё не понимаю, что их издаю я. Опадаю корпусом на его литые мышцы. Уткнувшись носом в его до нитки промокшую футболку, бесцеремонно заливаю её слезами и соплями. От каждого нового свистящего вдоха, дышать становится всё сложнее, хоть пространство вокруг и заполняет мой любимый запах. Запах, от которого я успокаиваюсь. Аромат Гордея, кофе и мятной жвачки. Чудовищный коктейль, рецепт личного забвения.

Это жестокий лабиринт. Мы в нём вместе…Нам просто нужно как-то выбраться…

Плечом к плечу, бок о бок, как и раньше… Прикрывая друг друга, спасая, защищая…

Если он уйдёт от меня, если мы перестанем общаться – я умру…

Липко…Как же мне липко представлять, что он может просто бросить меня. Что он может не разговаривать, что он может игнорировать. Уйти…

От меня…

Глава 1.

Первый раз в первый класс, блядь.

Солнышко (Яр)

Помню, как первые лучи утренней линейки нещадно лупят мне в глаза. Отчаянно стараюсь поймать хоть какую-то тень. Держу в руке огромный букет ярких цветастых отростков, пытаюсь рассмотреть трибуну, с которой доносятся, казалось бы охуеть какие важные, напутствия и наставления, но теперь в глаза лезут только два огромных розовых банта, которые заслоняют собой всё пространство перед моим лицом.

Что это? Зачем так много розового? Нахрена?!

– Привет, – здоровается со мной мальчишка справа. Первый мой добрый друг Ванька Зарецкий, который после третьего класса уйдет в другую школу, и мы станем редко видеться, но ровно до третьего будем не разлей вода. Ну, почти… – Меня Ваня зовут, а тебя?

– Гордей, – пожимаю его ладонь, небрежно толкнув букет в другую руку, чем случайно задеваю спину впереди стоящей девчонки.

– Ай! – вскрикивает так, словно я ей леща вломил, а всего лишь немного цветы об неё помял. Подумаешь, великая беда.

Но она смотрит так, будто убить меня хочет.

– Аккуратнее! – звучит писклявый голос, и девчонка показывает мне язык.

Язык, вашу мать! Это ещё что такое?

То, что мы с ней якобы будем учиться в одном классе под буквой «А» меня ничуть не смущает, я тут же, недолго думая, дёргаю её за один из дурацких каштановых хвостиков, и она вскрикивает, задушено фыркая и оборачиваясь на меня с видом ночной фурии.

– Да я тебя сейчас! – только и успеваю услышать.

Девчонка вцепляется в меня маленькими ручищами и начинает колошматить так, как будто и не девчонка вовсе, а крепкий такой боевой карате-пацан в юбке. Только и успеваю уворачиваться. Не бить же её в самом деле. Ладно за хвост дёрнуть…Но остальное…

Мой букет беспощадно направляется на землю и топчется её лаковыми белоснежными туфельками. Тут и я иду в бой, срывая лямку её рюкзака прямо с хрупкого плеча со свистом.

Она же наваливается на меня следом, дети вокруг кричат. Родители растаскивают нас. Учителя в шоке. Так мы в первый раз срываем школьную линейку.

Сидим у входа в кабинет директора, пока наши родители выясняют отношения внутри, и оба задумчиво глядим в пол, вздыхая.

Я весь грязный. Она тоже, да вдобавок в рваной одежде. Неожиданно одновременно поворачиваем друг к другу головы. Смотрю на неё, а она на меня. Поджимает пухлые губки и не моргает. Я же, кажется, слепну…

– Тебя как зовут, Наруто? – интересуюсь, пытаясь выдохнуть. Не знаю, что со мной вообще такое. Я обычно с девчонками не дружу. Но эта…

– Почему Наруто? – спрашивает и хлопает карими глазками.

– Ниндзя потому что, – смеюсь себе под нос, глядя на неё, и на её лице наконец улыбка появляется.

– Милана…Жарова… – представляется девчонка, на что я мысленно киваю. Галочку ставлю напротив имени. Мне всегда были побоку девчачьи имена. Светы там, Кати, Оли. Пофиг было. А вот это её Милана Жарова в подкорку врезалось. С этого самого момента.

– Гордей Яровой, – отвечаю в ответ и протягиваю ей руку, на что она отворачивается и обиженно фыркает.

– А я и не спрашивала! Плевать мне! Ты – грубый и злой! Я с тобой дружить не буду!

– Ну и ладно. Можешь не дружить. Я всё равно твой рюкзак до дома донесу, – цежу себе под нос, на что она пучит свои глаза, и неожиданно дверь открывается.

Родители выходят оттуда и разочарованно вздыхают. Вроде как и не ругались сильно, но всё равно неприятно. Первая линейка, всё такое.

– Вы извините нас. Больше не повторится, – говорит моя мама, придерживая меня за плечи, а я уже тянусь за порванным рюкзаком Миланки, отлетая в сторону.

Все четверо вдруг смотрят на меня в изумлении, когда я выхватываю из рук девчонки изнахраченную вещь.

– Ты чего…Гордей? – спрашивает мама, а отец приобнимает её за талию и улыбается.

– Ничего, Ленусь. Пусть понесёт. Раз осознал, что сделал. Пусть отвечает, – добавляет он, и её родители вроде как соглашаются, но она снова начинает истерить.

– Нет! Я не хочу, не хочу, чтобы он его нёс! Отдай! – пытается выдернуть у меня из рук, и мы с ней разрываем его по швам окончательно. Твою мать…

У Миланки сразу слёзы ручьём льются. Я же стою как оцепеневший Иванушка-дурачок. И понять не могу.

Так со всеми девчонками тяжело?

Или вот только с этой конкретной…

С розовыми, мать его, бантами???

– Милан, ну ты чего, дочка, – успокаивает её мама. – Дала бы мальчику понести. Вы ведь вроде как перестали уже драться…

– Он – грубый дурак! Я никогда не дам ему нести свой рюкзак, никогда! – выплёвывает обиженно, и пока родители её успокаивают, мои хмурятся, глядя на меня.

А я понять не могу…Что сделал не так?

– Извините ещё раз, – добавляет мама и тащит меня за руку от Миланы и её семьи. Я же кидаю напоследок взгляд и встречаюсь с её. Наглым, беспринципным и вовсе, блядь, не расстроенным.

Манипуляторша. Стоит и зыркает на меня своими карими глазами, стреляя в самое сердце. Вот ведь хитрожопая Жарёха! Точно…Теперь так её и буду называть. Дома мне не хило так попадает из-за её слёз и выходок, но я всё равно хочу подружиться, как упёртый баран…

Глава 2.

Знала ли я что такое боль раньше?

Милана (Жар-птица).

Смотрю на то, как Гордей заталкивает язык в рот Трушниковой и выворачиваюсь наизнанку. Меня всю колошматит. Так сильно, что я встать не могу. Не могу убежать, чтобы прекратить это ужаснейшее видение, хотя очень этого хочу. Я будто физически ощущаю этот гадкий поцелуй. Он из меня верёвки вьёт. Уничтожает.

Ещё полчаса назад он просто мазнул по мне своими губами, сказал, что я красивая, а теперь без зазрения совести яростно пихает свои слюни в рот моей подруги... Которая даже не сопротивляется. Все при этом смотрят то на них, то на меня. Видимо, у меня всё на лице написано.

Не в силах скрыть своего унижения всё же встаю и кидаюсь прочь, пока они не закончили.

Выбегаю на прохладную улицу, дверь громко хлопает позади, и я уверенно топаю к воротам, чтобы уйти оттуда прочь.

По щекам текут жгучие слёзы. Не знаю, что при этом чувствую. Кроме, естественно, жуткой боли. Её легко идентифицировать. Ведь она повсюду. Ощущение, что ко мне подключили высоковольтный ток или же, что привязали за ногу и волокут по улице мордой о землю, стирая кожу до мяса. Но…Эту боль я бы выдержала…Я бы кричала и задыхалась, возможно, отключилась от болевого шока. Но выдержала бы… А вот это…

То, что происходит сейчас даже ничем не отключить…Я просто ощущаю себя ничтожеством.

За что он так со мной? За что?

Сзади слышу стремительные чужие шаги. А потом тёплые наглые руки Гордея дёргают меня за плечо, но когда я не останавливаюсь, он и вовсе преграждает мне путь. Сильно хмурится, когда видит, во что превратилось моё лицо.

– Милан... Ты куда? – спрашивает со вздохом.

Я же... Стискиваю челюсть в тиски и издалека вижу, как из дома начинают выходить другие люди, чтобы посмотреть на это представление. Надо же…Имя моё вспомнил… Меня всю трясёт. Дрожь такая сильная, что пробирает до костей. Смотреть на него не могу. Тошно и обидно. Хочется ударить в ответ, да побольнее.

– Знаешь что, Гордей? Пошёл ты! Пошёл ты на хрен! – кидаю ему в лицо, но он не унимается, дёргая меня снова.

– Что я сделал? Это просто игра, да? Просто игра... – в отчаянии говорит он, и я вижу, что мечется. Сам понимает, что ни хрена такие игры ненормальные. Я вдруг нервно посмеиваюсь, хотя внутри зарождается ураган. Смертельная воронка, затягивающая меня внутрь. Меня уже не остановить.

– Игра...? Игра? Сосаться с моей подругой! Это игра?! – у меня всё лицо обдает жаром. Как же я его ненавижу. Боль достигает каких-то катастрофических масштабов.

– Почему я должен оправдываться? Что в этом такого?!

– Может потому что полчаса назад прижимался ко мне своими губами?! Ты вообще уже охуел, Яровой! – выпаливаю и меня элементарно душит. Будто чьи-то руки на горле сомкнулись.

– Тебе один хуй не понравилось, а ей очень даже. Да и мне вкатило! – выплевывает он, а я...

Я со всего размаху бью его по щеке. Оставляю мощную отрезвляющую пощёчину. Впервые в жизни. Моя ладонь резко покрывается огнём, болью исходит, ноет, будто это не я его ударила, а он меня. А он лишь слегка наклоняет голову, но вижу, что находится в таком же ужасе, как и я.

– Ты мне больше не друг! Никогда больше с тобой не заговорю! – кидаю на прощание и убегаю прочь.

Вся в слезах. В отчаянии. Умираю от боли.

Она меня уже знает, как главную свою фанатку. Видимо, вот так мазохизм и проявляется. Ведь даже несмотря на жжение в груди, я мечтаю, чтобы он кинулся вслед за мной.

Однако на протяжении всего пути за собой я никого не наблюдаю, хоть и всё время оборачиваюсь на какие-то шорохи.

Снимаю каблуки по пути, несу туфли в руках.

Вспоминаю, как Гордей касался моих ног, и волком выть готова от этого раздирающего на куски чувства. Голова болит, в висках пульсирует. Я не просто его ненавижу за этот поступок... Я его презираю.

Не успеваю дойти до дома как мне поступает звонок. Я уже думаю, что это он звонит, моё Солнце, мой Яр, но нет. На экране имя Алëнки. А я так на них обоих злюсь, что просто...

Просто...

– Чего тебе?! – выпаливаю со злостью.

– Милан... Ну чего ты обиделась? Это же игра... Да и...

– Что да и?!

– Мне Яр нравится, а ты просто собственничаешь. Всё равно ведь тебе до него! Дела нет как до парня! Чего тогда разводить балаган?!

– Знаешь, что, Алёнушка! Я тебе завтра все волосы выдеру, если увижу, поняла меня?! Гадина такая, лучше никогда ко мне не подходи! Придушу и без глаз оставлю! – сбрасываю трубку, и просто киплю от адской зависимости написать Гордею сообщение.

Но нет. Нет!

Он всё сломал. Он!

Не я!

И никто не имеет права говорить, что я какая там собственница!

Мы с ним десять лет дружим... Дружили!

И так по тупому поступить. Таких гадостей наделать. Сволочь всё-таки Яр! Ненавижу!

Солнце: «Кончай врубать драма квин, Жарëха! Сделаем вид, что ничё не было. Обнулим. Я на изломе. Не руби, а».

Глава 3.

Готовься снимать трусы, девочка-ниндзя

Солнышко (Яр)

Дом. День первый

Кадык судорожно дрожит, когда вспоминаю последнюю нашу готовку вместе. И сейчас, когда мы такие целомудренные и правильные, аж тошно…Ведь в последний раз у неё дома, когда родителей не было, мы устроили такое, о чём нельзя без стояка и думать…

Два месяца назад, как специально решили уединиться…Побыть вдвоём. Поговорить у неё дома и приготовить ужин.

Тогда мне ещё было разрешено её касаться… Тогда она была милосердна к моим яйцам. Или же наоборот. Хрен знает…

Она чистит картошку, я режу мясо. Дело идёт быстро, пока ей не звонит тот самый Алёша. Он-то и становится отправной точкой нашего крайнего эмоционального перепада. Пунктом «А» в нелёгком пути, который нам предстоит пройти.

– Бля, – бросаю нож и психованно иду к двери, едва увидев его имя на экране, а она тут же следует за мной.

– Яр…Ну, Гордей! Я не буду брать, Солнце! – кидает она мне в спину.

– Сука, как он меня бесит, а… Почему мне никто не звонит? – разворачиваюсь и смотрю на неё волком.

– Звонят! Ещё как звонят! У тебя просто всегда беззвучный режим! Ты смотришь в телефон, когда уходишь от меня! Я сто раз это видела!

Блядь…Спалился…Так обычно и делаю. Сотни сообщений потом вижу. Часть вообще не читаю. Девки всё время ими заваливают. Приглашают куда-то, предлагают себя. И на звонки не отвечаю, потому что с ней всё время… Но выпускать пар мне тоже надо. Вот так всю жизнь на холостых не прогоняешь.

А её трогать… Я трогаю конечно, да… Но это не те касания, которых бы мне хотелось. Разумеется, и от них меня мажет. Слишком охуенно её касаться…

Но…

Недостаточно…Чтобы я мог вот так просто отказаться от всего секса в моей жизни, ведь я не железный, а Миланка не моя. Она моей быть не хочет. Прямым текстом отказывается.

Только вот ревнует дичайше. И я понимаю. Сам же ревную бешено. Хотя бы сейчас. Ревную, да. Убить готов, задушить, как Отелло, блядь.

– Это всё равно не то. Ты с ним чё-то мутишь. Я просто трахаюсь. Это, сука, разные вещи! – кидаю ей в лицо, на что она презренно хохочет.

– Фу! Яровой! Значит тебе было бы легче, если бы я с Лёшей просто трахалась!? Ну, ок, учту на будущее, – как только она говорит это, колпак срывает. Абзац.

Меня уже не остановить.

Не знаю, что творится. Вспышка. Хаос. Лютый гнев.

Хватаю её за талию, одним рывком вжимая в себя, и грубо утрамбовываю её жопу на кухонный стол, оказавшись так близко к её лицу, что наши носы соприкасаются. Миланка дрожит. Знает ведь, что провоцирует. Словно специально это делает, зараза.

Что, блядь, за игры? Гордей уже на измене весь. Трясёт меня не хило.

– Я пошутила, – выдавливает она писклявым тоном. – Яр…Я…Правда пошутила…

Мне кажется, у меня глаза красным огнём горят. Я просто чувствую адское жжение в них и потребность в прохладной воде. Ощущение, что мне перцем их натёрли. Как же ненавижу её острый язык…Просто, блядь, свирепо ненавижу.

– Ещё раз такое ляпнешь, я сам тебя выебу. Поняла? – спрашиваю, раздувая ноздри от гнева. Она молчит, как язык проглотила, а я всасываю её нижнюю губу, придавливая податливое тело так близко к себе, что не осознаю, где заканчиваюсь я, а где начинается она. Поэтому мну всё и сразу, без разбора. Не просто трогаю…Нет.

А насыщаюсь.

Милана задушено скулит. Едва может имя моё произнести, пока целую. Пока поглощаю её и лапаю. Да, немного грязно…

Но…

Я ведь вижу, что ей нравится. Она ладонями меня обвивает. Пальцы по затылку проходятся. Чувствую их. Чувствую её язык, который манипулирует мной. Вертит. С моим соревнуется. Забываем оба о том, кто мы друг другу. Да меня это, собственно, никогда не парило, а вот Жар-птица точно сейчас не особо активно трепыхается.

Она моя вся.

И нет никаких подтекстов. Моя…Только моя. Без остатка.

Смело лезу под её футболку. Спереди. Чтобы не начала возмущаться глубже её рот оккупирую. А пальцами внаглую стаскиваю ткань её лифчика вниз, под самую сиську, которую и начинаю бессовестно мять. Ласкать. Перекатывать её торчащий сосок между пальцами. Зажимать его и оттягивать, как того требуют мои извращённые фантазии.

Я и раньше её грудь видел. Касался даже как-то перед сном. Но вот так…Откровенно. При свете дня на кухне на столе. Нет…Так в первый раз.

Ну, созданы же друг для друга…Чего она противится???

Ещё секунда и я сорвусь. Я просто не выдержу этой изощренной пытки.

Хочу её уже четыре с лишним года…Хочу по-взрослому. Так, чтобы перестала мне мозг ебать.

Чтобы единственный, кто кого-то ебал в нашей паре, был я!

И не кого-то.

А её.

Только, мать вашу, её!

Но едва опускаю руку к её раздвинутым ногам, как меня начинают по ней нещадно пиздить, шелестя при этом:

Глава 4.

А с ниндзя спишь?

Жар-птица.

Зачем я только предложила это?

Подсознание...

Это оно?

Как это работает?

Сама же плету паутину, как Мадагаскарский паук, а потом удивляюсь, почему всё выходит из-под контроля.

«Ну всё, Жарёха. Готовься снимать трусы, девочка-ниндзя… Завтра загадываю я».

– Я надеюсь, мы не дойдём до таких пошлостей? Ты ведь уважаешь меня, правда? Хотелось бы верить, – излишне давлю на его совесть заранее, но Гордей лишь ухмыляется сказанному.

– Чересчур уважаю, недотрога. Иначе давно бы взял. И без спроса. Ты бы и опомниться не успела…

– Угу, – отвечаю смазанно и ухожу в сторону кухни. – Где у тебя лук?

Пытаюсь, как могу перевести тему…Потому что, если так пойдёт дальше, закончится плохо, как и всегда…

– Внизу. Возле раковины. Справа, – твердит он, и я наклоняюсь, чтобы достать. Однако никакого лука там не вижу.

– Ты уверен?

– Ага, – раздаётся сзади и только через минуту поисков, я оборачиваюсь.

Этот говнюк держит луковицу в руке, филигранно подбрасывая в воздухе, и пялится на мою задницу.

– Вот ты засранец! – психованно вырываю у него головку. – Озабоченный!

– Всю жизнь бы любовался, – улыбается он и ухом не ведёт в ответ на мои возмущения. – И осторожнее давай. Не касайся меня лишний раз. А то сама же лезешь на рожон. Провоцируешь.

– Да пошёл ты! – озлобленно выдаю я, достав нож.

Гордей смеётся. Дальше готовим молча. Держу в голове каждый наш с ним такой контакт. Помню всё до мельчайшей детали. В том числе, как сидела на кухонном столе родительского дома с широко разведенными ногами и получала свой первый оргазм с парнем. С ним…С Гордеем.

Боже мой, как мне было стыдно потом…

Но вместе с тем, чертовски…Просто невероятно волшебно.

Я даже не думала, что так бывает. Что тело может настолько реагировать на другого человека.

И что будет реагировать именно на Гордея. Если задуматься – это ужасно.

Я ощущаю себя неправильной. Ведь мы всё детство провели вместе.

Но с другой стороны, мы ведь не связаны кровью. Мы просто друзья…

Вот именно, Милана! Вот именно! Друзья! А друзья не мацают друг другу, как только гаснет свет. Не лезут под одежду, как только она чуть задралась и уж тем более не кончают от ласк друг друга, как это делали вы с ним!

Какой же всё-таки ужас!

Мне кажется, Гордей замечает, что я краснею, потому что странно на меня поглядывает.

Когда ужин готов, мы с ним садимся есть друг напротив друга.

– Вкусно, – говорю, пробуя мясо. Он всегда делает его так сочно, что я ем говядину только в его исполнении. Никто, даже мама, не может его переплюнуть. Это уже традиция. Поэтому, когда я предлагаю ему приготовить, я заранее рассчитываю на то, что мясо будет жарить он. – Приятного аппетита...

– И тебе, Жарëха... Хитрая ты конечно. До сих пор не понимаю, как ведусь...

– О чём это ты?

– Да обо всём. Ты же меня как пластилин мнëшь, – заявляет он, улыбаясь. Не похоже, что это доставляет ему какие-то неудобства, судя по хитроумному выражению лица. Скорее, он гордится этим.

– Глупости какие, – отмахиваюсь, покрывшись мурашками, а дальше мы ужинаем в тишине. Оттого и смена погоды на улице чувствуется гораздо сильнее. Слышу, как за окном накрапывает дождик. Становится пасмурно и очень хмуро. Небо полностью затягивает серыми тучами.

Мою посуду, Гордей помогает. По-прежнему не касаемся друг друга, только словестно благодарим за трапезу.

Затем я начинаю изучать дом, а он просто наблюдает за мной. Повсюду много интересных вещей. Какой-то антиквариат. Мне всегда нравилось такое. Подсвечники, бра, вазы, старинная расписанная посуда. Письма, блокноты, дневники.

Кроме того, у владельца шикарная библиотека.

Как-то давно мы с Гордеем играли в предсказания. Недолго думая, сую ему в руки первую попавшуюся книгу. Сборник произведений Оскара Уайльда. Он молча подхватывает идею и выжидательно смотрит на меня.

– 88 страница, 7 строчка сверху, – бросаю я, задумавшись.

– В доме, где живут люди с каменными сердцами, никогда не будет тепло, – читает он с ухмылкой на лице. – Знаешь, а ведь опять совпало, дорогуша…Точно про тебя.

– И ничего не совпало! Я никогда не имела вместо сердца камень! – рявкаю в ответ излишне грубо.

– И всё равно с тобой холодно... – заключает он, пожимая плечами.

– Тебе со мной холодно? – спрашиваю дрожащим голосом.

Сама не знаю, почему он таким становится. Я не хочу, чтобы он мёрз со мной, даже образно. Мне не нравятся его слова. Они ранят меня.

– Извини. Я не это имел в виду. Естественно, мне с тобой тепло. Ты ведь моя вторая половина. Но... Хотелось бы, чтобы ты была со мной настоящей.

Глава 5.

Ничего ты мне не должен, Яровой.

Солнышко (Яр)

Дом. День второй.

Всю ночь моя смелая (нет) ниндзя прижималась ко мне. Я больше не позволял себе вольностей. Просто обнимал и грел её хрупкое хрустальное для меня тело. Если бы можно было описать это одним словом, я бы сказал… Вселенная.

Она разрастается в моей груди, каждый раз, когда Милана разрешает себя касаться. Когда она проявляет нежность или трепет. Когда она безмятежно спит в моих объятиях. Бесконечно и безусловно мне доверяет.

К утру дождь кончается, и мне нужно идти на улицу смотреть трансформатор, но не успеваю аккуратно отползти в сторону, как Миланка тут же открывает свои красивые глаза.

– Ты куда? – спрашивает писклявый голос, пока я потираю ладонью заспанное лицо и любуюсь ею. И почему из нас двоих она всегда выглядит прекрасно, словно встала раньше меня часа на три и наводила марафет всё это время, а я, как истинное чудище заморское, весь мятый, уставший и недоёбанный…В прямом смысле слова…

– Мне надо свет проверить. Я быстро. Налажу – вернусь. Ты пока поваляйся…

– Может я завтрак приготовлю? Ой… – закусывает губу, уводя взгляд вниз. И даже это кажется мне капец каким сексуальным. Хотя это утро…Утро+Милана в моей постели…Издевательство.

– Ага…Света нет пока. Подожди.

– Гордей…А что если… Свет так и не появится? Мы уедем отсюда? – спрашивает и хитро щурится, словно лиса из всем известной сказки.

– И не надейся, хитрожопая. За кого ты меня принимаешь? Твой шиноби всё наладит, – категорично отрубаю я, и вижу, что она и сама понимает, что это так. Она ведь знает, что у меня руки не из жопы растут. Не зря я на электротехническом учусь. У нас классные преподы, с первого курса учат нас практике. Да и батя мой всегда учил быть самостоятельным, в быту я за ним много наблюдал. И Миланка это знает, но будто все возможные пути отступления ищет. Глупышка.

– Я тогда пока почитаю…

– Ага, – слезаю с кровати и натягиваю на себя вещи. Она же смотрит так, будто сейчас глаза из орбит вылезут. – Ой, ну не притворяйся. Ты знала, что у меня всегда с тобой так. – Смотрю на свой член в трусах, готовый разорвать их в клочья, и ухахатываюсь. – Готовься пока играть. – пугаю её, и она отворачивается, прячась от меня под одеяло.

– А можно... Можно мне с тобой? – спрашивает меня Жарëха, глядя своими карими бусинками. Я же кривлю губы. Сам ведь знаю, что по установленным правилам выходить запрещено, но мне и самому надо. – Я просто хочу побыть с тобой. Подстрахую. Вдруг тебе нужна будет помощь...

– Ладно. Только держись рядом, хорошо? И оденься потеплее, чтобы не заболеть, малыш.

– Когда ты такой заботливый, мне хочется улыбаться, – говорит она, надевая на себя мою толстовку. Как и всегда, внаглую ворует мои вещи. – Что? Она мне больше идёт.

– Ну, конечно... Как раз поэтому и купил, – смеюсь я, на что она показывает мне язык.

Триггерит конкретно.

Фурия с розовыми бантами. Брррр… Мурашки по коже…

Выходим на улицу, я беру инструменты и лезу наверх к трансформатору. Осматриваю замысловатую ручную конструкцию, вскрываю, вижу проблему.

– Бля. Предохранитель сгорел... – бубню и чертыхаюсь.

– Это плохо? – кричит Миланка снизу.

– Нууу... Я видел в гараже запасные. Можешь принести коробку с жёлтой маркировкой? – отвечаю ей, пока изучаю сгоревшую деталь.

– Могу, – радостно сообщает она с энтузиазмом. Всегда так счастлива, если может чем-то помочь.

Такая невинная девочка...

Через три минуты уже идёт ко мне с гордым видом, поднося ту самую необходимую мне коробку. Я же пулькой спрыгиваю вниз.

– Боже мой, Гордей! Осторожнее. Ноги поломаешь! Спускайся, пожалуйста, по лестнице! – прикрикивает на меня в истерике. На меня даже мама никогда не кричала. У неё всегда спокойный и сухой голос. А вот моя Милана…Моя Милана всем даст жару своими воплями.

– Приятно конечно, малыш, – щёлкаю её по носу. – Но я справлюсь. Сам решу. Спасибо, что помогла.

Выбираю нужный пред, кручу его в руках. Беру изоленту, ножик для чистки контактов. И ползу вырубить автоматы, чтобы произвести замену.

– Иди в дом, или прогуляйся вокруг. Меня не будет около пятнадцати минут. Пока всё почищу, скручу, поставлю.

– Я тут пройдусь... Неподалеку... – твердит она, глядя на меня. Будто отпрашивается.

– Хорошо.

Минут двадцать уходит на то, чтобы всё сделать. Чуть больше, да. И я теряю Милану из виду. Её нигде нет.

Спрыгиваю, врубаю автоматы. Проверяю работоспособность трансформатора. Всё в порядке. Работает. Всё-таки руки не из жопы. Уже радует.

Дальше иду искать свою любопытную зазнобу.

Вокруг слышится только пение птиц. Вижу её на небольшой речке, что протекает совсем недалеко от дома, метрах в ста пятидесяти. Она почти сидит, затаившись, и смотрит в одну точку. Отмирает, только когда видит меня. Выглядит испуганно.

– Вот ты где... – подхожу сзади, и она вздрагивает.

Глава 6.

Ты выбросил своего лебедя?

Жар-птица.

Притворяться совсем не хочется, потому что это подло и больно.

Я уже помню, как чувствовала подобное после выпускного. Боялась его, но хотела провести с ним ночь. Вела себя странно, потому что было страшно ломать всё между нами. Откровенно, я просто злила его. Не знаю, чего хотела. Чтобы он набросился и утащил? Наверное, да…Чтобы в случае сложностей, можно было сказать что-то вроде «да, ладно, забыли, всё было не по-настоящему». Наверное, так…Точно я этого не знала.

Однако, когда он написал, что уезжает, решила для себя, что всё. К чёрту. Попробуем и будь, что будет.

Яр пришёл тогда, схватил за руку и потащил к своей машине. Я же послушно следовала за ним. Готова была поехать даже на его территорию…Ведь его родители хорошо ко мне относились, но там я была редко. Всё по той же причине. Потому что боялась быть рядом. С ним моё тело всегда живёт своей жизнью. Будто и нет меня вовсе. Мозгов нет. Нет приличий. Только желание, которое так сложно обуздать.

Он усадил меня в машину, захлопнул дверь, а я ощущала, как мерзко там воняет духами грёбанной Надьки Селивановой. И я ведь видела, как она чуть не сбила меня с ног на входе. Поправляя одежду, вытирая свои губы от смазанной помады, но до конца не хотела верить. А потом…Этот использованный презерватив под ногами. Меня реально затрясло. Я кое-как сдержалась чтобы не отхлестать Гордею все щёки.

– Ненавижу тебя! Пошёл ты на хер! – кинулась из машины, оставив его там одного. Убежала с выпускного. Проревела около часа в школьной подсобке. Мне было так больно от осознания того, что он только и может, что трахаться со всеми подряд. И все его слова и действия в мой адрес несут ровно тот же характер. Трахнет и забудет. Или будет периодически поёбывать, как одну из своих подстилок.

Сейчас же после этого разговора сижу на кровати, поджав к груди ноги и думаю о том, как бы мне хотелось вернуться в прошлое…В свои девять лет. Где он ещё был тем прежним Гордеем. Который гладил меня по голове, когда мне было страшно и который так яростно кричал мне, что не спит с девчонками…

Вот бы это было правдой. Вот бы я была у него единственной ниндзя, как он и обещал…

Слышу стук в дверь. На этот раз он сам приходит ко мне, виновато высунувшись в дверной проём.

Держит в руке поднос с мороженым. Большая миска и две ложки, как мы всегда делали в детстве, когда ругались у меня дома.

– Мир? – спрашивает, присаживаясь на мою кровать.

– Мир, – отвечаю, глядя на него. – Я больше не хочу об этом разговаривать…Вообще никогда.

– Хорошо, я сам не буду начинать, – говорит он, взяв в руки пульт. – Посмотрим кино?

– Кино… – кривлю губы. – Не хочу…

– А что хочешь?

– Мороженое, – улыбаюсь.

– Так ешь…Я же тебе и принёс.

– Знаю, – подсаживаюсь ближе и беру в руку ложку. А потом с превеликим наслаждением толкаю в рот порцию пломбира. – Кайф.

– Может сыграем в «Монополию», тут есть…

– О…Давай, – соглашаюсь. Гордей тут же встаёт с места и приносит в мою комнату коробку, вываливая содержимое на постель.

– Чур у меня туфелька! – кричу я, выхватывая её из кучи фигурок. Солнце косится на меня и выдаёт с особой нежностью:

– Нууууу, неееееет …Я хотел туфельку… Я тогда не буду играть, – строит обиженную гримасу, повторяя мои как-то давно сказанные слова, когда он выкрал у меня «собачку».

Смеюсь, шлёпая его по руке, и он берет себе броненосец. Конечно. Кто бы сомневался…

Мы играем около двух часов подряд, смеясь и кушая мороженое. Вот именно те отношения, которые мне так дико нравятся, когда я с ним.

После очередного моего выигрыша лежу у него на плече, а он перебирает пальцами мои волосы.

– Ты снова поддавался…Специально…

– Нет.

– Гордей…

– М?

– Как думаешь, что скажут родители?

– Что я ублюдок…Что подверг тебя опасности. Что тебе стоит перестать со мной общаться… Наверное, так…

– Боже… – чуть приподнимаю голову, чтобы посмотреть на него. – Ты чего?

– Думаешь, я не знаю, что твоя мама обо мне думает? Да и отец. Брось…

Мне вдруг становится так стыдно. Они действительно часто говорят мне, чтобы держалась от него подальше. Но я и не думала, что он догадывается.

– То есть…Они что…Что-то тебе уже говорили?

– Ну…Разное. В основном, чтобы не дурил тебе голову и исчез.

– Господи… Мне так жаль. Гордей, прости…

– Брось. Я был бы не я, если бы послушал.

– И всё равно это неправильно. Ведь твои родители ко мне так добры. Да и я…Мы…Дружим столько лет. Нет, это ужасно…

– Милан, я не обижаюсь, – произносит он спокойным голосом. – Ты плачешь из-за меня. Ты сегодня снова плакала. Я – хреновый друг.

– Нет. Самый лучший, – прижимаюсь к нему, вдыхая запах с его футболки. Боже… Повсюду бабочки, крыльями царапающие нутро. Это не просто трепыхания, это пытка. В голове что-то перемыкает. Как же хочется всего его обнять. Вцепиться руками в его тело и никогда не отпускать. Проникнуть внутрь, как умею. Я всё чаще думаю об этом. Всё чаще представляю, что же будет, когда мы закончим университет…Рано или поздно что-то разорвёт наши жизни, и от этого у меня внутри всё клокочет и взрывается. – Обними меня крепче.