30 шагов к тебе

Пролог

Родители опять ругались. Очень громко, агрессивно. Порой из кухни доносились звуки бьющейся посуды или упавшего на пол предмета. Я сидела на кровати, заплетала волосы в густую косу и ждала. Другого выхода не было.

Два года назад, как только я поступила на бюджет в местный институт и моя младшая сестра Олька погибла, отец запил. Иногда он пил сильно, до беспамятства, мордобоя на улице и слез, а иногда его жажда алкоголя затихала на месяц-другой. Однако рано или поздно всё начиналось сначала.

Я поняла, что ссоры не миновать, когда вернулась с учебы и увидела разбросанные в коридоре ботинки — первый признак, что отец невменяем.

В последний его запой ситуация ухудшилась. Он поднял руку на маму. Такое происходило не впервой: он и раньше порывался отвесить затрещину маме в пылу очередной ссоры, но всё же сдерживался. Наверное, понимал, что это неправильно, что так нельзя. Но сейчас… они словно специально доводили друг друга до истерики и «трясучки».

Я заплела волосы в косу и замерла: звуки на кухне резко затихли.

Это плохо. Так быть не должно!

С бешено рвущимся из груди сердцем я вскочила с кровати и побежала к родителям.

— Только бы все были живы, — повторяла как мантру. — Пусть будут живы.

На кухне около окна стояла мама. Она выглядела ужасающе спокойной, несмотря на то, что у нее была разбита губа, а из носа по подбородку стекала кровь. Словно не побои терпела, а ловила дзен каждой клеточкой организма. Отец при этом сидел на табурете за столом, обхватив голову руками, качался взад-вперёд и тихонько мычал. Он так делал, когда творил что-нибудь ужасное и осознавал масштабы бедствия.

Мама прикрыла ладонью рану, оторвалась от подоконника и на негнущихся ногах побрела в ванную. Я открыла рот, словно собираясь высказать всё отцу. И через мгновение закрыла.

Слова вылетели из головы. Секунду назад в мыслях выстроилась пламенная речь, которая, как мне казалось, наставила бы его на путь истинный, но в одно мгновение всё исчезло. Да и помогли бы простые слова в такой ситуации? Вряд ли. К тому же было страшно. Внутренняя дрожь не давала сосредоточиться.

Я поняла, что боюсь отца.

Тихонько нырнув в ванную следом за матерью, я помогла достать аптечку из тумбы под раковиной, вытащила нужные лекарства и оставила её одну. И так знала, что мама выставит меня за дверь и не примет помощи. Никогда не принимала.

— Не говори бабушке, Мил, — едва слышно попросила мама.

Мне бы хотелось попросить совета у подруг, но с девочками из универа отношения сложились натянутые, а те, с кем я тусовалась в одной компании по вечерам, не давали своих контактов и не считали меня «своей». Единственным вариантом, который я видела в тот момент, была крыша.

Я натянула толстовку, закинула на плечо рюкзак, спрятала телефон в карман и вышла из квартиры. Ноги сами понесли меня наверх. Я шла туда, только чтобы успокоиться и посмотреть на него.

Шаг 1

Я видела его каждое утро в 8:43. Он спешно выскакивал из квартиры, всегда виновато и в то же время хитро улыбался, собирал длинные светлые волосы в густой пучок на макушке, закрывал дверь и бежал на остановку. Автобус отходил через минуту — с конечной общественный транспорт всегда двигался по строгому расписанию. Я же глупо улыбалась в ответ, медлила у входа в нашу квартиру и потом следила за парнем из окна парадной — провожала грустным взглядом его широкую спину и не решалась бежать следом.

Такое поведение — удел неудачниц и сталкерш, хотя я понимала, что слишком близко подобралась к этой черте.

Его звали Денис Шошин, ему исполнилось двадцать семь лет, работал в неплохом ресторане в центре города, где получал заслуженные чаевые от девушек разных возрастов. Конечно, его благодарили не за обслуживание, хотя оно многие годы оставалось безупречным. Восхищённые гостьи пытались привлечь его внимание. Парень время от времени работал моделью: его лицо было очень красивым, с правильными чертами, а глаза — яркие, голубые.

Наверное, будь у меня крупица таланта, я бы вылепила его из глины или нарисовала. Однако Всевышний обделил меня этими умениями. Зато Денис ко всем остальным своим плюсам был неплохим художником.

Как глупая дурочка, я была готова выкупить все его картины и повесить на стену комнаты. Если бы только имела достаточно денег… К сожалению, мне не посчастливилось родиться в богатой семье, а финансы с подработки незаметно тратились на продукты. Ни одной картины Дениса Шошина в моей коллекции так и не появилось. Как и самой коллекции.

Зато получилось несколько раз сфотографировать его отдельно от ребят. И один снимок вышел особенно удачным: на нём блондин с задумчивым видом смотрел на закат. Безнадёжно влюблённая, я пыталась отретушировать снимок, чтобы в дальнейшем напечатать и поставить его в рамку, но и тут всё пошло не по плану. Ничего не вышло. Фото из невесомого и легкого превратилось в синее и хмурое, а сам Денис, походивший на ангела, — в аватара.

Мы познакомились случайно. Шошин переехал в квартиру, доставшуюся им с братом от бабки, а потом столкнул меня с лестничной клетки. В тот момент, до того как наша семья начала разваливаться, я ещё умела мечтать и занималась этим постоянно. Именно поэтому не заметила Дениса, когда выходила из квартиры, и слепо попятилась задом.

Само падение вышло удачным. Конечно, если так можно сказать об этом. Кости оказались целы, голова тоже. Единственное, что пострадало — самооценка. Потому что с криком ко мне на помощь спешил настоящий ангел.

Тогда Дэн не забрал волосы в хвост, и они золотистыми кудрями падали на его идеальное лицо.

Божественно. И одновременно недосягаемо.

Самое главное, что меня подкупило в парне, помимо внешности, — его слова. Он умел убеждать, умел флиртовать и делал это открыто. Не стесняясь.

— Ты не работаешь моделью? — серьезно уточнил парень. Как любая нормальная девчонка, я расплылась в улыбке и помотала головой. Впервые мне делали комплимент. — Ты очень красивая, так бы рисовал и рисовал.

Мама твердила, что я слишком стеснительная. Таких по жизни съедают с потрохами. Поэтому парней и общения с ними я попросту избегала — боялась. Но тогда… то ли ударилась о лестницу очень сильно, то ли мне его неприкрытая ложь показалась реальной… я ответила.

— Ты художник? — мой голос дрожал.

Неловко, как медведь на нересте, я поднялась и посмотрела наконец на своего героя. В первую секунду я подумала, что он мог бы быть и повыше, однако все недостатки перекрыло красноречие.

— Немного рисую, — хитро подмигнул Денис. — Живёшь тут?

Я несмело кивнула. Рядом с ним моя планета будто сходила с орбиты и норовила отправиться в другую галактику.

— Давай погуляем вечером, — предложил новый знакомый. Как влюблённая дурочка я расплылась в улыбке и не смогла себя остановить. Согласилась и все шесть часов до встречи выбирала наряд, представляя, что же мы будем делать. Мечтала о первом поцелуе и, возможно, даже чем-то большем.

Я так погрузилась в свои фантазии, что едва не опоздала на встречу. Ольга, моя сестра, тогда подшучивала, что я слишком серьёзно отнеслась к первому же знакомству. Она была очень популярна у парней, поэтому с важным видом поучала меня каждый раз, когда разговор заходил об отношениях.

— Ох, Милка, с пацанами одни проблемы, — тяжело вздохнула тогда она и принялась красить ресницы. Делала это она с особым рвением, будто сама собиралась на важную встречу. — Не советую тебе терять голову. Хотя ты и так всегда трезва как стекло. Но ничего, я тебе помогу.

Сестра не захотела отпускать меня одну. На самом деле мне показалось, что она просто хотела посмотреть на того парня, что пригласил меня на свидание. Она всегда твердила, что слишком красивым людям верить нельзя. Особенно противоположного пола. Поэтому мы с ней вместе опасливо поднялись на девятый этаж, залезли по лестнице на чердак и сразу же расстроились.

Это было не свидание, а просто сходка местной молодёжи. Оля такие не любила, а меня раньше попросту не звали, игнорировали. Причин тому было несколько.

Первая — моя природная скромность. Я всегда была слишком молчаливой. Кто-то считал меня забитой и слишком молодой. Даже после того как стала тусоваться в компании, я слышала подобные комментарии в свой адрес.

Шаг 2

Мне очень понравилось.

Рисунок был пронизан грустью и безысходностью, я на нём смотрела в никуда и грызла кончик ручки — наверняка автор застал меня в тот момент, когда я пыталась написать стихи. Это был скорее набросок, чем полноценное изображение, — корявые штрихи карандашом и только общий контур.

Но мне нравилось.

Наверное, потому, что художник вложил в него душу. Или потому, что общие шероховатости указывали на спешку — наверняка меня рисовали навесу, в неудобной позе, когда пришла «муза». Скорее всего, автор оставил картину на лавочке, а Макс не заметил и сел на него.

В мгновение ока меня захлестнула такая злость на младшего Шошина, что кулаки сжались от несправедливости.

— Не мог свой зад в другом месте бросить, что ли? — бурчала я и разглаживала лист.

Отчего он был помят? Сделал ли это художник? Или… Макс?!

Я быстро спустилась домой под бешеный грохот сердца, осторожно зашла в квартиру, чтобы не разбудить родителей, и сразу же нарвалась на отца. Он стоял в коридоре и покачивался из стороны в сторону, как тонкое дерево на сильном ветру. Мутный взгляд внезапно сфокусировался на мне.

— Где ты была? — жёстко выдавил отец, подошёл ко мне и резко вырвал из рук злосчастный рисунок.

— Отдай, — жалобно проскулила я.

В голове бешеной чайкой билась лишь одна мысль: «Молчи! Молчи! Ни слова! Иначе будет хуже!». Отец вдруг замахнулся на меня рукой, но замер.

Он не смог. В этот раз.

— Хватит шляться по ночам, — то ли провыл, то ли прорычал отец, смял рисунок и со злостью бросил в меня.

Я не двигалась. Замерла и боялась пошевелиться, даже губы застыли в молчаливом крике. В такие моменты нельзя было привлекать к себе внимание. Потому что отец мог… О том, что он действительно мог, не хотелось и думать.

Когда покачивающаяся в полутьме фигура скрылась за дверью спальни, трясущейся рукой я подняла лист и прошмыгнула в свою комнату. В безопасность. Туда, куда родители не заходили. Потому что всё внутри напомнило об Ольке. Постеры на стенах, цитаты из песен и фильмов на стикерах повсюду, гирлянды и сотни маленьких фото. Прошло два года, а рука так и не поднялась убрать всё это. Может, как напоминание о том, что жизнь коротка и не стоит растрачивать её на всякую ерунду?

Сама не понимала, но снять плакаты и снимки не могла. Пялилась часами на стену напротив и вспоминала всё, что было связано с сестрой.

Становилось ли легче после таких терапий? Нет. С каждым разом я ещё больше погружалась в себя, в собственный океан пугающих мыслей, рискуя однажды не выплыть.

Но времени на это не осталось. Я нервно разложила изрядно помятый лист на письменном столе, разгладила и придавила книгой — хотелось сохранить такое важное первое откровение моего тайного поклонника. Почему-то в груди засела уверенность, что это лишь верхушка айсберга. Только начало.

С тревожными мыслями о новом дне я уснула слишком поздно и утром, к своему ужасу и стыду, не успела столкнуться с Денисом. Мне хотелось поздороваться с ним и, возможно, невзначай уточнить, что он вчера рисовал на крыше. Мог ли это быть он?

Из нашей компании только Шошин отличился талантом в области художеств. По крайней мере, остальные ребята любви к рисованию не выказывали. Из чего следовал вывод, что единственный, кто мог нарисовать портрет, — Дэн.

По крайней мере, я надеялась. Сердце предательски дрожало, стоило мне подумать о том, что автором рисунка был Денис. Любила ли я его? Пожалуй, даже слишком сильно, чем представлялось.

Когда-то давно мы с Олькой мечтали, как однажды обзаведёмся парнями. Как выйдем замуж и родим детей. Она всегда привлекала к себе внимание, красила волосы в зелёный или красный, надевала яркую одежду, наносила вызывающий макияж. Я оставалась в тени сестры, с завистью наблюдая, как она гуляет с мальчишками и не стесняясь целуется у парадной.

А потом Ольки не стало. И мой мир, крутящийся лишь вокруг неё, застыл.

После нашего с Денисом знакомства на горизонте появилась сестра, и моя влюблённость угасла. Потому что яркая и необычная внешность Оли приковывала взгляды посторонних. Именно на неё восторженно смотрел Дэн.

Наверное, стоило разозлиться. Если бы только это была моя подруга или просто знакомая. Но сестра… ради неё я могла отказаться от любого мужчины в мире. Потому что её я всегда любила сильнее. Денис и Оля начали встречаться через неделю знакомства. Я с завистью наблюдала за развитием их отношений. Хотела так же и не могла.

Они оба светились от счастья, а вместе с ними радовалась и я.

Сестра говорила, что Дэн собирается сделать ей предложение, что у них всё серьёзно. Отец был против их отношений, ставил ультиматумы, угрожал, один раз даже побил Шошина за его нежелание подчиняться. Но они не послушали никого и в тайне сходили в ЗАГС.

Прошло два года с момента трагедии, и Денис только сейчас решился на нечто серьёзное. Сразу же появились вопросы: мог ли он нарисовать портрет? Если да, то зачем собирался делать предложение какой-то непонятной Ане? А если не он, то кто тогда?

Ответ на вопрос пришёл в голову неожиданно.

Я ответила. Это стало вторым шагом навстречу к знакомству с поклонником.

Шаг 3

Это был второй рисунок, только не с натуры, а по памяти. Я смотрела прямо на его автора и улыбалась, волосы трепал ветер, а глаза светились счастьем и небывалой энергией.

Там я была очень похожа на Олю.

Такая же лёгкая, невесомая и неземная. Абсолютно другая. Целый час я вглядывалась в лист и пыталась понять: я ли это? Вроде бы была похожа, общие черты прослеживались. Но лишь человек, который знает меня давно, мог нарисовать такое: после трагедии в нашей семье не находилось места радости, улыбки всегда были вымученными и горькими, а взгляд смотрел в пол. Вместо яркой одежды с цветами мы теперь носили черные или серые однотонные вещи. Скучные и невзрачные. Да и сама я стала олицетворением печали. Горе настолько сильно заполнило меня, что я не смогла выпустить его наружу и теперь таскала с собой тяжким грузом.

На рисунке была я, но другая. Прежняя. Не сломанная. Теперь же всё изменилось. И либо у его автора было воистину буйное воображение, либо он застал меня в таком состоянии.

В сердце больно кольнуло, и оно забилось в груди с неистовой силой. Потому что точно понимало, как и рациональный разум, — единственным таким человеком мог быть Денис. Других художников в компании не нашлось. По крайней мере, тех, о которых все знали.

Я достала из ящика стола цветной скотч со звёздочками, отрезала четыре равных куска и прикрепила рисунок на стену — рядом с предыдущим. Выставка Дениса Шошина обещала быть необычной. И с радостью написала ответное письмо, в котором спросила про увлечения в музыке и любимый фильм. Аккуратно сложив лист в четыре раза, я укрыла под подушкой, чтобы рано утром — до того, как проснутся родители, — отнести его на крышу и спрятать рядом с баком.

Отец всё же заметил, что я выходила, но, так как был трезвым, просто проводил меня в комнату тяжёлым взглядом. Не поздоровался, не спросил, как дела. На это ему уже давно стало плевать.

Через час мама пошла готовить завтрак и уже вскоре позвала всех к столу. Как и всегда, я отказалась. Не хотела сидеть с ними и корчить из себя хорошую дочь в идеальной семье. У нас никогда ничего не было без помарок. Мы с мамой это знали и принимали, но вот отец… он всё ещё пытался вернуть нашу семью, склеить осколки, которые давно разметало по разным углам.

Я пару раз уговаривала маму уйти. Мы бы стали обе работать, сняли квартиру. В крайнем случае поселились у бабушки. Вариант бы нашёлся. Только она не желала его рассматривать.

— Подрастешь — поймёшь, — холодно цедила она и отводила взгляд. Потому что глаза не могли врать, они кричали о том, что мама точно так же хочет сбежать.

Может, она боялась отца? Или опасалась оставлять его наедине с собой? Ни один из вариантов я не считала достойной причиной терпеть унижения.

Как всегда утром я вышла из квартиры и столкнулась с Денисом.

В качестве эксперимента решила задать ему ключевой вопрос до того, как прочитаю записку, чтобы понимать: дорисовала ли я образ в голове или же всё действительно было так?

— Привет, — улыбнулся парень и побежал вниз по лестнице.

— Подожди! — крикнула я вслед. — Какой твой любимый фильм?

Шаги стихли, и знакомый мужской голос пробасил:

— Наверное, «Парфюмер». Или «Внутри себя я танцую». Хотя нет, всё же «Парфюмер». Мне пора, вечером поболтаем.

И он снова побежал вниз. Я, как и всегда, проводила его спину долгим взглядом и ради собственного успокоения поднялась на крышу, чтобы проверить — моё письмо ещё на месте. Если бы было иначе, то план пошёл бы коту под хвост.

Была ли виной тому влюблённость или просто моё внезапное хорошее настроение, но весь путь до университета я улыбалась как дурочка и насвистывала попсовые песни. Люди в автобусе косились на меня, а одна женщина даже испуганно отсела, стоило только месту рядом с другим пассажиром освободиться.

«Ну и пусть, — думала я. — Плевать».

На самом деле мне было далеко не всё равно. Казалось, что люди смотрят и перешептываются за спиной, поливают грязью. И я вновь закрылась: вытащила из рюкзака наушники, ссутулилась, спрятала взгляд и натянула на лицо маску безразличия. Мир из яркого и красочного превратила в бесцветный, пресный.

Снова едва дождалась окончания занятий, чтобы прибежать на крышу и обнаружить там… ничего. Мою записку забрали, хотя я не представляла, как Денис мог это сделать — обычно он работал до шести вечера и физически не мог забрать послание. Но даже если бы забрал, то почему не положил ответ?

— Рисует! — восторженно догадалась я, на всякий случай осмотрелась и спокойно побрела домой.

Я, с надеждой, улыбкой и предвкушением, сидела как на иголках до самого вечера. Там, в новом письме, был скрыт ответ на вопрос: мог ли мне писать Денис? Мог ли он обратить на меня внимание? Именно меня, Милану, а не жалкое подобие Оли? Не тень сестры? Не её отблеск в кривом зеркале?

Мог ли после той безумной влюблённости вновь почувствовать что-то?

Хотелось верить в это. Потому что я не видела себя рядом с кем-то другим. Либо он, либо никто. Возможно, это было слишком глупо, максималистски, незрело. Но мне хотелось думать, что единственная вещь на свете, которая может побороть всё, — любовь. Что именно она лечит, забирает боль, заставляет забыть и даёт новый глоток воздуха. Такого чистого и свежего, что сразу начинает кружиться голова.

Шаг 4

Я не хотела его видеть. И не хотела, чтобы он видел меня такой — зарёванной, слабой, растоптанной.

— Хватит сопли на кулак наматывать, — хмуро пробормотал Макс и потряс перед носом платком. — Вытрись, все уже ушли.

Я собрала остатки сил, чтобы едко прохрипеть в ответ:

— И ты вали.

Он не дрогнул, продолжал стоять и поигрывать пальцами, в которых зажимал белую ткань. Не ответил и даже не посмотрел на меня — пялился на соседнюю девятиэтажку задумчиво и непоколебимо ждал.

Это должен быть его брат! Где же Денис? Почему не пришёл, не утешил? Почему сбежал?

Я вырвала из рук парня платок и вытерла им щёки. На светлой ткани моментально остались серо-бежевые разводы от туши и тонального крема. С ужасом смяла платок и засунула в рюкзак.

Максим не уходил. Не уходил, пока я пыталась собраться с мыслями, пока восстанавливала дыхание и мысленно считала до ста. Это помогало избегать панических атак, которые начались после смерти Ольги. К счастью, с этим я научилась бороться. Но не с насмешками. Разве к такому можно быть готовым? В школе или универе не рассказывают, как проходить через подобное. Зато учит жизнь.

— Они идиоты, не обращай внимания, — недовольно брякнул парень и отвернулся.

— Тебя не спросила! — рявкнула я и хлюпнула носом. Тугой комок появился в горле, стало сложно дышать, глаза опять застилали непрошеные предатели-слёзы.

Господи, ну почему именно он? Почему рядом со мной не идиот Миша или вечно издевающийся Вадик? Или тихий спокойный Матвей?

Словно мраморное изваяние, он стоял рядом, сложив ладони в карманы простых чёрных брюк. Его сильную грудь и руки закрывала непомерно широкая чёрная футболка с желтым смайликом. Круглый год при любой погоде Макс ходил в кедах. Летом выбирал чёрные конверсы, а зимой — какие-то странные утеплённые. Мы иногда сталкивались на лестничной клетке, бывало, пересекались в магазине. И лишь изредка — на крыше. Он не любил сюда ходить, как говорил Денис.

«Слишком много негатива тут», — посмеивался Шошин над братом. В кои-то веки я была согласна с Максом. Наша компания пропиталась ненавистью и злостью. Никто не стал исключением. Даже я.

— Не надо тебе за Дэном бегать, — словно ведром холодной воды, окатил он меня. Я медленно покосилась на парня и попыталась понять: шутит или нет? На его хмуром серьёзном лице не дрогнул ни один мускул. Он всё так же задумчиво пялился вперёд и покачивался с пятки на носок.

Мотнула головой в попытке отогнать морок. Но парень по-прежнему стоял рядом. Видимо, догадавшись, что я сбита с толку, он повторил медленно, холодно и отсранённо:

— Перестань бегать за Дэном.

Я тяжело сглотнула и неловко поднялась. Ноги затекли, голова чуть кружилась, а лицо опухло. Да и внутреннее состояние оставляло желать лучшего — я уже давно не чувствовала себя настолько подавленной и разбитой. Как хрустальная статуэтка, с небывалой силой брошенная в стену.

Он не имел права говорить мне такое.

— Не лёзь не в своё дело, — отмахнулась я от него и отвернулась на минуту. Горечь от своих чувств, которые не смогла сдержать под замком, обида на всех вокруг и особенно на Макса, а также боль от резких слов парней давили на меня тяжким грузом. Я хотела разобраться со всем по порядку, но в очередной раз оказалось, что жизнь — огромный бушующий океан, и я в нём маленькая девочка. Вокруг уже начался десятибалльный шторм, а меня уносило всё дальше от берега. А я не могла выплыть и задыхалась. Шла ко дну.

Глубже и глубже.

Я вновь повернулась к Максу и увидела, как он покачал головой. Его тёмно-русые с каштановым отливом волосы оттеняли бледную кожу, которая из-за луны будто светилась.

— Тебе будет больно, — сказал он, наконец посмотрев мне в глаза. Неотрывно.

Это было странно. То ли он пытался загипнотизировать и внушить мне эту информацию, то ли бесстыдно изучал моё опухшее лицо. То ли всё вместе. Я кивнула зачем-то в ответ и прошептала:

— Мне уже больно.

Я никогда не стремилась выговориться, поплакаться кому-то в жилетку, обсудить тревоги — казалось, у меня нет таких проблем. Мелочи, не требующие вмешательства. И только стоя рядом с непоколебимым парнем после пролитых слёз, я поняла: обратиться за помощью нужно. Всё равно к кому.

Мы топтались на одном месте и сверлили друг друга гневными взглядами, пока Максим не вздохнул:

— Пошли, помогу тебе слезть.

— Я и сама могу! — вспыхнула и раскраснелась, когда вспомнила, как парень меня облапал по пути сюда. Беспардонно и нагло, словно имел на это право.

Он только ухмыльнулся и побрёл к тамбуру.

— Как знаешь.

Парень достаточно быстро скрылся в темноте, а я не спеша поковыляла к выходу. Конечно, сперва залезла к баку и забрала записку, бросила её в рюкзак и едва не подпрыгнула от испуга, когда глубокий голос из темноты спросил:

— Где ты там застряла?

Я скривилась и молча вошла в тамбур, где с телефоном в руках уже стоял Макс. Он ждал меня, это было ясно как день. К огромному сожалению, его помощь мне бы не помешала, ведь платье и правда раньше принадлежало Ольге, и мне не хотелось портить дорогую сердцу вещь.

Шаг 5

Это точно был он.

Слишком странное совпадение, не похожее на правду. Если только ребята не посмотрели фильм вместе, как делали это раньше: они собирались у Шошиных, включали комедии и веселились каждое воскресенье, пока «притон», как сказала соседка снизу, Мария Никитична, не разогнали полицейские. Приехал участковый, следом ещё один, помоложе, и они очень доходчиво объяснили, что соседей злить не стоит. С тех пор сеансы кинопросмотров закончились.

В теории они и правда могли все вместе вдохновиться лентой. На деле я ни разу не слышала, как Дэн рассказывает о грустной картине девчонкам. Только о шутках из комедий или слезливые цитаты из романтических мелодрам, заставляющие их сердца биться чаще. Они смотрели на него, как мартовские кошки на кота. А серьёзный фильм не пополнял запас забавных отрывков для соблазнений.

Однако вероятность, хоть и маленькая, оставалась.

Не такой уж популярный фильм, чтобы нравиться всем подряд. Тогда… Наверное, я бы сошла с ума от догадок, если бы не решила ответить. Так как на учёбу идти не нужно, а у Дениса был выходной, я не спеша поднялась на крышу и спрятала очередное послание рядом с баком.

Уже вовсю светило солнце, припекало и заставляло щуриться. Влажный от недавнего дождя бетон пах сыростью и безнадёгой. Я подошла к краю крыши и аккуратно глянула на детскую площадку внизу: там с дикими воплями носилась ребятня, а их матери сидели на лавочке под большим дубом и что-то увлечённо обсуждали. В белой футболке и простых серых леггинсах было очень жарко: на термометре стабильно держалась цифра в плюс тридцать пять, казалось, солнце хочет прожечь дыру в земле.

Я опустилась на своё излюбленное место и тут же подпрыгнула, вскрикнув от неожиданности.

— Не советую садиться, там мокро, — с издёвкой проворчал знакомый голос. Макс собственной персоной топтался рядом, улыбался и игриво щурился.

И почему опять он? Никого другого не нашлось? Чего прицепился как банный лист? Поболтать не с кем?

Я едва не взвыла от обиды и разочарования, ведь ожидала увидеть совсем не его. Может, Дениса. Или девчонок. Особенно не хотелось сталкиваться с парнем после странного разговора на лестничной клетке. К тому же он видел, что я позорно реву.

Я отвернулась, отошла к ограждению и сделала вид, будто не слышала его. Всей своей аурой старалась посылать сигналы в космос, чтобы парень от меня отстал.

Вселенная никогда меня не слышала, не услышала и в этот раз, потому что он не только не ушёл, но и встал рядом. Боковым зрением я заметила, как он медленно, по-кошачьи упёрся крупными ладонями в старые ржавые перила. Те жалобно заскулили и прогнулись под его натиском.

— Осторожно, — вырвалось у меня.

Я сразу же устремила взгляд вниз, чтобы не объясняться из-за моего внезапного порыва помощи и заботы. Сердце отчего-то громко затрепетало в груди, норовило выскочить, будто запуганная пичужка. Я покосилась на Макса и отметила, насколько хорошо он сложён.

Плечи широкие, мечта любой девчонки. Подбородок волевой, взгляд серьёзный и проницательный, заглядывающий в самую глубину и выворачивающий душу наизнанку.

Завораживающий.

Я помотала головой, чтобы отогнать морок, и поняла, как неотрывно пялюсь на Макса. Не косо поглядываю, а, полностью повернувшись, рассматриваю его. Он при этом не подавал вида, что заметил, и с таким же безмятежным спокойствием смотрел только вперёд. Ласковый ветер трепал его волнистые волосы, а солнце играло в прядях и делало их золотистыми.

Резко дёрнулась и крутанулась на сто восемьдесят градусов, лишь бы не позориться и осознать, что произошло. Неужели я и правда глупо таращилась на него?

— Любуйся, мне не жалко, — насмешливо сказал он.

Жадно хватая ртом воздух, я ломанулась к выходу. Потому что заалевшие щёки говорили за себя — он прав. Это паршивец всегда прав! Я едва не упала из-за стула, который стоял на пути, зашипела от боли и схватилась за коленку — ударилась самым чувствительным местом. Да так, что искры из глаз полетели.

Поковыляла дальше под тихий смех.

— Не убегай так быстро, — окликнул Макс.

Конечно, я не остановилась. Не хотела ещё больше позориться, не желала слушать его тупые шуточки на эту тему и вообще мечтала забыть о произошедшем. Хотелось, чтобы — раз! — щёлкнул пальцами, и все вокруг забыли о твоём унижении.

Никто пока не придумал такого аппарата, который решил бы все мои проблемы. Единственное, что хоть как-то помогало избежать позора, — побег.

— Стой, — в голосе Максима слышался смех, и уже через мгновение он пошёл следом за мной и заговорил куда спокойнее: — Погоди, я серьёзно. Надо поговорить.

— Тебе надо, ты и говори, — огрызнулась и чуть замедлилась.

Я предполагала, на какую именно тему он собирался общаться. Ему почему-то было очень важно не дать мне участвовать в борьбе за сердце брата. А мне внезапно захотелось узнать причину. Разве что-то бывает просто так?

Я остановилась около входа в тамбур, сложила руки на груди, но не обернулась. Посмотрела через плечо, показывая, что слышу его и что готова ненадолго остаться, чтобы угадать правильный ответ на вопрос: что его интересует? Брат? Или, быть может, я?

Шаг 6

Если Денис надеялся, что стихами сможет отделаться от очередных расспросов, то сильно ошибся.

На этот раз я подготовилась и принесла с собой ручку и листок бумаги, чтобы не возвращаться домой и сразу оставить ответ. Надежда на развёрнутое письмо казалась призрачной и зыбкой, однако я упорно цеплялась за неё и не отпускала. Мне хотелось не только верить, что тайный поклонник — Денис, но и знать это.

Вместо банальных вопросов я задала несколько глупых: любит ли он больше яблоки или бананы? Предпочитает ли лёгкий перекус по утрам вместо полноценного завтрака? Считает ли себя сладкоежкой? И попросила на этот раз портрет в цвете для коллекции. Все остальные были разглажены под прессом из пары десятков книг и приклеены на стену.

Я спрятала записку под баком, прошлась по крыше с проверкой, не следил ли кто-то за моими действиями, и наконец спустилась вниз.

Макс недовольно сидел на лавочке около подъезда и постукивал пальцами по деревянной сидушке. Нервно и быстро. Сразу же вскочил и зарычал раздражённо:

— Почему так долго?

Я пожала плечами и встала напротив него. Из-за разницы в росте мне приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Наглые. Ярко-голубые. В такие моменты я думала о том, как же они с братом похожи. Но стоило только Максу открыть рот, и все мысли о сходствах рассыпались прахом.

— Макияж — дело непростое, — ехидно выдавила я из себя и с удовольствием стала наблюдать, как парень скривил лицо.

Он пробежал по мне внимательным придирчивым взглядом.

— По тебе не скажешь, что усилия прилагала.

Открыла рот, чтобы возмутиться и напомнить, что я, на минуточку, девушка, как вдруг заработал мозг и дёрнул стоп-кран. Стиснула челюсти и натянуто улыбнулась, повторяя про себя мантру: «Это всё ради Дениса, всё ради него!»

Отбросив подальше глупую гордость, я сухо уточнила:

— Что ты хотел?

Отвечать Макс не собирался, развернулся и побрёл к выезду со двора. Я тащилась следом, хотя догадывалась, что делать этого не стоит. Вероятность, что он снова посмеётся надо мной и спросит, зачем сделала это, висела над головой огромным обухом. Мы дошли до угла здания, где Шошин внезапно зашёл в магазин с авто- и мотоатрибутикой. Я осталась стоять около входа, сложив руки на груди и сердито поджав губы.

«Что за игры ты ведёшь? — размышляла, искренне не понимая, чего же добивается парень. — Хочешь вывести меня? Или просто заняться нечем?»

Через мгновение прозрачная дверь магазина приоткрылась, Макс высунул голову в щель и пробормотал:

— Так и будешь тут стоять? Заходи.

— Зачем? — протараторила я.

Шатен снова скривился и бросил лениво:

— Увидишь.

Я осторожно прошла в небольшой магазин, протиснулась между узкими полками с инструментами и поспешила за Максом. Он встал в самом конце зала, как всегда спрятал ладони в карманы и качался с носка на пятку, без интереса разглядывая витрину со шлемами.

Я тяжело сглотнула и непонимающе уставилась на парня. Отчего-то стало страшно. Наверное, из-за незнания всегда так. Будущее страшит только тогда, когда о нём неизвестно вообще ничего. Или, наоборот, слишком много.

— Выбирай, — небрежно бросил Шошин и отошёл в сторону.

Кажется, в тот момент у меня начал дёргаться глаз от происходящего.

— Что выбирать? — прошептала я, полностью повернулась к парню и уставилась на него немигающим взглядом.

Он махнул рукой в сторону стеллажа и неловко потоптался на месте. Наверное, нервничал так же, как и я.

— За… зачем? — сбившись прохрипела я и бросила затравленный взгляд в сторону консультанта в голубой футболке, который на всех парах с обезоруживающей улыбкой наперевес мчался к нам.

Макс не успел что-то сказать (или не захотел), потому что парень лет тридцати с бейджиком на груди и именем на нём «Игорь» образовался рядом со мной неожиданно резво. Я чуть не вскрикнула от неожиданности, когда он рявкнул мне на ухо:

— Здравствуйте! Вам подсказать что-то?

— Э-э-э… — протянула я, не понимая, что здесь делаю и почему иду на поводу у Максима.

Шошин вдруг очнулся и сказал:

— Мы хотим купить шлем для девушки.

Консультант смотрел на нас широко раскрытыми глазами, но быстро взял себя в руки и полностью сосредоточился на моём безумном соседе.

— Закрытый? — начал уточнять парень у Макса, тот только болтал головой в ответ. — Чёрный? Визор зеркальный? Двойной? Второй шлем не нужен? Что насчёт гарнитуры?

Моментально Шошин снял со спины едва заметный рюкзак, достал оттуда белую коробку с надписями и отдал продавцу. Сам парень вышел на улицу, бросив напоследок:

— Нужен самый лучший. Как выберете, позовёте, оплачу. Гарнитуру поставьте сразу, отдельно на карту кину.

Консультант с широкой акульей улыбкой напал на меня с вопросами, на которые ответить я была не в силах. Он тыкал пальцем то в один, то в другой вариант, тонко окучивая меня и пытаясь разузнать, на какую же сумму рассчитывает мой «парень» при покупке.

Шаг 7

Я тяжело сглотнула и устремила взгляд вверх, в потолок с облупившейся краской противного бледно-зелёного цвета, а уже после с ощущением неизбежного уставилась на светлую макушку и яркие голубые глаза.

Крепко зажмурилась и даже тряхнула головой в попытке отогнать видение. Но оно упорно держало меня за талию и мило улыбалось.

— Привет, — несмело протянула я и резко выпрямилась, ведь Макс всё ещё стоял около двери в свою квартиру, сложив руки на груди. Он окинул меня насмешливым, оценивающим взглядом. Так дети смотрят на дорогую игрушку в магазине, когда знают, что родители точно её купят.

Я отошла к стене, чтобы Денис не смог услышать бешеное биение моего пугливого сердца. И что он тут делает? Быстро же добрался…

— Как дела, Лана? — тепло улыбнулся блондин.

На его щеках появились небольшие ямочки, которые хотелось потрогать. В полутьме лестничной клетки парень выглядел взросло и одновременно мило. Мы могли бы поболтать о ерунде, если бы не Макс.

Его брат с коварной ухмылкой переводил взгляд с меня на блондина, словно знал тайну и собирался протрубить о ней на весь мир. И он знал, несомненно. Только Дэна ставить в известность об этом было совсем не обязательно.

— Всё хорошо, — выдавила я из себя и неловко улыбнулась.

«Уходи, уходи, уходи! Убирайся!» — мысленно приказывала я младшему Шошину. Тот, конечно, на мои невербальные сигналы никак не реагировал, хитро щурился и выжидал. Возможно, просто удобного случая, чтобы растрепать брату: «Эй, а ты в курсе, что нравишься Милке?»

Я прожигала взглядом дыру в темноволосой черепушке и едва заметно кивала в сторону их квартиры. Мои намёки Макс игнорировал и упорно пожимал плечами, мол, ничего не понимаю. Но он точно понимал, просто не хотел помогать и оставлять меня наедине с братом.

— Куда собралась в такое время? — Дэн глянул на часы и округлил глаза. — Ого, уже час ночи. Серьёзно, ты куда?

— Воздухом подышать захотелось, — ответила я сухо.

Призрачная возможность проверить, посылал ли записки Денис, маячила перед глазами. Стоило лишь подняться на крышу и обыскать пространство рядом с баком. Он ведь не мог успеть добраться до дома раньше нас и провернуть всё?

— Ну ладно, — недоверчиво протянул блондин, обернулся на брата и нахмурился. Он перевёл задумчиво-заинтересованный взгляд с него на меня и поджал губы. Заподозрил что-то? — Что вы двое скрываете?

Я отчего-то покраснела, как мак в поле, и с напускным безразличием отвернулась. В тот момент стена показалась такой интересно, да и краска в темноте по-особенному переливалась, не казалась тошнотно-зелёной, а стала благородной изумрудной. И каждая трещинка придавала ей величия. Я бы так и стояла, упершись взглядом в стену, лишь бы не участвовать в неловком разговоре.

«Уходите домой! Быстро!» — умоляла мысленно.

— Ничего, — вдруг глухо отозвался Макс. Я испуганно посмотрела в его наглые голубые глаза и застыла. Он что-то задумал. Нечто такое, что мне не понравится. Или вообще выведет из себя.

Я стиснула зубы, предупреждающе сощурилась и зашипела, намекая, чтобы он молчал. Что бы он там ни придумал, всё должно оставаться исключительно в больной фантазии парня. Иначе…

— Мы встречаемся, — вдруг выпалил Максим и едко ухмыльнулся.

— Он шутит! — воскликнула я и зашипела. — Хватит врать! — я снова повернулась к Дэну и с милой улыбкой добавила: — Мы просто друзья.

В воздухе повисло напряжение, готовое вылиться в огромный скандал. Между мной и Максом, столкнувшимися тяжёлыми взглядами, летали молнии.

В молчаливом противостоянии мы будто бы остались вдвоём в целой Вселенной. Только я, Максим и наша взаимная ненависть друг к другу. Ещё бы чуть-чуть, и в одном из нас образовалась бы дыра от взгляда второго.

— Вот так номер! — восхищённо прошептал Денис, подошёл к брату и хлопнул его ладонью по груди. — Молодец, так держать! А я-то думал…

Что именно он там думал, мне не удалось узнать, потому что парень, покачивая головой и усмехаясь, скрылся в квартире.

— Мы друзья! — крикнула я ему в спину и прикусила язык. Мог проснуться отец, уж он бы не оставил и мокрого места от Макса. Тот, возможно, заслужил, но доводить ситуацию до драки совсем не хотелось. Да и соседи никогда не любили Шошиных, постоянно жаловались на поведение братьев, вызывали участковых, поэтому привлекать внимание криком было глупо. Я резко повернулась к Максу, вальяжно стоявшему около входа в квартиру, сделала пару шагов и ткнула пальцем в грудь. — Ты что творишь, придурок? Хватит придумывать ерунду!

Парень брезгливо дёрнул плечами и легко отбросил мою руку. Скривил губы и начал прокручивать серьгу-колечко в ухе. При этом упорно сверлил взглядом потолок. Молчание затягивалось. В какой-то момент мне показалось, что Макс вообще не будет отвечать, проигнорирует и сбежит. Однако когда я повернулась к лестнице, чтобы пойти провериться на крышу, он горячо зашептал:

— Ты хотела привлечь его внимание. Желание сбылось.

— Не таким способом, — едко шипела я в ответ. — Теперь он будет думать, что у нас что-то есть! И всё потому, что ты не следишь за языком.

Он намеренно выводил меня из себя. Специально делал то, от чего меня буквально трясло и выворачивало, что доставляло максимальный дискомфорт. И зачем, спрашивается? Разве ему есть какое-то дело до меня и моих чувств? Неужели он настолько сильно беспокоился за брата, что был готов на всё?

Шаг 8

Сердце-предатель на секунду замерло и забилось с новой силой, разнося по венам не кровь, а лаву. Я горела изнутри и хотела кричать об этом всему миру — настолько сильное впечатление на меня произвело стихотворение. Казалось бы, ничего необычного. Но для меня это было нечто запредельное.

Если бы на моём месте была Оля, она бы даже не удивилась такому вниманию, возможно даже, отнеслась бы с пренебрежением. Фыркнула бы и сказала, что всё это — детский сад. Сестра считала, что настоящие парни делают более весомые подарки. А письма и признания в любви на асфальте нужно оставить ребятишкам-шестиклассникам.

В этом вопросе наши мнения кардинально отличались. Я любила тайные послания, но больше всего мне хотелось знать, кто же это мог написать.

Я ещё раз пробежала взглядом по строкам и улыбнулась. Текст был написан аккуратным, выверенным почерком. Каждая буква стояла на своём месте, была идеальной. На заглавных — завитушки, хвостики тоже кудрявые. Мой друг по переписке точно тщательно готовился к ответу. Не калякал на обрывках наспех, нет. Он наслаждался этим, вкладывал душу.

К сожалению, ответа на вопрос он не оставил. И я начала догадываться, что любимый фильм — единственное, о чём он поведал, поэтому расспрашивать и пытать его не стоит. Бесполезно. Я решила ответить со всей ответственностью, дома, за столом. Попытаться выжать из себя красивый почерк.

Я направилась домой. Меня не покидал страх, что я вновь увижу неадекватного отца на полу прихожей. Обычно он хотя бы до кровати добирался. С тяжелым сердцем повернула ключ в замочной скважине, аккуратно заглянула внутрь и облегчённо выдохнула: никого не было. В квартире пахло пирожками с капустой и цветочным освежителем воздуха.

Прежде чем идти в душ, я спешно залетела на кухню, всухомятку съела пирожок и всё проверила. Отец наверняка был на работе — после увольнения из органов он устроился охранником в супермаркет и с важным видом гонял наглых школьников. Мама тоже частенько подрабатывала парикмахером в местном салоне. После смерти Оли она долго не могла войти в привычный график, но в итоге всё же стала выбираться в салон. Сперва просто сидела среди коллег и пыталась общаться с посетителями, а после вернула всех своих «постоянников». Мама радовалась этому как ребёнок — для неё работа превратилась из обязанности в отдушину, стала утешением после трагедии.

«То, что любишь делать, помогает пережить внутреннюю боль. Вот мне, например, очень нравится стричь, — откровенно призналась мама однажды. — Не просто отрезал волосы и пошёл, а посоветовал, как лучше: с чёлкой или без, с длинными или короткими, локоны, причёска или укладка, цвет, техника окрашивания. Девушки доверяют, прислушиваются, в итоге очень довольны результатом. А я счастлива потому, что кому-то из них нужно на свидание, кому-то — на важную деловую встречу, кому-то — на выпускной. Эти события и это состояние, зависящее в том числе и от причёски, навсегда отпечатаются в их жизнях. Мне от этого тоже проще».

Тогда я не вдумывалась в смысл её слов, а просто согласилась и пошла по своим делам. Но позже, как только мама стала работать полный день, а отец вдруг воспротивился этому, всё поняла. Чтобы не разрушить то, что осталось от семьи, и не перечить папе, мама уменьшила количество рабочих часов. Всё, лишь бы угодить.

Видимо, в этот раз у кого-то было важное мероприятие, раз она ушла днём. И, честно говоря, я радовалась, что так получилось. Не хотелось объяснять ей, где я провела ночь и почему не считала себя неправой.

После душа я отправилась учить билеты по философии — предмет никак не давался, и я очень боялась остаться без стипендии. Планировала летом устроиться работать в ресторан к Денису и быть с ним чуточку больше. Это ли не счастье?

Наличие Ани, их серьёзные отношения и Макс спутали карты. Нет, конечно, я не собиралась встревать в чужую личную жизнь и портить её. Зато могла этим позлить младшего Шошина.

За изучением философии Спинозы не уследила за временем.

— Блин, — я скатилась с кровати, когда поняла, что часы показывали половину седьмого.

Наспех надела джинсы и белую футболку, накрасила ресницы, немного припудрилась и повертелась около стеклянной двери шкафа-купе. Оставшись удовлетворённой увиденным, схватила записку, рюкзак и побежала на крышу. К счастью, ребята ещё не начали собираться. Я едва успела положить записку под бак, когда появились парни. Они сели на скамейку около тамбура и стали внимательно следить за всем.

Я стояла около перил, когда подошёл Матвей. Он учился в том же университете на похожем направлении, мы частенько сталкивались в корпусе между занятиями. Высокий, черноволосый, с широкими скулами, зелёными глазами и пухлыми губами. Он неизменно выбривал виски, оставлял длинную чёлку, которая при ходьбе падала на лоб.

— Привет, — чуть помявшись, наконец поздоровался он. Опёрся ладонями о железную трубу ограждения и повернул ко мне голову.

Я кивнула вместо ответа. Он постоянно тусовался с парнями, а уж им я доверяла даже меньше, чем Максу. Тот хотя бы подкалывал меня наедине, не на глазах у окружающих.

— Ты как? — чуть слышно прошептал парень.

С непониманием я повернулась к Матвею и прищурилась: пытался ли он просто поиздеваться надо мной? Или действительно интересовался? Может, Миша подослал его, чтобы выведать информацию, с помощью которой меня можно доводить? Или Вадим? Он тоже любил действовать на нервы.

Шаг 9

Он привёз меня в центр, к большому квадратному фонтану около дворца спорта. Из широкого двухэтажного здания, фасад которого состоял из сплошных окон, оклеенных рекламой, выбегали дети. С визгом и хохотом они в похожих спортивных формах спускались с бетонного потрескавшегося крыльца и проплывали стайками мимо нас с Максом. Улица была не очень хорошо освещена, так как горела лишь половина фонарей. С двух сторон от дорог фонтан огораживали высаженные ровной шеренгой голубые ели. Мы подъехали к самим ступенькам и затаились в темноте, чтобы не привлекать внимания.

На небольшой площади не было ничего романтичного. Большие тротуарные плиты лежали кривыми волнами, из-за чего люди часто спотыкались и падали. Сам фонтан был обычным бассейном с торчащими трубками, из них в разные стороны веером лилась грязная вода. На территории не было лавочек, поэтому парочка сидела на блестящем мокром краю фонтана. Денис и Аня держались за руки и о чём-то переговаривалась.

С нашей точки нереально было услышать разговор, однако Макс сам комментировал происходящее:

— Они частенько гуляют вместе. Не замечала, что Дэн иногда отсутствует по вечерам или поздно приходит на крышу?

— Ага, — беззаботно согласилась.

На самом деле я не была уверена, что хочу знать всю правду о Денисе. Не потому что боялась разлюбить, нет. С того момента, как я поняла, что он встречается с Аней, внутри всё перевернулось. Сперва мне действительно хотелось, чтобы Шошин видел только меня. Шутка ли — безответно любить его больше двух лет? Но после пришло суровое осознание: я ему не подхожу. Не так хороша, как он любит, не так воздушна, не настолько творческая. Единственное, чем мне нравилось заниматься, — фотография. С уходом Оли это увлечение умерло.

К тому же невооруженным взглядом можно было увидеть, что эти двое влюблены. Взаимно и горячо. Я не хотела становиться причиной слёз этой милой девушки.

— Ты хочешь всё это сломать? — вдруг выпалил Макс.

Нет.

— Плевать, — выдавила я из себя ложь и отвернулась от парочки.

— Идиотка, — зло прошипел Макс и слабо ударил по бензобаку. — Ладно.

Шошин больше не общался со мной, даже на простые вопросы в духе, что он делал днём или чем занимается в свободное время, не ответил. Я пыталась сгладить ситуацию, хотела вернуть всё к той точке, когда мы спустились с крыши.

В нём я чувствовала опору, которой так не хватало. Это была не призрачная надежда на Дэна, который зачастую отсутствовал, а реальная защита.

К сожалению, мой дурной язык и плывущий рядом с Максом мозг отрезали пути к отступлению. Я снова осталась одна. И ощущала каждой клеточкой организма, что расположение парня вернуть не так просто.

Вскоре Аня встала, поправила своё шифоновое зеленое платье в крупный цветок, чмокнула Дениса в щёку и летящей походкой направилась в нашу сторону. Я испуганно вцепилась в талию Макса и отвернулась. Сердце бешено колотилось, пока я судорожно пыталась придумать хоть одну стоящую причину нашего появления около фонтана.

Свидание? Мы как два дурака сидели на мотоцикле — что за парень может вести себя так на встрече с девушкой? Может, просто проезжали мимо и хотели поздороваться? С огромной натяжкой это можно считать причиной. Только куда мы ехали поздно вечером?

Девушка тихо напевала себе под нос и шла в опасной близости от нас. Однако никто не окликнул меня или Максима, никто не постучал по шлему, не задел за плечо. Она нас не заметила. Аня мотала головой, ушла полностью в музыку, подтанцовывала и подпевала, а я сверлила её спину заинтересованным взглядом и не верила.

Пронесло.

— Поехали домой, — устало пробормотала я и чуть ослабила хватку.

— Рано, — отрезал Макс, что-то потыкал в телефоне и едва слышно фыркнул.

Вскоре Денис тоже пошёл куда-то, только не к остановке и не в сторону дома. Я нахмурилась, понимая, что наша слежка продолжится. Примерно через пятнадцать минут двигатель мотоцикла наконец степенно заурчал, включились фары, и мы помчались по ночному городу.

Конечная цель оказалась куда ближе, чем я предполагала. Всего пара светофоров, и мы плавно затормозили около тротуара в тёмном уголке без фонарей. То ли Макс специально выбирал такие улицы, то ли совпадало так. Я повертела головой и удивлённо отметила: ничего примечательного вокруг, обычные старые пятиэтажки, парочка магазинов, кафе, пиццерия и дорогой бутик.

Парень заглушил мотор, размял шею и взялся за телефон. Я начала считать секунды, чтобы отвлечься.

Десять. Двадцать. Тридцать. На сотне Макс заговорил:

— Ты хотела узнать его лучше, — мотнул он головой на противоположную сторону дороги и насмешливо хмыкнул. — Любуйся.

Сперва я не поняла, куда смотреть, на что обратить внимание. Но потом заметила знакомую светловолосую голову за стеклом кафе и чуть не рухнула с мотоцикла. Ведь Денис — тот самый, что казался таким преданным и влюблённым, — натянул обольстительную улыбку и вовсю окучивал какую-то девку.

Достаточно симпатичную, с длинными чёрными прямыми волосами и густой чёлкой, мягкими чертами лица и приятного оливкового оттенка кожей. Девушка была красивой. Это заметила не только я, но и Макс — он повернул голову в сторону кафе и долго не отворачивался.

Шаг 10

Мы развили сверхсветовую скорость. Как назло, все светофоры горели зелёным, а людей на улицах было очень мало. Молодежь не гуляла, старички не вышли на променад, даже бегунов мы не встретили по пути. Все будто специально остались дома, чтобы мы могли спокойно поговорить.

Мы мчались по набережной к причалу — я отлично знала это место, Оля любила там гулять и всегда таскала меня с собой туда, если только не шла с очередным парнем.

Пристань — это пара больших бетонных блоков, торчащих из воды. На них частенько зависали школьники, иногда тусовались студенты, и чаще всего здесь можно было застать целующиеся парочки. Место считалось одним из самых романтичных в городе, хотя я упорно не понимала, что такого крутого в грязном, заплёванном бетоне, бесконечном крике чаек и сырости. Однако именно здесь мы остановились.

Макс заглушил двигатель, и я сразу слезла с мотоцикла, чтобы немного размяться. Сняла шлем и положила на сиденье позади парня. Он сделал то же самое и уставился на меня.

В бледно-жёлтом свете фонаря он казался задумчивым. Голубые глаза цеплялись за меня, выискивали что-то важное, но не находили. Макс то и дело поджимал губы, приоткрывал их и вновь смыкал. Наверное, он пытался подобрать слова, чтобы отговорить меня доставать его брата.

Но он не понимал, что теперь я следовала за ним самим. Как Луна за Землёй — всегда рядом и вечно на расстоянии.

Порывистый хлёсткий ветер с реки трепал его коричневые волосы, которые в темноте июньского вечера казались почти чёрными. Чуть кудрявые, непослушные, торчащие в разные стороны после снятия балаклавы. Мне хотелось наконец потрогать их.

Макс поднял руку, взялся за колечко в ухе и стал его крутить. Я предполагала, что он так делал, когда нервничал: либо вертел серьгу, либо качался с пятки на носок. Это могло означать лишь то, что нас ожидал серьёзный разговор. Не из приятных.

Я ждала зря.

Нужно было сказать правду, признаться. Возможно, быть не понятой или высмеянной. Плевать. Шошин заслужил немного честности. К тому же он ещё ни разу не подвёл меня. Он бы не разболтал об этом остальным в компании.

Но было поздно. Макс заговорил первым. Хрипло, словно выплёвывая слова:

— Уходи, не хочу тебя видеть.

Я замерла, не веря тому, что услышала. Галлюцинация? Лице Максима было отрешённым, он смотрел в пустоту и не двигался. Замер красивой холодной статуей.

— Что? — прошептала я.

Он не мог меня прогнать. Макс на такое не способен. Кто угодно, только не…

— Уходи, — повторил он жёстко и прикрыл ладонью лицо. — Убирайся.

Я вспыхнула от злости, как спичка, покраснела, резко развернулась и побежала прямо через газон и дорогу в сторону наших домов. К счастью, машин в этой части набережной всегда было очень мало, а поздно вечером их вообще не осталось.

Я перелезла через железное ограждение, запнулась за железный прут, торчащий из земли, и едва не упала на уложенный плиткой тротуар. Ругнулась в голос и быстро зашагала вперёд.

Быстрее. Пока не передумала. Пока уверенность не покинула меня.

С каждым шагом в голове, словно яркие вспышки, появлялись воспоминания. Я никак не могла связать сказанные грубые слова с тем, как Макс защищал меня. Зачем нужно было это делать? Потешить своё эго? Или просто стало жаль бедную девочку? Чего он добивался? Ненависти к себе?

— Браво, у тебя получилось, — пробурчала я под нос и остановилась. — Ты замечательно умеешь убеждать людей не связываться с тобой.

Рёв двигателя не разрывал тишину, значит, он стоял там. В одиночестве и полутьме.

— Ну, чего ты ждёшь? — воскликнула я, обернувшись лицом к набережной. Проверила время и ужаснулась: скоро родители должны были хватиться меня. По крайней мере, мама. Она иногда заглядывала ко мне в комнату перед сном.

Я рисковала опоздать к этому священному ритуалу и нарваться на разборки с отцом. Один из последних автобусов отъезжал через десять минут с конечной, до которой в быстром темпе можно было дойти за пять, иначе я рисковала добираться до дома пешком через весь город.

«Брось, он не хочет тебя видеть», — шептал разум.

«Потому что ты сделала ему больно», — подсказало сердце.

Две девчонки в коротких плиссированных юбках и белых футболках вырулили со двора и с криком бросились к остановке. Они визжали, что не успеют уехать, и родители будут ругаться. Мне стоило пойти следом за ними, ускориться и выкинуть из головы Макса с его штормовым настроением.

Но я не могла этого сделать. Ноги будто приросли к старой тротуарной плите.

— Если он уехал, — под собственный рык я твёрдо зашагала обратно к набережной, — я его задушу. Найду и задушу.

На этот раз я аккуратно перемахнула через железный забор, огляделась по сторонам в поисках проезжающих автомобилей и перебежала через дорогу. Сквозь кусты виднелся сиротливый мужской силуэт. Он стоял рядом с мотоциклом, держал шлем в руках и не двигался.

Я обошла заросли справа, бесшумно подкралась к парню со спины и сухо спросила:

— Почему я должна уходить?

Шаг 11

Удивительно, но я успела на последний автобус. И это была единственная приятная новость. Девчонки-школьницы оглядывались на меня и перешёптывались, словно были свидетелями нашей с Максом ссоры. Я позорно отвернулась к окну, надела наушники и ушла в себя.

За окном мелькали новостройки, бизнес-центры и магазины. Постепенно они сменились старенькими девятиэтажками и редкими хрущёвками. Мы жили на окраине города, в уютном спальном районе. С одной стороны через пять домов уже начинался лес, с другой — такие же однотипные здания.

Автобус проехал половину пути, когда я вдруг вспомнила о записке от поклонника. Я её забрала и спрятала в рюкзак, но из-за стычки с Максом это вылетело из головы.

Трясущимися руками я развернула пару сложенных листов и едва не взвыла от внезапно нахлынувших чувств. На рисунке я сидела боком в чёрном кружевном платье, смотрела на закат, а по щеке стекала едва видимая слезинка. Волосы подбрасывал ветер. Простым карандашом неизвестный передал весь спектр эмоций, который я скрывала глубоко внутри в тот момент. Обиду, боль, злость, апатию.

Я не заметила, как заплакала, сидя в старом автобусе. Пара капель упала на белый лист бумаги и моментально впиталась, едва не испортив портрет. Я испуганно стёрла их пальцем и подула на рисунок.

Хотелось сохранить его, даже если автором был Макс.

Аккуратно перевернула записку и пробежала взглядом по строкам.

Сквозь бурю, непогоду, летний зной

Я буду двигаться вперёд, чтоб быть с тобой.

Никогда не молчи, если больно. Не бойся показаться глупой или странной. Твои чувства — это твоя броня, а не слабость. Знай, что в этом мире есть как минимум один человек, который верит в тебя.

Ты всё сможешь.

В ответной записке я зачем-то спросила, какие у моего тайного поклонника любимые цвет и фрукт. Я не собиралась искать его в толпе по полученной информации, просто хотела знать чуть лучше.

Когда добралась до дома, я поднялась на крышу, села на своё любимое кресло и уставилась на соседний дом — кто-то на крыше напротив бродил, громко хохотал и иногда выкрикивал ругательства во весь голос. Вдруг в голову пришла странная и немного сумасшедшая идея.

Я задрала голову и вгляделась в серо-чёрные облака, плотно застилающие небосвод. Ни единой звезды не было видно из-за тёмного покрывала. Набрала побольше воздуха в грудь и заорала что есть силы:

— Я хочу знать, кто мне пишет.

Изобразила клич индейца и глубоко задышала: стало легче. Словно тяжелый камень с груди сняли. Я улыбнулась и тут же виновато скорчилась, ведь хриплый женский голос снизу завопил:

— Не мешайте спать, изверги! Полицию сейчас вызову!

Я тихо рассмеялась и схватилась за сердце от вкрадчивого вопроса:

— Что смешного?

Матвей стоял в двух метрах позади меня, скрестив руки на груди. Он хмуро зыркал на меня зелёными глазищами. По сравнению с Максом он выглядел слишком юно, не на свой возраст. Он учился на втором курсе нашего университета на направлении «Прикладная математика и информатика». Я частенько видела его в учебном корпусе, правда, парень всегда был в наушниках и без конца что-то печатал на ноутбуке.

— Да так… — пожала я плечами.

Архипов выглядел не таким массивным, как братья Шошины: чуть угловатая, ещё мальчишеская фигура, худое лицо с пухлыми губами, широко открытые чистые глаза. Парень хитро сощурился и прошептал таинственно:

— Что ты забыла ночью на крыше?

Я бросила затравленный взгляд в сторону бака с водой и попыталась понять, видел ли он хоть раз эти записки? Как давно поднялся? И, самое главное, зачем?

— Вышла голову проветрить, а ты?

Я изогнула губы в коварной ухмылке, скопировала его позу и замерла в ожидании. Матвей наклонил голову, пнул невидимый камень, спрятал руки в карманах спортивных штанов и грустно признался:

— Вообще-то надеялся встретить здесь тебя.

Удивлённо приподняв брови, я уставилась на парня. Он ещё больше смутился, резко обошёл меня и встал у ограждения. Крепко схватился за железную трубу, даже костяшки его пальцев побелели. Я аккуратно подкралась и встала рядом. Не слишком близко, чтобы не спугнуть, и не так уж далеко, чтобы он замолчал.

Мучительно засосало под ложечкой, словно должно было произойти нечто волнительное.

— Вот и я, — подсказала едва слышно.

Он кивнул, и его чёлка упала на лоб, прикрыв один глаз. Матвей пятернёй убрал непослушные волосы назад, почесал указательным пальцем бровь и прикусил губу. Я видела его смятение, практически чувствовала его. И молилась.

«Только не сейчас, пожалуйста! Только не он!»

Потому что Матвей не сделал ничего плохого. Часто витал в облаках, не пытался со мной сблизиться или узнать. Но, наверное, потому что я и сама не позволяла этого? Он был из тех хороших парней, которых вечно френдзонят и кому-то плачутся в жилетку. Хотя я точно знала: Архипов этого не заслужил.

Шаг 12

— Не знаю, — пожала я плечами.

Я и правда не понимала, что между нами происходило. Не придумала ли я это? Реально ли всё было? К счастью, преподаватель разъярённой фурией промчалась по коридору, открыла кабинет и попросила зайти всех, кто сдавал экзамен в обычном порядке. Счастливчиков типа меня и ещё одного парня она оставила ждать в коридоре. В любой другой день я бы смиренно согласилась.

Но не в этот раз.

Я уверенно зашла в кабинет и подошла к столу преподавателя. Без колебаний положила раскрытую зачётку перед пожилой женщиной.

— Вы что себе позволяете, Воронина? — возмутилась математичка, изумлённо приподняв брови.

— Мне очень нужно идти, — спокойно солгала я. — Вы не могли бы поставить оценку сразу?

Она опустила очки на кончик носа и смерила меня уничтожающим взглядом — так, как делали исключительно учителя. Поджала тонкие красные губы, фыркнула и резко подтянула к себе синюю книжку.

— В следующий раз вы, Воронина, — процедила женщина, — с таким подходом к делу будете сдавать в общем порядке. Ясно?

Я кивнула, даже не пытаясь скрыть довольную улыбку. Преподаватель хмуро зыркнула на меня, резким движением всучила зачётку и выпроводила из аудитории. А я побежала домой.

В подъезде я резко затормозила на лестничной клетке, поочерёдно глядя то на нашу дверь, то на дверь Шошиных. Сперва аккуратно прислушалась к звукам: снизу лаяла собака, и орал телевизор у бабули на первом этаже. Но никаких признаков нахождения братьев или моих родителей дома.

Позвонила в квартиру Макса. Сперва коротко. После долго и упорно.

Не открыли. Мне в какой-то момент послышалось, что по ту сторону кто-то ходит. Денис? Он уже давно ушёл на смену. Его твердолобый брат? Возможно. И, скорее всего, он увидел меня в глазок и забил.

— Ну, и чёрт с тобой, — обиженно протянула и пошла на крышу.

На улице стояла жара — летняя, сочная. Все девчонки ходили в топах и юбках или сарафанах, парни — в майках и шортах. Я же обычно прикрывала ноги джинсами, а сверху неизменно надевала широкую футболку. Поэтому вместо того, чтобы сесть на стул, я отправилась в тень, к стенке тамбура со стороны баков.

Терпеливо развернула чуть помятую записку с портретом. На этот раз я была зла или рассержена: я прямо смотрела на художника, между бровей пролегла складка, а глаза были сурово прищурены. Я провела пальцами по рисунку и усмехнулась. Даже если автор видел меня злой, то явно не запомнил этого. Потому что обычно я выглядела несколько иначе — Оля пару раз фотографировала меня в ярости, и везде моё лицо получалось перекошенным от недовольства. Здесь злость вышла красивой.

— Ладно, допустим, — улыбка застыла на моих губах. — Интересно, что же ты написал в этот раз?

Я открыла белый огрызок разлинованной бумаги и замерла. Стихи. Снова.

Короткий взор чудесных глаз

Даёт моей любви каркас.

Прошу, не надо грустить. У меня каждый раз разрывается сердце при виде твоих слёз. Ты достойна лучшего. Во всём. Так добивайся своего.

P. S. Мой любимый фрукт апельсин. Но давай установим правило: один вопрос за раз.

И почему только при чтении банальных записок я была так рада? Как глупая девчонка, впервые влюбившаяся в одноклассника. До хрипоты и боли в ребрах.

Конечно, я написала ответ. На этот раз не придумала ничего лучше, чем нарисовать глупый рисунок с ромашками и попросила ответить на второй вопрос из предыдущего письма. Спрятала послание, но потом засомневалась, достала и на всякий случай добавила текст вопроса ещё раз. Вдруг он выкинул мою записку?

Сходила ненадолго домой, к счастью, ни отца, ни матери там не было, а ближе к вечеру я снова поднялась наверх. Там уже сидели девчонки: Вика воодушевленно рассказывала подругам, куда собирается ехать отдыхать через пару недель. Те со знанием дела кивали, словно хоть одна из них понимала, на каком именно резорте отдыхает семья Кораблёвых.

Я снова зачем-то махнула им рукой и получила точно такой же ответ. Словно мы вдруг стали ближе. Хотя такого определенно не произошло.

Прошла к своему обычному месту, изнывая от жары, и стала ждать. Пять минут. Десять. Час. Два. Я уже сбилась со счёта, когда поняла, что на крышу не пришёл ни Денис, ни Макс. Наверное, я слишком часто оглядывалась на любой шорох с надеждой, потому что, когда побрела к тамбуру, Миша и Вадим активизировались.

— Чего приуныла, Ворона? — гаркнул один из парней, заметивших меня.

— Это потому что тебя все кавалеры кинули? — сделал догадку Миша.

Остальные загоготали, как гиены.

— У неё ж вечный траур, бро, — вставил свои пять копеек довольный Вадим, — кто на неё такую посмотрит?

И снова заржали. Противно и высоко.

Я не собиралась отвечать. Казалось, что если скажу хоть что-то, парни не отстанут. Внезапно в голове всплыла фраза из записки: «Никогда не молчи, если больно».

— Отвали, — бросила я и продолжила идти.

Шаг 13

Из кухни доносились крики. Дверь была прикрыла, снизу через щель пробивался свет. Бесшумно, как мышка, я сняла кеды и аккуратно поставила их в угол. На цыпочках подошла ко входу в свою комнату и замерла. Превратилась в слух.

Мне хотелось знать, о чём на этот раз могли спорить родители в одиннадцать вечера.

— Она отбилась от рук, а тебя, как выясняется, вечно дома нет! — кричал отец.

Речь точно шла обо мне.

— А что, я одна должна на себе тащить и дом, и ребёнка, и деньги откуда-то брать? — холодно цедила мать. — Ты же пропиваешь всё, что зарабатываешь!

— Не ври! — рявкнул папа.

Проблема была в том, что он и сам не знал, какие суммы тратил на выпивку и хорошие закуски. Частенько покупал красную икру или форель к своим гулянкам, как-то раз даже заявился с крохотной баночкой чёрной икры. Словно это было нам по карману.

Я точно представляла, сколько стоили продукты, потому что время от времени подрабатывала, чтобы с голоду не умереть. Да и мама постоянно ходила в салон и принимала девочек не от хорошей жизни. Конечно, ей нравилось то, что она делала. Однако также по душе была и зарплата.

Сколько бы отец ни запрещал ей выходить из дома, сколько бы ни пытался контролировать, в вопросе выживания она полагалась лишь на себя. И, возможно, очень редко на меня. Отец исчерпал доверие очередными пьяными обещаниями ещё год назад.

— Ты посмотри на него, — мать повысила голос, — хоть бы постыдился ерунду нести! Когда ты последний раз продукты покупал, а? Деньги когда давал? Ты вообще в курсе, что у нас уже четыре месяца как долг по коммуналке? Нет? Конечно, откуда тебе знать!

— Лена, замолчи, — предупреждающе зарычал отец.

— Нет это ты замолчи! — сорвалась на визг мама. — Молчи и слушай. Если ты ещё хоть раз поднимешь руку на дочь…

— Лена! — резко прервал её отец. На этот раз неуверенно и куда тише, чем прежде. — Она же шляется с парнями!

Может, он чувствовал неладное? Что мама на грани кипения?

— Молчи, Валера. Мне это начинает надоедать.

На мгновение повисла тишина, и я боязливо схватилась за дверную ручку. Неужели спор закончился на таком странном месте?

Тяжело выплёвывая слова, отец сказал:

— Если она, как Оленька, притащит в подоле… я даже не знаю, что сделаю, Лена… правда не знаю… я же хочу, как лучше… чтобы все дома были…

Он начал сбиваться и плакать. Странно, но этот факт не задел ни единой струны в моей душе. Будто что-то важное отмерло и уже не отзывалось на подобные уловки отца. Единственное, на что я среагировала, — слова про Олю.

Я недоверчиво покачала головой. Неужели он снова напился? По голосу был трезвым. Тогда с чего вдруг какой-то бред про сестру начал нести?

— Мила не такая, — слабо ответила мать. Даже через стенку я слышала, как её голос дрожит. — Она у нас умница, она не пойдёт по стопам сестры.

В груди резко закололо. Я испуганно смотрела в коридор и ощущала, как темнота поглощает меня, засасывает в зыбкий песок самобичевания, не даёт опомниться.

Нет-нет-нет.

Она не могла, сбивчиво размышляла я и пыталась вспомнить хоть что-то о сестре в последние дни её жизни. Она же всегда была осторожной. Да, крутила хвостом перед парнями, но это же Олька. Это же моя сестра. Не просто сестра, а близняшка — самый родной человек в жизни! Она не могла скрыть от меня беременность! К тому же общая комната…

Я резко осеклась, потому что вспомнила, как в последние пару дней перед трагедией Оля огрызалась на меня и разрыдалась, когда я надела наше общее любимое платье. Она смотрела на меня странно, отстранённо, только в тот момент я не придала этому никакого значения.

Видимо, зря.

Пальцы не слушались, дрожали, и всё же я кое-как тихо надавила на ручку и тенью просочилась в комнату. Впервые за долгое время чувствовала себя как сомнамбула. Будто сплю наяву и никак не могу проснуться. И вокруг не смазливый любовный фильм, а самый настоящий триллер. Села на кровать и уткнулась взглядом в одну точку.

Я должна поговорить с Денисом. Они встречались. Он должен знать правду. С мамой тоже. Потому что это не может продолжаться. Мы должны переехать. А ещё с Максом. Хотя он наверняка обиделся.

Половину ночи я ворочалась, окуналась в воспоминания, копошилась в ворохе картинок из головы, пыталась найти оправдания состоянию сестры. Всё что угодно. Только не беременность.

Я много раз слышала шушуканья за спиной. На меня тыкали, перешёптывались и называли «странной сестрой девушки, которая прыгнула с моста». И каждый раз мне приходилось отстаивать честь Оли, кидаться в пламя сплетен и доказывать всем, что произошедшее — несчастный случай. Обычно люди кивали, прятали взгляд и сбегали. Может, потому что я яростно защищала честь сестры, может, потому что они боялись меня.

И ни разу мне не пришёл в голову вопрос, откуда же могли пойти такие сплетни?

Я отключилась около четырёх утра. Даже во сне мозг работал на всю катушку и искал ответы на вопросы, пытался сложить из мелких кусочков большую мозаику. Только цельная картина выходила странной и нереалистичной. Что-то в ней не вязалось. Чего-то не хватало.

Шаг 14

Макс молчал.

Как бы я ни пыталась с ним пообщаться, какие бы вопросы ни задавала, он не говорил ни слова. Сперва мне показалось, что он не слышит. Может, гарнитура сломалась? Или связь не ловит? Отключена? Забыл зарядить? Но потом, когда я взвизгнула на повороте, едва не свалившись с мотоцикла, парень на ходу одной рукой переместил мои ладони с бака на свою талию.

Тогда до меня дошло, что он просто не желает разговаривать.

Наверное, обиделся. Только на что?

Я фыркнула и расслабилась. Мы двигались очень быстро, иногда приходилось закрывать глаза, чтобы не видеть мелькающие дома, деревья и людей. Удивительно, но рядом с Максом было спокойно. Все проблемы забывались, и в голове наступал полный штиль. Все мысли становились чёткими, совсем не размытыми, как обычно, и удивительно достижимыми.

Рядом с ним я хотела двигаться вперёд и расти.

В воздухе между нами висело недопонимание. Один вопрос — болезненно важный — оставался нерешённым.

Чувствовал ли он то же, что и я? Или всё это — грандиозный вымысел? Игра моего больного воображения?

Я боялась спрашивать. Макс не отличался тактичностью и осторожностью, наоборот, зачастую был груб и резок. К тому же, если он и появлялся на крыше, то либо не общался с девчонками вообще, либо был холоднее льда. Могла ли я ему нравиться? Вряд ли. Иначе он бы уже дал мне об этом знать.

Но правда всё равно прорывалась наружу, хоть я и хотела спасти своё сердце от боли. После трагедии оно стало хрупким, словно было сделано из тонкого хрусталя. И одно сильное воздействие могло сделать из него груду никому не нужного стекла.

«Ты не должна влюбляться в парней, — призналась однажды Оля. — От этого одни страдания».

«Разве ты не любила Игоря? Или Витю?» — удивилась тогда я. Сестра постоянно с кем-то гуляла. Это было за пару месяцев до трагедии. На тот момент она встречалась с Денисом, и мне казались совсем нелогичными её слова.

«Я любила лишь один раз, — отрезала она, подняла на меня глаза, полные слёз, и сухо продолжила: — И это принесло мне только проблемы. Так что не влюбляйся никогда, побереги себя».

Сперва разговор забылся, но пару дней назад перед сном я снова вспомнила о нём. И до сих пор не могла забыть. Я пыталась отмахиваться от него, только надолго это не спасало.

Знала ли Оля что-то уже тогда? Например, о том, что я нравлюсь Максу? Или она рассуждала исключительно о себе?

Я приоткрыла глаза и с удивлением осознала, что мы двигались к местному заводу по изготовлению мебели. Старое огромное здание из красного кирпича на берегу реки в окружении кустов сирени и акаций. Там любили делать фотографии молодожёны и просто парочки. В кустах на красном фоне кадры всегда выглядели стильно и красиво. Правда, в последнее время завод стал настолько популярен у молодёжи, что одинаковые фото пестрели в социальных сетях то тут, то там.

Я узнала эту улицу, потому что два года подряд Оля таскала меня сюда и заставляла с фотоаппаратом наперевес бегать за ней и щёлкать в разных позах. Сестра мечтала стать моделью, а после знакомства с Дэном слишком уж рьяно взялась за исполнение желания.

Когда перед глазами показался красный кирпичный угол, прикрытый зеленью, я вздрогнула. Макс заметно сбросил скорость и остановился, не доезжая даже до середины здания. Я напряглась и выглянула из-за его плеча, но из-за опускающихся веток акации не смогла ничего толком рассмотреть.

— Слезай, — коротко скомандовал парень.

Я вцепилась в его плечи и неловко сползла с мотоцикла. Честно говоря, я не привыкла ездить на транспорте, у которого насчитывалось всего два колеса, поэтому стала разминаться, а после взялась за шлем и услышала предупреждающее шипение:

— Не снимай, заметит.

Макс ловко соскочил с железного коня, встал рядом со мной прямо на дороге и сложил руки на груди. Я буквально ощущала его самодовольство.

Впереди, примерно в двадцати метрах от нас, было целое скопление людей. Около мебельного завода стояли Денис и какая-то девушка. Оба в белых костюмах. А вокруг бегали люди, были расставлены штативы, переносной свет. Рядом с важным фотографом крутилась худенькая одетая в джинсовый комбинезон девушка с очень короткими волосами. Одной рукой она прижимала к груди ярко-оранжевую сумочку, а в другой держала кисточку.

Наверное, визажист. Интересный выбор профессии.

Поодаль стояла и придирчиво всё осматривала ещё одна девушка. Чуть старше блондинки, с длинными каштановыми волосами, убранными в косу. Она задумчиво наклоняла голову, соединяла указательные и большие пальцы в рамку и придирчиво ими вертела. Я не успела ничего спросить, как Максим заговорил:

— Та, что в сарафане — костюмерша Вита. Рядом с фотографом гримёрша Алёнка. Ну, и герой этого парада — мой брательник. Хотя его ты вряд ли с кем-то спутаешь.

— А рядом с ним? — без особых эмоций уточнила.

Макс тихо хмыкнул.

— Его партнёрша по съёмкам Карина. Не знаю, спят они или нет, но лучше понаблюдать со стороны и сделать личный вывод.

Я кивнула и поджала губы. Из-за шлемов ни я, ни Максим не могли видеть эмоций друг друга. И мне было не ясно, как он относился к происходящему. Был ли рад? Его голос звучал очень напыщенно. Только что тешило его самолюбие больше? Тот факт, что хоть кто-то узнает, каков на самом деле Дэн, или же что именно я это увижу и, возможно, отвернусь от его брата?

Шаг 15

Я сделала шаг назад и быстро замотала головой.

— Не могу, извини.

Камера — это слишком дорого для подарка. Тем более от соседа и просто друга. Если я вообще могла назвать его другом. С Максом всегда всё сложно и неясно.

— Можешь, — настаивал парень. Он подскочил, вложил мне в руки коробку и отошёл подальше. — Не думай, я не покупал его сам. На самом деле это даже не мой агрегат, так, потаскаться дали. Мы с братом им почти не пользовались.

Я открыла рот от ужаса и посмотрела на почти идеальную коробку.

— Тогда тем более нет! — попыталась возразить я. — Лучше верни его тому, у кого взял.

Макс усмехнулся и спрятал ладони в карманы брюк. Он задрал голову и начал покачиваться с пятки на носок, задумчиво глядя в небо. Я даже проверила, что же такого он там увидел. Но по лазури лишь проплывали белые пушистые облака, одно из них проходило на кенгуру. Ничего необычного.

— Вообще я спросил у этого человека, и он разрешил отдать камеру тебе. Так что пользуйся. Вроде агрегат мощный, я не особо разбирался. Так, покрутил-повертел. Мне не пошло, Дэну тоже.

Коробка была увесистой. Не настолько, чтобы руки сразу устали, но я чувствовала эту приятную тяжесть и предвкушала. Мне очень хотелось согласиться, наплевать на всё вокруг и взять подарок. Только совесть вопила, как сирена, что такого в жизни не бывает. Ничего не достаётся просто так.

— Точно? — подозрительно сощурилась я.

— Успокойся уже, а, — устало вздохнул парень и отвернулся. — Дают — бери, бьют — беги. Если не понравится, то просто вернёшь. Не парься так.

Несмело я присела на корточки, аккуратно поставила коробку на бетонную крышу и достала подарок. Сперва ласково, почти невесомо пробежала кончиками пальцев по объективу, обвела блестящую кнопку и небольшой ребристый кругляш. Не выдержала, сняла крышку и включила аппарат — мне хотелось вновь почувствовать это замечательное ощущение, когда удаётся поймать удачный кадр.

Солнце уже не висело прямо над головами, оно разливалось оранжевыми лучами как раз позади замершего сосредоточенного Макса. И я без раздумий сделала фото.

— Прекрати, — встрепенулся парень. Он отвернулся и едва уловимо начал оглядываться через плечо. — Я не хочу фотаться, хватит.

— Пожалуйста, — жалобно попросила я и улыбнулась. — Всего один раз. Иначе всем расскажу, как ты меня с мотика уронил.

На мгновение он замер, тихо принимая непростое решение, и вдруг тяжело вздохнул. Я заулыбалась — широко и открыто, — потому что понимала: он согласился. А мне захотелось иметь в коллекции его фото.

— Только никому не говори, — проворчал с плохо скрываемой ухмылкой Макс и повернулся.

Он смотрел на меня иначе. Не так открыто и упрямо, как обычно, а стеснительно. Парень отошёл в угол, спрятал руки в карманы черных джинсов и посмотрел прямо на меня. Через объектив я могла видеть, как трепыхаются на ветру его каштановые лохматые волосы, как чуть морщится тёмная футболка.

Макс не двигался. Застыл как статуя и просто смотрел на меня. Или куда-то поверх?

— Улыбнись же, — потребовала я и сделала пару кадров. Но парень в ответ на мои слова только нахмурился и сдвинулся чуть в сторону.

Я нажимала на кнопку, затвор раз за разом закрывался и снова открывался с характерным звуком. Меня не смущали солнце, которое било в глаза, и повисшая в воздухе духота. Наверное, я бы могла заниматься этим бесконечно, если бы только Максим не нахмурился сильнее.

— Прекращай, — отрезал парень и тише добавил: — Иначе мне придётся забрать камеру.

— Тогда тебе придётся меня догнать, — усмехнулась я и отвернулась. Потому что слова прозвучали… игриво? Будто я пыталась флиртовать. Хотя этого и в мыслях не было.

Я чувствовала, как щёки горели и краснели. Не понимала, что на меня нашло: то ли эмоции от подарка, то ли просто компания парня настолько сильно нравилась. Я повесила фотоаппарат на шею и ломанулась к оставленной коробке. Намеренно долго и внимательно изучала её содержимое и стала ждать, что будет делать Шошин.

В глубине души я надеялась, что он предложит остаться. Всё равно зачем. Посидеть посмотреть, как садится солнце. В настолку поиграть — ребята прятали карты и игры в одном из вентиляционных каналов. Да просто рядом залипать в телефоны! Однако Макс тихо хмыкнул и лениво побрёл в сторону тамбура.

Я не хотела уходить. Меня ждало послание. И я надеялась немного успокоиться с помощью него. Привести себя в состояние дзена.

Медленно я села на холодный бетон рядом с коробкой, словно всё идёт так, как надо. Шошин замер, немного не дойдя до тамбура, и обернулся.

— Так и будешь тут торчать?

— Да, хочу ещё пофоткать, — соврала я. Боковым зрением я видела, как парень недовольно сложил руки на груди, но в итоге вздохнул и побрёл домой. Сама же я так и не осмелилась посмотреть на него.

Стоило Максу спуститься, как я побежала к баку с водой. Дрожащими пальцами достала записку, огляделась в поисках слежки и развернула бумагу. Как всегда на одном из листов был мой портрет. Я улыбалась и почему-то смотрела вверх. Все линии были слабыми и нечёткими, будто рисовали навесу, и я с подозрением обошла всё пространство около белого бака. Может, таинственный поклонник тоже частично писал ответы прямо на крыше?

Шаг 16

После новой информации мне захотелось хоть как-то отплатить Максу. Я прекрасно понимала, что вряд ли его заинтересуют подарки или сувениры — те глупости, которые я могла дать. Книги, закладки и плакаты, складирующиеся в углу комнаты, не подходили. Кто-то из парней на крыше вообще однажды признался, что не любит читать. Что же в таком случае ему подходило?

Я залезла в интернет в поисках подсказок, осела на сайте для мотоциклистов и совсем приуныла: подарки стоили дорого. Я могла себе позволить разве что наколенники купить. И то часть финансов пришлось бы просить у мамы.

Совсем расстроилась, от безвыходности залезла в рюкзак и наткнулась на испачканный платок. В самом углу белого квадрата были вышиты инициалы: МШ. Аккуратно.

Я сразу отправилась в ванную, нашла остатки кислородного отбеливателя в шкафу под раковиной и замочила вещь в маленьком оранжевом тазике. Это было правильно — постирать и вернуть. Хоть мне и очень хотелось оставить его себе на память.

Я лениво пожамкала платок и оставила его отмокать. Сама тем временем села за учёбу — экзамен никто не отменял. Примерно через час вернулась мама и почти сразу заглянула в комнату:

— Чего ты там в ванной делаешь? — прошептала она и оглядела комнату внимательным цепким взглядом. Как сканер.

— Мне платок одолжили, я замарала, — пожала я плечами и снова уткнулась в распечатки.

Обычно родители не заходили в комнату. Мама иногда могла заглянуть, только если было что-то срочное. Отец вообще сторонился. Но я не ожидала, что мать зайдёт внутрь.

Она встала около кровати и вгляделась в рисунки. Я уже повесила их все, поэтому собралась небольшая выставка.

— Красиво, — сухо призналась.

От неожиданности я вздрогнула. Неужели ей тоже понравилось? Я недоверчиво покосилась на маму, которая подошла к столу и вальяжно положила одну ладонь на спинку стула, а второй пощупала ремень фотоаппарата. Он лежал на столе, а в это время заряжался аккумулятор. Мне не пришло в голову спрятать аппарат.

— Это что? — то ли строго, то ли восторженно прошептала мама.

Я тяжело сглотнула. Дело пахло керосином.

— Подарили, — с напускным безразличием ответила я. — Друг не пользуется и отдал мне.

Сама тем временем боковым зрением следила за реакцией матери. Потому что при самом неудачном раскладе она могла рассказать отцу, а тот бы выкинул камеру из окна прямиком на мотоцикл Шошина. После бы ещё и руками добавил наглому соседу, чтобы не приближался ко мне.

Но мама лишь кивнула и тихо посоветовала:

— Прячь его дома. Если что, отцу скажешь, что я купила. Пойдём обедать.

Севшим голосом я сказала:

— Я борщ уже ела.

Мама кивнула, обняла себя за плечи и снова подошла к кровати. Её очень заинтересовали портреты. Да что уж, меня тоже! Особенно их автор.

Видимо, она тоже удивилась тому, как чудесно у художника получалось передавать атмосферу лёгкости и иногда безнадёги, потому что тяжело вздохнула.

— Передай тому, кто нарисовал, что у него очень хорошо получается. Пусть продолжает.

— Обязательно, — пообещала я.

Мама тихо вышла из комнаты и отправилась на кухню греметь посудой. Наверняка готовила новое блюдо. Она никогда не заставляла и не просила помочь меня. А я не лезла. Оставляла её наедине со своими мыслями с надеждой, что однажды мы съедем. Только вдвоём.

Пока что этот метод не работал.

Я решила, что пойти на крышу стоит сейчас, пока не пришёл с работы отец. Вика написала, что они собираются в восемь уже быть там и поиграть в «Мафию». Девушка не просто позвала меня, но и добавила в общий девчачий чат.

— Надо же, — с удивлением я листала старые сообщения. Иногда глаза расширялись до размеров пятирублевой монеты. Потому что девчонки без стеснения обсуждали парней. Кто с кем встречался, насколько долго и, самое ужасное, остались ли удовлетворены. Щёки запылали, стало жарко, и я моментально переодела привычные чёрные джинсы на дырявые шорты. Тёмно-синюю футболку заменила серой майкой.

Сама Кораблёва только комментировала излияния других и лишь изредка советовала избегать того или иного парня.

— Прям клуб свой, — покачала я головой и вышла из дома. На автомате заперла дверь. — Вот бы мне такую уверенность в…

Я вписалась в нечто мягкое и тёплое и чуть не взвизгнула от неожиданности.

— Не шуми, Милка, бабла не будет, — раздался насмешливый тягучий голос над головой.

Рядом со мной в уже знакомой футболке с жёлтым смайлом стоял Макс. Как обычно спрятав ладони в карманы джинсов, покачиваясь с пятки на носок и ехидно оглядывая меня с макушки до пяток.

Понравился ли ему наряд?

— Куда намылилась? На свиданку? — хохотнул парень, подхватил меня под локоть и потащил вниз по лестнице.

— Эй! — я попыталась вырваться, но парень только сильнее сжал мою руку, не давая шанса на побег.

Он перешагивал через ступеньку и стремительно нёсся вниз. Я едва поспевала за ним. Мне осталось лишь тяжело дышать и молиться, чтобы на улице эта пытка закончилась. Тяжело было и из-за разницы в росте и длине ног — Макс преодолевал расстояния без особого напряга. Я же быстро уставала. К тому же физические упражнения никогда не были моей сильной стороной.

Шаг 17

Я глупо улыбалась и пялилась на злого Макса.

— Ты же шутишь? — я недоверчиво покачала головой и побрела обратно к остановке, оттолкнув застывшего парня с дороги. Наверное, в обычной ситуации он бы и не пошатнулся, однако сейчас намеренно отошёл с пути. Отпустил меня.

Шошин шёл следом, пока я бормотала себе под нос:

— Этого не может быть, понимаешь? Денис ни в чём не виноват, он не такой плохой, как тебе кажется. Да, иногда перегибает палку, к тому же оказался бабником, но кто из нас без недостатков? Конечно! Ты же у нас безгрешен!

Я резко остановилась перед пешеходным переходом в ожидании разрешающего сигнала. Макс встал рядом, спрятав ладони в карманы брюк. Он смотрел исключительно вперёд, сверлил тяжёлым взглядом что-то на другой стороне дороги и молчал.

— Почему ты пытаешься очернить брата?

Прозвучало резко и враждебно, словно я в чём-то обвиняла парня.

Впрочем, он тоже не остался в долгу. Повернулся ко мне, смерил презрительным взглядом и ехидно ухмыльнулся. Он тихо фыркнул и зашипел:

— Обвиняешь меня? Серьёзно? Я думал, ты умнее, птичка, — в его словах слышалось разочарование, которое вновь сменилось яростью. — Чтобы ты знала, я был свидетелем того, что произошло в самом начале.

Шокированная услышанным, я широко распахнула глаза. Казалось, я впервые по-настоящему поняла, что за человек стоял передо мной. Раньше он был обычным парнем, не привлекал к себе внимания, а теперь превратился в важного свидетеля. И желание узнать правду стало настолько сильным, что просьба рассказать всё едва не сорвалась жалобным писком с моих губ.

Над нами раздался механический голос, разрешающий переходить дорогу. Но мы не двигались с места. И Макс продолжил:

— Это я видел, как ругались Денис с Олей, как он бросил её и признался, что любит Аню. Это я пытался отговорить брата, старался вдолбить ему в голову, что выяснять отношения лучше в квартире при закрытых дверях. И я побежал к вам домой и позвал твою маму.

Каждое слово било точно в цель — прямиком в моё сердце. Макс специально давил, намеренно делал больно и следил за каждым моим движением. И — о ужас! — усмехнулся, когда увидел на моём лице полную потерянность.

— Тебе смешно? — прорычала я.

Светофор закончил пищать, и нам снова нужно было ждать. Максим улыбнулся шире, увереннее.

— Да, смешно, — кивнул он. — Потому что ты глупая.

Я едва не задохнулась от его слов. В обычной ситуации я бы только фыркнула, но тогда мне стало обидно. Сердце, которое и без того тяжело билось в груди, заныло. Под рёбрами больно кольнуло, отчего я дёрнулась и чуть не бросилась под колёса проезжающей машины. Визг шин и тормозных колодок оглушил на мгновение.

— Дура! — донеслось сердито в спину.

Но я бежала вперёд, к счастью, светофор уже горел зелёным. Макс был на пару шагов позади. Я не слышала, как он двигается, но точно знала — парень за спиной, не отстаёт. В попытке среагировать вовремя, он старался быть бесшумным.

На другой стороне дороги боковым зрением я заметила, что он хмурится. И меня это не задело ни капли. Стало плевать, что именно Макс думал обо мне, считал ли глупой или, наоборот, слишком умной.

Плевать.

К счастью, нужный автобус приехал быстро: буквально через пару минут я заскочила в задние двери и замерла. Шошин хотел зайти следом и затормозил около раскрытых дверей, не в силах отодвинуть меня и протиснуться внутрь. На его спокойном лице появилась растерянность.

— Тебе полезно погулять, — холодно бросила я, слегка оттолкнула парня и отвернулась. Двери с лязгом захлопнулись за моей спиной. В голове бешеной чайкой билась одна мысль: «Если он бежит за автобусом, я выйду на остановке».

Я коротко глянула в окно и разочарованно вздохнула. Высокая сгорбленная фигура топталась на остановке, а общественный транспорт с каждой секундой уносил меня дальше и дальше.

Солёные капли стекали по щекам. И я не могла их остановить. Да и не пыталась.

До дома я добралась с трудом. Приходилось останавливаться, смахивать слёзы и брести дальше, не особо разбирая дорогу. Наверное, я выглядела как пьяница: пошатывалась, то и дело прикрывала лицо ладонями и замирала. Мне никак не хотелось верить, что сказанное Максом — правда.

Я еле поднялась на нужный этаж, по пути чуть не упала с лестницы. Сперва даже подумала, что так было бы проще. Но ужаснулась от собственных мыслей и буквально влетела в квартиру.

В коридор из кухни почти сразу выглянула мама. Она придирчиво оглядела меня, поджала губы и с подозрением сощурилась.

— Что случилось? — требовательно спросила она.

Я помотала головой, боясь при честном ответе сорваться на плач. Сперва я хотела проскользнуть в комнату и спрятать дурную выходку парня глубоко-глубоко внутри. Зарыть в ворохе воспоминаний, связанных с сестрой, и не доставать больше, чтобы не причинять себе боль. Только мамин испуганный взгляд вынудил меня прохрипеть:

— Что тогда произошло с Олей?

На мгновение она замерла, шокированная моим внезапным порывом раскопать правду, и резко отвернулась. Прямые плечи опустились с тяжким вздохом, а ладони сжались в кулаки. Словно она, даже спустя два года после случившегося, была готова биться. Только за что?

Шаг 18

Слез не осталось. Совсем.

Я настолько эмоционально вымоталась, что в итоге пролежала на кровати пару часов, пялилась в потолок и не могла собрать себя воедино. Новая информация переваривалась в голове, собираясь в пазл.

Мама рассказала и про беременность сестры — это оказалось правдой, о которой изначально знали лишь родители и Оля. Но после того что она кричала на мосту, кто-то из молодёжи пустил слух, и за моей спиной начали шептаться. Я как идиотка рычала на людей, кричала, защищала сестру. На деле почти всё сказанное было правдой.

Все тайны нашей семьи стали явными, и я не упустила шанса пообщаться с мамой на тему переезда. Потому что рано или поздно отец поднял бы руку и на меня, а доводить до такого совсем не хотелось. Она нехотя согласилась с этим аргументом, но всё же сказала, что подумает, как лучше сделать — остаться, съехать или придумать что-то ещё.

Но самое ужасное было то, что Макс в итоге оказался прав. Он всегда был прав! С самого начала. И когда просил меня не приближаться к Денису, и когда убеждал оставить любовь к его брату в далёком прошлом, закрыть под замок и не вспоминать. Этот придурок всё знал, всю ситуацию целиком, и молчал. Если бы только…

Нет. Даже если бы Максим рассказал мне истину в самом начале, вряд ли бы я поверила. Скорее наоборот, разозлилась и обвинила бы его во лжи. Он не мог ничего изменить.

И всё же мне стоило попросить прощения. Каким бы хитрым и скользким ни казался Шошин со стороны, как бы подло ни поступил, в итоге он открыл мне глаза. Помог разобраться и найти верный выход из лабиринта лжи. Хотя бы за это я должна была поблагодарить его.

Вместо того чтоб подняться на крышу и взглянуть ему в глаза, прилюдно признаться в своих ошибках и получить заслуженные смешки, я смотрела в потолок. Боялась увидеть разочарование в голубых глазах, опасалась вообще не застать его. Несколько раз я брала в руки телефон, печатала короткое сообщение и всё стирала.

«Прости…» — так и осталось висеть в неотправленных.

Макс бы понял всё. И, возможно, даже закрыл бы на нашу ссору глаза.

Но я не отправила. Испугалась.

В тот вечер мне было сложно даже встать с кровати, что уж об остальном говорить. Я тысячу раз прокручивала в голове злополучный вечер и думала: что бы произошло, если бы вдруг Шошин не встретил маму, а прибежал прямо к нам домой? Обернулось бы всё иначе?

Я повернулась на бок и взяла в руки телефон. В углу экрана мигал белый индикатор. Осторожно сняла гаджет с блокировки и расслабилась. Не заметила, как перестала дышать: было страшно увидеть сообщение от Макса. Кто угодно, только не он. На экране в уведомлении висело срочное послание от Вики.

Виктория Кораблёва:Где пропадаешь? Тебя даже Максим искал, спрашивал, не случилось ли с тобой чего.

Виктория Кораблёва:Надеюсь, ты жива.

Со вздохом я зашла в переписку и ответила настырной девушке, которая сразу же активизировалась.

Виктория Кораблёва:Наконец в онлайн зашла!

Виктория Кораблёва:Где была?

Виктория Кораблёва:Вы с Максом поругались, что ли?

Виктория Кораблёва:Он нам так и не сказал ничего :(

Милана Воронина:Немного повздорили, ничего серьёзного.

Я вздохнула.

Милана Воронина:Вы ещё на крыше?

Виктория Кораблёва:Мы — да. А вот твой Макс сбежал полчаса назад, уехал куда-то, было слышно, как мот завёл.

Виктория Кораблёва:У нас экзамен скоро, выбрасывай всю эту ерунду из головы.

Виктория Кораблёва:Или стипуха тебе уже не нужна?

Я стиснула зубы и нахмурилась — Вика точно знала, куда нужно бить. Наверняка, понимала, что без стипендии мне будет совсем туго. И в кои-то веки я была согласна с Кораблёвой, потому что «мальчики» могли и подождать.

Все остальные мальчики кроме этого.

Внутреннее чутьё подсказывало, что с Максом вести такие игры не стоит. И я практически разрывалась между учёбой и желанием найти соседа. Однако здравый смысл победил.

Виктория Кораблёва:Без Макса сюда лучше не суйся, сегодня Миша с Вадимом совсем распоясались.

Я тяжело сглотнула. Зная достаточно резкий характер Шошина, я боялась, что с ним что-то могли сделать. Побить? Пятеро на одного — весьма нечестная и быстрая схватка.

Милана Воронина:В каком смысле?

Виктория Кораблёва:Драка была.

Сердце предательски сжалось и быстро заколотилось в груди. Неужели правда? Руки тряслись, когда я набирала ответ. Однако Вика среагировала быстрее.

Виктория Кораблёва:Чего-то с Матвеем не поделили, побили его.

Виктория Кораблёва:Но не сильно, кажись, только губу и нос расквасили.

Шаг 19

Он и правда ушёл. Оставил меня одну на крыше и сбежал. А я не понимала, что нужно делать, как себя вести и куда бежать.

Конечно, реакция Макса отчасти была понятна — он не добился реакции и решил вывалить всю правду-матку. Огорошил внезапным признанием, на которое я так надеялась, и смылся. Может, испугался ответа? Или его отсутствия? Но он не знал одной маленькой вещи: что тоже нравился мне.

В иной ситуации я бы попыталась догнать парня и высказала бы всё, что о нём думаю, в лицо. Но сейчас глубоко внутри всё ещё прятался червячок сомнения — не обманул ли он, чтобы поиздеваться? Не стало ли его признание частью хорошо выверенного спектакля? Ведь я всё ещё не верила ему до конца.

Я не стала оставаться на крыше, спустилась домой и тихонько проскользнула в комнату. Подготовилась к занятиям, сделала распечатки для Вики, о которых она спрашивала, сходила в душ и легла спать. Сон не шёл. Я ворочалась с одного бока на другой, прислушивалась к каждому шороху с надеждой, что Макс одумался и принялся бросаться камушками в окно. Как в фильмах.

Только он не стоял внизу, да и вряд ли бы у него получилось добросить хоть что-то до пятого этажа. Лишь два надоедливых голубя сонно бродили по водоотливу и изредка стучали по стеклу.

Через полчаса я не выдержала и прогнала птиц, вглядываясь в темноту двора. Я даже открыла створки, чтобы свеситься и проверить, на месте ли знакомый чёрный мотоцикл с языками пламени на баке. Но в темноте невозможно было разглядеть что-либо, и я с сожалением захлопнула окно.

— Ладно, раз ты так, — гневно шептала я в потолок, устраиваясь на кровати удобнее, — то держись. Хочешь правду? Ты её получишь.

Со злостью я шлёпнула телефон на тумбу, укуталась в одеяло и постаралась уснуть. Потому что я точно знала, что нужно делать.

Утром встала на час раньше, чем обычно: не хотела сталкиваться с отцом, ловить на себе осуждающий взгляд и отвечать на резкие вопросы. Конечно, я всё равно встретилась с мамой, но она никогда не спрашивала, куда я собираюсь. Наверное, не хотела знать? Или, наоборот, всегда понимала?

В груди тяжело колотилось сердце, ведь записки по всем признакам быть не должно. Мы с Максом поругались, вряд ли он стал бы писать очередное поддерживающее дух послание. К тому же он не настолько влюблён, чтобы среди ночи искать свёрнутое маленькое послание, ползая на коленях около бака. Да и отвечать на него было бы неудобно.

Без особой надежды я поднялась на крышу и потянулась. Солнце уже висело в ярком голубом небе, вовсю светило и лишь изредка перекрывалось пушистыми облаками. Температура едва поднялась до восемнадцати градусов, хотя днём обещали жару в +35. Именно поэтому вместо привычных чёрных скинни и в тон им тёмной футболки я надела джинсовую юбку по колено, топ и тонкий вязаный кардиган. Такой стиль казался непривычным, но мне и правда хотелось измениться.

Оглядев соседние здания, я медленно пошла на поиски. Однако то, что меня ждало, сильно удивило: и записка, и портрет уже дожидались меня. Я настороженно огляделась и прошла по крыше в поисках Шошина, который мог бы прятаться за тамбуром или одним из вентиляционных каналов.

Но вокруг не было ни души. Словно мой поклонник действительно пришёл сюда ночью и написал ответ.

В голове возникла мысль, неожиданная и чёткая: если мы с Максом встретились вечером на крыше, значит, он уже понимал, что я оставила свою записку! И мог вполне спокойно явиться сюда через минут десять, не рискуя не выспаться, написать мне и уйти. Быстро и эффективно.

От догадки затряслись руки — теперь я была уверена почти на сто процентов, что писал именно Шошин. Оставалось лишь вывести его на чистую воду и признаться. Второй частью плана я хотела заняться уже сегодня вечером. Откладывать на потом не хотелось. Я не была уверена, что это самое «потом» у нас имелось. А после признания он и сам наверняка всё расскажет. Зачем Максу скрывать такое?

Я села на свой стул, закинула ноги на край вентиляционного канала и открыла портрет — первым всегда разглядывала именно его. Хотела убедиться, что поклонник всё ещё изображает меня, а не каких-нибудь кошек или собачек. Что я всё ещё важна для него. Следом я открыла маленькую записку.

Не сдавайся, борись до конца,

До последнего полного вдоха.

Моего ты не знаешь лица.

Просто помни — любовь не иссохла.

Каждый раз, когда я вижу, что парни достают тебя, мне и самому больно. Хочется защитить тебя от всего мира. Укрыть и никому не отдавать.

Так нельзя. Ты должна научиться быть сильной. Люди и дальше будут разочаровывать, подводить и подставлять. Но это не должно влиять на тебя. Оставайся сильной и верь в себя, даже если другие колеблются. Ведь верю я. И буду верить дальше.

P. S. В этот раз ты задала слишком много вопросов. Отвечу на один из них — нет, я не учился рисовать, я талантлив от природы ;)

Его стихи каждый раз задевали такие струны души, о наличии которых я и не подозревала. Если бы мои эмоции были гитарой, то тайный поклонник каждым своим посланием филигранно играл на них фингерстайлом. В этот раз меня больше заинтересовал общий смысл и, конечно, ответ на вопрос.