32. День рожденья – светлый праздник.

32. День рожденья – светлый праздник.

В силу нашей офигенной подготовки в области самогоноварения, флягу с закваской для бражки мы передержали. Она раздулась от углекислого газа, как Рузи Байнозаров от штанги и гантелей. Фляга была выполнена из алюминия, а он, как известно, имеет не бесконечную прочность. Мини-взрыва мы не допустили, газ выпустить успели, драгоценную закваску сохранили, но само изделие навсегда приобрело форму электрической лампочки. В родной чехол раздутая фляжка поместилась, поэтому Бендер почти не расстроился, сказал, что теперь в неё влезет гораздо больше полезных жидкостей. Он так и носил её с собой по горам в раздутом состоянии, а я подумал, что это для напоминания о светлом празднике дня моего рождения.

День моего рождения, как торжество, предполагалось проводить по месту несения службы, «без отрыва от производства». На эту тему мне вспомнился старый анекдот.

У любителя зимней рыбалки спросили:

- Ты чё, дома не можешь водки попить, в тепле и уюте?

Мужик в ответ:

- Дома попить могу, базару ноль. А где взять надлежащий антураж?

На моё двадцатилетие антураж образовался не просто «надлежащий», он получился охренительный и даже «охренетительный», как выражались пацаны из Узбекистана. Не знаю, может быть местным таджикам панджшерские виды и перспективы поднаскучили, может для них в диковинку стала бы «степь да степь кругом», чтобы всё вокруг было плоское и ровное, удобное для ходьбы. Но мне, в мои 20 лет, окружающая действительность казалась сказочной сказкой, я крутил по сторонам коротко стриженой башкой, рассматривал Гиндукуш, ущелье Хисарак и варанов, егозивших по скалам.

Между делом, среди варанов и скал, в поле моего зрения вполз снарядный ящик, наполненный гранатами с вкрученными запалами. Затем ящик тротила. Потом стали попадаться разбросанные в хаотическом порядке стреляные гильзы, пустые цинки от патронов, пустые банки от сухпайка и сердечники от ДШК. Душманы, заразы такие, приволокли из Пакистана ДШК, установили его где-то в горах, над населённым пунктом Хисарак, и приловчились ежедневно обстреливать наш пост одиночными выстрелами. Причем, позицию выбрали настолько грамотно, что мы постоянно шарили биноклем по горам, но раскрыть местоположение огневой точки никак не могли.

Короче, антураж для моего «круглого юбилея» удался. В Союзе я мог, теоретически, поехать на Кавказ или на Алтай, имел возможность приколоться на день рождения в горном походе. Но никто не дал бы мне покидаться гранатами. А пулемёт кто бы мне там дал? А АГС? А салют запустить из осветительной ракеты? На Зубе Дракона это всё находилось в свободном доступе. Под руками, в самом удобном месте, стоял большой снарядный ящик, заполненный несколькими сотнями килограммов ручных гранат. Безо всяких проблем я мог взять парочку, или даже троечку, и сделать небольшой салют, если бы вдруг захотел.

По Закону Глобального Западлизма салютами я был сыт по горло, они даже раздражали. Скажем, весьма напрягал своими дурацкими выстрелами душманский ДШК. Почему-то хотелось тишины и покоя, а ещё нормально было бы помыться с мылом. Я плюнул себе на палец, потёр пыль, налипшую на пот моего раздетого по пояс туловища. Через минуту усердия, на моей груди красовались четыре огромные буквы «ЦСКА», написанные наслюнявленным пальцем через горную грязь. В свой день рождения, в такой светлый праздник, я оказался весьма темноватого оттенка из-за ненадлежащих бытовых условий, но постарался не расстраиваться из-за отсутствия гигиены и подумал: - «Зашибись, что могу плюнуть. Значит, я напоен, у меня нет обезвоживания, и это уже хорошо».

После полудня, аккурат к началу отдыхающей смены Коменданта, Бендер откопал из горячего песка полуторалитровые пластиковые фляги с бражкой. Всего у нас вызрело шесть таких фляжек, общей ёмкостью девять литров. Если разделить это количество жидкости на десять рыл, то получится меньше, чем по литрухе на брата. Не то, чтобы не станешь валяться в канаве, наверное, даже, не запоёшь. Из соображений «раз мы такие сознательные», Олег оставил для нас троих несколько больше, чем собрался раздать пацанам. Причем командирам не выделил ничего вовсе. Им на Зубе служилось тоже не сахар, как и нам. Поэтому очень хотелось угостить и Хайретдинова, и Ефремова, но мы побоялись это сделать. Было бы совсем нехорошим поступком, если бы мы предложили Хайретдинову «выпить с рабочими», а он взял бы, да и согласился. Это был бы позор командиру. На боевом посту негоже бухать с подчинёнными. Я думаю, если бы мы предстали перед ним с фляжкой браги, то он вылил бы содержимое на наши тупые рожи, а пустой флягой настучал бы по башке. Пустой, чтобы, с одной стороны, не снизить боеспособность солдата, а с другой, - чтобы научить его включать черепно-мозговую деятельность, хотя бы изредка, хотя бы через раз.

В общем, бражку командирам мы не понесли, дождались, когда они оба потеряли бдительность из-за начала отдыхающей смены, затем прошвырнулись по территории поста Зуб Дракона, угостили пацанов, приподняли им, так сказать, боевой дух. После трудов праведных мы втроём (Бендер, Шабанов и я) задержались у Мишки Мампеля на «пищеблоке», решили, что нормально будет к сладенькой бражке устроить сладкий стол. В царандойском блиндаже мы набрали душманской крупнозернистой муки серого цвета, налепили серых блинчиков и разложили на листе жести, то есть, на «плите». В центр каждого блинчика положили по кусочку сахара, завернули сахар в тесто, как следует обжарили и получили «пирожки» с сахаром внутри. Этот рецепт придумали Андрюха Шабанов и Бендер, чтобы сделать мне праздник.

После изготовления «пирожков» мы удалились в «Идальню» устраивать пикник, то есть жрать, бухать и получать удовольствие на открытом воздухе.