39. Я тебя отправлю в Сталинград.

39. Я тебя отправлю в Сталинград.

Однажды, нежданно-негаданно, к нам, на Зуб Дракона, вышел из скал человек. Ну, как человек, военный какой-то. В панаме, в зелёном обмундировании, вылез из скал, подошёл к склону, поросшему душистой травой, похожей на ботву морковки, сложил возле лица руки рупором, и громко закричал в сторону хребта:

- Э-ге-гей! Мужики! Не стреляйте!

Ясно было, что чел шарит - по полю, поросшему морковной ботвой, лучше не ходить без предварительного сговора. Если начнут стрелять, то в ботве от пуль не укроешься.

Хайретдинов тогда почему-то не спал. То ли его отдыхающая смена ещё не началась, то ли уже закончилась. Как бы там ни было, но ему тут же доложили о появлении неопознанного военного. Комендант прибыл в интересующий нас сектор в трусах, полусапожках, при бороде и автомате. Навёл резкость на «явление Христа», и заревел с хребта в морковку знакомым всем окрестностям комендантским голосом:

- Кто такой? Зачем пожаловал?

- Сержант Тимофеев, Седьмая Рота, Третий взвод. Направлен в Ваше распоряжение старшим лейтенантом Кузочкиным.

- Давай, поднимайся, раз направлен. – Заорал вниз Хайретдинов. И немного повеселел. Дополнительный воин на Зубе Дракона никогда не был помехой.

Тимофеев забрался к нам в скалы. Почему-то он был без автомата, без вещмешка, и вообще, без ничего и без никого.

Мы почесали репы от охренения, надо же, какой дерзкий! Из полка пришагал к нам на пост, по незнакомой местности, по минам, через душманов, и без оружия. Бессмертный, что ли? Или бесстрашный? А, может у него толстый ангел-хранитель летает за плечами по жизни?

Хайретдинов тоже удивился зрелищу, пошёл к рации, чтобы переспросить у Кузочкина – а не мираж ли, случайно, прибыл к нему на пост в гордом одиночестве? Или так теперь модно шляться через Мариштан по минным полям?

Буквально за пару фраз Хайретдинов перетёр вопрос по рации, получил подтверждение словам Тимофеева, и приступил к выполнению своих комендантских обязанностей. Саню он определил на Третью точку, а в качестве личного оружия выделил АГС. Выглядело это решение весьма разумным, ибо АГС – это штука большая и увесистая, а сержант Тимофеев по своей комплекции к ней вполне подходил. Рост у него был выше среднего, а всё остальное толще обычного: он был, что называется, плечист в животе и широк в грудной клетке. Толстые ручищи и ножищи недвусмысленно намекали на недюжинную физическую силу. Когда я в детстве был ребёнком, мы таких пацанов называли либо словом «шайба», либо «мордоворот».

Лично я познакомился с сержантом Тимофеевым в гвардейском 365-ом мотострелковом полку. Меня с группой молодых солдат направили туда после окончания курсов молодого бойца. Мы ничего не знали, ничего не умели, как говорится, были «только с поезда», а Саня уже был сержантом. Не скажу, что я как-то по-особенному уважал его в то время. Как обычного сержанта. Как Майора Зимина. Только для майора Зимина следовало подавать команду «Рота, смирно!», когда тот входил в расположение. А для Сани не следовало. Вот и вся разница для меня тогда была.

Изменилось моё отношение к сержанту Тимофееву в промозглых песках зимней пустыни. В начале 1984-го наш батальон вывезли из города Термеза на полигон, и принялись комплектовать до штатов военного времени, чтобы в марте отправить через границу, в Афганистан.

Условия на полигоне были такие, что у меня возникла полная уверенность, будто нас отвезли в пустыню Кара-Кум. Вокруг, от горизонта до горизонта, простирались пески, барханы и верблюжьи колючки. Жили мы среди песков в палатках, все организационные структуры и оружейная комната в том числе, располагались тоже в палатках.

В один из зимних, холодных дней меня поставили в наряд дневальным, а сержанта Тимофеева назначили дежурным по роте в тот же самый наряд. Наша рота занималась боевым слаживанием, то есть бегала с оружием по пескам и чего-то отрабатывала под нудным, мерзким, паскудным дождём. Оказывается, зимой над пустыней регулярно собираются низкие тучи и обливают все окрестности холодной водой. Понятно, что бойцы нашей роты вернулись с занятий мокрые и грязные, рожи у всех были синие от холода, руки тряслись в мелком ознобе. В такой обстановке личному составу пришлось сдавать оружие в «оружейку», под роспись в журнале. Сержант Тимофеев принимал оружие у бойцов, заполнял журнал, а я сверял номера и относил в палатку, ставил стволы в «пирамиду». Процедура была длинная и муторная, дождь тоже. Через несколько десятков минут приёмки-передачи, замёрзшие дембеля психанули, покидали свои автоматы в песок возле «оружейки», и пошли в свою палатку греться возле буржуйки. Мы с Саней, как положено, закончили процедуру приёма оружия у нормальных пацанов, затем подобрали с песка оружие дембелей и занесли в «оружейку». Среди этих дембельских стволов я увидел мокрый, залепленный песком пулемёт ПК.

Взял его в руки и обратился к Сане:

- Тарищ сержант, умеете пользоваться?

Саня в ответ:

- Умею. Я полгода в учебке с таким бегал. Досконально умею.

- А меня научите?

- А тебе зачем?

- В Афган собираемся. Считаю необходимым уметь.

- Ну, тогда давай, закатывай рукава.

Часов в армии я не носил, поэтому не могу назвать точную цифру. Неизвестно, сколько времени Саня ковырялся в мокром пулемёте скрюченными от холода синими пальцами в холодной палатке среди бескрайних песков полигона. Учил меня, «салажонка», как он сам беззлобно называл вновь прибывших бойцов. В тот день я усвоил всё, что он мне показал. И ещё сделал вывод, как должен вести себя настоящий сержант. За время обучения на курсах КМБ мне довелось видеть некоторых пустоголовых, никчемных и чванливых, вроде бы, командиров учебных отделений. Но то были пустышки, слабаки, они сами ничего не умели и меня ничему научить не могли. А в гвардейской части я увидел совсем других людей и другое отношение к солдату. С этого момента я зауважал сержанта Тимофеева, а он ни разу в жизни не дал повода, чтобы я хоть на миллиметр усомнился в правильности своего решения.