Вы знаете, как быстротечна юность? Сегодня вы молоды и свободны, а завтра вам изрядно вскружил голову какой-то юнец, словно торнадо в кукурузном поле. И вот вы уж, в белом платье, клятвы верности шепчете друг другу. Я была замужем два раза. Первый раз – по глупости, второй – с надеждой. Оба раза, как граблями по самолюбию. Зато теперь – учёный малый. И что я вынесла из этих браков? Два спиногрыза, нервный тик и убеждение, что мужчина не только животное на двух ногах, но и одинокая душа, ищущая своё место в парадоксе жизни.
Первый, Димочка, этакий лабрадор, милый и вечно что-то грызущий. Но романтик. Читал стихи, водил на закат, клялся в вечной любви… Пока не узнал, сколько стоит ипотека и памперсы. Сбежал к инструкторше по йоге Жанне, мотивируя это тем, что она "помогает ему открыть чакры". Через полгода встретила его в "Макдональдсе", в позе глубокого отрицания – медитировал над гамбургером. "Жанночка велела чистить чакры лунным светом и питаться праной," – прошептал он сквозь слезы. Тогда мне стало его жалко. Но совсем недавно, увидев его на рынке торгующего носками, я порадовалась за него. Чакра, видимо, открылась в сторону экономической целесообразности.
Второй, Борис, был практичным до ужаса. Считал каждую копейку, тщательно планировал бюджет, сверял чеки с калориями и называл секс "рациональным распределением ресурсов". Ушёл к финансовому аналитику Анечке, уверенный, что она поможет ему оптимизировать его пенсионные накопления. Анечка даже пыталась внести его в список Forbes, но помешала патологическая жадность Бориса. Слышала, что в итоге она его выгнала, когда увидела, что он тайно собирал крышечки от йогуртов, надеясь выиграть автомобиль.
Вот не могла я их отпустить просто так... Ведь я – женщина с большим сердцем, жаль всех, кто страдает, особенно по моей вине. Я решила им «помочь». На Новый год Димочке я анонимно отправила месячный запас Биг Маков. Борису – лотерейные билетики.
Теперь, когда я представляю их лица – Димину гримасу отчаяния при виде Биг Маков и как Борис, трясущимися руками, стирает защитный слой с лотерейного билета, я понимаю: жизнь удалась. Замуж? Нет, спасибо, я лучше буду смотреть, как страдают другие.
А в прочем, кто я такая, чтобы осуждать их? У меня у самой скелетов в шкафу хватит на небольшой мавзолей с неоновой подсветкой и доброжелательными экскурсоводами.
Так вот к чему это я? Я не ждала его. Он появился как-то буднично – высокий, вежливый, с глазами как у побитой собаки, но улыбка…
Появился, надо сказать, крайне не вовремя – в разгар моего пламенного спича перед отделом маркетинга о нецелесообразности использования единорогов в рекламной кампании туалетной бумаги. "Потому что, – гремела я, – единороги, пардон, какают радугой. И это, господа, никак не ассоциируется с гигиеной!" И тут, посреди этого фееричного разгрома, он кашлянул, извиняющимся тоном представился: "Иннокентий, новый аналитик," – и добавил, ехидно прищурившись, – "Вы, кажется, упустили важный маркетинговый ход – золотую пыльцу единорожьего помета! Это ж неограниченные возможности!"
Отдел маркетинга, застывший в ужасе от моей тирады, неуверенно захихикал. Я же, с трудом подавив желание придушить аналитика новым рулоном туалетной бумаги, процедила: "Иннокентий, вы только что вырыли себе могилу."
К моему удивлению, Иннокентий ничуть не смутился. Наоборот, подмигнул и прошептал: "Надеюсь, с видом на радугу?"
После собрания я сидела в своём кабинете, готовая рвать на себе волосы. Этот квартальный отчёт, навалившийся вместе с рекламным проектом, эти графики, цифры, новые аналитики – всё терзало нервы, словно стая голодных птиц. Вдруг дверь тихонько скрипнула, и на пороге возникла Ниночка с подносом, словно фея-крестная, явившаяся в самый отчаянный момент. На нём красовалась тарелка с печеньем в виде динозавриков (она знала мою слабость) и лежала крохотная записка. "Не кипятитесь, – гласила она. – Вы ещё нужны офису… и динозаврам".
Я улыбнулась. Ниночка – мой секретарь. Она умела подобрать правильные слова в нужный момент. А ещё обладала феноменальной способностью разобрать любого сотрудника на запчасти и собрать обратно, при этом умудрившись обнаружить недостающие детали, о которых сам сотрудник и не подозревал, и ещё инструкцию по эксплуатации подкинуть ему же, чтобы впредь не ломался.
– Спасибо, – поблагодарила я за поддержку. – Нина, а вы не знаете, как так получилось, что мимо меня пролетела новость о новом аналитике?
– О каком аналитике? – в её взгляде было неподдельное удивление.
Я одарила её зеркальным взглядом. Дело в том, Ниночка не просто кладезь мудрости, сплетен и крепкого кофе. Глаз у неё намётан, как у хирурга, ухо – как у летучей мыши, а чутьё – как у ищейки.
– Какой-то чудак по имени Иннокентий сегодня имел наглость прервать мою речь.
– Может, этажом ошибся? Заблудился, бедняга… Мимо меня обычно ничего не просачивается.
– Вот и я о том же, – пробормотала я, а затем сделала глоток кофе и, съев одного динозавра ( второго я оставила на потом – как моральную поддержку), снова устремила взгляд на Нину.
– Никакой информации нет, кого назначат на пост главы компании?
– Слух ходит, что кого-то из наших. Переживаете?
– Есть немного.
Нина подхватила поднос и исчезла за дверью, а я осталась наедине со своими мыслями. Мою работу можно описать одним словом: фарс. Нет, я не клоун в цирке господина Дю Солей. Я заместитель начальника крупной компании, где балаган — это повседневная реальность, а главный конферансье – наш босс, Станислав Петрович. Ему, по ощущениям, должно быть лет этак сто, учитывая глубину его маразма и маниакальную любовь к архаизмам вроде "кукиша с маслом". Станислав Петрович был гением абсурда. В его исполнении бизнес-стратегия превращалась в шаманские танцы с бубном, а корпоративные правила, кажется, писались на салфетках во время затяжного запоя.
Он постоянно жевал печенье и бормотал нечто невнятное о "крестовом походе против конкурентов", при этом усыпая стол крошками. Сон трижды за совещание затягивал его в свои объятия, а мы играли в «угадай мелодию по храпу». На прошлой неделе, например, он выдал что-то среднее между «В траве сидел кузнечик» и «Интернационалом», чем поверг финансовый отдел в лёгкий ступор. Но страшнее всего был час, когда его «креатив» бил ключом. И мы, его команда, уже давно научились обходить острые углы его старческого маразма. «Деменция», – шептала секретарша Зинаида, протирая линзы очков толщиной с дно стакана. «Альцгеймер, не иначе», – вторил ей программист Вадим, ковыряясь в бороде. Мне же, как заместителю, оставалось лишь молчаливо кивать и судорожно плести спасательные сети, пытаясь уберечь компанию от очередного "креативного" порыва, рождённого в его угасающем разуме.