83385-К

Что скрывает Луна?

Я пишу здесь - на плохо пропечатанных клетках журнала наблюдения -, потому что ничего другого и нет, как и нет сил держать это в себе. Тени, которых не должно быть, скользят по стенам и потолкам, мелькают в дверных проёмах и за окнами, выглядывают из бескрайней степи и брустверов на позиции, молчаливо стоят на эстакаде неподалёку. Образы увиденного той ночью преследуют меня на пути в казарму, штаб, и даже в кровати мне не найти покой. Я боюсь закрыть глаза. Сердце бьётся, как ударные в грайндкоре, и гонит кровь прямиком в воспалённый мозг, отдавая мерзким нарастающим гулом, заглушая все знакомые звуки этого мира. И даже сейчас, пока я пишу это, мои пальцы дрожат и едва держат ручку.

Однако я пересилю себя, и, благо, мне попался именно журнал наблюдений. Может, кто придёт после меня, окажется более любознательным и внемлет написанному. Или проявит благоразумие и вообще не станет вскрывать эту тему. Как говорится, мы ребята молодые, шутливые.

Мне всегда говорили, что я чересчур мнительный и пугливый. Мол, когда будят в патруль посреди ночи, я аж вскакиваю и бешено смотрю на помощника дежурного. Тот пугается и... Что я слишком много замора...Но не в этот раз.

Как видишь, мой будущий сменщик, я - разведчик ПВН. Совсем как и ты. Я тоже ставлю треногу и настраиваю азимутальный круг. Как и ты, молюсь, чтобы телефон на кустарной полочке, наконец, поменяли на рацию. Беру задания у начальника дежурной смены, веду журнал боевого поста. Всё как и у тебя. На вышке и вправду очень здорово. Везде изнуряющая жара, а там - спасительная тень . Ещё и интернет ловит - наверное, единственное место во всём дивизионе. Здесь можно спокойно сидеть со смартфоном, и тебя не будет видно. Зато ты видишь всех. Оглядывайся только почаще.

Я искренне люблю вышку. И не только из-за стремительных скачков по Всемирной Паутине, не только из-за плотских благ, какие дарит чёрно-оранжевый Ютуб. Совсем другое. Тихо. Не кричит Грызунчиков своё "слышь чё, ебать". Не перекладывают на тебя свои обязанности контрактники. Не видать и вечно пьяного Доминика Торрето. Никого нет. Пустота. Моя Цитадель Одиночества.

Оттуда хорошо видно город, а главное - море. Конечно, и с горы у МРЛС оно заметно, но не так, как с вышки. На посту оно по-настоящему раскрывается: играет бликами на солнце, воистину простирается жо самого горизонта. Когда ты там, внизу, дёргаешь траву тяпкой или в очередной раз покрываешь колёса на пушке гуталином, оно словно небольшое озеро. Но сидя наверху, осознаёшь, насколько всё вокруг и ты сам маленькие, незначительные. Прямо как небо.

То было девятого июля. Дембеля только ушли, научив нас, ещё полуторамесячных мальков, премудростям жизни на дивизионе и передав свои посты на Боевом Дежурстве. ПВН - Пост Визуальной Разведки. Сиди себе на вышке или беги на неё, как заслышишь сирену и шипящий голос из всех щелей "Готовность Номер Один". Смотри в бинокль да связь иногда проверяй. Ничего сложного. Бежать по готовности на вышку. Следить за воздушной и наземной обстановкой через бинокль, а в случае чего докладывать по античному телефону на МРЛС. Ничего сложного.

И если в дневные готовности можно с радостью раскинуть руками и покинуть очередной глубокий перформанс из разряда "копайте отсюда и до обеда", то вечерние доставляют немало хлопот. Пока все моются под привозной, а оттого драгоценной водой, или смотрят телевизор, ты несёшься на вышку с папкой, где лежит запрещённый телефон, в одной руке, а в другой накидываешь противогазную сумку через плечо. Так было и со мной. Тогда готовность дали поздно вечером. Взлетев по ржавой и трухлявой лестнице, я ловко вскрыл дверцу и сразу же доложился. Чёрный и древний, как греки, что населяли эти земли задолго до нас, телефон мерзко хрипел с каждым нажатием педальки - я ненавидел звонить по нему. Однако время старой трубки подошло к концу, а современной - только началось. Я умело переставил сим-карту с кирпичного Нокиа в новомодный Сяоми с помощью ручки, и, воткнув один наушник в ухо, сел на ящик, где хранилось всякое армейское барахло, и стал слушать.

Born of the darkness

From granted eyes beyond.

Dreams of the deep mist

They hide a scratching song.

Не знаю, зачем это тебе, но мне песня нравится - есть в этой электронно-оркестровой аранжировке, в этих грязных рычащих гитарах и мягком вокале что-то потустороннее и жуткое, но оттого манящее и обволакивающее. Музыка уносит куда-то в яркую россыпь мириад звёзд, какую можно увидеть лишь в полях; в первородный мрак холодного космоса, где вся история Земли и человеческое естество лишь пшик и мгновение в вечности. В такие моменты и, вроде, спокойно, и крайне волнительно. Хочется предаваться мечтам не о нормальном дежурном и доме, где всё так знакомо, а тебя ждут родные. Нет. Хочется грезить о чём-то высоком, недоступном, величественном и неосязаемом простым солдатским умом.

С одной стороны, это хорошо, что я такой - лирики во мне хоть отбавляй. С другой, в коллективе такое не приветствуется. Но ничего. Девять месяцев осталось. Это столько же отслужить, но всего лишь три раза.

Я решил осмотреться. Мало ли, кто шёл. Однако мой взгляд уже приковало летнее звёздное небо. Холодный ветер обдувал бледное усталое лицо. Я только сейчас заметил, как похудел. Здорово.

И я вглядывался в небо. Иногда для вида приставлял к глазам бинокль. И в один такой раз убрать его уже не смог.

Ведь злой рок обратил мой взор на Луну.

There's a primal fear,

That death is near

Writhing now in wait.

Am I past the veil?

Consciousness failing ,

I hear a wicked fate.

Реальность превращается в пересказ событий, он - в историю, а та - в байки на перекуре. Срочники приходят и уходят, и память прошлого путается и искажается, опуская одни моменты и создавая иные. По дивизиону ходило множество "легенд" - как забавных, так и не очень. И были среди них и жуткие, каких не поведаешь в нашей низенькой казарме или той же курилке. О них шептались после отбоя в кромешной тьме и оставляли без комментариев. Рассказывали о сошедшем с ума телефонисте - бедняге спросонья послышалось что-то по телефону, отчего он аж закричал, а наутро и вовсе перестал себя контролировать: трясся и бормотал какую-то околесицу. С ложной позиции, где старая техника уныло ржавела, по ночам доносились странные завывания и стоны. Каждый, кто ходил в патруль второй сменой, слышал, как сквозь внезапные, а оттого неправильные и жуткие, хрипы рации доносились обрывки фраз на непонятном языке. Однако, все как один ребята молчали и даже не решались задуматься о помехах хотя бы на миг.