А как поют сирены?

Право на борьбу

Тихий шум волн и скрип снастей трехмачтового судна «Морской Клык» царили в вечернем воздухе, но эта идиллия лопнула, как мыльный пузырь, когда из бирюзовой глубины вырвался оглушительный вой. Чудовищная звуковая волна, сминающая воздух, обрушилась на шхуну, заставляя деревянный корпус содрогаться.

— Сирены!

Крик матроса разорвал пространство. По палубе прокатилась волна сжатой, мгновенной паники, что тут же превратилась в слаженную сосредоточенность, действие. В одно отработанное до автоматизма движение, знакомое по множеству прошлых стычек, десятки рук рванулись к ушам. Их пальцы быстро втолкнули в слуховые проходы комки грубой промасленной шерсти, служившие спасительными берушами. Мир вокруг приглушился, и собственное дыхание стало громким в голове, заглушая внешний хаос.

И только тогда из наступающих сумерек бирюзовой глубины вновь вырвался тот самый Вой, на этот раз намного ближе и громче прежнего.

Матросы, прильнувшие к бортам в ожидании атаки, вздрогнули в унисон, но устояли на ногах. Их беруши, привычная броня против гласа сирен, сделали свое дело. Вой глушил мир, загонял мысли в вату, но не мог свалить их с ног. В наступившей тишине вместо словесных приказов в воздухе замелькали пальцы капитана, отдавая безмолвные команды. Резкий взмах рукой к левому борту для рулевого, сжатый кулак и резкое разжатие в сторону носовых орудий для боцмана. Команда исполняла эти сигналы, движимая смесью адреналина и страха, но сохраняя выученную дисциплину.

И тогда часть сирен пошла на решительный абордаж. Скользкие тени один за другим вынырнули у самых бортов, оттолкнувшись от спин своих дельфинов. В их перепончатых ладонях сверкнули трезубцы из черного коралла и стальные гарпуны, вырванные когда-то из человеческих рук. Первый абордажник, могучий самец, вонзил трезубец в борт рядом с канониром. Тот, оглушенный атакой, но все еще видящий угрозу, инстинктивно поднял мушкет, однако не успел выстрелить. Гарпунное ружье в руках сирены громко хлопнуло, и тяжелый наконечник прошил матроса насквозь, намертво закрепив стальной крюк в его легких. Почти сразу тело было выкинуто за борт в темнеющие воды.

Хаос на палубе постепенно обретал свою ужасную форму. Гарпуны и трезубцы безжалостно крушили деревянные планширы, вскрывали прочную обшивку, словно консервные ножи. Один из людей с горящим факелом попытался поджечь сети, у борта по которой лезли сирены, но получил трезубец в спину. Факел выпал из его ослабевших рук и упал на палубу, где тут же вспыхнула разлитая смоляная лужа. Едкий запах гари быстро смешался с соленым смрадом крови и моря, создавая отвратительную миазму.

Основная масса нападающих неумолимо приближалась к корме, где стояли прочные клетки с пленными — это и была главная цель их яростной атаки. Сирены с ожесточением били по заклепкам, ржавые прутья отчаянно скрежетали и медленно гнулись под их напором. Одна клетка уже была пустой.

Капитан Беккет, пригнувшись у штурвала, молча наблюдал за гибелью своего мира. Его лицо, обезображенное холодной яростью, оставалось непроницаемой маской, но под ней клокотал самый настоящий хаос.

«Клык» – две тысячи крон. Команда – четыреста, нет, пятьсот крон на подготовку замены. Добыча – пятьсот минимум.

Эти цифры проносились в его голове автоматически, как давно заученная молитва. С каждой новой сотней увеличивающаяся сумма набивала оскомину и поднимала в душе ярость.

Внезапно он метнулся, но не в сторону спасительных шлюпок, а прямиком к самой крепкой клетке у кормы, где в отчаянии билась, как птица о стекло, юная сирена с кожей цвета морской глубины. Лаура.

"Ценный товар."

Эта мысль коротко щелкнула в сознании, но тут же оборвалась, наткнувшись на необъяснимый силуэт.

Он увидел мальчика. Тот стоял у основания грот-мачты, не цепляясь за такелаж, не качаясь от бортовой качки, его босые ноги будто парили над залитой кровью палубой. И в его широких глазах было лишь чистое непонимание и немой вопрос, обращенный в пустоту.

— Прочь!

Взревел Беккет, инстинктивно отшатываясь. В глазах у него потемнело, а в ушах зазвенело, заглушая все остальные звуки.

"Ценный товар."

Капитан рванул ближайший обвязочный трос и с бешеной силой принялся прикручивать клетку с пленницей к себе, и уже собирался прыгнуть в шлюпку, но… послышался треск мачты, она падала, разрывая парус на куски. Несколько мгновений и обломок мачты был возле Беккета, тот тут же обвязал его веревкой.

В этот самый миг корабль стал заваливаться набок. Капитан, привязанный к клетке и обломку покатился с борта корабля не в силах удержаться. Обрушилась черная волна, холодная как сама смерть, накрыв все соленой горой. Весь мир опрокинулся, закрутился в водовороте обломков, воплей и ледяной пены. Беккет, с оглушительной силой ударившись виском о жесткие прутья клетки, погрузился в безмолвную темноту.

Последнее, что он успел увидеть перед окончательным провалом — широкие, полные самого первобытного ужаса глаза Лауры за решеткой.

– – –

Сознание вернулось к Беккету вместе с болью, которая раскалывала его голову, а виски пульсировали в такт прибою. Его язык прилип к нёбу от мучительной жажды. Он лежал на спине, ощущая под собой неровную и мокрую поверхность обломка. Солнце палило нещадно, слепя его и отражаясь от солёных брызг. Вокруг простиралось бесконечное, равнодушное море, и лишь на горизонте виднелся остров — темная точка, казавшаяся миражом.

Он застонал, пытаясь сесть, и его тело отозвалось тупой болью в ребрах и плече. Капитан выдохнул, сокрушаясь о потере своих денег, и медленно повернул голову.

Там была она. Лаура. Запертая в своей прочной клетке, которая теперь криво стояла на том же плавучем щите. Она сидела, обнажённая, подтянув колени к груди и обхватив их перепончатыми руками. По ее телу пробегала мелкая, неконтролируемая дрожь — от холода, страха, истощения. Соленые капли стекали по ее гладкой коже, скользя по выпуклостям ребер и изгибу спины. Ее жабры, обычно скрытые на воздухе, были чуть приоткрыты, учащенно пульсировали. Огромные, темные, как бездонные лужи глаза девушки, были прикованы к Беккету, и в них читался первобытный ужас и чистая, неразбавленная ненависть к своему пленителю.