А ты сможешь простить?

Глава 1

Кажется все с ума посходили и все кому не лень мусолили потрясающую новогоднюю новость: “Подающая надежды звезда сборной по хоккею изнасиловал фанатку”... и комментарии – сотни, тысячи…

“Мудило конченное этот ваш Козырев!”

“На зону его! Но опять отмажут урода!”

“Они вообще берегов не знают эти спортсмены! Типа всё можно!”

“А он еще и не признается. Прикиньте?”

“Пусть его на зоне самого натянут!!!”

И это только самые лайтовые. Самые первые.

Вот новость взорвавшая сеть, вот фото, где Николай Козырев у лифтов пятизвёздочного гостиничного комплекса, где его команда отмечала Новый год, целует ту самую фанатку, а вот фото самого Козырева в допросной.

По-взрослому.

Несмотря на то, что эти кадры должны быть конфиденциальны, но тем не менее в сеть попали.

— Я не могу, мама, я просто не могу! Что происходит? – Виталину трясло, она два раза уронила телефон, где потоком сыпалась из всех щелей эта мерзость.

Кажется все друзья и недруги прислали девушке ссылки, фото и кажется даже видео-материалы, где зациклено возмущение Ника, что он не виноват.

Только это… так… так… это всё не по-настоящему!

Женщина в конечном итоге забрала у дочери телефон. Выключила его.

— Мама, Коля же может позвонить! – попыталась возразить Вита.

— Ты шутишь? – скривилась Наталья Аркадьевна. — Никаких контактов. Мы летим назад, – она недовольно цыкнула, убирая телефон себе в сумку. — Встретили Новый год, а? И почему я тебя послушала? Хорошо, что не долетели до Москвы.

— Что? Мама, ты шутишь? – сквозь гул в ушах, выдохи через раз и скручивающую боль в желудке, которая случалась с Виталиной от нервов, она поняла смысл маминых слов. — Что значит летим назад?

— То и значит! Я уже взяла билеты, с большим трудом, между прочим! Нам будет лучше вернуться.

— Я хочу в Москву! Это какое-то недоразумение, мама! Ник не мог никого… – девушка даже не смогла выдохнуть этого, озвучить это действие.

Не мог, не мог!

Он её любит! Он так ждал, чтобы она приехала!

Уже сегодня, вот-вот, и Виталина бы утонула в его объятиях, вдохнула запах любимый.

И Ник бы обязательно крутанул её в руках, как маленькую, поцеловав, как делал всегда.

Вита знала…

“Витаминка моя!”

Сказал бы. И ей очень надо сейчас в Москву. Надо. Надо к Нику, очень!

— Мама, – сорвалась на истеричный крик девушка.

— Перестань, – зашипела Наталья, прижимая к себе дочь, очень сильно стараясь не привести её в чувство привычной пощёчиной, которая всегда имела прекрасное действие на Виталину.

И, нет, женщина не считала это излишеством, она столько раз приводила дочь в себя именно таким способом, особенно, когда девочка срывалась перед самым выходом на лёд, в самый ответственный момент. Но всегда после этого воздействия собиралась и… делала то, что все от неё ждали!

Приносила призовые места и медали.

Сейчас, конечно, Наталья Аркадьевна не сомневалась, что к ним приковано внимание. Даже здесь, в аэропорту такого крупного европейского города, где они должны были делать пересадку, чтобы лететь дальше в Москву. Перед праздниками не осталось прямых рейсов. Естественно дело времени, чтобы Виталину узнали. И безусловно новость о ситуации с её “парнем” разлетелась уже во все уголки мира – спасибо, Интернет!

Ситуация с Козыревым была катастрофической. Просто патовая!

Каков мерзавец! И что только Витка, дурочка, в нём нашла? Вот эти нахальство, мышцы и ухмылку короля? Будущего.

Так предполагалось.

Но теперь – правда случившееся, в чём Наталья не сомневалась, или нет, но никакого будущего в спорте у Козырева больше нет! А значит будущий король погиб, так и не примерив корону…

Жалела ли она? Ей было плевать. В данный момент всеми силами надо было не допустить, чтобы Виталина сорвалась в ненужную истерику, особенно здесь. И уж конечно – перед соревнованиями.

— Отдай мне билет, – с решительностью, которую от Виты мать не ожидала, девчонка выпуталась из рук, пытающихся её унять. — Не хочешь лететь в Москву и не надо, я вообще не понимаю, почему ты со мной! Словно мне десять и нужно сопровождение. Я полечу к Нику сама!

Наталья Аркадьевна шумно выдохнула, потом встала, забрав свой небольшой чемодан, который всегда брала в ручную кладь.

Путешествия с дочерью по всему свету давно научили её рационально выбирать себе вещи в дорогу и главное – никакого иного багажа без лишней необходимости – всё своё с собой. Вита делала так же, сейчас у её ног лежала спортивная сумка. Именно на неё женщина многозначительно посмотрела, потом перевела взгляд на дочь.

— Встань и не смей устраивать публичных сцен! – отчеканила женщина.

— Отдай мне билет. Я имею право делать, что хочу, я совершеннолетняя!

— Давно ли? – усмехнулась Наталья, поднимая сумку Виты сама.

— Нет, – подорвалась та, перехватывая ручки клади.

— Ты хочешь похерить свою карьеру? – процедила сквозь зубы окончательно потерявшая терпение женщина.

Сил никаких нет на эту идиотку – словно свет клином на этом засранце сошёлся!

— Хочешь? Всё это, что было сделано тобой, упорным трудом, твоим талантом! Столько работы, столько усилий и столько боли, преодоления! Вита! Ради чего? Ради мальчишки, который не может удержать член в штанах? Скучал по тебе? Так сильно, что решил развлечься?

— Мама, не смей, он не делал этого! – голос Виты пропал.

— Ты свечку держала? Это фото, где он с этой девицей у лифтов, я же тоже смотрела эти новости, Виталина! Мерзость!

— Он не мог, он не мог! – всхлипнула девушка.

— Если так, то там разберуться и выпустят его, правильно же? Обязательно разберуться. Герашин отличный адвокат, я знаю. Лучший.

— Я должна быть с Ником, я должна быть в Москве.

Глава 2

— Николай, перестань немедленно, – наседал адвокат, пытаясь успокоить Козырева, который бесновался негодованием и бессилием в помещении для допросов.

— Это же смешно, Сергей Валентинович, правда, же, смешно! Ну, зачем мне эта девка? – наседал на адвоката парень, произнося слова с яростью и расстановкой. — Зачем? Я Виту ждал, у меня кольцо в номере, понимаешь, я предложение делать собирался в Новый год. И это фото… да это, бля, правда? А видео нет? Фото с камер есть, а самого видео, где она на меня кидается и я её отталкиваю, нет? Они его сожрали, стёрли, потеряли? Что? Это просто ненормально!

Николай никак не мог сесть на стул, ходил, измеряя шагами пространство бетонной коробки и никак не мог понять, что происходит.

Девицу он помнил смутно. Даже как она одета была, смог вспомнить только, когда вот эту фотку увидел, которую ему следователь показал. Да и лицо. Если бы попросили описать, он не справился бы.

Козырев привык, что на него девки вешались, уже даже шутки на эту тему мемными были – Козырь козыряет…

Чем, правда, и нахрена, не очень понятно, потому что для него самого так называемая разудалая холостяцкая жизнь встала на паузу, как только увидел Виталину свою.

Он правда и до того не очень ходок был по девкам – когда? Когда вообще? Он в молодёжке выкладывался так, что спать на льду хотелось. Не было сил с тренировки уползти, а тут ещё тусовки какие-то? Серьёзно?

А дальше ещё круче – нельзя лицом в лёд, если ты весь из себя брильянт, некуда деваться, и будущее хоккея. На тебя ставят. Твоя задница стоит столько, что и представить страшно.

Поэтому, пусть и был любимчиком женской части болельщиков, пусть и ел эти шутки за триста про то, что жаль нельзя ему на льду стриптиз устраивать, как футболисты могут, например, а то вообще была бы жаришка. Эту шуточку обычно мусолил Сорока, они с ним с детства вместе – уникальная парочка…

Но шутки оставались шутками.

Да, пару раз Козырь с командой зажигал, но и… всё! И конечно никто не сказал бы, что он не то, что принудил кого-то к сексуальным отношениям, что он вообще был груб с женщинами.

Это они его скорее насиловать пытались. Особенно, когда он костьми лёг, чтобы завоевать ту самую, единственную, что нужна была почти так же, как лёд.

Колян не знал, что это такое, вообще. Что в этой конкретной девчонке-фигуристке особеннее, чем в других? Он сначала даже убеждал себя, безуспешно крайне, что это хрень какая-то, не иначе. Но чувствовал себя маньяком, потому что видел и залипал.

И хотел смотреть… смотреть… смотреть…

Его Витаминка!

Он бы ей предложение ещё год назад сделал, но только все эти соревы, сборы – у неё, у него. Тренера… И мама её мутила что-то постоянно, сражаться с ней было, как ветряными мельницами… Николай ждал, как мог ждал.

Но всё – хрена, лопнуло терпение, когда понял, что они там ей какие-то встречи устраивают с другим одиночником. Тренировки в одно время, что-то там про совместные отработки – чего непонятно…

Но щаззз! Так Козырь свою женщину и отдал.

В Лине он был уверен абсолютно, никогда не ревновал её, скорее просто уберечь хотел от того, что явно видел недовольство их отношениями у Натальи Аркадьевны, мамы Виталины. Она там понимаешь ли звезду растила, а тут Козырев такой весь из себя свалился невесть откуда. Портит девочку!

И ладно был бы левым каким, или… он даже не понимал откуда эти загоны у матери Лины, словно Наталья Аркадьевна королева, а дочь у неё принцесса крови и рядом с ней должен быть принц, крови тоже, естественно. А тут вот этот московский прохиндей, вчера из мусорного бака – Козырев Колька.

Только он же сам пахал, как вол! Он сам себя сделал упорством и работой непрерывной. Талант это дело десятое. Его так отец учил и тренер первый, тот самый, который на коньки поставил, и этот талант собственно усмотрел.

Талант без работы не развить.

И Козырь работал.

Теперь ему светил отличный контракт в НХЛ и место в сборной было за ним уже.

Именно это он и хотел отметить с Витаминкой, а заодно сделать ей предложение. Дождаться не мог, когда она прилетит, а тут – скрутили и предъявили.

Николай был не дурак. И конечно сейчас он видел именно подставу – не иначе. Такую жирную, мерзкую… но кто и за что?

От мыслей всех этих голова дурела, а понимание, что он отрезан от мира, что закрыли, что там скорее всего ад разверзся, сука, потоки из говен, которые ему на голову льют.

— Валентиныч, дай мне позвонить Лине, она прилететь должна была. Я не встречу в аэропорту… она всё это прочитает. Прошу, Сергей Валентинович, я только скажу ей, что это неправда, только это. Бля, – взвыл, когда адвокат команды вздохнул.

Наконец Козырь смог бессильно сесть на стул.

— Всё будет хорошо, – Гарашин по-отечески положил руку на спину парню. — Что ты помнишь? Что случилось?

— Ничего не случилось! – взвился Николай, ударив кулаком в торец столешницы, даже от боли не скривился, потому что не чувствовал боли, так его адреналином фигачило. — Я пошёл наверх, мне надо было проспаться, чтобы ехать в аэропорт, встречать Виталину. У лифта эта нарисовалась. Я ваша фанатка, хуйня вся вот эта, можно автограф, чуть ли не сиськи на меня вывалила. Я ей сказал, что это лишнее, что на листочке не вопрос, а вот на частях тела это не ко мне. А она тут вперёд корпусом и вцепилась в меня. Я даже не знаю, как у меня рефлекс не сработал и я ей в корпус не прописал.

— Это хорошо, что не прописал, – произнёс адвокат. — А дальше?

— Ничего дальше – оттолкнул её, не помню, сказал, что так делать не надо. Рукавом рот вытер и лифт приехал. Всё. Поднялся к себе в номер и спать лёг. А проснулся – вот… – Николай нервно повёл рукой.

— Уверен, что всё правильно помнишь?

— Чего? – взвился парень, отскакивая от адвоката, как каучуковый мяч. — Ты серьёзно, Сергей Валентинович? Серьёзно?

— Николай, я должен знать, парень. Просто должен знать всю правду, даже если она не такая, как мне и тебе хотелось бы. Мы все совершаем ошибки…

Глава 3

Николая разбудил телефонный звонок. Долгий и назойливый. Один. Потом ещё и ещё.

— Да чтоб тебя, – Козыреву пришлось принять вызов с неизвестного номера. — Да!

— Козырь, твою мать, я думал, что ты помер, – радостный голос Дениса резанул, причинил боль, утягивая куда-то в то болезненное болото прошлого, куда не хотелось, но только оно всё никак не отпускало и даже через время то и дело дёргало беспощадно. — Эй, Колян, это я Денис Сорокин, Козырев, ау? Ты там ещё?

— Я понял кто, и не ори, – буркнул Николай, садясь, потягивая шею и смотря на время.

— Вух, здарова, Колян, ты чего такой прибитый, дрых что ли? Час дня!

— Да, после смены.

— А?

— Не важно, Денис, чё надо?

— Не фига се, деловой какой! Короч, мне помощь твоя нужна. Ты же имеешь допуск тренерский, опыт, да?

— Чего?

— Не разбивай мне сердце, Козырь, друг, просто ответь на вопрос.

— Да, – вздохнул Николай, вставая, понимая, что сна теперь ни в одном глазу.

— Охуеть, как круто! Приедешь завтра в десять мне помочь с мелкими?

— Чё? Дэн, ты там ударился? – Николай завис с телефоном у уха, охреневая от услышанного. Рука, потянувшаяся, чтобы чайник включить, застыла в воздухе.

— К нам, я тут в нашем комплексе спортивном. Знаешь, короче, тут Игого подписался на программу “звёзды спорта детям” или что-то там такое, не важно. Благотворительность, – понёс Сорокин, которого кажется уймёт только смерть.

Как-то он и со сломанной челюстью трепал так, что не остановить, а они с пацанами так надеялись, что этот идиот с такой травмой уймёт свою клоунаду.

— Короче. Он подписался и свалил к себе, в Сибирь свою, у него там, а хрен разберёт, что у него в клубе происходит, а вот я тут. Мне с фонда позвонили и попросили помочь. Вместо Игоря. Слышь, Колян?

— И я тут при чём? И вообще, Дэн… иди нах, а! – включил всё же чайник Козырев.

— Не, постой, постой, только трубу не кидай, бро, – взмолился старый приятель. — Рили, ну не мог послать, я не умею. Там типа сироты. Пришлось согласиться, а потом я понял, что у меня же тренерского опыта, в отличии от Игого, нет… Козырь, выручи меня. Просто постоишь рядом и посмотришь, чтобы я этих пузатых не укокошил.

— Пузатых?

— Ну, детей, в смысле… там мелочь, им четыре-пять, шесть, может семь… короч, они типа не очень умеют на коньках стоять, а я вообще не знаю, что с ними делать. Бро, выручай!

— А тебе не кажется, что у меня просто могут быть вообще другие планы или… не могу я завтра. Сорян.

— Когда скажешь, – тут же подстроился Сорокин, — перенести занятие я могу, но отменить никак. Они там типа ждали и всё такое. Новый год, праздничное настроение и бла-бла-бла, – не унимался он.

Перед тем как послать его, Николай вспомнил, что вот что-что, а отвязаться от Дениса было нереально. Никогда.

Тут ошибка – ответ на звонок. И пусть очень интересно откуда приятель взял номер Козырева, но иллюзий не построишь – Денис знал, где Николай живёт! С него станется встать у дверей и…

— Знаешь, какой там ремонт забахали? – продолжал приятель. — Раздевалки, внутрянка! Прям закачаешься!

— Знаю, прихожу туда на льду полежать, – зачем-то сказал Николай.

— А? – Ден может и помнил про эту фишку друга, но сейчас ступил.

— Лады. Я подумаю. Если смогу, приеду завтра в десять, – отозвался недовольно Козырев.

— В смысле? Не, ты мне точно скажи, а то я всех соберу, а ты не приедешь и…

— Дэн, нах иди, – рыкнул Николай и скинул вызов.

Сорокин звонил ещё трижды.

Козырев не брал.

Но, когда Сорокина это останавливало?

Денис набрал утром.

Николаю пришлось ответить сообщением, что приедет, проклиная себя, что ещё вчера не поставил номер Дениса в “чс”. Правда точно знал, что это не помогло бы.

“Сорока мозг выклюет”, – всегда угорали пацаны.

Собственно в десять Николай стоял на льду, суровый и исподлобья изучал предоставленный Дену детский сад. Сам Сорока опоздал.

— Колян, бро, ты приехал! – завопил приятель, не обращая внимания на испепеляющий колкий взгляд Козырева.

— Ты опоздал, Дэн! – прорычал он, оттесняя парня к борту. — Нах тебя и твои обещания, понял. Я сваливаю!

— Оу, бро, изи, давай ты выдохнешь, – так небрежно и чертовки привычно ответил тот. И правда, словно вчера виделись последний раз. — Прикинь, я из дома выехал два часа назад! Долбанные московские пробки! Но я тут, ок?

Николай ничего не сказал. Не привык не доводить начатое до конца и потому, раз вписался, хотя сомнительно – Денис его затащил в это насильно – но всё же теперь будет тащить до победного. Благо, победное обещали, через пару часов.

Да и то – сколько вообще эти малыши выдержат? Они через пятнадцать минут захотят есть, пить, в туалет, спать и к маме.

— Привет всем, – радостно гаркнул Денис, добравшись до мальчишек.

Собственно и всё… дальше работал Козырев, а Сорокин только мешал.

— Простите, но это наш лёд теперь, – возвестила худая и маленькая женщина, тренер фигуристов, обращаясь к Сорокину, спустя полтора часа.

— У нас ещё полчаса, – развёл руками Денис, расплываясь в одной из фирменных улыбочек.

Женщина вздохнула.

— Та часть наша, – и поделила каток пополам.

— Да не вопрос, не верю, что у них прыти хватит до вас добраться, – отпустил тупую шуточку Сорокин.

Козырев видел, как отворачиваясь она закатила глаза и махнула рукой. Аделаида… Георгиевна Плотникова. Николай был почти не знаком с ней – на уровне “вот она работает на арене” и просто кивал, когда встречался.

На лёд после команды тренера посыпались ещё дети. Такие же мелкие, какие были под присмотром Дениса и Николая. Третья группа уже между прочим. Козырев мельком понаблюдал будущих фигуристов. А потом наткнулся глазами на девушку, которая вышла за ними на лёд.

Глава 4

Как вообще Козырев не знал, что Виталина здесь? Как?

Столько раз он приезжал сюда на лёд, даже работал техником в сезон, и ни разу не встретился с ней, а судя по всему… хотя… Может она тоже, как и Сорокин, в этой вот программе, точнее не Денис вообще, а Игорь Коняев? Виталина же звезда тоже.

Но и… не будет выяснять, Козырев не будет выяснять. Плевать! Он просто найдёт себе другую площадку. Пох, что отсюда всё началось и лёд родной – ему везде лёд нормальный. Ему от него ничего не нужно, кроме как просто побыть. Просто…

Сейчас надо свалить. Переварить. Забить и забыть. Или. Как получится.

Только выходя из раздевалок, наткнулся на Виталину, робко стоящую у противоположной стены.

Зацепился с ней взглядом.

Утонул.

Прокрутило в мясо тут же, потому заставил себя повернуться и пойти на выход. Не важно. Поболит и отпустит.

Он привык.

— Ник, – позвала всё же Вита.

Козырев сцепил челюсти, потому что это её обращение… только её…

Сука, как же…

Но и замер, ожидая.

Чего? Продолжения?

Чего-то большего, чего-то иного?

Извинений?

Серьёзно?

— Я очень… я… хотела позвонить. Просто… – прошептала Лина и Козырев не сдержался.

— Не смогла? Три года, Лин, три! Не было возможности, да?

Он язвил, самому дурно от яда, от того, как сильно хочется причинить ей боль, потому что, как бы ему не хотелось, но он понимал, где-то там внутри, в самых гиблых омутах, что не трогал всё это время, но и продержался только поэтому. Там – он её оправдывал!

Только сейчас… он не думал, что будет делать, если вот так столкнётся с ней. Никогда.

Столкнулся. И…

— Какая жалость. Ну и что теперь тогда, да?

Николай зажмурился, унимая себя и лавину, что сносила все крепежи.

Виталина видела, чувствовала эту боль. Она всегда его так хорошо чувствовала. Шутила, что порой на расстоянии ощущала, как ему не по себе. Всегда набирала, когда нужна была, будто угадывала… безошибочно.

И она угадывала в течении всех этих лет. Понимала, знала, точно знала, что Нику невыносимо. А заставить себя позвонить уже не могла.

Даже избавившись от этого тотального контроля, пусть и такой страшной ценой, но вроде бы вздохнув свободно, она так и не смогла набрать его номер, который знала наизусть или написать… просто написать сообщение.

Хотя Ник ушёл из соцсетей. Да и номер сменил. Но она бы нашла. Если бы могла…

Но только… нет, не дышала Виталина свободно, не дышала!

Сейчас стояла рядом и понимала, что вот только с ним и дышала, только с Ником…

Он развернулся уходить, но потом крутанулся на пятках обратно к ней.

— Ты, раз уж так случилось, что решила смочь… – лавину он унять не мог, видя взгляд этот… омут, которого разорвал внутри последние путы. Понесло. — Просто скажи. Просто объясни мне, тупорылому. Не смогла – это когда не случилось, не срослось, сил не нашлось. Допустим. Стыдно было? Было? Кинула меня, по полной, слила! Хорошо. Понимала, что я злюсь? Обижен? Понимаю. Но, бля, Лин, неужели… ладно, звонки и сообщения, может и не дотащили до тебя, но письма! Сука, я знаешь сколько не писал на бумаге ничего? Со школы, сука, со школы! Или письма тоже мама читала?

Виталина вздрогнула, всмотрелась в любимые черты лица, перекошенные яростью и, она была уверена, ненавистью. Потом он ухмыльнулся зло.

— Класс! – подавился своим же ядом Коля.

— Я не… я не… – девушка попыталась, но не вышло, словно задыхалась.

А Козырев понимал, что это он её душит сейчас. И надо отступить. Чего теперь? Ведь правда? Ради чего?

— Не бери в голову, Витаминка, просто тогда, после падения, хотел, чтобы ты знала, что я адски переживаю за тебя, – тихо проговорил он. — Очень хотел, чтобы ты знала. Пох!

И Николай развернулся, чтобы теперь уже точно уйти и не обернуться.

Виталина прижала ладонь ко рту, сильно, чтобы не вырвалось болезненного всхлипа и чтобы удержаться. Словно это движение сейчас, эта ладонь, перекрывающая кислород, не даёт упасть. Не на пол, а куда-то туда в бездонную пропасть из стыда, отчаяния и обиды…

Аделаида, помощницей которой Вита работала, отпустила её домой, видя прекрасно, что девочка выглядела откровенно плохо. Посчитала, что та простыла. Пожурила, чтобы относилась к себе бережнее, и отпустила.

Виталина вызвала такси.

Её трясло. Внутри расползался этот привычный теперь холод, покрывая коркой внутренности. Живот скрутило. Девушка чудом заставляла себя не рыдать и не складываться пополам.

Не орать.

Ник был прав.

Он во всём был прав.

Всегда.

— Мама, – Вита шагнула навстречу Наталье Аркадьевне, которая придирчиво осматривала собираемую ею мозаичную картину.

— Привет, детка, – отозвалась женщина, момолётно глянув на дочь поверх очков. Скривилась. — Я же просила не надевать эту жуткую кофтень, – указала на толстовку, что не снимая, кажется, носила дочь. — Что о тебе скажут? Что ты бомж?

— Мама…

— Напомни мне больше не соглашаться ни на что такое? – небрежно кивнула на стол. — Это Татьяне хорошо, – Наталья Аркадьевна подразумевала свою подругу и соседку, которая собственно очень увлекалась этими картинами и подарила такую же своей любимой Наташеньке. — Все глаза сломала. Что за раздражающее занятие, а?

— Вообще-то оно должно успокаивать, – заметила Вита, всё пытаясь унять бурю внутри себя, стараясь как-то задать вопрос матери, но при этом самой не сорваться в пропасть, не рассыпаться на мелкие кусочки. Такие как на столе сейчас. Только они красивые, а у Виты уродливые.

— Не меня, это точно. Раздевайся, будь добра. Папа приготовил курицу, я конечно просила грудку, но он же упрямец, – она цыкнула, скривилась с досадой. — Бёдра вкуснее, – передразнила супруга, с которым жила чуть меньше тридцати лет.

Глава 5

Нет, невозможно было, невозможно, она точно знала – мать никогда не услышит. Не поймёт. Никогда не встанет на сторону дочери, хотя, конечно, абсолютно уверена, что именно там и стоит.

Стояла, только Виталину это душило, гробило.

Забота, которая способна убить. Уничтожающая любовь…

Наталья тащила-тащила, обратно в спорт, обратно на вершину – мы ещё сможем, просто надо выйти на лёд, надо сделать! В чём проблема? Ты прыгала все эти сложные прыжки, когда была совсем крошкой, а тут – что за упрямство?

Упрямство.

И лень.

И лишние килограммы!

И мама забрала письмо Ника.

Нет… она забрала саму Виталину. Просто забрала у него, беспощадно. А Вита, дура, просто… ничего не сделала с этим.

Ничего!

— Что? – выдохнула Наталья Аркадьевна.

Искренне верила, что больше этого имени от дочери не услышит. И вот, пожалуйста. Откуда только взялся?

— Какого Ника? – попыталась вывести Виту на истерику, потому что умела унять дочь в состоянии плача и отчаяния. Умела. Иначе не было бы кубков и медалей. Грамот и благодарностей. Ничего не было бы!

Только почему-то сейчас Вита осталась мертвенно спокойной.

— Прекрати это! – потребовала ледяным тоном, чем ошарашила мать. — Он мне звонил и писал. Писал сообщения. Ты их удаляла, да? И звонки? Но письмо! Ты вскрыла его письмо мне? Как же низко, мама!

— Оно было анонимным, – отрезала растерянная, но не желающая сдаваться Наталья. — Вдруг там было что-то опасное? Фанаты эти шизанутые. Я не могла допустить никаких потрясений для тебя в то время.

— Куда ты его дела?

Женщина молчала, гордо вздёрнув подбородок.

— Куда? – повысила голос Вита, а Наталья посчитала, что сейчас управится с ней.

— Выкинула, – подготовилась к спровоцированному урагану ненужных страстей, но он не случился.

Девушка развернулась, вышла в кухню.

— Папа, пожалуйста, если возможно положи мне курицы несколько кусочков. С собой, – после отправилась в коридор, надевать только что снятые кроссовки.

— Ты что творишь, Вита? – не выдержала Наталья Аркадьевна.

— Ухожу.

— Куда?

— Какое тебе дело, мама?

— Ах ты! – вспыхнула женщина. — К своему хоккеисту уходишь? Что? Нарисовался? Да? Ты хоть понимаешь, что ты творишь, Вита? Ты же похеришь всю карьеру, всю работу! Мы восстановились, врачи сказали, что у нас всё хорошо, а ты вместо того, чтобы трудиться, чтобы вернуться и всех уделать, вот так да? Что у твоего Кольки там такого, а? Трахарь хороший, мы все это знаем, весь мир знает каков гад! Вита!

Женщина со злостью глянула на мужа, который принёс дочери контейнер с едой.

— Спасибо, папа! – выдавила из себя девушка.

— Если ты выйдешь отсюда… – угрожающе сотрясла воздух пальцем Наталья.

Но Вита вышла и не дослушала, врочем матери и нечего было сказать. Она не закончила бы эту фразу никогда. Зыркнула на своего мужа, который качнул головой, устав бороться.

Тоже.

Дмитрий Сергеевич точно знал, что вот сейчас, не успеет он сделать двух шагов в сторону кухни, как Наташа взвоет, усевшись на банкетку в коридоре. Проклиная неблагодарную дочь, ради которой она убила столько лет своей жизни.

Агаев не считал, что карьера, медали, все эти достижения стоили счастья его старшей дочери. Но сказать ей, сказать этого не мог. Не получалось.

Он очень ценил Козырева. Не верил, что парень виноват в том, в чём его обвиняли, но и понимал, конечно, ради чего жена и тренер дочери оберегают её, заставляют дистанцироваться. Никто не мог бы в тот момент сказать, чем закончится дело. Только и потом… закончилось, а как прежде, конечно, не стало. И не могло.

Козыреву не простили.

Не простили того, чего он не делал.

А Виталина сгорела.

Дмитрий видел, что сгорела… от переживаний, от нервов и стресса. Она опиралась на Николая. А тот держал.

Любовь она такая – может исцелять, но и губить может. А Вита была так похожа на самого Дмитрия. Слишком похожа.

А потом Агаев шокирован был тем, что первым, после жуткого падения дочери, ему позвонил именно Николай.

За это Дмитрий Сергеевич уважал парнишку безгранично.

Мальчик переступил через обиду, которой не могло в нём не остаться после трусливой молчанки со стороны Виты. Переступил и позвонил. Спросил, как она. Но мужчина тогда только направлялся в госпиталь, обещал перезвонить. Козырев поблагодарил и попросил дать разрешения позвонить самому снова. Дмитрий разрешил.

Только парень не перезвонил.

Уже потом с горечью мужчина узнал, что номер Коли оказался в чёрном списке в его телефоне – Наташа постаралась.

Только и исправив дело… ничего уже не исправил.

И теперь – Вита была права.

Услышав всхлип Натальи, Дмитрий вздохнул и подошёл к жене.

— Вернётся, куда она денется, – скупо попытался успокоить, хотя внутри, где-то глубоко, очень надеялся, что, если Вита и вернётся, то только чтобы вещи забрать.

Глава 6

На пороге квартиры Козырева нарисовался Денис.

— Чего тебе надо? – меньше всего сейчас Николаю была нужна компания.

— И тебе привет! Я пива купил, – показал пакет Сорокин.

— И чё?

— Только не говори, что ты не бухаешь, – возмутился старый приятель. — Я помню, что ты у нас кремень, но сейчас же не обязательно уже, да?

— Откуда тебе знать? – отошёл от двери Козырев.

Но только Денис замер в нерешительности.

— Слушай, Козырь…

— Заходи уже, а? – смирился хозяин, что придётся терпеть незваного и назойливого гостя. — Чё ты там встал?

Сорокин шагнул внутрь, радуясь, что друг всё же не прогнал.

— Я, правда, Колян, я не знал, что она там. Работает или тренируется, серьёзно, прости, бро!

Козырев достал две кружки пивные. Была у него припара – ненавидел пить пиво из бутылок или банок.

— Есть будешь? – спросил он у друга. Надо же, нечаянно наготовил больше обычного. Как знал…

— Да не обязательно, – отмахнулся Денис, но на сковородку, конечно, глянул не без интереса. Сорокин и чтобы от еды отказался? Проглот страшный был всегда, да и с чего бы меняться.

— Давай, как раз под пиво.

— А родители?

— Они за городом живут, – отмахнулся Козырев. — Воздухом дышат, папа дом доделал. Пса завёл.

Ден ухмыльнулся, вспомнив, как Алексей Семёнович мечтал о собаке, всё говорил, что заведёт обязательно. Но никак не срасталось.

— Отлично, – кивнул, разливая пиво и устраиваясь за столом.

— А чем ты занимаешься? – спросил Денис, когда поели и просто сидели в тишине.

— Всем, – отозвался без особого желания говорить Николай. — Таксую, строю, ящики таскаю. Всё подряд… что предлагают, то и делаю. В офисе сидел, но не моё ни разу.

— Слушай, ты же можешь тренером, и тебе нравится, – и Сорокин видел, что сегодня, занимаясь с мальцами, Козырев кайфовал, — почему ты не работаешь тогда? Понятно, что не сразу, но ты ж терпеливый, не то что я…

— Кто ж меня с таким прошлым к детям пустит? – ухмыльнулся Николай и разлил ещё пива.

— Хорош! – отмахнулся приятель. — Ты не виноват ни в чём! Это доказано.

— Ден… – вздохнул Козырев, передёрнул плечами, пытаясь унять волну злости, что сейчас из него попёрла.

Правда… Сорокин же… чёрт, это же Сорокин! Они с ним столько на пару всего творили в детстве, да и Денис жил у них, когда ему было пятнадцать, а дома творилась дичь.

Просто Николай так закрылся ото всех, что сам не понял – его раздражало… просто адски бесило это оценочное, или, ещё хуже, жалостливое отношение.

— Я работал. Два месяца, – решил объяснить. — А потом мамочка одна загуглила, кто я такой. Меня вызвали и показали чат родительский, куда у меня, как только пришедшего работать помощника, доступа не было, конечно. А там ад. Понятно были и те, типа фанаты, не знаю, кто говорил, что я не виноват, что меня не судили, даже не задержали, только на допрос, ну, и так далее и тому подобное… но всё это утонуло в вое о том, что такого меня к детям пускать никак нельзя.

— Хуйня же! – искренне возмутился Денис.

— Угу… – отпил пива Николай, — знаешь, сколько упоминаний новости случилось, когда команда официально заявила, что я ни в чём не виноват? В сети?

Сорокин мотнул головой в отрицании. Откуда ему знать?

— Сто девяносто три. Это все – официальные и сообщения фанатов в блогах, сообществах, статьях там личных. А сколько было в первый час, когда меня задержали по обвинению? Хочу заметить, что это Новый год был… – Денис нахмурился. — Две тысячи сто тридцать восемь.

Сорокин присвистнул, потом устыдился, но Николай только невесело ухмыльнулся.

— И, продолжая, оно стало распространяться в геометрической прогрессии, – проговорил Козырев спокойно. — Моё имя хаяли на восьми языках, а потом разошлись дальше. Обо мне даже в Африке узнали, Ден! Вот какое дело народу в Африке до хоккеиста из России? А вот так. Есть дело. Я не предлагаю тебе залезть в поисковик и написать моё имя. Глянуть, какие новости будут в топе при словосочетании хоккеист Козырев – о достижениях? – парень снова горько ухмыльнулся. — Или о том, что я не виноват? Или о том, что изнасиловал и какая я гнида.

Сорокин нахмурился ещё сильнее. Но и взгляда от Коляна не отвёл.

— Но оно понятно, – пожал плечами тот, — в этом тотальном молчании, в том, что наши спецы по связям с общественностью делали… впрочем – Новый год встречали, как и все.

— Прости меня, Коль.

— За что?

— Я тоже кинул тебя.

— Ты-то чего? Надо было бросить НХЛ и вернуться? – прищурился Козырь. — Простите, чуваки, какой хоккей? У меня там друга следаки крутят!

Денис промолчал.

— Забей. Это не имеет никакого значения. Теперь уж точно. Я тут прикинь одноклассника своего встретил, мы с ним за одной партой сидели, и он мне такой “о, Колян, а тебя выпустили что ли уже?”, я у него спрашиваю “откуда?”, а он мне “так ты же сидел, потому что девку пожахал”.

Козырев рассмеялся.

— Заебись… – шепнул со злость и обидой Сорока.

— Как-то так… – вздохнул в подтверждение этого Козырь.

— Они ко мне не приходили… журналисты. И потом, я всё думал, что спросят, потому что мы же с тобой… но… тишина.

— Да, – отмахнулся тот, — они приходили к папе, приходили к тренеру… кому-то из команды. К Ромычу вот, – Сорокин кивнул, давая понять, что был в курсе. Потому что поднял кружку и буркнул “за Ромыча”, — и к Виталине приходили. Осаждали я бы сказал.

Денис не стал ничего говорить. Он знал, что Агаева молчала, она не дала ни одного интервью, где ответила бы хоть как-то на вопросы относительно её отношений с Козыревым. Вообще. По крайней мере Сорокин не натыкался, но и признаться – не следил. У него в жизни тот ещё цирк на выезде происходил.

— Слушай, Колян… ты же знаешь, что я… долбоёб, но я тебя… – начал Сорокин уходя.

— Ден, твою налево, уймись, а? – перебил Козырев и ткнул приятеля в плечо. — Три литра пива и ты мне в любви решил объясниться?

Глава 7

Конечно Николай отказался помогать Денису с ещё несколькими группами детей, запланированными до наступления Нового года, при том, что Вита никуда из ледового комплекса не делась.

Выяснять расписание, чтобы не пересекаться с ней, Козырев так же не собирался. Хотя Денис пообещал узнать об этом сам – не ради того, чтобы помощь в тренировках получить, как показалось Николаю, а потому что Сорока и правда был честным и прямым. И это всего лишь своего рода попытка исправить свою ошибку.

Козырев согласился, хотя внутри решил, что тем не менее поищет другую площадку. Пусть и придётся ездить… а ещё конечно потерять приоритет “своего”.

Денис инфу узнал, но и позвонить, как все нормальные люди – не, Сорокин так не умел. Точнее он набрал, когда под дверью уже стоял – наведался как раз на ужин. Козырев не был удивлён, выпроваживать приятеля не стал – это бестолковое занятие, да и, Николай остро почувствовал, как скучал всё же без общения. Не с кем-то, а со своим, хорошо знавшим его человеком, родным… что ли. Так?

— Слушай, я конечно выяснил расписание, но оно тебе сейчас не поможет, – не очень весело начал приятель.

Козырев повёл головой, нахмурил лоб и глянул на Сороку с вопросом.

— Вита живёт на арене, – ответил тот, прищурившись недовольно.

— В смысле?

— Ну, – Денис всё думал говорить или нет, но с одной стороны пришлось из-за расписания, а с другой ему казалось, что наверное, быть может, а вдруг, но неприятности Виталины (ведь не от счастья и благополучия она шарилась по комплексу) как-то приятно сделают Козырю.

И конечно, сказав это Сорока понял, что – это же Колян, он честный и благородный… и нет… чёрт! Нет, ему неприятности Виты, да и чьи-либо ещё, не принесут никакой радости.

— Короче, я вот вчера забыл телефон, приехал уже после закрытия, – пояснять всё же пришлось – сказал “а”, говори и “б”, — а она там на диване в подсобке спала.

Сорокин всмотрелся в друга. Внимательно. Хотел бы понять, что там в голове у Коляна происходит. Но тот кивнул только, подразумевая, что сказанное услышал и принял к сведению.

Больше во время общения к этому не возвращались.

И Козырев бы сказал, что ему плевать на сказанное Сорокиным.

Сказал?

Но не плевать.

Ничего себе – в комплексе спортивном, на диване в подсобке спит.

Охренеть.

Нет, Николай был не герой, по крайней мере таковым себя точно не считал. Любой другой на его месте, проварившийся в случившемся с ним, должен был бы просто порадоваться и дело с концом.

Отлично же, разве нет?

Лина девочка большая, какого хера Коляну надо вникать или разгребать её проблемы?

И это он себе говорил весь день следующий, пока работал. И когда поздно вечером открывал дверь комплекса, здороваясь с охранниками, которые знали его. Мало того, что арена была альма-матер Козырева, да и Сорокина того же, но и работал Николай одно время на арене разнорабочим и техником. А охранники привыкли, что он приезжал “на льду полежать”, когда мог, порой и в ночи.

Поэтому никогда не удивлялись времени.

Так же, конечно, и не препятствовали возможности ходить везде.

Виту нашёл на льду малого катка.

Козырев видел, как она сделала шаги, пошла по дуге, а потом стала заходить для прыжка, но в момент, когда он уже мысленно ожидал выполнения элемента, она переставила ноги и остановилась.

— Почему ты не прыгнула? – он спросил вперёд того, как подумал.

Виталина подняла на него взгляд полный непролитых слёз. Злых. Николай точно знал, потому что её знал.

— Потому что не могу, – тем не менее спокойно ответила она. — С тех пор не могу.

Он кивнул. С пониманием.

— Почему ты здесь живёшь?

— Я не… – спокойствие покинуло её, на секунду, но она запнулась, чтобы найти ответ, но Николай не дал.

— Не начинай, ладно? – невозмутимо и уверенно попросил не увиливать.

Хотя слова готовы были застрять где-то внутри, в груди, где разорвало, словно взрывом, разворотило так, что не восстановить. Но Козырев умел собираться – особенно на льду.

Когда был мальчишкой считал это чем-то невероятным. Личным. Для него.

Он и сила льда.

Мама всегда смеялась, что он даже малышом в лужах мёрзлых возлежать пытался, а как любил вот эту погоду, когда снег таял, становился мокрым, а потом мороз и корка эта – иные убиться об неё могли, а Колька радовался этим льдинам и для него не было лучше времени.

Его в хоккей и отдали поэтому. Ведь у него в семье никто к этому виду спорта никакого отношения не имел. Вот мама как раз фигурное катание смотрела. А тут Коля и ему просто, как воздух, нужен был лёд. Никак иначе.

Светлана Александровна даже хотела в фигурное катание отдать. И они приехали показать мальчика, да только Козырев лёг на лёд и лежал. Или – падал вот!

Так им и сказали, что нечего тут у фигуристов лежать, идите, мол, у хоккеистов лежите.

Светлана Александровна разозлилась и отвела.

И восемнадцать лет Козырев лежал после тренировок на льду, пытаясь найти себя, но и счастлив был. Был.

— Я просто… я спросила у мамы про письмо, – Виталина села на лавочку. Вздохнула. Горестно и так…

В Николае этот вздох отозвался, пусть он и не хотел, но она сама, чувства её, всё ещё резонировали внутри него.

— Я правда… правда не знала, – девушка на него не смотрела. Ей и так стыдно было, а ещё тепло это предательское, что он всё же захотел с ней поговорить. Ведь мог уйти, как увидел её на льду.

Виталина знала, что Ник любил лёд. Он его заряжал. И она сейчас думала, что за этим он и пришёл на арену – полежать на льду.

А тут она. Мешает.

— Я… – и снова дыхание сбилось, слова застряли в горле, будто из колючей проволки были сделаны. — Ник, я…

— Ты ела? – и он точно знал, что не ела не хрена.

Глава 8

Виталина подняла на него взгляд. Удивление смешанное с недоумением. Она просто не понимала, как он так – у неё же не получается! Нормально не получается. Собрать себя. Все эти куски, всё это развалившееся, терзающее, причиняющее страдание и наравне с тем вызывающее презрение.

Или Ник спокоен… просто ему всё равно? Он переварил, что она здесь, что он может встретить её, смирился и…

“А что ты, Виталина, дрянь какая трусливая, хотела?”

— Я же знаю, что не ела, – улыбнулся Козырев. — Поехали, покормлю тебя “запрещёнкой”.

И он развернулся уйти, а Вита захлебнулась – запрещёнка… так он называл фастфуд и кафешки, в которые ей нельзя было, но в которые они неизменно попадали с ним.

Как же она любила эти прогулки – ВДНХ, пончики и много-много сахарной пудры. То, что ей было категорически запрещено есть мамой.

“Ты с ума сошла? Убиваешь фигуру!”

А Ник всегда смеялся этим своим потрясающим и заразительным смехом: “Ты на льду фигачишь от рассвета до заката, или в зале гоняешь себя, вообще не понимаю, как ты не вышла вся ещё с таким рационом. Капуста твоя цветная и не очень – бе! Ещё и без всего!”

И Виталина ненавидела каши на воде и капусту цветную, брюссельскую, брокколи и кабачки. Ненавидела люто. И ела. Ела. Сколько себя помнила.

За это Наталья Аркадьевна тоже ненавидела Ника. Это в её глазах было бунтом, восстанием, а он вот такой на баррикадах, с флагом в одной руке и с коктейлем молотова в другой.

И улыбкой.

Потрясающей улыбкой.

Улыбкой, которую Виталина стёрла с его лица.

— Ты так и не ответила на вопрос, – подал голос Николай, когда они подъезжали к ожидаемо работающему ресту за бургерами.

Всё это время они не говорили. Он молча дождался, пока она переоденется, потом сядет в машину. Запустил движок, поехал.

Пока Вита пыталась понять про какой вопрос он сейчас говорит, Ник заказал еду. Точно знал, что она не закажет, но что обычно ела с удовольствием.

Поразило ли её, что он помнит?

Нет. Только отозвалось страданием невыносимым.

Он помнил.

— Виталина, приём? – шутливо ткнул её пальцем в щёку Козырев.

— Какой вопрос? – от прикосновения сердце замерло. И хотелось расплакаться.

Всё это время. Всё это время без него. Виталина не смогла бы описать.

Не смогла бы… нет. Это не пустота даже. Не замирание жизни. Это целая смерть. Кома. Поддержание существования аппаратами жизнеобеспечения – а тут всего лишь присутствие Ника рядом и словно ток пропустили.

Только это и могло сказать, что она умерла не до конца.

— Почему ты живёшь в комплексе?

— Я поругалась с мамой, когда спросила про письмо, – голос предательски не поддавался и всё время хотелось прочистить горло или прокашляться.

— Вита, – Ник очень серьёзно посмотрел на неё. Проникающий в самую душу взгляд. Ещё один разряд тока для её бренного тела. — У тебя же квартира есть. Почему ты спишь на замызганных диванах в подсобках ледовой арены, когда должна спать в своей постели в своём доме?

— Моя квартира? – кажется дурнее уже не показаться.

Однако Ник просто повёл головой, кивая, как раз заказ забрал, передал ей воду и пакеты, чтобы отъехать и припарковаться, как подумала Виталина.

— Да. Была же, разве нет?

— Там живёт Альбина.

— С хера ли? – удивился Козырев, услышав имя младшей сестры Виты.

— Она замуж вышла и у них ребёнок родился, – для девушки это был ответ на вопрос. Но не для Николая.

Он нахмурился сильнее, потом хмыкнул и не останавливаясь, выехал с парковки на дорогу.

— Это весомая причина жить в твоей квартире? Или не дать тебе возможности жить там, а не бомжевать?

Николай разозлился.

Вот вообще никогда не понимал, как так у Витаминки его складывалось в семье – она, значит, херачит, как проклятая. Мать с неё не слазит, всё “мы то, мы это”, будто это она на льду надрывается порой по шестнадцать часов в сутки, а не Виталина. Но при этом есть младшая, Альбина, которую вообще никто не трогает.

У самого Козырева не было братьев или сестёр, ему нравился спорт, при чём не только хоккей. Он умел вникнуть в разное, когда надо было отдыхать от “труда”, оттого и сейчас ему легко вытягивать себя, занимаясь всем подряд. И конечно он понятия не имел, как на деле разные семьи внутри варятся, когда у них не один ребёнок, а несколько. Только вот семья Агаевых…

Альбина росла вроде как и никому не нужная, но при этом всегда была в шоколаде. Нельзя было сказать, что Виту любят, а Алю нет.

Но это странное – одна сестра пашет, как проклятая, а другая “свободная художница”...

При чём во всём.

— Чего ты в ней нашёл? – как-то спросила Альбина, когда Виталина была на льду, а Николай сидел на трибуне, собственно за спиной сидела младшая сестра его Витаминки.

Он тогда нахмурился вопросу. Глянул через плечо на девчонку.

— Ну… только разве что прыгает, талантливо, – выплюнула пренебрежительно та. — Я красивее, и сиськи у меня больше, и будут ещё больше…

Альбина повела игриво бровями, сделала движение корпусом, чтобы собственно определённо было видно эти её самые, которые будут ещё больше. Козырев едва сдержался тогда, чтобы не заржать, а его прям подмывало – соблазнительница, мать её. Хотя не признать, что Альбина красива, сложно. Яркая и наглая.

— А ты думаешь, что только это важно? – всё же переборол себя и серьёзно спросил, правда взглядом вернулся к Лине, отрабатывающей программу на льду.

— А ты скажи, что нет, – фыркнула младшая сестра Виталины. — Все любят, когда красиво, и большие сиськи любят, любят, чтобы секс был классный и чтобы весело было… по жизни.

— Значит я не из таких, – ответил Козырев.

— Ты просто не пробовал, – девица пошла в атаку, прошептала это ему в ухо, определённо намеренно упираясь грудью в руку.

Что тут сказать? Пиздец…

— Мне всегда казалось, что любят не за что-то, а просто… так. Любят и всё.

Глава 9

Ник не ответил на вопрос, он завернул на дворовую территорию, потом нашёл место для парковки.

— Вылезай, – скомандовал, когда заметил, что девушка до побелевших костяшек вцепилась в пакеты с едой. — Виталина, я же могу вытащить тебя. Что за тяга спать, где придётся – замызганные диваны в подсобках, машины… правда прёт?

— Ник, – она подняла на него полные ужаса глаза. — Нет, Ник, пожалуйста, я не могу. И твои мама и папа… Ник…

— Они за городом, – он понял, чего её так переклинило.

И да, не сомневался же, что Виталину переполняет стыд. И перед ним, и перед его родителями.

— В том доме, – пояснил, передёрнул плечами, чтобы скрыть досаду от резанувших воспоминаний о тепле и счастье, которое было у них с ней, на двоих. И казалось, что ничто этого не подкосит, что это чувство эйфории не отпустит – это же нереально вообще!

— Зимой? – поддалась всё же Вита, когда Ник обошёл машину и открыв дверь со стороны девушки, забрал у неё воду, пакеты и помог вылезти.

— Папа нанял рабочих, чтобы всё доделали, надо было быстро – это спасло затянувшийся проект, – невесело пошутил Козырев.

И он бы сам всё доделал. Он тот дом хотел для них двоих обустроить. Хотел… мечтал… пох!

— Что случилось? – а Виталина всё же не смогла избавиться от этого ощущения Ника. Его чувств. Его переживаний. Этих сигналов, которые улавливала, даже когда он не хотел и усиленно закрывался.

— Мама заболела, – парень потащил слегка упирающуюся девушку к подъезду.

Он уже успел себя так обругать, что… только понятно, что не понятно – какого хрена он творит?

Зачем? Зачем?

Бля, зачем?

Но только никак не мог унять себя, и вот это развороченное, разорванное на куски сердце – она поругалась с мамой из-за его слов.

Она ушла из дома!

Николай же знал какой была Наталья Аркадьевна – сука и манипулятор. Чудовище.

Его столько времени подрывало, что потерял он Виту именно из-за того, что не успел вытащить из хватки этой властной, подлой стервы.

И нет, он ни разу не стыдился своих мыслей и отношения к матери девушки, которую любил безумно. Потому что это в него рыдала Лина, когда ей было плохо и она хотела всё бросить. А уж, когда он один раз увидел метод, которым мамуля приводила его Витаминку в себя, перед выходом на лёд…

Он тогда себя с трудом сдержал, чтобы руки ей не сломать. А ведь Козырев очень миролюбивый и спокойный – душа-парень, любой скажет.

Только внутри игры был зверем.

И вот рядом с Натальей Аркадьевной.

— Тётя Света заболела? – Вита вцепилась в руку Николая и встала, как вкопанная.

— Пошли, а то холодно, – буркнул парень.

— Нет, Ник… нет! Скажи, что случилось?

Вита обожала семью Козыревых. Они были потрясающие. И в её понимании только в этой семье наверное и мог вырасти вот такой невероятный мужчина, как Ник.

— Инсульт, – ответил он и потянул Виту, которую затопило тревогой и печалью. — Когда узнала, что случилось со мной.

Козырев затащил девушку в подъезд, вызвал лифт.

— Всё хорошо, – его взвинтило тоже от воспоминания о беспомощности и от вины, потому что считал себя виноватым, пусть и не был. Сейчас видел, как глаза Виталины наполнились слезами. — Конечно есть небольшие проблемы – память, координация. Но нам повезло. Папа вызвал скорую, словно сыграл на опережение. Правда думал, что это что-то иное.

Вита слушала, как он спокойно рассказывал о случившемся, о том, что Алексей Семёнович снял все деньги, что копились в семье Козыревых и потратил их на частную клинику, в которой персонал подписал документы о неразглашении, потому что пресса по полной прижимала всех.

Скандал, несмотря на то, что не было выдвинуто никаких обвинений, намеренно раздували. А тут такая возможность – мать Николая Козырева в больнице! Инсульт! Это для Ника и его папы трагедия, а для всего мира лишь повод помусолить имя Николая и написать что-то мерзкое.

За утечку информации клинике грозили суды на такие суммы, что действительно, подействовало и никто ничего не узнал. Поэтому Вита сидела и в ужасе слушала, как дядя Лёша нанял рабочих и дом довёл до ума. Хотя там почти всё было сделано, нужна была больше косметическая обработка и дополнительное утепление некоторых помещений.

— Вот у них там – собака, кошка, комната у него с цветами его, фикусы эти, – ухмыльнулся Николай.

— Твоя мама всегда считала, что они бесполезны, – заметила Вита, будто пытаясь найти путь к тихому и спокойному, безболезненному разговору.

И это, конечно, иллюзия – дым и зеркала – но она и правда была опустошена и сметена услышанным.

— Да, папа ей сделал теплицу, так что она теперь там овощи выращивает – морковка и свёкла всякая, – Ник запил газировкой съеденный бургер и встал. — Ты же помнишь, что где лежит? Полотенца там всякие, у меня в шкафу найди вещи. И там в шкафчике в ванной щётки есть новые, выбери себе. Поешь и спать ложись, где хочешь.

Он направился обратно в прихожую и начал обуваться. На этот раз в кроссовки.

— А ты куда? – спросила Виталина, наблюдая за ним.

— Это моя толстовка? – вдруг спросил Ник, указывая на предмет одежды девушки. И конечно он знал, что она его… — Ничего себе ты её ушатала, – ухмыльнулся он и взял рукав, который был протёрт до дыр. — Выброси, а? Возьми другую, а то жуть какая, – не удержался и потрепал её по волосам, направился к двери.

— Ник… – задохнулась Вита, делая попытку схватить его за руку, но так и не осмелившись сделать это. — Ты куда? Не надо уходить, если это из-за меня…

Почему она сказала именно это, не ответила бы себе. Но внутри рвануло слепящим осознанием, что ему не может быть с ней рядом нормально. Он просто привёз её, чтобы по-человечески было… это же Ник, он иначе не умеет. Даже с такой тварью неблагодарной и трусливой, как она.

— Я возьму такси и уеду… и…

— Пфф, – он щёлкнул её по носу. — На работу я. Ночь на субботу, да ещё скоро Новый год – можно отличные бабки поднять.

Глава 10

Сейчас Николай ушёл.

Не понимая, что происходит. Ненавидя себя за благородство и слабость. Усилием воли заставил себя выйти за дверь, разжигая внутри, казалось, костёр негодования. А тут просто… эта его толстовка дурацкая. Затёртая до дыр.

Полоснуло по этим его раскуроченным внутренностям. Он же правда считал, что там всё умерло давно. А оно живое. Сука. Живое.

Это присутствие Лины не просто выворачивало, оно до основания разрушало, разбивало в ничто. Наполняя каким-то иррациональным желанием – разнести всё вокруг и с тем сделать вид, что ничего не случилось.

Ощущение Лины, запах Лины, голос… всё это расстреливало его, врываясь в остатки живого, что в Николае оставалось.

Сердце бесновалось, давая понять, что не сдохло, что способно ещё гонять кровь по организму и доставлять кислород, наполненный частичками до воя любимой когда-то женщины, в мозг, который лихорадило от ненависти и обратно к этому вот чувству любви, нужности, которые уничтожали столько времени. Бродил по выжженному и добивал, выжигал то, что чудом не умерло ещё.

А тут – нихера не умерло!

Но оно не может жить, не может… там же всё, как пустыня. А оказывается – всё в Козыреве цепляется за эти слёзы, искренние, он знал, что Лина не умела врать.

Она вообще была такая открытая и наивная. Для неё всё было прямым, только эти её фортели на льду – там сложно. А в остальном… она потому и поддавалась на провокации Натальи Аркадьевны. И потому сам Николай ни разу, ни единого раза не пытался надавить. Знал, что получится её подстроить, заставить делать, как хочет, а ему хотелось, чтобы она делала так, как хотела сама, хотел, чтобы просто дышала рядом… ничего не ждал. И получал так много!

И в бьющемся в конвульсиях мозге, рождались мысли снова, что это он не дотянул – надо было не звонить и писать, надо было приехать и разнести всё и вся, добраться до неё, посмотреть в лицо и спросить, что происходит!

Только он же знал, что происходило. И знал, что, чтобы добраться до неё, надо было смести ещё и всех тех, кто к нему спинами встал.

Но и – Лина шла тогда к победе. Она была на высоте. В тот сезон. Горела, как никогда!

Николай убедил себя, что добравшись до неё сейчас, он всё испортит, что он может сам виноват был очень, тянул её вниз и мама её права была – не нужны были чемпионке все эти эмоциональные качели.

А потом… потом… упала в первый же выход на льду в следущем сезоне. Нелепо. Словно первый раз на коньки встала. Даже он понял это! Увидел.

Она словно потухла.

А Николай на тот момент уже понимал, что не будет ничего, снова, сначала – у них ничего не будет.

Понадобилось так немного, чтобы про Козырева забыли и хотя он никогда не болел звёздной болезнью, но только об лёд приложился будь здоров. Со всей силы, и размазало.

Добило то, что он же звонил и спрашивал про неё совершенно искренне. У него сердце перестало биться, вот это истерзанное, вопреки работающее, сердце остановилось, когда она не встала со льда.

И то письмо. Ему не нужен был ответ. Он считал. Что не нужен.

А потом армия. Отрезанный почти от всего мира, Николай себя успокоил, а вернувшись, выкинул симку со своим номером, который Лина знала, но на который так и не позвонила. И не написала. Ни слова.

Он не проверял. Просто знал.

Не ошибся. Только что это изменило? Чтоб его! Нихера получается?

Заказов было достаточно. Николай развозил весёлый народ всю ночь. Сначала менее подпитый, потом уже прилично.

Кто-то из захмелевших девчонок клеил красавчика-таксиста, кто-то из пассажиров просто говорил за жизнь, за политику, просто за всё подряд осознанно, с эмоциями, или бессвязно и вяло. Кто-то спал.

Козырев старался не думать, как там Виталина и что она делает. Понял, что переживает, вернувшись не найти её, но только понимал, что ей некуда деться.

Эти проблемы её – тотальное одиночество.

Только лёд, только соперничество.

Только влияние её матери, которая внушала столько времени, что Виталина и она подруги, что дочери никто не нужен.

Николай знал, что была у Лины как-то подружка-фигуристка, но только дружба кончилась, как только Агаева стала вставать на пьедестал, а подружка занимать более низкие места.

Высказывалась тогда зло за спиной Лины, шушукаясь с другими девочками. Потом и вовсе каких-то там гадостей наговорила открыто и прессе.

На что, естественно, Наталья Аркадьевна сказала:

“А как ты хотела, Вита? Друзей в спорте нет, только соперники! Это ещё хорошо, что она просто сказала мерзость, а то могла и серьёзнее пакость сделать!”

Не согласиться, что мама Лины не права – сложно, но и только поддержка – равно тотальный контроль… определённо херовый расклад.

Козырев вообще не понял, как так вышло, что вот, когда он смог впервые с Виталиной поговорить, уже втюхавшись в неё по самое не балуйся, девушка оказалась на льду одна. Не было ни тренера, ни Натальи Аркадьевны… только Витаминка его, каток и её потрясающие прыжки – простые и сложные, которые она делала достаточно (по его видению) хорошо, но ей не давали вставить их в программу, потому что тренер считала отработку сырой и просто переживала, что баллы снимут за неуверенное выполнение заявленного, да и упадёт звезда не ровен час, а там кто знает какие последствия можно отхватить?

Вот и отрабатывала Виталина их сама с собой, когда никто не видит.

Но это Николай уже потом узнал…

А тогда они командой на льду были допоздна. Он снова поцапался с Ромычем, как обычно – традиция тренировки любой. Это даже не норма, если Козырь и Курага не сцепились, пытаясь друг другу морды набить.

Как только из них получалось слаженно в звене во время смены играть – никто не знал. Только руками разводили – будто на тренировках они отрывались, чтобы в ответственный момент собраться и, поселившись на стороне соперника, жать его бесконечными опасными моментами в голевой зоне.

Глава 11

И спустя пять лет с того момента, и проварившись в том, что случилось, не сказал бы Николай, что нашёл себя, но зайдя в квартиру и почувствовав запах еды, как-то легче стало.

Лина стояла на кухне, изучая не без сожаления содержимое кастрюли. Через её плечо Козырев тоже туда заглянул. Присвистнул.

— Это…

— Вареники, да? С картошкой… – отозвалась Лина тоскливо.

— И грибами. За что ты так с ними? – ухмыльнулся Козырь, выключая плиту.

— Кажется я безнадёжна, – заметила девушка, поднимая на него взгляд полный сожаления.

— Ну… будем считать, что это макароны с… картофелем и грибами, – развёл руками Козырев.

Признаться, есть он всё же хотел.

Внутри снова зашевелилось – побеспокоилась о нём, пусть и косанула, но всё же… так бы он пришёл сейчас, чай с бутером и спать завалился.

— Мне надо на работу, – заметила Виталина, когда сели за стол, а Николай положил в кашеобразную массу внутри своей тарелки ложку сметаны и передал её девушке.

— Машину тебе дать? – он знал, что права у неё есть.

— Нет, я так и не научилась нормально ездить, – смутилась Лина.

Козырев покачал головой в знак понимания. И скорее всего мамочка её за руль просто не пускала.

— Я… Ник… я…

— Я заеду за тобой, во сколько заканчиваешь?

— Я не хочу стеснять тебя и… – она всё отчаянно хотела убежать, спрятаться от него и той вины, которая на неё обрушивалась и безумно, безумно сильно хотела, чтобы он её не отпускал!

Только чувство собственной бесполезности какой-то… и этот Новый год.

Она каждый день, с момента, как ушла от мамы, исследовала предложения по съёму жилья – это была катастрофа! И по самому выбору и по оплате. А найти кого-то, с кем вместе снимать – сколько она уже работает на арене? А так ни с кем и не сошлась. Только вот с Аделаидой. Но и у той много проблем в жизни, чтобы тревожить её своими. Виталина так не умела.

С горечью признавала, что не была приспособлена толком к самостоятельной жизни.

— Ты меня не стесняешь, Лин, вообще, – фыркнул пренебрежительно Николай, потом поднял на неё взгляд. — Просто не дело спать в подсобках и мыться в общих душевых. Ну, понятно, что мы с тобой привыкшие, но всё же… мне не сложно, тем более тебя днём нет, а я ночами работаю чаще всего.

— В десять, сегодня я заканчиваю в десять, – сдалась она, а сердце это так громыхало, что способно было оглушить её, а ещё кажется Николай не мог не слышать этого безумного грохота.

Он не подавал вида, только кивнул одобрительно, и принялся за еду, которую она испортила. Но всё съел.

Виталина ушла, а Николай завалился спать.

Долго ворочался, потому что мысли в голове крушили его защиту, которую выстраивал, стараясь безэмоционально общаться с Линой.

А сейчас мысль – вот Николай не знал, где ночью спала девушка, а запах её преследовал теперь, не давая успокоится, уняться.

Или эта её беспомощность – вареники в кашу превратила. А он ел и ловил, что тепло внутри и, сука, кайфово, счастье ловил – то, которое могло бы случится, если бы не… что?

Что?

И снова вой внутри, снова в месиво внутренности, безжалостно.

Но только сам виноват, сам решил проварить себя в этом адском котле, но иначе не мог.

Идиот.

Да.

Но иначе, как?

Надо было найти ей квартиру, комнату… а не тащить к себе. Снова и снова проклиная себя, убеждал, что жильём обязательно займётся. Начнёт со знакомых. Потом… потом…

Так Козырев и забылся, провалившись в поверхностный сон.

Его разбудил телефонный звонок.

— Да, пап, привет!

— Привет, сын! Прости, разбудил?

— Нет, норм, надо вставать уже. Что-то случилось? – Алексей Семёнович старался не очень часто звонить Николаю, потому что сложно было подстроиться под его график работы. Обычно мужчина ждал, чтобы тот позвонил сам, что сын исправно делал раз в пару дней.

— Нет, не переживай. Всё хорошо.

— А мама?

— Мама тоже хорошо. Мне звонила Наталья Аркадьевна, – решил сразу к делу перейти отец. — Агаева. Мама Виталины.

Николай бесшумно ухмыльнулся на осторожное уточнение.

— Пап, не надо пояснять, других Наталий Аркадьевных у меня в жизни не случалось вроде.

И конечно Козырев прекрасно понимал, зачем звонила мама Лины. Но и решил выждать, потерпеть, послушав, что скажет отец дальше.

— Она ищёт Виталину, – и продолжение последовало. — Я…

— Что ты ей сказал?

— Ничего. Что я мог ей сказать? Но она перезвонит. Она вообще просила твой номер, но я сказал, что ты навряд ли сможешь ей помочь… – и Козырев старший сделал многозначительную паузу. — Коль?

— Не смогу, даже если бы мог, то не стал бы, – честно признался парень. — Но ты дай ей мой номер, пап, я сам ей скажу это.

— Уверен? – настороженно уточнил отец.

— Абсолютно!

Алексей сказал что-то вроде “хорошо”, пропитанное сомнительным принятием, потом они распрощались. И когда Николай сбросил вызов внутри поселилось неприятное чувство. Беспокойное.

И нет, ну, не наплевать ли ему? Но почему… аааа, чёрт знает, что это такое!

Козырев выпил воды, оделся и поехал на арену. Пусть и было всего семь, но… не важно – подышит льдом.

Для Николая каток, арена сама пахла особым запахом. Казалось бы – зима же, выйди на улицу и вдыхай мороз, но, во-первых, мороза не завезли в этом году, и перед Новым годом у всех было только одно желание, он его постоянно от пассажиров слышал – “снега бы”...

И ему, как водителю, конечно, снег сомнительное удовольствие, особенно, когда, как всегда, будут не готовы к снегопаду коммунальные службы – пробки из-за него, грязь на дороге из-за реагентов, прочие радости… Но внутри конечно оживало всё, радовалось, как в детстве – сказка, белое всё, красивое. Особенно когда снег большими хлопьями, медленный, волшебный!

Глава 12

— Чего? – не понял Николай, уставившись на Дена.

— Против малышей из молодёжки, – гордо возвестил друг. — Сергеич сказал, что Антонова не возьмёт, потому что тот тренер их и типа будет подыгрывать, и что он и с вот их, как его тренером фигуристов по гимнастике вывезет матч, но тут ты и, блин, давай, Козырь, а?

— Ден… ты…

— Чего? Ты скажи, что не хочешь, попробуй, давай, ну? Скажи мне: “Сорока, я не хочу сыграть в нормальный хоккей!” Скажешь? Скажешь? Или что у тебя тут клюшки твоей нет. Да? Я тебе найду. И коньки, и защиту. Двойную! У меня знаешь там сколько добра благотворительного в подсобке?

Николай рассмеялся. Денис светился и на месте стоял с трудом.

— Ладно, если Сергеич будет не против, я же не тренер, – согласился Козырев. Хоть и напрягаясь, но всё же… это чувство внутри. Предвкушение. Ожидание…

— Пффф, – отмахнулся Сорока, — а я что тренер?

Они притащились в раздевалку, где мужики тренеры готовились выйти на лёд.

— Сергеич, зацени кого поймал? – Денис прям кубок в лице Козырева притащил им не меньше.

— О, Колян, сыграешь? – спросил тренер.

— Сыграю, если разрешите.

— Шутишь? – усмехнулся мужчина. — Паш, можешь не шнуровать, – повернулся он к тренеру по гимнастике.

Но тот и рад был, что не надо на лёд. Он уж определённо больше фигурист, чем хоккеист.

Уже через полчаса, проведя разминку, они вывалились на каток арены. Конечно о споре и игре сразу же стало известно всем работникам и вот уже собралось прилично народа на трибунах и у бортиков. И это не считая почти весь состав здешней молодёжной команды. Играли, понятно, не все, а только те, кого Геннадий Сергеевич выцепил хвалящимися, что уделают тренеров.

Старший тренер Минаев считал, что здоровое тщеславие игрокам на пользу, поддерживал боевой настрой и вот этими “да мы их порвём, как нечего делать!”, однако чистейшее бахвальство его взрывало.

Денис и Николай прекрасно помнили, как однажды Крокодил Гена убрал из команды парнишку, который обсуждал других, менее слабых. Убрал и назад, при всех просьбах родителей, не взял.

“Хоккей – это про команду, которая, как семья, и ты должен работать внутри единого механизма, слаженно, чувствуя других, потому что иначе ничего не получишь. Что с того, что пробить можешь, надо же ещё, чтобы кто-то тебе, такому звездатому талантищу, шайбу передал, нет?”

— Что происходит? – поинтересовалась Аделаида, которая только выбралась из подсобки, выполняя какие-то там указания старшего тренера фигуристов Тамары Андреевны по учёту инвентаря, или чего-то ещё – подробностей Виталина не знала.

Девушка, как услышала, что тут что-то намечается, хотела пойти домой…

Домой… её от мысли охватывал какой-то нереальный триммер, так страшно не было даже на соревнованиях, при выходе на лёд – она поедет домой к Нику. Правда предполагала, что он сегодня тоже поедет работать, но всё равно…

Виталина чувствовала себя невероятно, неправильно счастливой, и в ней билась надежда. Маленькой птичкой, крошкой, которая только-только ожившая, внезапно, пока не окрепшая – она жива была.

И тут услышала, как девушки-фигуристки сказали, что играть будет молодёжка и тот красавчик, который “звезда НХЛ”, а с ним “тот второй, которого он в первый раз притащил, вы его видели уже, да?”

Виталина поняла, что говорят про Ника, натянула кроссовки и пошла к трибунам. И правда увидела Козырева и Сорокина вместе с тренерами – Геннадием Сергеевичем и ещё тремя, включая вратаря. Один тренер не участвовал – сидел на скамейке с почти всей своей командой местной молодёжки. Из них восемь в экипировке.

— Да ты шутишь? Сорока и Козырь? – развёл руками мужчина, который тренировал парней. Александр Валерьевич, кажется.

— Одного-двоих, Гусарев, за игру можешь поменять, так и быть, – обратился Сергеич к нему.

Валерьевич фыркнул, потом сказал что-то парням и они повываливались на лёд, кто-то даже через борт.

— Мальчишки что-то там сказали Минаеву и теперь играют против тренерского состава, – пояснила Виталина для Аделаиды происходящее, то, что слышала из обсуждений окружающих.

— Сорока, не покалечь мне пацанов, а то им послезавтра играть!

— Как получится, – ухмыльнулся Денис и Вита видела, что стал вот таким, каким всегда был внутри игры – жёстким и диким. — Пусть не лезут и будут целы.

— Это хоккей, – съязвил кто-то из парней.

Гусарев выдал что-то вроде “идиот” и произошёл вброс.

Вита не отрываясь смотрела на Ника. Он забил почти сразу с паса Дена, они играли в паре, как она привыкла. Пересмотрела очень много игр, где Сорокин прикрывал Козырева, был его персональным тафгаем.

Уже через несколько минут Козырь забил ещё раз. Парни из молодёжки начали понимать, что ввязались во что-то не очень хорошее. Успевал за Ником на площадке только Ден.

— Да какого хера? – ругнулся кто-то из молодых.

— Они же почти не играют, – заметила Ида, глядя на весьма довольных тренеров. — Сергеич вообще – император, хоть бы сделал вид, что играет.

— Ему не положено, – улыбнулась Вита, — и он же их первый тренер, знала? И Нику и Дену не нужен никто, чтобы забивать, – пояснила девушка и как раз в этот момент шайбу в ворота парней из молодёжки отправил уже Сорокин.

— А ты разбираешься? Я вот вообще далека, – честно призналась Ида, но глаз от происходящего на льду не оторвала.

— Я просто… – Виту кольнуло и она запнулась.

Она разбиралась только потому что была рядом с Ником. Только поэтому. Она смотрела игры в записи, потому что когда он играл, мама специально выгоняла её на тренировку. За тот сезон, который Денис и Николай играли в одной команде, а Виталина была окрылена и окружена любовью самого лучшего на свете мужчины, она видела матчи в реальном времени всего пару раз.

— Денис и Ник отличная пара, Сорокин всегда прикрывал Ника. И он был одним из немногих, кто за ним реально успевал. Ник очень быстрый и… как это… умеет уворачиваться, – улыбнулась Вита, — только Ден всегда это называл “выделываться”.