Абрамыч

Глава первая, в которой Абрамыч выходит из бассейна на тропу большой литературы

Борису Абрамовичу было 46. Сколько он себя помнил, то есть года 42 с половиной, за вычетом совсем раннего младенчества, периодических эпизодов алкогольного угара и полугода огромной силы влюбленности, его так и звали, по имени-отчеству. 

То ли имя "Борис" всем казалось слишком коротким, то ли мудр он был не по годам - никто не знает. Борис Абрамыч, и все тут. Чаще просто - Абрамыч.

В свои 46 Абрамыч решил сделаться писателем. И тут же уснул, ибо самые прекрасные, романтичные и при этом сулящие быстрое обогащение идеи обычно приходили ему перед сном. 

Абрамычу снились узкие улочки Флоренции, прошутто с дыней, Зоя в новой блузке и почему-то на велосипеде, а также Сергей Витальевич Каныгин, председатель совета директоров скромного, но гордого ООО, которое Абрамыч третий год вел к победе капитализма. 

Сергей Витальевич ехал рядом с Зоей на велосипеде и поддерживал ее рукой, как Электроник Сыроежкина[1]. Зоя улыбалась Каныгину, смущённо поджимая губы. Внезапно Абрамыч понял, что блузка на Зое есть, а больше ничего нет - юбка не развивается, штанин не видно. Абрамыч хотел закричать, а возможно, что и пнуть Каныгина по колесу, но слова застыли в горле, а перед глазами внезапно появился трамвай. Трамвай был не итальянским, а тридцать девятым, и шел, определенно, в сторону Чистых. 

Ситуацию спас будильник, возвестивший о необходимости вставать и идти в бассейн. Зойка была спасена, а Каныгин (будем кровожадно надеяться) сложил голову под трамваем, как и положено пошлякам.

В бассейне все было в целом как обычно, ну, разве что немного поржали над пареньком, который забыл дома тапочки и прямо из душевой пришел в ластах. Но паренёк был тормознутый, и даже плавал медленно. 

"Интересно, я когда-нибудь похудею?" - задумался Абрамыч, энергично подставляя свой "ёжик" потоку воздуха из фена. "Жрать надо меньше!" - грозно прозвучало в голове, и в первое мгновение Борис Абрамыч даже подумал, что это сказал фен. Но нет. Это проснувшаяся после плавания часть сознания сказала своей сестре, которую как раз сильно зарубало поспать. 

Если сразу после бассейна не сразу ехать в офис, успеваешь ещё кофейку попить в кафе напротив бассейна. Зоя всегда советовала Абрамычу "купить что-нибудь красивое" или "пообедать в красивом месте", когда видела, что у него опускаются руки от непонимания со стороны окружающих - коллег, заказчиков, да кого угодно. Конечно, если каждый раз, когда Абрамычу долбили мозг неприятные люди, обедать в красивом месте, то не будет хватать даже на самые некрасивые вещи, плюс бассейн уже точно не спасет. Но пару раз в неделю попить утром кофе и поглазеть на прохожих - вполне можно.

Абрамыч любил это кафе - оно рано открывалось и всегда радовало плотными завтраками и свежайшей выпечкой. Несколько лет назад, когда мир внезапно сошел с ума на теме спорта и здорового питания, стала популярна теория "углеводных окон", согласно которой все съеденное в первые 40-45 минут после тренировки не откладывается в жир, как нас всегда учили, а наоборот, сжигается мгновенно, так как организм после нагрузки продолжает работать. Глубоко в душе Абрамыч подозревал, что 45 минут в бассейне не так уж сильно тратят его ресурс, чтобы истощенное тело нужно было сразу после нагрузки фаршировать круассанами. Но раз наукой доказано - приходится следовать. "Может быть, я именно поэтому не худею?" - промелькнула мысль. Но новоиспеченный писатель решительно ее отбросил и встал в очередь за свежеиспеченными круассанами. 

Получив свой кофе, миндальный круассан и, пыхтя, устроившись за качающимся столиком, Абрамыч принялся лениво теребить ленту фейсбука. Ничего нового.. Леночка, маркетолог со старой работы, прилетела в Париж, сфотографировалась там в прыжке и оттуда всех любит и целует. Лайк. Бывший однокурсник Женька устроился на новую работу. Его должность теперь с трудом умещается на визитке, но там есть все нужные слова: тут тебе и Senior, и Principal, и Director, и Executive, а главное – Business. Разумеется, все по-английски. Eugeny Tolstolobikoff, MBA, Ph.D. Лайк. “Congrats, Eugeny!”. А вот Машенька что-то хандрит, видимо, этот туповатый Петя в конец ее достал. Машенька, конечно, не пишет об этом прямо, но зато перепостила длинный текст известного семейного психолога. Сергеевы отлично провели выходные на природе с детьми. Посетили музей соковыжималок - фотка, слепили снеговика - 2 фотки, на одной из которых отец семейства торжественно пристраивает морковку (настоящую, фермерскую!) куда положено, в обед отведали блинов по старинному рецепту (фотка перемазавшихся мукой детей), поиграли в настолку и погрелись у камина (бокал вина, пуфики, камин). Молодцы, лайк сердечком.

Вероника предлагает всем скинуться в фонд помощи бездомным собакам. Их становится все больше. Рожица со слезой. Андрюха, тем временем, съездил на Ямал и пристрелил там кого-то на охоте. Довольная рожа, ушанка, ружье. "Вот что мне делать?" - загрустил Абрамыч. "Собак спасать или Андрюху лайкать? Я ведь и Андрюху люблю, и собак, и Веронику даже местами. Ну его, фейсбук этот." 

Кофе заканчивался, рабочий день скоро начинался, а Абрамычу хотелось прекрасного. Не Парижа и не соковыжималок, и тем более не чужую жену в фартуке у камина, а сделаться писателем. Видеть прекрасное, интересное и смешное в обыденном. 

Вот девушка за соседним столиком нервно листает конспект(конспект! в тетради!). Хмурый помятый командировочный мужичок возраста хмурого помятого командировочного мужичка – круги под полными тоски глазами после трудной ночи в поезде, несвежая сорочка, заляпанные ботинки - взял большую тарелку каши, два куска хлеба, чай. Вот две почтенные дамы зашли поболтать перед работой. О них же можно написать! Зачем выдумывать героев, когда они среди нас? Мятый мужик может оказаться скрипичным мастером-самоучкой из, скажем, Мценска (а что? Вполне литературно). В свободное от страсти к скрипкам время он мог бы работать специалистом по сбыту на бумажной фабрике. Девушка с конспектом может быть профессорской дочерью(а кто еще пишет конспекты в наше время?), которую в ближайшее время ждет головокружительный роман с бас-гитаристом из Уфы. Вот он, временно подрабатывает бариста, а вечерами лабает по ресторанам и корпоративам. Почтенные дамы..ну, не знаю. Например, одна из них может стать жертвой квартирных воров, которые похитят у нее… знаменитую Мценскую скрипку(бинго!), а бас-гитарист найдет ее потом на барахолке(в Уфе? В Мценске? В Милане?) и вернет владелице. В благодарность она (будучи наследницей известного советского партийного деятеля) подарит ему квартиру в центре Уфы. Куда он привезет профессорскую дочь.. Мда. Фигня какая-то получается. Детектив, а в конце трагедия. Уфа какая-то.. Может, гитарист будет из Питера? Банально, но тогда все сходится. НЕЕЕТ! Он будет иностранцем. С Балкан! Как Налич. Кам ту май будуар, во.

Глава вторая, в которой Абрамыч находит в тарелке еду, а на карте - Мценск

Бессмысленная офисная суета поглотила Абрамыча в один момент, а сотрудники, которые, как иногда казалось, приходили ежедневно в офис исключительно с целью своими «косяками» испортить директору жизнь, решительно прервали процесс создания шедевра.

Перевести дух удалось ближе к середине, когда вдруг перестали звонить заказчики, и директор догадался, что в телефоне села батарея. Обед, который состоял из не особо любезно разогретого сотрудниками кафе порошкового пюре и панированной подошвы под названием «ромштекс», Абрамыч поглощал в одиночестве. Эти полчаса будут посвящены творчеству, и никак иначе. Жизнь коротка, надо еще успеть нобелевку получить и иметь силы ее потратить.

Итак, ружьем, которое в чеховские времена должно было бы выстрелить, у нас будет скрипка, которую украдут, верно? Где вообще этот Мценск? Там есть бумажная фабрика хотя бы? Задумчиво пережевывая здоровую часть ромштекса, Абрамыч открыл карту в телефоне и нашел Мценск. Городок ему сразу понравился: улица Тургенева была длиннее и значительнее улиц Советской и Ленина. Неплохо, неплохо.. Карл Маркс на карте соседствовал с Гагариным, а излучина реки, которая ограничивала центр города, сразу напомнила нашему автору Москву в районе Лужников – район, который Абрамыч обожал. Горбатая улица Генерала Горбатова вливалась в улицу Караулова гора, и Абрамыч хмыкнул: «даю голову на отсечение, последние лет пятнадцать местные называют этот райончик Горбатой горой».

Название микрорайона «Агролицей» он сначала прочитал как «Агролицый», по аналогии со словами «бледнолицый» и «солнцеликий», на мгновение задумывавшись, как должно выглядеть «агролицо». Представился почему-то Брежнев, крупное лицо которого было обрамлено колосьями, как у римского императора. Римские императоры в Мценске.. М-да.

Так, тут есть Стрелецкая слобода, но где стрельцы, а где скрипки? Сначала ищем бумажную фабрику: на карте ее нет, читаем про Мценск в википедии. Бумажной фабрики, действительно, не было, но было что-то гораздо более подходящее – мебельная фабрика! Вот где наш помятый скрипичный мастер добывал древесину, клей и все прочее, отлично. Следовательно, в Москве он был по делам сбыта – предлагал продукцию фабрики московским мебельным салонам.

Итак, Степану Николаевичу Сиреневому, по прозвищу «Туман», менеджеру по сбыту Мценской мебельной фабрики, было сорок семь лет. Проживал он недалеко от фабрики, в небольшом частном домике по улице Липовая. Дом, тем не менее, был настоящим и вполне добротным.

Двадцать три года назад Степан сделал предложение своей однокурснице Ирине Соловьевой, которая приняла его дрожащую руку и выпрыгивающее из груди сердце при условии, что никогда не будет Сиреневой, «а дети пусть, что уж тут». Детей было двое, старший Сиреневый учился в колледже в Орле, а младшая заканчивала школу, в которой Ирина преподавала математику.

Туман был замечательным мужем, нежным и веселым отцом, да и на работе был на хорошем счету. Секрет его профессионального успеха состоял в патологической честности, в людях его профессии практически не встречающейся, и в настойчивости в достижении цели, встречающейся как раз довольно часто. Степан Николаевич честно рассказывал владельцам столичных мебельных салонов, что гарнитуры «Сицилия» собраны плохо, так как при производстве используется дешевый клей, и по ним может быть много рекламаций, а вот письменные столы «Больцано», например, можно и нужно продавать, так как они не в пример надежнее, а относительно низкая стоимость дает им шансы даже в борьбе с шведскими гигантами мебелестроения. Степан Николаевич не стеснялся регулярно названивать заказчикам и вежливо, но настойчиво торопить их с принятием решения, аккуратно готовил всю документацию, часто навещал клиентов в столице, и дела шли неплохо.

Прогрессивное руководство фабрики съездило в Будапешт на обучающий семинар, и помимо невообразимого количества барахла для дома и семьи привезло оттуда тайное знание о том, что менеджеры по сбыту ТАМ называются «сейлзы» и получают премию («мотивируются») по результатам продаж. Директор немедленно выпустил приказ, который предписывал премировать Тумана ежеквартально в зависимости от выполнения плана продаж. Степан Николаевич расправил крылья, подписал рекордный контракт на поставку нескольких сотен «Больцано» напрямую какому-то московскому министерству, и на квартальную премию смог не только перекрыть крышу в доме и установить новый импортный газовый котел, но и возвел во дворе беседку, которую, с легкой руки Иришки, они в благодарность «Больцано» называли не иначе, как «Маленькая Италия».

На совещаниях директор то и дело ставил Тумана в пример как «нашего лучшего сейлза, всегда заточенного на результат», что немного коробило Степана Николаевича, так как слово «сейлз» ассоциировалось у него с каким-то сельскохозяйственным приспособлением, а «лучший заточенный на результат сейлз» звучало как «наш передовой, самый острый плуг». Туман смущенно улыбался и нетвердой рукой расписывался в ведомости за премию.

В гараже, где стояла далеко не новая, но вполне добротная «Мазда-универсал», Степан Николаевич давным-давно оборудовал себе мастерскую. Руки у него всегда росли из нужного места, и Туман много лет мастерил своим и соседским детям разные деревянные игрушки, пистолетики, арбалеты и даже мечи. Возиться с деревом он очень любил, а недостатка в заготовках не было, потому что руководство фабрики великодушно позволяло сотрудникам выносить отходы производства для своих домашних нужд. Проблема была с инструментом, так как хороших и дорогих вещей в Мценск практически не завозили. В столичных командировках Туман выкраивал время для поездок по специализированным магазинам для таких же, как и он, «больных деревом» умельцев. В Москве, как известно, чем бы ты не «болел», для тебя точно будет специальный магазин, а то и сеть магазинов. Резцы, ножи, лаки, краски – тут было все, что необходимо, и лучшего, европейского, качества. Ирине в душе нравилось, что у мужа золотые руки, и она деланно хмурилась, но потом великодушно соглашалась тратить на эти «железяки» часть премии «лучшего сейлза». За несколько лет регулярных командировок Степан Николаевич очень неплохо оснастил мастерскую и подготовился к осуществлению своего великого замысла.

Глава третья, в которой Абрамыч готовится создать шедевр в трамвае, а Туман – в Мценске

Как мы помним, вскоре после того, как Абрамыч твердо решил стать писателем, его шефа Каныгина переехал трамвай. К счастью для последнего, это произошло во сне первого. Трамвай в жизни Бориса Абрамыча играл не последнюю роль, так как офис многострадального ООО находился в чУдном купеческом Замоскворечье, а жили директор с супругой в районе метро «Университет». Знаменитый своим самым длинным в городе маршрутом тридцать девятый трамвай шел от работы почти до дома, и Абрамыч пару раз в неделю, когда хотел обдумать что-то серьезное или просто устало поглазеть в окно на город, возвращался домой именно на трамвае. По утрам он предпочитал метро, чтобы не опоздать в бассейн.

В этот вечер, безусловно, трамвай был просто необходим. И чем дольше он дребезжал, торчал на светофорах и тупо ждал, пока пути освободят охамевшие автомобилисты, тем больше времени Абрамыч мог мысленно провести в далеком Мценске, на Липовой улице.

Липовая улица ничем примечательным не славилась, и дом Сиреневых тоже был вполне типовым, хоть и весьма опрятным. Двускатная крыша, два этажа, терраса. Внизу – большая гостиная с кухней и гостевая спальня, своим громким названием обязанная редким визитом старинного друга семьи, перебравшегося в Питер. Наверху – хозяйская спальня и комнаты детей. В гостевой внизу теперь ежеквартально останавливалась на пару дней теща, которая несколько лет назад перебралась в Орел к молодому мужу. Удивительно, но после смерти Ириного отца она вдруг помолодела, обрела чуть странноватую походку, свойственную скорее не вдове, а девке на выданье, зачастила в кино и на концерты гастролирующих коллективов и таки вышла замуж за отставного подполковника береговой охраны.

Подполковник по случаю свадьбы закатил в соседнем, тещином, доме грандиозный банкет, и понаехало столько военных, что Туман даже начал немного волноваться о безопасности наших границ, которые представились ему абсолютно оголенными на время торжества. Разволновавшись от радости свидания с охлажденной водкой, офицеры все как один, словно по команде, вспотели зелеными пятнами, расстегнули форменные галстуки и оставили их свисать на немодных нынче галстучных булавках.  Береговая охрана вышла из берегов: словно возвещая пограничный апокалипсис, грянули звуки двух расстроенных гитар и старого аккордеона, и город Мценск в течение двух с половиной часов стал невольным слушателем полного репертуара ансамбля Александрова, исправленного и дополненного горячительными напитками местного, по большей части кустарного, производства. 

Степан Николаевич со страхом наблюдал за этим карнавальным действом, нежно вспоминая покойного тестя, с которым они были настоящими друзьями. На мгновение ему даже показалось, что тесть сидит рядом, рассеянно улыбается, но не может оторвать грустных глаз от своей красавицы-Настюши, которая по какой-то чудовищной ошибке сегодня выходит замуж за другого человека. Совсем-совсем другого человека.

Школьная любовь, всю жизнь – цветы, все в дом, дочь вырастили красавицу, не ссорились почти никогда, с семьей дочери душа в душу. А когда внезапный инфаркт вырвал человека из жизни, Настюша не то что не загоревала, а вроде как даже освободилась. И теперь смотрит влюбленными глазами на своего берегового охранника, будто и не было сорока лет жизни с тихим, любящим и безобидным человеком. Аборигены Липовой улицы, обожавшие покойного тестя, такого принять не смогли, на свадьбе сидели смурные и перешептывались, глядя на языческие пляски военнослужащих и их семей. После свадьбы подполковник увез молодую немолодую к себе в Орел, где у него было «абсолютно все», а именно наградной ятаган, мотоцикл, ротвейлер и взрослый сын с семьей. Перечислял он это богатство именно в таком порядке и первым начинал хохотать. К чести мценской интеллигенции следует заметить, что смеялся он над этой шуткой в гордом одиночестве.

Именно покойный тесть, сотрудник крошечной фирмы, выпускавшей деревянные сувениры для туристов, и настоящий виртуоз обработки дерева, влюбил зятя в свое ремесло и взял в ученики. Именно он много лет назад показал Туману чертежи старой итальянской скрипки, невесть как оказавшейся в Мценске, и предложил начать работу над ее копией.

Сидя в грохочущем трамвае, который поворачивал направо в районе Черемушкинского рынка, Абрамыч подумал, что слово за слово он сам создает себе проблемы.. Теперь же придется придумать, как попала в Мценск скрипка итальянского мастера, как потом, отреставрированная Туманом, она оказалась в Москве у почтенной дамы, как на ее след вышли воришки и многое другое. Когда все это придумывать? С другой стороны, куда торопиться. Может, поехать завтра утром на работу опять на трамвае? Неплохая мысль..