Адам и Ева

Пролог. Адам

Ей было всего тридцать четыре, и в её присутствии воздух вибрировал. Не от громких слов — от музыки, которая, казалось, исходила от неё самой.

Наш дом не был тихим. По выходным она включала колонки на полную — не классику, а что-то живое, с бьющимся ритмом, под который невозможно было сидеть на месте.

— Адам, иди сюда! — кричала мама из гостиной, и я, тринадцатилетний, уже закатывал глаза, но ноги сами несли меня на звук.

Она хватала меня за руки, и мы танцевали — неловко, смешно, сбивая ковёр. Она смеялась, запрокидывая голову, а я, краснея, ворчал, но внутри всё расцветало.

— Потанцуй со мной! — говорила она, и на миг я и правда забывал обо всём.

Это было наше тайное пространство, где не было правил отца — только ритм и её руки, мягкие и грациозные.

Она водила меня на танцы. Музыка была для неё не набором нот, а языком. Языком, на котором можно было говорить с миром без слов.

А потом мир замолчал.

Её не стало быстро. Слишком.
Один вечер — она кружилась на кухне, напевая.
Утро — госпитализация.
Следующий день — тишина.

Отец не дал мне ничего выплеснуть. На похоронах я стоял, сжав кулаки, и кричал внутри. Кричал так, что, казалось, от этого зова должно было треснуть всё вокруг — гроб, небо, каменные лица родственников.
А снаружи я был всего лишь мальчиком в слишком тугом галстуке, который не мог выдавить ни слезинки.

Дома стена рухнула.

Дверь за нами закрылась, и тишина ударила по ушам. Я больше не мог.

— Пап… — голос сорвался, превратившись в сдавленный стон. — Пап, я не могу…

Слёзы, которые я держал в себе все эти дни, хлынули потоком. Я подошёл к нему, дрожа, пытаясь обнять, найти хоть какую-то опору в этом рушащемся мире.

Но он отстранился. Не резко — так, будто я был призраком, невидимым и неосязаемым. Его глаза были сухими и пустыми.

— Соберись, Адам, — его голос был ровным, без единой трещинки. — Истерика ничего не изменит.

Я смотрел на него, не понимая. Как он может быть таким спокойным? Как он может не чувствовать, что у нас внутри вырвали самое главное?

— Но как ты… как ты просто можешь?! — выкрикнул я, уже не стесняясь слёз. — Она же была… Она же…

Он медленно повернулся к бару и налил себе виски. Звякнул хрусталь.

— Твоей матери больше нет. Нам надо жить дальше. И ты должен научиться контролировать себя. Мир не будет ждать, пока ты закончишь рыдать.

В этих словах не было жестокости. Была констатация факта. Ледяная, безжизненная.

И в этот момент я понял: до него не достучаться. Его горе было похоронено глубже моего — под тоннами бетона, до которых мне никогда не докопаться.

Что-то во мне щёлкнуло. Слёзы иссякли. Внутри всё замерло. Гнев, боль, отчаяние — всё превратилось в одну тихую, чёткую мысль:

Если чувства — это слабость…
Если они ничего не меняют…
Если даже собственный отец отворачивается от них… тогда они мне не нужны.

Я перестал чувствовать. Просто перестал.

Я посмотрел на отца, на бокал в его руке, на его идеально отутюженный костюм — и больше ничего не почувствовал. Только пустоту. Она была безопасной. В ней не было боли.

Дверь в его кабинет закрылась.
А вместе с ней закрылся и я.

Её духи выветрились. Её музыка умолкла. Отец растворился в работе и вечерних виски, а в дом пришли чужие люди — домработницы, повара, репетиторы. Они ухаживали, кормили, следили за уроками. Вежливые тени.

Подарки стали его новым языком. Новый компьютер, дорогие кроссовки, потом — на четырнадцатилетие — гитара.

Я взял её в руки. Струны были холодными. Я ударил по ним — резко, громко, уродливо. Это не был язык мамы. Это был крик. Крик, который никто не услышал.

И тогда, в своей слишком большой и слишком тихой комнате, я решил:

Я больше никого не впущу. Никогда.

Любовь — это боль. Она уходит и оставляет после себя ледяную пустоту.

Лучше быть тем, кто бросает первым.
Кто использует, а не любит.
Кто покупает внимание, потому что оно ненадёжно, и это единственный способ его контролировать.

Я построил стену.
Из громкой музыки, из лёгких улыбок, из дешёвого внимания девушек, которых можно было впечатлить подарком или ухмылкой.

Каждая из них была просто фоном — шумом, который заглушал ту тишину, что осталась после неё.

Я стал Адамом Вороновым. Настоящим сыном своего отца.

А за стеной остался четырнадцатилетний мальчик, который до сих пор ждёт, когда в доме снова заиграет музыка.

Глава 1. Ева

Поезд отъехал от перрона, и город остался позади. Мой родной город — маленький, привычный, но теперь казавшийся чужим. Я смотрела в окно, и всё внутри было пусто.

«Так будет лучше», — вспоминались слова психолога, у которой я оказалась в момент депрессии и нервного срыва.

«Смена обстановки даст вам возможность собрать себя заново. В новом месте вы начнёте писать новую историю».

Я тогда слушала и не верила. Но теперь сидела с чемоданом у ног и ехала в институт в другом городе. И, наверное, это и было моим шансом.

Когда я дошла до общежития, сердце билось слишком громко. Старая деревянная дверь, запах краски и чужих вещей. Вахтёрша махнула рукой:

— Второй этаж, 217-й блок, комната «А».

Я поднялась по скрипучей лестнице, постучала и осторожно открыла дверь.

В комнате уже была девушка. Высокая, худенькая, с прямыми светлыми волосами цвета мёда и голубыми глазами, которые сразу засветились любопытством.

— Привет, ты, наверное, Ева? — сказала она с улыбкой.

— Да, — я поставила чемодан. — А ты?

— Лиза. Твоя соседка.

Она легко протянула руку, и я сразу почувствовала, что с ней будет просто.

Вечером, когда чемоданы были разобраны, мы уже сидели на полу с бутылкой дешёвого вина, купленного в ближайшем магазине.

— За начало новой жизни, — подняла бокал Лиза.

Мы разговорились так, словно знали друг друга давно. С Лизой было легко.

Я рассказала про бывшего — не вдаваясь в подробности, не упоминая имени. Только сухо:

— Он оказался мудаком. Я устала и ушла.

Лиза слушала без лишних вопросов, только кивала, будто понимала больше, чем я сказала.

Потом она заговорила про институт. Смеялась, рассказывала про экзамены, про шумные вечеринки в соседних комнатах, про то, кто с кем встречается. И, между прочим, бросила:

— Только держись подальше от одной компашки. Бабники. Красивые, весёлые, но если не хочешь секса на одну ночь — лучше не лезь.

Я сделала вид, что это меня не волнует, но внутри отметила: никаких бабников. Ни под каким видом.

Мы сидели на полу, бутылка уже подходила к концу, а разговор становился всё откровеннее. Лиза рассказывала смешные истории про общагу, а я слушала и чувствовала, как напряжение после переезда постепенно уходит.

— Слушай, — я повернулась к ней, чуть прищурившись. — А если вдруг я этих «красавчиков-бабников» встречу… как мне их узнать? Чтобы случайно не вляпаться.

Лиза усмехнулась, поставила бокал на пол и, подогнув ноги, наклонилась ближе.

— Поверь, ты их сразу заметишь. Они всегда шумные, в центре внимания. Залетают в аудиторию, будто это их сцена. У них эта самоуверенность прямо светится.

— М-м, — протянула я. — То есть как пафосные киношные герои?

— Ага. Только без сценария и с вечным желанием доказать, что они самые крутые, — хмыкнула она. — Их там трое. Смотри, чтобы не перепутать.

Она пересчитала на пальцах:

— Кирилл — с тёмными вьющимися волосами и таким… цепким взглядом. Говорит как стендап-комик: чуть ли не каждая фраза — шутка. Смотрит так, будто он в курсе всех твоих тайн и ему просто скучно о них говорить.

— Артём, — продолжила она, — полная ему противоположность. Светловолосый, с открытым лицом, выглядит почти что милашкой. Но не обманывайся — он просто делает это тише и с улыбкой.

— Ну и их король… — Лиза закатила глаза. — Адам. Светлые волосы, вечная ухмылка, будто он только что сошёл с обложки журнала и хочет, чтобы ты это оценила. Красивый, да, но… слишком хорошо это знает. Смотрит на всех девушек как на временное развлечение.

Я рассмеялась, хотя внутри кольнуло любопытство. Образы возникали в голове чёткими и живыми.

— И все вокруг от них без ума, да?

Лиза снова закатила глаза.

— О, поверь, такие парни питаются вниманием. Им нравится, что за ними бегают. Но это всё поверхностно. Ты умная, сама увидишь и поймёшь.

Я кивнула и сделала глоток вина.

Следующее утро оказалось тяжелее, чем я думала. Новый город, новый институт — и не первый курс, где все одинаково растерянные и ищут друзей, а второй. Тут уже у всех есть компании, привычные места, свои «внутренние шутки».

А я — чужая. Одна. С чемоданом воспоминаний, которые хотелось бы забыть.

Я остановилась перед дверью в корпус. Люди спешили мимо: кто-то здоровался, кто-то шутил, кто-то обсуждал лекции. Я стояла и чувствовала себя лишней деталью, которую пытаются прикрутить к уже собранному механизму.

«Без меня ты никто», — шептал в голове голос Димы.

Я прикусила губу, вспомнив слова психолога:

«Это не твой голос. Это его яд. И каждый раз, когда он звучит, у тебя есть выбор — проглотить его или выдохнуть».

Я выдохнула и толкнула дверь.

В аудитории было шумно. Все сидели группами: кто-то смеялся над мемами в телефоне, кто-то обсуждал экзамены, кто-то обнимался, как старые друзья.

Я стояла в проходе с тетрадью и чувствовала, как к горлу подкатывает ком.

И тут за партой у окна я заметила девушку — стройную, с мягкими каштановыми волосами. В отличие от остальных, она сидела одна и что-то писала в блокноте.

— Можно? — спросила я, подойдя к её парте.

Она подняла глаза и улыбнулась.

— Конечно. Я Аня.

— Ева, — сказала я, и мне стало легче.

Её улыбка была искренней — будто она тоже знала, что такое быть новенькой среди чужих.

Я только успела положить тетрадь, как рядом буквально материализовался парень. Высокий, с нагловатой улыбкой, каштановые волосы чуть растрёпаны. Он облокотился на парту и сказал так, словно знал меня всю жизнь:

— Привет. Я Максим. А ты новенькая?

— Да. Ева, — кивнула я.

— Отлично. Добро пожаловать в наш цирк, — он подмигнул.

Глава 3. Адам

Лекционный зал шумел, как пчелиный рой. Двести мест, запах кофе и дешёвой жвачки. На задних рядах вверху уже кто-то целовался, ближе к центру — обсуждали конспекты, но наша компания, как всегда, держала внимание на себе.

Мы заняли три места подряд в правом блоке, и за этот ряд больше никто не садился. Кирилл сидел на столе чуть выше нас, болтая ногой, Артём отстукивал барабанный ритм пальцами. Я развалился на стуле, закинув руки за голову. Девчонки внизу косились на нас, но делали вид, что нет.

— Ладно, — протянул Кирилл, — ставки: через сколько наш психолог-гуру появится?

— Он всегда опаздывает, — сказал Артём. — Минут на двадцать, как минимум. Наверное, снова будет рассказывать, как важно контролировать импульсы.

— Ага, — усмехнулся я. — Особенно сексуальные.

Ребята заржали, и Кирилл хлопнул ладонью по парте:

— Ну, Адам, ты последний, кому можно про это слушать.

Я лениво улыбнулся.

— Слушай, — Артём наклонился ближе, — вчера с той блондинкой… как её?

— Аня, — подсказал Кирилл.

— Да, Аня. Ну как там? Гони подробности.

Я пожал плечами, делая вид, что перебираю в памяти.

— Ну знаешь… ничего особенного. Стандартный набор. Привёз к себе, включил музыку — через пятнадцать минут она уже снимала с меня футболку.

— Ого, быстро, — Кирилл присвистнул.

— А что тянуть? — я усмехнулся. — Сначала делала вид, что стесняется, мол, «мы почти не знакомы». Потом разошлась. Всю ночь орала так, что, наверное, соседи будут выговаривать мне. А наутро — классика: «Адам, а что это для тебя значит?»

Оба прыснули.

— И что ты ответил? — не отставал Артём.

— Что? — я сделал пустое лицо. — Сказал, что значит ровно час ночного времени и неплохую растяжку. Она, конечно, надулась. Но когда я предложил завезти её в бутик после пар, сразу про всё забыла.

— Ты охреневший, — сквозь смех сказал Артём, но по его лицу было видно, что он впечатлён.

— Зато честный, — парировал я. — Все они хотят одного — приключений с громкой фамилией и подарочков на память. Ничего личного.

Кирилл наклонился вперёд, хитро прищурившись:

— Слушай, а у тебя вообще есть план, где остановиться? Или пока не отвалится сам?

— А зачем останавливаться? — я улыбнулся шире. — Жизнь коротка, девушки красивы, а я чертовски талантливый и привлекательный. Это идеальная формула.

Парни зааплодировали, изображая восторг. Я откинулся назад и скользнул взглядом по залу.

Скука… Всё, как всегда.

Я лениво скользил взглядом по залу, оценивая варианты. Мысли текли плавно и привычно: рыжая с первого ряда — вроде неплохо сложена, но слишком громко смеётся. Отвлекает. Брюнетка у окна — стильная, но видно, что с характером. Та ещё будет выносить мозг наутро… Хотя, пожалуй, на одну ночь сойдёт.

Взгляд сам цеплялся за знакомые силуэты, раскладывая их по полочкам: «перспективно», «слишком много мороки», «можно рассмотреть». Своеобразный внутренний каталог, где каждая позиция имела срок годности — не больше одной ночи.

Кстати, насчёт ночи. Надо будет позвонить управляющему насчёт квартиры. Пусть завезут свежих фруктов и хорошего вина.

Отец бы оценил такую предусмотрительность, — ехидно мелькнула мысль. Он всегда твердил о «правильных инвестициях».

Что ж, эта квартира в центре — моя единственная удачная инвестиция в его понимании. Никаких девиц в наш фамильный особняк — только сюда. Там всё просто, чисто и без лишних воспоминаний. Идеальные стены для идеальных одноразовых свиданий.

И тут снизу я поймал знакомый взгляд. Брюнетка с экономического, кажется. Не раз видели её на наших выступлениях — всегда впереди, ловит каждый мой взгляд. Ну что ж, сгодится на вечер. Хотя бы без лишних заморочек.

Она махнула мне рукой, и я, усмехнувшись, поднялся.

— Ща, — бросил Кириллу и Артёму. — Пополняю коллекцию.

Спустился на несколько рядов ниже, сел прямо рядом с ней, облокотился на парту.

— Дай телефон.

— Зачем? — она кокетливо опустила взгляд и протянула телефон.

Я уже набирал свой номер.

— Чтобы ты больше не тратила время на поиски моих фоток в инсте. И чтобы знала, куда приехать сегодня. У меня хорошая квартира в центре, с панорамными окнами, — я подмигнул. — Люблю смотреть на огни города… в хорошей компании.

Она засмеялась, кусая губу. Я вернул телефон, наклонился ближе и легко поцеловал её в щёку.

— Видишь, как тебе повезло? Теперь у тебя есть прямой контакт. И персональное приглашение.

Она вспыхнула, зажала телефон в ладонях, будто это был какой-то трофей.

А я уже поднялся обратно к своим.

— Ну ты и гад, — рассмеялся Артём. — Даже имя не спросил.

— Зачем? — пожал я плечами. — Всё равно потом сама напишет.

И пока девчонка внизу уже наверняка писала подруге: «ОН сам написал свой номер! Пригласил к себе!», я снова закинул руки за голову. Всё было слишком привычно. Очередная ночь, очередная квартира. Идеальная, стерильная, бездушная формула.

И тут дверь открылась.

В зал вошла девушка.

Приталенное платье, тонкая талия, волосы — длинные, волнистые, струились по плечам почти до пояса. На небольших каблуках она остановилась у входа, оглядела зал — не торопясь, словно выбирала, где именно ей удобнее сесть.

Мой взгляд зацепился за неё мгновенно, будто наткнулся на что-то редкое и ценное в груде привычного хлама. Ну, здрасьте… А это что за ягодка?

— Ну здравствуй, Золушка, — пробормотал Кирилл, тоже заметив её.

— Это кто вообще? — пробормотал Артём, подняв на неё взгляд.

— На втором курсе я её точно не видел, — отозвался Кирилл. — Я всех тут знаю.

Я тоже прищурился, уже автоматически оценивая: ноги длинные, грудь аккуратная, линия шеи… изящная. Очень. С таким телом она должна была бы танцевать не здесь, а в моей постели. Или на моей кухне в одной только футболке…

Новенькая. Определённо.

Я усмехнулся, но глаз не отводил. Она не смотрела в нашу сторону — будто мы вообще не существовали. Ни тебе кокетливого взгляда, ни привычного «случайного» контакта глазами. Просто прошла мимо, спокойно, будто ей и дела нет. Серьёзно? Ни одного взгляда? Интересный ход. Наивный, но интересный.

Глава 4. Ева

Последняя пара тянулась мучительно долго. Преподаватель что-то монотонно бубнил о философских концепциях, за окном золотилось раннее сентябрьское солнце и так и манило на улицу. Я сидела с Аней, и мы украдкой шёпотом разговаривали.

— Он и правда тебе про «ребро» сказал? — спросила Аня.

Я фыркнула и ответила:

— Ага. Думает, что это оригинально.

— Зато красиво! — подначила она.

— Красиво, как табличка «Опасно, высокое напряжение», — ответила я.

Сзади нас Максим, уловив обрывки шёпота, наклонился вперёд, перегнувшись через спинку парты.

— Вы про нашего короля? — прошептал он, и его глаза весело блеснули. — Не ведись, Ева. Его корона из сусального золота, внутри — полая.

— А ты как будто разбираешься в коронах, — парировала Аня, поворачиваясь к нему.

— Я разбираюсь в пиаре, — с достоинством ответил Максим. — А Воронов — это чистой воды пиар. Бренд «Неприступный мажор». Только вот, по-моему, он сам уже поверил в свою легенду.

Окончание пары внутри отозвалось освобождением. Мы побросали тетради в сумки и потоком студентов выплеснулись из корпуса.

Воздух на улице был тёплым, почти летним, но в нём уже витала едва уловимая пряная горчинка — предвестие осени. Солнце заливало улицу ярким, но не жгучим светом, окрашивая стены института в медовые оттенки. Деревья лишь кое-где начинали ронять первые жёлтые листья, и они шуршали под ногами, словно шепчась о скорых переменах.

До общежития было рукой подать… Я шла, вдыхая свежий воздух… Смех Ани и шутки Максима, доносившиеся сзади, казались частью этого тёплого вечера.

— Кстати, Макс, — обернулась я к нему, вспомнив о своём навязчивом желании, — скажи, а у нас в институте есть свободный танцевальный зал?

Максим, который как раз рассказывал анекдот, тут же переключился. Его лицо приняло деловой вид активиста.

— Есть. Старый, в корпусе № 2, но с хорошим зеркалом и паркетом. Почти не используется по вечерам. А что, планируешь сборную по бальным танцам организовывать? — подмигнул он.

— Нет, — я улыбнулась. — Просто… иногда нужно танцевать. Для себя.

— Понял, — Максим сделал вид, что застёгивает рот на замок, а потом достал телефон. — Ты можешь прийти туда и сказать, что берёшь ключи на имя Максима, — он гордо ткнул себя пальцем в грудь.

— Спасибо, — ответила я с благодарностью.

Эта простая готовность помочь согрела сильнее, чем осеннее солнце. Значит, здесь есть место, где можно спрятаться. Где можно быть собой.

Коридор общежития встретил привычным гулом голосов, хлопаньем дверей и запахом чего-то жареного из соседнего блока. Когда я наконец вошла в комнату и бросила сумку на пол, в груди разлилось облегчение. Первый день в новом институте оказался куда легче, чем я ожидала.

Наша комната была простой, но по-своему уютной: две кровати, шкафы вдоль стены, стол у окна. Уголок Лизы выглядел живым и обжитым — тетради, кружка с чаем, на стене прикреплены фотографии и даже плюшевый мишка на подушке. Мой угол пока казался пустым и чужим.

Я планировала исправить это в ближайшее время.

Лиза сидела на кровати с ноутбуком на коленях и тут же подняла голову, когда я зашла.

— Ну что, как первый день?

— Долгий, — выдохнула я и упала на кровать. — Аудитории огромные, людей полно. И… в общем, всё как в тумане.

— Клеился один парень, про которого ты говорила.

Я чуть замялась, а потом всё же добавила:

— Адам.

— Господи, — простонала она и закрыла лицо руками. — И что? Давай, расскажи мне всё!

Я усмехнулась.

— Не волнуйся. Я его отшила.

Перед глазами всплыло его лицо, ухмылка, этот слишком уверенный взгляд. И то, как он будто на секунду растерялся, когда я ему отказала. Маленькая победа. Пусть и крошечная, но мне стало от этого легче.

— Ты представляешь, — продолжила я, — он так и вёл себя, будто уверен, что я должна сразу согласиться.

Лиза закатила глаза.

— Конечно. Он всегда так себя ведёт. У него же половина факультета в поклонницах.

— Ну, я, видимо, не эта половина, — сказала я и сделала вид, что увлеклась вытаскиванием тетради из рюкзака.

Хотя внутри всё ещё звучал его голос. И этот прищур. А какие глаза, цвета летнего неба…

Интересно… а почему тогда ты всё ещё разговариваешь со мной?

Я нахмурилась и отогнала мысль. Не хватало ещё, чтобы Адам поселился у меня в голове в первый же день.

Лиза сидела на своей кровати с кружкой чая и смотрела на меня так, будто собиралась поставить диагноз.

— Слушай, — сказала она наконец, — а может, тебе просто нужно расслабиться? Секс на одну ночь ещё никого не убил.

Я чуть не поперхнулась.

— Лиза!

Она рассмеялась, отмахиваясь.

— Ну а что? Парень красивый, богатый, поёт… У половины девчонок в институте только о нём и разговоры.

Я рассмеялась, укоризненно посмотрев на неё.

— Это не для меня.

— Почему? — не успокаивалась она.

— Потому что… — я замялась. — Потому что для меня это не так просто.

Лиза нахмурилась, поставила кружку.

— Если не хочешь, можешь не рассказывать, но я вижу, что тебя что-то гложет.

Я вздохнула. Конечно, она заметила. Я всегда уходила от темы отношений, и это не могло остаться незамеченным.

— Помнишь, я тебе говорила, — тихо сказала я, — бывший. Дима. Уничтожил внутри меня всё подчистую. И вот теперь я заново себя восстанавливаю, по кусочкам. Но больше никому такого не позволю…

Голос сорвался, и я быстро оборвала мысль.

Лиза села ближе, положила руку на мою.

— Он — идиот. А ты… — она улыбнулась. — Ты прекрасна. Просто тебе нужно время, чтобы снова это почувствовать.

Я кивнула, стараясь улыбнуться в ответ, но внутри было слишком тесно.

— Я пойду, — сказала я, вставая. — В зал. Немного потанцую.

Лиза только кивнула, понимая, что спорить бессмысленно.

Зал был пуст. Огромное зеркало, деревянный пол и тусклый свет ламп. Я включила музыку, поставила телефон на колонку. Первые ноты обрушились, и я закрыла глаза.

Глава 5. Адам

Последняя пара наконец закончилась. Я вышел из корпуса, щурясь от непривычно яркого осеннего солнца, и направился к парковке. Среди ряда скромных студенческих тачек моя выделялась сразу — чёрный BMW M4, низкий, широкий, с тонированными стёклами. Он блестел на солнце, как отполированный хищник, — вызывающе и неоспоримо. Подарок отца. Я всегда относился к нему как к компенсации — молчаливой, дорогой, но абсолютно пустой.

Я сел в салон — пахло кожей и дорогим освежителем воздуха. Тишина здесь была иной, нежели дома: не давящей, а капсулированной, отрезанной от мира. Я завёл двигатель, и низкий, ровный рёв на секунду заполнил собой всё. Но стоило ему стихнуть, как пустота вернулась.

На телефоне замигал значок мессенджера. Не глядя, я открыл его. Та самая брюнетка с экономического.

«Привет! Насчёт сегодня… Я могу подъехать к 8))»
«Или ты ещё на парах? :)»

Обычно в такой момент во мне бы щёлкнул автопилот: «Отличный план. Адрес сброшу». Лёгкий способ стереть всё из головы. Но сейчас её смайлики и намёки вызвали лишь острое раздражение. Слишком навязчиво. Слишком просто. Слишком… не то.

Я резко ткнул в экран, даже не открывая полный чат.

«Занят. Как-нибудь в другой раз».

В другой раз… А будет ли он? Всё это было серо, плоско и до тошноты знакомо. Всё, кроме… кроме того прямого взгляда и холодного «на этом и закончим». Эта мысль, как игла, вонзилась в мозг.

Чёрт. Ева. Сидит в голове, как заноза.

Её отказ был как пощёчина. Вызов. Такую стену интереснее всего брать штурмом. Хорошо, новенькая, хочешь сложностей? Я мастерски разбираюсь со сложностями. Я тебя достану. Просто нужен другой подход.

Нужно было заглушить эту навязчивую мысль. Сменить пластинку. Я перешёл в общий чат с Кириллом и Артёмом.

Адам: Пацаны, сегодня собираемся. Гараж. 20:00.
Кирилл: Ого, а что случилось? Обычно в середине недели ты «занят» другими струнами 😉
Артём: Да, мы думали, у тебя сегодня сольный концерт на чьих-то нервных окончаниях?

Я фыркнул.

Адам: Сольный концерт будет у меня на ваших ржавых башках, если через час вас там не будет. Нужно играть. Мне нужно выпустить пар.
Кирилл: Пар? Братан, ты же обычно пар выпускаешь… другим способом.
Адам: Заткнись, Кирюх. Я пока заеду за гитарой домой. Встречаемся в гараже.

Я откинул телефон на пассажирское сиденье и с силой выжал газ. Машина рванула с места.

Да. Играть. Громко. Чтобы не слышать собственных мыслей. Чтобы забыть этот взгляд.

Но даже сквозь нарастающий рёв мотора я поймал себя на том, что уже придумываю новый план, как подойти к Еве. Штурм только начинался.

Дом встретил тишиной. Слишком большой, слишком холодный. Мраморные полы, картины в золочёных рамах — музей, а не дом. Здесь всё выглядело идеально, кроме главного: тепла.

В прихожей мелькнула домработница, тихо кивнула, но я даже не остановился. Она работала у нас ещё при маме, теперь её присутствие казалось частью интерьера — как пыльные шторы или вазы в холле.

В гостиной сидел отец. Всё тот же костюм, всё тот же стакан виски в руке. Телевизор работал вполголоса — больше для фона, чем для внимания.

— Ты поздно, — сказал он сухо, даже не отрывая взгляда от экрана.

— А тебе какое дело? — я скинул кеды и прошёл мимо.

Виктор Андреевич шумно выдохнул, будто сдерживал раздражение.

— Я переживаю. Ты думаешь, мне плевать?

Я усмехнулся, не поворачиваясь.

— Смешно слышать это спустя столько лет. Где ты был, когда это было нужно?

Тишина. Отец сжал бокал так, что стекло тихо звякнуло. Я видел краем глаза, как его пальцы побелели.

— Ужин будет через десять минут, — сказал он наконец, словно решил отрезать разговор.

— Я не останусь. У меня репетиция.

— Может, хватит убегать? Хоть один вечер проведи время с отцом. Я в твоём возрасте… — он осёкся, будто слова застряли, и залпом допил виски.

Я знал, что он хотел сказать. В его возрасте он уже был взрослым, «настоящим мужчиной». А я — «несерьёзный».

— У каждого свой путь, — выдохнул я. — Мама бы одобрила.

Его взгляд потемнел.

— Я тоже потерял её, Адам. И мне было не легче.

Я резко повернулся.

— Но я был ребёнком! Мне нужен был не счёт в банке, а ты!

Тишина рухнула, как камень. Слишком тяжёлая, чтобы её вынести.

Я сжал зубы, чувствуя, как внутри всё горит. Ответить хотелось, крикнуть. Но спорить с ним было бессмысленно. Он никогда не услышит.

Когда мама была жива, мы с отцом могли часами сидеть за одним столом: он рассказывал истории из своей молодости, я смеялся. Но потом её не стало — и вместе с ней будто исчез тот отец, которого я знал. Остался только этот человек в костюме, с вечным стаканом виски.

В своей комнате я схватил гитару и куртку. Сердце билось так, что отдавалось в висках.

Я сел за руль, выжал газ, вылетел со двора и понёсся по улицам. Город мелькал за окнами огнями и витринами, но я не смотрел.

Слишком много злости. Слишком много того, что хотелось заглушить.

Музыка играла из колонок, но я её почти не слышал. В голове всё ещё звучал голос отца.

Через полчаса я резко затормозил у гаража Артема. Огни и пустота остались позади. Здесь хотя бы можно было дышать.

Наша «студия» выглядела так, как и должна: барабаны в углу, провода по полу, на стенах — старые плакаты групп.

— Ну здравствуй, герой, — ухмыльнулся Кирилл, перебирая струны на басу.

Артём тут же подхватил, ударяя палочками по барабанам в такт своим словам:

— «Ну вот на этом и закончим». Боже, Ева шикарна.

Они заржали, а я сжал зубы, чтобы не показать, как внутри это царапает.

— Расслабьтесь, — бросил я, закидывая гитару на плечо. — Это был первый раунд.

— Первый? — Кирилл прищурился. — По-моему, финальный. Девочка умеет ставить точку.

Глава 6. Ева

Неделя в институте пролетела так быстро, что я сама себе удивлялась. Расписание оказалось плотным, и времени скучать не оставалось: лекции сменялись семинарами, лабораторные — конспектами, и всё это в компании новых людей, которых я постепенно училась запоминать по именам.

С Аней мы быстро нашли общий язык: она объясняла мне, где какие кабинеты, и вместе мы бегали в столовую между парами. Максим — высокий парень с вечной шуткой на губах — вечно звал в какие-то студсоветы. С ним было легко смеяться, хотя порой он перегибал с вниманием.

Также у меня было ещё одно столкновение с этим Адамом.

Коридор после пары был полон студентов: кто-то спешил к выходу, кто-то шёл медленно, болтая по телефону. Я направлялась к аудитории, когда вдруг дорогу перегородил он.

Подтянутый, в чёрной футболке, которая подчёркивала его широкие плечи и рельефные руки. Узкая талия, лёгкая походка — в нём всё кричало о силе и уверенности. Я видела, как другие девчонки оборачивались ему вслед.

Он чуть наклонился ко мне, улыбаясь той самой ленивой улыбкой, которая наверняка сводила с ума половину института.

— Ну что, новенькая, как тебе здешние порядки? — сказал он легко, будто мы старые знакомые. — Может, покажу город? Заодно и компанию нормальную найдёшь.

Я хотела обойти его, но он шагнул ближе, уперев ладонь в стену рядом с моим плечом. Вторую руку сунул в карман джинсов, словно это был его излюбленный жест — полузахват, полушутка. Его взгляд скользнул по моему лицу слишком откровенно.

— Обещаю, скучно не будет.

В другой ситуации, с другой девушкой, это, наверное, сработало бы. Его близость ощущалась слишком явственно — тепло его тела, запах дорогого парфюма, уверенность, с которой он стоял в паре сантиметров от меня.

Но у меня внутри вместо «бабочек» вспыхнул холод.

Я посмотрела прямо ему в глаза.

— Отойди.

Он ухмыльнулся шире, будто воспринимая это как игру.

— А если нет?

Я резко наступила ему на ногу каблуком.

— Ай! — Адам отшатнулся, приподняв брови, всё с той же усмешкой.

Я шагнула в сторону и пошла дальше, даже не обернувшись.

— Никогда больше так не делай, — бросила я через плечо.

Когда я уходила, я чувствовала на себе его взгляд.

Я старалась быть включённой, улыбаться, участвовать в разговорах, и у меня даже начало получаться. Иногда я ловила себя на мысли, что за весь день не вспомнила о прошлом, — и это было словно глоток воздуха.

С Лизой мы могли долго болтать — о книгах, преподавателях, соседях по блоку. Она умела поднимать настроение, и я всё больше ценила её лёгкость. С ней было просто. С ней можно было смеяться над мелочами, обсуждать фильмы и не чувствовать тяжести.

Но вечерами… вечерами всё становилось труднее.

Когда гас свет и комната наполнялась только дыханием соседки, мысли возвращались. Воспоминания накатывали — хорошие и плохие. И снова появлялась куча мыслей о том, правильно ли я всё сделала, можно ли было что-то исправить. Всё это порядком выматывало, и хотелось снова уйти в себя, но я держалась. Ради родителей и ради себя.

Я переворачивалась с боку на бок, вжималась лицом в подушку, стараясь вытеснить воспоминания. Я здесь, в новом городе. Всё заново. Всё по-другому.

Но сердце всё равно иногда сжималось от старой боли.

Мы с Аней шли на лекцию по психологии, непринуждённо о чём-то болтая. Аудитория шумела так же, как в прошлый раз: смех, разговоры, кто-то спорил о контрольной, кто-то дописывал конспекты прямо на коленях.

И тут мой шаг замедлился.

На моём месте лежал огромный букет красных роз. Не пять, не десять — целая охапка, слишком яркая и слишком вызывающая для скучной университетской аудитории.

Шум в зале не стих, но я уловила десятки косых взглядов. Все ждали, для кого этот букет, и посматривали на него с интересом.

Аня ахнула и схватила меня за локоть.

— Боже, Ева! Это тебе? Это так мило!

Я посмотрела на букет — слишком пышный, слишком нарочитый. И всё сразу стало ясно.

Мой взгляд сам собой скользнул в сторону. На среднем ряду справа, как всегда, сидели они. Кирилл что-то шептал Артёму, оба еле сдерживали смех. Адам сидел вольготно, закинув руку на спинку стула, и смотрел прямо на меня. Взгляд внимательный, в уголках губ — самодовольная усмешка.

Ну конечно. Король снова решил показать, что весь зал — его сцена. И я — часть спектакля.

Аня уже тянулась к букету, но я остановила её лёгким движением руки. Взяла розы сама. Тяжёлые, пахнущие слишком сладко, липко. Вздохнула и, не сказав ни слова, прошла пару шагов в сторону. Мусорка стояла возле кафедры.

Я спокойно опустила туда весь букет.

В аудитории на секунду повисла тишина.

Я вернулась к своему месту и села, доставая тетрадь. Разговоры возобновились, но теперь они звучали уже вполголоса, с новыми интонациями. Кто-то прыснул, кто-то шепнул:

— Жесть…

Я не стала поднимать глаз, но всё равно чувствовала его взгляд. Горячий, прожигающий, колкий.

Глава 7. Адам

Я ждал.

Видел, как она вошла в аудиторию, как её взгляд сразу наткнулся на розы. Как её подруга засияла от восторга. Как все вокруг начали перешёптываться.

Идеально. Вот так это делается.

Она посмотрела на букет. Потом — на меня. И я позволил себе ухмылку.

После сцены в коридоре я понял: она девчонка с огоньком. Память мгновенно выдала тот момент.

Я перегородил ей путь, ухмыльнулся и сказал то, что всегда говорил другим:

«Может, я покажу тебе город? Поверь, скучно не будет».

Подтянулся ближе, упёрся рукой в стену рядом с её лицом. Я видел, как другие девушки теряют дыхание от этого движения.

Но не она.

Ева смотрела прямо в глаза, ровно, спокойно — и в следующий миг каблук врезался мне в ногу.

— Никогда так больше не делай, — бросила она холодно и ушла, даже не оглянувшись.

Чёрт, и, если честно, это даже заводило — вот так пытаться к ней подкатить.

…А потом она взяла розы и выбросила их в мусорку.

Секунда тишины ударила громче барабанов. Кирилл замер с полуоткрытым ртом, Артём присвистнул. Я чувствовал, как кровь приливает к лицу.

Что за… ЧТО ЭТО БЫЛО?

Я ожидал улыбки, смущения, чего угодно — но не этого. Никогда не этого.

— Ох… — выдохнул Артём, и в его голосе было неподдельное изумление. — Она только что… Это…

— Это пиздец, — без обиняков закончил за него Кирилл, всё ещё таращась на мусорное ведро.

Она села на своё место так спокойно, будто ничего не произошло. Как будто это не был мой жест. Как будто я — никто.

Внутри всё вскипело.

Она думает, что может вот так… от меня отмахнуться? При всех?

Я сжал кулаки, едва удерживаясь, чтобы не вскочить. Кирилл толкнул меня локтем, еле сдерживая ржач, и шепнул:

— Кажется, король нашёл свою королеву… только она его не признаёт.

Артём заржал вслух, но я лишь улыбнулся уголком губ — холодно.

Но внутри меня всё кипело.

Ты думаешь, это победа, Ева? Нет. Это только начало.

Я весь час сидел как на иголках. Лектор что-то говорил про стадии развития личности, кто-то на задних рядах шептался, кто-то стучал ручкой по столу, но я слышал только одно — тишину после того, как она выбросила букет.

Какого чёрта?

Я привык, что цветы работают безотказно. Они всегда работают. Работали.

Я краем глаза смотрел на неё. Сидела ровно, записывала каждое слово. Ни улыбки, ни смущения — будто ничего не произошло. Слишком спокойная. Слишком холодная.

Я привык быть выбором. Привык быть ответом.

Но она делает вид, что я даже не вопрос.

И от этого внутри всё горело ещё сильнее.

Когда лектор объявил перерыв, я не выдержал. Поднялся и пошёл прямо к её месту. Несколько человек повернулись, наблюдая. Я видел их взгляды, но плевать.

— Зачем? — спросил я, не утруждая себя вступлениями, сжимая край стола пальцами.

Она оторвала взгляд от тетради и посмотрела на меня так, будто у неё было всё время мира. Её спокойствие бесило пуще прямого хамства.

— Если ты думаешь, что меня можно купить, то ошибся дверью. И эпохой.

Прямо в лоб. Без колебаний. Я почувствовал, как губы сами скривились в усмешке, скрывая удар.

— Купить? Да брось. Все девушки любят подарки. Все падки на внимание. Разве не для этого вы крутитесь вокруг нас, надеясь на лучший вариант? — я сделал паузу, давая словам впитаться. — Просто твоя цена, как я вижу, оказалась выше, чем я предполагал.

В её глазах мелькнуло что-то — не злость, а скорее сожаление, как к человеку, который говорит на неизвестном ей языке. Она спокойно отложила ручку.

— Легко рассуждать о «ценах», если никогда не пробовал встать на место других. И видеть в них что-то большее, чем лоты на аукционе.

Я замер. Её слова ударили не громко, но глубоко. Не обвинение, а будто приговор. Она не защищалась — она объясняла. И от этого моя позиция внезапно показалась мелкой и пошлой.

— Ты слишком много о себе возомнил, Адам, — добавила она тихо, но так, что каждое слово было слышно. — Я всё сказала ещё в первый день. Мне не нужны твои деньги, твои цветы и твоё внимание. Оставь его тем, кто в нём нуждается.

И снова вернулась к тетради, будто меня здесь и не было. Будто наш разговор был исчерпан раз и навсегда.

…Я сжал кулаки, чувствуя, как внутри всё кипит. Как она смеет? Как смеет так со мной разговаривать? Смотреть на меня с этой… жалостью?

Я хотел что-то ответить, найти остроту, которая поставит её на место, но слова застряли в горле. Все мои аргументы казались пустыми и дешёвыми на фоне её ледяного достоинства.

Я резко развернулся и сделал пару шагов к своему месту, но обернулся, чтобы бросить через плечо — низко и настойчиво:

— Это ещё не конец, Ева. Я не из тех, кто легко сдаётся.

Она посмотрела на меня так, будто я был надоедливой мухой на её плече.

Кирилл хмыкнул, не поднимая головы от телефона:

— Ну, вижу, букет помог. Особенно мусорному ведру — теперь у него есть стильный аксессуар.

Артём прыснул от смеха, но тут же стал серьёзнее, внимательно глядя на меня.

— Бро, а ты уверен, что надо так загоняться? — тихо спросил он. — Девушка вроде чётко дала понять. Может, не стоит лбом в стену биться?

Я резко повернулся к ним, всё ещё кипя.

— Она не «дала понять». Она бросила вызов. И я его принимаю.

— Вызов? — Кирилл наконец оторвался от телефона с хитрой ухмылкой. — По-моему, она тебя в нокаут отправила, а ты это называешь «вызовом». Но дело твоё. Только смотри, чтобы на кону не оказалось чего-то большего, чем простое самолюбие.

— О чём это ты? — буркнул я.

Артём покачал головой:

— О том, что обычно тебе хватает одной неудачи, чтобы потерять интерес. А тут ты уже который день как на иголках. Это… на тебя не похоже.

Я лишь усмехнулся, отводя взгляд в сторону её парты.

Ничего. Пусть сейчас ей кажется, что она выиграла. Но эта игра только началась.

Я всегда верил в простую формулу: если хочешь понравиться девушке — вложи в неё деньги. Красиво, щедро, эффектно. Слова можно оспорить, но деньги всегда сильнее.