Адвокат дьявола

Глава 1. Ангелочек

Белла Рид в двадцать шесть лет твердо знала три вещи.

Первое: быть красивой в мире серьезных юристов — скорее проклятие, чем благословение. Светло-русые волосы, которые никак не хотели лежать в строгую гладкую прическу, россыпь веснушек на переносице, от которой она тщетно пыталась избавиться тоннами тонального крема, и зеленые, слишком выразительные глаза. Она выглядела не как грозный защитник из зала суда, а как героиня милого ромкома, случайно забредшая не в тот офис. «Миленькая», — снисходительно говорили о ней партнеры, и в этом слове сквозила непробиваемая стена недоверия.

Второе: работа в престижной фирме «Кларк и Эллиот» была ее личным Эверестом. Она вцепилась в эту позицию ногтями и зубами после бесконечных стажировок и бессонных ночей. Ей нужны были деньги. Остро, отчаянно. Снять наконец приличную квартиру, а не комнату в Бруклине. Перестать вздрагивать, глядя на сумму в чеке за ремонт старенькой машины. Быть самостоятельной. Не просить, не одалживать. Просто жить. Эта работа была ее единственным трамплином в нормальную жизнь.

И третье, самое горькое: за два месяца ее здесь никто не полюбил. Коллеги-мужчины видели в ней угрозу или, что хуже, украшение. Коллеги-женщины — выскочку с наивными глазами. Единственным светлым пятном был Джейк. Джейкоб Райт. Друг с детства, первая, неловкая школьная влюбленность, а теперь — старший юрист в соседнем отделе. Он один встречал ее улыбкой у кофемашины, один звал на обед и говорил: «Не обращай внимания, Белл, ты умнее их всех. Просто дай им время». В его взгляде иногда проскальзывало что-то старое, теплое, от чего щемило сердце. Но сейчас было не до этого. Сейчас надо было выживать.

Поэтому, когда Роберт Кларк, один из именных партнеров, чье лицо напоминало гранитную скалу, вызвал ее в свой кабинет, Белла почувствовала не радость, а ледяную тяжесть в животе.

«Рид, у меня для вас дело, — сказал он, не глядя на нее, водя пальцем по экрану планшета. — Испытательный срок, так сказать».

Он протянул ей тонкую папку. Белла открыла ее. И мир сузился до нескольких строчек.

КЛИЕНТ: МОРЕНТИ, ЛУКА.
ОБВИНЕНИЕ: УБИЙСТВО ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ.

Воздух перестал поступать в легкие. Лука Моренти. Имя, которое не произносили вслух, а шептали. О котором писали в желтой прессе, подмигивая и намекая. Молодой, блестящий, опасный. Его строительный бизнес был лишь вершиной айсберга. Говорили, его связи простирались от мэрии до доков, от Уолл-стрит до темных переулков. Он был не человеком, а явлением. И теперь он обвинялся в том, что лично застрелил бывшего партнера.

«Дело провальное, — голос Кларка вернул ее в кабинет. — Прокуратура хочет сделать из этого показательный процесс. Наша задача — обеспечить приличную формальность защиты. Вы подаете стандартные ходатайства, посещаете клиента, присутствуете на слушаниях. Никаких подвигов. Поняли?»

Он посмотрел на нее. В его взгляде не было ни веры, ни ожидания. Была лишь холодная констатация: ты пешка, сделай свой ход и не мешай.

«Почему я?» — выдохнула Белла.

«Потому что я так решил, — отрезал Кларк. — Первая встреча сегодня в четыре. В окружной тюрьме. Не опаздывайте».

Другого варианта не было. Отказаться — значило вылететь с работы, к которой она так отчаянно рвалась. Значило признать себя слабой. Значило сдаться.

---

Дорога до тюрьмы была похожа на путь в чистилище. Блестящие стеклянные небоскребы Манхэттена сменялись унылыми серыми постройками, а затем возник он — массивный, мрачный комплекс за колючей проволокой. Каждая проверка, каждый лязг двери, каждый пристальный взгляд охранника заставлял ее внутренне сжиматься. Она повторяла про себя статьи закона, как мантру, пытаясь надеть броню профессионализма.

Ей указали на дверь. Стандартная комната для свиданий адвоката с клиентом. Стол, два стула, решетка на окне, приглушенный гул системы.

И он.

Мужчина сидел спиной к двери, но и в этой позе чувствовалась невероятная, расслабленная власть. Он откинулся на стул, и даже дешевая тюремная роба сидела на нем так, будто это был халат в дорогом спа-отеле. В его длинных, утонченных пальцах тлела сигарета. Дым медленными кольцами уплывал в затхлый воздух.

Белла сделала шаг. Пол скрипнул.

Он обернулся.

И время остановилось.

Она слышала о его красоте. Читала в сплетнических колонках. Но реальность была… физическим ударом. Темные, почти черные волосы, идеально уложенные, несмотря на обстоятельства. Резкие, четкие скулы, сильный подбородок с легкой ямочкой. А глаза… Серые, как зимнее море перед штормом. Холодные, проницательные, лишенные всякой теплоты. Он был чертовски красив. И сексуален с той первобытной, животной силой, от которой сжимается живот. Но Белла помнила: внешность обманчива. За этой оболочкой скрывался хищник.

Его взгляд медленно пополз от ее практичных туфель на низком каблуке вверх. По строгому, купленному на последние деньги синему костюму, по белой блузке, по ее лицу, задерживаясь на веснушках, на губах, на глазах. Это был не взгляд мужчины на женщину. Это была инвентаризация. Оценка активов. В нем не было ни намека на флирт, только холодный, безжалостный анализ.

Он вынул сигарету изо рта. Губы, идеальной формы, приоткрылись.

— Меня решили развлечь, — произнес он. Голос был низким, бархатным, с легкой хрипотцой от сигарет. В нем звучала не злость, а скучающее презрение. — Прислали золотоволосого ангелочка. Я Лука Моренти. А ты, должно быть, мое наказание.

Белла заставила себя сделать шаг к столу. Положила портфель. Села.

— Аннабель Рид. Ваш адвокат.

Он усмехнулся. Коротко, беззвучно.

— Адвокат. Мило. Ты знаешь, в чем меня обвиняют?
— В убийстве.
— Верно. А ты знаешь, кого я, по их словам, убил?
— Чарльза Мэннинга.
— Чарльза Мэннинга, — он повторил имя, растягивая гласные. — И ты знаешь, что говорят обо мне? Что я дьявол во плоти. Что у меня на счету десятки жизней. Что я продаю души с черного хода.

Он наклонился вперед через стол. Расстояние между ними сократилось. Белла почувствовала запах дорогого табака, мужской кожи и чего-то металлического, опасного.

Глава 2. Первый выстрел

Офис «Кларк и Эллиот» на 42-м этаже башни из стекла и хрома был царством контролируемого хаоса. С восьми утра воздух гудел от звонков, щелчков клавиатур и сдержанных, деловых голосов. Белла Рид чувствовала себя так, будто ее поместили в аквариум с хищными рыбами, и она пыталась изображать из себя водоросль.

Ее стол был в самом центре общего пространства для младших юристов — открытой площадки с низкими перегородками, прозванной «скотобазой». Здесь не было секретов. Каждый разговор, каждый вздох был на виду. Она сидела, уткнувшись в экран ноутбука, но не видела строчек уголовного кодекса. Перед ее внутренним взором все еще стоял он. Лука Моренти. Его холодные, оценивающие глаза, скользящие по ней, как по товару на полке. Фраза, произнесенная с почти ласковой жестокостью: «Значит, будешь адвокатом дьявола».

Она сжала руки под столом, чувствуя, как дрожь, которую она подавляла в тюрьме, накрывает ее с новой силой. Не страх. Нет. Что-то другое. Опасное возбуждение. Вызов, брошенный прямо ей в лицо. И под ним — черный, тягучий ужас от осознания, в какую игру ее втянули.

«Ну что, наша звездная защитница уже составила план, как спасать падшего ангела?»

Голос был сладким, как сироп, и отточенным, как лезвие. Над ней склонилась Кэтрин Моррис, старший партнер из отдела слияний и поглощений. Женщина лет сорока, чья безупречная внешность стоила, наверное, больше годовой зарплаты Беллы. Ее взгляд, полный холодного любопытства, скользнул по простому костюму Беллы, по ее волосам, собранным в небрежный хвост.

«Я изучаю материалы дела, миссис Моррис», — ровно ответила Белла, заставляя себя встретиться с ее глазами.

«Материалы, — Кэтрин фыркнула. — Милая, единственный «материал», который имеет значение в этом деле, — это толщина кошелька Моренти и то, насколько быстро мы сможем от него откреститься, когда его посадят. Роберт дал тебе эту обузу не для того, чтобы ты блистала. А для того, чтобы фирма могла сказать: мы попробовали. Ты — наша красивая, жертвенная попытка. Понимаешь?»

Каждое слово било точно в цель. Белла почувствовала, как кровь приливает к щекам.

«Моя задача — обеспечить грамотную защиту, — сказала она, ненавидя легкую дрожь в собственном голосе. — Независимо от мнения окружающих».

«О, независимость!» — Кэтрин приложила изящную руку к груди в мнимом восхищении. — «Какая прелесть. Надеюсь, твоя независимость поможет тебе оплатить счета, когда после этого провала тебе придется искать работу в конторе, которая составляет завещания для таксистов. Удачи, золотая рыбка. Только не разбей свой аквариум».

Она удалилась, оставив за собой шлейф дорогого, удушливого аромата и унизительного прозвища. «Золотая рыбка». Бессильная, декоративная, плавающая по кругу в отведенной ей банке.

Белла закрыла глаза, пытаясь загнать обратно слезы ярости и унижения. Она вспомнила, зачем все это терпит. Тесную квартирку, которую делила с двумя другими девушками. Постоянный подсчет центов за проезд и ланч. Мечту о собственных четырех стенах, где можно заперться от всего мира. Эта работа была ее шансом. Единственным.

«Не обращай внимания на стервятников. Они чуют слабину».

Перед ее столом возник Джейк. Джейкоб Райт. Ее якорь в этом море лицемерия. В своем идеально сидящем костюме, с чашкой двойного эспрессо в руке, он выглядел как воплощение уверенности, к которой она так стремилась. Его карие глаза, знакомые с детства, смотрели на нее с теплым сочувствием.

«Она просто пытается самоутвердиться, Белл. Ты получила то, о чем она сама мечтала в твоем возрасте — внимание всего города. Пусть и сомнительное».

«Мечтала защищать мафиози?» — горько усмехнулась Белла.

«Мечтала быть в центре событий, — поправил он, садясь на угол ее стола. — Слушай, я просмотрел вчера вечером вводные по делу Моренти. Белла, это самоубийство. Обвинение железобетонное. Свидетели, вещдоки…»

«Цепочка custody нарушена, — перебила она его, нажимая клавиши, чтобы вывести на экран схему. — Смотри. Пропущены подписи, вещдок хранился в неположенном месте. Это грубейшие ошибки».

Джейк нахмурился, вглядываясь. Его профессиональный интерес на секунду взял верх над личным.

«Да, нарушения налицо. Но, Белл, — он понизил голос, — это может быть ловушка. Они знают, что молодой адвокат кинется это оспаривать. А потом, в суде, внезапно появится «утерянная» страница с подписями или свидетель, который «вспомнит», что все было по правилам. И ты окажешься в дурацком положении. Твоя защита рухнет в первый же день, а фирма выставит тебя козлом отпущения».

Его слова были логичны. Рациональны. Именно таким был Джейк — умным, осторожным, просчитывающим риски. Он протянул руку и накрыл ее ладонью. Его прикосновение было твердым, успокаивающим.

«Слушай меня. Делай минимум. Посещай его, подавай рутинные ходатайства, будь учтива в суде. Позволь системе сделать свою работу. А когда все закончится… — он улыбнулся той самой, знакомой с детства улыбкой, от которой у нее всегда теплело внутри, — я поговорю с Кларком. У нас в корпоративном отделе нужны люди с твоим упорством. Настоящая работа. Без этого… цирка».

Это был выход. Чистый, безопасный выход. Сделать вид, отбыть номер, а потом перейти под крыло Джейка. К нормальным клиентам, нормальным делам, нормальной жизни. Возможно, к чему-то большему, что всегда витало между ними, но так и не было сказано вслух.

«Ты прав, — тихо сказала она, чувствуя, как соблазнительная волна облегчения накатывает на нее. — Наверное, я слишком эмоционально вовлеклась».

«Это потому что ты хороший человек, — мягко сказал Джейк, сжимая ее пальцы. — Но в этой игре доброта — роскошь. Будь умной. Я всегда рядом».

Он ушел, пообещав зайти за ней на обед. Белла осталась одна с экраном, на котором мигала схема с явными нарушениями. С мыслью о теплых, надежных руках Джейка. И с ледяным призраком Луки Моренти, который, казалось, наблюдал за ней из самого угла комнаты.

Она потянулась к мышке, чтобы закрыть документ. Следовать совету. Играть безопасно.

Глава 3. Ты будешь слушать меня

Подпись Роберта Кларка под ходатайством выглядела как капитуляция, вырванная силой. Он подписал, не глядя на нее, лишь бросив через стол ледяную фразу: «Вы только что подожгли свой мост, мисс Рид. Надеюсь, вы умеете плавать в ледяной воде».

Белла не ответила. Она взяла подписанные бумаги, вышла из кабинета и понесла их прямо в здание окружного суда на Фоли-сквер. Каждый шаг отдавался в висках глухим стуком: суицид, карьера, конец. Но под этим страхом пылал неукротимый огонь — тот самый, что когда-то заставил ее, восемнадцатилетнюю, часами сидеть в библиотеке, чтобы доказать, что она не просто «милая девочка».

Ходатайство было подано. Теперь нужно было ждать реакции судьи и, что страшнее, реакции Луки Моренти. Она провела остаток дня, пытаясь работать над другими, мелкими делами, но мысли возвращались к нему. К его глазам, наблюдавшим за ней, будто он видел не ее оболочку, а самую суть — тот самый огонь, который она прятала ото всех.

Вечером, когда офис опустел, ее телефон, личный, а не рабочий, издал несвойственную ему вибрацию — долгую, настойчивую. Неизвестный номер.

«Аннабель Рид», — ответила она, пытаясь звучать профессионально.

«Золотая рыбка кусается. Я впечатлен». Голос с той стороны был низким, беззвучным смехом, знакомым до мурашек. Лука. Как он достал этот номер?

«Мистер Моренти, я…»

«Не надо «мистер Моренти». Мы с тобой теперь соучастники, Аннабель. Ты объявила войну моему милому дядешке в официальных документах. Это смело. Глупо до невозможности, но смело». Пауза. «Я хочу тебя видеть».

«Встреча назначена на послезавтра, в тюрьме…»

«Нет. Не там. Там слушают. Приезжай в «Амбар» на Кинг-стрит. Через час. Один из моих людей встретит тебя у входа».

«Это не соответствует протоколу…»

«Протокол, — он перебил ее, и в его голосе зазвучала опасная, стальная нота, — это то, что ты сегодня разорвала в клочья своим ходатайством. Теперь ты играешь в моей лиге. А здесь правила диктую я. Приезжай. Или я найду другого адвоката, а твоя фирма вышвырнет тебя на улицу, как щенка, нагадившего в тапки. Выбор за тобой».

Связь прервалась. Белла стояла посреди темного офиса, держа в дрожащей руке телефон. Он шантажировал ее. Явно, без изысков. И был прав. После ее ходатайства Кларк будет только рад избавиться от нее, если клиент откажется от ее услуг. У нее не было выбора.

«Амбар» оказался не пивным баром, а неприметной дверью между антикварным магазином и пустующим витринным пространством. Ее встретил огромный, молчаливый мужчина в темном костюме, который кивком указал ей на лестницу, ведущую вниз, в подвал.

Лестница открылась в поразительное пространство. Подземный частный клуб в стиле старого Нью-Йорка. Темное полированное дерево, мягкое освещение от бра в форме газовых рожков, запах дорогой кожи, сигар и выдержанного виски. Не было ни шума, ни толп. За столиками вполголоса беседовали один-два человека. Это было логово власти. Тихое, пахнущее деньгами.

Ее провели в дальний угол, в отдельный альков, скрытый от посторонних глаз тяжелой бархатной портьерой. Там, в глубоком кресле, полулежал Лука Моренти.

На нем не было тюремной робы. На нем был простой черный кашемировый джемпер и темные брюки. Он выглядел так, будто никогда и не покидал этого кресла. В его руке бокал с темно-янтарной жидкостью. Рядом на столе стоял второй, пустой.

«Садись», — сказал он, не глядя на нее, изучая содержимое бокала.

Белла, чувствуя себя нелепо в своем рабочем костюме посреди этой роскоши, опустилась на край кожаного дивана напротив.

«Как вы… вас выпустили?»

«За огромную сумму залога и пару телефонных звонков к нужным людям, — ответил он просто. — Временная мера. До слушаний по твоему ходатайству. Дядя Винсент, кстати, сейчас рвет на себе остатки волос. Спасибо за это».

Он наконец поднял на нее глаза. При тусклом свете они казались еще глубже, еще непроницаемее.

«Ты сделала то, на что не решился ни один из моих прошлых юристов. Ты назвала вещи своими именами. За что, я уверен, тебя уже успели растерзать в твоей милой фирмочке?»

«Это неважно», — буркнула Белла, отводя взгляд.

«О, это очень важно, — он отхлебнул виски. — Потому что показывает, что ты либо идиотка, либо у тебя есть стальной стержень. Я пока склоняюсь ко второму. Хотя первое не исключаю».

«Я выполнила свою работу», — сказала она, пытаясь звучать холодно.

«Ты перевыполнила. И за это я хочу тебя отблагодарить». Он пододвинул к ней пустой бокал и налил из хрустального графина той же огненной жидкости. «Пей. Ты выглядишь так, будто готова развалиться».

«Я не пью с клиентами. И я за рулем».

«Твой автомобиль уже отогнан к тебе домой. А я не просто клиент. Я теперь твой благодетель и единственная причина, почему завтра у тебя еще будет работа. Так что пей, Аннабель. Расслабься. Хотя бы на пять минут перестань быть адвокатом дьявола и будь просто… женщиной».

Последнее слово он произнес с такой странной интонацией — не с похабным намеком, а с каким-то усталым, почти человеческим любопытством. Белла смотрела на бокал. Золотистая жидкость искрилась в свете лампы. Запах был густым, ореховым, соблазнительным. Внутри у нее все было натянуто, как струна. Голова раскалывалась от напряжения последних суток. Она чувствовала себя грязной, преданной, одинокой. А он… он предлагал временное забытье.

Она медленно протянула руку, взяла бокал за ножку. Ее пальцы коснулись хрусталя там, где только что были его. Он наблюдал за ней, не мигая. Она поднесла бокал к губам и сделала маленький глоток.

Огонь покатился по горлу, разлился теплой волной по груди, смягчив острые грани страха и ярости. Это был не просто виски. Это было нечто иное. Гладкое, сложное, обволакивающее.

«Что это?» — выдохнула она, кашлянув.

«Огненная вода, — улыбнулся он уголком губ. — По старому семейному рецепту. Самогон моего деда, выдержанный двадцать лет в дубовых бочках. Он лечит и душу, и тело. Если, конечно, не перебрать».

Глава 4. Игра в тени

Шторка в алькове едва успела упасть за спиной Аннабель Рид, как исчезла последняя тень человечности на лице Луки Моренти. Мягкий свет газовых рожков отбрасывал резкие тени на его скулы, превращая его в рельефную маску — холодную, расчетливую, высеченную из гранита той самой подземной скалы, на которой стоял Нью-Йорк.

Он остался в алькове, опустившись в свое кресло-трон. Пальцы медленно обхватили пустой бокал, который она держала. Стекло еще хранило тепло ее ладони. Слабый, едва уловимый запах — не парфюма, а чего-то простого: мыла, стирального порошка для дешевой одежды и под ним, глубже, чистый, неискушенный запах ее кожи. Запах того, кто не испорчен. Идеалиста.

Золотая рыбка. Он мысленно повторил прозвище, которое услышал от ее коллеги в коридоре фирмы (его уши были повсюду). Идиотское, поверхностное. Они не видели. Не видели стальной пружины, сжатой внутри этой хрупкой оболочки. Не видели ярости, горящей в ее зеленых глазах, когда она говорила о брате. Месть системе. Это был знакомый мотив. Грязный, приземленный, но мощный. Такая мотивация надежнее денег. Ею можно управлять. Ее можно направлять.

Он налил себе еще «огненной воды», но не пил. Просто наблюдал, как свет играет в янтарной глубине.

Она сделала неожиданный ход. Смелый до безрассудства. Подать такое ходатайство — это было все равно что бросить зажженную спичку в цистерну с бензином, стоящую посреди лагеря врага. И она сделала это, даже не понимая до конца, каков будет взрыв. По наивности? По глупости? Нет. По той самой слепой, животной ярости несправедливо обиженного ребенка. Это качество он уважал. Его можно было отковать в оружие.

Дверь в альков бесшумно отодвинулась. Вошел Витто, его правая рука, человек с лицом бульдога и молниеносным умом.

«Она уехала. Чисто. За ней не следили. Пока».

Лука кивнул, не отрывая взгляда от бокала.

«И?» — спросил Витто, зная, что его босс ждет анализа, а не отчета.

«И она напугана до чертиков. Но не сломана. Она выпила. Сказала больше, чем планировала. О брате». Лука наконец поднял глаза. «Найди все, что можно, о ее брате. Дэниел Рид. Судимость, обстоятельства. Все».

«Уже в работе», — Витто сделал паузу. «Босс, она… слабое звено. Ею легко манипулировать. Но ее так же легко и сломать. Прокуратура, Винсент… они раздавят ее, как скорлупку».

«Возможно, — согласился Лука. — Но только если она останется одной. А она теперь под моей защитой. Слабое звено, прикрытое самой сильной броней, становится… уязвимым местом для врага. Они будут бить по ней, чтобы добраться до меня. А мы будем использовать каждую их атаку, как петлю на их же шее».

Он встал, подошел к скрытой в панели стены сейфовой ячейке, открыл ее и достал тонкую папку. В ней были не юридические документы, а отчеты частных детективов, расшифровки прослушки, финансовые выписки.

«Дядя Винсент сделал ставку на силу и грубость, — сказал Лука, листая страницы. — Он думает, что можно запугать прокуратуру, купить свидетелей, убрать меня физически. Примитивно». Он щелкнул по фотографии: Винсент Моренти, краснолицый, с сигарой, жмет руку помощнику окружного прокурора на закрытой вечеринке. «Он играет в старые игры. А мир изменился. Теперь сила — в информации. В том, чтобы знать слабости каждого. Его. Прокурора. Судьи. И… ее».

Он снова посмотрел в ту сторону, где сидела Белла.

«Ее слабость — ее прошлое. Ее брат. Ее вера в «систему», которую она одновременно ненавидит и боготворит. И… ее страх оказаться слабой, беспомощной, «золотой рыбкой». — Он почти улыбнулся. — Мы дадим ей силу. Мы превратим ее в акулу. А затем направим туда, где она нанесет максимальный урон».

«Рискованно, — хмуро заметил Витто. — Она может предать. Испугаться и сбежать к ФБР. У нее там связи — этот агент, Донован».

Майкл Донован. Имя, как шип, вонзилось в сознание Луки. Молодой, амбициозный, праведный пес ФБР. Он видел его фото. Видел, как тот смотрел на Беллу на одной из светских хроник (ее случайное попадание в кадр на благотворительном вечере фирмы). Взгляд был… личным. Слишком личным для агента, ведущего дело против ее клиента.

«Донован — отдельная задача, — холодно произнес Лука. — Он верит, что спасает ее от меня. Романтичный дурак. Его чувства к ней — его же ахиллесова пята. Мы будем давить на нее, а он, чтобы «спасти», будет нарушать протокол, делать ошибки. И мы их поймаем».

Он закрыл папку. План выстраивался в его голове с кристальной, почти математической ясностью. Белла Рид была не просто адвокатом. Она была живым щитом и разящим мечом одновременно. Ее публичная атака на прокуратуру через ходатайство уже посеяла сомнения. Ее невинный вид и яростная защита создавали идеальный нарратив: молодая идеалистка против продажной системы, которая подставляет даже такого, как Моренти.

Но для этого ее нужно было закалить. Сломать ее наивность, не сломав ее дух. Это была тончайшая работа. Как алхимия: превращение мягкого металла в булат.

«Завтра в суде, — сказал он Витто, — наши люди в зале. Следить за каждым. Кто на нее смотрит с угрозой. Кто с интересом. Особенно — за людьми Винсента. И обеспечьте ей защиту. Незаметную. Если дядя решит убрать ее, чтобы подставить меня еще и в убийстве адвоката… мы должны быть быстрее».

Витто кивнул, понимая. Защита Беллы теперь была приоритетом номер один.

Зал суда №432 окружного суда на Фоли-сквер представлял собой идеальный микрокосм циничной, работающей на износ системы. Выцветший американский флаг, потертая деревянная мебель, запах старой бумаги, дезинфектанта и немой паники. Воздух был густым от напряжения. Здесь сегодня должны были рассмотреть экстренное ходатайство Аннабель Рид, и весь юридический бомонд Нью-Йорка, казалось, прислал своих лазутчиков — молодых ассистентов с каменными лицами, тайком делающих заметки в телефонах.

Белла пришла за час. Ее сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из грудной клетки и сбежать обратно в метро. Она отчаянно нуждалась в пяти минутах с Лукой до начала, чтобы обсудить последние детали, уточнить линию защиты. Адвокатская комната была пуста. Она вышла в коридор, натыкаясь взглядом на судебных приставов, журналистов с аккредитациями и людей в дорогих, но неброских костюмах, чьи лица ничего не выражали. Его людей. Или людей его дяди? Она уже не могла отличить.

Глава 5. На острие

Судья объявил перерыв после отчаянной, двухчасовой речи Беллы. Воздух в зале казался выгоревшим, выпитым до дна ее голосом, который звучал то как хлыст, разбивающий аргументы обвинения, то как приглушенный набат, призывающий к справедливости. Она поставила все на кон. Она говорила о сломанной системе, о том, как инструменты правосудия могут стать оружием в руках тех, у кого есть деньги и связи. Она напрямую не обвиняла Винсента Моренти — доказательств не было, — но выстроила логическую цепь, которая вела к нему, как к единственному, кому выгодно падение племянника. Она говорила об офицере Ломбарди и его странной связи с компанией-призраком. Она требовала не просто отклонить улики, а назначить независимое расследование в отношении самой прокуратуры.

Когда она закончила, в зале стояла гробовая тишина. Даже привыкший ко всему судья, старый лис с лицом из пергамента, смотрел на нее поверх очков с немым удивлением. Затем взорвался гул. Она сделала невозможное: превратила рутинное слушание по делу мафиози в обвинительный акт против самой машины правосудия.

Белла опустилась на стул за столом защиты. Ее руки дрожали, колени подкашивались. Она чувствовала себя вывернутой наизнанку, опустошенной. Она металась в огне. Огонь исходил отовсюду: от ледяных, ненавидящих взглядов прокуроров, для которых она стала предательницей касты; от испуганных, осуждающих взглядов коллег из «Кларк и Эллиот», видевших в ней самоубийцу, тащащую на дно и фирму; от холодного, аналитического интереса людей в дорогих костюмах, чьих лиц она не знала, но чью принадлежность к клану Моренти чувствовала кожей. Она шла по тончайшему лезвию между профессиональной этикой и личной анафемой, и с каждым шагом это лезвие все глубже впивалось в ее самоощущение, смешивая ее личность с личностью того, кого она защищала. Кто она теперь? Адвокат, борющийся за справедливость? Или уже просто «адвокат дьявола», как он назвал ее? Разница таяла, как дым.

Сквозь этот хаос она ловила два главных взгляда.

Первый — Майкла. Он сидел за столом обвинения, и его взгляд был прикован к ней все эти два часа. Не как агента к противнику. А как человека, наблюдающего, как его самый близкий друг шаг за шагом идет к обрыву. В его глазах не было ненависти, как у других. Там была боль, недоумение и растущая, леденящая решимость. Он видел, как она меняется. И, похоже, уже принимал это как факт.

Второй взгляд — Луки. Он сидел рядом, неподвижный, как статуя, лишь пальцы время от времени постукивали по деревянной столешнице. Но его глаза… Его серые, бездонные глаза были прикованы к ней с такой интенсивностью, что она физически чувствовала их тяжесть, даже глядя вперед, на судью. Он не следил за реакцией зала, не смотрел на обвинение. Он смотрел только на нее. На то, как вздувается вена на ее шее, когда она повышает голос. На то, как она сжимает кулак под столом в момент наивысшего напряжения. На влажный блеск на ее висках от усилия. И на его лице не было ни благодарности, ни надежды. Там было что-то иное: холодное, хищное удовлетворение. Аппетит. Интерес коллекционера, нашедшего редкий, непокорный экземпляр.

Он наблюдал, как создаваемый им инструмент впервые издает чистый, резкий звук. И этот звук ему нравился.

Когда суд удалился на совещание, Луку в наручниках увели через боковую дверь — для видимости. Но прежде чем исчезнуть, он наклонился к ее уху так близко, что его губы почти коснулись кожи.

«Блестяще, Аннабель. Ты заставила старого судью вспотеть. Теперь у дяди Винсента будет бессонная ночь». Пауза. Его дыхание было теплым. «Мои поздравления, адвокат дьявола. Ты только что официально вступила в игру».

И он ушел, оставив ее одну с пустотой в груди и странным, лихорадочным возбуждением под ложечкой.

Когда судья вернулся и сухо, без комментариев, удовлетворил часть ее ходатайства — вещдоки, связанные с Ломбарди, были исключены из дела, а прокуратуре было поручено дать объяснения, — это было и победой, и поражением. Слишком маленькая победа, чтобы праздновать. Слишком большой шаг в пропасть, чтобы чувствовать облегчение.

Она вышла из здания суда в толпе репортеров, отвечая на вопросы односложно, машинально. Коллеги из фирмы обошли ее стороной. Она осталась одна на широких ступенях, глотая прохладный ветер, пытаясь прийти в себя.

«Белла».

Майкл. Он подошел сбоку, без своего напарника. На нем не было уже служебной маски, только усталость и та самая боль, которую она видела в зале.

«Майкл, я не могу…»

«Я знаю. Просто слушай. Я был неправ. В коридоре. Я позволил эмоциям…» Он провел рукой по лицу. «Я видел, как он на тебя смотрит. И я… сорвался. Прости».

Его извинение было неожиданным. Оно размягчило камень в ее груди. Она кивнула, не в силах говорить.

«Давай я отвезу тебя домой. Ты вся на нервах. Ты не должна быть одна».

Она хотела отказаться. Каждый инстинкт кричал, что садиться в машину к агенту ФБР, ведущему дело против ее клиента, — профессиональное самоубийство. Но она была так измотана, так одинока. А он был… Майклом. Старым другом. Человеком, который, несмотря ни на что, все еще заботился. Она слабо кивнула.

Дорога была тихой. Майкл не включал музыку. Город проплывал за тонированными стеклами его служебного седана — безликий, безразличный.

«Ты была невероятной там, — тихо сказал он на полпути. — Я никогда не слышал, чтобы кто-то так… говорил. Ты рискнула всем».

«У меня не было выбора», — прошептала она, глядя в окно.

«Всегда есть выбор, Белл, — его голос стал жестче. — Ты выбрала ему верить. Ты выбрала играть по его правилам».

«Я выбрала следовать фактам!» — вспыхнула она, оборачиваясь к нему.

«Факты? — Он горько усмехнулся. — Факты, которые он же тебе и подсунул? Ты думаешь, информация про Ломбарди и Винсента появилась у тебя по волшебству? Он тебя кормит с ложечки, Белла! Он направляет тебя, как щенка, чтобы ты кусала его врагов!»

Его слова били точно в цель. Она сама это подозревала. Но слышать это вслух от него было невыносимо.