Дорогие читатели!
Надеюсь, история придётся вам по душе! Приятного чтения!
С первого класса я ненавижу Женьку Карпова. А он – меня. Всё из-за одной истории, приключившийся с нами по его вине ещё в первом классе.
Встреча выпускников заставляет мою подругу, решившую стать гуру психологии, считать, что та давняя история отражается на моей жизни и по сей день.
Теперь мне предстоит работать с Женей в одной компании. Сможем ли мы понять друг друга и посмотреть на прошлое новым взглядом? Что увидим мы в школьных воспоминаниях: ненависть или... любовь?

/Пятый класс/
– Ага, влюбился! – поправив роскошные длинные волосы, забранные в хвост, громко заверещала Оля Северова, тыча пальцем в одноклассника, который самозабвенно рисовал синей ручкой пиратский корабль в чужой тетради. Причём не просто в тетради, а на обратной стороне обложки – уже никак не выдернешь этот шедевр и поди потом докажи учителям, что это происки Карпова.
Оля насчёт тетради совершенно не расстраивалась, ведь она была не её, а моя. И потому девочка просто радостно тыкала пальцем в Женю и вопила на весь класс: «Ага, влюбился!» Даже отложила в сторону расчёску, которой приводила в порядок свой хвост. Есть такие девочки-девочки, которые следят за собой прямо с яслей. Им надо вечно таскать с собой расчёску, и они никогда не пропустят ни одного зеркала. Это про Олю. Да, вот такая у меня подруга, а что поделать: мы сидим за одной партой с самого первого класса. Тогда меня хотели посадить с Артёмом, от которого почему-то вечно пахло псиной, и Оля буквально спасла меня, проявив смелость, настырность и обаяние: она уговорила учительницу поменять их с Артёмом местами. И Оля с тех самых пор защищала мои интересы, за что я её очень уважала и ценила – такая подруга стала просто подарком судьбы для робкой девочки, какой тогда была я.
На момент этих криков про «ага, влюбился!» содержание рисунка я не знала и вообще находилась на другом конце кабинета – мыла доску перед уроком, но на вопли моей соседки по парте не обернуться не могла. Было жутко интересно, чего он там изобразил или написал. Вряд ли, конечно, он и правда влюбился – это было бы странно, ведь мы всегда не ладили и один раз даже подрались, но давно, в третьем классе. И была ещё одна история в первом… но о ней все предпочитали особо не говорить.
– Ага! Влюбился, да, Карпов? – Оля снова защищала меня, пока я буравила Женьку недобрым взглядом в надежде, что этот взгляд сильнее любых обидных слов скажет ему всё, что я о нём думаю.
– Ника, он в тебя влюбился! – заметив мой взгляд, уверенно заявила Оля.
Я вздохнула. Да уж, вот и новая подробность: в меня влюбился всё-таки. До этого была хилая надежда, что Оля не меня имела в виду… Но нет, меня… Стало ещё больше интересно, что же он там такого нарисовал, что Северова так голосит?
Пришлось бросить тряпку, попутно подмечая, что один из маркеров не закрыт колпачком. Жаль, что времена меловых досок прошли, и я почти не застала их. Возись теперь с этими маркерами!
Но мне было не до колпачка – пришлось спешить к своей парте, которая, кстати, располагалась на предпоследнем ряду. Да, я тот редкий человек, который отлично видит.
Шла и теребила пальцами свою косу, которая почему-то всегда манила Женьку. Ни дня не проходило, чтобы он до неё не дотронулся! Но стричься из-за этого противного мальчишки я не собиралась!
– Ника! Всё, он спалился! – радовалась Оля, когда я широкими шагами приближалась к Женьке с самым не добрым видом.
Мальчишка оставался невозмутим. Он продолжал корпеть над рисунком, и его волосы, всегда постриженные модно, но не коротко, спадали на глаза, не позволяя мне заглянуть ему в лицо.
Его лучший друг, Ванька, сидящий за третьей партой, хотел поставить мне подножку, но я заметила вовремя и, попытавшись пнуть его ногу носком балетки, возмутилась:
– Гудвин! – обратилась я к нему по фамилии. – Купи себе мозги!
–Ха-ха, – убирая ногу, пробормотал он. – Старая шутка. Бородатая, как Хоттабыч!
Но все ребята, кто были в классе и слышали, засмеялись.
Шутка и правда была старая, но что он хотел? С такой фамилией ему эти шутки ещё всю жизнь слушать, пусть привыкает!
Вообще, я б в его сторону не шутила вообще никак, если б Ванька не был другом Женьки. Но и при этом у Гудвина был шанс не слышать от меня никаких подколов, но он этим шансом не пользовался, продолжая раз за разом помогать мерзкому Карпову доставать меня.
Я грозно прошествовала до своей парты и вырвала из рук Женьки свою тетрадку. В школьные годы я была лишена романтизации всего происходящего, и потому точно знала, что нарисована будет какая-нибудь ерунда. И мне хотелось её поскорее увидеть и искоренить.
Логика Ольгина от меня порой совершенно ускользала. Например, сейчас: вот из чего можно было сделать вывод, что этот противный мальчишка влюбился? Он ведь рисует не сердечки и даже не цветочки, а… пиратский корабль!
Серьёзно. На внутренней стороне обложки моей тетради красовался корабль, нарисованный чёрной ручкой. Он именно красовался, иначе и сказать нельзя: у него были чёрные надутые паруса, и на мачтах развевался по ветру весёлый Роджер.
Но не на красоту картинки смотрела я, а с грустью осознавала, что просто так от неё не избавиться. Хитрый злокаверзный Карпов нарисовал корабль специально там, где его не вырвать.
– Ты! – возмутилась я. – Ты! – Да, не очень красноречиво получалось, но я вновь надеялась на мой выразительный убийственный взгляд, который должен был сразить Женьку наповал. Но не сразил.
– На встречу одноклассников пойдёшь? – спросила у меня Оля, когда мы тёплым весенним, почти уже даже летним днём с ней сидели в кафешке после универа. Хоть вот уже два года мы учились в разных учебных заведениях, но всегда любили пару раз в неделю пересечься где- то в центре Питера и посидеть в кафе. Это стало своего рода доброй традицией, хоть и негласной.
За школьные годы Северова умудрилась стать моей лучшей подругой и даже уговорила пойти учиться в один из выбранных ею для меня универ. Вернее, не совсем уговорила. Это ж Северова! Он мне популярно объяснила, как важен личный выбор и как необходимо делать его осознанно, не оглядываясь на других и ориентируясь только на свои стремления и рынок труда в городе.
В общем, я пошла в престижный универ. И считаю, что это она меня уговорила, потому что красочно расписала, почему выбранная ею профессия наиболее перспективная и прекрасная во всех отношениях. Я бы сама выбрала что-то попроще.
Вообще, Оля надеялась, что мы пойдём в один. Но учиться с Северовой – это не тоже самое, что дружить. И если продолжать дружить я была готова, то продолжать с ней учиться – боже упаси!
– Эй, Ничка, ну так что? – я инстинктивно дёрнулась, уворачиваясь от тычка в бок.
Чуть не пролила сок, и посмотрела на Олю осуждающе. Привычка тыкать меня локтём у неё давно, так что я смирилась, что это навсегда.
– Да ничего, – отмахнулась я. – Не пойду. Ну чего я там делать буду? – спросила у неё и заодно у себя. И принялась пить сок, пока его всё-таки не пролили.
Мы глазели на весенний пробуждающийся от зимней спячки город из окна – ещё далеко не все кафешки организовали беседки на улицах, хоть погода благоволила к этому.
За окном шныряли прохожие, одетые кто как: одни ещё не успели сменить пуховики на куртки, а другие уже приоделись в весенние платья или шорты. Наблюдать за людьми в это время года – уморительно и занятно, только вот Северова всегда считала, что это некрасиво – пялиться на людей.
Она сменила роскошные волосы до пояса на удлинённое каре, но не перестала следить за собой. Северова теперь использовала минимум косметики. То есть, не использовала её вообще. Она была стройна, ухожена и очень уважала себя – это смотрелось лучше, чем любой макияж.
Так что прежнюю школьную фифу Олю было не узнать, но я все эти годы была рядом с ней, и потому перемены прошли для меня плавно и незаметно.
Тёплых воспоминаний от школы как таковых у меня не осталось. Нет, конечно, много чего происходило тогда знакового, важного и интересного, но встреча выпускников – это что-то совсем не моё. Смотреть, как все изменились и как теперь живут – скучно. Мне не было интересно, и я считала подобные мероприятия пережитком прошлого. Когда не было соцсетей, и классы могли хвастаться сплочённостью, тогда встречи имели смысл. Сейчас – нет. Или для меня – нет.
– А я без тебя что там буду делать? – возмутилась Оля. – Ты можешь хоть ради меня пойти?
Я вздохнула и оглядела Олю. Она была одета просто, как-то строго и стильно. Брюки чёрные, классические, рубашка светлая, приталенная, но тоже классическая. Волосы убраны в короткий хвост, а пронзительные голубые глаза смотрят цепко из-под не накрашенных ресниц.
– Оль, ты очень странный интроверт. – Призналась я. – Неправильный.
– И социофоб, – не упустила случая добавить Северова. – Я интроверт и социофоб. Как и большинство предрасположенных к техническим наукам людей.
Нахмурившись, я подумала, что я тоже на технической специальности, так что её высказывание могло относиться и ко мне.
– Чего? – переспросила я. – Это я на своём факультете такой же, что ли, стану к выпуску? – испугалась не на шутку, потому что быть Олей мне бы точно не хотелось.
– Обязательно станешь, – заверила она. – Гуманитарии ориентированы на человека, и человек по своей сути ориентирован на человека, но нас в универе пять лет будут переориентировать, так что мы станем немного со сдвинутыми мозгами...
– Мы с тобой и так со сдвинутыми мозгами, – рассмеялась я. – И именно поэтому на встрече выпускников нам делать нечего!
Очень хотелось поставить точку в этом вопросе, потому что я знала, что встреча выпускников – равно Женя Карпов. А его видеть совершенно не было желания. Он снился мне иногда, мельком, и я считала, что от этого его и так слишком много в моей жизни.
– Да ладно тебе! – Широко улыбнулась Оля. – Сходим, посмотрим, как там все поживают! Я считаю, полезно развиваться и делать что-то, чего не хочется. Вот мне, технарю, интроверту и социофобу пришлось заниматься тренингами и преуспеть в этом, стать гуру психологии, чтобы почувствовать себя полноценной разносторонней личностью, понимаешь?
Про Олину деятельность на ниве тренингов я предпочла не думать, ибо это было ещё больше не моё, чем предстоящая встреча выпускников.
– Нет. – Ответила я. – Не понимаю. А про встречу – тоже нет. Да и чего встречаться-то, не так много времени прошло, не интересно совсем!
Тогда Северова допила свой кофе и посмотрела мне в глаза хитро:
– А на Женю Карпова не хочешь посмотреть? – спросила она лукаво, думая, что использует последний козырь, а на самом деле только усиливая моё желание пропустить сие мероприятие. – Два года с выпускного прошло – каким он стал?
– Идиотом он стал, – ответила я без тени сомнений. – И был, и стал, и всегда будет! Чего на него смотреть?
Пустой стакан из-под сока отставила в сторону и снова уставилась за окно. Разношёрстные прохожие приковывали взгляд, на них можно было смотреть бесконечно. И радоваться, что мы пока студенты, нам не надо на работу. Хотя, предстояла формальная летняя практика, и это несколько омрачало весеннее настроение, поскольку мне бы хотелось пойти куда-то не для галочки, а с толком.
– Слушай, я не понимаю, почему бы тебе не пойти, Ника? – продолжала наседать Северова. Она каким-то чудом умудрялась отличать моё категорическое «нет» от обычного. И сейчас было обычное «нет», которое при должных аргументах может перерасти в «да». – Там же все свои – это раз. – Подруга принялась загибать пальцы. – Ты достаточно успешно устроилась в универ – это два. Красотка, каких поискать – три. Ну и почему не пойти-то? Из-за Жени?
Была у нас с Женей давняя история, которую я не любила вспоминать. Вернее, я любила её вспоминать, но она казалась мне какой-то очень личной, и потому мне нравилось не делиться ею ни с кем. И даже Оля знала не больше, чем было необходимо, чтобы она отстала с расспросами.
С тех пор повелось считать, что воспоминания приносят мне боль и вообще произошло тогда нечто страшное, о чём говорить запрещено. Я не развеивала этот миф, потому что с ним было удобно, и он мне не мешал.
Наверно, из-за этого мифа я могла рассчитывать на то, что на встрече никто не станет досаждать мне Женькой. И сам он с возрастом должен был поумнеть и переосмыслить всё, что тогда произошло, осознать свою неоспоримую вину и прекратить напоминать о себе и доставать меня.
И всё же, стоит ступить на порог школы, как оказываешься словно в прошлом. В том самом школьном времени, и не важно, сколько прошло лет и тем более не важно, что всё немного изменилось, и теперь был иной ремонт и по коридорам носились незнакомые дети. Всё равно эти стены хранили ту атмосферу, которая окутывала и обескураживала, стоило войти в родное здание школы. Всё-таки это здорово – отучиться все годы в одном здании, как я, как Оля, и как Женька с Ванькой…
Я помедлила на пороге, и вошла только когда пришли ещё ученики. Из классов, которых я не знала, старше меня. Вот им, наверно, интересно! Особенно если у них не было в классе никого, как Карпов, и они могли прийти к любимым учителям, которые бы были им рады…
После выпускного я впервые пришла сюда, и мне было ещё невдомёк, что учителя уже не помнят мелочи и обиды – для них мы – страницы прошлого, и потому каждый по – своему дорог, независимо от приязни или неприязни в школьные годы.
Встреча выпускников проходила довольно убого – все просто шатались по кабинетам, навещая любимых учителей, при этом в основном наш класс базировался в кабинете Веры Васильевны – нашей классной руководительницы, у которой за всё время работы мы были единственным классом, который она вела. Мы были её первым опытом. Неудачным, видимо…
Вера Васильевна дружила с Селёдкой – учительницей начальных классов, с которой у нас не заладилось ещё больше, чем с Женей. И, наверно, с этой дружбы и пошла предвзятость ко мне Веры Васильевны. Лично мне видеть её не хотелось особенно сильно. Больше, чем других… Но наш класс собирался в её кабинете, а Северова, как обычно, опаздывала.
Я же, наоборот, пришла раньше всех, так уж вышло, и потому волей-неволей пришлось зайти в родной кабинет, где Веру Васильевну окружили незнакомые мне выпускники каких-то других лет, у которых она классной не была, но предмет свой вела.
Я надеялась остаться незамеченной, но не вышло. Учительский слух чутко реагировал на каждого вновь пришедшего.
– О, Вероника! – обрадовалась Вера Васильевна, выглядывая из толпы ребят, которые тут же расступились, открывая ей обзор на меня. – Ну как ты? Проходи, не стесняйся!
Пришлось и правда подойти. Исключительно, чтобы не создалось впечатление, что я осталась той стеснительной девочкой, какой была раньше.
– Здравствуйте! – поздоровалась я, оглядывая класс. Потому что чем больше смотрела я на ничуть не изменившуюся учительницу, тем больше робела. – Ремонт у вас. Красиво. – Дежурно прокомментировала я перемены в классе.
– Знаю, поступила, куда и хотела, учишься хорошо… – Я кивнула, улыбаясь и ожидая, когда придёт кто- то спасительный, что перетянет внимание Веры Васильевны на себя. Хоть даже Женька! Даже ему буду рада! – А на личном фронте как? – спросила учительница, и я еле удержалась, чтобы не закатить глаза.
Это самый странный вопрос из всех. Странный, но типичный. Нельзя просто взять и не спросить «Как на личном фронте?» у человека, которого давно не видел.
Что отвечать? Встречаюсь периодически с кем-нибудь, но все быстро начинают бесить. Вроде бы некрасиво звучит…
Я пожала плечами:
– Нормально. Замуж не собираюсь пока, – ответила я довольно сухо.
– Помню, как ты не ладила с Женей Карповым… – Она сказала об этом как-то мечтательно и ностальгически, не понимая, что лично я до сих пор дуюсь на неё за несправедливость, которой она одаривала меня каждый раз, когда мы с Женей ругались. – Эх… Как вспомню: какая пара вы красивая была!
А эту фразу она произнесла так, словно вспоминала свою первую любовь, а не двух вечно подкалывающих друг друга школьников. Я не сдержалась и поморщилась. Потому что более некрасивой пары было просто не найти – мы не могли находиться рядом, не ругаясь. Разве это может казаться красивым, даже если внешне мы с Женькой оба ничего, симпатичные?
– Мы не были парой, – напомнила я сухо, поглядев на собравшихся людей, которые посмотрели на меня с нескрываемым интересом, ожидая какой-то занятной истории.
– Ну, так- то, конечно, да… – опомнилась Вера Васильевна, улыбаясь по-прежнему мечтательно, и я отчаялась стереть эту улыбку с её лица. – Но что-то между вами всегда происходило! А как романтично вы тогда, в первом классе…
Она припомнила ту самую историю, которую я не любила ни с кем делить. И использовала по отношению к ней слово «романтично», которое к той истории было точно не пришей кобыле хвост.
Девчонки, которых я не знала, оживились, заинтересовавшись, и стали наперебой просить Веру Васильевну и меня рассказать им, как было дело. Мол, они уже давно выросли и знают, что школьные романтичные истории – это чудесно, прекрасно и волшебно… Брррр…
– Вы расскажите, а я пойду по школе прогуляюсь, – сказала я, рассчитывая поскорее ретироваться и не желая слушать эту историю из уст училки, но тут появилась Северова.
Она вошла бодрым шагом, но на неё никто не обратил внимания. Оля походила на учительницу: в её строгом костюме, с забранными в огрызок хвоста волосами и пронзительным цепким взглядом голубых глаз.
– О чём будут рассказывать? – спросила она у всех громко, а потом поздоровалась с учительницей: – Здравствуйте, Вера Васильевна!
И мы вместе с Олей пошли по лестнице вниз. Я вспомнила, как здесь однажды разговаривала с Женькиной девушкой, и какая я тогда была наивная и милая – страшно вспоминать! Сейчас бы точно не стала ни с кем разговаривать и пытаться уладить недопонимания. А тогда… Эх, ностальгия! Всё-таки пробралась даже мне в сердце, хоть я, кажется, держалась дольше всех, кто явился на эту встречу!
Мы вышли на крыльцо. Там было довольно людно – компании ребят что-то обсуждали, смеялись, но никто не курил, не желая нарушать правила. Но Оля затянулась с удовольствием и с каким-то философским видом. Она знала, что сегодня – можно, никто не станет ругать. Максимум – попросят затушить сигарету.
Облачная погода и правда создавала впечатление ранних сумерек, что-то осеннее чудилось в этом, и даже запахло первым сентября…
– Мда… Курю на крыльце школы, – произнесла Оля, выпуская дым вверх. А потом резко посмотрела на Женю и сказала: – Я, кстати, вас с Ваней как-то запалила, как вы курили за школой в девятом классе, так что не смотри на меня так!
Карпов и правда косился на Олю с нескрываемым отвращением. Но он не растерялся, когда его в этом уличили:
– Видишь, Северова, мы с Ванькой в девятом начали и в девятом бросили, а ты смолишь до сих пор и ещё и радуешься этому.
– А что, курение – это комплекс? – спросила она удивлённо. – Или типа ты весь такой правильный стал?
Карпов пожал плечами, показывая, что ему нет дела до Оли и её курения. И он не собирается обсуждать, каким он стал.
Мы стояли, а Оля курила. Тепло весеннего вечера завораживало, хотелось дышать этим влажным воздухом, пропитанным ароматом черёмухи и столовских булочек.
Послышались голоса ребят и, прежде чем открылась дверь, я заметила, как Оля спешно потушила сигарету и отбросила её, а потом странно проводила взглядом окурок, словно не могла решить, верно ли поступила, выбросив и не докурив.
Вышли несколько наших одноклассников, и Ваня в том числе. Нас сразу заметили, но свои разговоры не прервали, только Гудвин отделился от остальных ребят.
– Ты чего сказал, что мы вернёмся? – спросил Гудвин у Женьки, подходя к нам. – Сказали, школа скоро закрывается, так что продолжение банкета в другом месте, по желанию. Вот решаем, куда податься. – Он кивнул в сторону компании, с которой вышел.
– А пошли в клуб? – предложил бодрый голос Анечки, что вечно сидела на первой парте, но отнюдь не была заучкой. – Девчонки, Женя – пойдём?
Я никогда не дружила с ней. Но она одно время активно клеилась к Ване, и Оля очень осуждала подобное поведение, считая его неподобающим. Уже тогда Северова была уверена, что девушка должна максимально уважать себя и любить, а не увиваться за понравившимся парнем.
Предложение посетить клуб не могло меня заинтересовать в принципе, а от Анечки тем более. Я любила какие-то более вдумчивые мероприятия или, наоборот, более лайтовые, чтоб только свои и никакого пафоса.
– Я пас, – сходу решила я, а потом посмотрела на Женю и Ваню, и ответила Ане: – Может, парни пойдут? – и кивнула на наших спутников.
Было бы чудесно, если б они сейчас спросили у меня что-то типа, дойду ли я сама и дойдёт ли Оля, а потом ушли с Аней. Умом я понимала, что этому не бывать: Северова их сгрызёт, если они решат нас кинуть, и примет это за личное оскорбление.
На моё удивление, ни Ване, ни Жене идея пойти дальше тусить с одноклассниками не пришлась по душе, хоть поначалу Гудвин производил впечатление заинтересованного в продолжении банкета.
– У нас другие планы, ребят, – искренне улыбнулся Карпов, отвечая за всех нас. – Хотим пройтись, поболтать – столько лет же вместе, сами знаете…
Я посмотрела на него искоса и недоверчиво. «Столько лет вместе, сами знаете…» Пффф!
Но странно. Чего это он? Предпочёл провожать нас… Надо заметить, приятно. Только сейчас осознала, что было бы жаль, уйди он с ребятами в клуб.
Ваня и Женя попрощались со всеми, и ребята шумной толпой пошли в сторону гудящего, мерцающего огнями проспекта, а мы остались стоять на крыльце школы.
«Столько же лет вместе, сами знаете…» – стояло в моих ушах ещё долго.
То есть, все знали и видели, что мы – некая компания, в которой постоянно выяснение отношений, но компания от этого не менее устойчива, чем любая другая. Нас было четверо, мы были с первого класса «вместе», но я никогда не смотрела на наше общение под подобным углом.
Можно считать меня занудой, но мне никогда не понять дружеских отношений, основывающихся на чём-то вроде: «Мы столько лет ненавидим друг друга, да мы почти родня!» У меня – не так. С друзьями я дружу, а с теми, кто испортил мне школьную жизнь – я не дружу. Это довольно просто и логично, и я не понимала, как можно видеть ситуацию иначе?
Или это лишь ширма, и на самом деле, внутри нашей четвёрки все мы знаем, кто и кем друг другу приходится. И в частности, что Карпов мне – враг!
– Ладно, пошли, – Женя первым сбежал по ступеням вниз.
Мы последовали за ним.
Оля принялась вести разговор, и мне он не казался интересным. Скучно, буднично, ни о чём… Она старалась говорить с Ваней, и он, как назло, поддерживал её и слушал, словно это могло быть ему интересно.
Я сама не поняла, как мы с Женей отделились от Вани и Оли. Наверняка происки Северовой! Она хитрая! Вот и сейчас: отвлекает Ваню болтовнёй, чтобы мы с Карповым побыли вдвоём. Тьфу!
И Женя хорош! Нет, чтоб прервать скучную болтовню и предложить свою тему – он просто отстал вместе со мной, чтобы не слушать. Мы брели по каштановой аллее вдоль проспекта, и шум машин заглушал голос Северовой. Ей словно не было до нас дела, и она спокойно отнеслась к тому, что мы остались далеко позади.
Ну, Северова! Пригласи меня ещё хоть куда- нибудь с тобой пойти!
В городе давно зажглись огни, но мы свернули от проспекта на улочку, укрытую вечерней темнотой – не непроглядной, но чарующей. Мы с Женей шли молча, прислушиваясь к разговорам Оли и Вани, но не встревая в них и как-то незаметно отставая, неосознанно не желая больше подслушивать их бестолковые диалоги.
Мне повезло. Женька не то не решился озвучивать воспоминания, которые могли стать причиной нового раздора, не то и правда не придавал особого значения тем историям, которые больше всего запомнила я.
Так что про поцелуй мне слушать не пришлось. Зато Карпов рассказал о школьных буднях.
Однажды, в самом начале седьмого класса, нас с Олей решили рассадить. Это было довольно трудно сделать, потому что вариантов, как нас рассадить нашлось не так и много. Мы, дети с отличным зрением, оказались такой редкостью, что хоть в красную книгу заноси.
Сперва Вера Васильевна хотела меня посадить с Женькой Карповым, и это было самое страшное, что я только могла себе представить.
– Нет, только не с Женей! – закричала я, вечно тихая девочка, чуть ли не на весь класс, когда учительница обрадовала меня своим решением.
Женщина посмотрела на меня удивлённо: её поразил мой громкий голос, которого она прежде не слышала. Я даже стихи читала тихо, еле слышно, так что всем приходилось едва дышать, чтобы хоть что-то разобрать.
Но за лето я выросла, поумнела и теперь мне было совершенно не страшно говорить громко.
– Хорошо, – кивнула Вера Васильевна, поправив очки. – Тогда Оля Северова сядет к Артёму.
– За что?! – громко возмутилась Оля. – Это нечестно! Почему из-за Карпова я должна сидеть теперь с Артёмом?! Я вообще отличница, мне надо уступать!
Вера Васильевна поджала губы и поправила причёску, обдумывая Олин аргумент. Минутное размышление привело её к тому, что Северова права. Всё-таки Оля училась отлично, а о том, что от Артёма вечно пахнет псиной знали все, хоть и делали вид, что не замечают. Всё-таки у нас учились тактичные и милые дети.
– Ладно. – Вздохнула учительница. – Сейчас подумаем, как тогда рассадить вас, вместе с Жаворонковой вы не можете нормально сидеть!
К седьмому классу я научилась не бояться подавать голос. Всё ещё терялась, если меня несправедливо обвиняли, но боролась с этим. А подавать голос научилась в совершенстве. И потому крикнула:
– Хочу сидеть с Артёмом! – заявила я.
С ним никто не хотел сидеть –по понятной причине. Но я готова была пойти на любые жертвы, лишь бы меня не посадили с Женькой.
Тогда, делая отчаянный шаг, я не знала, что Карпов нагло обоснуется позади меня. Его законное место было совсем на другом ряду, но он безнаказанно пользовался тем, что не по всем предметам учителям есть дело до того, кто где сидит. И он садился за мной. И доставал ничуть не меньше, чем когда сидел впереди.
На таких уроках Оля часто менялась местами с Артёмом, чтобы всегда иметь возможность защитить меня от Жени. Однако её приоритеты менялись, и она часто старалась учиться, не отвлекаясь. Так что сидеть с Артёмом мне даже начинало нравиться – Северова становилась невыносимой, если предмет интересовал её. А интересовало её практически всё.
– Прекрати, Карпов! – в тот день я была с длинной косой, заплетённой необычным плетением. Эта коса манила Женьку, и он играл с ней карандашом уже минут пять. Резко обернулась на мальчишку, что сидел за партой позади и гневно окинула его взглядом. – Достал уже!
– Тихо! – Оля легонько толкнула меня в бок локтём. – Не мешайте мне!
– И Северова достала, – буркнула себе под нос я, вновь обернувшись на мальчишку, что смотрел на меня своими голубыми глазами, которые казались тогда ещё самыми глупыми на свете.
– Ну хватит, Ника! – взмолилась Северова. – Я же слушаю, ну!
Я безнадёжно вздохнула, и тут услышала комментарий Карпова:
– А ты, Северова, Вороне не "нукай", не запрягла!
Это прозвучало, как защита. Словно этот мальчишка заступился за меня перед моей не в меру серьёзной соседкой по парте.
И я улыбнулась. Впервые в жизни я улыбнулась Карпову. И то только потому, что точно знала: он не увидит этой улыбки.
– Ага, Карпов, влюбился всё-таки? Не можешь далеко от Нички долго сидеть? – спросила у него Оля.
Это её «ага, влюбился» было похожим на секретное словосочетание, которое обычно заставляло Женю отвернуться и на какое-то время забыть про меня.
Но не сегодня. Сегодня настроение у него было на высоте, и он так просто сдаваться не собирался.
Он снова дотянулся карандашом до моей косы и я, почувствовав это, вновь обернулась:
– Я пожалуюсь Вере Васильевне! – пригрозила я.
– А я её не боюсь! – отозвался осточертевший голос с задней парты, и я подумала, что он храбрится.
Чем могла помочь Вера Васильевна, я и сама толком не знала, но на перемене всё же подошла и пожаловалась:
– Пересадите меня! Или его! Он вообще не там должен сидеть! Но не все учителя следят, чтоб все на своих местах были! Невозможно же так!
Вера Васильевна была молодой и безумно нравилась всем детям, так что надежда на понимание у меня имелась, хоть у нас с этой женщиной и были сложные отношения.
– Так, давай по порядку: и чем же тебе не угодил Женя? – спросила учительница с интересом.
Пришлось перечислять всё, чем меня Карпов не устраивает в качестве соседа с любой стороны:
– Женя вечно ко мне пристаёт, карандашом с косой моей играет! – Я схватила косу, чтобы нервно теребить её, и сейчас это оказалось как раз кстати: я продемонстрировала её Вере Васильевне. – Я на него ругаюсь, а меня за это Северова в бок локтём тычет! А тычет она больно, потому что обижается, что мы отвлекаем. Карпов, получается, нам обеим мешает! А она отличница, ей мешать нельзя! – решила и я использовать этот козырь, раз он отлично прокатывал у Оли.
– Но Северовой-то не он мешает, когда все правильно сидят, – огорошила меня этим Вера Васильевна, в потом добавила: – Он же и за ней сидит. И коса у неё тоже есть. А мешает он почему-то только тебе,– она сделала паузу, и я уже заранее нахмурилась, понимая, что разбираться с надоедливым мальчишкой придётся самой. – Значит, ты сама виновата. Даёшь повод.
Да, со времён школы, когда Северова тыкала меня локтём в бок и стремилась к знаниям, ничего не поменялось. Она всё также отлично училась и также больно толкалась. И я всё также нет-нет, да и бурчала себе под нос: "И Северова достала!"
Так что историю, рассказанную Женькой только что, я отлично помнила, но Карпов пересказал её со своей стороны. Каюсь, я почти не слушала его, погрузившись в свои воспоминания. Я бы слукавила, если б сказала, что поход в школу не всколыхнул никаких чувств. На самом деле что-то тёплое и доброе я ощущала от этой встречи с теми, с кем некогда училась. Хорошие ребята, что ни говори! Хорошие, раз самый плохой из них – Женя Карпов, который сейчас провожает нас с Олей домой и мило ностальгирует.
– Ради того, чтобы не сидеть со мной за одной партой ты готова была терпеть Артёма? – поразился Карпов.
Я пожала плечами, пнув пустую банку из-под колы, как раз попавшуюся на пути. Женя догнал её, не дав далеко укатиться, и паснул мне.
– Он хотя бы не доставал меня, – ответила я, прислушавшись к своим чувствам.
– Зато от него воняло, – нашёлся Карпов.
– Зато он не доставал, – легко парировала, хоть и однообразно. – Кстати, я его видела недавно в магазине, – вспомнила я. – Хорошо живёт... и с девушкой к тому же, с симпатичной. Вместе за продуктами ходили, и я их встретила, еле узнала! Прикинь?
– Не удивлён, – Женя подождал, пока я пну банку ему, и она с грохотом покатится по асфальту. Поймал и снова паснул мне. – В его случае надо было срочно искать девушку и жить с ней – кто-то же должен нормально стирать ему вещи, не вонять же всю жизнь!
Я нахмурилась. Никогда ни с кем, кроме Оли, вслух не говорила о том, что вещи Артёма неприятно пахли, и никогда не считала это чем-то, что можно обсуждать так легко и просто. У человека, может, были проблемы в семье, но он оставался хорошим парнем, и потому никто никогда не попрекал его этим запахом от вещей, хоть и все его чуяли.
Но сейчас мой самый ненавистный одноклассник глумился над моим лучшим соседом по парте, и я считала это неэтичным, некрасивым и вообще противоестественным.
И потому я сердито пнула банку в другую сторону, чтобы прекратить эту игру. Потому что мило играть с Женей после его слов – это перебор. Нахмурилась, отвернулась и дальше шла молча.
– Эй, ты чего? – удивился Карпов.
Вот! Вот его истинное лицо! Даже не понял, что мне не понравилось!
– Мне неприятно разговаривать с тобой, – честно ответила я.
Может, Северова права? И я становлюсь интровертом социофобом, который может просто так ответить собеседнику, что он неинтересен и уйти по своим делам? Что ж, тогда я определённо выбрала верную специальность! Потому что тратить время на тех, к кому не лежит душа – это не по мне. Особенно на Карпова.
– Ладно, проехали про Артёма, не дуйся, – всё-таки сообразил он. – Про кого из школы ещё что знаешь? – продолжил стандартный набор вопросов Женька.
Или не стандартный? Или он хочет узнать про кого-то конкретного? Например, про свою бывшую девушку Элину, которая сегодня так и не пришла?
Захотелось ответить как-то язвительно, чтобы достойно отомстить за Артёма.
– Знаю, что твоя Элина считает, ты паршиво целуешься, – ответила я честно. – Встретила её однажды в универе, мило поболтали.
– Обо мне поболтали? – удивлённо переспросил он. Деланно удивлённо. На самом деле глаза смеялись, и парень явно издевался.
– Как видишь, – ответила я хмуро.
Когда он так смотрел, мне казалось, что я проигрываю, и что он глумится надо мной. Словно в подтверждение моих мыслей Карпов неожиданно рассмеялся, а потом предложил:
– Хочешь поцелую, напомню, каково это – целоваться с паршиво целующимся?
Я нахмурилась уже явно. Женя обнаглел и теперь припоминал историю с поцелуем. Это было непростительно.
– Веселишься? – грозно спросила я.
– Да, – честно ответил он. – А почему нет? Ты меня не удивила. Элине от меня помощь нужна была по учёбе, это дураку ясно. А мне от неё – тоже кое-что надо было…
– Я даже догадываюсь, что, – хмыкнула я. – Хотя, мне не жаль вас обоих, если вы решили так друг с другом расплатиться.
Он смотрел на меня, как на ненормальную и забавлялся. Улыбка не сходила с его лица, но, когда до него окончательно дошло, на что я намекаю, парень немного посерьёзнел и как-то даже обиделся.
– Я паршиво целовался с ней, потому что вообще не собирался этого делать, – произнёс он с таким видом, словно это могло быть для меня важным.
– Мне плевать, – честно призналась я, но он не поверил:
– Настолько плевать, что с девчонкой, с которой ты никогда не общалась, ты решила обсудить, как ей было со мной?
Я закатила глаза. Как обычно, всё вывернет так, словно это он мне нужен или, по крайней мере, интересен! Но как бы не так!
– Ты же сам меня проводить захотел! Не так уж и темно на улице, вон, фонари кругом горят! И многолюдно! Так что не надо тут на меня свои чувства проецировать! – Он посмотрел на меня удивлённо, и я ввернула коронную Олину фразу: – Ага, влюбился!
Карпов фыркнул, отворачиваясь, а потом спросил:
– Тебя Северова, что ли, покусала? Или как это сумасшествие передаётся?
– Не покусала. И не передаётся. – Ответила я, обрадованная, что удалось сменить тему. – Сам говорил, что почти скучал по этой фразе! Так что вот, слушай, радуйся: «Ага, влюбился!», «Ага, влюбился!», «Ага, влюбился!»
Теперь веселилась я. Я знала, как здорово эти слова помогали отшивать от меня назойливого Женьку, и была уверена, что инстинктивно он отстанет и теперь, по привычке. Хотя сейчас совершенно не важно, влюбился он или нет, да и само слово «влюбился» давно не воспринималось обзывательством никем, кроме нас четверых.
– А если да? – неожиданно спросил у меня он. – Вот если да, влюбился? И что ты будешь делать?
Вам когда- нибудь случалось на себе испытывать выражение «мир тесен»? Это такое уютное выражение, которое обычно ничего дурного в ассоциациях не вызывает. Наоборот, только приятное, только хорошее и только позитивное. Например, встреча с каким-то давно позабытым другом или преподавателем с первого курса, который всегда ставил хорошие оценки просто по доброте душевной. И вот потом оказывается этот прекрасный человек соседом по даче или по дому, или вообще ходит с твоей подругой в один и тот же кружок йоги. И вот тогда можно покачать головой и с тёплой улыбкой произнести это самое «мир тесен».
Но он тесен не только в хорошем смысле. Оказалось, что и в плохом – тоже, причём крайне невовремя.
Никакой сногсшибательной истории за моим плохим «мир тесен», вообще-то, не скрывалось. За этим скрывался всего лишь Женька Карпов. «Всего лишь» – тоже оказалось понятием растяжимым. С одной стороны и правда «всего лишь Женька» – ничего не представляющий из себя, совершенно не интересный мне парень. С другой – ничего не «всего лишь»! Потому что я не желала ни видеть его, ни знать о нём, ни тем более что-либо о нём слушать.
Но каждый мой одноклассник считал своим долгом при случае рассказать мне о Карпове. И я ещё могла понять тех, кто рассказывал мне про его неудачи, а вот тех, кто про успехи – не понимала совершенно. Они словно рассчитывали, что я сорвусь с места и помчусь портить Женьке жизнь.
Но мне не было до него дела. Он пропал из моей жизни с окончанием школы, и это меня очень радовало. И даже эпизод со встречей выпускников был не в счёт: мы тогда пообщались мало, но и этого мне хватило, чтобы утвердиться в своём мнении: Женя не изменился, и нам по-прежнему не по пути.
И вот внезапно, в самое неподходящее время мир оказался тесен, и в нём снова встретились я и Карпов. И не мимолётно встретились, а надолго, конкретно так, что и не отвертишься.
Это произошло недавно, как раз с началом летней практики.
Я могла пойти, как все, на предложенные университетом места, где практику ставили просто так, где ничего не нужно было делать, и где я б точно не повстречала Женьку. Но я пошла другим путём. Из-за Оли.
– Вот вечно тебе неймётся, – говорила мне подруга семьи тётя Милена. – Пойдёшь спокойненько, отходишь, получишь подписи, и всё – да здравствует лето и отдых!
Мы сидели в здании кафе, ели мороженное, солнце припекало через стекло, и лета и отдыха хотелось неимоверно. Но приходилось смотреть в будущее и признавать, что времена, когда всё лето было моим, прошли. И, чтобы потом иметь возможности полноценно отдыхать на даче, надо сейчас прошарить себе хорошую работу, где и платить будут, и в отпуска запросто отпускать. А то и вовсе уйти на фриланс – это модно и не лишено смысла.
– Не получится у меня лето и отдых в этот раз, – вздохнула я, откусывая вафлю от мороженного. – На работу потом устраиваться, опыт нужен… У меня уже есть на примете парочка мест – там платят немного, зато и практику поставят, и потом можно остаться работать на полставки. Отличный вариант!
Тётя Милена посмотрела на меня с сочувствием. Она вообще не любила всё это: практичность, продуманность, заделы на будущее… Предпочитала жить здесь и сейчас, ловить момент и не уступать обстоятельствам и даже самим законам жизни. Пока что это у неё прекрасно получалось, но в этом отчасти была заслуга её родителей, которые всячески помогали ей и не разрушали её стереотипы. И хоть тётя была уже взрослым человеком, с ней всегда было легко и круто, как с подружкой!
– Ладно, но ты хоть иногда на даче появляться-то будешь? – с надеждой спросила Милена, которая любила природу не меньше, чем я, и потому постаралась устроиться в жизни так, чтоб летом максимально отдыхать. И, будучи другом семьи, купила дачу недалеко от нашей.
– Буду я появляться по-любому, – ответила я. – Как иначе-то. У вас летом днюха, у мамы – тоже. Так что два раза, как минимум, приеду.
Милена погрустнела, и я поспешила заверить её, что всё не так уж и плохо:
– Да ладно, шучу я! Выходные ведь у меня будут, не в городе ж их просиживать! Конечно, буду приезжать, соскучиться не успеете! Да и как знать – может будет так себе опыт. Отработаю две недели практики, и уйду!
Тогда я была преисполнена надежд, уверенности и ожидания лета. Любой расклад меня бы устроил, и я бы нашла, чему порадоваться! Первая работа, дачные приключения и ожидание конца сессии не могло омрачить даже обещанное гидрометцентром холодное лето. Холодное – даже и лучше! Не жалко просиживать на работе! Как раз всё сходится!
– Когда ты так рано радуешься, вечно что-то потом идёт не по плану, – предостерегла Милена, задумчиво намотав на палец рыжий локон.
Я улыбнулась: да, именно так обычно и бывает в моей жизни. Но я наивно полагала, что в этот раз получится иначе.
/Девятый класс/
Ранняя весна пела голосами птиц, трепала волосы свежим тёплым ветром и дарила ощущение безграничной влюблённости в этот мир, согревая лучами озорного солнца самые холодные уголки души.
Наш класс отпустили пораньше. Просто так.
Это бывало не часто, но иногда везло, как сегодня, и все мы торопились покинуть школьный двор, словно опасаясь, что вот сейчас нас заставят вернуться в класс, где на доске остался нестёртым пример по ненавистной геометрии.
Я шла с Северовой, глядя на облака и не замечая ничего вокруг, как вдруг Оля ехидно прокомментировала:
– Думает, он ей нужен! Ха! – и подозрительно ускорила шаг.
Я вообще не поняла, о ком она. Огляделась. Позади нас брёл Ванька Гудвин под руку с какой-то девчонкой, ещё несколько парочек спешно догоняли нас, выворачивая со школьного двора, а впереди…
Впереди неторопливо шёл Карпов со своей девушкой. Шёл так, словно единственный не боялся, что его вернут в класс, и потому не спешил уйти как можно дальше от школы. Он шёл с белокурой Элиной Фокиной, и молодые люди держались за руки, нежно глядя друг на друга. Элина была красива и женственна, постоянно занималась спортом, следя за своими мышцами, который позавидовали бы все фитнес тренеры.
– А-га, – проходя мимо, шепнула Оля на ухо Карпову, благо рост позволял ей это сделать.
«А-га» – это было сокращением фразы «Ага, влюбился!», потому что её не всегда было удобно кричать на весь класс при учителях. А вот безобидное «А-га» – вполне можно выкрикнуть в любой ситуации, и посвящённые точно поймут, о чём речь, а непосвещённые пропустят мимо ушей. С самого второго класса, когда Оля впервые возопила «Ага, влюбился!», Северова не упускала возможности напомнить Карпову о его любви ко мне всякий раз, как он подворачивался под руку. И вот в последние годы фраза «Ага, влюбился!» плавно преобразовалась просто в «А-га!», но все мы и половина нашего класса отлично знали, что скрывается за этими тремя буквами.
Лично я не собиралась обгонять влюблённых и предпочла бы просто свернуть на другую улицу. Все ребята шли из школы раньше времени, и лично мы с Олей никуда не торопились, так что вполне могли и обойти этого типа с его девчонкой. Прекрасный день – отчего бы не прогуляться и не насладиться весной?
Но Оля не могла так. Вот и сейчас, крепко вцепившись в мою руку, Северова пошла на обгон парочки со стороны Женьки и шепнула ему своё «а-га».
Он повернулся к нам и улыбнулся Оле. Я, честно, вообще на него смотреть не собиралась, но всё равно не удержалась. Ожидала, что он привычно что-то буркнет в ответ, но нет, парень одарил Олю очаровательной улыбкой, подмигнул и ответил: «А-га!»
Я восприняла это, как утверждение. Да, он влюбился. В Элину, очевидно. И потому настроение у него слишком прекрасное, чтобы ехидничать в ответ на «а-га!»
Но мы уже мчались вперёд, я изо всех сил старалась утянуть нас с Олей подальше от этого неадеквата с его неожиданно показавшейся мне красивой улыбкой.
К девятому классу все наши мальчишки изменились и повзрослели. Одни как-то замкнулись в себе, другие же, наоборот, вдруг стали классными и востребованными. Оля не встречалась ни с кем из наших, а я часто гуляла с Артёмом из параллельного. В отличие от нашего одноклассника с таким же именем, от этого всегда пахло приятно, он следил за собой, но не безумно тщательно, а в меру, как и положено настоящему мужчине. Он не ходил в тренажёрку и не постил пафосные посты о том, как прокачать ту или иную группу мышц, но при этом занимался спортом и фигуру имел отличную. И мускулы, и рост, и обаятельное лицо – всё было при нём.
Я с ним просто гуляла, даже не целовалась и не собиралась этого делать, потому что Артём, хоть и был внешне безупречен, в общении оказался жуткий зануда. Но встречи с ним помогали мне самоутвердиться и убедить окружающих, что у меня имеется некая личная жизнь. Причём довольно неплохая – с таким-то красавчиком!
Артём всегда держался в школе особняком, но его все уважали. Так что о том, что он редкостный зануда, знала только я, а вот о том, что он потрясающе красив и что мы с ним часто бродим вместе вечерами знали все, и это мне нравилось.
И вот сегодня я впервые заметила, что у Женьки красивая улыбка. Знаю, что это вышло случайно и ошибочно: он просто шёл со своей Элиной и не смог вовремя перестроиться или просто не захотел вестись на провокацию Оли. И потому у меня осталось странное неприятное чувство, словно этот нежный взгляд и эту очаровательную улыбку мы... украли. В этом было что-то личное, а мы украли. Это как подсмотреть в чужой дневник и узнать о человеке что-то прекрасное, но не предназначенное для тебя, что-то, что могло бы расположить тебя к этому человеку, но по факту лишь ложится неприятным осадком на совести.
– Да не тяни ты так, Ничка! – возмутилась Оля. – Растянешь мне свитер!
Я нахмурилась в ответ. Какой может быть свитер, когда я только что видела ненавистные глаза влюблёнными, а губы, вечно искривлённые в усмешке, нежно улыбающимися! Да у меня психологическая травма!
– Это некрасиво было, – заметила я, желая донести до Северовой суть, но, как всегда, потерпела неудачу.
– Вот, уже лучше, – похвалила Оля. – Ты права, тянуть людям одежду – это некрасиво…
– Да при чём тут твой свитер! – возмутилась я, опасливо обернувшись на парочку, которой не было до нас дела. – Я про этих двоих! Некрасиво было отвлекать с этим «ага», да и глупо это…
– Это для тебя глупо, да? – набычилась подруга. – Карпов тебе всю жизнь испортил! Испортил и даже не попытался ничего исправить, извиниться там или типа того… Так что теперь пусть всю жизнь о тебе помнит!
Он помнил и так, это было заметно с каждым подколом, с каждой усмешкой и с каждой моей очередной испорченной тетрадкой. И, если уж быть честной, он, помнится, как-то извинялся, давным- давно, но я не сочла его порыв выразительным. Потому что сложно давать оценку искренности и извинениям, когда ты всего лишь в первом классе.
После того непонятного сна я долго валялась в кровати и смотрела в потолок, по которому то и дело пробегали отсветы фар проезжающих по улице машин.
Я лежала и вспоминала тот день, который стал переломным в моих отношениях с Женькой. Тогда я, признаться, не думала, что те события станут важными, что именно тогда творилась важная часть истории моей школьной жизни. И жизни в целом, если так подумать.
Тот день, когда всё пошло не так, не предвещал ничего дурного. Наоборот, всё начиналось прекрасно: мы с классом отправлялись на экскурсию в Выборг. Это было отличное время для подобной поездки – осень, начало учебного года, первый класс.
Мы тогда все так мало друг друга знали, но я уже подружилась с Олей, потому что не подружиться с ней после того, как она пересела на место Артёма рядом со мной, было невозможно. Тогда я и представить не могла, что потом, спустя годы, с радостью буду сидеть с Тёмой, предпочтя его Оле и Женьке.
Придя в школу, я не знала почти никого, потому что пошла в учебное заведение не по прописке, и потому на этой экскурсии мне было ужасно интересно пообщаться в другими детьми в необычной обстановке.
Прекрасная ведь была затея! Золотая осень, масса впечатлений от первой в жизни совместной поездки, знакомства, которые должны потом перерасти в дружбу на век… или в ненависть на век, как в моём случае.
В автобусе со мной села, конечно, Оля. У нас с ней сразу сложились добрые товарищеские отношения, поскольку она всегда охотно защищала меня от Женьки. И не давала слова его другу – Ваньке Гудвину, который вечно норовил вписаться в наши словесные перепалки, инициатором которых неизменно был Карпов.
За время первого месяца учёбы мы с ним и Олей как-то часто менялись местами, но в пределах последней и предпоследней парты и крайнего ряда.
В первые дни Женька сидел перед нами.
И с самого первого сентября он любил обернуться и как-то напакостить мне, но меня это не очень раздражало, а вот Оля не прощала ему не малейшей шалости в мою сторону. Она, как оказалось, ходила с ним в один детский садик и потому считала своим долгом защитить меня от старого знакомого. Она вообще училась в садике с половиной нашего класса, и успела ещё там со всеми разругаться, так что теперь дружила исключительно со мной.
Где сел в автобусе этот тип, Женька, я не обратила внимания, а вот Оля заметила и сказала, облегчённо вздохнув:
– Фух! Карпов с Ванькой сели в начале, отлично!
Я пожала плечами. Мне было наплевать, где сел Карпов.
С поездкой не заладилось с самого начала – у автобуса пробилось колесо ещё на трассе, и водитель стал менять его. Повезло, что это происходило за городом, и мы с учительницей и несколькими сопровождающими родителями пошли гулять по садоводству, в котором оказались.
Пригород пах спелыми яблоками, радовал глаз красными гроздьями рябины и манил пройти по кривым улочкам.
– Вы можете прислать нам другой автобус? – нервно вопрошала в трубку телефона Селёдка, обладательница точёной фигурки и копны светлых завитых волос, которые то и дело нервно поправляла.– Почему нет? Я не понимаю, как можно так организовывать поездки!
Пока она с кем-то ругалась, мы беззаботно гуляли.
Я заметила, что Женька с Ваней уже нарвали где-то яблок, и теперь были довольные и гордые.
Оля потянула меня к ним. Она уже тогда не любила, когда про неё забывают или обделяют.
– А нам? – спросила она строго у мальчишек. – Мы же тоже яблок хотим!
Лично я не очень хотела, если честно. Но стало интересно, как ребята отреагируют.
А они отреагировали просто. Как будто и не доставали нас никогда, а относились ровно и адекватно.
– Да берите – не жалко, – пожал плечами Женька и достал из карманов два яблока.
Протянул их нам в двух руках, и я с сомнением посмотрела на предложенный фрукт. Казалось, что должен быть подвох! Но его на первый взгляд не было.
И на второй – тоже. И вообще, всё было нормально: и реакция Женьки, и яблоки.
Тогда я вдруг подумала, что и правда поездка может помочь нам наладить общение, раз начало уже положено.
– Спасибо, – поблагодарила я за угощение.
Оля тоже поблагодарила и тоже взяла яблоко. Ребята отвлеклись на что-то, и я посмотрела на Северову удивлённо.
– Что? – не поняла она. – Делиться надо! А то дожили – пока не попросишь, не угостят!
Она уже тогда была уверенной в себе и считала, что мальчики должны ухаживать за девочками, даже если у них противостояние. Потому что противостояние культуре не помеха.
Случай с яблоком впоследствии казался мне каким-то отвлекающим манёвром судьбы.
Когда автобус починили, нас спешно загнали в него, и мы поехали. Кажется, жутко опаздывали, и Селёдка очень переживала по этому поводу.
Но дальше добрались мы без приключений.
Всё окончательно пошло не так с момента, когда нужно было разбиваться на пары у самого парка Монрепо, который входил в нашу культурную программу. Этим занялась Селёдка, почему-то перед посещением парка разрешившая родителям, которые ехали с нами, пока отправиться в город. У них там были какие-то дела, которые они планировали сделать в свободное время, но свободного времени из- за колеса не предвиделось.
Вообще, когда искали взрослых для сопровождения, выяснилось, что никто ехать не хочет, но, благо, нашлись те, кто согласился, но с условием, что им дадут время на личные дела.
Это было крупной ошибкой.
И вот всех уже разбивали на пары, а Северова как раз уронила зеркальце под сиденье и рыскала в автобусе.
Меня водитель выгнал, чтоб не задерживала народ, и я вышла на улицу, где цепкая рука Селёдки схватила мою и вложила в руку Карпова. Причём проделала это так быстро, что я не успела даже подумать о том, чтобы возмутиться. Да и не получилось бы, наверно, на меня Селёдка шикнула бы, и я от обиды снова не смогла бы ни слова произнести.
Я ошарашенно посмотрела на Женьку, а он улыбнулся мне как- то радостно, что ли… Не к добру это. От его сияющего ехидного взгляда я растерялась окончательно и поняла, что надо бить тревогу. Почти начала паниковать, когда услышала звонкий спасительный голос Оли:
/Первый класс/
Меня накрыло вечером следующего дня.
После сумасшедшей субботы в парке Монрепо всё воскресенье мы провели с семьёй, с Миленой Сергеевной и её братом – ходили на аттракционы, в кафе, в боулинг – в общем, всюду, куда ноги вели. Взрослые здорово общались, да и мне было нескучно, и никаких мыслей про субботние приключения не оставалось.
Дома мы вышли погулять со щенком, которому выбирала имя Милена. Это я предложила, чтобы оказать ей честь за спасение нас. А у неё оказалась бедная фантазия, и потому имя предложил её брат – математик, и теперь пса звали Вектор.
Пёсик, видимо, пережил стресс похлеще нас с Карповым, и потому одной прогулки ему хватило с лихвой. Он предпочитал отъедаться и отсыпаться, хоть и был активен на улице.
И вот, мы вернулись вечером домой, я забралась в кровать… и меня накрыло.
За окнами как раз было темно, и начался дождь, и мне вдруг стало очень жалко себя и страшно за нас с Карповым. Говорят, что трусливый боится до, нормальный – во время, а смелый – после. Означало ли это, что я смелая, я не знала, но сейчас стало очень страшно от осознания, что вчера мы едва не остались ночевать в тёмном парке под прицелом мраморных глаз таинственного старца с валуна. И нас не искали, а ведь мы могли и правда сорваться со скалы или угодить в другую неприятность! И с Миленой нам повезло несказанно, а ведь могло и не повезти.
И вообще, моя жизнь вчера была в такой опасности, в какой не была прежде ни разу!
И подверг её опасности ни кто иной, как Женька Карпов! Подверг шутя, играючи, совершенно безответственно и нагло! И ещё самоуверенно считал, что он подарил мне приключение!
– Я ненавижу его! – заявила я, когда мама зашла в комнату пожелать мне доброй ночи. – Мама, я ненавижу Женьку Карпова! – уточнила, а то мало ли, она не очень поняла, о ком я.
– Да брось ты! – она тепло улыбнулась и присела на край кровати, а я насупилась, делая вид, что обижена на подобное непонимание и села, подтянув колени к груди.
– Это всё из-за него! – постаралась объяснить свою позицию я. – Это он отобрал у меня резинку и умчался с ней! Был бы он нормальным – ничего бы не случилось!
Мама призадумалась. Сегодня ко мне относились с особым трепетом, осознавая, что вчера могли потерять. И от этого бережного трогательного отношения я острее понимала, что вчера произошло нечто неправильное и ужасное, хоть и благополучно закончившееся. И виноват был Карпов!
– Может, он влюбился? – предположила мама.
Она была первая, кто произнёс это слово относительно меня и Женьки. Даже Оля тогда ещё не говорила так, и потому я опешила и посмотрела на маму, как на ненормальную.
Её серые (но умные, а не как у Женьки!) глаза по-доброму смеялись, и она совершенно не осуждала Карпова, что казалось мне абсолютно диким и неадекватным.
– Ага, влюбился он, как же! – отмахнулась я, и меня это тогда ничуть не смутило: я не до конца понимала смысл этого слова и оно больше было для меня обзывательством, чем описанием невероятного чувства. – Он просто дурак!
Дурак – это тоже было чисто обзывательством, но менее серьёзным, чем обвинение во влюблённости. И Женька был просто дурак. Но я его ненавидела. За то, что переполошил моих родителей, за то, что теперь неизвестно, как смотреть в глаза Селёдке, с которой вчера уже за полночь были шумные разборки у нас в коридоре… И, конечно, за то, что вчера мне и самой пришлось испытать страх.
Мама же моя совершенно не обижалась на него и даже видела что-то позитивное в произошедшем, и пыталась показать это насупившейся мне:
– Но зато вы спасли щенка, а так бы он там ещё невесть сколько сидел! Подумай – это как раз благодаря Женьке Карпову. – А потом она и вовсе предложила нечто несусветное: – Давай пригласим его к нам как- нибудь? Уверена, он будет рад посмотреть, как обустроился ваш Вектор.
– Вот ещё! – фыркнула я. – И Вектор мой, он к Карпову никакого отношения не имеет! Ни за что на свете не позовём Женьку в наш дом! Ты знаешь, как Селёдка на меня взъестся за то, что вы ей наговорили?
О, тогда я зрела в корень! Селёдка и правда очень обиделась на меня…
– Это мы ещё мало наговорили! – нахмурилась мама, вспомнив вчерашний день. – И я, и Милена Сергеевна всё высказали! Это ж надо так профукать детей! На попутках и взрослым опасно ездить, а вам – тем более! Повезло, что всё хорошо закончилось!
Как могло закончиться, я не стала спрашивать, но поняла одно: мама и Милена правы, а Селёдка – нет. И она, эта глупая училка, виновата передо мной и перед мерзким Карповым тоже. Она виновата перед нами, а не мы перед ней, потому что мы дети и потому что мы в итоге добрались до автобусной стоянки, но нас попросту забыли.
– Это пусть спасибо скажет, что мы дело замяли, – продолжила мама. – И то это потому, что Милена добрая душа, и потому что собакена спасли – вроде и правда всё к лучшему, так что ладно, пусть легко отделалась ваша Селёдка!
Прежде мама говорила, что это некрасивое прозвище для этой женщины, но теперь сама охотно называла её так.
Я подумала, что и правда, повезло ей, что у нас все добрые, и что всё хорошо. А вот у противного Карпова нормальные родители, интересно? Они простили и поняли учительницу или нет?
– А Женькины родители что? – спросила я. – Приходили?
– Нет, сюда не приходили, – ответила мама. – Надо хоть на родительском собрании с ними познакомиться…
Я вытаращилась на маму во все глаза. Ну и глупости приходят ей в голову!
– Не надо с ними знакомиться! И от них, и от Карпова надо подальше держаться!
А мама о чём-то задумалась. Как выяснилось, о Женькиной семье.
– Милена их тоже не видела. – Сказала мама. – Представляешь, Женя один в школу и из школы ходит. Так что ключи у него были, мы с Миленой его проводили, а с родителями так и не встретились. Его сестра дома была, старшая. Сказала, на работе взрослые…
К двадцати годам я твёрдо поняла, что друзья могут быть разными и совершенно не обязательно иметь с ними общие увлечения. Друзья перестали быть тем, чем были прежде, но «своих» людей я всегда ценила и берегла.
Так, с Олей мы остались добрыми подругами, хоть она с возрастом стала совершенно невыносимой и, если я познакомилась бы с ней сейчас, то ни за что не подружилась бы. Она об этом знала и всегда отвечала:
– Я б с тобой – тоже. Не выношу таких людей.
И мы дружно смеялись, потому что история не знает сослагательного наклонения, и мы с Северовой продолжали быть подругами и любить друг в друге что-то более глубокое, чем внешняя мишура. Оля была умной, честной и никогда не подводила. С ней было интересно и имелось много общих воспоминаний. Это придавало нашему общению особую ценность – друг с другом мы становились более… самими собой. Теми самими собой из школьных лет, которые сейчас вспоминались с особым теплом и даже трепетом.
– Я нашла тебе работу! – заявила как-то раз Ольга, когда я жаловалась, что практику нам предлагают бестолковую и бесперспективную.
– Да? – без особого энтузиазма переспросила я. – И что это за работа? Как мне может найти работу человек вроде тебя?
– А что со мной не так? – поразилась Оля, делая вид, что оглядывает себя.
Вообще, она была неотразима. Всегда. Со времён школы у Оли выработался свой стиль. Что-то среднее между строгим офисным и практичным. Точного определения я дать не могла, но Оле вся её одежда очень шла, хоть зачастую и скрывала совершенную точёную фигуру.
Минимум макияжа, но непременно идеальные брови и какие-нибудь необычные крупные серьги в этно стиле, не совсем подходящие одежде.
– С тобой всё прекрасно, – устало ответила я, сидящая тогда напротив неё в каком-то вегетарианском ресторане и неспешно поедая морковный десерт изящной ложечкой. – Но ты со своими практиками, психологией и прочим, а я, понимаешь ли, недоинженер.
– И что? – поразилась Северова. – Там как раз любят взять кого-то с универа и взрастить свой кадр. Что ты вечно так скептически настроена? Прошли времена, когда студент – это студент, нищий и работающий в лучшем случае менеджером или дворником. Я тебе и нашла место недоинженера в приличной компании, продвинутой, современной… Настолько современной, что меня к себе стабильно приглашают, тренинги провожу, сплочаю их коллектив, – она говорила о компании с уважением.
Оля, как истинный психолог, уважала свою работу и не считала себя ненормальной, и потому всегда оценивала тех, кто готов платить за её курсы и тренинги, как перспективных и думающих людей. А те, кто прекрасно обходился без мозгоправов и не считал нормальным платить деньги за самокопание, считались Северовой людьми недалёкими и дремучими, не ценящими и не любящими себя настолько, чтобы побаловать себя её обществом.
– Знаешь… – засомневалась я. – Вот как раз то, что они приглашают тебя – это первая причина, почему я к ним не пойду. Раз им нужны эти тренинги от тебя, то там точно все психи, как на подбор!
– Да ладно тебе! – махнула она рукой. – Там не все приходят, это по желанию… обычно…
Я от скучности разговора достала смартфон и зашла в соцсети, посмотреть, чего пишут мне люди. Люди мне не писали ничего, а вот навязчивая реклама не заставила себя ждать.
– Оль, вот благодаря тебе у меня вечно в ленте всякая хрень типа «Зарабатывай, не выходя из дома втрое больше, чем сейчас!» Тьфу, надоели уже! – Я отложила телефон. – Одно меня от них спасает – как увижу, сразу вспоминаю, как тебе тогда текст рекламный писали, помнишь?
Ольга отхлебнула только что принесённый официантом зелёный чай и потому чуть не подавилась, но активно закивала:
– Конечно, помню, ты к каждому слову придиралась!
– А как было не придраться? – спросила я. – Если ты пишешь «раньше я работала с семи до девяти, как и все вы». Ну вот кто эти «все», Оль? – до сих пор поражалась я однотипности и глупости этих рекламных постов. – Ну хоть одного мне покажи человека с графиком пятидневка и чтоб с семи до девяти.
– Ты придираешься! – махнула рукой Оля. – Всяких полно. На таких, как ты, моя реклама и не рассчитана. Ты слишком много думаешь.
– И от этого, видимо, слишком хорошо живу. – Сочла я за комплимент её недовольство. – Тебе надо привлечь совсем днище, которое легко развести, вот только не на что их разводить, потому что они дно, и у них нет денег… Замкнутый круг какой-то, не?
Оля вновь отмахнулась:
– Ничего ты не понимаешь! Надо просто развиваться во всех направлениях. Та реклама, может, и тупая, но она как раз на тупых и рассчитана, так что свою аудиторию нашла и мне пользу принесла. Но теперь я выше этого. Теперь я общепризнанный гуру психологии.
Я прыснула, и Северова тоже залилась смехом, признавая, что она вовсе не «гуру психологии», но непременно заставит поверить в обратное всех окружающих, а может, и себя заодно.
– Как кто-то может нанять психологом такого неустроенного в жизни человека, как ты? – поразилась я.
Мне всегда казалось, что «сапожник без сапог» можно простить в любой профессии, кроме этой.
– Я не неустроенная в жизни, я свободная. Это модно и это круто, – уверенно заявила Оля. – И тебе я выбью зарплату вдвое больше, чем у выпускников вашего универа. Ну как, пойдёшь?
Пойти ужасно хотелось. Не из-за зарплаты даже, а для опыта. Но Оля… Я как-то очень настороженно относилась к ней с тех пор, как заподозрила в тайной любви к Карпову. Моя подруга давно перестала быть «лучшей», она стала просто другом детства, и я поумнела, научившись видеть и признавать недостатки друзей, но от этого не меньше любить их.
И вот теперь Северова предлагала мне то, о чём я могла только мечтать, жалуясь ей на предстоящую практику и неидеальное обучение.
Но Оля…
Это её увлечение… вернее, работа «гуру психологии» меня коробила. Мне казалось, она так привыкла постоянно вешать на уши людям лапшу, что и мне может навешать. Не со зла, а по профессиональной привычке.
/Одиннадцатый класс/
Начало последнего учебного года выдалось каким-то сумбурным. Отовсюду на нас давили этим ностальгически жалостливым настроением. Все родные вздыхали, приговаривая, мол, как летит время, и как мы будем скучать по школьным годам.
Лично я скучать не собиралась и с радостью ждала перехода в университет. Там мне нравилось, туда я с самого сентября каталась на подготовительные курсы и там я чувствовала себя спокойно и уверенно. Никто не норовил подставить меня, посмеяться или обозвать Вороной. Там было прекрасно в первую очередь потому, что Карпова в моём универе не было! Там я могла выстраивать новые отношения и с преподавательским составом. Меня любили, ценили, я всем нравилась. И, опять же, не было рядом Женьки, чтобы всё мне испортить.
И школу я воспринимала теперь по-другому. Доходить, дотерпеть и больше никогда не возвращаться!
– Только посмей поступать в мой универ! – предупредила я Карпова как-то на перемене, когда урок уже почти начинался, и Женька зачем-то пересел на своё старое место, прямо передо мной.
Он рассмеялся:
– Какая ты грозная! А что будет, если поступлю?
Я снова растерялась, а сидящая рядом Оля по обыкновению пришла мне на помощь:
– А ничего, просто мы все поймём, что всё это время ты реально по Ничке сох!
Женька усмехнулся, а потом ответил:
– Не парься, Ворона, я другой себе выбрал. Но не скажу какой, а то зашлёшь в мою группу свою подругу, а она ко мне будет с поцелуями лезть всякий раз, как с кем-то увидит, – он говорил это, глядя на меня, а я следила за реакцией Северовой.
Ей было пофиг. Совершенно. Словно и не про неё сейчас говорили.
Я мне хотелось уничтожить Женьку за его подколы. Не подсылала я тогда Олю! Она сама пошла!
Но повисло молчание, и Северова продолжила тему:
– Я уже тоже выбрала… Жаль, с Ничкой у нас вкусы разные, в один универ никак. А у тебя Ваня куда пойдёт? – спросила она с любопытством.
Наша четвёрка тогда воспринималась, как два лагеря: мы и они. А ведь и правда интересно, разойдёмся ли мы своими путями или нет. И ведь Гудвин – это почти Женька, с ним тоже в одном универе не очень круто учиться.
– Эй, – длинные жилистые пальцы Карпова щёлкали у меня перед носом. – Эй, Ворона, ты чего? Ещё рано страдать, нам вместе ещё полгода тусоваться в школе.
Я презрительно фыркнула и отвернулась, стукнув его по руке, чтобы он убрал её от моего лица.
Он убрал и повернулся к доске: в класс как раз пришёл учитель.
А я всё думала и думала, вспоминала и приходила к выводу, что Оля вечно подставляла меня! Вечно! И, наверно, не меньше Женьки внесла вклад в мою не заладившуюся школьную жизнь. Да, она защищала, но как-то странно… Да одна история с поцелуем только чего стоила! Мне ж Женька всю жизнь будет припоминать!
Всё, решилась: на перемене мне предстоял разговор с Олей… А пока мы не поругались, можно было ещё немного посекретничать, тем более, что урок предстоял скучный.
Мне не пришлось начинать разговор, Оля написала мне в мессенджере, но у меня не вовремя села батарейка, и я даже не успела ничего прочитать.
– С тобой, Ника, как в каменном веке! – возмутилась Оля, когда я продемонстрировала ей погасший экран смартфона.
Я растерянно улыбнулась ей, а потом заметила, что на нас обернулся Карпов. Привычно состроив друг другу рожицы, мы вернулись к своим тетрадкам.
И тут Оля сунула мне под локоть клочок бумажки.
Да-да, со мной, как в каменном веке, это точно.
Развернула клочок и прочитала на нём вопрос: «Ну как твой Игорь? Идёте сегодня куда?»
Игорь был не мой. Он просто совпадал со мной по времени и по желанию идти пешком от метро, так что на подготовительные курсы я ходила с ним. Он был странным типом. Таким, с сюрпризами. Например, имел странные хобби: увлекался парашютным спортом и был прицепером, за что я сразу стала относиться к нему как-то предвзято. Ну не понимаю я тех, кто рискует своей жизнью, при этом подвергая риску других. Так что пока он рассказывал о парашютах, я слушала его восторженно, а вот как дошло дело до второго его хобби, так Игорь стал казаться мне каким-то пустым.
Кроме того, его хобби не подходили его внешности – это был милый мальчик с вьющимися светлыми волосами и накачанной фигурой. Такие обычно знают о своей красоте, тусят в крутых компаниях и выкладывают стильные фотки в инсту, а не рискуют жизнью ради сомнительных увлечений.
В общем, странный он был тип, но всё равно я ходила в универ с ним, поскольку как-то так повелось, да и вообще: с универа многие шли, прогуливаясь, а вот в него предпочитали на транспорте. И только мы с Игорем никогда не спешили и могли себе позволить добираться так, как захотим.
«Сегодня мы с Игорем идём в универ!»
Так я ответила Оле, которая отказывалась верить, что он не мой парень.
«А потом?» – спросила она.
«А потом – с универа», – накарябала я неровным торопливым почерком.
«Целовались хоть?» – спросила Оля, а мне не хватило места ответить и пришлось лезть в сумку и вырывать новый клок бумаги из тетради по химии: химичка всегда была лояльна к подобным моментам.
Отложив исписанный клочок, я написала ответ: «Оль, ну вообще не интересен Игорь».
«А Карпов?» – она написала этот вопрос, и я, прочитав его по мере написания, смутилась.
Женька сидел рядом, и даже думать о нём мне не хотелось, потому что, казалось, он может прочитать мысли.
Ответить «нет» я не могла, потому что помнила свой сон, где мой первый поцелуй достался Карпову, и это не показалось ужасным. Так что, наверно, он всё-таки нравился мне, хоть наше общение давно уже устоялось и сводилось к шуткам, подколам и детским глупостям.
Но я знала, что уже больше никогда ни с кем таких отношений не сложится, и потому как-то дорожила ими. Не хотелось бы, чтоб Карпов просто на меня вдруг забил… Столько лет противостояний могли закончиться либо эпично, либо прозаично. Скорее всего, второе: мы просто разойдёмся каждый своей дорогой.
Первый рабочий день подкрался незаметно.
Идя на работу, я мало волновалась. На сессии и так перенервничала, и могла точно сказать: сдавать экзамен страшнее. Теперь меня было ничем не напугать!
Работы всё же в городе много, а универ, в котором учишься - один, и поменять его куда сложнее, чем работодателя. Так что провала на собеседовании я не боялась, да и первого рабочего дня - тоже.
Милена звонила вчера и желала удачи, а заодно поинтересовалась:
– Ты уверена? Оля у тебя странная…
О, это она ещё не знала, насколько странная! Мы с Миленой не говорили о школе. Женщина больше дружила с моей мамой, чем со мной, но, когда я выпустилась и пошла в универ, у нас неожиданно началось общение. Так что про Женю она тоже знала только то, что мы с ним тогда потерялись. Больше ничего. Хватало других тем.
Милена дружила с нашей семьёй столь долго, что история с Монрепо стала размытой, не яркой и не вспоминалась уже много лет. Эта дружба обросла новыми историями, в которых чего только не было, так что воспоминаний хватало и без Монрепо.
– Оля странная, – Милена считала так, хоть и относилась к ней неплохо. – Мне кажется, есть в ней какая-то боль… И не думаю, что хорошая идея пойти работать по её наводочке.
Я лишь пожала плечами. Что может пойти не так, если работу предлагает проверенная подруга? Да, своеобразная, немного повёрнутая на Женьке, но подруга же! Причём предлагает работу, на которой сама в некотором роде работает и точно знает, что там всё хорошо!
«Там и правда всё может быть хорошо. Но не для всех», – промелькнула мысль, но уже всё было договорено, и на следующий день я отправилась на трудоустройство. Хорошо идти по знакомству – никаких собеседований и нервотрёпки!
И вот я стояла в огромном помещении с нескольким десятком столов, спрятанных от лишних глаз перегородками. Рядом со мной стояла Карина– местный кадровик, которая оформила все документы и привела меня на рабочее место.
– Вероника Михайловна Жаворонкова, – представили меня всем в офисе. – Будет проходить у нас практику и, мы все надеемся, впоследствии она останется у нас, в нашем дружном коллективе!
Женщина говорила без пафоса и вроде как не издевалась, так что у меня появилась надежда, что тут и правда дружный коллектив.
Я смотрела на всех, а все, поднявшись со своих мест и подойдя ближе к нам, смотрели на меня. И тут я заметила Женю.
Вроде бы знала, что он работает здесь и что мы увидимся и будем видеться каждый день, но всё равно увидеть его было как-то… сильно. Это не школа, и как себя с ним вести тут, не понятно…
Меня окружили полукругом, и Карпов стоял за спинами сотрудников, но как-то всё равно выглянул, и я сразу заметила его и его насмешливый взгляд.
Мы не виделись со встречи выпускников, то есть, около месяца, и потому его лицо ничуть не изменилось, и было точно таким, каким я и ожидала его увидеть.
– А вопрос можно? – спросил он у женщины из отдела кадров, переключив на себя всеобщее внимание.
– Да, конечно, Евгений, – ответила она.
Я впервые услышала, чтобы кто-то обратился к Женьке по полному имени. Евгений. Это почему-то вызвало у меня улыбку. Вряд ли Оля кому-то поведала о нашем противостоянии, так что и Женин вопрос кадровичка могла воспринять только, как общий, без подтекста.
– А как вот Вероника Михайловна нашла нашу компанию? – спросил он насмешливо, выделив интонационно моё полное имя, которое он тоже произносил впервые. – Или это вы нашли её? У нас же не было вакансий вроде?
Вопрос дал мне понять, что Женя тоже не в курсе затеи Северовой… Значит, она особо не говорила обо мне тут в общем и в частности с ним.
– Веронику нам посоветовала пригласить Ольга Вячеславовна, – сдержанно ответила кадровичка. – Перспективные студенты нам нужны, вы же знаете.
Женя усмехнулся и бросил:
– Так и подумал. Но решил уточнить. Спасибо за ответ.
Он первым направился на своё рабочее место, а потом разошлись и все остальные, пожелав мне хорошего дня.
Я расположилась за предложенным мне столом и первые часы бездумно изучала сайт компании.
Так началась моя офисная жизнь.
Работу мне давали простую, не интересную, но зато я справлялась. И к обеду первого же дня уже чувствовала себя полезной и не лишней в этом офисе.
Обедали сотрудники кто где: поблизости было много столовых, на любой вкус. Но женатые и малоимущие предпочитали есть на специальной кухне, где стоял огромный стол и восемь стульев, так что все желающие могли разместиться.
Я относила себя к малоимущим, поскольку с моей зарплатой ходить каждый день в столовую было бы расточительным. Женатым жёны готовили на работу обеды, и, конечно, такие ребята предпочитали питаться домашней пищей.
Были в отделе и две женщины – она средних лет, другая почти на пенсии. Но они ходили в столовую – обе занимали не плохие должности и потому имели хороший оклад, так что не хотели заморачиваться с готовкой дома.
Итак, я оказалась на кухне, где обедали наши сотрудники, и среди них я знала лишь одного – Женьку. Он тоже обедал здесь.
Я пришла вторая, как раз после него. Потому что идти первой было неудобно, а потом, когда все уже рассядутся, тоже как-то стрёмно. До последнего надеялась, что первым зайдёт не Карпов, а кто угодно другой…
Но Женька так Женька, в конце концов!
Я взяла свой пакет с едой и зашла в кухню, где Карпов как раз копошился в холодильнике.
– Тут обычно все места заняты? – спросила я осторожно, а то мало ли, займу чьё-то место, некрасиво получится.
– Нет, обычно половина свободны, – ответил он, не отвлекаясь от своего занятия.
У него оказалось несколько контейнеров, сметана и что – то ещё. Он не парился и питался на работе, как дома.
Я скромно поставила в микроволновку свой контейнер и уставилась в окно.
Чайки кружили над невысокими крышами цехов, кричали, пикировали к воде – рядом располагался порт, его было частично видно из больших окон. Но и трубы, заводские неприветливо серые здания тоже были прекрасно видны, вписываясь в общий пейзаж весьма органично.
Северова не была штатным сотрудником, и потому в мой первый рабочий день встретить подругу не получилось. Может, оно было и к лучшему, поскольку, кто знает, как она повела бы себя здесь. Оля была достаточно непредсказуема, чтобы начать и здесь кричать Жене «Ага, влюбился!»
Этого совершенно не хотелось, тем более, я после встречи выпускников начала подозревать, что даже с Женей можно нормально общаться, если начать наше общение с чистого листа.
И, наверно, именно этого мне бы и хотелось: посмотреть, что он за человек на самом деле, какой он, если его не ненавидеть?
Но я так и не решилась прямо предложить ему это, надеясь, что нечто подобное предложит Оля на своём тренинге. Скажет, познакомьтесь заново или представьте, что школьных отношений не было.
В общем, свой первый рабочий день я завершила вполне достойно, больше с Женей не разговаривая и быстро умотав домой.
А на следующий мне пообедать на кухне не дала Северова, хоть я и оделась с иголочки, нацепив красивое летнее платье, делающее меня женственной и прекрасной. Женя должен был узреть меня и понять, что человек с такой ангельской внешностью не может быть его недругом.
Но Карпов был каким-то неправильным. Мы встретились с ним лишь мельком, и я поздоровалась и улыбнулась:
– Привет, Жень!
– Привет! – ответил он, даже не упомянув моё прозвище, зато оглядывая меня с ног до головы.
Я даже смутилась.
Моё платье и должно было произвести подобный эффект, но пристальный взгляд смущал сильно.
Женька молча смотрел на меня, и мне казалось, что я нравлюсь ему. По крайней мере, внешне и в данный момент.
– Классная одёжка! – произнёс он, когда встретился со мной взглядом.
И пошёл дальше, на своё рабочее место. Я осталась стоять, раздумывая: это он меня так хотел обидеть или обрадовать? Надо бы на остальных испытать, скажут чего-то одобрительное или нет. Я в этом плане очень рассчитывала на обеденное время, поскольку утром все были сонные и никому не было дела до комплиментов и разглядывания друг друга. Да и вообще не факт, что кто-то решит мне сказать что-то по поводу внешнего вида.
Но пришла Оля и сразу подошла ко мне, разрушив мои планы втираться в доверие коллективу милым внешним видом:
– Поедим в столовке, тут знаю одну, там хорошо кормят! – сказала она мне. – А после обеда – все как раз в переговорную, ко мне на тренинг.
Не стала с ней спорить. Кухня пока манила меня мало, я ещё не распробовала всей прелести обеденных бесед, и могла радоваться только экономии от непосещения столовых. А красивые летние платья у меня и ещё есть – можно хоть всю неделю в разных ходить. Ещё успею покрасоваться!
Но на кухню мы всё же заглянули – Оля желала подойти к кофемашине. Она всегда делала себе слабый кофе – ей больше нравился запах, чем вкус.
На кухне пока ещё никого не было, и потому мы с Олей оказались там одни. Она по случаю объяснила мне, как пользоваться кофе машиной, и именно за этим занятием нас застал вошедший Женя. Он, как позже выяснилось, всегда приходил обедать раньше всех, и в этот раз его не смутило ни моё присутствие, ни присутствие Оли.
Он сухо поприветствовал Северову, к моему удивлению ничего не сказав про то, что та устроила меня сюда на работу.
Я поспешно ретировалась с кухни, и вскоре Оля тоже вышла, попивая горячий напиток. У неё была маленькая изящная чашечка, из каких обычно пьют кофеманы, но они растягивают удовольствие, а Оля пила быстро, и потому вскоре мы были готовы идти кушать.
Итак, в обед мы с Олей сидели в столовой, и первое, что она у меня спросила, было:
– Ну как я тебе? Нормально?
Я пожала плечами, задумчиво помешивая ложкой суп-пюре:
– Не знаю, я тебя пока не видела «в деле», – честно ответила я. – Круто, конечно, что ты себе такую практику устроила: и оплачивают, и верят в тебя…
– Да я не про это! – рассмеялась подруга. – Я сегодня в мужской футболке. Ну как, нормально?
Я оглядела её. Футболка, как футболка. Белая, в меру просторная – обычная такая. И к чему Оля мне про неё сказала?
– У тебя кто-то появился? – спросила я, силясь понять, к чему клонит подруга.
– Нет, но ведь однажды появится! – оптимистично ответила Северова, снова сбив меня с толку.
– Эмммм… Это типа так по фэн-шую какому-нибудь надо делать? – предположила я. – Типа если хочешь в свою жизнь призвать парня, то надо носить мужскую футболку?
Северова рассмеялась. Она не любила подобные сомнительные методы.
– Да нет же! Вот ты вечно придумаешь! «Призвать в свою жизнь парня»! Надо ж так сказануть!
Я решила пока поесть суп, а заодно подождать, пока подруга отсмеётся. Лично мне казалось, что это она вечно что-то придумывает, а не я. Вот про футболку эту сейчас…
– Ты меня совсем не слушаешь, – вдруг отсмеявшись, Оля сменила тон на обиженный. – Или ты прикалываешься? Или реально не понимаешь, почему я в мужской футболке?
Я реально не понимала. Хотя Северова права, и я не всегда её внимательно слушаю, потому что внимательно слушать всё, что она говорит – нереально. И даже вредно.
– А вот ты опять в новом платье! – укоризненно посмотрела на меня подруга.
– Да, – ответила я.
Моё платье не было прям уж новым, но смотрелось хорошо, я нечасто надевала его. Оно имело бежевый цвет и синий цветочный принт – нежное, милое… Я хотела пока заявить о себе внешне, поскольку хоть робкой со времён школы я быть перестала, а входить в коллективы резко и с напором так и не научилась. Да, я уже не была той девочкой, которую несправедливые обвинения могли лишить дара речи, я долго работала над собой, и теперь могла давать отпор любому. Но вот природная застенчивость осталась, и потому я предпочла просто показаться всем божьим одуванчиком, пока Карпов не наговорил всем обо мне разных гадостей. Не знаю, способен ли он на подобное, но в гадости про девушку в милом платье мало кто поверит в любом случае.
– Эх, и да… – разочарованно пробормотала Оля, когда провожала меня до рабочего места, а ребята отстали, решив заглянуть в курилку, хоть половина из них и не курили. – Только в города и играть вам с Карповым, когда был шанс как-то больше узнать друг друга…
Ну не знаю, мне лично понравилось. А почему нет? Хорошо провели время, весело, не пробираясь никому в душу и не ставя никого в неловкое положение. Так что игра в города – это весьма неплохой вариант.
Только Северова так не считала и даже погрустнела от того, что Женя оказался столь неинициативным.
Я покосилась на неё опасливо:
– Надеюсь, лифт не из-за тебя застрял? Не твоя затея?
Северова посмотрела на меня, вмиг обретая вновь хорошее расположение духа, а потом, под моим подозрительным взглядом, и вовсе рассмеялась:
– К сожалению, нет, не моя! А жаль!
– Чего это жаль? – хмыкнула я. – Опасный ты становишься человек…
Да-да, скоро я начну её бояться. Может, Милена была права, когда советовала не идти на эту работу? Мало ли, что придумает Оля. Запрёт нас на неделю в кладовке какой-нибудь, куда заманит хитростью, и что тогда делать? Её маниакальное желание доказать, что Женя в меня влюбился, поражало своей живучестью. Уже и годы прошли, и уже совершенно очевидно, что Карпову я до лампочки, а Оля не унимается!
Она всё ещё веселилась – моё подозрение про лифт ей понравилось.
– А что? Отличная идея! Глючный лифт, как помощь в налаживании отношений сотрудников! Надо предложить здешнему генеральному, – размышляла смеющаяся Северова. – Глючный лифт у него как раз в наличии, а так польза от него будет! Только если не так бездарно возможности использовать, как вы с Женей сегодня!
Я остановилась и огляделась: вроде никого. Если тихо говорить, никто не услышит. Хотя, пусть слышат и знают!
– Ты не думала, что нам эти возможности не нужны? – спросила я у убеждённой в своей правоте Оли. – Ни ему, ни мне… – и посмотрела ей в глаза серьёзно.
Оля тоже прекратила веселиться и постаралась стать строгой, но не вышло, и потому она ответила мне просто по-дружески, без пофоса:
– А мне? – спросила Северова. – Что, если эти возможности ваши нужны мне? Ты можешь мне помочь? Это ж какое личное достижение – помирить вас с Карповым! Это ж я тогда могу гордиться собой и быть уверенной, что мне всё по плечу! Конечно, в резюме это не напишешь, но важно самоощущение, понимаешь?
Я оглядела её, в этой мужской футболке, в строгих брюках и с этим не украшенным косметикой лицом.
– Как по мне, ты и так собой гордишься и уверена в себе. Вполне достаточно. И с самоощущением у тебя всё супер. Не стоит перебарщивать и мирить меня с Карповым. А то совсем зазвездишься!
Оля махнула рукой, а потом замерла, глядя в окно, у которого мы остановились в коридоре. Я тоже шагнула к подоконнику, оперлась на него локтями и посмотрела вниз.
Там, на парковке, стоял и грелся на солнышке Ваня, прислонившийся к машине спиной. Его внешносте шёл этот дорогой автомобиль, и я сказала Северовой:
– Сфоткай. Красиво смотрится! Покажем ему потом!
На это предложение Оля фыркнула, потом помолчала и задумчиво произнесла:
– Знаешь, он раньше казался мне полным придурком…
И замолкла вновь. Я смотрела на безмятежного Ваньку и мне он казался вполне милым и мирным. Кроме того, мы с ним хорошо пообщались на встрече выпускников, так что теперь этот парень вызывал положительные эмоции в отличие от Карпова, с которым всё было, как и всегда, сложно.
– А сейчас? – поинтересовалась я, не выдержав.
Северова посмотрела на меня как-то удивлённо:
– Сейчас? – переспросила Оля, и мне пришлось напомнить ей, на чём закончился наш диалог:
– Ну… «раньше казался» подразумевает, что что-то поменялось.
– Да нет, ничего не поменялось, – она беззаботно рассмеялась. – Раньше казалось, теперь уже не кажется. Он реально полный придурок, просто привыкла уже как-то… К Карпову вот тоже привыкла. Всё-таки моя профессия расширяет кругозор и позволяет понимать людей лучше, чем они сами себя.
Я только вздохнула. У Оли всё может свестись к двум темам: Карпов и самолюбование. Обе эти темы меня раздражали, так что я предпочла пойти работать, тем более что близилось время посещения Олиного кабинета.
На первом занятии у Северовой мне было разрешено ничего не делать, а сидеть, смотреть и слушать. «Наблюдать и восторгаться», – как сказала не страдающая скромностью Северова.
Должна признать, что ни слушать, ни смотреть на проведение сего мероприятия оказалось совершенно невозможно, потому что хотелось хохотать в голос от того, как себя вела моя подруга. Пафос, уверенность, взгляд, осанка, различные модные термины – всё это так смешно смотрелось для меня, что я готова была прыснуть от смеха в любую секунду. И, судя по физиономиям присутствующих, не только я. Смешно было всем, но каждый держался, и я тоже не могла подвести коллектив. А то ведь засмеёшься – и все не удержатся. Некрасиво получится, да и Оля мне не простит. Скажет, что это я её авторитет подорвала.
К счастью, у меня с собой был плеер, и я включила его, воткнув в уши наушники. Благо, волосы длинные и распущенные – отличное прикрытие. А то не хочется обидеть подругу…
Погрузившись в музыку, я просидела целый час, отведённый для Ольгиного тренинга, совершенно не замечая ничего вокруг. И вот, в конце часа, все, кроме Оли, встали и пошли не в сторону выхода, а к проектору, и это показалось мне странным настолько, что наушники я вынула.
И как раз вовремя! Потому что Карпов спросил недовольно:
– Ну долго тебя ждать, Ворона?
Я растерянно поднялась с кресла и направилась к ребятам, пытаясь на ходу понять, при чём тут я. И, может, вообще не стоило идти, и от меня ждали чего-то другого… Например, что я стану что-то говорить…
Но я подошла к Женьке, раз это он возмущался, и спросила у него: