Странная лучистая звезда пересекла ночной небосвод и врезалась в склон ближайшего утеса. Золотисто-алое сияние на мгновение осветило все вокруг.
Видно было как от сильного удара в воздух взметнулись десятки крупных заостренных глыб. Поднялась каменная пыль и скала, в ночном полумраке казавшаяся черной незыблемой громадой, изменила свою форму. На ее боку образовалась большая воронка.
Куски каменного монолита посыпались по склону, подпрыгивая, ударяясь друг о друга и раскалываясь на мелкие осколки. А затем долетел и низкий гул от удара. Земля вокруг задрожала.
Мальчик Хади, с удивлением наблюдавший за падением, вцепился в заостренные бревна, чтобы удержать равновесие. Еще мгновение назад его внимание привлекла эта необычная звезда, что падала с небес на землю. Хади видел и раньше падающие звезды, но такую крупную и так близко от себя впервые.
Мальчику показалось, что звезда живая. Ее центр пульсировал ярким серебряным светом и из него торчали с десяток заостренных лучей с сияющими гранями. Падая, она оставляла за собой бледный желто-фиолетовый след, что быстро померк, сразу же после удара о скалу.
Хади охнул и покачал головой. Будет что завтра рассказать друзьям. Вот они удивятся! И даже позавидуют ему наверняка. Мальчик заулыбался, представляя как поутру все разинут рты от его рассказа.
Ночное охранение подходило к концу и утро было уже совсем близко. А там новый день. И новые труды и заботы, и забавы, которых не так уж и много в его родной деревне в долине Закатных скал. Но пока что все родичи Хади спали, кроме него и еще двоих мальчишек, что охраняли покой деревни далеко с других ее сторон.
Ночная тишина и перемигивающиеся в черном небе сотни звезд завораживали. Мальчик оперся о жердь, что служила ограждением на защитной стене деревни, на которой он стоял и, запрокинув голову, пытался найти среди них свою любимую Ушас. Потому он немного удивился когда воздух рядом с ним наполнился шипением десятков летящих как будто с неба жарких огней.
Одна из горящих стрел пролетела совсем близко от головы Хади. Она пронеслась с гудением огромной дикой пчелы и обдала лицо мальчика волной обжигающего жара. Длинные его волосы зашипели и нос учуял запах паленого.
Падая, стрелы вонзались в землю и в крыши больших круглых юрт, в которых спали его родичи. Хади закричал со всех сил. Многие его родные выскакивали спросонья и пытались тушить огонь, который с треском пожирал их уютные жилища. Стало светло как днем и воздух кругом заволокло сизым дымом.
— Огонь! Туши! — взволнованные крики понеслись над деревней. Но пожар быстро набирал силу и пожирал все на своем пути.
Со стороны входных ворот раздались гулкие и мощные звуки ударов. Снаружи кто-то выламывал их, с остервенением раз за разом нанося сильный урон. Крепкие бревна покрывались трещинами и плевались щепками. Вскоре они не выдержали и со стуком рассыпались по земле. В открытый проем со свистом и криками врывались в деревню свирепые воины вооруженные кривыми, тускло блестящими ятаганами.
Родичи Хади, полураздетые, сжимая в руках кто копья, а кто и мечи, бежали навстречу врагам и вступали в бешеную рубку. Ночную тишину сменили скрежет, звон металла и злобные выкрики.
Хади с высоты стены видел как его друг Мартан за руку вытащил из своей пылающей юрты сестренку Анхру и потащил ее прочь от яростно дерущихся воинов. Огонь же тем временем взвился до небес. Воздух наполнился многоголосым криком женщин, что пытались потушить бушующее пламя и боевыми криками мужчин.
Хади мигом скатился по лестнице и, набрав полную грудь воздуха, с криком побежал к воротам, возле которых яростно дрались его отец и братья. На ходу он достал кинжал, чтобы помочь родным и прикрывать им спины.
Тем временем, Мартан, одногодок Хади, крепко сжимая маленькую ладошку сестренки, продолжал тащить ее, упирающуюся и заспанную, за околицу.
— Пусти, Мартан! Где мама? — хныкала девочка и испуганно озиралась, по щекам ее текли крупные слезы. Черные волосы, растрепанные после сна, отливали заревом пожарища.
— Бежим, Анхра, бежим! Мама сейчас придет! — быстро повторял мальчик, не останавливаясь. Они оказались у охранной стены, где у местных мальчишек был припрятан потайной лаз и Мартан силой затолкал туда сестру, а затем нырнул в темную нору сам.
С наружной стороны было темно и прохладно. Дети, измазанные копотью и землей, испуганно озирались и ждали когда их глаза после яркого огня привыкнут к предрасветному сумраку. Из-за стены доносился жуткий гул и треск пожираемого пожаром дерева, звон сталкивающихся клинков, злые крики и плач женщин, но людских голосов становилось все меньше.
— Бача! Дохтарак! — зло крикнул высокий воин, взобравшийся на охранную стену и увидев внизу детей. В правой руке он сжимал ятаган, лезвие которого было покрыто темной жидкостью.
— Бежим, Анхра! — Мартан снова потащил сестренку за руку в сторону невысокой скалы, что была совсем рядом. Девочка, не сопротивляясь и размазывая слезы по грязным щекам, засеменила за ним, чуть не путаясь в подоле длинной, почти до самой земли, грубой, льняной рубахи. Длинные ее черные волосы раздували порывы прохладного ветра.
Брат с сестрой бежали по пологому склону холма, покрытому высохшей травой, часто огибая стоящие повсюду валуны и глыбы. За спинами они слышали топот конских копыт. Оглянувшись, Мартан увидел двух всадников, скачущих за ними. В груди его похолодело, но он еще крепче сжал ладошку сестры и побежал что есть силы к темнеющей громаде утеса, надеясь спрятаться там.
Край неба по правую руку от детей окрасился красными рассветными лучами, осветив светло-бежевые насыпи крупных глыб, которых становилось все больше возле самой высокой в округе скалы. Внезапно увидав под одним из валунов маленькую расщелину, мальчик мгновенно принял решение и свернул к ней.
Мартан затолкал хнычущую сестренку в черный сумрак и сам нырнул следом. Там он зажал ее рот ладонью и шикнул на девочку. Конский топот приближался и казался небесным громом, но сердце Мартана колотило еще громче и мальчик пытался дышать размереннее, чтобы успокоить его.
Когда золотая колесница прекрасного Сурьи скрылась за горами, на землю опустилась тьма.
Весь день этот красивый юноша радовал все живое вокруг, дарил свет и тепло каждой чахлой травинке и кусту, грел песочные камни и играл со звенящими волнами скромной реки.
Люди любят Сурью, ведь он дарует силы посевам расти, а те, в свою очередь, дают силы быстроногим коням. Каждый новый день начинается с появления Сурьи на небосклоне. Он отгоняет тьму и холод и люди благодарят его утренним поклоном.
Но пришел черед Сурьи уходить и ворвался тут же в воздушное пространство с севера быстроногий Ваю — бог ветра. И стало холодно. Ваю разогнал облака и открыл Соме все, что делалось на земле.
Бог луны, бледный Сома, главенствует на небе ночью в окружении своих двадцати семи жен — созвездий. Еще недавно Сома, проклятый своим отцом, был больным и худым и совсем слабо освещал космическую тьму, но потом снова стал круглым и, не жалея сил, освещал бескрайнюю холмистую местность, усыпанную мелкими кустами и камнями до самого края земли.
Рядом с одним из этих больших, еще теплых от света Сурьи, камней, сидел на земле юноша. Можно было бы принять его за огромного волка, свернувшегося клубком на ночлег, если бы только не вихрастая голова мальчика с длинными светло-русыми волосами.
Юноша Ахани зябко поежился, еще плотнее укутавшись в волчью накидку и погрузив нос в ее жесткую шерсть. Небольшое стадо коров, которое он охранял, давно уже мирно спало. Над головой Ахани раскинулся необъятный купол черного неба, усыпанный несчетным количеством холодных звезд.
Он знал из сказок, что его далекие предки пришли из страны льдов, где не бывает теплого лета, но сам почему то не любил холод. В такие ночи хорошо было греться воспоминаниями.
Он хорошо запомнил обряд дарения имени.
Отец Ахани, высокий, бородатый и очень сильный мужчина, ободряюще кивнул сыну, когда старейшина Вьяса назвал имя юноши – Ахани. Он сказал, что мальчик уже вырос и ему можно помогать старшим.
— Так мне поведал огненный Агни, — сказал тогда Вьяса.
Сразу после обряда мать Вьюна приготовила сыну еду, уложила в сумку и обняла его на прощанье. Ахани всегда смущался этого – ведь он был уже на целую голову выше ее, и считал себя взрослым мужем, а не малышом, с которым ласкаются мамушки и тетушки.
Два старших брата шутя посоветовали Ахани одеть двое штанов, чтобы ничего не заморозить себе, но по их тону Ахани понял, что Брани и Стори тоже рады за него.
А младшая сестренка Савитри долго дергала его за рукав перед уходом.
— Возьми меня с собой! Возьми меня с собой! — часто повторяла она, с мольбой глядя в глаза снизу — вверх, подпрыгивая от нетерпения, тряся густой копной светло-русых волос, таких же как у Ахани, только гораздо длиннее, до пояса.
— Успокойся, Савитри! — мать Вьюна строго сдвинула брови и мягко оттащила девочку от сына. — Мне поможешь!
Так и ушел Ахани из деревни на свое первое охранение, под благославляющими взглядами всей своей семьи, взяв с собой любимый тисовый лук и длинный кинжал, притороченный в кожаных ножнах слева на поясе.
Но уже на самой околице, там, где начинались возделанные поля, его окликнул мелодичный голос.
— Куда это ты собрался, Ахани? — задорно спросила его подружка Рохини.
Она стояла гордо уперев кулачок в бок и вздернув курносый с мелкими веснушками нос, так как будто это ее совсем не интересовало, а спросила она просто от нечего делать. Уходящий за горы солнце Сурья бросал последние взгляды на чудесные светлые волосы девушки, что спускались гораздо ниже пояса и ее стройную фигуру, обернутую в светлое платье до щиколоток и подпоясанную красной веревочкой. Талия ее была настолько тонка, что Ахани казалось, что он мог бы при желании обхватить ее ладонями.
Ахани и Рохини были одногодками и с малых лет играли рядом и дружили, и потому юноша с улыбкой ответил.
— Это не женское дело, Рохини.
— Я и сама все знаю, можешь мне не говорить, — девушка подошла ближе и серьезно посмотрела в глаза юноше. — Ты же не уснешь сегодня?
— Ну что ты такое говоришь, Хини? — насупился юноша. — Я же не мальчик.
Рохини неожиданно взяла его за мизинец и опять пытливо заглянула в глаза Ахани, но на этот раз с сожалением.
— Прости меня, пусть боги будут добры к тебе, — чуть слышно сказала она и тут же отпустила палец Ахани, резко развернулась так, что ее густые волосы взметнулись, обдав остолбеневшего юношу волной лесного аромата и скрылась в подступавшем полумраке между рыжими боками юрт.
Ахани с недоумением посмотрел на мизинец своей правой руки, который еще мгновение назад сжимала Хини. Это было странное ощущение, до этого незнакомое ему. Они давно дружили с девушкой и бывало что толкались в шутку, но именно это ее прикосновение было другим.
От прохлады ее пальцев мелкая дрожь пробежала по всему его телу, в груди стало тепло, а земля чуть поплыла под ногами. Тряхнув головой, прогоняя странные и новые для себя ощущения, Ахани повернулся спиной к родной деревне и уверенно пошел по пыльной дороге между возделанными и уже давшими ростки полями.
Он пришел на поле вовремя, но мальчишки, которых он должен был сменить, с нетерпением закричали, едва увидев его:
— Почему ты так долго? Мы уже устали ждать!
— Если ждать — всегда получается долго, — с улыбкой ответил Ахани, понимая, что те сильно устали и наверняка голодные. – Бегите уже домой.
Мальчики припустили по дороге так, что пятки засверкали. Лишь только отбежав немного, один из них, Дикши, крикнул Ахани тонким голоском:
— Вон та корова! — он указывал рукой на животное, что уже улеглось на ночлег раньше всех. — Она заболела! Принеси ей воды!
Ахани поднял правую ладонь, делая знак что понял, и кивнул. Подойдя к больной корове, юноша погладил ладонью между ее рогов, та подняла на него огромные влажные глаза и коротко жалобно промычала. Затем юноша подобрал с травы деревянную бадью и зашагал с ней к мерцающей в лунном свете реке.
Очнулся Ахани, когда солнце уже стояло высоко. Резко открыв глаза, он скривился от ослепляющего яркого света, что заливал всю равнину.
Голова гудела. Ахани приподнялся на локтях, сел и огляделся вокруг. Он находился возле того же серого гранитного камня на вершине пологого холма, там же где и начинал свое охранение прошлым вечером.
Опомнившись, юноша посмотрел на свою грудь и увидел, что накидка порвана и залита запекшейся кровью. Приподняв одежду, он разглядел небольшой белый шрам на левой груди и опешил.
Значит все что произошло с ним за эту ночь было правдой! Но это было слишком невероятно! Такое бывает только в сказках!
Ахани убрал длинные волосы с лица чтобы лучше видеть и заметил поваленную и вырванную с корнями траву и новую насыпь из мелких камней шагах в десяти от себя, как будто бы здесь пролетел маленький ураган. Но как знал юноша, причина этого был магический ветряной удар престарелого бога.
Ахани встал на ноги и покачнулся, так как голова его закружилась. Он был голоден и сильно хотелось пить. Отцепив от пояса бурдючок с водой, он с жадностью опустошил его. Блаженная влага увлажнила потрескавшиеся и засохшие губы и рот, прокатилась оживляющими волнами по гортани.
Коров, которых должен был охранять юноша, нигде не было видно, кроме того несчастного животного, которое заболело и не смогло пережить последнюю ночь. Земля у основания холма, на котором стоял Ахани, была истоптана многочисленными следами коней, были там и две борозды от колес повозки.
И тут разум юноши пронзила болезненная вспышка. Он вспомнил искаженные лица своих родных. Боль и ярость зародились в его груди. Ахани подобрал с земли свой лук и колчан и, резко сорвавшись с места, со всех ног побежал домой, в сторону родной деревни.
На бегу он вспоминал серьезные лица матери и маленькой сестренки, и милой Хини, отчего дыхание его перехватывало и ком подступал к горлу, но он нарочно еще больше увеличивал скорость, чтобы отдать все свои силы на бег.
Ахани несся со всего духу, рассекая воздух грудью, сердце бешено колотило внутри него. Ступни, обутые в мягкие кожаные сапоги, поднимали тучи песчаной пыли при каждом его шаге.
Еще издалека юноша почувствовал запах гари и, приблизившись еще немного, увидел вместо скопища родных круглых юрт — черное выжженное пожарище. Чуть позже, добежав до центра деревни, Ахани стал бродить по кругами, всматриваясь под ноги и крутя головой по сторонам, ища кого-то или хотя бы что-то, что могло сохраниться в бушующем здесь огне.
Но пламя не пощадило ничего, кроме камней. Казалось, оно, как неистовый безжалостный зверь пожрал все, до чего мог дотянуться.
Только в самом центре деревни возвышалась небольшая черно-серая гора из золы и пепла. Редкие порывы теплого ветра брали из нее по чуть-чуть, пригоршнями, бережно поднимали и слой за слоем уносили в сторону гор.
Дыхание перехватило — не вздохнуть, не выдохнуть. Время замерло и черная земля закружилась перед глазами. Мир рухнул. Все что он знал и любил до этого перестало существовать — родная юрта обратилась в пепел, добрые соседи сгинули, а родные пропали. Стон родился где то глубоко в груди и вырвался сквозь сжатые зубы.
Счастливое и безмятежное детство сгорело вместе с родным очагом. Обрывки воспоминаний — мягкие улыбки матери, шутки сильных братьев, проказы маленькой Савитри, все это подернулось дымкой забвения. Неясные вспышки радости и солнца — вот все что осталось в памяти потрясенного юноши, когда он сам не зная зачем, как во сне, бродил по большому выжженному полю, склоня голову и тщательно осматривая пепел под ногами.
Каждый шаг он старался ступать осторожно, мягко опуская ступни, с носка на пятку, чтобы не потревожить черный пепел. Но тот все равно легкими облачками взметался от каждого движения и окрасил бурую обувь юноши в угольный цвет.
"Вот вроде здесь была моя юрта," — подумал Ахани, замер и огляделся вокруг. — "Хотя нет, тот холм был ближе," — он аккуратно сделал три шага в сторону. — "Да, так я встречал Сурью, когда он появлялся на небе с того холма. Мать всегда откидывала полог, чтобы поклониться ему."
Ахани вспомнил слова Мартана и тот короткий срок, что дал он для того, чтобы найти и привезти его старшего брата. Всего два месяца. Два месяца, чтобы перейти через гору и в тех густых опасных лесах, про которые рассказывал отец, отыскать брата, которого он никогда не видел.
Но выбора у Ахани не было и, оставив пепелище родной деревни за спиной, он зашагал на юг в сторону гор.
Проходя мимо зеленеющего возделанного поля по еле различимой тропинке, юноша думал о лошадях. Он надеялся, что табун который всегда пасся за этими полями, разбежался от ночного набега и ни один конь не достался подлым воинам Мартана. Хватит им и стада коров.
Ахани прошел поле и взобрался на пригорок, за которым начиналась холмистая равнина. Коней нигде не было видно. Зато вид родных предгорий, покрытых желто-зеленой травой и усыпанных множеством серо-черных камней, булыжников, глыб и валунов, немного отогрел его скорбящее сердце.
Теперь предстояло идти до гор на краю земли и если на коне Ахани добирался туда весь светлый день, то сейчас, пешком, путь должен был растянуться гораздо больше.
Узенькая речка, извиваясь и журча, скрывалась за пригорками, ее берега также были усыпаны серыми глыбами и галькой. Вода весело пела, перепрыгивая с камня на камень, иные огибая, и стремительно текла в долину.
На горизонте же, над холмами медленно плыли огромные и белоснежные облака. Казалось, что они ползли по пологим вершинам, оставляя за собой влажные темные следы, наподобие огромных снежных улиток.
Долина продолжала жить своей жизнью и Ахани казалось что она вовсе не заметила потери целой деревни. Все вокруг продолжало дышать и цвести в ритме заведенном от сотворения мира. Изумрудная трава волнами качалась под натиском ветра и совсем скоро она должна была скрыть место страшного пожара, так знал юноша.
Очнулся Ахани от истошных птичьих криков. Он лежал на траве, прижатый к теплому черному камню. Камень подрагивал, был не твёрдым и будто бы покрыт бархатом угольного цвета.
С трудом разлепив веки, юноша увидел перед собой ярко-лазурный небосвод и крупных чаек, часто снующих перед его взором стремительными верещащими комочками.
Небо перед глазами закружилось. В животе кольнула резкая боль и парень закашлялся. Затем содержимое желудка исторглось на траву и стало легче.
Светловолосый Сурья высоко в небе щедро одаривал землю теплом и светом. Птицы стремительно пролетали над зеркальной гладью большого озера, выискивая неосторожных рыб, что подплывали близко к поверхности воды, и своими истошными криками разбудили Ахани.
Юноша чувствовал прохладу реки и слышал убаюкивающий плеск спокойных волн. Этот звук был гораздо приятнее для слуха, в отличии от ночного шумного рокота стремительных потоков, что несли его за собой и били о попутные валуны. Похоже что река, вдоволь наигравшись, выбросила его на пологий травянистый берег.
Ахани поморщился от боли. Все его тело ныло, особенно досаждало левое плечо. Отлепив правую руку от непонятного теплого камня, он осторожно прикоснулся к плечу.
Камень почувствовал движение юноши и радостно фыркнул. Это оказался Даэв. Он смог всё-таки догнать Ахани в быстром потоке, вместе с потерявшим сознание другом выбрался на берег и всю оставшуюся ночь грел юношу своим теплом, прижавшись к нему.
— Даэв, доброе утро, Даэв, — поздоровался Ахани и погладил коня по холке и густой гриве.
Конь в ответ радостно заржал и замотал головой, дыша горячим дыханием в лицо друга.
Волчья накидка Ахани истрепалась и намокла. Юноша наконец-то расстегнул её и, сняв с себя, бросил на нагретую солнцем траву. Он остался в длинной рубахе, сотканной его матерью. Рубаха тоже была влажной и облепила его стройное тело.
Ахани огляделся вокруг, а Даэв поднялся на ноги и с чувством исполненного долга принялся пощипывать сочную прибрежную траву.
Воздушный бой чаек в небе приобрел не шутливый характер. Когда одна из птиц подхватила из волн небольшой запруды мелкую рыбешку, остальные устремились за ней, надеясь отобрать трепещущую серебряной чешуей добычу. Чайки громко пищали и горланили, стремительными движениями пытались догнать более удачливую птицу, но все было тщетно и та успела нырнуть в норку на дальнем берегу и похоже быстро полакомиться там добычей. Остальные птицы снова принялись низко пролетать над волнами небольшого озера, выискивая пищу.
Ахани встал и склонился над водой, надеясь рассмотреть свое отражение. Из трепещущей глади на него глянул высокий и худощавый юноша. Под его правым глазом синел небольшой кровоподтек, а слева на щеке появились две новые длинные царапины. Похоже что бурный поток изрядно помотал бесчувственное тело ночью.
С треском лопающихся ниток, парень оторвал правый рукав от рубахи, обнажив загорелую рельефную руку и постарался как можно плотнее обвязать левое плечо. Кровь из вспоротой клыками кожи давно остановилась, но каждое движение отзывалось острой болью и грозило снова вскрыть затягивающиеся глубокие царапины. На правом запястье юноши тоже были небольшие раны, но казалось они ничем опасным не грозили.
Ладони Ахани зачерпнули чистую и прохладную воду, спугнув стайку серых мальков, и юноша вдоволь напился. Вода оказалась вкусной и не холодной, а уже нагретой солнцем.
Теперь по правую руку в дымке тумана он разглядел маленький водопад. В устремляющихся вниз струях играла маленькая радуга. Вода с глухим рокотом падала с нагорья с высоты примерно двух человеческих ростов и затем растекалась в большое озеро. Похоже что оттуда и принесло потоком Ахани ночью, а затем волны и верный Даэв вытащили его на берег.
Юноша вылез наконец-то из воды и ступил на твердый берег с редкими пучками травы и множеством камней и валунов. Живот его просил пищи. Тогда он сбросил с себя мокрую рубаху и штаны, расстелил их на нагретых солнцем валунах, особенно побеспокоясь об искрящих камнях — Ахани достал их из поясной сумки и положил под солнечные лучи. Затем вытащил из колчана две стрелы и пошел в озеро. Дойдя в воде до глубины выше пояса, остановился и замер.
Юноша, затаив дыхание, вглядывался себе под ноги. Вода была прозрачной и дно под ногами хорошо различимо. Оно было усеяно камнями разных размеров, форм и цветов. Стайки мелких рыбешек лавировали между ними и иногда пугливо прятались в редких невысоких водорослях, когда видели других рыб чуть больших размеров.
Ахани стоял не шевелясь довольно долго, так что Сурья стал нагревать его обнаженные плечи. Одна из стрел была зажата между зубами юноши, вторую он крепко сжимал правой рукой.
Большая серебристая стрекоза жужжа приземлилась на его замотанное бежевой тканью плечо и Ахани поморщился. Насекомое было размером с ладонь юноши и огромными зеркальными шарами глаз рассматривало незнакомое существо, на котором сидело.
Улетать стрекоза не торопилась. Она часто подпрыгивала, с потрескиванием облетала вокруг головы Ахани и снова садилась на полюбившуюся ткань, распрямляя длинные прозрачные крылышки с белыми прожилками.
Юноше приходилось терпеть. Шевелится было нельзя, потому что так можно было спугнуть большую рыбу, ради которой он и затеял водную охоту. Ещё ему очень хотелось есть. Боли от стрекозы почти не было, больше было беспокойства и надоедливости.
Редкие пушистые облака проплывали по яркой лазури небосвода. И когда одно из них на короткое время закрывало лик Сурьи своим рыхлым белесым телом, то Ахани вздыхал с облегчением и его плечи немного охлаждались.
Шло время. Даэв уже перестал пощипывать траву на берегу, насытившись. От одежды, разложенной на прибрежных валунах поднимался легкий пар.
Озеро, со всех сторон, кроме южной, окруженное пологими пятнистыми холмами, постепенно нагревалось. С южной стороны его висела непроглядная завеса густых молочных облаков. Но Ахани знал, что за этой пеленой уже начинаются каменные утесы. А потом и горы.