— Пожар!
Я резко вскакиваю, судорожно хватаюсь за горло и, кашляя, в панике озираюсь по сторонам. Все вокруг заволокло едким дымом.
Сердце бешено колотится, будто я пробежала десять этажей по лестнице. Первое, что приходит в голову: «Какой еще пожар?! У нас же сегодня контрольная по литературе! Может, кто-то решил ее саботировать? Небось опять Гусев или Кузнецов? Ну, я им устрою! Это уже переходит все границы!».
Но об этом потом. Сейчас главное – разобраться с дымом!
Стараюсь перекричать общий шум:
— Ребята, без паники! Срочно откройте окно и дверь!
В ответ слышны кашель, гул и странно булькающий звук.
Краем глаза замечаю, как чья-то неясная тень делает шаг в сторону, распахивает высокую створку. В помещение устремляется свежий поток воздуха, и дым начинает таять, уходя прочь большими удушливыми клубами.
Я оглядываюсь и пытаюсь разглядеть, как мои «дорогие семиклассники» реагируют на происходящее: «Это же надо было до такого додуматься…»
Но стоп… какое-то смутное подозрение шевелится в мозгу. Будто что-то не так. Вот только что, объяснить пока не могу.
Дым рассеивается, и тут… я, кажется понимаю причину моего дискомфорта. Вместо привычных лиц своих учеников я вижу… совсем других людей.
Я в смятении плюхаюсь обратно на стул. Передо мной ребята куда старше, чем должны быть. Как минимум, выпускники. А то и старше. Такие взрослые, серьёзные, и – господи, какие костюмы! Парочка девчонок в каких-то средневековых платьях, у парня широкие штаны чуть ли не с пряжками, а ещё один вообще в плаще, длинном и явно не предназначенном для посещения школы.
Но самое впечатляющее — это огромный чугунный котёл, который стоит прямо на открытом огне в центре класса. И, похоже, именно он был источником всего этого грёбаного (простите, дети, — внутренне спохватываюсь я) дыма.
Хотя, почему “был”? Котел до сих пор дымится и булькает. В воздухе отчётливо пахнет чем-то неприятным. Как будто в котле сварили кучу старых ботинок!
— Что… это… за безобразие? — вырывается у меня с паузами между словами, пока я пытаюсь понять что здесь происходит. — Кто разрешил… притащить котёл в класс?!
И тут внезапно все на разные голоса, взахлёб и почти в унисон, отвечают:
— Мисс Фэй, это вы сами нам сказали! У нас же практикум по алхимии!
Чувствую как внутри у меня все переворачивается, а в голове появляется еще большая сумятица.
— Я?! Практикум по алхимии?! Вы что, поиздеваться надо мной решили? Какой вы класс? Какой у вас сейчас предмет? Я имею в виду реальный! — Никто не торопится мне отвечать, а я продолжаю на них наседать, снова поднимаясь со своего места. — Не знаю, чем вы тут занимаетесь, но это явно не относится к учебной программе. И вообще… куда вы дели мой седьмой «В»?
Чем дольше я говорю, тем больше чувствую как меня охватывает паника. Мало того, что все вокруг мне кажется странным и я совершенно не понимаю что здесь творится, так еще и мой голос кажется каким-то чужим.
Но вместо хоть какого-то ответа неизвестные ученики смотрят на меня так, будто я говорю на марсианском: на их лицах застыло полнейшее непонимание. Лишь кто-то в задних рядах шепчет:
— Похоже, зря ты хвост тритона в котел бросил. Вон как мисс Фэй накрыло.
— А сам то! А видел как ты втихаря туда скорлупы крылатой гиены покрошил! Может это с нее училку так переклинило!
И только тут до меня запоздало доходит:
“Постойте… они назвали меня мисс Фэй? Я вообще-то София Александровна. И никаких Фэй в нашей школе я не помню… хотя, мисс это же английское обращение? Может, англичанка опять что-то учудила? Вон и одежда у ребят вполне английская. Может, спектакль ставят?”
Так, ладно.
Чтобы хоть как-то успокоиться, я провожу рукой по волосам (кстати, неожиданно мягким и более длинным, чем обычно) и решаю: нужно идти разбираться к завучу или директору. Спектакль тут или что — а этот балаган нужно прекращать. Они же того и гляди всю школу сожгут.
— Вот что, — отрывисто чеканю я, — урок не закончен! Всем оставаться на своих местах! За старшего остаётся…
Я колеблюсь, снова осматривая учеников в тщетной попытке найти хоть одно знакомое лицо. Взгляд мой падает на темноволосую девушку, чье лицо внушает мне доверие и отдаленно напоминает Олю Качалкину, мою лучшую ученицу.
— Эльза, — несмело называет она мне свое имя, во все глаза глядя на меня. Так, словно сильно сомневается в моём психическом здоровье.
Ещё чуть-чуть, и я сама в нём засомневаюсь!
— Ладно, пусть будет Эльза, — повторяю я, — назначаю тебя ответственной за дисциплину! Пока я отсутствую, главная тут – ты.
— Но, мисс Фэй… — пытается сопротивляться Эльза, но я только ободряюще улыбаюсь ей:
— Мне нужно срочно подойти к директору. А в тебя я верю. Ты справишься!
И, не слушая её робких возражений, направляюсь к двери.
Дорога у меня одна — к Александру Петровичу, директору нашей школы. Кому, как не ему, знать что за чертовщина тут творится и что мне с этим делать!
Передо мной, за резным столом, сидит мужчина лет тридцати пяти, и, честное слово, от одного его взгляда у меня подкашиваются коленки.
Высокий, плечистый, с правильными и резкими чертами лица, холодным взглядом, который с интересом скользит по мне, заставляя почувствовать себя то ли провинившейся школьницей, то ли бестолковой первокурсницей, которую сейчас будут отчитывать.
Длинные чёрные волосы, гладко зачёсанные назад, обрамляют его аристократические скулы. На нём длинный камзол глубокого тёмно-синего цвета с золотыми символами вдоль воротника и рукавов – и эти таинственные знаки как будто переливаются собственным внутренним свечением.
От него исходит ощущение власти и силы, что-то первобытно-мужественное, и я, кажется, впервые в жизни теряю дар речи перед противоположным полом. Мой внутренний голос судорожно пытается отыскать хоть какие-то привычные слова вроде «здравствуйте, Александр Петрович», но тут понимаю: ни о каком «Александре Петровиче» речи не идёт.
Этот человек – явно не наш нервный директор в мятом костюме и с вечными криками «Вы все у меня будете уволены!».
– Мисс Фэй? – произносит он низким, хорошо поставленным голосом. Даже голос у него словно у героя голливудского блокбастера, – Могу я наконец узнать причину столь бурного вторжения?
В голове у меня вспыхивает мысль: «Мисс Фэй? Да они, что ли, все сговорились?!»
Однако, другая часть меня все же начинает потихоньку понимать, что это не обычные школьные выходки и даже не спектакль, а… а вот что я пока сказать не могу.
– Э-э… – выдыхаю я, чувствуя, как щеки заливает краской. – Простите, я просто… это…
Господи, София, соберись! Ты же учитель с двадцатилетним стажем!
– Простите, – повторяю уже более твёрдо, – Кто-то попытался сорвать мой урок. Устроил пожар… ну, или, по крайней мере, дымовую завесу. Притащили какой-то котел, прямо в классе развели костер, представляете? Все это едва не обернулось катастрофой! Не понимаю, как вообще допустили такой бардак! Не говоря уже о том, что куда-то подевался весь мой седьмой “вэ”! – Говоря это, я чувствую, как во мне пробуждается моя обычная учительская «категоричность». – В таких условиях просто нельзя работать!
Он слушает меня с нарастающим недовольством, брови сдвигаются к переносице, взгляд становится всё более строгим и тяжёлым. Складывается впечатление, что от его сурового выражения в кабинете понижается температура.
– Вы серьёзно полагаете, мисс Фэй, что я поведусь на этот ваш очередной фарс? – внезапно ректор поднимает голос.
– Фарс? – переспрашиваю я, растерянно хлопая глазами.
– Но, признаюсь, в этот раз я почти поверил. А теперь, выйдите за дверь и возвращайтесь к своим обязанностям.
Его голос обжигает холодным металлом, и я машинально делаю полшага назад.
– Но подождите… я совершенно не понимаю, к чему вы клоните, – говорю уже чуть менее уверенно. – Какой фарс? Я правда не знаю что тут происходит. Может, прежде чем выгонять меня, объясните что тут творится? Почему вместо одной школы я оказываюсь в другой, что с моими учениками и где Александр Петрович.
– Хватит! – мужчина резко поднимает ладонь, я вздрагиваю и в этот самый момент ощущаю насколько он может быть опасен. Причем, это не фигура речи. Где-то в глубине меня просыпается инстинкт, который говорит, что лучше не доводить его. Если этого человека разозлить, мне придется несладко. – Я больше не намерен слушать ваши нелепые отговорки! Сколько бы вы ни устраивали этих “представлений”, – он кривит губы, – я вас все равно не уволю!
Он с такой силой ударяет ладонью по столу, что рядом стоящий чернильный прибор подскакивает, а я чувствую, как у меня на затылке волосы встают дыбом.
– Вы связаны магическим договором с академией! – продолжает он с явным раздражением, – и обязаны преподавать здесь до самого конца срока вашего контракта! Вы лучше всех это знаете! Так что прекратите ломать комедию, мисс Фэй!
– Какой-какой… договор? – растерянно спрашиваю я, глядя на него круглыми глазами. – Но… я правда ничего не подписывала. Может, вы меня с кем-то перепутали? Понимаете? Я София…
Но любые мои попытки объясниться разбиваются о суровый взгляд мужчины. Он молча складывает руки на груди и меряет меня напряженным взглядом. У него на лице явственно читается «мое терпение лопнуло», и даже воздух в кабинете словно сгущается, как перед грозой.
– Ответьте честно, – внезапно, роняет он мне, продолжая сверлить взглядом, – Вы решили активизировать свои потуги на увольнение, потому что тоже получили письмо из Магического совета?
– Что? Какое письмо? Какой совет? – мотаю я головой, хотя внутри нарастает странное, щемящее ощущение.
Самое страшное, что вдруг осознаю: я, похоже, действительно не в своей привычной школе. Это уже не случайность, не розыгрыш… Меня затянуло куда-то в другую реальность, в другую вселенную.
Он шумно выдыхает и порывистым движением достаёт из ящика большой конверт, протягивает мне:
– Раз это касается и вас, то вот, прочтите.
Я неуверенно подхожу, ощущая, как подгибаются коленки. Протягиваю руку и замечаю, что рука у меня, оказывается, тонкая и хрупкая, не совсем похожа на мою привычную (еще одно подтверждение моим опасениям), и принимаю конверт. На ощупь бумага шероховатая, словно рукописный свиток прямиком из средневековья.
Дорогие читатели!
Позвольте представиьт вам наших героев (по крайней мере тех, кто уже успел появиться)
Наша героиня, София Александровна — учительница русского языка и литературы в нашем мире
А это она же, но уже в образе Селены Фэй в магическом мире.
Ректор проклятой академии, Грэйвен
Тот самый Мелизан Громгар, о котором пока ничего не известно. Как вы думаете, кто это и как он связан с Фэй?
А это Эльза, девушка, которую наша героиня оставила за главную
— Мелизан Громгар? — повторяет Ректор, и в его голосе звучит неподдельное изумление, смешанное с… недоверием?
Он откидывается на спинку своего массивного кресла, которое недовольно скрипит под его весом, и скрещивает руки на груди. Его взгляд, до этого строгий и холодный, теперь полон… скепсиса.
— Мисс Фэй, вы серьезно хотите меня убедить, что не знаете, кто такой Мелизан Громгар? Человек, из-за которого вы, собственно, здесь и оказались?
Я чувствую, как краска снова приливает к щекам. Да что ж такое! Вроде взрослая женщина, учительница, а краснею перед этим типом, как школьница на первом свидании.
— Послушайте, господин… — я лихорадочно вспоминаю фамилию, которая была написана на табличке в коридоре, — господин Грэйвен… у меня сейчас такое состояние… — Я делаю глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями. Воздух в кабинете кажется густым и тяжелым, пахнет старыми книгами, пылью и чем-то неуловимо пряным, возможно, его одеколоном? — Просто, после выходки учеников с котлом, в который они явно подмешали то, что там быть не должно, после этого странного письма с угрозами, у меня в голове все так сильно перемешалось, что я, кажется, собственное имя могу забыть! Многое просто… вылетело, вот.
И, что самое смешное, я ведь почти не вру!
В голове действительно царит хаос.
Я – София Александровна, учительница из обычной школы, каким-то неведомым образом оказалась в другом теле, в совершенно другом мире, в академии, с ректором, похожим на голливудскую звезду, и письмом, угрожающим мне… чем там? Смертью от холода или голодного медведя?
Да уж, денек определенно удался.
Внутри все сжимается от страха и растерянности, но я изо всех сил стараюсь держать лицо, не показывать, насколько я дезориентирована и напугана.
Ректор молча сверлит меня взглядом. Его темные глаза изучают меня так внимательно, что становится не по себе. Кажется, он пытается заглянуть мне прямо в душу, понять, вру я или действительно не в себе. Несколько мгновений тянется напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием светящихся шаров под потолком.
— Возможно, вам стоит показаться медсестре, мисс Фэй? — неожиданно мягче произносит он.
Я удивленно моргаю.
Мне не показалось? В его стальном взгляде на долю секунды мелькнуло что-то… человеческое? Похожее на… сочувствие? На редкость странное ощущение.
С одной стороны, приятно, что этот ледяной айсберг способен на что-то, кроме угроз и приказов. С другой – его сочувствие почему-то заставляет меня ощущать себя еще более уязвимой. Будто он видит меня насквозь и все обо мне знает.
— Да, возможно, вы правы, — киваю я, цепляясь за эту неожиданную передышку. — Было бы неплохо. А заодно и психотерапевта посетить не мешало бы! — выпаливаю я с нервной усмешкой, пытаясь разрядить обстановку.
Ректор непонимающе хмурит брови.
— Психо… кого?
Ой. Кажется, тут таких специалистов не водится. Понятно. Мои современные словечки здесь явно не к месту.
— А, неважно! — я торопливо машу рукой, стараясь как можно быстрее сменить тему, пока он не решил, что я окончательно сбрендила. — Забудьте. Лучше расскажите про этого… Мелизана. Почему вы сказали, что я здесь из-за него? Что такого я ему сделала? Или он мне?
Ректор снова откидывается на спинку кресла, его лицо опять становится непроницаемым, властным. Но где-то в уголках губ, мне кажется, прячется тень усмешки.
— Ну, если верить официальной версии, рассказанной самим достопочтенным Мелизаном Громгаром, — он делает выразительную паузу, — то на одном из ваших… свиданий… вы внезапно обезумели и набросились на него. Едва не избили беднягу до полусмерти.
— Что?! — У меня глаза на лоб лезут.
Я?! Набросилась?! Избила?! Да я в жизни мухи не обидела!
Ну, ладно, пару раз шлепнула особо наглых учеников указкой по рукам, но чтобы избить кого-то до полусмерти… Это же… абсурд!
Внутри все протестует.
Этого не может быть!
Хотя… я ведь сейчас не совсем «я». Может, эта Селина Фэй была какой-то буйной амазонкой? Сердце колотится где-то в горле. Кажется, ситуация становится все запутаннее и опаснее.
Ректор едва заметно кривит губы, явно сдерживая веселье, хотя вид у него по-прежнему грозный.
— Такова версия для Магического Совета и общественности, мисс Фэй. Однако, до меня доходили несколько иные слухи…
Он наклоняется вперед, понижая голос до заговорщического шепота.
— Говорят, Мелизан, известный бабник и он еще со времен учебы в столичной академии, положил на вас глаз. А вы, мисс Фэй, раз за разом давали ему от ворот поворот. Весьма… категорично.
Он усмехается.
— Бедняга Мелизан, не привыкший к отказам, видимо, решил взять вас силой. Ну а вы… вместо того чтобы покориться его «неотразимому» обаянию, отбили ему то самое место, которым он, по всей видимости, привык думать. Причем, отбили основательно. Несколько раз. Говорят, почти всмятку.
У меня перехватывает дыхание. Картина, нарисованная ректором, настолько яркая и… неожиданная, что я на миг теряю дар речи. Я представляю себе этого напыщенного Мелизана, корчащегося от боли…
Я впиваюсь взглядом в лицо ректора, словно от его ответа зависит моя жизнь.
Хотя, в каком-то смысле так оно и есть. Медведи и ледышки в мои планы на ближайшее будущее как-то не вписывались.
— Да, — медленно роняет он. Голос у него ровный, но в нем слышится стальная решимость. — Я прекрасно понимаю ваше… нежелание отправляться на север. И выход действительно есть.
У меня внутри что-то радостно подпрыгивает!
— Правда?! Какой?! — выдыхаю я, подаваясь вперед.
Но мой энтузиазм мгновенно гаснет, стоит мне увидеть выражение его лица. Брови ректора сурово сдвинуты, губы плотно сжаты, а во взгляде читается такая тяжесть, будто он собирается сообщить мне не о спасении, а о новом смертном приговоре.
Ох, что-то мне подсказывает, что этот «выход» мне не понравится. Знаете, как бывает: «Хорошая новость – мы нашли выход! Плохая новость – он через минное поле». Вот и тут, чувствую, подвох где-то рядом. В животе неприятно холодеет, а сердце, только что готовое выпрыгнуть от радости, снова ухает куда-то вниз.
— Сейчас только начало учебного года, мисс Фэй, — чеканит Ректор, снова превращаясь в ледяную статую. — Письмо дает нам срок до его окончания. Иными словами, у нас почти целый год, чтобы… устранить претензии Совета.
— Претензии? — настороженно переспрашиваю я.
— Да. Организовать нормальное обучение. Вернуть сбежавших студентов. Навести порядок. И… — он делает многозначительную паузу, — разобраться с проклятьем.
— С чем-чем, простите? — Я хлопаю ресницами, уверенная, что ослышалась. — С проклятьем? Вы сейчас пошутили, да?
Я нервно хихикаю, ожидая, что он сейчас тоже улыбнется и скажет, что это просто такая местная идиома для обозначения череды неудач. Но Ректор смотрит на меня абсолютно серьезно. Даже с каким-то укором.
Мамочки мои. Кажется, он не шутит.
Я судорожно разворачиваю смятое письмо, которое все еще держу в руке. Лихорадочно пробегаю глазами по строчкам, ища подтверждение его словам.
Ага, вот оно! «…В связи с продолжающимися жалобами студентов Академии на проклятье…»
Как я могла это пропустить?! Наверное, была слишком шокирована перспективой стать чьей-то замороженной закуской. И даже не заметила что тут, оказывается, еще и проклятье в комплекте!
Ну просто отлично! Шок накатывает с новой силой, смешиваясь с какой-то истерической растерянностью. Куда я попала?
— И что это… за проклятье? — шепчу я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Ректор снова буравит меня тяжелым, подозрительным взглядом.
— Мисс Фэй, я настоятельно рекомендую вам все-таки посетить медсестру. Немедленно. Забыть о проклятье, о котором гудит вся академия… это уже слишком.
Он устало трет виски, но все же продолжает, хотя и с явной неохотой:
— Злые языки распускают слухи, будто на эту академию наложено проклятье. Я лично обследовал каждый камень, каждый артефакт – но не нашел никаких следов посторонней магии. Уверен, это чьи-то происки, возможно, того же Громгара, чтобы окончательно развалить это место. Но… некоторые студенты верят слухам. А кто-то даже убеждает себя в том, что уже проклят.
— И чего же они боятся? — не унимаюсь я.
— А в том то и дело, что никто не знает. Больше всего их пугает неизвестность. Хотя, есть один слух, который повторяется чаще обычного. Что проклятие может быть как-то связано с неразделенной любовью. Впрочем, это тоже, скорее всего, лишь выдумка. — Он пожимает плечами, и в его глазах мелькает усталость. Кажется, вся эта ситуация ему порядком надоела. — В любом случае, мисс Фэй, я не намерен отдавать эту академию Совету на растерзание. Слишком много сил я вложил в ее восстановление.
Он выпрямляется, и в его голосе снова звенят властные нотки.
— Так что займитесь своими прямыми обязанностями – преподаванием алхимии. Верните студентов в аудитории и не дайте разбежаться тем, что остались. А если уж так хотите помочь… и избежать участи стать ледышкой… попробуйте выведать у учеников, что им известно об этом так называемом проклятье. Может, кто-то из них знает что-то существенное, чем противоречащие друг другу домыслы.
Слова Ректора неожиданно зажигают во мне искру.
Он не сдается! Он собирается бороться за свою академию! А значит, и у меня есть шанс не только избежать Ледяной Бездны, но и, возможно, продержаться здесь до тех пор, пока я не пойму, что со мной стряслось и как вернуться домой.
К моим ученикам, к контрольной по литературе, к привычной и понятной жизни.
Внутри зарождается странное чувство то ли азарта, то ли решимости. Я обязательно помогу ему! Мы с ним теперь вроде как в одной лодке. Против Громгаров, Совета и загадочного проклятья.
— Хорошо, господин Грэйвен, — говорю я уже тверже, расправляя плечи. — Я вас поняла. Я займусь этим. И преподаванием, и… расследованием.
— В таком случае, можете быть свободны, — отмахивается от меня как от назойливой мухи Грэйвен и тут же теряет ко мне всякий интерес.
Я решительно киваю и, развернувшись, направляюсь к выходу. Раз уж я оказалась здесь заперта, то нужно и правда вернуться вернуться к своим «алхимикам». Кто знает, чем они там решили заняться за время моего отсутствия?