Рано утром я всегда выхожу на пробежку, потом тренировка на полосе препятствий, моя физическая подготовка должна быть всегда на высоте ведь я хочу стать охотницей на нежить.
День начинался, как всегда. После тренировки я пришла домой. Меня встретила мама на пороге.
- Опять тренировались? Дала бы себе хоть день выходного.
Я смеюсь.
- Некогда мам. Скоро будет набор в академию стражей. Тем более у меня уже тот возраста, когда должна проснуться магия.
Мама качает головой.
-Иди в ванну и завтракать. Папа тебя уже ждёт.
Я люблю своих родителей. Они всегда меня поддерживают во всем. Даже когда я в десять лет сказала, что стану пиратом. Папа купил мне сразу шляпу и меч. Мама всегда бурчит на него что он меня балует, но в тайне сшила мне пиратский наряд.
А когда я сказала, что хочу поступить в академию на охотника, они очень удивились. Ведь у них обоих нет магии и нет надежды что она есть у меня, но, когда меня это останавливало.
Захожу на кухню. Папа уже за столом.
- Как прошла тренировка? - и улыбается.
-Хорошо, как всегда. - я смеюсь. - ты во мне сомневаешься?
Он поднимает руки в верх и говорит
- Ты что? Никогда! Ты у нас самая лучшая.
Мама заходит на кухню.
- Хватит болтать давайте кушать.
Я сажусь за стол, и семья приступает к завтраку. Аромат свежеиспечённых булочек и травяного чая наполняет кухню.
— Сегодня у отца смена в порту? — спрашиваю я, отламывая кусочек хлеба.
— Да, — кивает папа. — Корабль с южных островов должен прийти. Говорят, везут редкие травы. Может, что-то для твоей будущей магии пригодится.
Мама вздыхает:
— Опять надеешься на чудо.
— А почему нет? — папа пожимает плечами. — Вон у соседей дочь в пятнадцать лет дар проявила. Всё может быть.
Я молча улыбаюсь. Да, шансы малы, но кто знает? Может, именно сегодня что-то изменится.
После завтрака папа уходит, а мама принимается за уборку. Я помогаю ей помыть посуду, потом переодеваешься в обычную одежду — простую рубашку и штаны. Впереди ещё целый день, и нужно успеть заглянуть в библиотеку. Говорят, там появились новые книги о нежити…
Я выхожу на улицу, и теплый ветерок играет с моими волосами. Солнце уже высоко, и в воздухе пахнет свежескошенной травой — видно, соседи начали заготавливать сено.
Дорога к библиотеке знакома до каждой трещинки в булыжниках. Я иду мимо низких беленых домиков с соломенными крышами, мимо палисадников, где хозяйки уже пропалывают грядки с душистыми травами. Запах мяты и свежеиспеченного хлеба смешивается в воздухе.
Мысли неторопливо текут в голове.
Интересно, успели ли уже подшить новые каталоги в библиотеке? В прошлый раз мистер Даррен говорил, что ждет партию книг из столичного архива. Может, среди них будут те самые трактаты о пограничных землях, где чаще всего появляется нежить...
Мой взгляд скользит по пустынной площади у колодца — обычно здесь собирается местная ребятня, но сейчас тихо. Даже лавочка у кондитерской пустует. Наверное, все разбежались по делам. Или Эрик наконец-то нашел себе занятие поспокойнее драк...
Ноги сами несут меня по выщербленным ступеням библиотечного крыльца. Старые дубовые двери, как всегда, приоткрыты, и изнутри доносится знакомый запах пергамента и сушеной лаванды...
Я переступаю порог библиотеки, и прохладный полумрак мягко обволакивает меня. Свет, проникающий сквозь высокие витражные окна, ложится на пол разноцветными бликами. В воздухе витает терпкий аромат старого пергамента, смешанный с едва уловимым запахом сушеной лаванды – мистер Даррен, как всегда, разложил её между полками для защиты книг от моли.
Пожилой хранитель знаний сидит за своим массивным дубовым столом, заваленным свитками и фолиантами. Увидев тебя, он поднимает глаза и приподнимает седые брови, заговорщицки поманив тебя пальцем. Его морщинистое лицо освещается лукавой улыбкой.
Я медленно приближаюсь, мои шаги почти бесшумно поглощаются толстым ковром. Взгляд скользит по груде новоприбывших книг, аккуратно разложенных на соседнем столе. Кожаные переплёты поблёскивают золотым тиснением, а некоторые страницы до сих пор сохраняют лёгкий запах морского ветра – явно их везли издалека.
– Интересно, что он припас на этот раз? – мелькает мысль, пока я разглядываю заголовки. – Может быть, наконец-то появился тот самый трактат о пограничных землях? Или, быть может, дневники тех, кто сталкивался с нежитью лицом к лицу...
Мистер Даррен кашляет в кулак, привлекая твоё внимание.
– Ну что, юная охотница, – его голос звучит как шорох страниц, – приготовься. Кажется, я нашёл кое-что специально для тебя...
Мою любопытство на грани.
-Что же это?
Я задерживаю дыхание. В воздухе повисает тишина, нарушаемая лишь потрескиванием восковой свечи на столе мистера Даррена. Его узловатые пальцы медленно скользят по корешкам книг, будто намеренно растягивая момент.
Мой взгляд замечает небольшую деревянную шкатулку с причудливыми узорами.
Библиотекарь берёт шкатулку, и дерево мягко поскрипывает у него в руках. Его глаза блестят за стёклами очков, отражая дрожащий свет пламени.
– Что там? Руководство по древним обрядам? Карты запретных территорий? Или..." — мысли путаются, пока он не открывает крышку с театральной медлительностью.
Внутри, на бархатной подушке, лежит пожелтевший пергамент с обугленными краями.
— Это, — он делает паузу, — из последней экспедиции в Северные руины. Думаю, тебе будет... интересно.
– Это записи первого стража?
Меня переполняет восторг.
Я застываю на месте. Воздух в библиотеке становится густым, словно пропитанным вековой пылью и тайной. Пергамент лежит передо мной, его края неровные, будто опаленные временем. Слабый запах дыма и чего-то древнего – возможно, мифриловой краски – едва уловим.
Мои пальцы непроизвольно сжимаются в воздухе, не решаясь прикоснуться.
– Такой же пергамент описывали в "Хрониках академии"... Те самые, что хранились в капитуле Первого стража...

Я замечаю, как тень от книжных полок медленно ползёт по каменному полу, удлиняясь в послеобеденном свете. Мистер Даррен замирает, его рука застывает в воздухе над пергаментом, пальцы слегка подрагивают — не от возраста, а от внутреннего напряжения.
В его молчании читается горечь запретов.
Он медленно выдыхает, и я чувствую, как вместе с этим вздохом ускользает моя надежда.
— Даже если бы... — начинает он, поправляя очки, — даже если бы там было то, о чём ты думаешь... — его голос становится тише, — ключ от тех замков хранится не у меня.
Мой взгляд непроизвольно скользит к дальнему шкафу. Но я поворачиваюсь к мистеру Даррену.
– Я имела в виду копию, могу прочитать?
Я замечаю, как пылинки медленно кружат в луче света, упавшем между вами. Мистер Даррен задерживает взгляд на моих глазах, словно взвешивая что-то в глубине души. Его морщинистые веки слегка прикрываются, затем он медленно кивает.
— Копию... да, — он осторожно пододвигает пергамент ближе, его пальцы бережно расправляют пожелтевшие края. — Но помни только здесь, в читальном зале и не делать заметок.
Его голос звучит неожиданно мягко, но в подтексте я улавливаю ноту предостережения. На столе, между нами, кусок бархата для поддержки хрупких страниц.
Я чувствую, как прохлада пергамента касается кончиков моих пальцев, когда он наконец отпускает документ. В этот момент где-то на верхних полках падает книга — глухой звук эхом разносится по тишине библиотеки.
– Конечно, я помню правила.
Склоняюсь над пергаментом, и мир вокруг растворяется в полумраке библиотеки. Тонкие прожилки на пожелтевшей поверхности напоминают реки на древней карте. Чернила, когда-то глубокого индиго, теперь выцвели до цвета грозового неба.
Текст течет неровными строчками:
"...в третий год Великой Тени, когда колокола молчали сорок дней..."
Мой палец осторожно скользит вдоль края листа, не касаясь букв. В воздухе еле уловимый аромат ладана, въевшийся в пергамент за века.
Где-то за спиной тикают старые часы с кукушкой — их маятник отсчитывает секунды, будто пытаясь умерить твое нетерпение.
Мистер Даррен отодвинулся в тень, став частью библиотечного пейзажа. Только блеск его очков выдает внимательный взгляд, устремленный на меня.
Пергамент шепчет мне свои тайны буква за буквой, каждая строчка - как шаг в глубину забытого времени. Чернильные знаки местами расплылись, превратив некоторые слова в загадки:
"...и когда (неразборчиво) восстали из болотных туманов, мы поняли - печати не вечны..."
Мое зрение выхватывает детали несколько выцветших иллюстраций на полях - стилизованные изображения стражей в доспехах.
Где-то вдалеке слышится скрип пера - возможно, кто-то работает в дальнем углу читального зала. Воздух становится тяжелее, будто насыщенным древними знаниями. Вы замечаете, как ваше собственное дыхание замедляется, подстраиваясь под ритм этого текста.
Мистер Даррен неподвижен, как каменная статуя среди книг. Только легкое движение его груди выдает, что время здесь все еще течет.
И я опускаю глаза в свиток читая дальше.
Я углубляюсь в текст, и буквы начинают плясать перед глазами, складываясь в тревожные откровения:
"...ибо истинная опасность не в когтях и клыках, а в том, как тьма проникает в сердца стражей. Заметили слишком поздно, когда (пятно от влаги) уже говорил их устами..."
На полях выцветшее пятно, похожее на след от капли воска или... может быть, слезы?
Воздух становится тяжёлым. Я вдруг осознаю, что в библиотеке неестественно тихо - даже часы перестали тикать, свеча на столе мистера Даррена горит ровно, без колебаний. Тень от вашей руки на пергаменте кажется слишком густой.
Где-то на верхней полке падает книга - глухой удар эхом разносится по залу. Но когда я поднимаю глаза, мистер Даррен продолжает сидеть совершенно неподвижно, его очки отражают пламя свечи, скрывая взгляд.
Замечаю, что мистер Даррен уж слишком долго сидит неподвижно. Я его зову.
– Мистер Даррен, у вас все хорошо?
Мой голос дрожит в внезапно наступившей тишине.
Мистер Даррен не отвечает.
Его руки лежат на столе, пальцы слегка растопырены — я замечаю, что грудь не поднимается от дыхания. Свеча перед ним горит ровным, застывшим пламенем. Воск не стекает.
Тянусь через стол, и в этот момент тени на стене за спиной Даррена слишком густые для этого освещения. Где-то в глубине библиотеки раздаётся шорох — будто кто-то осторожно закрывает ту самую железную дверцу шкафа.
Я резко вскакиваю, стул с грохотом падает назад. В три шага преодолеваю расстояние до мистера Даррена.
Мои пальцы хватают его холодную руку, глаза за очками остаются широко открытыми, но зрачки не реагируют на свет.
— Мистер Даррен?! — мой голос дрожит, эхом отражаясь от книжных полок.
В этот момент где-то в темноте между стеллажами раздается мягкий шорох — будто кто-то осторожно отступает. Я оборачиваюсь, но коридоры между книжными полками пусты. Только пыль медленно кружится в полосе света из окна.
Но как так. Когда я пришла мистер Даррен был жив.
Зову на помощь. Мой голос разбивается о каменные стены библиотеки, возвращаясь ко мне приглушенным эхом.
— Помогите... Кто-нибудь...
Тишина в ответ, кажется, гуще, чем должна быть. Даже улица за высокими окнами неестественно безмолвна — ни криков торговцев, ни звона колоколов.
Я замечаю в проходе между стеллажами с историческими хрониками — движение теней, не соответствующее падающему свету.
Где-то на втором этаже падает книга. Затем еще одна. Будто невидимый читатель листает их одну за другой, приближаясь к лестнице...
Решаюсь подойти к этим стеллажам. Я смогу дать отпор, не зря я столько тренировались.
Делаю шаг вперед, и деревянные половицы тихо поскрипывают под ногами. Воздух между стеллажами кажется гуще, пропитанным запахом старого пергамента и чем-то еще — сладковатым, почти лекарственным.
Мои пальцы срывают крышку шкатулки с решительным щелчком.
На мгновение — тишина.
Затем серебряные узоры на шкатулке вспыхивают синим пламенем.
Из открытой шкатулки выползает туман цвета чернильных пятен.
Внезапно мистер Даррен глубоко вздыхает за вашей спиной — его пальцы судорожно сжимают край стола.
— Не оглядывайся, — шепчет мой внутренний голос, но...
Застываю на месте, наблюдая, как чернильный туман клубится у моих ног, медленно поднимаясь вверх. Воздух становится густым, тяжелым, пропитанным запахом старых проклятий и забытых заклинаний.
Мои мышцы деревенеют от ужаса, но разум продолжает анализировать. Городская стража не обучена таким угрозам... Я осталась один на один с тем, что выпустила...
Туман принимает очертания длинных пальцев, которые тянутся ко мне.
Где-то вдалеке, сквозь туман, я слышу глухой стук — будто кто-то бьется в закрытую дверь библиотеки.
Я резко отпрыгиваю назад, спина больно ударяется о край стола. Черные пальцы из дыма проносятся в сантиметре от моего горла, оставляя в воздухе мерцающий след.
Медальон на моей шее трескается с жутким звуком.
Я слышу, как мистер Даррен хрипит за моей спиной.
— Закрой... шкатулку... пока не...
Но его голос тонет в нарастающем шепоте, который теперь звучит со всех сторон.
— Ты хотела знать правду, девочка? Мы покажем тебе...
Я тянусь к шкатулке чтобы закрыть её.
И в это время в библиотеку взрываются стражи.
Мои пальцы сжимают крышку шкатулки, когда в дверях библиотеки раздается грохот.
Дубовые двери вылетают с петель, осыпая пол щепками. В проеме — трое стражей в синих плащах с серебряными нашивками. Их мечи горят голубоватым пламенем, освещая черный туман.
Первый страж шагает вперед, его голос гремит, как набат:
— Аномалия уровня "Тень"! Готовы к очищению!
Я вижу, как черные щупальца отшатываются от святящихся клинков. Как второй страж бросает что-то в центр комнаты — стеклянный шар, который взрывается ослепительной вспышкой. Как третий хватает меня за руку, оттаскивая от шкатулки.
— Держись подальше, если жизнь дорога! — кричит он, и его глаза светятся тем же голубым, что и мечи.
Я чувствую, как дрожь в моих коленях становится почти неконтролируемой, а голос звучит прерывисто.
— Мистеру Даррену... плохо...
Страж, не отпуская мою руку, бросает короткий взгляд на библиотекаря. Его лицо остается непроницаемым, но в глазах мелькает понимание.
— Алвис, займись стариком, — бросает он через плечо.
Второй страж — высокий, с шрамом через бровь — кивает и быстро движется к столу, где сидит мистер Даррен. Я замечаю, как его пальцы ловко нащупывают пульс на шее библиотекаря. Затем он достает из складок плаща небольшой флакон с мутноватой жидкостью.
Тем временем третий страж крепче сжимает мое плечо.
— Ты ранена?
Его голос жесткий, но не без сочувствия.
— Нет. — и говорю совсем тихо. — Вы успели вовремя.
В голове проносятся воспоминания, что происходило. Это получается из-за меня тени появились? Я опускаю глаза, пальцы бессознательно сжимают край одежды. Пыль на полу рисует причудливые узоры, на которые так удобно смотреть, когда в горле стоит ком.
Страж передо мной слегка наклоняет голову, его голос звучит тише.
— Тени были здесь до тебя. Просто ждали подходящего момента.
За его спиной первый страж чертит в воздухе светящиеся символы вокруг шкатулки.
Я вдруг осознаю, что пергамент, который читали, теперь лежит в стороне — чистый, без единой строчки.
Поворачиваюсь посмотреть, как там мистер Даррен. Ему уже давали элексир восстановление, мой взгляд падает на мою руку, и я вижу серый отпечаток на запястье, наверное, остался от шкатулки. Я замираю от испуга. Страж это замечает.
— Что случилось?
Но я не отвечаю. Что мне теперь делать? Я стану тенью? Ведь в книгах не пишут об этом. Мое дыхание становится прерывистым, когда взгляд стража останавливается на сером отпечатке. Время будто замедляется.
Его перчатки из грубой кожи слегка поскрипывают, когда он сжимает кулак. На пряжке его плаща отражается мерцающий свет заклинаний, которыми третий страж продолжает сдерживать аномалию. А в воздухе пахнет полынью и сталью — запах эликсира, который дали мистеру Даррену.
Страж медленно приседает передо мной, чтобы быть на одном уровне. Его голос звучит тихо, но с неожиданной мягкостью.
— Это не клеймо. Это предупреждение.
Он достает из-за пояса маленькое зеркальце в серебряной оправе и подносит к моему запястью. В отражении по краям шевелятся почти незаметные тени, но они не могут переступить границы узора.
— Значит, шкатулка выбрала тебя, — он тяжело вздыхает. — Но это не приговор. Пока не приговор.
За его спиной мистер Даррен кашляет и пытается приподняться на локте. Его голос, слабый, но ясный.
— Девочка... Ты случайно не читала вслух... из пергамента?..
— Читала, а что такое?
Я пугаюсь ещё больше. Меня трясёт уже всю.
Мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони, но я даже не чувствую боли.
Мистер Даррен медленно поднимает дрожащую руку, указывая на пустой пергамент. Воздух в библиотеке сгущается, будто сама комната затаила дыхание.
Мое запястье с отметиной теперь пульсирует в такт ускоряющемуся сердцу.
Мистер Даррен делает мучительное усилие и поднимается выше.
— Это была не копия... — его голос звучит как сухой лист под ногой. — Это был... контракт.
Страж внезапно хватает меня за плечи.
— Смотри на меня! Ты произносила свое имя? Говорила "я согласна"?
Его глаза горят неестественным синим светом. Где-то в глубине библиотеки с грохотом падает один из стеллажей.
— Нет, не говорила.
Но что теперь мне делать, слеза катится по щеке.
Страж отпускает мои плечи, его дыхание немного ровнее.
— Значит, ещё не всё потеряно.
Мистер Даррен слабо манит меня к себе. Его пальцы, холодные и тонкие, как пергамент, сжимают мою руку.
Когда пергамент поджигают я стискиваю зубы и не роняю ни звука.
Пергамент вспыхивает голубоватым пламенем, но вместо дыма над вашей кожей расцветает светящаяся паутина линий.
— Держись, Миранда, — шепчет страж, его голос неожиданно тёплый.
Я чувствую, как огонь не жжёт, а словно вплетается в кожу. Вкус медной монеты на языке от сжатых зубов. Лёгкое прикосновение мистера Даррена к моему плечу — словно знак, что я не одна.
Тени за его спиной корчатся, будто огонь жжёт и их.
— Последний рывок, — предупреждает страж, и...
Вдруг — тишина.
Пламя гаснет. На запястье остаётся серебристый узор, похожий на морозный цветок.
Мистер Даррен снимает очки, вытирая их краем рубахи.
— Теперь ты официально... интереснее большинства абитуриентов.
Его шутка звучит слабо, но искренне.
Тени ушли, ведь их добычу забрали.
Выдыхаю. Сходила почитать в библиотеку. Провожу пальцами по серебристому узору — он холодный, как зимнее окно, но не причиняет боли.
— Родители... — голос предательски дрогнул.
Страж, всё ещё стоящий на коленях перед вами, тихо вздыхает.
— У меня такой же с шестнадцати лет. Мать до сих пор вздрагивает, когда видит.
Мистер Даррен кашляет в кулак, поправляя очки.
— Можно... скрывать. Перчатками. Повязками. — Он показывает своё запястье, где след почти сливается с морщинами. — Но рано или поздно... они поймут. Такие вещи чувствуются.
Я замечаю, как свет из окна играет на серебристых линиях, делая их то ярче, то почти невидимыми.
— Они твои родители, — страж встаёт, отряхивая колени. — Если приняли решение воспитывать будущую охотницу на тени... должны принять и это.
В его голосе нет осуждения, только усталая правда.
Страж поворачивается к своим товарищам. Мы здесь закончили, уходим, он поворачивается ко мне.
— Где твой дом мы проводим тебя.
Сжимаю запястье, чувствуя под пальцами неровный рельеф серебристого узора.
— Я... — голос звучит тише, чем хотелось бы. — Я сама дойду.
Страж смотрит на меня чуть дольше, чем нужно, затем медленно кивает.
— Печать защитит. Но если тени снова попытаются... — Он достаёт из складок плаща тонкий серебряный свисток. — Дунь в него. Даже если кажется, что звука нет.
Мистер Даррен, всё ещё бледный, но уже более живой, протягивает вам свёрток.
— Мазь для шрама. Чтоб... не болел.
Его глаза слишком ярко блестят за стёклами очков — будто от влаги.
Смотрю на библиотеку как обыденно теперь она выглядит — будто ничего не случилось.
— Приходи... когда захочешь, — библиотекарь поправляет на столе опрокинутую чернильницу, и это действие кажется странно важным.
Делаю шаг к выходу. Серебристый узор на запястье слегка теплеет — не больно, а как рука друга, легонько сжимающая вашу в знак поддержки.
Я прощаюсь со всеми и ухожу. Иду по засыпающей улице, и тени от фонарей ложатся перед вами ровными кругами.
— Сколько им лет на самом деле?
Вспоминаю детали.
Первый страж (тот, что держал ваше запястье) голос глуховатый, будто через слои времени. На тыльной стороне ладони — шрам от старого ожога, уже побелевший.
Второй страж Алвис (со шрамом на брови).
Как ловко он перевязывал мистера Даррена — движения точные, как у военного хирурга. Когда наклонился, под плащом мелькнула цепочка с тремя серебряными подвесками — знаками отличия?
Третий тот что мне помог.
Его плащ выцвел неравномерно, будто десятилетиями выгорал на солнце.
Когда повернулся, я заметила пятно на воротнике — странного фиолетового оттенка, как у чернил, что используют для печатей.
Стражей учат скрывать возраст, — мелькает мысль. — Или... время работает на них иначе?
Мой новый серебристый шрам слегка покалывает, будто в ответ.
Вечерний воздух пахнет хлебом и дымком — обычная жизнь, в которой теперь есть место тайне. Я иду медленнее, чем нужно, будто боюсь, что дома меня ждёт слишком много вопросов.
Я останавливаюсь на пороге, ладонь на дверной ручке кажется невероятно тяжелой.
В доме пахнет жареным луком и корицей — мама, как всегда, готовит что-то утешительное.
Как начать?
— Миранда? — из кухни раздаётся голос отца. — Ты это?
Я делаю глубокий вдох и поднимаю руку, чтобы серебристый узор поймал свет лампы.
— Да... Я... мне нужно вам кое-что показать.
Мама появляется в дверном проёме, вытирая руки в фартуке. Её глаза сразу цепляются за ваше запястье.
— Охотничья печать... — она произносит шёпотом, будто боясь спугнуть слово.
Отец замирает с половником в руке. Я вижу, как его пальцы сжимаются чуть сильнее.
— Значит, сегодня... — он обрывает фразу и медленно ставит половник на стол. — Рассказывай.
Мама уже тянется ко мне, но останавливается в сантиметре от руки, будто боится повредить.
— Больно было? — в её голосе дрожит что-то, чего я не слышала с тех пор, как в семь лет сломали руку.
Тишина. Они знают. Они всегда знали. И теперь мне остаётся только объяснить, как пахнет чернильная тьма и каково это — чувствовать, как печать вплетается в кожу.
Я сажусь за кухонный стол, пальцы теребят край скатерти — та самая, в мелких синих цветочках, что мама любила с детства.
— Я просто хотела почитать про нежить... — голос звучит виновато, будто мне снова десять, и я разбила её любимую кружку.
Отец наливает чай в три потрёпанные кружки — ту, что с лисой для меня, с медведем для себя, с цветами для мамы. Пар стелется над столом.
— В библиотеке был... пергамент, — я осторожно прикасаюсь к серебристому узору. — Я думала, это просто копия.
Мама берёт мою руку, её пальцы тёплые и шершавые от работы. Она вдыхает резко, будто чувствует запах той тьмы.
— А мистер Даррен?
— Он... — я замечаю, как дрожит чай в моей кружке. — У него такой же шрам. Только старый.
Отец отодвигает свою тарелку, и ложка звенит о край:
— Значит, стражей вызвали?
Киваю, вспоминая голубые мечи. Как третий страж сжал мое плечо, будто держал за край пропасти.
Дни текли спокойно. Я также по утрам тренировались потом помогала маме по дому, ходила в библиотеку.
Но настал день, когда Академия открывает свои двери для новых студентов. Я очень волновалась.
Утро перед испытаниями началось с запаха корицы и жареных яблок — мама, как в детстве, приготовила ваш любимый пирог.
Я перебираю снаряжение за кухонным столом. Мамин браслет (серебро мягко поблёскивает в утреннем свете).
— Не забывай, — отец поправляет ремень моей сумки, его пальцы вспоминают старые движения, — если спросят про шрам — говори правду. Но только если спросят.
Мама молча завязывает мне косу туже обычного — так, чтобы ни один волос не мешал в бою. Её пальцы тёплые и уверенные, но я чувствую, как дрожит кончик ленты.
За окном соседские дети уже играют на улице, их крики такие обычные, будто сегодня не особенный день.
Дымок из трубы академии виден даже отсюда — они начали топить печи для испытаний.
Я беру сумку, и браслет звякает о пряжку.
— Пошли? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Мама поправляет мой воротник, её глаза блестят как серебро печати.
— Ты же помнишь, где наш сундук? На всякий случай.
Отец открывает дверь, и утренний свет заливает порог — ровный, ясный, как обещание.
Делаю первый шаг, и браслет теплеет на запястье. Дорога к академии уже не кажется такой длинной, когда знаешь, что за спиной — домашний очаг, а впереди — своя история.
Я иду по вымощенной булыжником дороге, и мои шаги ритмично постукивают в такт отцовским.
— Пап, а помнишь, как мы с тобой впервые фехтовали на палках? — спрашиваю я, подбрасывая небольшую гальку, чтобы пнуть её носком ботинка.
Он ухмыляется, поправляя ремень сумки на плече.
— Ты тогда мне все пальцы перебила. Мама две недели мазью лечила.
В воздухе пахнет дымком из трубы булочной на перекрёстке.
Мама идёт чуть сзади, её лёгкие шаги едва слышны. Я оборачиваюсь — она как раз срывает несколько стеблей зверобоя у обочины.
— Для защиты, — замечает она мою улыбку. — И для чая. На новом месте трава всегда горчит.
Я ловлю её намёк и смеюсь, но в груди что-то сжимается
По пути встречаете группу абитуриентов — они шумят у фонтана, но замолкают, заметив ваш браслет.
— Готовься, — тихо говорит отец, когда вдали показываются ворота академии. — Они любят испытывать новичков ещё на подходе.
Моя рука непроизвольно тянется к медальону. Он тёплый, будто уже чувствует приближение магии.
Дорога, кажется, и короче, и длиннее, чем должна быть. Каждый шаг — между прошлым и будущим, а их шёпот за спиной — лучшее заклинание против страха.
Останавливаюсь перед высокими железными воротами, их ажурные прутья отбрасывают полосатые тени на дорожку.
Мама поправляет складку на моем плаще, её пальцы задерживаются на плече на секунду дольше нужного.
— Пиши, как дойдёшь, — её голос ровный, но ресницы слишком часто вздрагивают.
Отец молча кладёт мне в ладонь горсть лесных орехов — мою любимую дорожную еду с детства. В его глазах тот самый огонь, что был в день, когда он впервые дал мне подержать меч.
Делаю шаг вперёд — и граница между «до» и «после» остаётся за спиной.
Внутри двора десятки абитуриентов толпятся у мраморной лестницы, их голоса сливаются в тревожный гул. Инструктор с седыми висками метит что-то в свитке, его перо оставляет кроваво-красные чернильные следы
Я провожу пальцем по браслету, и серебро отвечает мне лёгким теплом.
— Следующий! — раздаётся резкий голос у лестницы.
Мои ладони внезапно вспотели, но орехи в кармане шуршат успокаивающе — ровно так же, как шелестели листья над вашей головой в детстве, когда вы тренировались в саду. Я выпрямляю спину. Браслет невесом. Тень от ворот остаётся позади, а впереди — первая ступень моей новой жизни.
Девушка резво пробирается сквозь толпу, её косички с колокольчиками позвякивают с каждым шагом.
— Эй, новенькая! — она бросает вам лучистую улыбку, в которой искрятся все оттенки беззаботности. — Ты тоже за рыцарями пришла или магию качать?
Я замечаю, что ее глаза цвета молодого дуба — теплые, с золотистыми искорками.
— Охотницей на нежить, — отвечаю я, невольно улыбаясь её энергии.
— О-о-о! — она хлопает в ладоши, и колокольчики звонят веселее. — Значит, будем спасать друг другу спины! Я — Лира.
Её рука тёплая и шершавая от мозолей, когда я пожимаю её.
— Миранда, — представляюсь я, поправляя браслет.
Лира сразу цепляет взгляд на серебре.
— О-о-о, у тебя уже игрушка! — снижает голос, наклоняясь ближе. — Это ж печать стража... Ты небось уже целого упыря уложила?
Я вижу, как за её спиной пара абитуриентов перешёптывается, глядя на нас. Инструктор поднимает голову от свитка, словно уловил наш разговор.
Пожимаю плечами, но внутри что-то теплеет — такое знакомство гораздо лучше, чем я ожидала.
Лира уже тащит нас к группе у фонтана, болтая о повадках местных преподавателей. Её колокольчики звенят, а страх отступает — будто его и не было.
Мы весело болтали о мелочах, что помогло нам скоротать время ожидание, она меня познакомила с ещё абитуриентами.
Лира пересыпает в ладонь изюм и делится с вами, пока мы сидим на выщербленных ступенях главного входа.
— Так значит, ты из Дальних холмов? — спрашивает рыжеволосый парень с перевязанным предплечьем. — У нас там каждый второй с детства косой машет!
Откусываю пряник, который достала из сумки девушка в зелёном плаще — Кассия, как представилась.
— А у нас вместо игрушек кинжалы под подушкой, — смеётесь вы, обмениваясь взглядом с Лирой.
Двое у стены тихо повторяют заклинания, их пальцы дрожат от волнения
— Следующие — группа из пяти! — раздаётся крик инструктора.
Лира вскакивает, рассыпая остатки изюма.
— Ой, это мы! — её колокольчики звенят истерично, когда она хватает меня за руку.
Я встаю, отряхивая крошки с колен, и вдруг замечаю, как Кассия нервно теребит свой амулет — голубой камень в медной оправе.