Алая лента

Алая лента

Краше Аглаи не было на селе девушки, это вам каждый скажет. Статная, коса – что твой кулак толщиной, золотая, как пшеница спелая. А глаза – озёра, не глаза! Сколько парней-то эти глаза с ума свели! Из окрестных селений к ней сватов засылали, вот до чего хороша была! Но всем отказ давала. Что и говорить, норов был – не всякий сладит! Другая сразу бы за хорошего парня вышла, а она всё выбирала. Чтобы, значит, необыкновенный был.

Как-то по осени объявился у нас чужестранец. Да не пеший – на лошади, а лошадь та – чисто конь-огонь из сказов! Да и сам в меха богатые одет, кольца на пальцах каменьями блещут. Стар ли, молод – не поймёшь: рыжий, смуглый, нос крючком, как у птицы хищной! А глаза, глаза-то – угли! Одним взглядом до нутра пробирал. «Проездом я в ваших краях», говорит. «Пустите на ночлег, люди добрые!» Зафаром назвался. Ну, пустили, чего уж. Староста, как есть, к себе пустил. И не пожалел – чужестранец ему золотую монету отдал! Просто так, считай. Смекнул староста, нельзя такого гостя отпускать, стал думать, как бы тому на подольше остаться. Да только и думать не пришлось: поутру Зафар Аглаю увидел, она как раз за водой шла. Сверкнул глазами чужеземец, да и споткнулась Аглая – а ведь шла по ровной тропке! И упала бы, да Зафар подхватил. Ничего Аглая ему не сказала, коромысло подхватила и ушла. Чужеземец только усмехнулся. Вернулся к старосте да узнал, где красота живёт. И, когда она с водой вернулась, уже её поджидал. Только вновь ни словечка Аглая не молвила. Гордо мимо прошла. Тут чужеземец, дело ясное, уезжать передумал. Запала в душу девица неприступная. Жить он остался у старосты – да только и по селу ходил, и в кабак заглядывал. Ребятишкам камешки дарил затейные – цветные, на солнце так и играют! Денег не считал. Зауважали Зафара. Да вот только Аглая к нему – ни в какую! Он и так к ней, и этак, а она и не замечает вовсе. А девушки-то другие наперебой Зафару понравиться старались! И пироги пекли, и на гулянья звали. Аглаю за глаза блаженной кликали. Слыханное ли дело – такого жениха упускать! Вода камень точит, вот и Аглая понемногу привыкла к чужестранцу. Иногда говорила с ним, но не долго. И вдвоём гулять с ним не шла, хоть он звал. От подарков отказывалась, ни бусы коралловые, ни зеркальце серебряное не взяла.

Холодало, осыпались листья с деревьев, пламенели на чёрных ветвях рябины алые гроздья. Приметил Зафар, что любуется ими Аглая, и принёс ей ленту в подарок – из чистого шёлка! А цветом та лента была – как самый яркий зимний закат, как свежая кровь. Никогда Аглая такой красоты не видела. Лента в ладонях словно живая, цвет горит, сияет! Не удержалась красавица, приняла подарок, вплела в светлую косу. Так и видели её последний раз – возле рябины, с лентой, пламенеющей в волосах.

Исчезла Аглая. Ходили искать, не нашли. Зафара спросили – ответил, что пошли они в лес гулять, а девушка возьми да убеги! Догони меня, говорит, тогда буду твоей. Он понял, игра такая. Да только не смог догнать, и звать стал – не отозвалась. Словно растворилась! Потолковали о том, да решили – время-то к зиме, в эту пору злые духи на воле гуляют! Потревожили их, вот они и осерчали, Аглаю к себе забрали!

Чужестранец ходил мрачнее тучи, но собираться в дорогу не спешил.

Всем понятно было его горе, и не докучали ему. Да и он никого видеть не хотел. Только при Милаве, внучке старосты, оживлялся. Это вторая наша красавица, после Аглаи. Волосы темнее, и глаза – как небо в грозу. 16 вёсен только справила, но уже помолвлена была с добрым молодцем из соседнего села. Да только староста смекнул: по нраву она чужестранцу пришлась. А уж этот-то жених получше будет! Ну и стал внучку подговаривать: то воды умыться Зафару принеси, то рубаху подлатай. Милава смышлёная, видела, что не просто так это всё. Ей-то её жених по сердцу был, а тут, того и гляди, за другого отдадут – не спросят! А Зафар всё смотрел своими углями-глазами, словно насквозь прожигал, и усмехался.

Страшно Милаве, да куда деваться? Дед уже все с отцом-матерью решил. Быть ей женой Зафара! И время для обряда выбрали – последний день уходящего года.

Зима расстелила белоснежное покрывало. Лес замер в сонном молчании, глубокие тени синели на искристой снежной глади. Кутаясь в полушубок, Милава брела, по колено проваливаясь в сугробы, и плакала. Ей хотелось уйти подальше от готовящейся свадьбы, от односельчан, только и говоривших, как повезло ей. Хотелось оказаться подальше от пронзительных чёрных глаз, в которых ей чудилось недоброе пламя. В это время года лес был единственным местом, где её никто бы не потревожил, и она могла наплакаться вдоволь. Милава споткнулась, хлестнули по лицу гибкие ветки орешника. Она упала в снег и разрыдалась. Может, остаться здесь? Просто лечь в снег, и пусть её заметёт метель, тогда не придётся возвращаться…

Милава села, растирая по щекам замерзающие слёзы. Что-то яркое блеснуло совсем рядом. Или показалось? Присмотревшись, она увидела красное пятнышко, похожее на ягоду рябины, Разворошила находку и коснулась края шёлковой алой ленты.

Несмело, едва дыша, девушка потянула его к себе.

Лента не поддавалась, уходя дальше под снег. Милава принялась копать. Свежий снег сменился тонкой коркой льда, под которой что-то смутно белело. Закусив губу, девушка осторожно смахнула с прозрачной корки снег и почувствовала, как сердце забилось у горла. Подо льдом угадывалось лицо, хорошо ей знакомое. Она всё ещё сидела неподвижно, сжимая в ладони край ленты, когда Аглая открыла глаза.

Лёд покрылся сетью трещин, осыпался с белой кожи. Вскрикнув, Милава зажмурилась.

- Не бойся.

Голос был совсем не похож на Аглаин – глухой, сдавленный.

Как тут не забояться? Но Милава всё же открыла глаза.

Аглая стояла возле неё. Такая же статная, как при жизни – только волосы, спадающие до пояса, побелели, и в глазах вместо озёрной синевы плескалось серебро. Шею, словно ожерелье, перевила алая лента.

- Помоги мне!

Милава хотела молвить хоть словечко, но не смогла. Язык не слушался, перед глазами всё плыло. Аглая потянула за край ленты – и та послушно скользнула ей в ладонь, открыв безобразную тёмную полосу на шее.