Алёшин.Постыдная слабость

Алешин ехал на штабной «эмке» ,и мысли его были далеко. Он думал, что вот ему сорок пять лет, а семьи нет. Жена бросила его в тридцать седьмом, сбежав с любовником. Может вместе донос на мужа-рогоносца писали.

Фабричная девчонка и в юности стервой была, а повзрослев еще и блядью стала.

Любви у Петра к ей не было, было животное желание, которым ткачиха его и привязала к себе. Не много у него женщин было, всё воевал ,да по госпиталям валялся. И хоть мужчина он был для женского пола видный, девушки чувствовали его к ним если не презрение, то уж пренебрежение точно.

Это повелось еще с детства, когда мальчишкой он видел пьяную в дрыбаган мать, лежащую на кровати,и торопливо раздевающего её полового Сеню с трактира.

Он тогда бросился к дяде Сене на спину и пытался укусить за ухо, но мужик отшвырнул его словно кутёнка, А потом очнувшийся от беспамятства Петя видел всё скотское действо в деталях.

Это было как у бродячих собак: грешно и смешно.

Через три дня явился с заработков отец и таскал мать за волосы по комнате, а Петя опять безрассудно бросался её защищать.

Он любил её, для него она была девой Марией с бабушкиной иконы.

И когда утром после битья мамка, охая и стеная варила щи, он прижимался к ее коленям, а старшие сестры и брат смеялись над ним.

Умерла мать глупо и быстро: полоскала белье в проруби ,да так и нырнула.

Бабка говорила, что царь водяной её в русалки забрал за красоту.

Но какая уж тут красота, когда тело в гробу не помещалось, так распухло.

Алёшину потом не один год снилась страшная умершая мамка, та просила у нег опрощения, хотя при жизни никого и ни о чём не просила.

Женщина –икона и женщина -блядь, таких было немало. А вот чтобы вместе это в прекрасном теле –прекрасная душа, и соитие такое , чтобы голову напрочь снесло, таких Петр не встречал.

И когда он увидел эту Синичкину ,то пытался гнать мысли о ней, а если не получалось, придумывал всяческие гадости. Холодный ум подсказывал: «Шалишь Петро, она не такая» .

-А какая?- Спрашивал взрослый Алёшин.

-Чистая , светлая,как родниковая вода, – отвечал кареглазый мальчик Петюня.

— Все они одним миром мазаны,— словами сплетника ординарца твердил постаревший комбриг.

-Нет,Варя не такая, ты в глаза, в глаза её посмотри, –талдычил мальчик Петя.

А вот в глаза смотреть и не надо было—ведь зарекался . А уж когда посмотрел невольно сделал шаг к Варе ,а та что-то почувствовав побледнела, отшатнулась и выбежала из кабинета.

- Сержант Синичкина! - командным голосом сказал комбриг закрытой двери.- Сержант!

За дверью ответила рыданием.

Он словно пролетел эти несколько метров от стола до двери, и застал Варю в слезах Услышав его шаги девушка вскочила и схватив папку с телефонограммами вытянула вперед руки— защищаясь.

- Ты что, дура? Ты что подумала? - комбриг отступил назад. Сердце заныло, пересохли губы, так плохо ему даже в зоне не было.

Он ушел обратно в кабинет и молча ждал, когда Варя принесет ему папку с донесениями, чай и подогретую на керогазе кашу с тушенкой.

Больше он в глаза девушке не смотрел и ближе, чем на два метра не приближался.

Не было у него никаких умыслов: ни приручить, ни обмануть.

«Старый я, уже бесконечно старый для любви человек».

Хотелось сорваться и уйти в запой, так случалось с ним раз в десять лет ,когда подходил к краю и дальше была пропасть.

Первый раз его, восемнадцатилетнего новобранца, впервые увидевшего смерть, «лечил» Григорий Иванович — топил в бочке с ледяной водой.

Второй раз, в зоне, его закапывал в могиле, местный шаман.

А сейчас то кто спасёт от запоя? Ни командующий же. Да, и так хочется дожить до наступления и дивизию обещали.

И посчитав, что это всё от мужского желания Алешин распив коньяка трофейного французского ,целый ящик разведчики притащили ,комбриг пошёл к санитарке Шуре.

В госпитале было затишье, боев не было сидели в глухой обороне, многих раненых вывезли эшелоном в тыл. И палата нашлась свободная и матрас .

Алёшин лёг и закрыл глаза предоставив бабе всё делать самой.

Он собравшись сюда, надел гимнастёрку с лейтенантскими погонами ,осталась от ординарца бывшего.

Конечно лицо -то не спрячешь, но он никого не встретил по дороге, страховал его нынешний ординарец, капитан Захаров, пропойца с феноменальной памятью. Как говорится - талант не пропьешь.

Шурка старалась. Лизала обильно смачивая слюной, а потом так заглотила, словно шланг насосный у нее вместо горла был. Высосала до донышка.

Коньяк приятно грел нутро, в голове слегка шумело, легкость в теле была, как после бани.

Они отдохнули, и Алёшин отблагодарил бабу жестким соитием сзади. Шурка уперлась руками в железные спинки кровати А Петр раздвинув массивные ,в буграх ноги, не думая о нежностях, всадил по самую матку .Благо размер инструмента позволил ему это сделать. Шурка охала, потом завыла ,Петр закрыл ей рот ладонью и продолжал вколачивать, не обращая внимания на Шуркино беспомощное мычание. Баба выгнула спину дугой ,ноги её подкосились ,и она упала на колени, мокрая от собственных соков и от его семени.

Вытерев о подушку свое естество Алёшин заправился, и шагнул в коридор Захаров дрочил себе и как только командир вышел, нырнул в палату . Рывком приподняв Шурку за волосы, прислонил к стене, и зажав лапищей бабий подбородок пару раз вставил в горло бляди, и туда же и кончил, всё без остатка .

К штабу они шли молча, ординарец курил ,а Алешин с ужасом думал, а вдруг сейчас встретит Варин чистый взгляд.

Но всё обошлось: дежурила черноглазая, худенькая армяночка Лиануш.

Он спросил звонил ли кто и узнав, что нет, спокойно провалился в сон, считая вагоны эшелона.

Изображение Press 👍👍 Love you 💖 с сайта Pixabay