Алгоритм боли

Глава 1 Хрустальная клетка

Дворец «Хрустальной сирени», хоть и являлся официальной императорской резиденцией в Эдеме, вряд ли когда-нибудь вообще посещался правителем или его близкими. Может быть, поэтому на фоне домов аристо он выглядел довольно скромно?

По крайней мере, я ожидала увидеть что-то более грандиозное и величественное, но нет. Небольшое, по меркам района, ажурное здание, спрятавшееся в глубине живописного паркового комплекса, всего в три этажа и словно вырезанное искусным скульптором целиком из огромного куска белого мрамора. Все его колонны, балконы, двери и парапеты были украшены резными веточками сирени или целыми композициями из пышных цветущих кистей. Сирень росла и в саду, наполняя все вокруг опьяняющим ароматом.

На здании не было даже привычных шпилей, лишь пара сферических куполов по краям и один, более массивный, по центру. Но и они не блистали золотом или платиной, а переливались на солнце хрустальными гранями. Подъехав ближе, я смогла убедиться, что из хрусталя сделаны не только купола, но и многие элементы отделки. Каждый крошечный лепесток на украшающих здание барельефах сиял начищенными стеклянными гранями. Это выглядело настолько красиво, что захватывало дух.

Эскорт доставил нас до самых ступеней парадного входа, на которых, лениво облокотившись на ажурные перила, нас поджидал Андрас. Он смотрелся чужеродным черным пятном на фоне окружающей белизны. При дневном свете его кожа казалась еще более бледной и чуждой этому миру, но в обычной одежде и без странной тьмы вокруг глаз он выглядел уже не так пугающе. Хотя, наверное, я сегодня просто не могу больше бояться. Все самое страшное уже случилось.

Окинув небрежным взглядом нашу процессию и задержавшись на моем распухшем от слез лице, дэв закатил глаза и небрежным жестом приказал следовать за ним.

– Даже не буду спрашивать, почему вы прибыли в таком составе и куда делся твой брат, – ведя нас запутанными коридорами, бросил Андрас, не оборачиваясь. – И хочешь, угадаю, девочка? – спросил он с усмешкой, явно не нуждаясь в моем ответе. – Ты понятия не имеешь, где он.

Я вздохнула и стиснула зубы. За время пути мне удалось немного успокоиться, свыкнуться с произошедшим, но не смириться. Случившегося уже не изменить, но это не означает, что я сдамся. Ник – все, что у меня есть. И я действительно виновата перед ним. Во многом… Поэтому я должна быть сильной. Должна все выдержать и обеспечить его будущее. Любой ценой.

– Это вас не должно волновать, – огрызнулась я. – Мой брат ничего вам не должен. Не впутывайте его в наши дела!

– Милость Асмодея, я смотрю, ты из тех индивидов, которые, даже попав в хрустальный дворец, стремятся с порога превратить его в ту же помойку, из которой вылезли. Дам тебе бесплатный совет, девочка: не раскрывай рта без крайней необходимости – жутко смердит, а терпимость не относится к числу моих добродетелей. Скажу больше, у меня их вообще нет.

Он распахнул очередную из красивых стеклянных дверей, украшенных словно морозным узором, и жестом предложил нам войти.

– Я, наверное, тут лучше… – начал было Ральф, сдавая назад, но Андрас так на него глянул, что здоровенный оборотень съежился, точно нашкодивший щенок, и первым проскочил в комнату. Мы последовали за ним.

Это была библиотека.

Небольшая, но высокая комната с камином, двумя мягкими кожаными креслами перед ним, тахтой у стены, огромным окном в два этажа и уходящими высоко вверх книжными стеллажами. Посреди комнаты располагалась причудливая винтовая лестница, позволяющая без особого труда добраться до любой книги, но не занимающая много места внизу.

– Что ж, девочка, вот здесь ты и будешь жить в ближайшее время, – с издевательской улыбкой, обводя рукой заполненные тысячами книг шкафы, заявил Андрас. – Читать-то ты, надеюсь, умеешь?

Скажи мне кто-нибудь три дня назад, что я буду жить в библиотеке, – расплакалась бы от счастья. Да, скажи мне это вообще кто-нибудь другой и в другой день.

Сейчас же я могла только кивнуть, уверенная, что он шутит в своей тупой манере. Но, как оказалось, нет.

– Я собрал самое необходимое для общего развития. Архаичненько, конечно, но на первое время сойдет. Начнешь вот отсюда, – он ткнул в самую нижнюю полку шкафа, расположенного у двери. – Для начала интегрируй по паре книг в день. И учти: суть ты должна усвоить, я проверю.

– Вы это серьезно? Тут ведь сотни книг! Я их до старости не перечитаю!

– До старости ты можешь не дожить, если в кратчайшие сроки не освоишь необходимые для выживания навыки. И это не угроза, не пойми превратно. Это отныне твоя реальность. Ты магиня, и если кто-то заподозрит обратное, я не дам за твою жизнь и денька.

Бездна, как у него только получается так мерзко улыбаться таким красивым лицом? Перед зеркалом, что ли, тренируется?

Пару секунд попрожигав меня взглядом и не дождавшись реакции, дэв продолжил:

– Дворец полностью в вашем распоряжении и под надежной охраной. Никто вас здесь не потревожит. Так что читай, девочка, раз уж умеешь, и если хочешь жить. Все ясно?

– Просто читать и все? – недоверчиво прищурилась я.

– Нет, – секунду подумав, он качнул головой. – Еще приведи себя в порядок. Ты похожа… Хотя о чем это я, ты и есть грязная оборванка.

Проглотив обиду и заставив себя дышать ровно, я уточнила:

– Это все?

– А что тебе еще надо? Или ты полагаешь, что способна на большее? Уже готова выйти в свет и затмить его своей глупостью? Уверяю, образование тебе не помешает совершить сей героический акт.

Кажется, начинаю понимать значение слова «ненависть»… Не то чтобы прям «мучительно», но вот увидеть труп этого желчного гада хотя бы во сне я бы не отказалась. Наверное.

Пришлось сделать еще несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться, прежде чем продолжить:

– Мне надо хотя бы знать, что вы собираетесь делать со мной дальше? Для чего я вам? Шпионить? Но, насколько я поняла, магини сильно ограничены в своих действиях и где попало не шляются. Какой из магини шпион? Тем более, что стоит мне случайно зацепить кого-нибудь в толпе, и все, привет…

Контур Алекс Изоляция

Больше всего на свете Алекс не выносил трех вещей: ждать, когда его называют «Ксандр», и то дерьмо, в которое он влез по дурости, будучи еще «юношей пылким, со взором горящим».

И сегодня случился очередной худший день его жизни, когда все эти неприятные факторы снова и вполне закономерно совпали. Он уже битых полчаса валялся в приемной своей глубокоуважаемой бабки, чьей заслугой и являлось ненавидимое им имя, и ждал, когда она соизволит его принять.

Нет, бабулю он любил. Или ненавидел. Даже себе он не мог ответить на этот вопрос, хотя особо-то им и не задавался. И не потому, что вопрос был сложным – бессмысленным. Наверное, все зависело от настроения. Но чего никак нельзя было отрицать, так это того, что он преклонялся перед ее решимостью и силой воли. Сам он в свое время распустил сопли и сбежал, поджав хвост, при первом же серьезном испытании.

И ни разу об этом не пожалел. И все же руки так и чесались прикончить старую циничную суку, само существование которой было чудовищным глумлением над проповедуемыми ею же семейными, родовыми и моральными ценностями. Великий матриарх, ее преосвященство, хранительница традиций, мудрости, заветов и прочей лабуды.

А на деле та, что публично порицала и призывала к искоренению богопротивного ордена «Домины», являлась его основательницей и покровительницей. Но, как ни прискорбно было это признавать, Алекс до сих пор, скрепя сердце и всецело признавая факт своего не менее низкого падения, понимал, что у них не было иного выхода. Грандиозная мистификация. Мерзкая, выворачивающая наизнанку ложь, окутавшая и поработившая всю расу. Но правда была столь чудовищной, что, бесспорно, должна была остаться в тени.

Каким же он был идиотом, долбанным правдолюбом! Каким наивным и смешным мальчишкой, полагавшим, что, докопавшись до истины, сумеет все исправить. Докопался. Узнал. И предпочел смыться и сделать вид, что никогда и ничего не видел.

Мог ли он осуждать не побоявшуюся вываляться в дерьме бабку, замазавшуюся по уши в женской и детской крови? Не мог. Ненавидеть, презирать, истово желать свернуть шею этой страшной женщине, положившей на алтарь спасения своего народа даже собственных детей, – да. Но не осуждать.

Он сбежал, самоустранился, сделал вид, что ничего не было, попытался забыть, гоня убивающие душу и разум мысли, топя их в вине, плотских утехах и экстремальных забавах. Но правда была в том, что в конечном итоге он – еще более мерзкая тварь, чем она. Ведь только ее любовь позволила ему так просто уйти и не замараться в крови по самые уши. И как бы он ни хотел этого не понимать.

С полным неизбывной тоски стоном пестро одетый парень свалился с кушетки, на которой лежал, и, раскинув руки, растянулся на полу. Сводчатый потолок огромной приемной эхом отразил его стон, и снова воцарилась гробовая тишина.

Вот поэтому он и ненавидел ждать. Дурацкие черные мысли и воспоминания тут же просачивались в мозг, окисляя и разъедая нежное серое вещество.

Нет-нет-нет, он слишком умен, чтобы погружаться в дешевую рефлексию. Он сто раз все это проходил и знал, что нужно делать. Зачем ждать? Разве он не способен напомнить хозяйке этого старинного замка о правилах гостеприимства?

Резко вскочив, молодой повеса огляделся и расплылся в улыбке. Есть прекрасный способ поторопить бабулю со сборами. Подняв палец вверх, он вытянул губы трубочкой и, с ухмылкой глядя на портрет красивой молодой женщины, висящий на стене, произнес:

– Бу!

Сорвавшаяся с пальца искра взметнулась под потолок, и высокий, украшенный фресками свод затянули тонкие полосы электрических разрядов, наполнив комнату запахом озона. Еще через секунду из-под потолка хлынул дождь.

Скинув сапоги и закатав штанины, Алекс запрыгал по моментально образовавшимся на полу лужам, напевая дурацкую песенку:

– Я бегу по лужам, зонтик мне не нужен! Дождик, дождик, лей, меня не жалей! Сдохну в этой луже, никому не нужный, дождик, дождик, лей, сдохнуть бы скорей!

Вошедший в залу чопорный дворецкий, такой же древний, как и этот оставшийся еще от человеческой цивилизации замок, стоически снося хлещущий как из ведра дождь, чинно прошествовал к исполняющему дикий танец молодому магу и степенно поклонился.

– Ее высокопреосвященство ожидает вас, милорд.

– Как всегда – на самом интересном месте, – деланно расстроившись, парень подобрал свои сапоги и зашагал к двери.

– Милорд, – окликнул его дворецкий.

– Чего тебе?

– Не могли бы вы… – дэв недвусмысленно обвел рукой залу, продолжавшую утопать в потоках дождя.

– А-а-а… Ну да, – маг щелкнул пальцами, и аномальная стихия исчезла.

– Благодарю, милорд.

– Ага, обращайся.

Как и всегда, матриарх принимала его в тронном зале. Это раньше, когда он еще был глупым, ни о чем не подозревающим мальчишкой, а она – могущественной теневой правительницей их народа, они встречались в ее личных покоях, в императорском дворце, лицом к лицу. И порой бабуля даже позволяла себе проявление чувств по отношению к внуку, теребя его за щеки и собственноручно занимаясь его прической.

Она обожала его золотистые волосы и всегда повторяла, что они достались ему от прабабки – ее собственной матери и легенды, идола, которому вся их раса до сих пор поклонялась как божеству.

Теперь же он мог видеть лишь стройный женский силуэт, скрытый за полупрозрачными вуалями, окружающими трон. И это было к лучшему. Связавшая их и навсегда сделавшая врагами и соучастниками тайна не подразумевала более прямого взгляда глаза в глаза. Как и то, что он намеревался сейчас сделать, если его подозрения подтвердятся…

– Мой любимый внук, – голос матриарха все еще оставался красивым, хотя в нем уже и проскальзывало нечто скрипучее, непривычное слуху.

– Утра, буль-буль, – с грохотом уронив на пол сапоги, Алекс шутовски раскланялся перед задрапированным троном, нарочито промахнувшись с направлением поклона.

– Все такой же шалопай, – раздраженно констатировала матриарх. – Ах, Ксандр, а ведь я так надеялась, что ты однажды займешь мое место.

Контур Ник Возмездие

Он уже подходил к крайним домам резервации и подыскивал достаточно глубокую тень, чтобы раствориться в ней, когда по его капюшону что-то стукнуло. Кеван тряхнул головой и прислушался. Тонкий слух, способный засечь шорох крадущейся мышки за полсотни метров, не уловил ни малейшего звука, выбивающегося из какофонии ночного города. Это было очень странно: ни деревьев, ни птиц в округе не наблюдалось, тогда что могло прилететь ему по голове? Он настолько напряг слух, что следующий летящий ему прямо в лоб камушек легко поймал.

– Ты труп, ушастый, – спрыгнув с крыши ближайшего дома, весело заявил Николас. – Будь это не камень, а стрела или магический разряд, ты бы уже валялся в грязи.

– Ты не источал опасности, Николас, поэтому я тебя и не заметил, – улыбнулся в ответ авворин и протянул парню руку.

– Не, ни фига, ты обниматься полезешь, я знаю. Странные у вас, кстати, обычаи. Прости, ушастый, но я пас. Как там Эль? – тут же перевел он разговор на волнующую его тему.

– Переживает за тебя, разумеется.

Ник явно хотел съязвить, уже набрав в грудь воздуха, но улыбка стала кривой и натянутой, и парень лишь громко выдохнул, запустив пальцы в челку:

– Разумеется…

– Может, все-таки объяснишься с ней? Это не то решение, которое ты должен принимать в одиночку. Ты повторяешь все ту же ошибку.

– Ой, заткнись. Если пришел читать мне морали, можешь сразу проваливать.

– Послушай, Николас, – авворин тяжело вздохнул и с тоской посмотрел в небо. – Когда-то я совершил такую же глупость, пожертвовав всем ради женщины, которая вовсе этого не желала…

– Я ж сказал: заткнись, – скрипнул зубами Ник. – У нас с ней нет будущего, как ни крути, и ты, ушлепок, прекрасно об этом знаешь! Не в этой жизни…

– Но ведь есть много способов вернуться…

– Охрененный план! Да ты гений, ушастый! Хочешь, чтобы я висел над ней сраной бесплотной тушкой и смотрел, как вы трахаетесь, роняя слезки? В пекло! У меня было время, чтобы все обдумать. И так ублюдочно, как ты сейчас, я затуплял только в раннем детстве. Нет у нас с ней будущего! Нет – и все тут! Я хочу, чтобы она нормально жила – с тобой или с другим ублюдком, черт с вами. Просто сделайте ее счастливой, а я бодро и весело пойду на хрен.

– Ты решил?

– Слушай, а тебе обязательно надо трахать мне мозги, а?! Мне их и так расчесывают все, кому не лень! Когда я «Решу», вы все об этом узнаете, уж поверь. Все, закрыли тему.

– Хорошо, Николас, как скажешь.

– Она скоро спросит у тебя, кто я такой, – немного поостыв, устало произнес парень. – Можешь ей рассказать, один хрен она не поверит, так что не парься. Но о ритуале – ни слова. Пусть пока все остается, как есть. Я попробую выкрутиться. Попробую.

Злость пропала из его голосa, сменившись усталостью. Парень снова взъерошил свою многострадальную челку и тряхнул головой.

– В жопу все эти сопли! Тут неподалеку одна старая, вонючая тварь решила сегодня грязно поразвлечься, – очень нехорошо улыбнулся Ник, мотнув головой в сторону резервации. – Время возвращать долги. Хочешь поучаствовать в веселье?

– Рефкат? – сузив глаза, уточнил авворин. – Он еще жив?

– О да! И еще сутки я ему гарантирую. Правда, не уверен, что он им будет очень уж рад.

– Я с тобой.

– Кто б сомневался, – усмехнулся парень, а затем перевел взгляд на сидящего на обломках стены неподалеку ворона. – Придурок, в резервациях не бывает птиц. У них на уровне инстинктов заложено облетать нашу помойку десятой дорогой. Но раз уж ты здесь, займись подготовкой передачи мне имущества моего несостоявшегося папаши. Скоро он внезапно скончается, отписав мне наследство. Ты понял? – ворон взъерошил перья и… кивнул. – И мне нужен хозяин блохастого, отпустите его, ясно? – еще один кивок. – Тогда проваливай, и чтоб я тебя больше не видел. Сунешь свой нос в мои дела еще раз – сильно об этом пожалеешь.

Ворон, громко каркнув, взмахнул крыльями и полетел прочь.

Ник самодовольно хмыкнул, и они с авворином направились в сторону окутанного мглой человейника.

– Он здесь? – поинтересовался Кеван, когда они, пробежав несколько кварталов по хлипким крышам, остановились на одной из них.

Стянув капюшон, Ник присел на корточки и пристально уставился на дверной проем расположенного напротив здания. Из занавешенных тряпками и выскобленными потрохами окон увеселительного заведения доносился оглушительный шум, хохот и вонь. Кеван очень не любил резервации, да и большие скопления людей в принципе. С его чувствительным обонянием он прекрасно ощущал смрад немытых тел, перегара, нечистот и много чего еще – смрад, плотным коконом обволакивающий весь человейник в целом и это здание в частности, источающее столь концентрированное зловоние, что у него заслезились глаза. Не выдержав, авворин все же натянул маску, удостоившись усмешки своего названого сына.

– Нет, ушастый, я тут по приколу решил посидеть, чтобы посмотреть, как ты рыдаешь, точно изнеженная девчонка.

– У авворинов более чувствительные органы чувств, чем у людей…

– Это дело привычки, можешь мне поверить. Но я тебя понимаю. Сам чуть не прослезился, когда вернулся. И да, он здесь. Выйдет с минуты на минуту.

Голова парня странно дернулась, и он оскалился так, что Кевану показалось его лицо совершенно незнакомым. Глаза загорелись безумием, рот перекосило, но в тот же миг наваждение пропало.

– Значит так, ушастый, – отрывисто заговорил парень. – Я убираю охрану и вырубаю ублюдка. Ты стоишь и не дергаешься. Помогаешь дотащить мне тушу до одного укромного местечка. Не разговариваешь со мной. Не задаешь вопросов. Не пытаешься отговорить или помешать. Ясно?

Кеван медленно кивнул, не понимая, к чему подобные предупреждения. Он и сам хотел посмотреть в глаза этому чудовищу в человеческом обличии и сообщить, за что тот умрет, прежде чем убить. Напомнить про все его злодеяния и описать ожидающие в аду перспективы.

– Я и не собирался. Рефкат заслуживает смерти. Этот мир вздохнет с облегчением…

Контур Максимилиан Бремя

Максимилиан любил тишину.

Не такую, как во дворцовых покоях или казармах магиков, где за стеной все равно тлеет чья‑то жизнь, а настоящую – вязкую, плотную, отсекающую чужой мир, как толстый слой стекла.

Его рабочее пространство отвечало этому требованию.

Комната была почти правильным кубом, без окон и привычных дверей. Гладкие светлые стены казались живыми – не камень и не дерево, а какой‑то странный, теплый на вид материал, не дающий бликов. Свет разливался отовсюду сразу, мягкий, ровный, без факелов и ламп, будто сам воздух был соткан из бледного сияния.

Из мебели – только широкий стол у дальней стены и пара низких кресел, утопающих в полумраке, как в тумане. Ни полок со свитками, ни сундуков, ни письменных приборов – все чересчур пусто для кабинета того, кто ведет дела полумира.

Маг провел ладонью по гладкой поверхности стола. Теплый материал отозвался приятным сопротивлением, как живая кожа. Он растер глаза большим и указательным пальцами, надавил на переносицу, пытаясь разогнать тупую ноющую боль за лбом.

– Нужно проснуться, – негромко пробормотал он сам себе, но комната отозвалась.

Свет едва заметно изменился, стал глубже, теплее. На стенах выступили тонкие линии, сперва похожие на трещины, затем расправившиеся в узоры. Они вспыхнули тусклым серебром, сплелись в правильные круги, квадраты, знаки, которых не знала ни одна земная письменность.

Потом стены… растворились.

Не исчезли – просто перестали быть стенами. Светлый материал сделался прозрачным, как чистейшее стекло, и за ним открылась иная реальность: чернота ночного неба, прошитая редкими звездами, россыпь огней неземного города, режущие тьму лезвия башен, над которыми медленно пульсировали пугающие и в то же время завораживающие фракталы. Где‑то на горизонте занимался рассвет, осторожно подкрадываясь розоватой полосой.

Он стоял в самом центре невидимой башни, висящей над миром. Воздух был неподвижен и сух, без сквозняков, но все равно казалось, что где‑то под подошвами должен шевелиться ветер. И только гладкий пол под ногами напоминал, что все еще есть «вверх» и «вниз».

Маг поморщился:

– Хватит театра. Рабочий режим.

Мир за «стеклом» послушно померк, словно по нему прошла тень. Контуры города поблекли, расплылись, превратились в бледное пятно, а на прозрачных стенах одна за другой зажглись пластины света – прямоугольники, овалы, тексты, значки, линии. Они двигались, сменяли друг друга, собирались в сложные рисунки, гасли, уступая место новым. Свет чуть шипел, когда одна схема сменялась другой, будто кто‑то перелистывал невидимую книгу.

Для человека это показалось бы наваждением: живые картины, свитки без пергамента, чернила без чернил. Для Максимилиана это была просто работа.

Он еще не успел опустить голову обратно к своим аккуратно разложенным бумагам – настоящим, плотным, шуршащим пергаментом, – как воздух в помещении дрогнул. Тишина словно треснула, разошлась рябью, и прямо посреди комнаты возникла фигура Андраса.

Возник – не вышел и не появился из вспышки света. Просто в следующую долю мгновения там, где секунду назад был пустой воздух, стоял дэв, как будто всегда здесь и был.

Максимилиан откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки и недовольно приподнял черную бровь:

– То есть то, что это мое личное пространство, тебя не смущает? Я же просил не вламываться без предупреждения.

Уголки губ дэва дернулись, но он даже не удостоил замечание взглядом. Он медленно выпрямился, встряхнул плечами, будто стряхивая с себя чужую реальность, и огляделся.

– Четыре утра… – задумчиво протянул он, глядя куда‑то сквозь Макса. – Когда ты последний раз спал?

Маг на секунду задумался, прислушался к собственному телу – к ломоте в спине, песку под веками, к дрожи пальцев, – затем отмахнулся:

– Сейчас не до сна. Лучше скажи, тебе удалось что‑нибудь найти? Хоть какой‑нибудь след?

Андрас закатил глаза и презрительно скривился. Пол под его ногами дрогнул, и из гладкой поверхности, будто из воды, поднялось роскошное мягкое кресло вызывающе алого цвета. Ткань на глазах разгладилась, наполнилась, углубилась сиденьем. Дэв плюхнулся в него так, словно падал в давно обжитую нору, не без удовольствия потянувшись, раскинув руки по подлокотникам.

– Ты снова распыляешь ресурсы, – он откинулся, закинул ногу на ногу. – Флорентину не спасти. Забудь. Я тебе уже велел сосредоточиться на основной цели, но, как вижу, мои слова для тебя по‑прежнему пустой звук.

В его руках будто из воздуха проявилась длинная тонкая сигарета. Кончик вспыхнул мрачным багрянцем, и дэв с удовольствием затянулся. Запах табака был чужим этому месту – пряным, тяжелым, с едва уловимой горечью серы.

– Как и мои для тебя, – помахав ладонью, разгоняя дым, нахмурился Максимилиан. Черный воздух щекотал ноздри, раздражал уставшие глаза.

– Ты не можешь запретить истинному адепту зла творить его темную мессу, – фыркнул дэв, выпуская очередное кольцо. – Это прописано в нашем контракте.

Маг прикрыл веки. Как же он устал от борьбы.

От мира, который считал его своим должником. От чужих жизней, взваленных на плечи, будто так и надо.

Император еще дышал, но по сути уже был тенью, и вся система, не сговариваясь, решила: «Пусть Максимилиан разберется».

Ни печати престолонаследника, ни формальной власти, ни права голоса в Совете – только негласное «ты же все равно будешь следующим».

Отвечать за решения, не имея полномочий их утверждать.

Тянуть за ниточки, не имея права назвать себя кукловодом.

У него был Андрас – древний, всесильный в легендах, язвительный и почти бесполезный в живом мире.

Брат – талантливый, неудержимый, вечно лезущий вперед и одновременно главный соперник и постоянная головная боль.

И был Орден.

Грязная тень на их расе, чужеродная опухоль из генетических маньяков, ворующих женщин по всему миру.