Осенний ветер в нашем городе — не стихия, а хам. Он не ласкает, он грабит. Срывает последние листья, оголяет ветки, лезет под одежду. В тот день он решил обобрать и меня.
Я просто несла стопку книг из библиотеки. Тяжеленых, пахнущих пылью и мудростью академических фолиантов. Балансировала, как циркач на проволоке. А ветер — дунул со всей своей подлой, сконцентрированной злостью. Не просто сбил с ног, нет. Он провернул настоящую диверсию.
Я ахнула, пытаясь удержать скользящие книги, и почувствовала тихий, предательский плюх. Не громкий, но для меня — звук разорвавшейся бомбы. Пуговица на блузке, вторая сверху, отлетела, отскочила по асфальту и закатилась бог знает куда. Между полами расстегнутого пальто мелькнула полоска кожи и тонкое кружево бюстгальтера. Адский жар ударил в лицо.
«Черт, черт, черт», — зашептала я, прижимая оставшиеся книги к груди одной рукой и судорожно пытаясь запахнуть пальто другой. Книги, естественно, снова поползли.
— Дайте я помогу.
Голос прозвучал прямо над ухом. Низкий, без суеты. Я вздрогнула и подняла голову.
Передо мной стоял Он. Не парень — видение. Высокий, в темном практичном пуловере, с лицом, которое просилось на обложку журнала про суровый скандинавский дизайн: четкие скулы, внимательные серые глаза, легкая небритость. В его руках уже были две мои книги.
— Кажется, у вас тут критический сбой в системе удержания, — сказал он. И… улыбнулся. Улыбка была неглупой, с искоркой в уголках глаз.
Смущение накрыло с головой. Я чувствовала себя полной идиоткой: растрепанная, с пунцовыми щеками, в полураспахнутой одежде.
— Спасибо, — пробормотала я, пытаясь собрать остатки достоинства. — Это не сбой. Это… запланированный крах системы под воздействием внешних нештатных факторов.
Он рассмеялся. Звук был теплым и неожиданно приятным.
— Внешний фактор действительно выдался мощным. Позвольте.
Он ловко подобрал остальные книги, аккуратно сложил их в стопку и протянул мне. Наши пальцы соприкоснулись на долю секунды. У него были длинные, сильные пальцы программиста. Или хирурга.
— Анна, — откуда-то выдохнула я, принимая книги и отчаянно пытаясь придумать, как удержать их и при этом прикрыть предательскую блузку.
— Дмитрий. — Он кивнул. Взгляд его скользнул по моим рукам, вцепившимся в книги у груди, потом вернулся к моему лицу. В его глазах я не увидела ни наглости, ни ложного сочувствия. Только живой, неподдельный интерес. И что-то еще… что-то, от чего по спине пробежали мурашки. Физическое. Как удар тока.
— Вы из психфака? — спросил он, глядя на верхнюю книгу: «Когнитивные искажения и принятие решений».
— Да. А вы… судя по тому, что назвали мою борьбу с ветром «сбоем в системе» — с IT-факультета?
— Бинго. Угадали с первого раза. — Он сделал шаг ближе, будто защищая от нового порыва ветра своим телом. От него пахло свежим воздухом, древесиной и чем-то электронным, едва уловимым — может, ноутбуком в рюкзаке. — И куда вам с этим арсеналом? Могу донести. А то ветер, я чувствую, еще не отыграл свое.
Я колебалась. Внутренний голос, голос осторожности, шептал: «Странный парень, уходи, все сложно». Но в груди щемило иное — любопытство, вспышка азарта.
— До главного корпуса, — сдалась я. — Но только если вам по пути. Я не хочу нарушать ваш… баланс.
Слова сорвались нечаянно, от нервов. Я имела в виду его планы, его день.
Но он подхватил фразу, как мячик.
— Баланс — для бухгалтеров и йогов, — парировал он, легко забирая половину стопки книг у меня из рук. Наш диалог вдруг стал похож на игру в пинг-понг. — А в коде… и в жизни, иногда самые интересные решения приходят в состоянии полного дисбаланса. Когда система вышла из равновесия и ищет новую точку опоры.
Я посмотрела на него, широко раскрыв глаза. Это было… неожиданно глубоко. И дерзко.
— Вы сравниваете жизнь с отладкой программы?
— А вы разве нет? — он поднял бровь. — Постоянно ищешь баги в своем поведении, прячешь дыры в самооценке, пытаешься оптимизировать день… Мы все немножко программисты своей реальности, Анна.
Мы пошли. Ветер теперь дул в спину, подталкивая. Я шла рядом с ним, болезненно осознавая ту самую полоску обнаженной кожи под пальто. Каждый его взгляд, даже украдкой, я чувствовала кожей — жарким, смущенным пятном.
— И что же, по-вашему, сегодняшний «сбой» — это баг или фича? — спросила я, решив играть по его правилам. Голос звучал более уверенно, чем я себя чувствовала.
Дмитрий повернул голову, и его взгляд упал прямо на меня. Не на блузку. На губы. Потом медленно поднялся обратно к глазам.
— Пока не знаю, — сказал он честно. — Для меня это скорее… непредвиденное, но многообещающее прерывание работы фонового процесса. Я шел думать над алгоритмом. А теперь думаю совсем о другом.
Мое сердце глупо и громко стукнуло где-то в районе горла. Мы подошли к ступеням главного корпуса.
— Ну, вот и… точка восстановления, — сказала я, останавливаясь. Мне нужно было забрать книги и уйти. Пока я не наговорила еще большей ерунды.
Он не сразу отдал книги. Задержал их на секунду.
— Спасибо за компанию, Анна. И за дисбаланс.
— Спасибо за помощь, Дмитрий. И… за неожиданную философию.
Наши пальцы снова встретились при передаче тяжелых фолиантов. На этот раз контакт длился дольше. Я почувствовала шероховатость его кожи, тепло.
Он отпустил книги последним. И не отпустил взгляд.
— Уверен, наш код где-то на диске вселенной уже пересекся, — сказал он тихо. — Осталось только скомпилировать это в работающую программу.
Я не нашлась что ответить. Просто стояла, прижимая книги к груди — и к той самой злополучной блузке. Он улыбнулся своей неглупой улыбкой, кивнул и пошел прочь, легко взбегая по ступеням двумя сразу.
А я еще долго стояла на месте, оглушенная ветром, запахом его парфюма и странным ощущением, что только что произошло что-то важное. Что-то, что загрузилось в самый центр системы и теперь будет работать фоновым процессом, потребляя все свободные ресурсы.
Я ненавижу библиотеки. Тишина здесь не творческая, а давящая, как вакуум. Пахнет тлением бумаги и чьей-то безнадежной зубрежкой. Но когда она написала «Библиотека, 18:00», я ответил «Ок» без миллисекунды сомнения.
Она сидела у окна, в последнем луче осеннего солнца. Солнце играло в ее каштановых волосах, превращая их в медовое сияние. Она что-то сосредоточенно конспектировала, кончик языка зажат между губами. Девушка-концентрация. Я замер у входа, наблюдая. Она была так реальна, так осязаема среди этих абстрактных томов. Мой внутренний процессор на мгновение завис, сбросив все работающие потоки.
— Опоздал на семь минут, — сказал я, подходя. — Виноват. Ловил редкий баг. Он сбегал, как твоя пуговица.
Анна подняла глаза, и в них мелькнула та самая искра, которую я уже успел внести в список «наиболее часто используемых ресурсов». Не смущение, а живой, цепкий огонек.
— Семь минут — в пределах стандартной погрешности для запуска сложной системы, — парировала она, прикрывая тетрадь ладонью. — Садись. Место застолбила.
Я сел так близко, что наши локти почти соприкасались. Оптимальное расстояние для передачи данных, — проанализировал мой мозг. От нее пахло чем-то чистым — дождь и яблоко. Не парфюмом. Ею.
Первые полчаса мы делали вид, что учимся. Она — психологию, я — свежий фреймворк. Я воровал взгляды на строки ее конспекта: аккуратный почерк, стрелочки, подчеркивания. «Критерии субъективного благополучия». «Защитные механизмы психики».
— Слушай, — не выдержал я, откладывая ноутбук. — У меня тут один вопрос. Ответь мне как психолог.
— Как начинающий психолог, — поправила она, откладывая ручку. — Задавай. Доктор на связи.
— Вот смотри. У меня есть код. Сложный, многоуровневый. Он вроде работает, но периодически выдает необъяснимые ошибки. Я начинаю отладку: ставлю точки, смотрю, что творится внутри на каждом этапе. Ищу уязвимости, слабые места. Это ведь почти как психоанализ, да? Только для программ.
Она задумалась, обернув стержень ручки вокруг пальца. Я следил за этим движением, завораживающе плавным.
— Почти, — кивнула она наконец. — Но с одним нюансом. В программе ты ищешь баг, чтобы его устранить. В психике… иногда нужно не устранить защиту, а понять, зачем она там стоит. Она ведь там не просто так. Она скрывает что-то важное. Или болезненное.
Ее слова прозвучали тихо, но с такой внутренней силой, что я умолк. Она говорила не абстрактно. Она говорила как тот, кто сам рылся в своих исходниках. Мой тезис об отладке внезапно показался мне наивным и грубым. Я хотел блеснуть метафорой, а она ее углубила, сделала человечной.
— То есть, ты предлагаешь не чинить дыру в заборе, а сначала выяснить, от кого этот забор защищает? — уточнил я.
— Именно. И иногда оказывается, что этот «кто-то» — часть самого дома. Самих данных. И тогда взламывать защиту — значит калечить систему. — Она посмотрела на меня прямо. Ее взгляд был чистым, без двойного дна. Но в этой чистоте была глубина, которая пугала и притягивала одновременно. Я чувствовал, как ее слова, будто сканером, снимают с меня верхний, наглаженный слой. Словно она видит не Дмитрия-программиста, который умничает, а того, кто боится найти в своем коде неисправимый фатальный конфликт.
— Страшненько, — честно сказал я, усмехнувшись. — Ты так говоришь, словно сама занимаешься хакерскими атаками на души.
— Нет, — она покачала головой и вдруг улыбнулась загадочно. — Я не взламываю. Я ищу пароль.
— Пароль?
— Да. Даже у самого защищенного кода, с шифрованием, брандмауэром и аутентификацией по отпечатку, есть пароль. Ключ. Иногда это сложная комбинация, иногда — простое слово, которое все почему-то игнорируют. Потому что ищут сложность, а ответ — в простоте.
Она говорила это, глядя на меня. Не мило кокетничая, а с вызовом. Попробуй подобрать мой пароль, — говорил ее взгляд. Попробуй. Если осмелишься.
Тишина вокруг нас стала иной. Она не была больше вакуумом. Она была густой, электропроводной. Я слышал ее дыхание. Видел, как поднимается и опускается вязаная кофта на ее груди. Наше колено под столом случайно коснулось ее колена. Она не отодвинулась. Тепло от точки соприкосновения расползалось по всей ноге, как горячая волна.
— И что, по-твоему, чаще всего бывает паролем? — спросил я, понизив голос почти до шепота. Наши головы невольно сблизились. До ее губ оставалось сантиметров тридцать. Не больше.
— Страх, — так же тихо ответила она. — Или его противоположность. Но обычно — страх. Страх оказаться ненужным. Недостаточно хорошим. Нелюбимым. Базовые вещи. Примитивный, как 12345. И от того — самые уязвимые.
В этот момент я понял, что больше не могу. Мысли о коде, фреймворках, библиотечных правилах — все это отключилось. Остался только один примитивный, животный импульс. И ее лицо в сгущающихся сумерках.
— Мне кажется, — сказал я, и мой голос прозвучал хрипло, — наш сеанс отладки пора перенести в более… приватное окружение. Библиотека начинает выдавать ошибку.
— Это фатальная ошибка? — спросила она, и в уголках ее глаз заплясали чертики.
— Критическая. Может привести к необратимым изменениям в данных. В моих, по крайней мере.
Мы молча начали собирать вещи. Наши руки снова встречались, касались. Каждое прикосновение было как удар статического тока. Когда она надела пальто, я не выдержал. Осторожно, как сапер, дотронулся до ее запястья, обнажившегося из-под рукава.
Кожа была невероятно горячей.
— Аня.
— Дима.
Больше мы ничего не сказали. Просто вышли в прохладный осенний вечер, и ветер, который неделю назад сорвал с нее пуговицу, теперь гнал нас куда-то вперед, к темноте аллей, к точкам свечения уличных фонарей. Мы шли, и между нами висел незавершенный диалог, не скомпилированный код огромной, пугающей и невероятно желанной программы. И я знал, что буду искать ее пароль. Даже если это займет всю жизнь.
Дмитрий студент 5 курса. 22 года