Нет, развилка – как беда:
Стрелки врозь – и вот не здесь ты.
Неужели никогда
Не сближают нас разъезды?
В.С. Высоцкий
...
Когда рушится мир, важнее для тебя нет ничего. Когда рушатся твои надежды, миру это фиолетово. Ему параллельны людские заботы и проблемы. Он дал тебе временное пристанище под небом – а дальше ты уж как-нибудь сам. В принципе, все верно, но мне от этого было не легче.
Из бетонной коробки областной администрации я вышел злым и расстроенным. Да, отказ неприятен сам по себе, но я бы его как-нибудь пережил, и переживу, куда денусь, но почему нельзя было сказать «нет» по телефону, когда я три дня назад звонил в этот долбаный отдел культуры? Но не сказали же, назначили встречу, и что? Мало того что потратил деньги – за билет на автобус только в одну сторону шесть сотен, – так еще и поверил во что-то, обнадежился, а в результате такой облом!
И ведь начали разговор аккуратненько так, вежливо, с улыбочкой: смотрите, мол, какая зима нынче ранняя да снежная, сколько у хозслужб теперь работы, сколько затрат… А бюджет – не резиновый. Вот и нам ужиматься приходится, экономить на чем только можно. И брать сейчас нового человека в штат – это даже непорядочно как-то, не поймут нас. Но взять вас нам очень хочется. Вот очень-прям-очень, жуть как! Ан нет, нельзя… Не сейчас. Потом как-нибудь, может быть. Или еще когда.
Ну и так далее, минут на двадцать пустопорожней болтовни. Было бы не так обидно, если бы не тратили время на унизительные оправдания и утешения, а хотя бы сейчас вели себя порядочно, и сразу сказали, раз уж по телефону не смогли: прости, мол, Василий, не нужен ты нам. Вот зачем, спрашивается, приезжал? Узнать, какой я весь из себя талантливый и распрекрасный? Так я это и сам знаю. До столичной сцены еще, конечно, не дорос, и не факт, что когда-нибудь дорасту, но у себя в городе – без сомнения, лучший, и почти уверен, что и здесь, в областном центре, не оказался бы в числе последних бездарей.
А то, что нашу так называемую труппу разогнали – это правильно. Каким бы я талантливым ни был, тащить все и дальше на себе уже надоело. Да и что я один могу? Если ложка дегтя портит бочку меда, то уж ложка меда даже стакан дегтя сладким не сделает.
Я поймал себя на мысли, что не по делу как-то хвост распушил, тем более единственный слушатель моего внутреннего монолога и так все о себе любимом знал. Все, кроме одного: что теперь делать? Искать работу по основной специальности, на которую сдуру угробил в универе пять лет жизни? Только не хочу я в душном офисе штаны просиживать; к тому же забыл за последующие пять лет все, чему меня пытались научить. Да и кому сейчас сдался не первой свежести экономист без опыта работы, который и делать-то ничего не умеет? Да, двадцать семь – еще не старость, но те, кто помоложе да пошустрей, давно все тепленькие места заняли. И ладно, собственно, говорю же: не хо-чу!
Уныло жонглируя безрадостными мыслями, я простоял на крыльце администрации довольно долго. На меня уже поглядывали из окон, да и ноги стали мерзнуть – зима и правда рано началась, в отделе культуры не соврали. Торчать тут и дальше в надежде, что работодатели опомнятся и выбегут лобзать мне руки, было глупо. Куда умнее – чапать к автовокзалу и возвращаться домой, в опостылевшую однушку, где меня никто, увы, не ждал. Можно еще, конечно, завалиться к родителям, те и накормят, и приголубят, но портить им настроение не хотелось, а убедительно сыграть бодрячка даже я бы перед ними не смог, уж мама бы точно меня влет расколола.
Как бы то ни было, билет все равно нужно было брать, и желательно на ближайший автобус. Я глянул на часы: без двадцати три. Автобус отходит в три пятнадцать; если поспешу, то и перекусить в кафешке успею.
Сбежав с крыльца и хрустя свежим снегом, я быстро зашагал вдоль здания негостеприимной администрации. Но стоило свернуть за угол, как я невольно сбавил шаг. До меня и в самом деле не сразу дошло, почему я это сделал. Просто вдруг почуялось: здесь что-то не то! Будто звоночек в голове прозвенел. Тревожный такой: динь-динь, у тебя все дома? Я остановился, посмотрел направо, куда меня подспудно и тянуло глянуть, и понял: нет, не все. Потому что вон того здания здесь раньше точно не было. Всего час назад, когда я шел в администрацию, на этом месте смотрела на проспект лишь трехэтажная школа. А теперь?.. Что за краснокирпичное семиэтажное уродище прилепилось к несчастному учебному заведению? Да и как оно могло всего за час прилепиться?
Впрочем, что это я… Этот угрюмый, массивный как чугунный утюг домина не мог быть построен не то что за час, но и за месяц! Да и кому бы вообще взбрело в голову строить такое? Еще и расположить так, что фасадом здание словно въехало в школу, а торцом выехало на проезжую часть!
Я аж дышать забыл. Но когда увидел, как желтая маршрутка, пропуская обгонявшую ее легковушку, взяла чуть правее и вот-вот должна была врезаться в угол нелепого дома, не выдержал и заорал: «Тормози! Там же…» Договорить я не успел. Маршрутка вошла в красный кирпич, словно горячий нож в масло, а уже через пару мгновений вынырнула с противоположной стороны и как ни в чем не бывало понеслась дальше.
На меня начали оглядываться. Я представил, как выгляжу со стороны: с выпученными глазами, разинутым ртом, вытянутыми дрожащими руками… Воображение у меня профессионально хорошее, и возникшая в голове картинка мне не понравилась. Я сунул руки в карманы и тронулся в путь. Но пройдя шагов десять не выдержал и оглянулся. Дом из красного кирпича стоял на месте. Точнее, как раз не на месте, нечего ему там было делать совершенно! Только ему на мое мнение было плевать – стоял себе и стоял, перекрыв тротуар и заступив на дорогу. И еще одна машина, белая легковушка, протаранила кирпичные стены без видимых последствий как для себя, так и для них. А вот и бредущая по тротуару парочка вошла в стену, явно не увидев ее перед собой.
На автобус я действительно опоздал. Точнее, просто никуда не поехал. Интересно, если бы можно было отмотать время назад, и окажись я после всего снова «здесь и сейчас», не побежал бы домой без оглядки, обгоняя автобусы? Сложно ответить. Если бы кто рассказал о том, что со мной скоро случится, и я этому поверил, – наверное, побежал бы. А вот после того, как пережил это сам, кого за это время встретил, что приобрел и что потерял – думаю, просто не смог бы. Не только убежать, но и жить дальше. Но обо всем – по порядку…
«Помещеньице», которое снимал Менделев, размещалось на первом этаже жилой девятиэтажки и представляло собой большую комнату с четырьмя закрытыми жалюзи окнами. Раньше там, скорее всего, было что-то вроде библиотеки – даже осталось несколько стеллажей, заваленных теперь электротехническим и прочим хламом: приборами, инструментами, мотками цветных проводов, коробками из-под аппаратуры. Посреди комнаты тянулся узкий длинный стол с выстроенными в ряд шестью мониторами и столькими же офисными креслами рядом. Самой интересной оказалась противоположная от окон стена. Начиная метрах с полутора от пола и до самого потолка всю ее закрывали, по моим прикидкам, тридцатидюймовые или около того в диагонали плоские экраны, а в центре висел самый большой, дюймов под пятьдесят, не меньше. На каждом из них были видны различные участки областного центра; я узнал центральную площадь, включая здание администрации, железнодорожный и автовокзалы, еще какие-то здания и улицы, а на центральном, большом экране красовалась та самая школа, возле которой я ожидал увидеть и нелепый дом из красного кирпича. Только сейчас ничего лишнего из школьного здания не выпирало, и через его двери выбегали на широкое крыльцо школьники. Я обернулся к Дмитрию Ивановичу. Он понял мой немой вопрос и кивнул:
– Камеры не фиксируют бета-объекты. – Видя, что мне не стало понятнее, пояснил: – Так мы называем то, что вы сегодня имели удовольствие наблюдать.
Я вновь посмотрел на центральный экран. Кроме школы изображение захватывало также часть проспекта с проезжей частью и тротуарами, в том числе и место, где мы познакомились с Менделевым.
– Отсюда вы меня и заметили?
Дмитрий Иванович снова кивнул.
– Но если этих, как их там… бета-объектов… их, кстати, что – так много?.. – махнул я рукой на видео-мозаику. – Так вот, если их отсюда не видно, как вы узнали, что я смотрел именно на тот дом?
– Вы же не хотите сказать, что полчаса наблюдали за школьниками, – усмехнулся Менделев. – На маньяка-педофила вы не похожи, тот бы не стал так глупо подставляться. Впрочем, простите, Василий, я сморозил глупость, – замахал он руками. – И вообще, давайте разденемся, я угощу вас кофе и отвечу на вопросы: как уже заданные, так и те, что наверняка есть еще. Во всяком случае уверен: они непременно появятся.
Мы подошли к торцевой стене, где между стеллажами была незамеченная мной ранее дверь. Менделев открыл ее и сделал приглашающий жест. За дверью оказалась еще одна комната, куда меньше первой, с единственным, также закрытым жалюзи окном. Возле одной из стен высился одежный шкаф; вдоль другой, напротив стоящего в центре овального стола, обосновался приличный кожаный диван темно-бордового цвета; в углу приютилась раковина, дальше стоял небольшой холодильник, индукционная плита на подставке с ящиками; на стене висели шкафчики с затемненными стеклянными дверцами, сквозь которые просматривалась кухонная утварь.
– У вас тут жить можно, – вырвалось у меня.
– Что некоторые и делают, – улыбнулся Менделев. – Ночуют здесь, если засиживаются допоздна или когда на дворе непогода, а дома никто не ждет. – При этом он глянул на меня как бы с намеком: дескать, тебя-то ведь тоже не ждут. Впрочем, откуда ему было об этом знать.
Дмитрий Иванович снял и повесил пальто в шкаф, оставшись в изысканном костюме. Затем вымыл руки и принялся колдовать у плиты над темно-красной, вероятно медной, на вид очень старой, если не старинной, джезвой. Во всяком случае, это точно была не современная, приспособленная для такой плиты турка, поскольку я заметил, как Менделев ставил под нее ферромагнитный диск-адаптер.
Я похвалил себя за наблюдательность и, пока снимал и вешал куртку, комнату наполнил сводящий с ума аромат кофе.
– Да вы присаживайтесь, – помешивая в джезве ложечкой, оглянулся Дмитрий Иванович. – Кофе сейчас будет готов.
Вскоре мы сидели на диване и смаковали из маленьких фарфоровых чашечек божественного вкуса напиток. Я хотел поинтересоваться сортом, но передумал: во-первых, такой кофе наверняка стоил дорого, а во-вторых, имелось много других, куда более насущных вопросов.
Менделев это тоже хорошо понимал.
– Не будем терять времени, – начал он. – Первым делом отвечу на проскользнувший у вас вопрос: много ли всего бета-объектов? Нет, не так, – мотнул он головой и покрутил красивое, с вензелями кольцо на безымянном пальце левой руки. – Сначала скажу пару слов о самих объектах. Правда, мы и сами толком не знаем об их природе. Тем более наблюдать их может весьма ограниченное число людей. Мне пока удалось разыскать пятерых… не считая вас. Из этой пятерки трое могут лишь видеть бета-объекты, но материальными они для них не являются. То есть эти мои сотрудники… м-мм… скорее, соратники, не имеют возможности коснуться объектов – для них это словно мираж. Двое других, Иван и Алена, бета-объекты и видят, и осязают. Даже могут войти внутрь, если это, к примеру, здание, как в вашем случае. Но, увы, перейти на другую сторону не получается и у них.
Скажу честно: на несколько минут я откровенно завис – просто все мысли из головы вылетели. Потом стал помаленьку соображать, но услышанное все равно еще казалось некой белибердой, как если бы Менделев, к примеру, позвал меня у прохожих мелочь по карманам тырить. Наконец я встряхнулся, откашлялся и спросил:
– В каком смысле?
– Да в самом прямом. – Дмитрий Иванович смотрел на меня, испытывая явное удовлетворение произведенным эффектом. – Я предлагаю вам работу. Сколько вы сейчас получаете?
– Ну… Не очень много. – Говорить правду не хотелось, но ведь и соврать я не соврал: ноль – не такая уж большая сумма.
– Нынешняя работа вас устраивает?
– Она меня – да. Я ее – нет. – В подробности я вдаваться не стал.
– То есть терять вам, в сущности, нечего? – потер руки Менделев. – Так может, все-таки попробуете? Никто вас цепями приковывать не собирается, не понравится – уйдете. У вас большая семья?
– Семья-то большая, да два чело… – начал машинально отвечать я, тут же себя одернул, попытался собрать мозги в кучку, но почему-то забыл все слова.
На помощь пришел Менделев:
– Вы и супруга?
– Н-нет… Я и… я. – Мне удалось наконец-то собраться: – Извините, я имел в виду, что жены нет, родители живут отдельно.
– Тогда вообще замечательно. Жильем мы вас обеспечим. Однокомнатной квартиры хватит?
– Хватит, но… – Мысли опять разбежались. – Подождите, но как-то это… Я даже не знаю, в чем будет заключаться работа? Высматривать на мониторах подозрительных «зевак»? А дальше что?
– Ехать и проверять, есть ли там бета-объект. Дежурный автомобиль всегда наготове. Если успеете застать на месте наблюдателя – пригласить его для беседы со мной.
– У меня прав нет. И водить я не умею.
– Это хуже, но, в принципе, не критично. Права со временем получите, а пока будете сообщать адреса этих точек мне или кому-нибудь из наших, а если район неподалеку, то пешком сходите или доедете на общественном транспорте. Главное не это. Важно, что вы можете видеть бета-объекты.
– Почему, кстати, «бета»? Вы мне так еще и не…
Договорить я не успел. Послышался писк кодового замка, хлопнула входная дверь и раздался звук быстро приближающихся шагов. В чайную вошла – скорее, ворвалась невысокая девушка в желтой куртке. Светлое каре до плеч, аккуратный, чуть широковатый носик, огромные глаза и ярко выраженные, хоть я и не заметил на них помады, губы. Я бы не назвал ее эталонной красавицей, но взгляд она определенно притягивала, и смотреть на нее было приятно. Зато меня она, казалось, не заметила, и затараторила, обращаясь к Менделеву:
– Пустышка. Если там что и было, то пока я туда доперлась, ничего уже не осталось. И гаврика этого не было – я в обе стороны мотанулась, нету нигде.
– А позвонить? – прервал скороговорку Дмитрий Иванович.
– Зачем? – захлопала длинными ресницами тараторка, и я заметил, что ее глаза какого-то неопределенного цвета: светло-коричневые, с зеленовато-серыми ободками. – Результата же нет.
– Сколько раз можно повторять? – сдвинул брови Менделев. – Отрицательный результат – тоже результат. И докладывать нужно всегда – неважно, пусто у тебя или густо.
– Вот и докладываю, – пожала плечами его собеседница. – Если бы что-то срочное, я бы позвонила, а так…
– Ладно, об этом еще поговорим. А сейчас знакомьтесь. – Дмитрий Иванович простер в мою сторону руку. – Наш новый сотрудник Василий… э-э…
– Просто Василий, – сказал я. – И еще не ваш сотрудник.
– Он что, видит? – одарив меня равнодушным взглядом, заговорила светловолосая тараторушка так, будто я был чем-то неодушевленным, вроде нового принтера. – Только видит, или…
– А это наша Алена, – перебил ее Менделев. – Я про нее уже рассказывал. Не обижайтесь на нее, она девушка… непосредственная. Уверен, что вы сработаетесь. Кстати, Алена, – перевел он на нее взгляд, – пройдитесь-ка с Василием к дому, пусть он его потрогает.
– А сразу не могли? – надула губы Алена. Было видно, что замечание о непосредственности ее задело.
– Давай обойдемся без пререканий, – снова нахмурился Дмитрий Иванович. – Тем более при посторонних.
– Вы сами сказали, что он наш новый сотрудник, – продолжала дуться Алена. – Пусть привыкает.
– Я не… – начал я, но Менделев звучно хлопнул по столу.
– Так, дорогие мои. Я никого здесь силой не держу. И вариантов у вас только два: или работаете, или занимаетесь чем душа пожелает, но только уже не здесь.
И вот что забавно. До сего момента разговор о трудоустройстве в этой странной конторе казался мне совершенно абстрактным, но стоило Дмитрию Ивановичу показать характер, как с ним сразу захотелось работать. Нет, я по-прежнему не верил, что здешняя «работа» имеет хоть какой-то практический смысл, но подумал, что мне и правда нечего терять, так почему бы не попробовать? Возможно, я слегка лукавил, не признавшись в тот момент даже себе самому, что решение остаться в немалой степени было вызвано появлением Алены. Впрочем, окончательно я еще ничего не решил.
Мы стояли с Аленой на расстоянии вытянутой руки от стены дома, а вот вытянуть руку я как раз и не мог решиться. Будто это простое движение могло стать роковым. Говоря откровенно, так оно, по сути, и было, но я в тот момент о высоких материях не думал, а банально тру́сил – примерно как ребенок боится сунуть руку под кровать: а вдруг бабайка схватит? Мимо, оглядываясь на нас и погружаясь в красные кирпичи, проходили люди, отчего мне с каждым разом все больше делалось не по себе. Не знаю, как долго собирался бы я с духом, если бы, проворчав: «Уснул, что ли?», меня не подтолкнула Алена. Потеряв равновесие, я машинально выставил руки и… уперся в преграду. Тут же их отдернул и зажал под мышками.
– Ага, – сказала Алена.
– Угу, – промычал в ответ я.
– Зачетно, – кивнула напарница. – Третьим будешь.
– Теперь внутрь пойдем?.. – стараясь, чтобы не клацнули зубы, выдавил я.
– Не-а. Теперь назад пойдем, Рыбаку доложимся. А ты чего трясешься?
– Замерз.
– Ну-ну, – ухмыльнулась Алена, а потом слегка пихнула меня плечом: – Ладно, я тоже «замерзла», когда первый раз башню потрогала. Это быстро проходит. Да и чего тут такого? – постучала она кулачком по стене. – Кирпич и есть кирпич. Давай еще разик! Закрепи пройденный материал.
Наверное, мое лицо уже мало отличалось по цвету от этих кирпичей. Разозлившись и на себя, и на злополучный дом, я пнул по стене и хлопнул по ней ладонями.
– Какие-то проблемы? – грозно спросила стена.
У меня, как пишут в плохих романах, отвалилась челюсть. Находясь в полной прострации, я перевел взгляд на Алену. Проблема с челюстью постигла и напарницу, а ее большие глаза стали совсем огромными.
– Простите, – сказал я стене и увидел вдруг, как из нее высунулся… нос. Самый обычный нос, покрасневший от легкого мороза.
Я невольно попятился. А из стены вслед за носом показалось все лицо и серый мех шапки с кокардой полицейского.
– Фу-ты! – выдохнула Алена.
Я почувствовал, как опускаются вздыбившиеся волосы, и быстро нашелся:
– Мы… это… сценку репетируем.
– Кавээнщики, что ли? – подозрительно прищурились глаза полицейского.
Из стены выдвинулась почти вся его голова, а также верх груди и плечи с погонами.
– Так точно, товарищ сержант, кавээнщики.
– А чего такие испуганные?
– Увлеклись, – прижал я руки к сердцу, – и вас не заметили.
– Увлеклись! – нахмурился сержант. – В помещении нужно репетировать, а то так увлечетесь, что и стену не заметите, лбы расшибете.
– Вы тоже ее видите?.. – ахнула напарница.
– Кого? – Полицейский посмотрел на Алену так, что стало ясно: еще немного, и он отведет нас в отделение для выяснения личностей. Поэтому, возвав к своим профессиональным навыкам, я начал играть.
Для начала вполне естественно рассмеялся и толкнул Алену плечом:
– Эй, эй! Выходи из образа! – Затем стал хвататься то за голову, то за сердце: – Понимаете, господин полицейский, в сценке у нас как раз по сюжету стена, которую никто кроме нас не видит… Мы пытаемся доказать, что она есть, стучим по ней, пинаем, а нам не верят. Так смешно, знаете ли. Да вы приходите на выступление, сами все увидите!
– Где и когда оно будет?
– В ДК рыбаков, в этот четверг.
– В четверг дежурю, – вздохнул сержант и козырнул: – Ладно, идите. Но репетируйте все-таки в помещении, не пугайте прохожих.
– Спасибо, товарищ сержант, – вновь прижал я к сердцу руки. – Всего вам доброго.
– До свидания, – пискнула Алена, взяла меня под руку, и мы чинно пошли своей дорогой.
Для пущей достоверности я достаточно громко, чтобы услышал полицейский, сказал:
– А потом ты говоришь: «Вот же она, вот! Почему вы ее не видите?»
– И помните: наркотики – зло! – крикнул вдогонку сержант.
– Вот, – сказала Алена, когда мы отошли достаточно далеко. К огромному сожалению, руку с моего локтя она при этом убрала. – Вот почему мы не пошли сейчас внутрь. Слишком много свидетелей. Особенно с учетом того, что с этой стороны дверей у дома нет.
– Заметил. А с какой есть? В смысле, как вы в него заходили – через окна, что ли?
– Через окна не получается, там стекла толстенные, возможно, бронированные. Не кувалдой же по ним лупить – тут уж точно полиция сцапает.
– Тогда – как?
– А ты подумай. Это полезно. Мозг нужно тренировать, он в нашей работе может пригодиться.
– Он порой и в быту выручает.
Алена на шутку не отреагировала. Я принялся рассуждать вслух:
– С трех доступных сторон дверей нет, только окна. Через окна в дом, говоришь, не попасть. Остается четвертая сторона, но та «впаяна» в школу… Слушай, тогда получается, что попасть в него можно только через школу. И если на той стене имеется входная дверь. Но не может ведь быть дома совсем без дверей! Да и вы в него как-то заходили же… В общем, мозг мне подсказывает, что вариант один: зайти в школу и найти дверь. Так?
Никита оказался совсем юным – едва ли исполнилось двадцать. Впечатление усиливал маленький рост и худоба. Русые волосы были взъерошены, на носу красовались очки в большой черной оправе. Влетев в помещение, он крикнул: «Хай!», снял и швырнул в угол куртку и уселся за стол наблюдений. Лишь после этого заметил меня, «хайнул» уже адресно, сказал: «Никито́с» и даже не выслушав ответное представление, повернулся к Алене.
– Ты че такая квелая? А где Стасон с Ванидзе? Че, не вернулись еще? Бету́ру нашли?
– У них есть нормальные имена, Никита! – вспыхнула Алена. – Прекращай выражаться, как дебил-недоросток!
На шум голосов из чайной вышел мрачный, как похмельный слон Дмитрий Иванович. На бледной лысине выступили капли пота. В руке Менделев держал телефон – до сих пор, видимо, поднимал на уши друзей-знакомых.
– Машину обнаружили на стоянке, их самих никто не видел, – глухо обронил он. Посмотрел на экран смартфона и рыкнул: – Девять часов! Ярыгина, Горин – марш домой!
Странно, фамилию Рыбаку я еще не называл. Но задело другое.
– Последний автобус ушел в восемь… – С досады у меня затряслись губы. – Не могли раньше сказать?
Отправившись к чайной за курткой, я надавал себе мысленных оплеух. Придется теперь ночевать на вокзале. Первый автобус в десять утра. Ну не идиот ли я, что влез в этот дурдом?
– Какой еще автобус? – наморщил лоб Менделев. – Тьфу, совсем забыл снять тебе квартиру! Извини. Переночуешь сегодня здесь на диване?
– Переночую, – буркнул я, возвращаясь за стол.
– Алена Михайловна, – просверлил Рыбак взглядом сотрудницу, – а ты на диван не рассчитывай, уже занят. Марш домой, я сказал!
– Не пойду, – мотнула головой Алена. – Там Ваня со Стасом, а я…
– А что ты? От того, что уснешь за столом – они сразу найдутся? Иди, выспись, я позвоню, как только будут новости.
– Да не смогу я спать, неужели не понимаете?! – вскочила Алена. – Одна я там с ума сойду! Мне здесь легче.
– Так бери, вон, к себе Василия. Найдется для него раскладушка?
– Вот еще! – дружно грянули мы с Аленой.
А я, чтобы Рыбак не стал развивать эту тему, выпалил:
– Нужно ведь еще проверить, смогу ли я перейти из красного дома на сторону Беты! Сейчас как раз в школе уже никого, вот и схожу туда, попробую.
Дмитрий Иванович нахмурился, повращал кольцо, покачиваясь с пятки на носок, и проговорил с неохотой:
– Сходить бы, конечно, надо. Но один не пойдешь. И школа не совсем пустая, там охранник дежурит, нужно его сначала отвлечь. – Менделев еще немного подумал и сказал: – Значит, так. Ярыгина – домой без возражений. Никита, пойдешь к школе, отвлечешь охранника, как в прошлый раз, и будешь в сторонке ждать, пока не вернется Василий. Если с охранником возникнут проблемы – проверка отменяется. И докладывать каждые десять минут! А если вдруг что – звонить немедленно. Все ясно?
– Не все, – вонзила из-под насупленных бровей взгляд в Рыбака Алена. Того и гляди дырки появятся. – Почему Никита, а не я? Василий впервые окажется в бета-объекте. А вдруг у него нервы не выдержат, в обморок упадет, да мало ли!.. И чем тогда Никита поможет? Все равно ведь меня звать придется. Так лучше уж я сразу с ним и пойду. Заодно отвлекусь хоть.
– Какая же ты настырная, Ярыгина! – покачал головой Менделев. – Но рассуждаешь здраво. Хорошо, считай, уболтала. Но после этого – сразу домой. Чтобы я тебя здесь сегодня не видел!
Мы с Аленой пошли одеваться. А перед тем как уйти, я спросил у Рыбака:
– А что мне делать, когда перейду на ту сторону?
Вопрос, похоже, застал Менделева врасплох. Никто еще не переходил на другую сторону бета-объектов, и видимо, он подсознательно настроился, что сделать это в принципе невозможно. Тем не менее ответил:
– Не «когда», а «если». Шанс на это мизерный. А если все-таки перейдешь… Действуй по обстоятельствам, ты же артист. Но в любом случае не вздумай отходить от дома даже на шаг. Вышел, развернулся – и сразу назад.
На этот раз Алена остановилась далеко от школы с прилепившимся домом и протянула ключ:
– С обратной стороны школьного здания есть пожарный выход. Напротив него в заборе оторвана сетка. Сейчас свернешь во дворы за домами и подойдешь к школе. Не светясь! Понял?
– А ты?
– Отвлеку охранника.
– Как?
– Увидишь. – Алена цедила слова будто нехотя. Было видно, что она сильно переживает. И вряд ли из-за того, что сейчас предстояло сделать. Понятно, что расстраивалась из-за пропавших ребят. Возможно, кто-то из них был для нее больше чем просто коллега. Скорее всего, Иван.
Я поймал себя на том, что думать мне об этом неприятно. Впрочем, это было совершенно не моим делом. Передо мной стояла другая задача, на которую и следовало как следует настроиться.
– Давай подробнее. Не забывай, что я новичок.
– Извини, – тряхнула головой Алена, отчего слетел желтый капюшон, и светлые волосы на мгновение рассыпались в стороны, словно лучи солнца. – Будешь стоять за углом и смотреть. Когда ко мне подойдет охранник – беги за школу, дверь найдешь, она там одна…
Внутри было темно. Уличный свет, проникающий через единственное в этом закутке небольшое окно, позволял увидеть несколько ступеней лестницы, ведущей к еще одной двери. Стараясь шагать беззвучно, я поднялся, приоткрыл ее и высунул голову. Там был коридор – слишком узкий и короткий для главного, но с одной его стороны окна выходили на улицу, так что ориентироваться получалось. Можно было включить фонарик на телефоне, но отсвет луча мог заметить охранник, и тогда пришлось бы спасаться бегством. А завалить первое же порученное дело в самом начале очень не хотелось, больше всего из-за Алены. Свою-то часть работы она выполнила, а я мог пустить ее старания насмарку. Не годится.
Пристально всматриваясь в полумрак и прислушиваясь, я дошел до главного коридора, широкого и длинного, ведущего к центральному входу. Но разглядеть его как следует не получалось, там не было окон. Некий минимум освещения давали отходящие от него боковые ответвления вроде того, по которому я до него и добрался.
Вдоль стены я стал пробираться к выходу. Так и подмывало достать телефон и направить перед собой луч фонарика – слишком жуткой казалась расползшаяся впереди темнота. Казалось, школьный коридор обрывается в никуда, в черную дыру, в бездонный космос… Успокаивало лишь, что до меня там уже побывали люди – Иван и Алена. Струсить сейчас и повернуть назад значило бы упасть в глазах Алены ниже плинтуса. Больше всего меня заботило именно это; как отнесется к моему малодушию Дмитрий Иванович, мне было плевать – я даже не стал бы заходить с ним прощаться, отправился бы сразу на вокзал. Вот почему, несмотря на стекающий между лопаток холодный пот, я продолжал идти навстречу могильной космической черноте. Кстати, а почему там настолько темно? Ведь свет, пусть и слабый, должен проникать внутрь дома отсюда. Хотя с чего вдруг он чего-то должен? Кто вообще может знать, как ведет себя свет на границе параллельных миров? Интересней было задуматься о другом: почему срез этих миров проходит именно там, где кончается школа, а не там, где, по идее, должен располагаться фасад чужого здания? Ведь снаружи хорошо видно, что дом углубляется в школу, а значит, там, где я сейчас шел, уже должны быть его, а не школьные коридоры.
Эти размышления, конечно же, не приносили никакой практической пользы, кроме той разве, что отвлекали от леденящего ужаса, подступавшего, невзирая на все безмолвные уговоры и ухищрения, все больше и больше. А когда до квадратного зева потусторонней темноты осталось всего два-три шага, я отчетливо понял, что сделать их меня не заставит никакая сила на свете. Знал, что стану презирать себя до конца жизни, что никогда не прощу себе ни упущенной возможности испытать неведанное; побывать там, где, возможно, никто еще не был; того, наконец, что могло быть у нас с Аленой, но теперь не будет уже никогда… Я все это понимал и знал, и все-таки повернулся, чтобы сбежать.
И тут словно ниоткуда вырос охранник. Тот самый, кого отвлекала Алена. В руке он сжимал полицейскую дубинку, которой немедленно и замахнулся.
Вскинув руки, я невольно попятился. И в следующий миг охранник пропал. А коридор стал вдруг шире и короче. Шагах в двадцати он заканчивался двойными стеклянными дверями с турникетами перед ними. А еще он был ярко освещен льющимся непонятно откуда светом. За дверными стеклами виднелись незнакомые здания и заснеженная площадь с темным выступом на квадратном постаменте в центре.
Осознание, что я нахожусь в ином мире, пришло не сразу. Какое-то время я продолжал пялиться на то, что виднелось впереди за дверями, пытаясь сообразить, каким образом в школе образовался еще один выход и почему через него видно то, чего несколько минут назад стопроцентно не наблюдалось, причем там явно был день, а не поздний вечер. Пропавший охранник тоже весьма озадачивал, я бы ему, пожалуй, даже обрадовался: хотя бы спросил, что это за хрень. Подумав так, я повернулся, в надежде увидеть блюстителя школьного порядка, но впереди простирался все тот же ярко освещенный пустой коридор. По обеим его сторонам были расположены двери и темнели проемы ответвлений.
Почувствовав, что задыхаюсь, я лишь через несколько панических мгновений понял, что вдохнув перед ожидаемым ударом дубинкой, так и не выдохнул. После того как я отдышался, ко мне стал наконец-то возвращаться рассудок. Правда, делал он это весьма неохотно, и чем яснее становилось истинное положение вещей, тем сильнее ему хотелось нырнуть в спасительное небытие.
Но теперь, осознав, где оказался, я нуждался в его помощи как никогда и, стараясь не поддаваться панике, принялся рассуждать. Первым делом стал себя успокаивать: ничего страшного не случилось. Напротив, все прошло точно по намеченному плану. Не считая не вовремя вернувшегося охранника. А может, наоборот вовремя – иначе бы я попросту позорно сбежал, не доведя начатое до конца. А так, пусть и с посторонней помощью, я все-таки попал внутрь дома. Однако это была лишь половина дела. Даже не половина, а лишь самое его начало. Прежде здесь уже побывали Алена с Иваном, так что мое проникновение сюда не принесло ничего нового. Образно выражаясь, я был всего лишь Джоном Гленном – третьим после Гагарина с Титовым человеком, побывавшим на околоземной орбите. Теперь же следовало повторить подвиг Алексея Леонова и выйти в открытый космос. Если, конечно, «звезды примут нас», как пелось в замечательной песне старого фильма.
«Ну что ж, – сказал я себе, – ключ на старт!» И зашагал к стеклянной двери, втайне надеясь, что снова окажусь в школьном коридоре и заполучу-таки дубинкой по кумполу. Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Я спокойно дошел до турникетов и лишь тогда остановился, поскольку они оказались заблокированными. Осмотревшись по сторонам, увидел справа застекленную кабинку, где, судя по всему, должен был сидеть человек, дающий «добро» на вход и на выход. Сейчас, к огромной радости, кабинка была пустой, поэтому я попросту перепрыгнул через турникет и направился к двери.