Торн медленно выдохнул ароматный табачный дым в холодный воздух Столицы. Стояла мерзкая холодная зима, к которой, в прочем, он успел привыкнуть — истончающееся мировое пространство вызывало все больше неприятных погодных аномалий.
Обжигающее холодом прикосновение металлических перил набережной, на которые он опирался локтями, постепенно просачивалось через серое пальто. Ткань неприятно цеплялась за намерзший на металле лед, но, несмотря на неудобства, Торн не торопился уходить, задумчиво рассматривая переливы льда в сумерках заледеневшего залива. То тут, то там, море пестрели рваными ледяными грядами, присыпанными снегом, словно море остекленело внезапно, так и не успев обрушить волны о гладь воды. Далеко на горизонте виднелась исполинская фигура подводного линейного корабля Императрица Филомена, флагмана Имперского флота, вернувшегося из затяжного похода. Даже со своего места, Торн видел намерзшие на десятках корабельных батарей острые сосульки. Мостик выглядел безжизненным, люки ракетных шахт были открыты.
Между заледеневшим заливом и непроглядным ковром темных облаков виднелась узкая полоска отчаянно горящего солнечного света, пересекаемая стаей птиц. Торн хотел бы верить, что это брезжущий свет дарит надежду, но бесконечная зима Столицы с ее лихорадочными сумерками вечного полярного дня изгонит это чувство из самого прожженного оптимиста. Мир еще отчаянно цеплялся за жизнь, но будущее его было предопределено.
Пресытившись картиной спящего моря, Торн лениво повернулся, опершись спиной о резные перила. Улица перед ним была почти пуста, лишь припозднившиеся прохожие шагали выложенному плиткой тротуару, торопясь по своим неведомым делам. Звук их шагов гулко разносился по улице, рассеиваясь над мертвеющим заливом. Блики фар редких машин отражались в погасших витринах закрытых на ночь дорогих одноэтажных магазинов, усеивающих улицу. Огни белых небоскребов, нависающих над улицей немного позади, то тут, то там горели огнем — какие-то теплым, домашним, а какие-то — пылали отражением лучей светила. Окинув их взглядом, Торн поморщился. Поежившись от холода, он притопнул ногами, чувствуя, как немеют ступни в лакированных туфлях. Запахнуть накинутое поверх костюма отороченное мехом пальто он не спешил. Не застегивать верхнюю одежду — его старая привычка, из тех времен, когда он прятал под плащом оружие, собираясь пустить его в ход.
Шею неприятно кусал холодный ветер, приносящий с собой редкие иголки снежной мороси. Не хватало еще подхватить простуду в эту ночь. С другой стороны, думал Торн, простуда может быть не самой большой его проблемой.
Когда ему, наконец, надоело отводить взгляд, мужчина сквозь клуб выпущенного дыма исподлобья взглянул на двери клуба «Алый лёд» через дорогу. До этого момента он старался демонстративно не смотреть в сторону резных деревянных дверей, но его периферийное зрение призывно дразнило багровое свечение неоновых ламп, окольцовывавших вывеску и вход. Огни неясным пятном мелькали в вечных сумерках, и от взгляда на них хотел моргнуть, потереть глаза — вдруг наваждение все же исчезнет, растворится в полумраке. Но двери с тяжелыми вертикальными ручками невозмутимо находились на прежнем месте. В отличие от клубов на дальше по улице, куда после короткой проверки периодически заходили повеселевшие посетители, у дверей этого заведения было совершенно пусто.
Оно и понятно, подумал Торн, ощупав указательным пальцем уголок позолоченного картона в кармане, сегодня вечеринка только для избранных.
Совершенно пусто, если не считать одинокую фигуру девушки, опершейся спиной о колонну рядом со входом. Она стояла не шевелясь, слегка потупив взгляд, словно рассматривала свои чернеющие в снегу сапожки и не обращая внимания на гуляющий над улицей стылый ветер. Рядом с ней в снегу стоял небольшой кейс.
Докурив и щелчком отбросив окурок в сторону урны, Торн отстранился от перил и вразвалку двинулся вперед, сунув руку в карман брюк. Машинально поигрывая крышкой металлической зажигалки, он не спеша пересек дорогу и приблизился ко входу в «Алый лёд».
Торн окинул взглядом девушку. Она прятала глаза, но по статной фигуре, фарфорово-бледной коже лица и длинным черным волосам он сразу узнал Фаревелл. Ее ладно скроенный зимний плащ с высоким воротником был расстегнут, левый край топорщился, руки она прятала в карманах.
«Пришла все-таки. И, конечно, вооружена», — безразлично подумал Торн.
Скрип свежего снега стих, когда мужчина остановился в одном шаге от Фаревелл. Подумав мгновение, он неторопливо вытащил из внутреннего кармана старомодные серебряные часы на цепочке. Нагретый теплом его тела металл быстро остывал. Глянув на циферблат под покрытой царапинами крышкой, Торн еле заметно кивнул и спрятал часы обратно. Половина одиннадцатого ночи. Времени еще достаточно. Стоило насладиться табаком в хорошей компании.
Опершись плечом о колонну рядом с Фаревелл, Торн, похлопав себя по карманам пальто, извлек на свет старый медный портсигар и подцепил ногтями сигарету. Сунув сигарету в зубы, мужчина протянул портсигар девушке. Фаревелл все так же молча качнула головой. Опершись взлохмаченной гривой волос о ледяной камень, Торн щелкнув зажигалкой. С наслаждением закурив, он почувствовал, как с дымом по его промерзшему телу растекается живительное ароматное тепло миниатюрного очага. Мужчина выпустил клуб дыма в воздух. Запах шоколада с яблоком на мгновение повис в воздухе, но морозный ветер быстро рассеял его над замерзшей водой. Табак был исключительно хорош, теплый аромат мягко дразнил обоняние.
Некоторое время они стояли, не произнося ни слова. По освещенной полоске небес неторопливо проплыл исполинский космический самолет, оставляя за собой рваные раны инверсионные следов от работающих в атмосферном режиме гибридных двигателей. Последние месяцы они часто пересекали небо Столицы, возвращаясь на аэродромы — экспедиции на Луну были приостановлены и в самолетах не было нужды.