Амбарная тетрадь

По узкому кабинету директора бегал, заламывая руки, низкий человечек в потёртом сером костюме. Этого странного типа боялась вся школа. Вся, да не вся. Аглая Ивановна снисходительно поглядывала на него, что-то записывая в фирменный блокнот. Произнесла низким голосом, глядя на человечка поверх очков в толстой чёрной оправе.

— Успокойтесь, Степан Аркадьевич, возьмите себя в руки. Вы же завуч, в конце концов.

Последний довод, видимо, подействовал. Человечек сел на старый неудобный стул у стены, резкими нервными движениями стёр пот со лба с залысинами.

— Попомните мои слова, уважаемая Аглая Ивановна. Это коснётся нас всех. И я этого так не оставлю! — последнее завуч произнёс с усилием, даже стукнул себя в грудь маленьким кулачком. — И если надо, обращусь в органы правопорядка! Вызовите этого наглеца Теплякова «на ковёр», позовите его родителей!

Завуч почти прокричал это, вылетая из кабинета директора, с силой хлопнув дверью.

— Чего давно за ним не замечалось, — подумала Аглая Ивановна. Теперь она могла немного расслабиться, и даже снять эти тяжёлые очки. Женщина потёрла усталые глаза. Этот Тепляков… Да, она помнила щуплого парнишку из дома на соседней улице. Спокойный и тихий, никому никогда не перечил, учился так себе, с тройки на четвёрку. Что же с ним такого произошло за прошедшее лето, что он даже всесильного завуча вывел из себя?

Директор вздохнула, опять водрузила на тонкую переносицу ненавистные очки, и стала искать в телефоне чат седьмого «Г» класса. Придётся устроить тот самый вызов «на ковёр» нашего странного ученика.

***

Саша медленно шёл по оживлённому коридору школы, ни на кого не обращая внимания. Глазами он следил за трещиной в старом залитом полу. Она причудливо ветвилась, огибая разноцветные камешки, навечно замурованные в наполнителе полов. Потому парнишка не обратил внимание на топот, потом сопение. На его плечо опустилась тяжёлая рука друга. От неожиданности Саша вздрогнул, и ещё сильнее прижал к груди старую потрёпанную амбарную тетрадь.

— Коль? Ты меня напугал, — обернувшись, произнёс он слегка заплетающимся от страха языком. — Что-то случилось?

Коля мрачно глядел на него, помолчал, затем просто показал ему чат в телефоне. Там было сообщение от директора, которое могло бы напугать любого ученика. А Саша вдруг успокоился.

— А-а… Не видел ещё. Ну, раз меня вызывают, то пойду, подготовлюсь.

— И что, даже маме ничего не скажешь? — произнёс наконец Коля ломающимся баском.

— А зачем? — уже весело произнёс Санька и бодро направился в сторону левого крыла школы, где был кабинет Аглаи Ивановны.

Подойдя к двери с огромной бордовой табличкой, он слегка оправился, засунул рубашку глубже в старые штаны без ремня, попытался пригладить рыжеватые вихры пятернёй. Робко постучался. Получив разрешение, открыл кабинет директора.

Аглая Ивановна всё также восседала у высокого представительного стола. Её пухлые руки лежали на блестящей столешнице, взор поверх очков был устремлён на вошедшего ученика. Пред ней был тощий невысокий паренёк с плоским невыразительным лицом. Его голубые, будто выцветшие глаза прятались за толстыми линзами очков. Он прижимал к груди привычным образом старую толстую тетрадь. Огляделся быстрым взором, мельком взглянул поверх головы Аглаи Ивановны, почему-то улыбнулся тонкими губами. И быстро подошёл на пару шагов ближе к столу, глядя уже уверено в глаза директора.

— Здравствуйте! Вызывали?

— Добрый день, Тепляков. Думала, зайдёшь завтра вместе с родителями.

— Мама по двое суток на дежурстве в больнице. Отца давно нет, умер.

— Ясно… Что ж, садись, — Аглая Ивановна мотнула головой в сторону стульев. Паренёк тут же оказался аккурат на том стуле, где за полчаса до него присаживался потеющий злой завуч. Он сразу уткнулся в приоткрытую тетрадь с твёрдым переплётом. Саша стал шуршать по страницам толстой и старой ручкой, по виду даже перьевой.

Аглая Ивановна была несколько в смятении. Чуть ли не впервые в жизни не знала, с чего начать разговор. Она медленно крутила в пухлой руке остро отточенный карандаш, подбирая слова.

— Слышала от учителей, что ты хорошо рисуешь…

Саша угрюмо кивнул, ни на секунду не отрываясь от тетради. Даже глаза не поднял. Директору это не понравилось.

— Тепляков, я к тебе обращаюсь. Будь так добр, отвлекись на минуту-другую.

Он поднял глаза на нее, но смотрел будто вдаль сквозь толстые несуразные очки. Взгляд был подёрнут дымкой. Рука так и застыла с ручкой над тетрадным листом.

— Ты же понимаешь, что вызвала не просто так. На тебя жалуются учителя. Во-первых, ты невнимательный, на уроках и вне класса почти ни в чём не участвуешь в этом году. Ладно, у тебя освобождение от физкультуры по здоровью, — директор глядела в свои данные по ученикам. — Но учиться ты явно можешь лучше, тройки не твой уровень. Максим Петрович с восхищением упоминал, как ты легко щёлкаешь задачи, когда соизволишь оторваться от своей тетради. Кстати, что это за вещь? По виду будто еще дореволюционная?

Саша сразу воспрял.

— Это от прадеда досталось. По отцу… — его взгляд потух, он опять склонился над амбарным талмудом, что-то черкая в нём ручкой.