Незадачливое выдалось сегодня воскресенье. Впрочем, как и все предыдущие дни моей странной жизни. Мало того, что с утра позвонила начальница, и с какой-то особо истеричной претензией в голосе, вызвала меня на работу, чтобы закрыть очередные акты списания, которые, в принципе, могли подождать еще неделю, еще и погода в этот день была на редкость мерзкая и унылая.
Моросил мелкий противный дождик, из тех, которые могут длиться неделями. Осенняя слякоть не прибавляла позитива, напротив, навевала тоску и вгоняла меня в еще большую апатию.
На работе – тоже тоска. Серое офисное помещение, череда однообразных столов и мертвых мониторов. Выполнив, порученную мне работу, буквально за пару часов, и понимая, что выходной день уже, в общем-то, пропал, я решила заскочить в ближайший “Магнит”. “Если уж мне не удалось выспаться, то хоть побалую себя чем нибудь вкусненьким!” – я решила себя немного утешить, и немного компенсировать столь бездарно потраченный выходной.
Перемещаясь по узкому проходу между стеллажами с соленьями и вареньями, я, неловко потеснившись, пропустила хмурого, в надвинутой на глаза вязаной шапке и с наушниками в ушах, подростка. Черт! Как чувствовала! Я умудрилась-таки, задеть краем осенней куртки какую-то склянку. Банка с грохотом упала на кафельный пол, разлетевшись на тысячи мелких осколков, оставляя от содержимого какое-то неприятное бурое месиво.
“Только этого мне не хватало!” – подумала я. Тот час же, будто из под земли нарисовалась продавец-консультант, неодобрительно взирая на образовавшийся на полу хаос.
– Девушка! Придется уплОтить! – не терпящим возражения тоном вымолвила она, и уперла руки в боки.
Колоритная, надо сказать, дама. Лет сорока семи-восьми пергидрольная блондинка, с ярко-красной помадой на губах и густо подведенными синим карандашом глазами. Пышная, грудь не меньше четверки. Богатая женщина… Мечта поэта!
– Ну? – продолжила она, от нетерпения качнув головой. Крупные, с огромными камнями серьги в её ушах качнулись, разбрасывая цветные блики, бьющие по глазам.
Если честно, я просто стояла и тупила, завороженно глядя на эти пляшущие огоньки. Спорить мне с ней не хотелось и я, покорно кивнув, направилась к ближайшей кассе самообслуживания, сопровождаемая, своим неожиданным конвоем.
Продавщица казалась несколько разочарованной, когда я молча достала карту и приняла из ее рук банку с соленьем, видимо такую же, как умудрилась разбить я. Рассчитывала качнуть энергии, видимо. Но нет, такого удовольствия я ей не доставлю. Но и вкусняшки покупать настроения уже пропало. Поэтому я, не возвращаясь в зал, пошла на выход.
Черт! Вот что со мной не так? Вроде и не тупая, и не страшная. Образование хорошее получила. Не красный диплом, конечно, но и не троечница. Но вот все как-то так…
Мне двадцать пять. А жизнь как будто уже закончилась. После заочного обучения в университете интересной работы в городе не нашлось, вот я и перебивалась унылой работой в частной конторе, составляя сметы на строительные материалы и акты списания. Глядя на таблицу в 1С мне казалось будто бы я, с каждой вбитой в строку цифрой, вколачиваю очередной гвоздь в гроб своей, в общем-то, еще и не начавшейся жизни.
Что до кавалеров… Нет, не то, чтобы их совсем не было… Были, конечно. Объективно – я симпатичная. Не красотка-модель: невысокая ладная брюнетка, с серо-зелеными выразительными глазами и приятной улыбкой. Но… мне, как будто бы заранее не интересными казались все эти отношения.
Были у меня и подростковые влюбленности, и довольно зрелые мужчины. Но, опять же, я как будто бы просматривала зачитанную до дыр книгу, зная, как будет реагировать мой избранник на то или иное мое решение или действие. Истерики юношей, которые ревновали меня к любому столбу; собственническое отношение мужчин постарше; унылое нытье и капризы маменькиных сынков…
Все так, как будто бы я уже сто раз прожила все возможные варианты этой жизни. Моя ближайшая подруга, жизнерадостная Катька, всегда говорила мне: “Настька, ты, похоже, уже старухой родилась!” и тащила меня в очередной раз в караоке-клуб “Эра” или новый бар. Такое времяпровождение тоже не доставляло мне никакой радости. Нерационально как-то. Деньги тратишь – а удовольствия никакого. Поэтому я всевозможными способами избегала такие мероприятия.
Вы скажете: “Что такое двадцать пять? Еще вся жизнь впереди, еще много нового и интересного. И работу можно найти интересную, и любовь настоящую встретить. В конце концов просто переехать в другой город!”
Да, все верно. Все так…
Или не так? Как будто я – не я. И жизнь эта не моя. Неполноценная какая-то. И так было с самого детства. Я не помню родителей, я выросла детском доме, в окружении таких же одиноких детей. Серые казенные стены общей спальни, скрипучие кровати, с сероватым бельем на них, с одинаковыми, темно-коричневыми солдатскими одеялами, ромбиками чернеющими из под ткани пододеяльника.
Классы – чуть более позитивные бежевые стены, карты, таблицы, портрет Пушкина. Унылые, серые, бесконечные дни… Всю информацию я усваивала мгновенно. И то, что казалось поначалу интересным, вскоре начинало навевать скуку.
После детского дома выяснилось, что у меня есть бабушка. Идти мне было некуда. И я, помыкавшись по общагам, все же решилась с ней на встречу. Она не горела желанием общения с незнакомой ей внучкой, но и выгонять меня не стала.
Проснулась я, когда передача уже прошла и включилось что-то вроде новостей. Ох! Голова от неожиданного сна была тяжелой. Надо бы пойти ополоснуться, да ложиться спать. Завтра на работу. От этой мысли стало еще тоскливей.
Стянув с себя джинсы и водолазку облачилась в домашний халат и направилась в ванную. На меня из зеркала с облупившейся амальгамой смотрела я сама: тусклыми, не выражающими никаких эмоций глазами. Я тоскливо рассматривала шторку, по низу окрасившуюся в ржавый цвет от воды; старую ванну с чернеющими сколами; капли воды на полу.
Там, под теплыми струями воды, мне немного полегчало и затянувшаяся апатия как будто бы отступила. Мыло пахло земляникой, и мне неожиданно резко захотелось в лес, полюбоваться природой, вдохнуть аромата травы и погреться на теплом осеннем солнце бабьего лета. Густо намылив мочалку, я растиралась до самозабвения, чувствуя, как моя кожа разогревается от трения.
Хорошо! Я завернула вокруг головы полотенце, натянула майку и трусы, накинула халат, сунула ноги в тапки и распахнула дверь. Надо бы закинуть в себя что-то: я вспомнила, что не ела с самого утра.
В полутьме добравшись до кухни, включила свет. Кран подтекал. Капли разбивались о щербатую эмалированную мойку с точностью метронома: кап-кап-кап… Сердито заурчал пожилой холодильник: я открыла дверцу.
На блюдце лежал полузасохший темно-желтый кусочек сыра, слезящийся прозрачными каплями; чуть заветренное масло под мутноватой крышкой масленки; в углу, в пакете – пара ломтиков позавчерашнего нарезного батона.
Не долго думая, я достала этот нехитрый набор. Пока закипал чайник, я сделала себе два бутера.
Чашка со щербинкой на краешке… Как моя жизнь. Как будто неполноценная какая-то. Стало снова тоскливо. Засвистел вскипевший чайник. В кипятке, чайной ложечкой, я утопила пакетик “Ричарда”. Две ложки сахара растворились в темно-янтарной жидкости.
Взглянула в окно: ветер усиливался. Полное ощущение, что надвигается гроза. Странно. Гроза – явление летнее. Сколько живу, но грозу в это время года – не припомню.
Меж тем, несмотря на то, что на улице и так уже было темно, тьма как будто сгустилась еще больше. Да, гроза! Хмурое небо подрагивало далекими вспышками молний. Забавно!
Я немного оживилась. Гроза, это, пожалуй, единственное, что мне доставляло удовольствие. Глядя на разгулявшуюся стихию, я испытывала ни с чем не сравнимый восторг и первобытный ужас одновременно. Торопливо запихав, оставшиеся полбутерброда в рот, наскоро запив его горячим чаем, я выскочила на балкон.
Зрелище представшее перед моими глазами, оказалось впечатляющим. Чернильные тучи, с подсвеченными ярко-желтыми краями, стекались в одну точку, брызгая цветными, изгибистыми молниями. Следом раздавался треск и грохот, отражающийся эхом от стен домов.
Дождя не было, что удивительно. Я читала про так называемые сухие грозы. О-о! Должно быть после этого начнется что-то типа бури! Как минимум – шквалистый ветер. Интересно!
Я слышала, как люди закрывают спешно двери на балконы и лоджии, захлопывают форточки. Мне было искренне их жаль – они пропускали одно из самых невероятных зрелищ, что могла подарить им природа. Я же любовалась происходящим явлением. Ветер усиливался, и норовил сорвать с меня влажное полотенце.
Я вдыхала прохладный воздух, остро пахнущий озоном. И мне было хорошо! Кайф! Ослепительные вспышки молний все приближались, тучи, казалось сгущаются прямо над моей головой, но мне не было страшно. Я ждала! Ждала очередного яркого всполоха, от которого все внутри замирало от восторга и страха! Ждала нового раскатистого грома, оглушающего меня!
Запахнув халат поглубже, оперлась на перила маленького балкона. Вот! Сейчас! Очередная молния шарахнула так близко, что мне показалось что небо раскололось надвое, цвет ее был настолько фантастическим, что у меня замерло сердце. В ней переплелись все краски мира, которые я когда-либо видела – неоновый переливающийся перламутр!
Грохот резанул по ушам так сильно, что я оглохла на время. Опасно! Но в то же время так завораживающе! Снова вспышка! Вторая, третья…
Три молнии переплелись в изысканный ломаный орнамент, образуя в воздухе, прямо напротив меня, слепящий глаза диск, обрамленный тысячами голубых искр по краям! И, внезапно, наступила мертвая тишина…
Внутри портала неизвестная мне материя, напоминающая бурлящую лаву, крутилась, образуя воронку, исторгая из себя маленькие острые молнии. Я завороженно смотрела в нее. Как загипнотизированная, протянула руку к порталу и закричала от неожиданности и ужаса.
Пальцы руки, внезапно сделавшись полупрозрачными, истончились и, вытянувшись, как нити влились в кипящую внутри воронки материю…
Я пыталась одернуть руку, но в тот же миг, вслед за ней…
Я не знаю….
Как можно такое объяснить?!
Меня медленно, по крупице, по атому втянуло внутрь портала…
О, господи! Что это было?!
Сейчас я лежала с закрытыми глазами, боясь испытать приступ головной боли, учитывая то, что увидела и почувствовала и не слишком понимая даже, живая я или нет…
Очевидно, что меня бабахнуло молнией. Вот дура! Ну, ведь говорят умные люди – держаться подальше от грозы. Сидеть тихо, электричество вырубить и не отсвечивать. Поперло же меня на кой-то черт на балкон…
Ладно. Что теперь-то стенать. Главное, что я, судя по всему, жива. И до сих пор валяюсь на балконе. Осторожно открыла глаза.
Яркое синее небо и диск солнца в зените ослепили меня и я резко зажмурилась. Я что, провалялась так до полудня? Блин, надо вставать. Начальница, поди, уже рвет и мечет. Сколько времени вообще?
Я рывком села, одновременно ощупывая себя. Слава богу, хоть не болит ничего. Отделалась, как говорится, легким испугом. Снова открыла глаза.
Вокруг был лес. Настоящий лес! Густо росли деревья – исполинские вековые сосны, покрытые толстой серовато-оранжевой корой. Верхушки их сливались в одну сплошную зеленую массу, создавая ощущение плотной живой крыши.
Кое-где вдалеке просвечивали белизной стволов березовые рощицы. По земле – мягкая короткая трава, мшистые камни, изумрудно-зеленые папоротники. В этот момент, я почувствовала себя сестрицей Аленушкой, заблудившейся в лесу.
Удивительно, но страха не было. Хоть все мое сознание и кричало о том, что это не нормально: вот так оказаться в дремучем лесу, но я все же оставалась спокойна. Дела… Впервые в жизни я испытывала… Любопытство? Интерес?
Может это такая форма шока? Все может быть. Я ощупала себя. Ну, как могла, конечно. Цела. Ничего не сломано. Ожогов нет. Дотронулась до головы, волосы еще были влажноватыми после душа и почему-то заплетены в косу. Странно, я вроде не заплетала… Хотя обыкновение такое имела: вечером заплести не тугую косу, чтобы волосы во сне не мешали.
Так! А это что? Я вытаращила глаза. На мне была странное одеяние, по типу древнерусского. Старенькое льняное платье с вышивкой по рукавам и подолу. Кое-где залатанное. На ногах что-то вроде старых тканевых тапок на шнуровке. Что за…? И где халат? И где я вообще?
Ощупала еще раз голову, проверяя не ушиблась ли я и не мерещится ли мне все это. Протерла глаза. “Сплю!” – осенила догадка. Чтобы убедиться, что это сон, я ущипнула себя за запястье. Вот, блин! Больно! А значит это не сон… Явь? Ну и на явь это тоже не тянуло. Портал мне казался игрой моего воображения. Хотя… Как-то же я здесь оказалась.
Тупо уставившись перед собой, я судорожно соображала, что происходит. Однако долго размышлять не пришлось. Где-то неподалеку, послышались крики.
– Княжинка! Княжинка!
– Настасья!
– Ой, Осподь, побереги бедовую!
– Где ж она?!
– Как сквозь землю провалилась!
– Настенька!
Голоса приближались. Ну, слава богу, люди! Ищут, наверное, кого-то. Они подскажут куда идти. Поднявшись с земли, я отряхивала платье, и уже собиралась идти навстречу голосам, как из-за ближайших деревьев ко мне выскочила довольно увесистая тетка.
Одета она была… Старомодно – не то слово, примерно, как героиня исторической реконструкции событий Древней Руси. На ней была обширная блуза из какой-то легкой ткани, со сборкой и вышивкой по вороту и юбка из материала, типа сатина с принтом – в мелкий пестрый цветочек. На голову повязан довольно объемный серовато-белый платок. Тетка отличалась грузным телосложением и, судя по всему, обходилась без бюстгальтера, так как богатство ее двигалось под блузой совершенно свободно.
Это было так непривычно, что я завороженно смотрела на этот танец двух, далеко не маленьких, лебедей. Тетка, тем временем, подбежала ко мне и довольно грубо схватила за запястье.
– Эй? – я попыталась вырваться из твердой хватки женщины.
– Что ты, Настасьюшка! – тетка попыталась улыбнуться. Честно, мне ее улыбка очень не понравилась. Скорее она походила на какой-то волчий оскал, нежели на улыбку.
Однако тон ее голоса был настолько елейно-ласковым, что в следующий момент, мне и вовсе стало не по себе.
– Ушиблась, болезная? Щас ДорОха-то тебе чайку заварит успокойного, да и полежишь отдохнешь, – тетка сильно окала, как типичные вологодские жители.
– Что вам надо? – я все еще пыталась дергаться.
Тем временем, меня окружило еще несколько женщин, в одеждах, подобных тем, что были на тетке, которая никак не хотела меня отпускать.
– Ой! – запричитала одна из вновь подошедших, – Бедная головушка! Настенька наша! И так головою скорбная… О-ой
Вслед за ней, заголосили остальные:
– О-ой! Милая!
– Ой, да за что же деточке нашей такое наказание…
– Настасьюшка!
– Княжинка!
– Слава богу, нашлась болезная!
При этом каждая из них норовила меня взять за руку или погладить по голове. Блин! Я и так не в восторге от любого телесного контакта, а тут еще и чужие люди лапают. Отдергиваясь от неожиданных прикосновений, я начала паниковать. Уж больно странной были и обстановка, и сама ситуация.
Тем не менее, мы потихоньку выходили из леса. Деревья начали редеть, появилось множество троп, протоптанных годами. Я уже не сопротивлялась и покорно брела за женщиной. Сзади, неровным строем передвигалась вся остальная свита.
Мы вышли на небольшой пригорок. Там, с самого высокого места, открывался панорамный вид на город. Точнее, на большую деревню, город слишком громкое слово для этого скопления теремов и домиков, окруженных огородами.
Картинка походила на иллюстрации русских сказок. На ум сразу пришла строчка: “В некотором царстве, в некотором государстве, жили-были…”
Я увидела бревенчатые срубы; деревянную колокольню, торчащую как штырь, среди приземистых домов; сараи; избы; фигурки людей. Где-то в центре поселения возвышалось строение, похожее на древнерусский большой терем.
– Ну, что встала, как вкопанная? Пойдем! – тетка снова, довольно чувствительно, дернула меня за руку.
Достала!
Как только разберусь в чем дело – выскажу этой мамзели все что думаю, а пока… Пока я молчала. Надо немного разведать обстановку. Что здесь и как. И почему меня принимают за какую-то княжинку?
Спустившись с холма мы вышли на грунтовую дорогу, прямиков ведущую в деревню и довольно быстро дошли до поселения. Боже мой! Домики, которые с холма казались сказочными, имели самый плачевный вид. Покосившиеся стены домов, посеревшие от времени сараи, грязные дворы… А самое главное – люди.
Люди с серыми унылыми лицами, в старой, залатанной одежде, больше походили на нищих, нежели на типовых киношных крестьян. Скотины во дворах и вовсе не было, только в одном месте я увидела тощую седую кобылку, от недокорма у которой можно было пересчитать ребра.
Мы миновали все эти убогие постройки и вышли к терему. Терем был огромным, расходящимся от основного здания вправо и влево двумя довольно большими крыльями, каждое из которых оказалось снабжено отдельным входом и собственным высоким крыльцом. Он, кстати, тоже имел не самый презентабельный вид, однако на фоне остальных, выглядел почти роскошно.
Хозяин, кто бы он ни был, явно не отличался рачительностью. Некогда красивые резные наличники на окнах были частично утрачены, краска со временем облупилась и осыпалась лохмотьями прямо на землю. Между бревен в некоторых местах образовались приличные щели. Вообще было такое ощущение, что если посильнее толкнуть все это сооружение, то терем наклонится и рухнет.
Кроме терема, на всей этой, довольно большой площади, располагалось еще восемь построек, похожих на обычные дома, с той разницей, что у некоторых домов, были крыши-бочки, или круглые скатные, что, конечно вносило разнообразие во внешний вид странного комплекса.
Видимо здесь и живет эта самая княжинка Настасья. Что ж, посмотрим… Меж тем тетка провела меня по шаткой лестнице парадного крыльца. Крыльцо оказалось довольно высоким. От долгой ходьбы по лесу у меня и так уже сводило ноги, а теперь и вовсе отказывались идти. Мне нужно срочно остановиться! Что я и сделала, встав посередине ступеней и ожидая что тетка снова дернет меня. Но вопреки ожиданиям, этого не произошло.
Неожиданно тетка отпустила мое запястье и я рефлекторно потерла его.
– Устала, Настасьюшка? – елейным голосом вопросила женщина.
Я не нашла ничего лучшего, как кивнуть.
– Ну передохни-передохни, родимая.
Я оглянулась назад. Свита уже куда-то испарилась. Судя по всему, отстала от нас, как только мы подошли к дому. Ну и славно! Даже легче дышать стало. Если что, то с одной теткой я уж как нибудь справлюсь.
Видимо, тетка тоже решила, что раз мы на месте, то беспокоиться больше не о чем. Немного переведя дух, я продолжила подъем. Внутри терема открылось большое пространство. Пахло теплым деревом, подгоревшим молоком и манной кашей. Сводчатый потолок украшали мощные балки, обильно украшенные резьбой, выкрашенной в разные цвета, которые со временем немного выцвели и имели блеклый вид.
Кроме всего, в помещении находилось несколько добротных широких лавок, множество сундуков, огромный стол, с толстой фактурной столешницей и как будто встроенные прямо в стены огромные шкафы-буфеты со стеклянными вставками в дверцах, наполненные всевозможной посудой.
Из основного помещения в каждое крыло вело несколько дверей. В самом торце зала находилась довольно широкая лестница, снабженная изящными точеными перилами, ведущая куда-то наверх.
– Ниська! – громовым голосом резко рявкнула тетка. От неожиданности я вздрогнула и чуть не подскочила на месте.
Откуда-то сбоку выскочила девчушка лет двадцати, не больше. И суетливо подскочила к нам. На девушке одет старенький, почти ветхий, простой пестрый сарафан и лапти. Пшеничные волосы же были заплетены в толстую добротную косу. Девчонка казалась напуганной.
– Ну! – тетка уперла руки в бока, девчонка опустила голову, – Упустила княжинку, Ниська!
– Я-я! – губы у девушки задрожали.
– А ну, поди сюда! – тетка покраснела, так, что стала похожа на помидор.
– Пожалуйста… – девчонка всхлипнула и вскинула на мучительницу виноватые глаза.
– А ну сюда, я сказала!
В этот момент толстуха довольно резво подскочила к ней, схватила девушку за косу, уверенным движением намотала ее себе на руку и начала таскать ее из стороны в сторону, не забывая при этом, давать тумаков своей, довольно увесистой лапищей.
– Барыня, матушка! – кричала девчонка, пока я оторопело взирала на все это безобразие.
– Ах, ты гадюка малолетняя! Я ж предупреждала! Где амулет у ней? – тетка и не думала останавливаться, – Не усмотрела, росомаха!
Смотреть на это становилось невыносимо, и я не придумала ничего лучшего, как ринуться на помощь этой несчастной Ниське.
– Эй! – я схватила толстуху за руку и удерживала ее на весу, не давая нанести ей очередной удар.
– Настасьюшка, ты чего? Головой ударилась чтоль? Это ж Ниська!
– Ударю! – пригрозила я, и сжала кулак, давая понять, что говорю всерьез.
От неожиданности тетка отпрянула и отпустила девицу.
– Видишь, Ниська! – злорадно сказала она, – И так княженка блаженная, а из-за тебя и вовсе умом тронулась! На меня руку подняла! Подожди! доберусь все равно до тебя!
Отпустив девчонку, тетка развернулась ко мне:
– Настасьюшка, отдохнуть тебе надобно. Пойдем, милая, я тебя до светлицы доведу.
Я кивнула. Вообще, ситуация складывалась более, чем бредовая. Диким мне казалось все: от моего неожиданного появления в неизвестном месте, до одежды и повадок местных обитателей. Но страха я не испытывала, только острое любопытство и странное ощущение яркости этого мира.
Меж тем мы брели по каким-то коридорам, темным и пыльным, по дороге я видела множество дверей, ведущих в какие-то помещения. Некоторые из них не были снабжены дверьми и казались просто рекреацией с какими-то лавками, сундуками и шкафами вдоль стен.
Наконец, в самом торце крыла, обнаружилась толстая, крепкая, дубовая дверь. В отличии от остальных она оказалась новой. Снаружи двери висел большой амбарный замок. Ох, что-то тут нечисто… Мне это не понравилось. Очень не понравилось.
Светлицей, я бы это не назвала даже с большим натягом. Помещение, больше походило на кладовку, нежели на комнату молодой девушки, тем более княжны. Маленькое, душное, с крошечным окошком. Похоже ставни у окна никогда не открывались, а возможно и вовсе были заколочены. Как только останусь одна – проверю.
В комнате находилась низкая старая кровать, небольшой столик, и громоздкий обшарпанный стул. По правую руку от входа стоял вместительный сундук, судя по накинутой сверху мятой тряпке, он служил кому-то кроватью. На столике – подсвечник из латуни на одну тонкую свечу и неприметный, увитый медной проволокой кулон с небольшим черным камнем в центре.
Самым неприятным в этом помещении оказался запах. Мало того, что постельное белье тут, видимо, менялось, дай бог, раз в полгода, но и нужду справлять хозяйке комнаты приходилось в горшок, который стоял здесь же, под кроватью. И если белье, все-таки изредка меняли, то горшок, по ходу не мыли никогда.
– Отдохни, Настенька, – тетка уже порядком меня раздражала своей неискренней и навязчивой заботой. Побыстрей бы она убралась отсюда. Достала уже, – Дай-ка я тебе надену оберег, чтоб от напасти всякой. Тьфу-тьфу, – тетка смачно сплюнула на пол, и ловко нацепила на меня украшение.
Я решила притвориться послушной и кивнула.
– Отвару принесу! – продекларировала намерение тетка, и вышла, оставив меня наедине с молодой служанкой.
Как только та ступила за порог, девица кинулась ко мне.
– Госпожа, миленькая. Как же так. Ведь сняла я амулет проклятый. Думала убежите подальше от иродов этих! А вы вон. Сутки ведь вас искали. Думала и не найдут, радовалась, – тараторила без пауз девчонка.
– Успокойся, – ровным голосом ответила я.
Девушка вытаращила на меня округлившиеся от изумления глаза.
– Что же это? Госпожа, как это?
– Как тебя зовут? – я старалась держаться спокойно.
– Да как? Ведомо как! Ниська. Ну, Анисия то есть, – девушка выглядела ошарашенной.
– Вот что, Анисия, зеркало тут есть?
– Да как же не быть. Вестимо – есть. Щас!
Странно всё это, странно… Я посмотрела на себя в зеркало ещё раз, чтобы убедиться. И точно: я была не совсем – я, хотя общая схожесть оказалась поразительной. Так могла бы выглядеть моя младшая сестра – лет на пять моложе. Я ощупала лицо, поправила выбившиеся из косы пряди волос.
Как бы понять, что это за амулет и почему он всегда должен быть на княжне Анастасии? Я взяла его в руку и внимательно рассмотрела. Если честно, то на украшение он мало походил, скорее на какой-то миниатюрный прибор. Я заметила что проволочки входят в центр устройства прямо под камень, кроме того, он больше походил на часы-брегет. Поднеся амулет к уху, я услышала еле-еле различимый треск и тиканье.
А еще от кулона, который надела на меня эта странная тётка, исходили какие-то странные вибрации, которые не то, чтобы были неприятны, но как-то очень необычны. Я никак не могла понять, что ощущаю, когда этот, так называемый амулет на мне.
Девица, между тем, достала откуда-то деревянный, грубоватый гребешок.
– Княжинка, – расчесаться бы вам надобно, а то вишь, как растрепалися. – С этими словами девица распустила мне косу и принялась расчесывать, довольно ловко орудуя этой допотопной расческой.
– А помыться? Помыться можно?
Анисия задумчиво протянула:
– Так-то можно, отчего ж нельзя… – девушка замолкла.
Теперь, когда первый шок начал проходить, я рассмотрела ее повнимательней. Смешная. Пшеничные пушистые волосы, чуть курносый нос с крапинками веснушек и светло-голубые глаза в обрамлении белесых ресниц. Бровей и вовсе было не разглядеть. Хотя, если девчушку немножко подкрасить, то ее вполне можно было бы назвать красивой.
– Ну? – с нетерпением спросила я, – Как насчет помыться?
– Ах да… Простите княжинка, просто вы… странная какая-то. На себя не похожи.
– Почему? – я говорила с Анисией совершенно спокойно.
Не чувствовала я в ней угрозы. К слову сказать, и в обычной жизни интуиция меня редко подводила, чем не раз уберегала от всевозможных неприятных личностей и ситуаций.
– Ну… – девчонка на минуту задумалась, – Вы ведь, госпожа, вроде как не в себе. А сейчас не так как-то…
– И давно, я это… не в себе?
– Лет с пяти, как бы не раньше.
Эти слова заставили задуматься. Интересно! Получается, местная я – типа сумасшедшая? Дурочка, то бишь? Девчонка, между тем, продолжала:
– Говорят, до пяти лет все нормально было. И говорить вы умели, и умненькой были, обучались всему быстро.
– А потом что случилось?
– Не знаю, меня тогда еще и на свете не было, да и не сказали бы мне. Но… с пяти лет вы совсем разум потеряли. Говорили мало, только глупости всякие лепетали. И как младенец всему радовались, либо плакали.
– А амулет-то зачем?
– Ох, госпожа, да кабы знать-то. Вроде он как умней вас делал, и говорили вы понятно, не лепетали, как дите… Предложениями. А только… Как будто вы, не вы становились. Больно покорной.
Очень странно. Вроде как и добро от амулета, да не совсем так оно получается… Однако сейчас, кроме странной вибрации, воздействия на сознание я совершенно не чувствовала. И слава богу, не хватало еще, чтобы из меня здесь зомби сделали.
– Покорной? – переспросила я.
– Да, княжинка, покорной и как будто ненастоящей.
– Это как?
– Ну как будто заместо вас – кукла безвольная. И плакали часто. А сейчас… – Анисия улыбнулась, – Вы совсем другая, княжинка. Неужто пока амулета не было, вы совсем в себя пришли?
– Не знаю, – честно сказала я, – Но я как будто в первый раз здесь, ничего не помню.
Девица не на шутку встревожилась:
– Ох, ты! Напасть экая! Неужто память потеряли?!
– Наверное… Ты же поможешь мне? – я собрав все свои познания в актерском мастерстве, умоляюще посмотрела на девушку.
– Помогу, как не помочь, – яростно закивала девушка. – Мы ж с вами с детства вместе. Все время рядом. Когда Ганна-то место управляющей заняла, прогнать меня хотела, а вы такой крик подняли, как порося резали – так визжали! Вот Ганна-то и передумала меня гнать, – Анисия заулыбалась вспоминая видимо тот самый момент, – Ой, чтой-то я, вы ж помыться хотели, – спохватилась она.
– Да мне хоть так, водой окатиться.
– Я мигом!
Девушка, подскочила и выбежала из комнаты. Я же снова взяла в руки амулет. Что же это за машинка такая? Я осторожно подергала за проволочки, коснулась камня. Он был гладко отполирован и напоминал герцинит, разновидность черной шпинели.
Когда-то давно я от скуки прочитала книгу о разных ювелирных и полудрагоценных камнях. Фотографии там были очень качественные, а на память я никогда не жаловалась. Конечно, ошибиться могу, но этот камушек выглядел прямо в точности, как образец шпинели в той книге.
Услышав тяжелые шаги за дверью я быстро закрыла кулон.
В комнату ввалилась Ганна, на большом серебряном подносе она несла глиняный кувшин, сверху прикрытый холщовой тряпочкой, и большую пустую кружку.
– Настенька! Выпей отвару успокойного. Истомилась, деточка. Почитай, сутки искали тебя.
Тетка щедро плеснула в кружку какого-то травяного отвара.
– Пей, родимая! – она ткнула кружку мне в руки.
Черт, а вдруг она меня отравить хочет? Что делать-то? Меж тем тетка не отводила от меня взгляд и явно следила за тем, чтобы я все выпила. Ладно, была не была! Как только свалит, два пальца в рот и глядишь – обойдется.
Я, зажмурив глаза, пятью глотками выхлебала непонятную жижу. На вкус, кстати, она была вполне себе ничего и напоминала простой травяной чай. Ганна удовлетворенно кивнула.
– А теперь поспи, деточка.
Я послушно легла в кровать и натянула на ноги то, что, вероятно, являлось одеялом.
– Вот и славно, княжинка. Поспите.
Закрыв глаза, лежала до тех пор, пока не услышала звук удаляющихся шагов. Как только они затихли, я вскочила и попыталась избавить организм от содержимого в ночной горшок. В этот момент, очень удачно, появилась Анисия. В руке она держала ведро с водой, а второй – волоком тащила пустую деревянную лохань довольно большого размера.
– Княжинка, ой, что это вы? – Анисия подхватила мои волосы, чтобы помочь.
Исторгнув из себя отвар, я перевела дух.
– Что это? – я показала на кувшин.
– Да ничего страшного, госпожа, просто отвар успокойный. Чтоб поспать. А вы что так переполошились-то?
– Да я… – честно, я не знала, как объяснить. – Вдруг отравят! – выпалила я.
– Да что вы, княжинка! Кто ж вас отравит-то. Вы глупой, да живой нужнее будете.
– Кому? – удивилась я.
– Вестимо, кому, – дядьке вашему.
– Ага! А зачем?
– Вестимо, зачем, – девица вздохнула и смахнула непрошено набежавшую слезу.
– Ну… говори, не томи уж! Да не реви!
– Дык как не реветь-то?!
– А вот так! Не реви и все. Рассказывай!
– Дык ведь замуж вас выдать хочет, – выдала Анисия.
Вот те раз! Дуреху-княжинку замуж выдают. Интересно, за кого?
– И кто жених?
– Ой, княжинка! Слухи-то разные ходят про него. Красивый он и не старый. Да только больно злой.
– А эта информация откуда?
– Что? – не поняла девчонка? – Ин-фо…
Блин, надо осторожнее с современными словечками.
– Знаешь точно, говорю?
– Как не знать, знаю. Он Варнавы дочку снасильничал, а потом запорол до смерти. Да и так, говорят, дворовые-то у него все в страхе живут. Что не по нраву – сразу плетьми или того хуже – голым на мороз выгнать может и водой еще облить… ну, это уж по зиме. Да и летом… Вон нищенка одна за милостыней к нему сунулась, ну так он ее хлустом – прямо по глазам…
Н-да… ситуация. Только вот зачем этому самому “ему” на дурочке жениться? Этого я не понимала. Судя по всему, желания княжны спрашивать никто и не собирался. А как мне быть? За такого урода морального замуж идти? Тем паче, что я вообще замуж пока не собиралась.
– А я ему на кой?
– Как на кой?! – девчонка изумленно вытаращилась, как будто мне все должно быть предельно ясно, – Вы ж княжна! Титул ему ваш надобен, то всякий знает…
– А у него что? Титула нет, что ли?
– Откуда бы быть?! Сказывают, из самых низов он. Обогатился знатно, уж не знаю, на чем да как. Денег у него – куры не клюют, а титула нет.
– А дяде что за выгода? – поинтересовалась я.
– Вестимо, выгода. Без приданного-то кто ж возьмет убогую? А этот берет, да и еще откуп хороший обещал дать. Ой! – она сообразила, что назвала меня убогой и сейчас испуганно таращилась, не понимая, как поправить разговор. Я только вяло улыбнулась и махнула рукой в знак того, что не сержусь.
Так, схема понятна теперь. Непонятно другое: где родители княжны. И почему этот дядя распоряжается тут всем? У меня даже голова заболела от избытка информации и, одновременно, – от недостатка её же. О, вода, наверное уже остыла. Я выразительно посмотрела в сторону ведра.
Видимо часть отвара, что принесла Ганна, все-таки мой организм усвоил. А может быть, что вероятнее всего, сказался шок от пережитых событий, и меня неожиданно резко начало клонить в сон. Я сидела на кровати, и веки сами собой начали слипаться, принося мне при очередном моргании, обрывки видений.
Увидев что я клюю носом, расторопная Ниська взбила то, что по-видимому, называлось подушкой, и помогла мне поудобней устроиться на кровати, заботливо укрыв меня грубоватым вязаным одеялом. Одеяло слегка “покусывало”, но от навалившегося на меня сонного состояния я практически не ощущала этого.
Уже “выключаясь”, чувствовала, как служанка стягивает сафьяновые сапожки и тихо вздыхает:
– Умаялась, княжинка. Поспите, поспите, милая.
Несмотря на то, что ложе поначалу показалось страшно неудобным, а матрац и вовсе состоящим из каких-то непонятных и не очень приятных комков, я не заметила, как провалилась в сон.
Снилось что-то невообразимое. Если честно, то какой-то полнейший бред. То покойная бабушка, которая тычет меня лицом в свои потертые тапки, как нашкодившего кота. То мой так называемый жених, лицо которого оказалось размытым, как в криминальных новостях, достающий из огромной каракулевой шапки золоченые картонки, похожие на лотерейные билеты…
Но самый треш приснился перед пробуждением. Во сне я была замотана в кокон, как гигантская гусеница. Ганна, пуская вязкую мутную слюну, смотрела на меня слепыми от бельм глазами, отрывала от моего кокона по кусочку материи, состоящей из каких-то волокон и тонких нитей, и съедала.
Рядом с ней находился огромный мерзкий паук с шестью круглыми глазами, похожими на большие, гладко отполированные бусины из черного оникса, который заматывал меня новыми тускло блестящими золотыми нитями так туго, что мне стало тяжело дышать, когда он дотянулся-таки до моего горла…
От этого кошмара меня буквально выдернуло из сна! Я вскочила, обливаясь холодным потом и чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Вот черт! Это ж надо же! Какая мерзость только не приснится…
Хорошо хоть, что я в сны не верю. Наверное просто вся информация, которую я сегодня получила, усваивается вот таким, неожиданным и не самым приятным образом.
Пытаясь унять бешено колотящееся сердце, я осмотрелась. В комнате было довольно темно. Вероятно, уже наступил вечер. В мутном маленьком окошке я различила темные силуэты домов на фоне вечереющего розоватого неба. На сундуке, вздыхая и охая, закопошилась Анисия.
– Проснулись, госпожа?
– Да, Нись, выспалась.
– Надо чего вам? Я принесу, – Ниська шарила босой ногой у сундука, пытаясь в потьмах засунуть ногу в лапоть.
– Поесть бы чего…
– Ох, да княжинка, вы ж поди с позавчера ничего не евши. Пойду у Дорохи пошукаю, может чё с ужина и осталось.
Ниська, наконец, влезла в лапти, ловко переплела растрепанную косу, стряхнула с сарафана налипшие соломинки и вышла. Я вслушивалась в шаркающие шаги девушки пока они полностью не растворились в тишине.
Как тихо… Как в могиле, ей богу…
Я тишину не любила никогда. Всегда, чем бы не занималась, я фоном включала либо какой-нибудь блог про путешествия или кулинарное шоу, либо мастер-класс по какому-нибудь модному нынче рукоделию, либо научную передачу о квантовой физике или строении вселенной. Даже на работе в наушниках умудрялась слушать.
Сейчас, наедине с собственными мыслями, мне стало особенно неуютно. Интересно, все же… А куда делась настоящая княжна? Умудрилась-таки сбежать? А вдруг ее закинуло в мой мир через этот же портал? Это многое бы объяснило. Я в ее теле, в ее одежде, в ее мире. Она в моей одежде, в моем мире. Логично.
Тогда откуда такое сходство, что я даже не сразу заметила различия? Вот тоже непонятки. Ситуация, конечно, у княжны патовая. Судя по весьма скудной обстановочке, ее тут чуть ли не в черном теле держат. Дядя этот еще. Жених, очень неоднозначная персона. Ганна.
Н-да! Без информации никак. А пока… Я мысленно разложила по папкам все те вопросы, которые меня волновали в первую очередь. Дело номер один: “Родители княжны Анастасии”. Где они? Кто они? Есть ли они вообще?
Дело номер два: “Дядя”. Надо бы его имя узнать, чем занимается, какие отношения у него с племянницей, женат ли, имеет ли детей. Это минимум.
Дело номер три: “Ганна. Управляющая” Управляющая чего? Или кем? Какую власть имеет?
Дело номер четыре: “Жених” Кто он? Откуда деньги?
Послышались шаги, вернулась Анисия со свертком в руках.
– Вот, княжинка! Поешьте, – Нися, подала мне что-то завернутое в плохо стиранную льняную тряпицу.
В свертке оказалась краюха подчерствевшего хлеба, два вареных яйца и одна крупная картофелина в мундире. Не густо, однако…
– Ешьте, ешьте, госпожа!
Анисия засуетилась, заметив мою растерянность, и сдвинула подсвечник, чтобы освободить край стола. Я молча взяла краюху. Хлеб был грубый, не очень вкусный и горьковатый, как будто туда добавили молотой осиновой коры. И хоть голод я испытывала уже нешуточный, все же с трудом проглотила жестковатый кусок.
Утром, не дав мне нормально проснуться, заявилась Ганна. Как обычно, с неизменно фальшивой улыбочкой на мясистом лице. Меня насторожило то, что дверь на ночь явно кем-то была заперта, потому что сначала я услышала лязганье открываемого навесного замка, а уж потом появилась управляющая. Ну что ж, этого следовало ожидать.
Одета она была сегодня иначе. Вместо простой поневы и блузы на ней красовался богатый красный сарафан из парчи с отделкой из широкой тесьмы, с витиеватым орнаментом. Золотые нити, вплетенные в основу ткани, играли в отблесках теплого утреннего солнца.
Кроме того, поверх тонкой шелковой рубахи, расшитой по горловине и рукавам вышивкой гладью, имелся долгополый кафтан-накидка без рукавов. В голове вертелось смешное название. Как его на Руси называли? Что-то типа “похабень”. Вспомнив название, я улыбнулась. Точно! Забавное название – охабень. И откуда я это знаю?
Бархатный кафтан играл оттенками красного цвета от темно-бордового, почти черного, до сочного алого.
Голову венчал повойник, в цвет сарафана, щедро украшенный богатой, с золотом тесьмой. Хороша барыня! Ничего не скажешь. Рядом с ее нарядом, мой, как мне показалось сначала, приличный сарафан, выглядел одежкой нищенки.
Рядом с Ганной находилась и ее свита. Мамки-няньки, не поместившиеся в тесной комнатушке княжны, толпились возле дверей снаружи, толкая друг друга и постоянно переговариваясь и переругиваясь между собой.
– Осмотр! – объявила Ганна, даже не поздоровавшись со мной, – Помогите раздеться княжинке!
Ганна хлопнула в ладоши, и две тетки, что стояли ближе, ринулись на помощь. Анисию грубо вытолкали из помещения, чтобы “не мешалась под ногами”, как заявила управляющая. Вообще, создавалось стойкое ощущение, что и на меня Ганна смотрела как на вещь, только внешне соблюдая правила приличия.
Тетки, подскочившие ко мне, казались абсолютно одинаковыми, как близнецы. Неприметной внешности, лет сорока-сорока пяти. Серые глаза, тусклые волосы и идентичные манеры и повадки делали их совершенно безликими. На их фоне Ганна выглядела просто королевой. Они довольно ловко стянули с меня домашнее платье, оставив в одной сорочке, под которой не было ничего больше.
Я поежилась, скорее не от того, что было прохладно, а от дикой неловкости. Ситуацию я не контролировала и поэтому, повлиять на нее никак не могла.
Меж тем Ганна зычно выкрикнула:
– Досточтимая матушка, игуменья! Пожалуйте!
Тетки, столпившиеся возле дверей светлицы, расступились с почтением пропуская кого-то.
В помещение вплыла, именно вплыла, а не вошла, пожилая тетка, лет шестидесяти пяти-семи. Высокая, сухая, с поджатыми тонкими губами на испещренном тонкой сеткой морщин лице. Крючковатый выдающийся нос и черные радужки глаз делали ее похожей на ведьму из голливудских сказок. Тем более, что облачена она была в длинную черную мантию, бархатный подол которой волочился по пыльному полу, что довершало зловещий образ.
Голову венчала скуфья, поверх нее был хитро повязан черный платок. На груди же красовался увесистый золотой крест, щедро инкрустированный драгоценными камнями. В правой руке монахиня сжимала богатую трость из какого-то дорогого дерева, покрытую черным глянцевым лаком. Ручка-набалдашник был выполнен в виде головы орла из молочно-белой кости с золотыми вставками, в глазах у птицы сверкали темно-красные кровавые рубины.
Следом за игуменьей семенили две монахини рангом поменьше и одетые гораздо скромнее, и невысокая сухонькая старушка в простой крестьянской одежде, с той только разницей, что поверх поневы был повязан чистый фартук, а на голове, пугая непривычной здесь белизной – косынка.
Одна из помощниц Ганны, бесцеремонно подтолкнула меня к кровати:
– Ложьтесь, княжинка!
Меня что? Будут осматривать вот так? При всем честном народе? Этого я не ожидала, тем более, что конкретно до этого момента, не совсем понимала какой осмотр мне предстоит. Вот тебе и на… Чувствуя, что становлюсь пунцовой, я встала в ступор. Что делать теперь?
С одной стороны мне все это казалось диким и невозможным, но с другой, чтобы не выдавать себя пока, нужно же чем-то жертвовать. “Представлю, что на приеме у гинеколога,” – уговорила я себя, и не глядя ни на кого, чтобы не смущаться, легла на кровать.
Осмотр же, к моему облегчению, оказался сильно поверхностным. Знахарка пощупала грудь; помяла живот. Провела чисто визуальное гинекологическое обследование, после чего осмотрела рот, язык и десны; поковырялась в волосах и скупо резюмировала:
– Здорова! Тоща только.
Игуменья махнула рукой, блеснув крупным золотым перстнем, и одна из монахинь записала что-то в большой тетради в тяжелом деревянном переплете. После этого “матушка” извлекла откуда-то из складок своей мантии крошечную печать, заключенную в маленький золотой футляр с драгоценными инкрустациями, и, смачно дыхнув на нее, поставила оттиск на медицинском заключении. Варварски вырвав лист из тетради она передала его Ганне.
Ганна засуетилась перед монахиней, расчищая ей выход до дверей и сама вызвалась проводить почетную гостью. Я же, наконец, с облегчением вздохнула. Когда эта кодла покинула комнату воздуха стало гораздо больше. Интересно, если я – это все таки я, то тело мое – и девственности там и в помине нет. А раньше, насколько я помню, это было все-таки одним из основных условий для удачного замужества. Как же тогда осмотр?
Каша как каша. Обычная овсянка, разве что более грубая, чем привычная мне с детства. Без масла. К блинам мне налили киселя, тоже овсяного, немного сдобренного медом и какими-то травами.
Единственное, что порадовало из еды, так это блины. Они оказались очень вкусными, и хоть по структуре больше напоминали американские панкейки – толстенькие и пышные, но выпечены были на славу и имели приятный ванильный оттенок вкуса. Ох, была-не была! Со сметаной я умяла не меньше трех штук.
Все это время я с интересом рассматривала происходящее за столом и рядом с ним. Свита Ганны в этом просторном помещении расположились в самых разных местах. На многочисленных лавках, на приступках и даже на ступени обширного подиума, в центре которого возвышался обеденный стол и, казалось, ждали чего-то.
Честно, мне не особо было приятно трапезничать под их пристальными голодными взглядами. Но после прилюдного медицинского осмотра я уже ничему не удивлялась. И, как оказалось, зря…
К слову сказать, для Ганны отдельно подали малиновое варенье и плошку с медом, которых нам с мальчишкой, очевидно не полагались. К тому же, для нее стоял отдельный кувшин с питьем, по запаху напоминающим медовуху, и объемное блюдо с запеченной рыбой.
Забавно… С чего это вдруг такое разделение? Кто этот мальчик? И почему простая управляющая питается лучше, чем княжна, к примеру? Где, в конце концов, дядя? Одни вопросы.
Трапеза проходила в мертвой тишине, нарушаемой лишь бряканьем ложек по мискам, до тех пор, пока я не стала свидетелем совершенно дикой сцены. Ганна, основательно подкрепившись и довольно и сыто отдуваясь, безжалостно вытерла краем красивого вышитого рукава жирные от еды губы, намазала тонким слоем сметаны очередной блин, свернула его конвертиком и кинула ближайшей парочке теток из своей свиты, прямо на пол.
И вот тут случилось невообразимое. Тетки, толкая друг друга, и дико голося, пытались дотянуться до заветного блина. Царапая и кусая друг друга. Кто-то вцепился сопернице в волосы, и та завизжала переходя с обычного голоса в ультразвук.
Ганна, с мерзкой ухмылкой наблюдала за творившимся безобразием, изредка всхохатывая густым зычным голосом. Вторил ей звонкий, как колокольчик, мальчишеский смех. Я обернулась на пацана.
О, боже! Он явно испытывал ни с чем несравнимое удовольствие и не отрываясь смотрел на дикое “развлечение”. Схватившись руками за живот ребенок покатывался от смеха, едва не падая с высокого стула.
Пипец! Это что? Шоу? Вместо телека? Похоже что так…
После недолгой возни за брошенный блин из кучи-малы вылезла совершенно растрепанная тетка в сдвинутом набекрень платке и победно подняла над головой изрядно потрепанный, весь в серых комочках пыли, трофей. Соперницы недовольно загудели. Она что? Есть его собралась?
Я вытаращила глаза: победительница затолкала в рот испачканный блин, даже не отряхнув его толком! Капец!
На этом увеселения не закончились. Подобный номер Ганна исполнила еще три раза, с той разницей, что в следующий блин был добавлен мед, в третий варенье, а в четвертый раз соперницы бились за кусок рыбы.
Что же это за дичь такая?! Самое забавное, что все это время, ни пока мы завтракали, ни во время “увеселительной” программы, никто не произнес ни слова, видимо следуя древнему закону общепита: “Когда я ем, я глух и нем!”. Только дикий ржач и звуки борьбы за еду.
Меня же все это время не отпускал вопрос, что за мальчонка за княжеским столом? Пока только Анисия была для меня источником информации, так что придется дознаваться у нее. Кстати, где она?
Вспомнив, что девчонку вряд ли хорошо покормят, я стянула со стола тряпочку, которая служила салфеткой и завернула в нее три блина, стараясь сделать это незаметно, как раз в то время, когда Ганна с мальчишкой в очередной раз потешались над дерущимися бабами. Хорошенько завернув их, я спрятала сверток в рукав блузы. Промаслится все равно. Ну да ладно…
Эх, еще бы каши ей, да киселя. Жаль девчонку. Хорошая она. И пока единственный человек, которому я могу здесь доверять.
Наконец дикая трапеза закончилась. Появилась кухарка, чтобы убрать со стола. Это и есть та самая Дороха, наверное. Я пыталась рассмотреть ее получше. Женщине на вид было около пятидесяти лет. Темно-русая, простоватое симпатичное лицо. Она обладала приятной зрелой полнотой.
Одежда простая: юбка, блуза, видавший виды фартук, вместо платка на голове смешной цветастый чепец. И глаза… Глаза мне понравились: добрые, с легкой грустинкой, серо-зеленого цвета и с расходящимися от них легкими лучиками морщинок.
Заметив, что я разглядываю ее, кухарка не отвела взгляда, и не стушевалась. Может потому, что считает княжинку блаженной? Или нет? Я осторожно тронула ее за руку.
– Что-то желает, госпожа? – доброжелательно откликнулась женщина.
Я кивнула.
– Чего? – уточнила она.
– Кисель… – я показала на кувшин. – И каши. В светлицу.
Служанка согласно кивнула:
– Чуть позже, княжинка. Анисью пришлете.
Прекрасно! Еще и дозор… Полное ощущение, что я в тюремном заточении. Анисия, не сразу увидев меня, подскочила с сундука.
– Ой, княжинка! Не гневайтесь!
– Ничего, Нись. Сходи пока на кухню.
– Да вы что ж, не наелись, госпожа? Я ща, мигом!
Проворно выскочив из комнаты, служанка побежала на кухню. В коридоре эхом отзывались торопливо удаляющиеся шаги служанки. Моя надзирательница, сидящая у входа снаружи, неодобрительно хмыкнула, что-то пробурчала под нос и тяжело вздохнула.
Вытащив из рукава сверток с блинами, я обнаружила на рукаве большой жирный след. Ну что ж, этого следовало ожидать… Надо бы его застирать, да только где?
Размышляя о том, как бы выбраться из комнаты, под каким правдоподобным предлогом и обследовать владения, я залезла на свою убогую кровать в ожидании прислуги.
Хорошо бы заодно поболтать с Анисией без посторонних ушей. Ну да это можно сделать и ночью. Вряд ли кто-то что-то расслышит из-за толстенных дверей.
Я выглянула из комнаты. Кроме тетки, оставленной наблюдать за мной, в длинном пустом коридоре сидело еще несколько надзирательниц, которые старательно делали вид, что чем-то заняты. Некоторые из них что-то вязали, поставив у ног маленькие плетеные корзинки с клубками серой и белой шерстяной нити. Другие вышивали замысловатые узоры на пяльцах.
Словом, все для того, чтобы создавалось ощущение, что они просто заняты работой. Но мое внутреннее чутье подсказывало, что все они приставлены следить за моей персоной.
И действительно, скоро мои подозрения подтвердились. Не успела Анисия появиться в дальнем конце пролета, одна из шибко занятых теток вдруг резко бросила рукоделие и удалилась со своего поста. “Докладывать Ганне побежала,” – догадалась я.
Нися несла объемный кувшин и глиняную миску, закрытую легкой тряпкой типа марли. Я махнула ей рукой, и служанка ускорила шаг.
В комнате, освободив девушку от ноши, я накрыла стол.
– Поешь! – приказала я тоном, не терпящим возражений.
– Что вы, княжинка, не буду! Неможно так!
– Можно и нужно, Анисия! Ты когда ела в последний раз?
Девушка вздохнула.
– Вестимо когда. Вчерась.
– Надо поесть! – я строго посмотрела на нее.
– Ой, княжинка, не надо! Не к добру все это! Не дай бог, Ганка увидает аль доложат ей. Не снести головы мне. Плетьми запорет до смерти, и суда не найдешь! – запричитала девчонка.
– Сядь! Дверь поплотнее закроем, и никто не узнает, – приказала я.
Вот ведь! Внутри у меня все клокотало от возмущения. За еду что-ли выпорет? Не слишком ли серьезное наказание за миску с кашей и кружку киселя. Я тихонько прикрыла дверь светлицы.
– Успокойся и поешь. Спросят – скажем, что я проголодалась.
Усадив, наконец, девушку за стол, я с удовольствием наблюдала, как служанка с аппетитом наворачивает кашу, заедая блинами и запивая киселем. Наконец, Нися наелась и, сытая и счастливая, откинулась на спинку стула.
– Хорошо… – блаженно протянула она. – Аж разморило, – и смачно зевнула, не прикрыв рта рукой.
Вот теперь можно ее и порасспросить потихонечку.
– Скажи, Нись! – начала я издалека, – А погулять тут можно? Или я все время в светлице находиться должна?
– Можно, княжинка, можно. Но только за двором. В деревню не пущают.
– А что за двором?
– Так садик там есть, вы там и гуляете завсегда. Оченно вам там нравится.
– Большой садик-то?
– Хороший. Почитай, полдесятины. Просторный. Ох… красота там! И яблони там, и вишни, жердёлы… – мечтательно разглагольствовала Анисия.
– Так пойдем тогда, погуляем что ли. Что взаперти-то сидеть? Вон на улице солнечно как! – показала я на окошко, в которое действительно жизнерадостно проникал золотистый луч солнца.
– Это можно. Да только без спросу никак.
Ничего себе! Неужели даже по двору гулять разрешение спрашивать нужно?
– А кто разрешает-то?
– Вестимо, Ганна и разрешает. Щас узнаем.
Анисия выглянула в коридор и обратилась к дозорной.
– Княжинка в сад хочет! На прогулку.
Тетка за дверьми забурчала что-то себе под нос и, нервно скрипнув по полу табуретом, со вздохом и неохотой поднялась и отправилась докладывать управляющей.
– Я сундук пока посмотрю? – спросила я у Ниси, направляясь к ларю.
– Что вы, княжинка спрашиваете. Ваш сундук, смотрите, что хотите. Помочь могу. Так-то там, в основном, одежка ваша.
– Ну-ка, Нись, помоги, – сказала я, пытаясь откинуть тяжеленную крышку. И как она одна ее поднимает?
– Княжинка! – Ганна распахнула дверь светлицы так резко, что на бревенчатой стене остался след от массивной ручки.
Вот черт! Дрожащими руками я еле успела спрятать книгу, небрежно закрыв ее ворохом одежды и тряпок. Не нужно Ганне об этой книге знать – это я просто нутром чуяла.
Так! Сделаю вид, что выбираю наряд для прогулки. Я, не обернувшись на пришедшую, продолжала копаться в сундуке.
– Да? – откликнулась я. Решила, что надо говорить мало и односложно, чтобы не навлечь на себя подозрений. Пока не выясню всего, рассекречиваться рано, пусть думает, что перед ней все та же блаженная дурочка.
– Гулять пойдете с Панной и Тасьей, – утвердительно сказала Ганна, – Ясно?
Я кивнула и вопросительно глянула в сторону служанки:
– А Анися?
– Ниська останется, разговор у меня к ней. Поговорю – отпущу.
С соглядатаями мне гулять очень не хотелось, да и Анисию с этой ведьмой опасно оставлять. Поэтому я отрицательно покачала головой.
– Нет!
– Настасьюшка! – голос тетки опять приобрел медовый оттенок, – Иди гуляй, милая, – настаивала она. – Эй, Панна, проводи княжну!
Тетка, которую звали Панной, подхватила меня под локоть. Пришлось упереться, как тот осел, чтобы не дать ей сдвинуть меня с места.
– Пойдемте, княжинка! Яблочек вам нарву, – ласково заговорила тетка.
– Яблочки! – повторила я, глупо улыбнувшись.
– Пойдем-пойдем, деточка!
– Нися! – я взяла за руку испуганную Анисию и потянула за собой. – Яблочки кушать.
– Да что ж ты будешь делать! – нахмурилась управляющая, и в глазах ее мелькнуло что-то неприязненное. – Ладно… После поговорим, – зыркнула она недобро на Анисию и вышла, оставив напоследок указания теткам.
Дав мне немного времени на выбор наряда, обе надзирательницы нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Не особо перебирая, я вытащила из сундука простое льняное платье и кожаные тапочки, которые, кстати, оказались весьма удобными.
Анисия же помогла мне заплести косу и повязала на голову ленту с простой, но симпатичной вышивкой по краям. Сопровождаемые тетками, мы вышли на просторный, залитый солнцем двор, где копошились обычные работяги, занятые своими делами.
От постоянного тусклого света в моей каморке, да и практически во всех помещениях терема, глаза привыкли к полумраку, и сейчас солнце слепило глаза, заставляя меня невольно жмуриться.
Немного попривыкнув к дневному свету, я двинулась вперед, крепко держа за руку свою служанку. Сзади плелись Панна и Тасья. Они негромко переговаривались между собой. Шум ветра и голоса людей, работающих во дворе, немного мешали, но мне все-таки удалось расслышать основную тему разговора.
– Ганна-то, сама не своя. Вчера на Верку так наорала и пощечину ей отвесила… – полушепотом сказала Панна.
– Вестимо дело, – вторила ей собеседница, – князь Волемир возвращается скоро, а княжинка все чудит.
– Не дай бог узнает, что Настасья бежала.
– Не дай, не дай, родимый! Ганна с нас три шкуры сымет. Да и понять-то можно княжинку… Жених-то, не приведи Осподь!
– Княжинка, вроде как странная после побега – вот Ганна и серчает, – я слышала за спиной тяжелое от ходьбы дыхание тетки.
– Как странной не быть, коль блаженная. Всегда такой была…
– Не скажи, Тася. Ганна жаловалась, что Настасья чуть не ударила ее. Да говорит как-то… Не так, как обычно. Вроде как амулет плохо работает…
Вот оно как… Плохая из меня актриса выходит. Надо с Анисией бы переговорить да разузнать поподробнее, как себя обычно вела княжинка, как двигалась, какие слова произносила, с какой интонацией. Раньше времени себя выдавать очень не хотелось. Поняв, о чем речь, я двинулась чуть быстрее, чтобы тетки немного поотстали.
Нырнув узким проходом между двух бревенчатых домов с четырехскатными крышами, мы вышли на задний двор.
Взгляду открылся огромный чудесный сад. По правую руку росли высокие роскошные яблони, усыпанные розовато-белыми крупными плодами. По левую находились груши, вишневые, сливовые и абрикосовые деревья с наливающимися соком фруктами. Листья деревьев, повинуясь движению ветра, успокаивающе шелестели. Нескончаемая зеленая дымка окутывала этот прекрасный сад. Это выглядело так завораживающе красиво, что я невольно открыла рот.
Между ними изгибалась широкая тропа, ведущая вглубь сада, который уходил так далеко, что за зеленью не просматривалось никакой ограды. “Интересно, а она вообще есть?” – подумала я и решила как-нибудь разузнать об этом.
Я вдыхала полной грудью, наслаждаясь ароматом зелени после затхлого воздуха светлицы. А хорошо! Да ведь тут только на яблоках бизнес можно сделать! Что ж так плохо-то все тогда в хозяйстве? Народу полным-полно. Все вроде при деле. Странно.
– Э-эй! – услышала я оклик Панны. – Степа-ан! Степан! Чтоб тебя черти драли! Ты где?
Обед прошел довольно скучно. На стол подали какую-то похлебку в объемной глиняной посудине; в чугунке находилось что-то вроде запеченной репы; на большом блюде дымились жареное мясо вперемешку с грибами, щедро сдобренные луком, чесноком и зеленью.
– Прогулялась, Настенька? – Ганна осмотрела меня с головы до ног.
Собрав все сведения, что мне обрывками поведала во время прогулки Анисия, я кивнула и ответила:
– Да! Хорошо. Спасибо!
Ганна удовлетворенно кивнула, и мы сели за стол. Мальчишка пришел несколько позже, сопровождаемый какой-то прислугой, по-видимому, нянькой. Женщина помогла пацаненку забраться на высокий стул. Малой сегодня явно находился не в духе и, когда она попыталась заправить ему за ворот салфетку, размахнулся и со всей силы ударил няню по щеке, визгливо выкрикнув:
– Пошла вон отсюда!
Вот ведь паршивец! Я оторопела. Выпороть бы его хорошенечко – для профилактики! Няня, рефлекторно схватившись за щеку, безропотно испарилась, а маленький поганец довольно улыбнулся.
Н-да… воспитанием ребенка явно никто не занимался. Интересно, кто его мать? Ганна, судя по всему, таковой не являлась. Уж больно равнодушно она воспринимала малыша. Никаких проявлений заботы и нежности. Я подозревала, что это сын дяди. А вот где тогда тетя? То есть мама мальчика. Сплошные загадки.
В этот раз, слава богу, баловать нас увеселительной программой Ганна не стала, и обед прошел довольно быстро.
С обеда мне удалось стащить пару кусков хлеба и немного репы.
– Княжинка, да что ж вы! Не дай бог Ганна увидит! И мне, и вам не поздоровится, – всплеснула руками и запричитала Нися.
– А что она мне сделает?
– Мало-ль что! Запереть вас может, меня ушлет куда или того хуже, – снова скуксилась Анисия.
Ее некоторая слезливость была вполне оправдана, но уже порядком начинала раздражать меня.
– Так, Нися, заканчивай ныть, – строго сказала я, – Эдак мы с тобой далеко не уйдем. Ты поешь, а на сытый желудок и жизнь веселее.
Последнее время мы говорили в основном шепотом, опасаясь, что приставленная к двери тетка что-нибудь расслышит. Я выглянула за дверь, страхи оказались напрасны. Дозорная, не закончив рукоделия, мерно посапывала, уронив голову на грудь.
Перекусив, девушка, действительно повеселела и в красках рассказала, как нужно говорить и вести себя при Ганне и ее подручных. Всё, как я и догадывалась. Односложные предложения, лишенные эмоций. Типа: да спасибо, дай мне, пойдем, хорошо, плохо и т.д.
Желательно при этом практически со всем соглашаться. Да, будет нелегко, но я попробую. Интересно, что произойдет, если сейчас снять амулет? Я протянула руки к толстой цепочке с намерением снять кулон…
Я не смогла… Я даже не знаю, как это объяснить. Любая моя попытка зацепить проклятую цепочку и сдернуть с шеи, заканчивалась провалом. Руки, как будто не слушались и цепляли все что угодно: складки одежды, горловину блузы, пряди волос – только не цепочку. Да, я могла взять кулон в руку, могла открыть его, но снять не могла…
Увидев мои потуги, Анисия пояснила:
– Не пытайтесь, княжинка, не получится.
– Почему?
– Откуда знать-то. Да только поначалу, как кулон вам надели, вы его снять пытались. Кричали так, что уши закладывало. И так и сяк – не получалось, и все тут. Потом уж успокоились вроде. Смирились как будто бы…
Что это за черт? Магия? Как вообще такое возможно? Я вопросительно глядела на служанку.
– Вот и получается, госпожа, что амулет ентот либо кто-то сторонний снять может, либо когда цепочка сама порвется или расстегнется.
Я с сомнением посмотрела на толстую крепкую цепь, что удерживала кулон. Н-да… Вряд ли такая порваться может.
– Слыш, Нись! А давай-ка ты мне кулон снимешь?
– Боязно, княжинка! А вдруг вы опять дурочкой станете?
– Ну и что? Назад наденешь!
– И то верно, – легко согласилась девчонка.
– Ну, с богом!
– С богом! – повторила за мной Нися и, перекрестившись, сняла амулет.
В тот же самый момент, как проклятый амулет покинул мою шею, я услышала в голове отчетливый вздох. Такой уставший и печальный, что испугалась.
– Что? – Анисия, увидев выражение моего лица, перепугалась.
И… О Господи! Вдруг какая-то непередаваемая гамма эмоций захлестнула меня с такой силой, что я, чуть не заорав от ужаса, зажала себе рот рукой. Что это вообще такое? Тут был восторг, страх, радость, ужас, паника, эйфория, возбуждение, истерика – и все одновременно, разом.
Конечно, Анисия обладала довольно скудными знаниями о жизни княжеской семьи и их приближенных. И тем не менее, за эту бессонную, но плодотворную ночь мне довольно существенно удалось пополнить сведения, которые я мысленно раскладывала по полочкам в моей голове.
Дело номер один. Родители княжны: князь Святослав Гронский – отец княжны Анастасии. Князь по праву рождения. Титул получил после смерти отца. По словам служанки, при батюшке моем наша волость процветала, жизнь была сытая, налогами людей не давили, много праздников устраивалось.
Князь любил людей умных и мастеровитых. Таких при князе в ту пору много было. Умер от «тоски» (интересно, как это?) в тот же год, когда княжна сошла с ума, а княгиня умерла от трясовицы. Надо, кстати, выяснить, что за трясовица такая и с чем ее едят.
Мать княжны Елена Гронская: Образована, князь сосватал ее из Щербинского княжества, добрая, умная, народ ее любил. Брала на обучение крестьянских детей, помогала нуждающимся. В год, когда дочь лишилась рассудка, тяжело заболела и скоропостижно скончалась.
Ох, и не нравилось мне все это. А не помог ли кто князю и его жене побыстрее этот свет оставить? Ну да ладно, разберемся потихоньку.
А пока – дело номер два. Князь Волемир Гронский: двоюродный брат князя Святослава, неуравновешенный, жадный. Принял титул после смерти брата, Был женат на дочери из хорошего дворянского рода, боярышне Инге Волынкиной. Вдовец. Жена скончалась родами.
Сын – Игнат Гронский, наследник Волемира (вот и выяснилось, что за мальчонка сидел за столом вместе со мной). Пока это все, что мне удалось выяснить о дяде. Ну еще: когда Святослав титул принимал, дядя вроде как на службе где-то был.
Дело номер три. Ганна Новак: Из простых крестьян, как говорили люди. Появилась в тот же год, когда Волемир вернулся со службы. Уж что и как, и вовсе было непонятно. Вернее, понятно, что дело очень мутное. Уж каким образом она титул боярыни получила, – тайна, покрытая мраком, но факт остается фактом.
Кто-то считал, что она за какого-то барина замуж вышла, да избавилась быстренько от него. Кто-то слышал, что за какие-то заслуги ей Волемир титул барыни дал. Интересно только – за какие? Вскоре дядя назначил ее управляющей в свое хозяйство.
Жена Волемира на тот момент была беременна. При родах, хоть и были созваны все местные светила здравоохранения, Инга скончалась от потери крови. Слава Всевышнему, дитя выжило.
Князь Волемир недолго сокрушался по поводу смерти жены и пригрел пышнотелую Ганну, заботливо окружившую его лаской и вниманием.
В общем, картинка складывалась довольно ясная. По крайней мере, для меня. Оставался невыясненным вопрос о женихе княжны. Кроме имени, Анисия о нем ничего толком не знала. Знала только то, что был он купцом. Богатым и жестоким. Имя носил гордое – Герман Яровой. Какие дела он вел? На чем разбогател? Ходили только нелепые и пугающие своей дикостью слухи.
Дела пополнялись, и я была очень довольна этим обстоятельством. Хорошо бы, конечно, вести записи. Люблю все записывать и расставлять по местам. На бумаге удобнее, конечно. Другой вопрос, как делать это, не привлекая внимания?
В принципе, чернила и бумага у меня имелись. Только бы еще дополнительную свечу, чтобы не ломать глаза в полутьме. Тогда, по ночам, можно будет делать краткие пометки о каждом персонаже в этом странном спектакле.
Конечно, оставалось еще куча невыясненного, но это был лишь вопрос времени, которого, судя по словам Анисии, оставалось не так уж много. Свадьба княжны Анастасии Гронской и Германа Ярового была назначена на середину первого осеннего месяца, который здесь именовался вряжень.
Сейчас была середина лета. Судя по календарю, он мало отличался от календаря, привычного в моем прошлом мире. Год, как обычно, состоял из двенадцати месяцев и делился на четыре части : зимень, спелка, жара и сытник. Соответственно: зима, весна, лето и осень.
Три зимних месяца назывались так: измарь, лютый и переляга. Три весенних: сочевник, кветень и тривень. Три летних месяца именовались: изок, златец и жнивень. Ну а осенние: вряжень, рыжень и студен. Все очень прозрачно и до боли напоминало мне смесь балкано-славянских и древнерусских названий месяцев.
Так что, исходя из календаря, до свадьбы княжны оставалось меньше трех месяцев. А значит, дело нужно было распутывать быстро. Была у меня, грешным делом, мысль сбежать оттуда к чертовой матери, чтобы находиться как можно дальше от этого змеиного гнезда.
Но… основательно подумав, я отмела эту мысль как неосуществимую. Во-первых: куда идти в мире, где я не знаю ни законов, ни возможностей, ни своих прав? Без денег и связей. Во-вторых: я остро чувствовала потребность разобраться во всем этом, потому что все нутро кричало о том, что княжна Гронская не чужой мне человек. Не спрашивайте, с чего я это взяла. Не знаю… Интуиция… Ощущение… Предчувствие… Предчувствие, что и моя судьба зависит от того, как я справлюсь с этой ситуацией.
Более всего меня тревожил амулет. Что это за штука такая, и по каким законам физики он работает? Ни заводной головки на корпусе, ни ротора* внутри амулета я не заметила. Поэтому – что? Альтернативный вариант механизма? Магия? Что задействует этот кулон? Магнитные поля? Какие-то ментальные уровни сознания? И что это за дикая реакция моего организма на его отсутствие? Вопросы… вопросы…
Как-то очень незаметно пролетела неделя со дня моего появления в этом новом для меня мире. Я не сидела на месте и многое успела узнать и увидеть.
Во-первых, благодаря Анисии, наловчилась прикидываться дурочкой так хорошо, что Ганна немного успокоилась и несколько ослабила контроль надо мной. Конечно, все так же нас с Нисей сопровождали на прогулки и караулили возле дверей, но как-то издалека и не особо навязчиво.
Анисия раздобыла для меня гусиные перья, которыми здесь писали. Служанка была неграмотной и точить перья тоже не умела. Поэтому училась я сама методом проб и ошибок.
Писала ночью, уже после того, как меня с Анисией закрывали на замок, поэтому делала я это совершенно спокойно, не опасаясь, что кто-нибудь неожиданно распахнет дверь и застукает меня за этим занятием.
Первые мои буквы походили на какие-то жуткие закорючки, я непременно ставила огромные кляксы, которые сводили все мои труды к нулю. Но вскоре потихоньку-полегоньку я довольно уверенно начала писать.
Для своих записей я выделила из общей пачки, что находились у меня в сундуке, пять листов. На четырех из них я вела записи о семье княжны, о дяде, о женихе и отдельно – о Ганне.
Пятый же лист предназначался для записей общих знаний об этом мире. Меры длины, месяца, власть, финансы и т.д. Конечно, находясь в этом довольно замкнутом пространстве, всю эту информацию я собирала буквально по мельчайшим крупицам, и это не давало мне пока возможности составить четкую модель этой реальности.
Писать приходилось сокращениями – для экономии бумаги. Поэтому, даже если бы кто и наткнулся на мои записи, вряд ли смог разобрать хоть что-то. И сомневаюсь, что кто-либо из прислуги вообще умеет читать. Но вот сам факт, конечно, мог вызвать подозрения. Поэтому я не теряла бдительности. Записав очередные сведения, я, предварительно дав подсохнуть чернилам, складывала их под матрац.
Книга, которую я обнаружила в своем сундуке, оказалась совершенно мне не понятной. Если честно, то вообще фантастической. Она содержала какие-то цифры, схемы и множество чертежей неизвестных мне механизмов, не похожих ни на один, что существовал в моем мире. Что это, я так и не поняла… На ум приходило слово “биомеханика”.
Кроме того, в ней содержалось огромное количество изображенных в нем идолов с названиями и классификацией. В моей голове никак не укладывалась связь языческих богов с технологией. Но, видимо, она все же была.
Может быть, там найдется чертеж моего амулета? Возможно… Хотелось бы иметь инструкцию для использования такой опасной для меня штуковины. Может быть, для кулона нужны более точные настройки? Или замена сносившейся детали? Я не теряла надежды разобраться и в этом.
Однако сейчас о другом… Прошло несколько дней, после того как я впервые попробовала избавиться от амулета. Анализируя происходящее, я поняла одно: когда Анисия сняла амулет с настоящей княжны Анастасии, такой реакции и в помине не было. И княжна, сделавшись свободной от кулона, надела ветхое платьице и совершенно беспрепятственно покинула деревню в безумном желании сбежать подальше от страшного жениха и дядькиного надзора.
Ее порыв был мне понятен. Но мысль о том, что без подготовки и провизии можно далеко убежать, казалась мне более чем наивной. Хотя… чему я удивляюсь. Княжна же блаженная.
Но сейчас не об этом, а о реакции на кулон. Значит, такая реакция на него проявилась именно у меня, и не сразу, а после того как я изрядное количество времени носила его на себе. Мне понадобилось собрать всю свою волю в кулак, прежде чем я решилась на новый эксперимент.
Анисия заранее заготовила кувшин с водой и щедро намоченную в воде тряпку, помня о моем состоянии, после того, как она впервые помогла мне снять амулет.
– Ой, княжинка… Боюсь я. Может, не надобно вам? – испуганно шептала служанка, комкая в руках влажную тряпку.
– Не дрейфь, Анисия! – я уже совсем с ней освоилась и могла разговаривать с ней в привычной для себя манере. – Прорвемся!
Я улыбнулась.
– Куда прорвемся? – вытаращилась девушка.
– Куда надо! – заверила ее я, – снимай!
– С богом, княжинка, – Анисия суетливо перекрестила меня.
– Давай уж!
Девчонка осторожно, будто опасаясь меня поранить, сняла с моей шеи прибор. Поначалу ничего не произошло, и я было облегченно вздохнула, как вдруг… Гул в ушах, совмещающий все возможные звуки, обрушился на меня. Я слышала далекие детские голоса, плач, смех, хохот, рыдания. Параллельно же перед глазами стали сами собой возникать картинки – обрывки каких-то не моих воспоминаний… Или?
Мужчина и женщина. Очень молодые, лет двадцати, не больше, красивые. В роскошных одеждах. Со счастливыми улыбками на лицах. Они что-то говорили мне. Женщина склонилась надо мной, и я увидела ее глаза, бесконечно любящие и добрые, в которых вдруг появилась непроходящая, безысходная боль.
Признаться честно, эта фраза навела меня на совершенно невероятную мысль, а что если… Но нет! Это было слишком фантастическим и неосуществимым, как мне казалось, даже для этого непривычного мне мира. Поэтому пока я отложила эту мысль в сторонку до лучших времен, чтобы обмозговать ее гораздо позже, когда у меня будет достаточно много неопровержимых доказательств, фактов и времени.
Сейчас же меня страшило не это. Самое главное, что день свадьбы неумолимо приближался, и я металась в своих мыслях, как затравленный собаками заяц, случайно выбежавший на открытое пространство, где невозможно спрятаться от преследователей.
Сегодня должен был прибыть мой “замечательный” дядя – князь Волемир Гронский. Его приезд и пугал, и радовал одновременно. Пугал, потому что я понятия не имела, что он за человек и насколько он опасен для меня. Радовал тем, что, увидев его воочию и пообщавшись с ним, я добавляла бы в свою папочку “Дядя” информацию, которую только сама смогу понять и разглядеть. Надеюсь, что интуиция меня не подведет и на этот раз.
С утра терем, вопреки обычному вялотекущему существованию, заметно оживился. Все слуги были собраны и, под чутким руководством Ганны, спешно наводили порядок в помещениях: мыли окна, скоблили полы, чинили и смазывали проржавевшие от времени петли, поправляли потраченные наличники.
Ганна, одетая с утра по-простому, но в кокетливо завязанной косынке с узлом на лбу, как у Солохи, щедро отдавала приказы. И вот уже где-то на заднем дворе раздавался истошный визг отобранного на убой поросенка, перебиваемый непрерывным квохтаньем кур и раскатистым кукареканьем петуха.
Парадные двери терема и вовсе не закрывались, и дворовые, снаряженные кто продуктивом в объемистых корзинах и мешках, кто приспособлениями для уборки и ремонта помещений, шли в терем практически непрерывным потоком.
В обеденную залу шестью крепкими работягами был доставлен гигантский стол, который со щелочью и песком теперь оттирала пара молодых девчонок.
Для стола имелись сложенные ровной стопочкой выбеленные и накрахмаленные скатерти, с ручной вышивкой по краю. Также на стол полагалась узкая, типа дорожки, салфетка во всю немалую длину стола, празднично вышитая цветными нитями, с изображением нарядных петухов и хитросплетенных зеленых вьюнов с красными и желтыми соцветиями.
Ближе к середине дня с кухни донеслись запахи, совершенно одуряющие и вызывающие обильное слюноотделение. К слову сказать, завтрака сегодня как такового не случилось. Мне в комнату просто подали на подносе несколько вареных яиц, квашеной капусты и хлеба – вот в общем-то и все.
– Нись, – окликнула я служанку. – Давай в сад сходим, яблочек у Степана попросим? Голодно…
– Нельзя без спросу, – Анисия нахмурилась.
– Ты видишь, суматоха какая? Никто нас не хватится в такой суете. Пойдем, – я дернула девушку за рукав рубахи.
– Ну… – с сомнением протянула Анисия. – Ладно, княжинка, сбегаем по-быстрому. Авось, никто не заметит.
Я мигом влезла в старое линялое платье, чтобы лишний раз не привлекать внимания Ганны и ее подручных. Совершенно незамеченными, мы в этой общей суматохе выскочили во двор. Во дворе царила такая же суета, что и в тереме, и, ловко скрывшись между домов, мы оказались у сада.
В саду копошился Степан. В отличие от других работников он делал все не торопясь и с достоинством. Ловко орудуя рогатиной, он собирал самые роскошные плоды, и вот уже четыре большие корзины были наполнены отборными яблоками, грушами, сливами и абрикосами.
Услышав за спиной шаги, садовник обернулся. Увидев нас с Анисией, широко улыбнулся и без лишних слов, не задавая вопросов, протянул нам по сочной груше.
– Доброго дня, княжинка! – поклонился Степан. – И тебе Анисья!
– Спасибо! – я с нетерпением впилась в сочную мякоть плода, чувствуя, как капелька сока стекает по подбородку.
– Смотрю, про вас совсем забыли, княжинка! – Степан покачал головой. – Что ж, дело понятное! Никак сам князь едет.
Утолив первое чувство голода, я немного осмелела и решилась на довольно провокационный вопрос:
– Скажи, Степан, а давно ты у князя Гронского работаешь?
– Давно, княжинка, очень давно. Еще при батюшке вашем за садом ухаживал. Так что как-то так… – развел руками Степан, почему-то не удивляясь необычной речи и манерам княжны.
– А родителей моих хорошо знал?
– А то как же, очень хорошо! Добрые были люди… – ответил садовник и глаза его устремились куда-то вдаль, видимо, к воспоминаниям.
Вдруг Степан посмотрел мне прямо в глаза с таким теплом и сочувствием, что я точно поняла, что это один из тех людей, которому я могу безоговорочно доверять.
Ох, напрасно я была такой беспечной! На высоком крыльце, уперев руки в боки, стояла красная от возмущения Ганна.
– Это что ж, княжинка! Без предупреждения гулять вздумали! – отфыркиваясь, как боевая лошадь, вымолвила она.
– Голодно! – я старалась сделать самый невинный вид, – Яблочки… – показала я в сторону сада.
Отмахнувшись от меня рукой, Ганна гневно воззрилась на Анисию, которая вжала голову в плечи и как будто бы стала меньше ростом.
– Ну, росомаха! Ниче тебе доверить нельзя! Все князю расскажу! И молись, чтоб он только выпорол тебя!
– Барыня! Княжинка-то голодная, а ваши все кто-где, со свечой не найдешь, и Дороха занята с утра. Вот и не выдержали.
Управляющая неожиданно смягчилась. Видать, дел невпроворот, и выяснять отношения с Анисией у нее сейчас не было ни сил, ни времени.
– Ладно, Анисья! Веди княжинку в покои. Да глаз не спускай. Скоро Панна и Верка придут, к ужину ее одевать будем. Поняла?
Анисия кивнула и взяв меня за руку, осторожно, будто не веря, что все обошлось, обошла грузную фигуру Ганны, после чего едва ли не бегом припустила к нашей с ней светлице.
Да, запугана девчонка. Видать, доставалось ей не слабо. Только княжна ее и защищала. Кстати, а где родители Анисии? Я почувствовала укол совести за то, что до сих пор ни разу не поинтересовалась жизнью служанки.
В комнате мы совсем недолго оставались одни. Очень быстро пришла Панна, правая рука управляющей. В руках она держала большую красивую шкатулку, щедро украшенную сканью и чеканкой. Позади нее нестройной вереницей шли еще четверо теток из свиты Ганны, каждая была нагружена какой-то деталью туалета.
Панна принялась было выгонять Нисю, но я, уперевшись, не дала этого сделать. Тетки разложили все вещи на кровати и сундуке. Шкатулку же Панна поставила с краю стола, предварительно бережно стерев пыль со столешницы краем рукава.
Я посмотрела на разложенные детали наряда. Тут было на что поглядеть! Тончайшая шелковая сорочка, по рукавам которой мелким жемчугом был вышит геометрический орнамент.
Вторым слоем полагалось длинное платье типа туники, длиной до пят, без особых украшений, но с тонкой серебристой нитью в плетении.
Поверх простого платья надевалось богатое нежно-голубое, с зауженными к манжетам рукавами. По голубому фону платья шла вышивка раппортом, золотой нитью. Она изображала розетку из двух согнутых стеблей какого-то растения с мелкими резными листочками; в центре розетки красовался роскошный бутон, подобный бутону розы, на котором сидела махонькая золотая птичка, похожая на колибри.
По полочке, вороту, манжетам и подолу платья шла широкая полоса, украшенная самоцветами и круглыми золотыми и жемчужными бусинами. Отдельно к нему прилагался такой же широкий пояс с круглыми кабошонами из синих и красных камней, закованных в тонкую золотую оправу.
Поверх всего этого великолепия на меня накинули короткий темно-голубой плащик из трех, не сшитых между собой лепестков ткани, скрепляющихся только сверху подобием воротника и застегивающимся на большую богатую брошь.
На ноги мне, помогая с двух сторон, мамки-няньки натянули короткие с загнутыми носками сапожки. Они были сделаны из тонкой серой кожи и по краям голенищ отделаны золотой с голубым тесьмой.
Последним в одеянии оказался венец, который Панна, не дыша, выудила из принесенной шкатулки. На обтяжке из золотой парчи красовался узор из драгоценных камней, жемчуга и золотых бусин в стиле самого платья.
Неплохо, неплохо. Разглядывая себя в убогое зеркальце, что Анисия расторопно откопала в сундуке, я увидела княжну из русских былин. Да и вообще создавалось такое ощущение, что одежда, обувь, украшения – всё это мне давно привычно, поскольку чувствовала я себя в них совершенно раскованно, даже несмотря на довольно тяжелый вес венца. Хм… Как всю жизнь носила.
Вот не зря говорят психологи: “Правильный наряд может мгновенно поднять самооценку”. Уж от заниженной самооценки я и так не страдала никогда, а в этом одеянии и вовсе почувствовала себя настоящей княжной.
Оглядывая себя и так и сяк, я не услышала торопливых и нервных шагов. В комнату вбежала очередная подручная Ганны и истерично завопила на всю светелку:
– Едет! Едет! Светлый князь Волемир пожаловал!
– Господи, – поддавшись настроению и не контролируя себя в этот момент, я рявкнула:
– Что ж ты так орешь-то? Ну едет – и что?
Тетки синхронно глянули на меня, выпучив глаза и открыв от изумления рты, так что у меня похолодело внутри. “Вот дура!” – выругалась я про себя и добавила.
– Дядя! Хорошо! Приехал! – и тупо улыбнулась.
Увидев на их лицах облегчение, я выдохнула… Ладно. Спишут на то, что в суматохе и делах померещилось или на общую усталость.
При виде всадников толпа простолюдинов и дворовых рухнула на колени и начала что-то жалобно причитать нестройным многоголосым хором. Из толпы только двое, поприличнее одетых мужичков, остались стоять.
Позже, повинуясь взмаху руки князя Волемира, один из них безропотно подошел к ногам коня и, согнувшись в три погибели, подставил спину, как ступеньку, тяжело отдувающемуся князю; второй же бережно поддерживал князя за локоть.
Князь Волемир обладал грузным телосложением, выдающимся ростом и крупной породистой головой. Выразительными чертами лица: орлиным носом, массивным подбородком, чуть вьющимися, с небольшой сединой, волосами.
Его можно было бы назвать симпатичным, если бы не тяжелый, будто налитый свинцом взгляд из-под густых нахмуренных бровей. Судя по тому, как замерла Ганна, не решившись лично подойти к хозяину, тот явно находился не в самом благополучном расположении духа.
Спешившись с коня, князь жестом отослал дворовых к другому всаднику. Так… А это кто? И тут в моей голове будто щелкнуло: это и есть мой жених. Черт! А вот на эту встречу я не рассчитывала. И, признаюсь, не была к ней готова.
Таким же образом, что и князь, мой “нареченный” спешился и слегка небрежной походкой направился к крыльцу, где его поджидал хозяин дома.
Вообще, когда мне говорили о князе и женихе, я представляла их себе гораздо старше. Князь представлялся мне мужчиной лет шестидесяти-шестидесяти пяти, а жених примерно лет тридцати семи - восьми. Не знаю, почему я так решила, не спрашивайте…
На самом же деле, князю Волемиру Гронскому было немногим больше сорока, а жениху на поверку оказалось примерно лет тридцать. Но не в этом, как говорится, суть.
Герман был хорош, тут ничего не скажешь. Высокий, крепкий, отдаленно напоминающий актера Владимира Епифанцева, разве что не такой раскачанный. В общем и целом, если особо не всматриваться, складывался образ немного туповатого, добродушного и крепкого парня, если бы не его взгляд. Холодный и умный, цепляющий все, даже малозначительные, детали.
Он обвел стоящих перед ними на коленях простолюдинов и казалось, сразу определил количество и качество смердов. Осмотрелся и как бы обозначил центр этого приема, где стояла побледневшая Ганна. Я заметила, как он ухмыльнулся при виде управляющей, едва дернув правым уголком губ. Дальше он совершенно равнодушно скользнул глазами по свите и сыну князя и, переведя взгляд в другую сторону, посмотрел прямо на меня.
О-о! Нисколько не преувеличили ни Анисия, ни Степан. Я просто нутром почувствовала в нем охотника, который настигает свою жертву. И этой жертвой сегодня могу стать я.
Наконец, все правила и традиции были соблюдены, и Ганна, подхватив за руку Игната, неожиданно резво поскакала по ступеням навстречу князю. Волемир подхватил сына на руки и вручил ему неизвестно откуда извлеченную деревянную игрушечную саблю, потом опустил на землю, чмокнув при этом сына в макушку.
Мальчишка, издав радостный боевой клич, тотчас же напал на кого-то из дворовых, заставляя изображать поверженного бойца, что тот и проделал, к величайшему восторгу княжеского отпрыска.
Когда князь и его гость поднялись по ступеням ко входу, неприметный мужичок, прилично одетый, которого я раньше не замечала, пригласил всех к трапезе.
О! Ну, наконец-то, пир горой! Я обозрела накрытый к приему князя стол! Все, как в фильме “Иван Васильевич меняет профессию”. Интересно же, как тут устроено. Вообще, насколько я помнила из какой-то передачи, на Руси блюда на стол подавались не все и не сразу.
Традиционно было несколько перемен блюд. Например, сначала подавалась птица всевозможных способов приготовления, следом могли подаваться рыбные блюда, а потом мясные. Здесь же действительно стол ломился от всевозможной и самой разнообразной еды.
Тут были: аппетитный румяный поросенок с пучком петрушки в зубах; огромное блюдо с какой-то дичью, типа рябчиков или перепелок; большая утка, начиненная яблоками и запеченная до золотистой корочки; икра, но не «заморская баклажанная», а самая настоящая черная (прилагалась она исключительно к блинам); кура, приготовленная разными способами; яйца, фаршированные какой-то диковинной смесью из творога и зелени; пироги с рыбой, картошкой, капустой, курицей, абрикосами, вишней…
И… о, боже! Огромный осетр, обложенный по краям овального блюда солеными огурчиками, вареной свеклой и зеленью.
Стоит ли упоминать, что тут были: всевозможные блины с разнообразной начинкой; потроха, жареные с приправами и укропом, щедро сдобренные чесноком; квашеная капуста в маленьких бочонках; что-то вроде драников; желтая густая сметана; грибы – маринованные, соленые, жареные с луком… Все это издавало такие ароматы, что у меня закружилась голова от голода, и я даже не поняла, как очутилась за столом в этот раз – прямо напротив жениха.
Князь казался огромным и за столом возвышался, как скала. Ганна вокруг него суетилась, подавая ему очередное блюдо и регулярно подливая в его стопочку медовухи. За столом находилось еще несколько человек, которых до этого я никогда не видела: тощий и немного нервный дядька в приличном кафтане; старик, лет восьмидесяти, в богатой, расшитой золотом, одежде и средних лет симпатичный здоровяк, тоже весьма хорошо одетый;
Кто это? Поверенные в делах? Посадники? Местные законники? Скорее всего. Сидели они далеко, и поэтому у меня не было возможности послушать, о чем они переговариваются между собой. А жаль…
Я полагаю, что услышала бы кое-что интересное о моей судьбе и почерпнула бы много другой полезной информации. Между тем, Герман, скорее всего, удовлетворившись увиденным, встал из-за стола, скрипнув стулом по деревянному полу, и пересел к беседующим. Я даже не поняла, ел он вообще или нет.
Беседа длилась недолго, после чего князь резко встал и, кивнув собеседникам, пригласил их выйти из-за стола. Вместе они направились наверх по лестнице, находящейся в торце помещения.
Интересно. Видимо дела в столице прошли не так гладко, как ожидал князь. Я чуяла, что прямо сейчас решается моя судьба. Вопрос как?
Между тем, трапеза подошла к концу, и Ганна распорядилась, чтобы меня проводили до светлицы. Время близилось к вечеру, и предполагалось, что, собственно, на этом мой день и закончится. Я, притырив немного угощений со стола, кормила Анисию, и мы тихонько болтали с ней.
Не прошло и получаса, как заявилась Ганна. Не стуча, она распахнула дверь и с легким раздражением в голосе велела мне за ней следовать.
О-о! Чтобы это значило? Я покорно шла вслед за управляющей и, честно говоря, волновалась. Мелькнула мысль: а не дернуть ли мне отсюда прямо сейчас. Но, укоряя себя за малодушие, продолжала двигаться вслед за Ганной.
Мы молча поднялись на второй этаж терема. Там, в гулком пространстве огромного коридора, находились несколько солидных резных дверей. Все они были закрыты, кроме одной. Внутри комнаты, что была не заперта, слышались приглушенные мужские голоса.
На мгновение я задержалась, не в силах сделать ни шага.
– Ну, че замерла? – зашипела Ганна и резко дернула меня за руку. – Пойдем.
Я кивнула и робко двинулась на шум голосов. Сейчас это был кабинет дяди. Как я поняла, раньше это помещение принадлежало отцу княжны.
Комната оказалась довольно просторной. У окна стоял массивный письменный стол, обитый потертым зеленым сукном. А по стенам размещалась шикарная библиотека. В огромных дубовых шкафах, украшенных изысканной резьбой, находилось множество книг, самых разных: массивные, в дорогих кожаных переплетах, небольшие изящные томики, целые собрания сочинений, словари…
Обалдеть! Вряд ли мой дядя такой уж книгочей, скорее, это тоже наследие князя Святослава, отца княжны. Не зря люди говорили, что при нем было много ученых людей.
Я с восхищением разглядывала роскошную библиотеку, не замечая направленных на меня взглядов.
– Кхм! – прозвучал чей-то кашель, и я отвлеклась от разглядывания книг, – Настасья!
Я посмотрела на князя. В этой комнате он казался еще более огромным, чем в просторной трапезной. Остальные же просто сидели, будто находились в зрительном зале какого-то провинциального театра.
– Да, дядя! – я склонила голову.
– Настасья, ты знаешь, что я обещал твоему отцу позаботиться о тебе, – он внимательно посмотрел на меня.
– Да, дядя, знаю, – в манере княжны отвечала я.
– И ты понимаешь, как непросто мне устроить твою судьбу.
– Да, дядя!
– Тем более, после того, как мой брат практически разорил волость. В казне ничего не осталось, только жалкие гроши.
Интересно, зачем он сейчас этой сумасшедшей Анастасии рассказывает? Как будто оправдывается за что-то. Что вообще блаженной объяснять? Или он вбивал ей так эту мысль на протяжении всех прошедших лет? Похоже на то. Между тем, дядя продолжал:
– И кто? Спрашиваю я! Кто возьмет дурочку, вроде тебя, без копейки за душой? – дядя вышел из-за стола и широкими шагами начал прохаживаться из угла в угол, сцепив руки за спиной.
Несколько минут он ходил в полном молчании. Потом, резко развернувшись, подошел ко мне, взял меня за руку и, глядя в глаза, практически нежно сказал:
– Но я люблю тебя, ты же знаешь. Ты мне практически как дочь.
– Да, дядя! – повторила я, как попугай.
– Я нашел тебе человека достойного, богатого. С ним ты ни в чем не будешь нуждаться.
Ах вот оно в чем дело! Да это ж смотрины на местный лад. То есть, вероятно, и жених меня сегодня впервые видит. Правила должны быть соблюдены. Не совсем заочное получается сватовство.
Я принялась рассматривать Германа. Вообще занятно. Выглядел он, как будто сошел с каких-то иллюстраций учебников по истории костюма. На нем были: длинная, чуть выше колена сорочка, украшенная по низу вышивкой; темно-синий суконный кафтан, с дорогой, но неброской отделкой; штаны – черные из более тонкого сукна и черные бархатные сапоги-остроги с загнутым носком и вышивкой.
Герман сидел и наблюдал за слегка затянувшейся сценой. Выглядел он так, как будто бы являлся хозяином положения, а впрочем, вероятно, так оно и было.
Дядя же продолжал свою речь, изредка кидая взгляды на сидящего жениха, видимо, в поисках поддержки.
– Скоро мы поедем в столицу, – продолжал он.
– Да, дядя.
– Там мы тебя представим Великому князю Святогорскому. Он хочет лично убедиться, что в браке нет никакого подвоха, и дать разрешение на ваш союз. Все-таки твой отец был не последним человеком при Светлом князе. Хм!
– Да, дядя.
Притомил он, если честно, своими долгими разглагольствованиями. Сказал бы уж напрямую, чего надо, и отпустил. Хотя я, конечно, знала, что ему нужно. Чтобы его убогая племяшка сыграла роль счастливой нормальной невесты.
– Так, что, Анастасия, собирайся, – подытожил он, – Ганна проследит, чтобы все что нужно для поездки было собрано. Надеюсь, в этот раз мы получим милость Великого князя.
Потом дядя подошел к сидящим и кивнул Герману; тот не торопясь, как будто с ленцой поднялся, откашлялся и произнес:
– Позвольте представиться, княжна! Герман Яровой – купец. Счастлив видеть вас!
– Анастасия! – подала голос я, и немного неуклюже присела.
Я внезапно поймала себя на мысли, что невольно любуюсь Германом. Хорош! Эх, если бы он не был такой скотиной, то вполне можно было бы попробовать с ним поладить. Но…
– Я буду сопровождать вас в поездке, – Герман подошел ко мне и сделал небольшой поклон. – Не сочтите за дерзость, княжна, но я приготовил для вас небольшой помолвочный подарок.
С этими словами Герман щелкнул пальцами, и слуга внес в кабинет дядюшки сверток. Судя по всему, там находилось что-то очень дорогое.
Подарок был завернут не в простую тряпицу, а в расшитый жемчугом кусок парчи. Сначала я даже подумала, что ткань и является подарком, но когда мой потенциальный муж вложил мне его в руки, внутри я почувствовала что-то твердое, похожее на шкатулку.
– Откройте! – распорядился Герман.
Молчаливый слуга помог развернуть мне сверток. Там действительно оказалась красивая шкатулка из фактурного, чуть красноватого дерева с изысканной тончайшей резьбой на крышке и чуть выпуклых боках. Герман протянул руку, чтобы открыть ее. Честно, я всегда была равнодушна к всевозможным цацкам, но тут я просто ахнула.
На бархатной подушечке бережно приколотое серебряными булавками лежало роскошное колье-фермуар*, состоящее из четырех рядов крупного черного жемчуга. Каждая бусинка находилась в оплетке филигранью** из золотой проволоки с чернением и крошечными вставками из лучистого колчедана***, часто называемого капельным серебром.
В центре колье находилась довольно крупная застежка. Только она меня и смутила. Создавалось полное ощущение, что она как будто бы не закончена, но… присмотревшись внимательно, я поняла, что в центре этой застежки находилось надежное крепление, специально сделанное для моего проклятого амулета.
– Это ожерелье для вас, моя дорогая! – Герман внимательно смотрел на меня. – Мне бы не хотелось, чтобы с вами что-то случилось, поэтому я придумал более надежную и изысканную защиту для вашего амулета.
Герман улыбнулся и продолжил:
– Эта застежка с секретным замком, ключ от которого будет до нашей свадьбы находиться у вашего дядюшки. И уверяю, моя дорогая невеста, что ни один злоумышленник не сможет с вас снять оберег.
Вот черт! Что же делать? Я собиралась и дальше проводить эксперименты с кулоном, но если он постоянно будет на мне, то снять его не сможет даже Анисия. В голове носились мысли, как выйти из этой ситуации. Но в голову, как назло, ничего не приходило, кроме одной безумной мысли – сломать амулет к чертовой матери! Выдрать незаметно один из проводков.
Как украсть хитрый ключик и избавиться от амулета, я вообще себе не представляла.
Но я трусила. Я хорошо помнила ощущения, которые наваливались на меня тяжким грузом, когда я пыталась избавиться от него даже ненадолго.
– Вы позволите мне? – Герман приблизился практически вплотную, и я почувствовала его запах. Пах он кожей, корицей, жасмином, чем-то цитрусовым и немного табаком. Вкусно, по-мужски.
Бережно достав ожерелье, Герман надел его на меня, едва касаясь кончиками пальцев моей шеи. Мне было немного щекотно и страшно от близости этого мужчины. В голове даже появились дурацкие мысли, вроде тех, что Герман не так уж и плох, и возможно, все, что о нем рассказывают – клевета и поклёп завистников. Но одернув себя, я вернулась в прежнее мысленное русло.
Анисия не успела договорить, как за дверью послышались шаги. Мы притихли, ожидая, что сейчас распахнется дверь и в комнату ворвется Ганна или кто-то из ее подручных. Но шаги затихли, и воцарилась тишина. Слышно было только мое и Аниськино дыхание.
Интересно, кто это там? Кто-то из надзирающих за мной? Я тихонечко подошла к двери и приложила ухо, чтобы понять, что там за дверью происходит, но ничего не было слышно.
Странно… Ведь явно же кто-то шел. Шорох и резкий стук обуви по деревянному полу заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
Не в силах больше терпеть, я распахнула дверь и увидела только быстро удаляющуюся в полумраке пустого коридора фигуру. Мужскую. Клянусь, я сразу поняла, что это был Герман. Зачем он приходил? И почему все же не вошел? Странно.
Немного успокоившись, я поймала себя на мысли, что Герман мне показался необычным. Не то чтобы понравился. Нет. Просто я никак не могла понять, что он за человек. Ну не так разговаривают и ведут себя простые мужики. Слишком уж вежливая и грамотная речь, аристократические манеры.
И нет в нем ничего от того быдловатого и жестокого нувориша, что я себе нарисовала в голове. Делец – да! Не дурак – это точно. Расчетливый, холодный. Но вот на маньяка, который может кого-то запороть до смерти или облить водой на морозе, он совсем не походил. Меня стали одолевать сомнения.
– Кто там, княжинка? – внезапно оторвала меня от моих мыслей Анисия.
– Не знаю, Нись, не разглядела, – соврала я. И решила задать ей мучающий меня вопрос:
– Лучше вот что скажи: ты точно уверена, что жених мой такой, как о нем люди говорят?
– Ну да… – Анисия выглядела немного растерянной.
– А тебе кто про него рассказывал?
– Ну как… – задумалась служанка, – Свищиха на рынке сказывала, потом у Косой Федоры в кабаке слыхала. Да что вы, княжинка? Неужто думаете, что народ напраслину возводит. Не верите мне?
– А Свищиха она кто? – продолжала дознаваться я.
– Так купчиха. На рынке у ей цельный ряд свой.
– А торгует чем?
– Да разное… Но в основном ткани.
– А Герман чем занимается? – начала я сводить все к логическому объяснению.
– Так вестимо чем, тоже тканями. Только у него ткани-то не чета Свищихиным. У его и шелк, и бархат, и даже парча имеется. Красивые…
Анисия мечтательно закатила глаза.
– А откель, никто не знает. Свищиха сказывала, что он с чертом сделку совершил и матерьял у него весь проклятый. Тьфу-тьфу! Вот как! Плохой человек, нечистый!
– Ладно, Нись, спасибо!
– А вы чево удумали-то? Неужто влюбились в ирода энтого?
– Не мели чепухи, Нися. Давай-ка умоемся и на боковую, – прервала я бурный поток фантазии служанки.
После нехитрых водных процедур мы, наконец, улеглись спать. Я даже позавидовала служанке. Она так быстро засыпала, что было ощущение, что ее просто выключили и все. Я же маялась на уродливом матраце под грубым колючим одеялом. Мочалом что ли матрац набит? Неужели перины для княжинки во всем хозяйстве не нашлось?
Но не спалось мне не только поэтому. Сон не шел, потому что одолевали мысли. Что делать с амулетом? Ломать? Хорошенько поразмыслив, я решила пока этого не делать. Все же, когда он на мне, я в здравом уме и твердой памяти. Сломаю, а вдруг и правда с ума свихнусь. Это точно не входило в мои планы.
С женихом надо все же разобраться. Впереди предстояла поездка в Святогорск на встречу с Великим князем. Как Герман покажет себя за время поездки? Ведь мы будем путешествовать довольно тесно в течение десяти дней. Столько суток пути было до столицы, насколько я могла понять со слов Анисии.
За это время я успею присмотреться и к князю Волемиру и к Герману. Хорошо бы взять с собой служанку, да ведь Ганна не позволит. Наверняка втюхает одну из своих помощниц . А та ей все по приезду домой доложит.
С такими мыслями я проворочалась чуть ли не до утра. Странно, что сегодня нас не закрывали на замок. Забыли?
За окном светало, черноту неба разбавлял еле видимый свет еще не взошедшего солнца. Немного озябнув от утренней прохлады, я нащупала в полутьме чулки, натянула их на холодные ступни и, угревшись, моментально уснула.
– Княжинка! Княжинка! Проснитесь, родимая! – Анисия трясла меня за плечо.
Сколько ж я спала? Судя по тому, что в окно немилосердно светил яркий луч солнца, довольно долго. Поди, полдень уже.
– Да, Нись, щас! – я сладко потянулась на комкастом матраце. – А что за переполох?
– Как что, княжинка? Банный день сегодня. Ганна-то с утра уж распорядилась истопку приготовить.
О, баня! Я, протирая глаза, аж подскочила. Это ж то, что нужно! Честно говоря, это мытье в лохани с теплой водой было чисто условным. Наконец-то! Хоть волосы вымою по-человечески.
На столе заботливой служанкой был накрыт завтрак.
– Вы, госпожа, поешьте! Князь с утра не велел вас будить. Вот, с завтрака осталось.
Анисия скинула тряпицу, под которой оказалась миска с пшенной кашей, на сей раз сдобренная маслом, большой кусок белой пышной булки, четыре вареных яйца, румяные оладьи, объемная мисочка с домашней сметаной и крынка молока.
Да тут еды на слона! Н-да! Рацион мой по приезду князя домой стал питательнее и разнообразнее. В любом случае, одной мне это явно не осилить.
– Так, Нися! Неси воды, умоемся и завтракать сядем! Вместе!
– Так готово уж все, княжинка, – девушка повернулась к сундуку.
Действительно, на полу рядом с сундуком стояло ведро, наполовину наполненное водой, и лохань. На сундуке лежало чистое полотенце. Холодная колодезная вода бодрила не хуже чашки кофе. Быстро умывшись, я села за стол.
– Ну, Нись? – вопросительно я посмотрела на служанку.
– Не могу я, княжинка! Неправильно это, – девушка опустила глаза.
– Правильно-неправильно! Кто сказал?
– Ну неможно за одним столом холопке с госпожой есть.
– Тогда я тоже есть не буду и голодной смертью помру! Гоже, чтобы из-за тебя госпожа померла голодной смертью?
– Не гоже, – вздохнула Анисия и тут же радостно вскрикнула, указывая на стул. – Так ведь стул-то один. Никак не получится вместе кушать.
– Ничего, Анисия, я на кровати посижу, а ты на стул сядешь! Поняла?
Озираясь на дверь, Анисия присела за стол. Я, выудив из миски со сметаной ложку, с трудом отряхнула ее и подала служанке, придвинув поближе к ней миску с кашей. Поначалу робко, а потом разохотившись и с аппетитом Анисия разделила со мной завтрак. Слава богу, нас в это время никто не потревожил, хоть девчонка и вздрагивала от каждого шороха.
Вскоре после завтрака-обеда за мной явилась одна из теток Ганны.
– В истопку, княжинка, пойдем. Все готово уж.
Анисия быстро протянула мне сверток с чистой одеждой и большой простыней вместо полотенца.
– Пойдемте, госпожа, провожу вас, – прислуга нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, дожидаясь меня.
Приняв сверток, я двинулась вслед за ней.
Тетка, то ли Верка, то ли Гронка, я так и не научилась их пока различать, проворно засеменила по пустому коридору. Вскоре мы вышли во двор, где вовсю уже кипела жизнь. Люди тут вставали рано, еще до петухов, так что во всем обширном дворе повсюду сновали бабы и мужики с деловитым видом. Пара крепких мужчин пилили дрова. Навстречу нам попалась женщина с большой корзиной в руках, доверху наполненной яйцами.
Миновав уже знакомые мне постройки, за которыми находился сад, мы двинулись вглубь него. Свернув по боковой тропинке сада, которую я раньше не замечала, мы вскоре оказались у приземистого бревенчатого здания без дымохода, из дверей и маленького окошка которого валил сизый дым.
Сначала мне даже показалось, что дом горит, но вскоре я поняла, что именно так должна выглядеть баня по-черному.
У дома суетилась прислуга. Кто-то выносил из бани длинную палку с намотанной на ней мочалой, полностью пропитавшейся сажей. Кто-то выливал шайку, наполненную почти черной от копоти водой. Служанка дернула меня за рукав.
– Пойдемте, княжинка. Ополоснуться вам надобно!
В это время из дверей бани высунулась замотанная в простыню Ганна.
– Эй, Верка! Долго там? Жар уходит!
– Щас, щас, госпожа! Мы быстренько.
После чего тетка буквально подпихнула меня в спину, задавая направление. За баней оказалась шайка с чистой водой и ведром. Никаких перегородок и в помине не было. Так что, практически в чистом поле, меня раздели и живо окатили несколько раз довольно прохладной водой, после чего, накинув простыню, проводили в баню.
В центре парной располагалась каменная печь. Вокруг нее грудой лежали крупные, раскаленные докрасна камни. От них исходил такой жар, что мне на некоторое время стало тяжело дышать.
Вскоре в помещение вошла тетка в длинной холщовой сорочке, которая тут же намокла от влаги и пота. В руках она держала небольшую кадушку, наполненную каким-то отваром. Не торопясь, поставила емкость на полок, сняла со стены медный ковш с деревянной ручкой и, щедро зачерпнув отвара, плеснула им на камни.
Воздух наполнился ароматом трав. Я угадывала нотки мяты, мелиссы, зверобоя и ромашки. Потом, покопавшись где-то под лежаком, тетка извлекла глиняную банку, плотно закрытую деревянной крышкой, и, немного помучавшись, открыла ее. Из банки донесся явный дрожжевой аромат. В том же ковшике она смешала отвар из кадушки и каплю темного густого вещества, находящегося в баночке, и вновь плеснула на камни.
Пар, поднимавшийся от камней, слегка закружил голову, как будто после кружки пива, и я окончательно расслабилась. Будь что будет! Если слишком сильный приступ нагрянет, меня выволокут отсюда и снова напялят амулет -- в любом случае.
Пар, клубящийся в бане, стал еще более густым, плотным, насыщенным. С ароматом берёзовых ветвей, сосновой хвои и древесного дыма. Дышалось легко, я чувствовала, как кожа глубоко очищается, тело расслабляется, а мысли становятся яснее.
Я прислушалась к своим внутренним ощущениям. Это было невероятно! Как будто моя прошлая жизнь оказалась черно-белым кино, пленку которого художник умелой рукой аккуратно расписывает прямо сейчас, добавляя красок, эмоций и переживаний. Вдруг в голове вспыхнула яркой линией параллельная судьба. Судьба княжны Гронской. И я четко увидела, как мы в одно и то же время, я – в своем мире, она – в своем, бежим и синхронно падаем, разодрав коленку о землю. Жгучие слезы, пощипывающие глаза.
Теперь мне тринадцать, воспитатель-опекун, грузная тетка с перекошенным от злобы лицом дает мне пощечину, и в то же время Ганна бьет княжну Анастасию, -- так же, наотмашь. Щека пылает, и вот уже чувство гнева достигает крайней точки…
И еще, еще… Флешбэки, воспоминания моей и не моей жизни, сплетающиеся как нити в узорчатом кружеве.
Все начало по крупице соединяться воедино, образуя сложный орнамент моей судьбы. И внезапное четкое понимание: я -- княжна Анастасия Святославовна Гронская. В пятилетнем возрасте мое сознание и тело были разделены. На две равные половины – рациональную и эмоциональную.
Каким образом? Зачем? И как удалось отправить мою рациональную половину в тот, мой прошлый мир? Лишив меня при этом детства, любви и заботы родителей и оставив практически в одиночестве.
А потом сгубить моих родителей, а оболочку с эмоциями оставить для каких-то своих целей. Это понимание и воспоминания о жизни княжны в новом мире обрушились на меня. Внезапно нахлынувшее осознание всего произошедшего скрутилось в груди тугим узлом, и я заплакала. Не сдерживаясь, горько и отчаянно. Навзрыд. Это какая-то проклятая магия… Но как? Пока я находилась здесь – магией и не пахло. Обычная жизнь, простая. Никаких намеков на существование чего-то такого…
Кроме книги! Внезапная мысль озарением промелькнула в голове. Возможно, она даст ответы на вопросы. Пусть не все, но мне бы только зацепиться за краешек, и я расплету этот чертов клубок! Навалившееся знание обо всем произошедшем снова сдавило горло, и я зарыдала в голос, напугав всех находящихся в парилке.
Какая-то женщина захлопотала вокруг меня. Мне ткнули в руки кружку с отваром. Его приятный мятный вкус немного успокоил. Затем тетка, ласково что-то приговаривая, положила меня на полок и, достав откуда-то баночку с медом, в который были добавлены овсяные хлопья, принялась втирать мне эту смесь в кожу.
Овсянка мягко скрабировала тело, а мед, окутывая сладким душистым ароматом, мгновенно впитывался в открытую всеми порами кожу, согревая и успокаивая одновременно. Я даже немного задремала, насыщаясь ароматами трав и меда, впервые испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие.
Через какое-то время тетка смыла с меня остатки смеси теплым пряным отваром и легко прошлась душистым березовым веником по спине, ногам и ягодицам. Стало так хорошо, что я невольно застонала от удовольствия.
Судя по пыхтению где-то рядом, с Ганной проводили такие же процедуры. Я же лежала абсолютно расслабленная и чувствовала себя на этот момент совершенно счастливой, как будто после долгой разлуки, наконец, вернулась домой. А разве оно не так? Именно так!
Между тем, тетка-банщица начала растирать меня маслами, сдобренными специями, какими-то еще снадобьями и мазями. После этого, намочив мне волосы теплой водой, тетка достала смесь, которая выглядела, как кашица из мелко нарубленной травы, семян и различных масел. Я уловила отчетливый запах лаванды и елея.
Наконец, после всех банных процедур, банщица смыла кашицу с моих волос, щедро поливая их почти горячей водой, после чего, встав передо мной на коленки прямо на дощатый пол парилки, принялась жесткой волокнистой штукой тереть мои распаренные ступни и массировать подушечки пальцев.
Едва дождавшись вечера, когда все более-менее улеглось и утихли шаги за дверью, я дрожащими руками выудила из сундука тяжелый том книги под вопросительным взглядом Анисии.
– Уж-то на ночь глядя читать будете, княженка? – с неудовольствием пробурчала она, когда я ее растолкала, чтобы извлечь книгу.
– Буду, Нись! Не ворчи. Лучше вторую свечу зажги.
– Ой, делов-то больше нет… – Анисия дернула плечами.
– Тише, Нися.
Сонная служанка зажгла вторую свечу и, немного поерзав на сундуке и поворчав о чем-то, снова засопела.
Поместив книгу на колени, я было собиралась открыть страницу, но вдруг сердце забилось так отчаянно, что я испугалась саму себя. Черт! Я же никогда не была трусихой, что же сейчас? Амулет как будто стал звучать громче и так, словно старинные ходики наполняли пространство щелчками и тиканьем.
Осторожно я погладила тисненый переплет. Ну! Что же там? Вперед, Анастасия Гронская! Решительно открыв книгу, я увидела изображение дерева. Оно чем-то напомнило известный символ – древо жизни. С таким же мощным стволом, пышной кроной и переплетением корней. Однако на этом древе, на самом стволе было высечено лицо старика с закрытыми глазами. На глубоких веках его изображались символы, похожие на капли темно-красного цвета. Кровь?
Возможно! Странно было то, что весь рисунок был изображен графично, как будто простым грифельным карандашом, а вот капли… В капли был добавлен цвет. Конечно, со временем краска потускнела и несколько поблекла, но все же цвет определенно читался.
В переплетении ветвей угадывались силуэты – мужские и женские, а корни дерева обрамляли что-то вроде черной дыры или портала. Проведя рукой по фактурной странице, я почувствовала странное тепло, как будто книга отзывалась на меня, на мои прикосновения.
На следующей странице изображался идол – весьма условная фигурка человека, больше напоминающая столб. Черты лица – грубые, даже не очень понятно, женщина изображена на нем или мужчина. Но голову истукана венчал четырехзубый венец, а в еле намеченных руках неведомый бог держал что-то вроде жезла. Над ним славянской вязью стояла надпись “ХорзЪ”
На этом же развороте тщательнейшим образом был выполнен чертеж механизма с многочисленными шестеренками, колесиками и трубками. В центре которого нарисован небольшой резервуар, по форме напоминающий что-то типа спринцовки. Туда с одного бока входила трубка. Внутри же резервуара-спринцовки находился поршень странной формы. Стрелками было показано его движение. Легкими штрихами обозначался пар. Из верхней части спринцовки пар проникал в еще в более тонкую трубку, которая была оснащена клапаном.
Ясно, что это какой-то паровой механизм, но… В одном из его элементов была встроена фигурка идола с обозначенной рядом с ней каплей крови. И длинная приписка к чертежу, состоящая из совершенно не связанных логически между собой слов. В них угадывалась какая-то рифма, но она ускользала от моего понимания.
Помимо странной подписи стояли и обычные цифры с со стрелками, которые обозначали название каждой детали конструкции. Там не было ничего нового: клапан, поршень, вал, маховик, регулятор и т.д.
Очень забавно… Однако меня разбирало любопытство: что же там дальше? Следом все было очень похоже. Новый идол со своим названием и очередной чертеж механизма со странным набором слов и обычными обозначениями. Всего их оказалось тринадцать штук.
Следующий раздел книги начинался с рунических знаков. На главной странице -- искусно нарисованная руна, испещренная письменами и вязью, чертеж механизма, набор слов и т.д.
Единственным отличием оказалось только то, что механизмы здесь явно не использовали пар и были гораздо более миниатюрные, нежели в предыдущем разделе. Возможно, здесь я найду свой амулет; сердце снова глухо стукнуло.
На одной странице мне показалось, что я увидела нечто подобное. Да! Очень похожий механизм. Почти круглой формы, напоминающий часы-брегет с крышечкой и кнопкой вместо камня. Определенно схожий механизм. Конечно, не точь в точь, как у меня, но все же…
Под крышечкой прибора находилась металлическая сердцевина, похожая на скорлупку от крошечного ореха: к ней тянулись тонкие проводки - трубочки, которые обвивали четыре небольших колесика с зубцами. Над сердцевиной была обозначена капля крови. Интересно… Если я капну в центр своего амулета немного крови – то что будет?
Эх, жаль, что теперь он встроен в колье – манипулировать им очень неудобно. Когда он находился на цепочке, я по крайней мере могла его взять в руки, открыть и рассмотреть поближе. А сейчас… Только с помощью Анисии, да и то не факт. Слишком уж близко колье прилегало к шее.
На улице уже светлело, когда я наконец долистала книгу до конца. От нее осталось еще большее ощущение непонимания того, что же все-таки происходит. Толкнув Анисию, я упрятала книгу обратно в сундук и, наконец, улеглась спать. Сон пришел странный, однако не вызывающий особого беспокойства. В нем я оказалась древом, в моих волосах птицы вили гнезда, а корнями я ощущала движение подземного ручья, питающего мой ствол.