Андэ. Огонь, свет, жизнь

Глава 1

Всё в мире из огня. Мир есть, был и будет вечным огнём, мерами затухающий и мерами возгорающийся.

Гераклит Эфесский

Для счастья мне нужны всего две вещи: Део́н и Вирт Керн.

В Деон я влюблена с детства, и не так, как большинство людей в Ари́зе: «Ах, закрытое государство-материк! Ах, сплошные загадки! До чего интересно!» Ещё в школе я начала по крупицам собирать всё связанное с этим миром, изучать его язык, историю, культуру. После смерти моих родителей Деон превратился в единственную отдушину, наверное, никто не мечтает побывать там с той же силой. Я свободно читаю, пишу, говорю и даже думаю на деонском языке! Правильнее сказать, на двух языках, потому что высокий диалект деонского, на котором положено общаться с адэ́ном, правителем Деона, очень сильно отличается от основного. Взять хотя бы обращения деонцев друг к другу — «мáсте» и «мáста». Вроде бы это наши «господин» и «госпожа», так их и переводят. А на высоком языке слово «мáсте» означает «избранный» или «избранник», огромная разница.

Конечно, теперь увлекаться Деоном модно. Шесть лет назад наши таинственные соседи неожиданно первыми предложили принимать на своей территории туристов из-за пролива. До этого между нашими государствами существовало вялое подобие торговли, а о посещении Деона можно было лишь мечтать, настолько строго он охранял свои секреты. Представляю, как удивились в правительстве Ариза, а в ответ на осторожные расспросы услышали — так велел Áнда. Бог Деона, и довольно грозный. Деонцы указаниям собственного бога не сильно обрадовались, но подчинились, правда, заранее оговорили: отбирать туристов будут они сами. Требования жёсткие, порой нелепые, однако выполнимые. И мне невероятно повезло, потому что завтра исполнится мечта всей моей жизни — я отправляюсь в Деон.

А о Вирте я и не мечтаю — бессмысленно. Он мне не жених, не любовник и не друг. Просто коллега, один из сотен молодых и многообещающих сотрудников нашего института, привлекательный зеленоглазый блондин с обаятельной улыбкой. Когда я не вижу его день, начинаю грустить. Через несколько дней утрачиваю интерес к исследованиям и читаю Ро́не, моей помощнице, стихи на высоком диалекте деонского, от которых она прячется в подсобке. Спустя неделю на меня нападает вселенская тоска, я начинаю путать ингредиенты, и вместо положенных образцов умной посуды у меня выходят то миски на ножках, то тазики с хвостами. В этом случае уже Рона бегает за мной и уговаривает выпить чашечку крепкого чая с печеньем. Чай я послушно пью, но лучше мне от этого не становится. Вирт нравится всем девушкам без исключения, и мои шансы завоевать его сердце равны даже не нулю — минус единице. Я заурядная, скучная, ничем не примечательная девица, причём не слишком юная. Двадцать шесть лет — много или мало? Директор нашего института, господин Берк, который этой весной справил полувековой юбилей, скажет с улыбкой, что я ещё дитя. Восемнадцатилетняя Рона считает, что я древняя старуха и, если не выйду замуж немедленно, так и помру старой девой.

Уныло вздыхаю и засыпаю ядовито-синий порошок в воронку преобразователя. Вещество за смотровым окошком медленно наливается бордовым, затем вспыхивает. Внутри оказывается премилая кастрюлька, только на месте обыкновенных ручек у кастрюльки руки весёленького голубого цвета с длинными гибкими пальцами. Одна из рук приветливо машет мне, вторая грозит кулаком. С опаской отправляю кастрюльку в утилизатор, по пути она умудряется состроить мне кукиш.

Нет, это никуда не годится! Так дойдёт до того, что я сотворю полную ерунду и ни в какой Деон не попаду, — придётся отвечать за срыв сроков. Под жужжание утилизатора я достаю список, который постоянно ношу с собой: необходимые для поездки вещи. Костюм, брюки, блузка, туфли, вторые на смену… Вечернее платье безжалостно вычёркиваю — вчера нас предупредили, что деонцы ограничили багаж каждого туриста десятью станами. Это уже третье послание за последнюю неделю, которое присылает адэн.

Требования деонцев порой вызывают смех, а иногда и слёзы. Как то, первоначальное, в котором адэн ограничил возраст — не моложе двадцати пяти и не старше тридцати лет. Половина желающих попасть в Деон рвали волосы на голове и всерьёз задумывались о подделке документов. Право, какая разница, тридцать лет человеку или тридцать с половиной? Но, когда большинство кандидатов решились «помолодеть» на год-другой, наш директор пригласил сотрудников на лекцию о Деоне. Идти не хотели до тех пор, пока не узнали, кого господин Берк попросил быть лектором, — тогда помчались все, еле втиснулись в актовый зал. Сидели на подоконниках, вжимались друг в друга, стояли на одной ноге. Ещё бы — сам Барт Мерт, посол Ариза в Деоне! Единственный, кто получил постоянный допуск на территорию закрытого государства и живёт там почти тридцать лет. Ожидали чопорного пожилого человека, а увидели совсем молодого парня, вылитого деонца — смуглого, ярко-рыжего, с уникальным цветом глаз — золотым, словно расплавленный металл. Даже растерялись: не ошибка ли?

Всё прояснилось во время лекции. Господин Мерт объяснил, что в Деоне особое излучение — любой человек, который находится там больше месяца, начинает меняться. Кожа приобретает цвет бронзы, радужка сияет золотом, волосы отливают медью. Изменения необратимы, отсюда и ограничения по сроку пребывания. Подделывать документы бессмысленно — деонцы видят возраст человека с точностью до месяца, к тому же они чувствуют ложь. Господин Вейс, известный на весь институт бабник, разволновался: как так? Неужели жены всегда знают, когда муж гуляет? Мерт расплылся в улыбке — вы, мол, плохо представляете, что такое деонские браки. Супруги связаны Андой, чувствуют все эмоции друг друга и на сторону совсем не смотрят.

Глава 2

Вещи я собираю строго по списку и тщательно укладываю в чемодан. Заранее купила небольшой, чтобы не было искушения взять лишнее. Рядом кухонные весы ровно на десять станов. Самую тяжёлую одежду надо надеть на себя — ничего, что на улице почти лето, как-нибудь потерплю. Куртку потом можно снять и перекинуть через руку — против этого, надеюсь, деонцы возражать не будут? Тапочки, халаты и средства гигиены нам выдадут, об этом говорилось в инструкции. Всякие мелочи и визуал рассовываю по карманам. Взвесив чемодан, я с радостью добавляю туда нарядную шифоновую блузку и косметичку — на всякий случай. Например, нас примет адэн Деона… Очень хочется посмотреть на человека, придумавшего все издевательские требования для туристов! А что? Я даже поговорить с ним могу — на высоком языке! Заодно убедиться — вдруг он действительно ненормальный? Какое значение имеют семейное положение или несколько лишних станов?!

Чтобы совсем не волноваться, беру чемодан за ручку и иду к соседке по этажу. Пусть она и выглядит словно шарик на ножках, только добрее и отзывчивее её я никого не знаю. Соседка одинока, муж у неё то ли умер, то ли его и не было никогда. Сын давно переехал далеко на север Ариза, раз в месяц проверяет мать по визуалу и зовёт к себе — она отказывается и уговаривает его вернуться в столицу. Мы взвешиваем чемодан ещё раз: девять станов и семьсот восемьдесят девять танов. Уложилась!

Соседка предлагает выпить чаю. Чай я готова пить в любой ситуации, но сейчас почти не чувствую вкуса. Всё перекрывает возбуждение — и от предстоящего путешествия, и от скоропалительного брака. Тонкий ободок колечка не даёт забыть о том, что пусть всего на месяц, однако теперь я госпожа Керн. Закрадывается мысль: а вдруг в Деоне Вирт разглядит, что я не просто «миленькая», но и интересный человек, личность? Я, между прочим, пятнадцать лет высокий деонский учила, теперь стихи на нём пишу. Может, в Аризе, кроме меня, этот диалект и не знает никто. Когда-то я еле нашла учебники — старинные, их на руки не выдавали, пришлось ходить в государственную публичную библиотеку и переписывать. Вдобавок я замечательно готовлю — двухлетние итоги тестирования «помощников на кухне». Подвернулась бы мне возможность угостить Вирта собственноручно испечёнными блинчиками или сырниками с изюмом — он бы сразу взглянул на меня иначе. Хотя кто пустит туристку на кухню в гостинице, где мы будем жить… обидно.

Благодарю соседку и возвращаюсь домой, чемодан на колёсиках катится за мной словно послушный пёсик. Лучшее средство унять тревогу — заняться делом. Решаю привести в порядок свои записи по проекту, отошлю потом Роне. Подробные указания своей помощнице я оставила, и всё же целый месяц ей придётся справляться самостоятельно.

Мои благие намерения перечёркивает требовательный звонок в дверь. Кошусь на часы: половина двенадцатого, почти ночь, поздновато для гостей. Не иначе соседка испекла свою вкуснейшую ватрушку с цукатами и хочет угостить напоследок. Она всё время твердит мне, какая я худенькая и бледненькая, хотя, по мнению Роны, меня нужно не кормить месяц, а ещё лучше — два. На попытку объяснить, что у меня комплекция такая, кости широкие, Рона презрительно оттопыривает нижнюю губу. Ей-то хорошо, она тонкая и изящная. Я, по её мнению, слишком рослая, плотная, грубоватая и блёклая, к тому же безнадёжно скучная и закомплексованная. Конечно, она не говорила мне об этом в лицо, я нечаянно услышала её болтовню с подругой по визуалу.

Открываю дверь как была — в куцем пушистом халатике выше колен и домашних тапочках в виде медвежат. Тапки подарила мне соседка на зимние праздники, а халатик старенький, заношенный, но такой мягкий, что расставаться с ним не хочется. Однако человек на пороге заставляет меня пожалеть о собственной беспечности. Во-первых, тем, что это не человек, а деонец — золотоглазый, бронзовокожий, медноволосый, яркий настолько, что на его фоне моя скромная прихожая моментально тускнеет. Во-вторых, он строго и изысканно одет — в элегантный костюм цвета жжёного сахара. В-третьих, в его взгляде откровенное потрясение. Очевидно, в Деоне тапочки с медвежатами не носят.

— Доброго вечера, — справляется он с изумлением. — Маста Лика Керн?

Удивительно слышать обращение «маста» применительно к себе!

— Да, это я. — Мне так легко подавить удивление не удаётся. Спохватываюсь и вспоминаю о вежливости: — Доброго вечера, проходите, пожалуйста!

— Благодарю вас.

— Не хотите ли чаю? Или, может быть, сока?

Дословно — «фруктового отжима». Для овощного сока есть своё название.

— Сока, — соглашается он. — Эсу́т.

Один из шести вариантов деонского «спасибо». Простое спасибо — «итэ́н», а «эсут» дополнительно означает «хорошо» и «если вас не затруднит». Я жадно ловлю каждое слово, произнесённое деонцем.

— Моё имя Сэртилáйр, — представляется гость.

Лайр — третий Великий Дом, покровитель — орёл. У каждого Дома своё традиционное приветствие-пожелание.

— Пусть Анда пошлёт вам неутомимые крылья, масте Сэртилайр.

— О! — Сэрт (фактически это и есть его имя, остальное приставка, обозначающая принадлежность к Дому) польщённо улыбается. — Маста Керн не только вежлива, но и разбирается в наших традициях. Мне искренне жаль, что цель моего визита вас расстроит.

Всё то время, пока достаю из холодильника сок и наливаю в стакан, я мучительно соображаю — что он имеет в виду? Всё-таки, когда учишь язык по книгам, легко перепутать значение слов, хотя пока я особой разницы в произношении не заметила, гласные деонец растягивает, «эр» приглушает. Вот двойную «эн» он произносит словно один звук, надо запомнить.

Глава 3

— Мне это не нравится, — слышу я сквозь туман. — Господин Керн, на вашем месте я потребовала бы от деонцев разъяснений. Сначала вашу жену по надуманному поводу задерживают, затем она неожиданно появляется на пароме, а после теряет сознание. При этом наша сопровождающая делает вид, что всё так и должно быть!

Властный голос я узнаю — он принадлежит госпоже Шелн. Вирт бормочет нечто неразборчивое. Я лежу на жёсткой и узкой кровати — одна рука касается стены, вторая свободно свешивается. Открываю глаза и упираюсь взглядом в иллюминатор, за которым безоблачное небо. Голова больше не кружится, слабость прошла. Сажусь и осматриваюсь: кроме Шелн и Вирта в небольшой каюте находится госпожа Менс.

— Лика, как вы? — озабоченно спрашивает она.

— Со мной всё в порядке, — заверяю я.

— Госпожа Керн, вы ничего не хотите нам сказать? — допытывается Шелн. — Если деонцы каким-либо образом причинили вам вред, сразу же по прибытии нужно обратиться в посольство.

— Мне нездоровилось с утра, сейчас я прекрасно себя чувствую.

— Да, перед автобусом я дала Лике таблетку от головной боли, — с готовностью подтверждает госпожа Менс.

— Моя жена полночи читала и не выспалась, — своевременно вставляет Вирт.

Шелн буравит меня подозрительным взглядом стальных глаз, я стойко сохраняю невозмутимое выражение лица.

— Через полчаса мы прибудем в Деон, — наконец сдаётся она. — Вы в состоянии передвигаться сами?

— Не беспокойтесь, если что — мне поможет муж, — поворачиваюсь к Вирту. — Да, дорогой?

— Конечно, дорогая! — с преувеличенным пылом отвечает Вирт.

Шелн уходит, за ней Менс. С Вирта слетает нарочитая беззаботность.

— Лика, надеюсь, мне ты расскажешь правду? Что произошло?

Так хочется поверить, что он волнуется за меня. Но следующая фраза рассеивает иллюзии.

— Когда Мэйникайс тебя увидела, аж побелела. Она точно не ожидала, что ты вернёшься! Почему тебя не хотели пускать в Деон?

— Появились вопросы к результатам моих тестов, пока я отвечала, паром ушёл. В качестве извинения меня отправили деонским способом перемещения в пространстве, — вру вдохновенно и убедительно. — Разумеется, Мэйникайс этого не знала — она же отплыла с вами.

— Поэтому ты лишилась чувств? — скептически интересуется Вирт. — И где твоя куртка?

— Вспомни: мне и до этого было плохо. Сам утром спрашивал, что со мной. А куртку я сняла, потому что в помещении было жарко, и в спешке забыла.

Возразить Вирту нечего, а верит он или не верит — его дело. Я свои обещания держу, даже если они были даны неизвестно кому.

— Ладно, Вирт, идём на палубу, а то я не увижу пролив.

— Мы ещё обратно поплывём, наглядишься.

— Чья это каюта?

— Не знаю. Гостевая, наверное. Когда ты упала, Мэйникайс велела занести тебя сюда. Хотя она выглядела так, что вот-вот — и грохнется с тобой рядом.

Паром напоминает большой ограждённый плот с надстройкой на корме, где и находится каюта, как выясняется — одна-единственная. Наша группа собралась на носу и любуется морским пейзажем. Ариз уже скрылся из виду, в той стороне лишь тёмные сине-зелёные волны и пелена низких плотных облаков. Впереди вырисовываются прихотливые очертания золотисто-рыжих скал Деона, солнечный свет отражается от искрящейся горной породы.

— Правда красиво? — восхищённо выдыхаю я.

— Обыкновенный морской пейзаж, — пожимает плечами Вирт. — Меня в Деоне интересуют не виды, а их технологии. Стал бы я красоты ради пять лет зубрить язык, в котором одних «спасибо» шесть штук, и все разные.

— Зато нет слова «прощай».

— Как нет? — удивляется он. — А «нэáт»?

— «Нэат» в разговорный язык перешло из высокого диалекта, дословно оно означает «до встречи», — поясняю я. — Деонцы ни с кем не прощаются навсегда, даже с умершими. По их вере души постоянно перерождаются и встречаются вновь. А есть души, которые связаны настолько крепко, что каждый раз рождаются вместе. Их называют андэ́.

— Мне казалось, андэ — это влюблённые.

— На общем деонском — да. Но правильнее переводить «связанные, предназначенные». Вечная любовь, которой не страшна даже смерть.

Теперь Вирт смотрит на меня с весёлым любопытством.

— Лика, все эти байки про истинную любовь — это же вымысел. Так бывает в визокартинах и развлекательных книжонках, только не в реальной жизни. Десятки моих друзей влюблялись, сходились, женились, разводились и опять влюблялись — и дальше по кругу. Можно гореть желанием неделю, месяц, год, потом новизна проходит, интерес угасает. Любовь, которая длится вечно, — это сказка.

— Ты говоришь так потому, что сам не любил, — вырывается у меня.

— Я реалист. На первом месте у меня работа и карьера, на втором — мои увлечения. О семье пока не задумываюсь. Понятно, что однажды мне придётся жениться по-настоящему, но при выборе жены я собираюсь руководствоваться здравым смыслом. Чтобы не получилось, как у моих родителей, — вспыхнули, сошлись, тут же сыграли свадьбу, завели ребёнка, а через год остыли и разбежались.

Глава 4

Без закусок с напитками я обойдусь, диета красит девушек, как любит повторять Рона. Выглядываю в коридор, чтобы разведать обстановку: никого. Спускаться по центральной лестнице — привлечёшь внимание дежурного, нужно придумать другой путь. В этот момент из спальни выходит полностью одетый Вирт.

— Лика? — удивляется он. — Решила улизнуть?

— Приехать в Деон, чтобы плескаться в бассейне, — глупо.

— Вот и я так подумал, — Вирт расплывается в улыбке. — Пойдём посмотрим Грод?

— Мой куратор предупредил, что нельзя гулять по городу без сопровождения, — жалуюсь я. — Мол, вы там заблудитесь.

— Лойникайс выразилась намного резче: одинокие праздношатающиеся туристы в Гроде рискуют нарваться на неприятности. Какие могут быть неприятности днём в центре столицы? Нас ограбят? Побьют? Похитят и продадут в рабство? — Вирт презрительно фыркает. — Теперь я просто обязан самостоятельно выбраться в город и доказать этой высокомерной зазнайке, что меня не запугать.

— Полагаю, нас не хотят выпускать одних. Кстати, внизу в холле сидит дежурный, который наверняка нам помешает. Задержит или позовёт кураторов, и плакала наша вылазка. Нужно поискать служебный вход. Он непременно должен быть.

— Хорошая мысль! — оживляется Вирт, и мы покидаем номер.

Вот только двери, за которой может скрываться лестница для персонала, в коридоре нет. Стены гладкие, в торцах коридора и напротив лестницы — окна, за которыми всё те же пальмы. Вспоминаю, как Мэйн открыла ту камеру, где потом заперла меня, и внимательно присматриваюсь к выпуклостям на ровной поверхности.

— А это что за кнопка? — я нажимаю еле приметный кружок.

Часть стены у нас на глазах исчезает. Не отходит в сторону, не сдвигается — растворяется, словно её никогда не было. Зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.

— Ничего себе! — выпаливает Вирт. — Что-то я не припоминаю, чтобы о подобном рассказывали участники прошлых посещений.

— Они плавали и отдыхали, — предполагаю я.

— Весь месяц? — скептически спрашивает Вирт.

Пожимаю плечами: может, и весь месяц. А в город выбирались исключительно под присмотром кураторов и точно не служебными входами. За стеной узкая лестница, по которой мы спускаемся в подсобные помещения. Кладовки или бытовки, большинство дверей заперто, причём замков не видно. На наше счастье, обслуживающего персонала нет на месте или мы с ним не сталкиваемся. Немного поплутав, мы вываливаемся наружу — как раз в тот тропический сад, что виден изо всех окон. Пальмы поистине гигантские, стволы не обхватят и три человека.

— Лика, мне кажется или тут намного жарче, чем было на улице, когда мы приехали? — Вирт вытирает платком вспотевший лоб.

— Не кажется, — подтверждаю я. — Тут парилка настоящая, мочалки не хватает и банных шлёпанцев. Нужно побыстрее выбираться, иначе промокнем насквозь, а потом замёрзнем.

Сад мы практически пробегаем. Жара неожиданно обрывается, словно мы пересекаем невидимый разграничитель. Хоп — и температура уже нормальная. Не выдерживаю, останавливаюсь, вытягиваю руку. Вот прохладный воздух и сразу резко — горячий. Вирт следует моему примеру, проверяет несколько раз.

— Так не бывает! — злится он. — Даже если горячий воздух специально подводится по трубам, он должен перемешиваться и охлаждаться. Здесь же чёткая граница ровно по краю газона.

Не бывает, но есть. Сад окружает гостиницу живой декорацией — чтобы любопытные туристы из Ариза не пялились на улицу. Город с этой стороны совсем пустой, здания красивые, опрятные и явно нежилые. На бульваре между домами ни одного человека. Аккуратно подстриженные липы, вазоны с петуньями, однотипные чугунные скамейки, старинные фонари с завитушками. Будто искусно выполненный макет в натуральную величину — почти как настоящий.

Толкаю Вирта в бок и показываю на гостиницу.

— Знаешь, что мне это напоминает? Комфортабельную клетку для животных в зоопарке с видом на среду естественного обитания.

— Или тюрьму, — не стесняется в выражениях Вирт.

— Это заповедник для любопытных туристов, — слышу я на аризском с еле заметным акцентом. — Созданный специально ради вас.

Парень, что перенёс меня на паром! Голос точно его. Оборачиваюсь — он в риене от меня, протягивает мою куртку. На сей раз одетый, в облегающих тёмных брюках и рубашке навыпуск. Машинально забираю куртку и разглядываю своего освободителя. Тощий, поджарый, длинноногий. Сразу приходит сравнение со зверем — некрупным, но хищным и опасным. Сходство усиливают сверкающие из-под длинной чёлки глаза — золотые, яркие, в обводе иссиня-чёрных ресниц. Густые блестящие волосы не медные, как у Сэрта, не рыжие, как у Мэйн, а огненные, словно языки пламени.

— Простите, вы кто? — сурово сдвигает брови Вирт.

— И вам доброго дня! — насмешливо откликается парень. На фоне высоченного Вирта он кажется тщедушным — макушка еле достигает плеча. — Со мной всё сложно. Я проводник Анды, что-то вроде гласа божьего, ну и так, по мелочи. Можете звать меня по имени — Дэйн.

— Дэйн из Дома..? — Вирт ждёт продолжения.

— Неважно, — ещё одна кривая усмешка. — В данный момент я действую от своего имени. Великие Дома скрывают от Ариза правду о Переломе.

Глава 5

— Я… остаюсь в Деоне.

Сама не верю, что произнесла это вслух!

— Госпожа Керн, вы поступаете очень мужественно.

Взгляд господина Мерта сочувственный, если не сказать жалостливый. Обстановка его дома напоминает гостиницу — много света, простора, роскоши и живых цветов, только после вида настоящего Деона это режет взгляд. Смотрю на свои руки: они точно такие же, как и у посла Ариза — цвета золотистой бронзы. Экран визуала показывает пять вечера. За шесть часов я превратилась в деонку.

— Барт, Лика Керн должна умереть, — вмешивается Дэйн.

Сначала я замираю в ужасе, потом соображаю, что это он в переносном смысле. Фух…

— Мне известно, что для вас люди — лишь средство достигать желаемого, адэн Дэйнирайн, но я не ожидал, что вы относите к этой категории и моих соотечественников, — укоризненно качает головой господин Мерт. — Вы хоть примерно представляете уровень дипломатического скандала? Правительство Ариза не оставит смерть своей гражданки без внимания.

— Адэн Деона заплатит компенсацию в таком размере, что скандал утихнет. Займись этим немедленно.

Властный тон действует: Мерт пристально смотрит на меня, словно прикидывает, как поудобнее уложить в гроб.

— Мне придётся предъявить тело.

— Создам подобие. Лика, дай обручальное кольцо.

— Скажи «пожалуйста».

— Что?.. — теряется Дэйн.

— Попроси вежливо. Когда кто-то хочет что-то получить, он говорит «дай, пожалуйста».

Впалые щёки идут пятнами. Гнев или стыд?

— Дай, пожалуйста, кольцо.

Швыряю в него ободок, он ловит его на лету.

— Итэн!

— Впрочем, — светлеет господин Мерт, — возможно, общение с госпожой Керн пойдёт вам на пользу.

Дэйн его не слышит — увлечённо водит руками. Удивительно наблюдать, как воздух над ковром сгущается, принимает очертания тела. Белая кожа, соломенные волосы, светлые брови и ресницы, глубокие тени под глазами. Одежда — копия моей. Кольцо Дэйн надевает на безымянный палец безвольной руки.

— Оно болтается, — недовольно замечает он. — Твой блондинчик не мог купить тебе нормальное кольцо?

— Не твоё дело, — грубо отрезаю я.

Не собираюсь с ним деликатничать! Мало того что обошёлся со мной как с вещью, теперь Вирт будет думать, что я мертва. И коллеги по институту, и господин Берк, и добрая соседка. А что меня ждёт в Деоне? Этот ненормальный адэн действует на свой страх и риск. Получается, я его сообщница?

— Всё, Барт, получай тело. Причину смерти придумай сам. Остановка сердца, разрыв сосуда головного мозга… Что там ещё бывает у людей?

— Совет вас сожрёт с потрохами, — посол Ариза тяжко вздыхает.

— Подавится или отравится. У меня и тушка жёсткая, и энергия ядовитая. Áнэн, Барт.

«Анэн» — не просто спасибо, но и признание огромного долга.

— И что вы собираетесь делать дальше, масте Дэйнирайн?

— Не знаю, — следует беспечный ответ. — Надеюсь, Анда подскажет. Пока Лика будет жить в замке под моей защитой. Лика, признайся, ты хотела побывать в гостях у адэна? Твоя мечта сбылась.

Похоже, все мои мечты сбываются так, что больше я никогда ни о чём мечтать не буду — опасно.

— Господин Мерт, нельзя ли намекнуть моим спутникам, что я жива? — прошу без особой надежды на положительный ответ.

— Извините, госпожа Керн, нет. Иначе всё это, — посол указывает на тело, — напрасный труд. И я должен забрать ваш визуал… простите.

— Свои вещи, которые остались в гостинице, я тоже не получу? — осведомляюсь со всей возможной язвительностью.

— Я обеспечу тебя всем необходимым, — невозмутимо бросает Дэйн. — А скоро ты научишься пользоваться энергией и сама создашь себе всё, что захочешь.

На лице посла отражается странное чувство. Не смятение, не волнение, не раскаяние, но что-то близкое. Я не успеваю понять — Дэйн переносит нас обратно в замок. Мы оказываемся на самом верху одной из башен, отсюда открывается потрясающий вид. С такой высоты трещины в земле напоминают раскалённые докрасна ветви, словно огромное огненное дерево раскинулось на чёрном фоне. На горизонте я вижу бледную полусферу, рядом ещё три поменьше. Полоса дороги отсюда выглядит не толще волоса, вдали еле заметная фиолетовая дымка — в той стороне пролив.

— Башни моего замка — на сегодняшний день самые высокие точки Деона, — менторским тоном начинает Дэйн. — Гор у нас, как понимаешь, больше нет…

Перебиваю его:

— А тебе не надо твоими делами заниматься? Вроде ты правитель целой страны, а не экскурсовод-любитель.

— Благодарю за такую трогательную заботу о государственном благе, — золотые глаза сощуриваются, скрывая вспыхнувший гнев. — Можешь считать, у меня сегодня выходной.

— Тогда продолжай, — милостиво разрешаю я.

Что мне терять? Я уже умерла, а с мёртвых какой спрос?

— Ты мне весь настрой сбила. Сама теперь рассказывай.