Откуда взялся старик?
Выступил из тумана, припадая на одну ногу, огляделся, непонятно пробормотал:
— Дева рыжая — есть, луна красная — есть, зарево над деревней тоже… или это над замком? — он подслеповато прищурился на размытую линию горизонта.
— Кажется, на этот раз и там, и тут, — любезно подсказала Эдит.
Двадцать лет жизни с бабкой научили ее, что старость нужно уважать. Особенно такую, которая вооружена крепкой суковатой клюкой.
В свободной от палки руке у старика был большой кожаный мешок. В нем что-то плескалось и булькало.
Интересно, чем это дед разжился на пустоши?
Сама-то Эдит, как обычно, пришла за пунцовником. Это люди милорда могли позволить себе отсиживаться за крепкими стенами, а для сиротки, которой самой нужно заботиться о своем пропитании, даже очередной набег Длиннолицых не повод отлынивать от работы.
— Тогда ответь: единорог лягнул осла? — спросил дед с мешком и клюкой.
Если бы не эта его палка, Эдит повертела бы пальцем у виска.
— Какой осел, дедуля? Кто бы оставил скотину на пустоши в такую ночь? Даже деревенские не настолько глупы.
— Значит, пока не лягнул, — заключил старик и неуклюже развернулся.
— Бывай, дева, свидимся, — услышала еще Эдит.
А потом туман сомкнулся за спиной уходящего, как огромные серые крылья.
Девчонка завизжала, как резаная, и присела, глядя на Джеда выпученными лягушачьими глазами.
Он ухмыльнулся, подумав, что испуг этой кикиморе только на пользу: обычно-то глазенки у нее маленькие и тусклые, как оловянные пуговки на манжетах того старого камзола, в котором лорд Кедрик имеет обыкновение ходить на псарню. А тут и щеки у дурнушки заалели, и чахлая грудь интересно заволновалась — смотри-ка, из кикиморы почти красотка получилась!
Джед повернул клинок — девчонка захлебнулась визгом, подкатила глаза и сползла по стене на пол, стирая спиной вековую паутину в темном углу.
— Да оставь ее, громила! — ревниво запищал Пуцли, нетерпеливо подпрыгивая и дергая дружка за мокрый рукав.
Джед замочил его, когда черпал вино из бочки шлемом. Старикашка виночерпий, испуганный бурным весельем воинов, куда-то запропастился вместе со своим ковшом, а жажда Джеда как раз стала совершенно нестерпимой. Новая стряпуха, пригретая милордом отнюдь не за кулинарные таланты, опять безбожно пересолила оленью ногу.
— Не пачкай меч, громила! — пропищал приставучий карлик. — Оставь ее, она когда-нибудь сама сдохнет.
— Я не того… не для этого…
Джед не смог договорить начатую фразу, потому что язык его не слушался.
Пуцли его не понял. Девица, похоже, тоже.
Джед вовсе не собирался рубить своим любимым клинком эту пучеглазую кикимору. Наоборот! Он любезно хотел освободить ее от пут тугого корсета со всеми вытекающими последствиями в виде простых и приятных плотских утех. А эта дура, значит, решила, что ее будут убивать?
Джед с недоверчивым изумлением глянул на дуру, валяющуюся в углу, точно груда несвежих тряпок, а потом надолго засмотрелся на собственное отражение в сизом металле клинка.
Определенно, сталь пора было отполировать — физиономия, обозначившаяся в ней, была уж очень страшной!
— Пуцли! — хрипло позвал Джед, со скрежетом загоняя меч в ножны. – Какой сегодня день?
— Третий! — без промедления отозвался карлик.
Джед в пасмурной задумчивости склонил голову набок.
Не доверять подсчетам Пуцли оснований не было, карлик славился сметливостью. Если он сказал, что день третий, значит, так оно и есть. Вот только — третий от чего? Вряд ли от начала времен. Судя по слою липкой грязи на каминной решетке и наплывам воска на канделябре, история замка значительно длиннее.
— А что было позавчера? — немного подумав и кое-как определившись с точкой отсчета, спросил Джед.
— А ты не помнишь? — Пуцли чему-то обрадовался. — Позавчера дочь милорда наконец-то заполучила жениха!
Это и впрямь был отличный повод для веселья.
— Ну, слава богу! — Джед облегченно вздохнул. – Наконец-то она уберется из замка!
— Вовсе нет, — карлик энергично помотал лопоухой башкой.
— Но ты же сказал!
— Я сказал, что что леди Амаранта получила жениха позавчера! — дразня Джеда, Пуцли отпрыгнул и кособоко заплясал на коврике у очага. — А вчера она его потеряла!
— Почему?
Джед напрягся и вспомнил позавчерашнего жениха.
Тот не тянул на прекрасного принца, что бы там не думала себе леди Амаранта. Ее безвременно потерянный жених — мелкий барон какого-то медвежьего угла — не блистал ни молодостью, ни красотой, ни умом. И выражение лица у него было точь-в-точь такое, как у скуповатого деревенского олуха, который ужасно боится быть облапошенным горластым и бессовестным ярмарочным торговцем. Впрочем, как раз это позволяло предположить, что жених леди Амаранты не полный идиот.
— Жених раздумал жениться, — ухмыляясь, объяснил карлик. — Один дурак из наших в разговоре с ним, загибая пальцы, дотошно пересчитал всех фаворитов миледи за последние три года. Когда пальцы на руках обоих собеседников закончились, болтун для продолжения счета разулся, предложил сделать то же самое горе-жениху, и тогда тот решил повременить со свадьбой.
— Я убью этого болтуна! — вызверился Джед.
— Давай, давай! Застрелись! — гнусно хихикая, предложил Пуцли, не без изящества поведя хилой лапкой в сторону арбалета, украшающего простенок между двумя дверьми.
— Драконий потрох! — смущенно выругался Джед. — Так это я все растрепал?
Карлик радостно кивнул.
— Драконий потрох! — беспомощно повторил Джед.
Настроение у него окончательно испортилось, но он не успел сообщить об этом Пуцли — того бы это порадовало. В дверь часто заколотили кулачки, и пронзительный женский голос завопил:
— Откройте дверь! Проклятые пропойцы, мерзавцы, жалкое отребье, щенки плешивой собаки!
Джед замер.
— Доблестный Джералд из Лакса, к вам благородная леди Амаранта! — склонившись в церемонном поклоне, прокудахтал Пуцли сквозь смех, за который Джеду захотелось убить дружка на месте.
— Чтоб ее дракон унесл! — пробурчал Джед в бессильной злобе.
Он отшвырнул Пуцли, который козликом прыгал, пытаясь дотянуться до засова, сам открыл дверь и поспешно посторонился. Амаранта ворвалась в залу, как розовый смерч.
Бессонница, вот что ее спасло.
Бессонница и еще тот синеглазый громила из замка, о котором Эдит до сих пор знала только одно: кости у него срастаются поразительно быстро.
За бессонницу следовало благодарить небеса — конкретно луну. Этой ночью она вошла в полную силу и висела на синей марле пробитого звездами неба, выпуклая и красная, как налитый кровью драконий глаз.
Можно было не сомневаться, что при такой луне деревенские до полудня не высунутся из своих вонючих домишек. Будут прятаться за щелястыми ставнями, подбадривая себя выпивкой и россказнями о богатырских подвигах Длиннолицых.
Значит, сегодня Эдит не грозит встретить в лесу глупых девок из замка, которых леди Амаранта послала за светлячками. Никто не будет швырять в нее шишки, пронзительно визжать: «Сгинь, ведьма, сгинь!» и в панике удирать, топча ногами ни в чем не повинные грибы и ягоды.
И светлячки тоже могут чувствовать себя в полной безопасности, нынче леди Амаранте не удастся украсить свою прическу прелестными зеленоватыми огоньками.
Может быть, в отсутствии лесных светлячков она воткнет в свои пудреные локоны пяток свечных огарков, и ее сальные космы вспыхнут, как хворост в камине!
Эдит представила себе, как украсит леди Амаранту закопченная лысина, смешливо прыснула и закрылась ладошкой.
Наверное, тогда лорд Кедрик оставит попытки сбагрить с рук дочурку заодно с Волчьей Пустошью. За плешивую Амаранту придется дать приданное побогаче.
Навязчивая идея лорда Кедрика избавиться от Волчьей Пустоши Эдит совсем не нравилось, но ее мнением никто не интересовался. Она знала: и деревенские, и люди в замке, и сам его хозяин считают Волчью Пустошь проклятым местом.
В страшных сказках, которыми родители пугают непослушных детей, пустошь занимает большое и важное место. Не случайно: молодых и сильных мужчин там погибло не меньше, чем в стычках с хамами. А восточные хамы убили уже столько людей, что еще чуть-чуть – и земли лорда Кедрика опустеют, как в годину чумы!
Но только при чем тут Волчья Пустошь?
Глупым олухам, которые нашли там свою смерть, следовало сидеть дома и не приставать к Сосульке.
Всем известно, что единороги терпеть не могут мужчин, будь те хоть из простых, хоть из знати. И, конечно, Сосульке не по вкусу, когда на него охотятся с арбалетами, словно он обычный лесной зверь.
Кстати, пришлым хамам от единорога достается ничуть не меньше, чем местным. Если вдуматься, лорд Кедрик должен Сосульке в ноги кланяться за то, что тот так здорово охраняет восточную границу феода!
Хотя, конечно, характер у Сосульки паршивый.
Эдит не забыла, как единорог укусил ее за руку, когда она в первый раз предложила ему угощение. Тогда ей было очень больно и обидно, и шрам на ладони остался, хотя она сделала всё, что можно, чтобы залечить рану как следует. Но Эдит не отступила, не оставила попыток подружиться с единорогом! Хотя ей не раз хотелось угостить норовистого зверя не сладкими ягодами рыжевики, а колючей плетью этого разнообразно полезного растения.
Честно говоря, ничего хорошего Эдит от Сосульки пока что не видела, и, если бы не строгий наказ покойной бабки, никогда не стала бы навязывать свою дружбу норовистому взрослому единорогу. До сих пор это было абсолютно убыточным делом: рыжевикой, которую сожрало неблагодарное четвероногое, можно было покрасить столько пряжи, что хватило бы соткать ковер размером со всю Волчью Пустошь!
Вспомнив наконец о пряже, Эдит заглянула в сундук с нитками, которые оставили ей деревенские.
Три мотка покрасить в желтый цвет, три в красный и два в синий. Понадобится много ягод рыжевики, лепестков пунцовника и кожуры болотного ореха. По ягоды и на болото нужно идти засветло, а вот пунцовник лучше рвать ночью, когда цветы закрыты, как туго сжатый кулак, и не издают одуряющего запаха.
Испытующе глянув на красную луну, устрашающий вид которой гарантировал ей безопасность, Эдит повесила на руку корзинку и пошла в лес.
Она сделала большую глупость, когда совершенно не приняла в расчет Длиннолицых. Кочевников красноглазая Луна нисколько не пугала, и с их стороны было вполне разумно напасть на феод в такую ночь, когда деревенские сидят в своих избах, как сверчки за печкой, только гораздо тише.
Топота конницы за спиной Эдит не услышала, потому что кочевники по обыкновению обмотали копыта своих лошадей мягкими тряпками. Она ощутила содрогание почвы, но не вдруг поняла, что оно означает.
Тропа между топью и лесом частенько шевелилась под ногами, как живая. Деревенские в своих глупых страшилках рассказывали, будто в Синем болоте однажды утонул огромный дракон, который, когда не спит, всё пытается выбраться наружу. Это он ворочается глубоко в вязкой грязи и в бессильной ярости пускает огненные струи, которые доходят до поверхности в виде шумно лопающихся вонючих пузырей. Вранье, конечно же. Драконов уже лет сто никто не видел.
Крайне маловероятной встречи с огнедышащим крылатым змеем Эдит нисколько не боялась, а вот попасться на пути кочевникам было равносильно смерти.
Когда она смекнула, в какую передрягу угодила, было поздно возвращаться: Длиннолицые уже двигались по тропе, направляясь к деревне. Они не спешили и еще не заметили Эдит, но неизбежно должны были настигнуть ее в считаные минуты.