Глава 1

Это вторая часть дилогии. Если вы не читали первую, то рекомендую начать с нее: "Ангел порочного круга" https://litnet.com/ru/reader/angel-porochnogo-kruga-b381193

Матвей

― Настя! Настя! Что же творишь?! Я же просил без моего ведома ничего не предпринимать! Какая была упрямая, такая и осталась. Упрямая и глупая…

Сердце заходит внеплановыми ударами. Ощущение, что чем выше стрелка на спидометре, тем чаще отбивает сердце… Была бы ты рядом, сказала бы сбавить скорость, но я не знаю, где ты и что с тобой. Ангел, мой ангел!

Начинает звонить телефон. Достаю из кармана, номер неизвестен:

― Да, слушаю.

― Твоя девка у нас. Хочешь найти живой, не привлекай внимания и убери своего стервятника, который прохода не дает.

― Кто это? Где Настя? Я хочу услышать ее.

― Ты бы лучше увидеть хотел целой и невредимой. Стервятнику дай отбой, ну и миллион деревянных с тебя за излишнее беспокойство. Девочка твоя строптивая, так что поторопись, а то я не особо терпеливый.

― Алло! Алло! – конечно же, гудки.

Черт! Настя! Значит, сестры с ней нет, хоть что-то хорошее. Собираюсь звонить Альбатросу, чуть сбавляя скорость: сейчас будет поворот на указанный склад. Как только останавливаюсь, к пассажирской двери подходит высокий худощавый парень в очках и стучит в окно. Этого человека я ни разу не видел, как и Альбатроса. Полагаю, что это он, и нажимаю разблокировку дверей. Парень тут же садится в машину и, не говоря ни слова, достает мобильный телефон с картой местности:

― На территорию склада можно пройти двумя путями, – да это голос Альбатроса, ― С главных ворот, – указывает рукой влево, ― и с обратной стороны, через вот это недостроенное здание, – приближает картинку на экране.

― Послушай, мне только что звонили с неизвестного номера и просили выкуп за Настю. Сейчас попрошу, чтобы подвезли деньги, и зайду с главных ворот. Попробуй найти Катю… мою сестру. И да… он знает, что ты здесь.

― Конечно, знает. Но на одной из верхних точек сидит стрелок, а еще двое ждут моих указаний. Пойдем через здание. Вашей сестры в зоне видимости нет, мне бы сообщили.

― Мне про нее ничего не сказали, только про Настю, – меня моментами охватывает паника и хочется, не дожидаясь ничьих указаний, рвануть и передушить причастных голыми руками, но подходить нужно с умом… ― Сейчас позвоню и мне привезут деньги.

― Я предлагаю начать операцию немедленно.

― Нет. Не хочу рисковать жизнями дорогих мне людей.

Беру телефон и набираю номер Сергея:

― Да, Матвей.

― Сними со счета миллион рублей и немедленно приезжай по адресу, который я тебе скину.

― Не понял… А что происходит?

― Сергей, не задавай вопросы, делай, что я говорю, у меня нет времени ждать! – почему просто нельзя взять и сделать, без глупых расспросов?..

― Меня сейчас нет в городе. Не смогу помочь.

― И где тебя носит весь день?! Твою ж мать!

― Послушай…

Разговор разрубает женский крик. На доли секунды я зависаю, потому что не могу понять откуда я его слышу: из телефона или снаружи. Потом мой разум накрывает волна дикого страха, потому что понимаю – крик принадлежит сестре. Вылетаю из машины, лишь краем глаза замечая, как Альбатрос зажимает пальцем наушник и начинает с кем-то разговаривать. Бегу в сторону главных ворот. Заворачиваю за угол, и меня чуть ли не сбивает синий автомобиль, на автомате отпрыгиваю назад, а нужно было вперед, возможно, остановил бы…

― Матвей, Матвей! Настя там!

Поворачиваюсь и вижу, как Катя лежит на земле. В голове кавардак и я не понимаю, что делать. Подбегаю к ней:

― Как ты родная? Кать, они что-то сделали тебе? Где Настя? – сажусь на корточки и пытаюсь ее поднять.

― Нет, со мной все нормально, просто толкнули. А Настю увезли!

― Вот, черт! – во мне закипают ярость и безысходность.

― Матвей, – подбегает Альбатрос, ― стрелок поставил маячок на машину, поехали. Екатерина, как вы?

― Нужно, чтобы сестру доставили ко мне домой, – сейчас все идет на секунды, но я не знаю, как разорваться между двумя родными людьми.

― Матвей, я сама доберусь. Настю спасай! – поднимаю Катю, стараюсь быстрее вывести с территории склада и вижу, что она прихрамывает.

― Сейчас мой человек подойдет. Едем!

― Я должен убедиться, что сестра вне опасности! – черт бы подрал этот проклятый выбор.

― Со мной все в порядке будет.

― Хорошо! – вижу, подходит человек от Альбатроса и сестра ему улыбается – чертовка.

Альбатрос уже ждет меня в своей машине, и я еще раз, обернувшись на Катю, запрыгиваю внутрь. Автомобиль с ревом срывается с места.

― Они уже далеко? Я вызову полицейский наряд, – начинаю хрипеть.

Альбатрос указывает на приборную панель: на ней планшет с двумя мигающими точками.

― Примерно в пятнадцати километрах от нас.

― Сколько человек в машине?

― По моим данным двое мужчин и одна девушка.

Черт, Настя! Мы едем на большой скорости, но не приближаемся к этой чертовой мигающей точке. Меня трясет от одной мысли, что они могут причинить Насте вред.

Знаю, что Альбатрос делает все возможное, но ощущаю себя абсолютно беспомощным. Просто сижу, блять, и ничего не могу сделать. Я многое бы отдал, чтобы оказаться рядом с Настей. Повернул бы время вспять и никуда не отпустил, но все это не имеет смысла. Если бы был за рулем, то выжимал бы больше, но требовать это – неразумно: на дороге много машин… Хотя я бы плевал на все машины разом. Начинаю хлопать по карманам в поисках телефона:

― Дай мне свой телефон, я вызову подмогу.

― Если вы о полиции, то не советую.

― Я позвоню проверенному человеку.

― Матвей, давайте так, вы поручили слежку мне, а значит, я делаю все – от начала и до конца.

― Но я не могу сидеть просто так, пусть перекроют выезд по дороге, мы же видим, куда они направляются. Ты один не справишься. Даже не звонишь никому!

Глава 2

Начинаю видеть все происходящее словно в замедленной съемке: мелькающие встречные машины, зеленая стена лесополосы, асфальтовая змея белой полосой, уходящая вперед и синий автомобиль на расстоянии двухсот метров. Прицеливаюсь и жму на курок. Первая – мимо. Вторая – мимо. Черт! Все из-за того, что я боюсь попасть в бензобак или каким-то нелепым образом в салон и задеть Настю или водителя. Машина начинает петлять: паскуды поняли, что их подсекают и набирают скорость, а при повороте нужно сбавлять… Нет, Настю не отдам! Третья – заднее правое колесо. Четвертая – левое. Пятая – переднее правое. Машину разворачивает юзом.

Альбатрос тормозит, поставив автомобиль поперек дороги, видимо, чтобы перекрыть движение. Выбегаю. Вижу, как открывается задняя дверь синей машины и выталкивают Настю, она вскрикивает, с головы слетает темная ткань… Суки! За ней вылезает подонок и сразу закрывается ей, как живым щитом. Мразь! Начинает волочить ее к лесу. Водила выбегает, и я слышу выстрелы, но с противоположной стороны, не понимаю, что происходит, но полностью сосредотачиваюсь на Насте, прибавляя скорость, насколько это возможно. Спуск вниз. Мразь продолжает закрываться Настей и отстреливается. Черт, он вооружен!

― Будешь преследовать, пристрелю сучку!

Настя, увидев меня, начинает от него вырываться. Глупая. Он замахивается на нее, чтобы ударить… Шестая – пролетает навылет, раздробив кисть ублюдку. Воздух разрубает смрадный крик. Мразь откидывает Настю и пытается убежать. Седьмая – в ногу. Он нужен живым. Падает и начинает вопить, корчась от боли. Подбегаю к Насте и опускаюсь коленями на землю:

― Милая моя! Как ты?

Она плачет и крепко прижимается ко мне. Ладошки содраны и в крови.

― Все, все, успокойся! Я рядом! – слышу выстрелы за спиной. ― Насть, нужно идти. Вставай.

Вижу, что ей больно, но она боец по духу, поэтому, опираясь на меня, встает. Ее трясет крупной дрожью. Отодвигаю Настю за спину и подхожу к ублюдку: он все еще стонет, а я не вижу поблизости оружия, замечаю, как дергается его рука. Молниеносно направляю пистолет:

― Не рыпайся, сохраню жизнь, – рожу искривляет недовольство, но руку он расслабляет, и я спокойно выбиваю ствол. ― Настя, возьми его пистолет и отдай мне, – подонка держу на прицеле, а от Насти хочу каких-либо действий, потому что ее до сих пор трясет.

― Сейчас, – подходит, берет оружие и тут же роняет. Пытается снова, но все повторяется. Как же она испугалась, девочка моя!

― Насть, мы в безопасности. Слышишь меня? – подхожу к ней, не сводя прицел.

Судорожно кивает и даже пытается улыбнуться. Поднимает оружие и трясущимися руками отдает мне:

― Вот, молодец! Насть, все позади и…

Не успеваю я договорить, как рядом с нами раздается выстрел. Настя вскрикивает и прижимается ко мне, стараюсь укрыть собой и буквально оттаскиваю за деревья. Она вскрикивает и начинает всхлипывать, прикрываю ей рот ладонью:

― Настя, тихо, тихо! Молчи. Хорошо?

Вновь судорожно кивает, но после очередного близкого выстрела и непонятного шороха начинает всхлипывать, а потом и вовсе задыхаться. Черт! Понимаю, что нарастает паника и состояние ей сейчас неподвластно, но шуметь нельзя. Пытаюсь понять, что происходит. Ублюдок, которого я подстрелил, воет.

― Настя, Настя! Перестань, тише! – ни хрена не помогают уговоры: она стонет и оседает в моих руках. Слышу треск и шелест листвы, который приближается, и решаюсь на последний козырь. Усилием поднимаю тихоню и, прижав к себе, шепчу на ухо:

― Насть, послушай, если за отца все еще отомстить хочешь, тогда собирай всю волю и тс-с-с… тихо! – сначала ноль реакции, а потом резко замолкает. Услышала, хорошо. В магазине остался один патрон, если, конечно, я не ошибся и он был заряжен полностью. А сколько патронов в орудие ублюдка понятия не имею. Вижу, как из-за кустов выходит парень в полицейской форме и оглядывается по сторонам, замечает раненого и подбегает к нему. Я просто на доли секунды не успеваю подать голос.

― Где девчонка и Стоянов?

― Не знаю, не знаю. Помоги мне.

Теперь понимаю, почему Альбатрос был против наряда полиции – они кишат продажными шкурами.

― Вставай давай!

Тот, что в форме помогает подняться подонку. Настя молчит и еле дышит, но вжимается в меня сильнее, с каждым их движением. А я размышляю, стоит ли тратить последний патрон на крысу в погонах, если на дороге их может быть целая стая…

― Настя, – шепчу, ― Куда двигаюсь я, туда и ты, только тихо. Поняла?

Спокойно кивает. Отлично. Тот, кого я подстрелил, достаточно голосист, и это играет в нашу пользу: пока он встает и начинает шумно передвигаться, отвожу Настю в сторону, а потом идем параллельно с ними только в метрах двадцати за кустарниками и деревьями. Из-за того, что он стонет нас неслышно. Мы возвращаемся к дороге, но где Альбатрос и его люди, если эти двое движутся в том же направлении, словно к спасению? Вижу, что Настя прихрамывает, то и дело, сгибая ногу в колене:

― Потерпи, маленькая, чуть-чуть осталось, – уже вижу полицейские мигалки на дороге.

― Я в порядке.

― Заметно…

Неожиданно крыса бьет сотоварища по спине, тот вскрикивает и падает на колени:

― Я поймал его, – кричит стоящим в метрах десяти полицейским. ― Хотел сбежать, пришлось применить оружие.

― Отведите его в машину. А что насчет девушки и господина Стоянова? – я не ошибся голосом, сам Соболев здесь. Почему?

― Не нашел Артем Александрович.

― Отправьте несколько человек, пусть прочешут лес вдоль и поперек, возможно, им нужна помощь, – Соболев отходит в сторону одной из машин. Интересно этот цирк предназначен для него? Или я столько лет жил в обмане? Артем Александрович не мог продаться… не верю! Или не хочу…

― Это же Соболев, да? Пошли? – Настя устала, и я понимаю ее желание, чтобы все поскорее закончилось, но во всей этой обстановке что-то не сходится. Почему он вообще здесь?

― Нет, подожди. Тебе очень плохо? – лицо белее сметаны, ей-богу.

Глава 3

Настя

Вижу, как Матвей уходит. Господи, сбереги его! Понимаю, что там его знакомый полковник, который занимается делом о папе, но на душе все равно очень тревожно.

― Идемте, Анастасия Викторовна. Здесь долго стоять нельзя.

И этот человек… Кто он? И почему Матвей сказал ему отвезти меня домой, но в то же время дал пистолет?..

― Куда мы идем? – следую за ним вглубь леса. Еще несколько раз обернулась, но Матвея уже не было видно. По крайней мере, я больше не слышу выстрелов, значит, с ним все хорошо. Хоть бы с ним было все хорошо!

― Если пройдем напрямки около полутора километров, то выйдем в городской поселок, а оттуда я отвезу вас домой к Стоянову.

― Кто вы? – полтора километра в неизвестном направлении и с человеком, которому Матвей не доверяет полностью? Или он имел в виду не его? Запахиваю жилет плотнее, боясь, что из кармана вывалится пистолет и этот человек увидит.

― Называйте меня Николай.

― «Называйте»? То есть, это даже не ваше имя?

― Считайте мое.

― Кто вы?

― Тихо! – останавливается и начинает прислушиваться, а меня одолевает страх. Засовываю руку в карман и прикасаюсь к холодной стали. ― Надеюсь, что оружие вам не понадобится.

Он знает, что у меня пистолет?! Мне ничего нельзя доверить…

― Кто вы? – останавливаюсь. Но это не только потому, что не хочу идти в знак протеста, пока он не объяснится, а больше из-за того, что болит коленка. Чувствую я себя плохо, все вокруг какое-то нереальное и продолжает ныть голова.

Он оборачивается:

― Анастасия Викторовна, я ваш друг, – говорит с абсолютно безэмоциональным лицом. ― Пойдемте.

Иду следом. Если бы Матвей был рядом, он бы обнял, прижал к себе, и стало бы не так больно. Смотрю на свои ладони: кожа разодрана и запекшаяся кровь. Он бы и на ладошки подул. Настя, соберись! Господи, я так привыкла быть за Матвеем, что сразу же раскисаю, когда его нет рядом. Мысли о нем позволяют забыть о боли и просто следовать за Николаем. В лесу достаточно тихо, только пение птиц и иногда хруст веток под ногами – это успокаивает… До тех пор, пока я не слышу выстрел вдалеке… Сердце ухает вниз:

― Матвей! – разворачиваюсь и бегу в обратном направлении. Лесная тропа давно закончилась, и я просто бегу, как мне кажется, к трассе.

― Анастасия, куда вы, черт возьми?!

Слезы начинают застилать глаза, когда раздается еще один выстрел. Я должна успеть. Это все из-за меня. Я не хочу его потерять. Коленка болит сильнее, словно в нее насаживают спицы раз за разом. Дыхание начинает сбиваться. Я бы успела, но этот человек догоняет меня и останавливает рывком за плечо:

― Вы что с ума сошли? Мы должны уходить.

Смотрю непонимающим взглядом:

― Там же Матвей, ему, возможно, нужна помощь. Отпустите меня! Это я виновата, что он в опасности, – плачу. ― Вы же сможете помочь, я уверена. Пожалуйста, – складываю руки в молитвенном жесте. Он берет меня за локоть и старается увести обратно вглубь леса, а я пытаюсь схватить его за руку и тяну туда, откуда слышались выстрелы. ― Пожалуйста, Николай! Я не смогу без него. Пожалуйста!

― Анастасия Викторовна, успокойтесь! Матвей Глебович дал четкие указания, что я вас отвожу к нему домой. Пожалуйста, не препятствуйте.

Говорит так спокойно, будто не было этих злосчастных выстрелов.

― Но ему наверняка нужна помощь…

― Чем быстрее выполню его указание, тем скорее смогу помочь. Пойдемте.

Вновь следую за ним. Выстрелов больше неслышно, но из глаз катятся слезы. Господи, помоги ему, я тебя очень прошу!

Всю дорогу до поселка я молилась. Коленка болела, но в молитве я забывалась. Незадолго до того, как мы вышли к жилым домам, Николай начал с кем-то разговаривать, но не по телефону, а через наушник. Я даже не знаю, о чем был разговор – мне все равно, что со мной будет, если Матвея не станет. На второй отчаянный шаг, как был после убийства папы, я не готова… просто не будет сил… Но ведь так не может быть, мы же любим друг друга… так не может быть…

― Анастасия Викторовна, вы меня слышите? Садитесь в машину.

Я даже не заметила, как мы подошли к черному автомобилю. Собираюсь сделать шаг к передней двери, но он останавливает:

― Нет. Вам лучше сесть на заднее сидение.

― Послушайте, Николай, а, может, мы на машине доедем туда, где Матвей? Ну хоть одним глазком увидим, что с ним все в порядке.

― Садитесь, – открывает дверь и указывает рукой внутрь салона, я слушаюсь.

― Поедем, а? – снова спрашиваю, когда он садится в машину. Ни на что не надеюсь, но вдруг он сжалится надо мной.

― Мне бы сообщили, успокойтесь! – заводит двигатель и машина направляется в противоположную сторону от любимого человека.

Мне становится чуть легче. Господь Бог не оставит его, а я буду продолжать молиться. Откидываюсь на спинку сидений и сразу же погружаюсь в минувшие события сегодняшнего дня.

Глава 4

Когда Катя приехала, у нее уже была необходимая сумма на руках. Пятьсот тысяч, которые должны были расставить недостающие точки в убийстве отца и открыть имя виновного.

Вчера Эльвира прислала мне сообщение о месте и времени встречи, и еще раз напомнила, чтобы я была одна и ни в коем случае не обращалась в полицию. Может, все так произошло из-за того, что Катя меня туда привезла? И будь я одна, все сложилось бы по-другому?

Как только мы подъехали к складам, мне позвонили. Чуть сиплый голос говорящего мужчины сразу же отозвался страхом внутри. Он сказал, куда именно я должна принести деньги. Недостроенное здание возвышалось над небольшими контейнерами и двумя ангарами. Пачку купюр я сжимала в руке: сто цветных листочков бумаги, которые распоряжаются судьбами людей. Вошла внутрь, а потом даже не поняла, что произошло. Грубая мужская рука обхватила сзади и силой втащила в темное помещение. Я слышала его дыхание возле шеи, пыталась расцепить захват, царапала кожу руки, но вырваться не получалось.

― Ты пахнешь страхом и ненавистью – идеальное сочетание для дочери мертвеца!

Больше не единого громкого слова, но мне показалось, что я слышала этот голос ранее. Второй рукой он взял деньги. Я сжимала их со всей силы, но чем сильнее это делала, тем сильнее он давил, прижимая к своему телу, и тем отчетливее я слышала его омерзительное дыхание. Не знаю почему, но я замерла, страх полностью сковал тело.

А после… он одной рукой зажал мне рот, прошипев «ты слишком шумная», а второй забрался под свитер, и я ощущала его мерзкие пальцы на животе и груди, затем почувствовала на шее прикосновение языка, а его рука начала спускаться до пояса джинсов. Страх зашкаливал, я стала задыхаться и дышать навзрыд, именно это помогло выйти из ступора: я начала вырываться, кричать, укусила руку. Он оттолкнул и я, обо что-то сильно ударившись коленом, отлетела к стене. Продолжала дышать навзрыд, пытаясь заглотить побольше воздуха, но тщетно. Потом услышала громкий стук, появился второй мужской голос, он что-то говорил, но для меня было все единым шумом. Затем захлопнулась дверь и я услышала скрежет ключей – они оба ушли. Но дышать легче не стало до тех пор, пока не показалось, что я слышу голос Матвея. Вскочила на ноги и боль пронзила колено, но это было неважным, я начала колотить по двери и звать на помощь. Потом все стихло, я поняла, что ошиблась, но теперь могла дышать.

В этой жуткой комнате не было окон, поэтому я на ощупь искала что-нибудь, с помощью чего смогу защитить себя. То, что я не слышала голоса или крика Кати пугало и приносило облегчение, одновременно. Я хотела, чтобы с ней было все в порядке, и чтобы она позвала на помощь Матвея. Хотя он вряд ли простит мне ложь. Руками нащупала жесткую ткань, по типу брезента, которой было что-то накрыто. Возможно, это был двигатель, раз я видела здесь ангары. Вновь раздался скрежет ключей. Уже другой мужской голос с явным кавказским акцентом приказал мне выйти, но я затаилась присев за покрытую брезентом махину. Потом он назвал меня по имени и отчеству, и я понадеялась, что это полиция, которую вызвала Катя. Но снова ошиблась, потому что, как только вышла, мне накинули на голову темную ткань и силой потащили вперед.

Я опять начала кричать и пыталась вырваться, потом почувствовала что-то твердое под горлом. Все тот же голос сказал, что если я буду сопротивляться, меня убьют. Вывели на улицу, а затем усадили в машину, на заднее сидение, все также под дулом пистолета. Машина рванула с места, мне послышался женский крик… Надеюсь, что с Катей все в порядке. Должно быть: ведь Матвей сказал, что она у него дома… Дальше мы ехали на большой скорости, и что-то пошло не по плану, потому что двое, по-видимому, водитель и тот, что был со мной, ругались. Но о чем не знаю, они говорили не по-русски. А после были выстрелы, машина остановилась, и меня вытолкнули на улицу. Я вновь ударилась коленкой. Бессмысленный бег по лесу. А потом был Матвей! Господи спасибо тебе за него! Для меня он все так же остается ангелом-хранителем, которого ты отправил для моей защиты. Пожалуйста, сбереги его! Пусть он не простит и мы расстанемся, только прошу, сохрани ему жизнь!

― Приехали, Анастасия Викторовна!

Голос Николая выдернул из раздумий, я открыла глаза и увидела знакомый подземный паркинг – я дома:

― От Матвея нет известий?

― Я доведу вас до квартиры, – выключил зажигание и вышел из машины.

Почему он не отвечает на мои вопросы? Я тоже поспешно вышла. Наступила на ногу и ее пронзила резкая боль. Но это сейчас неважно:

― Пожалуйста, ответьте мне! – он никак не среагировал, лишь указал рукой, чтобы я шла впереди.

― Что у вас с ногой? Может, нужна медицинская помощь?

― Ничего не нужно… – из глаз начали литься слезы. Это все из-за меня. Я, действительно, приношу несчастье людям, которые рядом. Мамы тоже не стало, как только я появилась на свет. Господи, сбереги Матвея! Я тебе обещаю, что уйду из его жизни, только сбереги!

― Уверены?

― Да, – подходим к двери и я понимаю, что у меня нет ключей. Да и не было никогда, я всегда приезжала сюда с Матвеем. ― У меня нет ключей от квартиры.

― Не проблема. Сестра Матвея Стоянова внутри, – нажимает на кнопку звонка и отходит за спину, я слышу, как открывается дверь, и подхожу ближе. ― Катя! Я не знаю, где Матвей и что с ним, – чувствую свою вину и стыд, потому что все из-за меня. Наверное, она меня возненавидит теперь, но Катя подходит и прижимает к себе.

― Успокойся, детка! – гладит по голове. ― Кто тебя привез тогда, если не Матвей?

― Николай. Он…, – оборачиваюсь, чтобы представить, но его уже нет. ― Был тут только что. Кать, Матвей в опасности из-за меня, понимаешь, – прохожу внутрь квартиры. ― Я не знаю, что делать…

Глава 5

― Насть, не плачь. Уверена, что с Матвеем все хорошо, – успокаивает меня, гладя по голове, а сама то и дело всхлипывает.

― Я не смогу без него. Не хочу, чтобы так было. Кать, мы вчера признались друг другу в любви. У нас с ним первая ночь вместе была. Он мой единственный, понимаешь… – говорю, задыхаясь от слез.

Мы сидели в кухне. После того как пришла, мне стало хуже: опять темнота перед глазами и голова закружилась. Катя уговорила меня что-нибудь съесть, потому что мы с ней не обедали, сразу поехали на склад. Но я даже пить не могу, комок стоит в горле, мне сложно сглотнуть.

― Понимаю, милая! Но Матвей крепкий мужик. Он духом крепкий. Должен справиться. Потому что я тоже не представляю, как буду без него, – всхлипывает. ― Мы хотя бы раз в неделю, но созваниваемся. Надирчик его обожает. Он был у меня полгода назад, так сын за ним всюду хвостом ходил. Конечно, отца же у него нет, только любимый дядя.

― А ты вместе с мамой живешь? – поднимаю голову со столешницы и утираю сопли рукавом. Катя сразу же дает салфетки. ― Спасибо! Я бы тоже с сестрой созванивалась, если бы она у меня была. Матвей рассказывал, что не общается с мамой, – пытаюсь говорить о его семье, лишь бы вновь не слышать эти выстрелы в лесу. Они до сих пор отзываются по моему телу разрывающим эхом.

― Да, совсем не общается. Даже когда прилетает в гости, мы от нее скрываем… Благо живем не в одном доме.

Зазвонил телефон Кати.

― Это Матвей? – оживляюсь, но Катя отрицательно мотает головой.

― Да, папочка. Да, в порядке. Матвей? Он ушел, вышел буквально на… Где видели? Пап им показалось. Нет, не нужно никуда звонить. Со мной все в порядке, я же говорю. Пап, пап, я сейчас приеду к тебе. Только не волнуйся, – отключает вызов. ― Капец, папе уже «добрый аист» принес весть, что у Матвея проблемы. Вот, хорошо иметь связи, но блин иногда они опережают события.

― Они сказали, что с ним? Где он? – даже не знаю, кто «они», но вдруг сказали…

― Нет, он тоже ничего не знает. Сказали, что в нескольких километрах от города перестрелка и «кажется» там видели Матвея. Слышат звон и не знают, где он. Никакой конкретики, только «кажется». Милая, мне нужно поехать к отцу. Если его второй инсульт стукнет, то боюсь, не переживет. Мы и так его еле с того света достали. Не плачь, Насть. Не может быть все плохо разом.

― Езжай, конечно, я справлюсь. Только как, вдруг за тобой следят?

― Сейчас звоночек сделаю.

― Кому?

Катя набирает чей-то номер, выставляет ладонь вперед, показывая, что у нее все под контролем.

― Роман, а вы сможете меня сопроводить к отцу загород? Он плохо себя чувствует, а выходить из дома одна я боюсь. Да, буду вам очень благодарна. Жду, – откладывает телефон в сторону. ― Готово.

― Кто это? – не хочу оставаться одна в доме, но понимаю, что Кате нужно уехать.

― Один из людей команды «темного» Геннадия. Он привез меня сегодня с этих жутких складов. Слово за слово – выпросила телефончик для верности.

― Правильно.

Идем к входной двери.

― Слушай, Насть, а поехали вместе со мной. Я отца оставить не могу, но за тебя очень беспокоюсь. Поехали. О Матвее нам сообщат все равно.

― Ты думаешь, с ним что-то случилось? Думаешь, его больше нет? – начинаю задыхаться, сама от себя не ожидая.

― Нет, я не то имела в виду. Давай-ка ты сядешь на диван. Я тебе еще раз повторю: Матвей сильный. И знаешь что?

Слова Кати меня успокаивают:

― Что?

― Он не оставит нас с тобой. Слишком любит.

У нас обеих катятся слезы. Смотрим друг на друга, а потом крепко обнимаемся.

― Спасибо, Кать! Правда, ведь ничего с ним не случится, потому что он нас не оставит?

― Правда. Точно не поедешь со мной?

― Я буду его здесь ждать. Вдруг он придет… Нет, не так! Когда он придет, я хочу быть здесь, – стараюсь сдерживать слезы, потому что вижу, что Катя тоже держится из последних сил.

Раздался звонок, который внизу охраны:

― Екатерина Глебовна, я на месте.

― Насть, все хорошо будет, не сомневайся. Иду.

― Катя! Слушай, а почему, когда я спросила про Юрия, не заметила ли ты ничего странного, ты ничего не ответила?

― Если к этому причастен Юрик, и если что-то еще и с Матвеем случится, я его из-под земли достану и выцарапаю глаза собственными руками. Я пойду Насть. Пока. И держи телефон рядом, будем на связи. На всякий случай запри все замки.

― Хорошо. Будем на связи.

Я закрыла дверь. Ее можно открыть только ключом. Мне ведь не показалось, Катя что-то знает, но не хочет говорить… Ничего, главное, чтобы Матвей побыстрее вернулся. Я села на диван и перед глазами вереницей пронесся сегодняшний день, а потом я начала вспоминать вчерашний вечер и ночь – я была очень счастлива. Почему же счастье обязательно сменяется горем? Вновь внутри меня раздались выстрелы в лесу, а потом и у собственного дома в Подмосковье… Папа…

Глава 6

Матвей

Въезжаю в подземный паркинг и наконец-то могу спокойно выдохнуть. Катя у отца. Я выжил, – криво усмехаюсь. И Настя из дома никуда не выходила. Как же ты меня подвела Анастасия Приозерская…

Откидываюсь на спинку сидения и завожу руки за голову. Домой идти не хочу, потому что все еще киплю от злости на Настю. Зачем было лгать? Неужели я давал ей повод для недоверия? Ни хера не давал. Черт…

Специально домой не пойду, пусть поволнуется. Кате я только что позвонил и предупредил, чтобы не звонила Насте, типа хочу сам сюрприз сделать. А сюрприз она мне устроила с утреца пораньше. Я ей-богу, сединой покрылся из-за этой ее выходки. Буду сидеть и не сдвинусь с места.

Минуту сижу, две… А, черт! Я волнуюсь за нее больше, чем хочу проучить. Выхожу из машины, постукиваю по вмятине размером с футбольный мяч, вспоминаю Татьяну. Вот кто был бы рад моей смерти так это она. Нужно поскорее разрешить дело с разводом и пусть она получит «ни черта» отступных, тогда я буду еще спокойнее. Честное слово.

Поднимаюсь на лифте и подхожу к двери, но, прежде чем открыть замки ключом, прислушиваюсь. Интересно, что она сейчас делает? О чем думает? Бля, наверное, опять строит свои «умные» теории, как узнать о виновных в смерти отца. Пятьсот тысяч на оплату учебы, пф-ф-ф… Твою ж мать… Вот сейчас войду и все выскажу, что думаю о ее поступке, на слова буду щедр и абсолютно безграничен в выражениях. Открываю замки и вхожу внутрь, включая настенный свет.

Не успеваю опомниться, как мой Ангел подлетает с дивана, где лежала, свернувшись в калачик, и кидается мне на шею:

― Матвей, родной мой! Любимый! – целует меня, и я в принципе забываю, что хотел сказать и что вообще произошло. Обнимает со всей силой, наверное, что в ней есть. ― Как ты? В порядке? Ответь мне что-нибудь. Ты не ранен? У тебя не болит ничего? – слезы льются по обеим щекам, и я еле сдерживаюсь, чтобы сдержать свои проступившие на глаза. Черт, обо мне никогда и никто так не беспокоился, кроме нее и Катьки. Вспоминаю сестру и сегодняшние их проделки. Отстраняюсь от Насти, хотя клокочущий внутри гнев заливает ее безграничная любовь. ― Ты почему молчишь?

― Насть, а что говорить? – утирает глаза рукавом, но я должен быть жесток: ее выходки – это не дело. ― Объясни, какого черта ты решила вершить правосудие? – вижу, как меняется ее взгляд и сейчас она похожа на брошенного котенка. Я делаю шаг назад и ее руки спадают вниз. Разуваюсь. ― Скажи мне, я давал тебе повод для недоверия? – начинаю действительно закипать от злости.

― Нет… я…

― Не ты ли мне обещала… Давала честное слово! Что с любым сложным вопросом ко мне обратишься? Я разве не предупреждал тебя, чтобы ты не лезла в криминальные разборки? Мне все в участке про твои «переговоры» с причастными к убийству рассказали.

― Но это же папа…

― Настя! Твоего отца убили из-за того, что он кому-то дорогу перешел! Ты хочешь теперь себя угробить, и со всеми нами порешить? Так, заодно… – смотрю прицельно.

― Не говори так. Ты самое дорогое, что у меня есть…

― Что-то Насть, вообще не чувствуется.

Просто молчит, а из глаз текут слезы. Теперь бледнеет…

― Настя, ты в порядке?

― Да, да, все хорошо…, – начинает быстро вдыхать воздух. ― Ты абсолютно прав! Я дура. Прости, – отходит к лестнице.

― Настя, я не закончил еще. Вернись.

Оборачивается. У нее начинают быстро бегать зрачки и дыхание учащается:

― Если ты успел побывать в участке, почему мне не позвонил и не сказал, что с тобой все в порядке?

― То есть, это я виноват, да? Я не перед кем давно не отчитываюсь, а тем более перед теми, которые ни в грош ни ставят мои слова и мои чувства!

― Конечно, ты прав…

Поднимается по лестнице прихрамывая, вспоминаю, что она ударилась коленкой. Заходит в мою спальню… в нашу… сам не знаю. Пусть! Встряска пойдет на пользу и, может, наконец-то, выбьет всю дурь из ее головы. Шумно сажусь на диван, ударяя несколько раз по подушке. Стараюсь успокоиться, то и дело, прислушиваясь к тому, что происходит наверху. Тихо – это хорошо. Сижу минут десять, а потом вытаскиваю из-под спины подушку, потому что она, черт побери, неудобная, и на пол что-то падает. Наклоняюсь, чтобы поднять… Крестик. Это цепочка с Настиным крестиком. Она за меня молилась. Просила Бога помочь мне. А ведь он ее услышал…

Глава 7

В один момент мысленно проваливаюсь на трассу возле лесополосы. Как только я отправил Настю с Альбатросом и вышел к машинам, подошел Соболев и, похлопав по плечу, взглядом указал на какого-то толстого борова в погонах, как у самого Артема Александровича. Смотрю не понимая, он отводит меня в сторону:

― Матвей, будь предельно внимателен, это…

― Не познакомишь нас Артем Саныч? – боров не заставил себя долго ждать.

― Конечно, Павел Николаевич! Это Матвей Стоянов, о котором я говорил, владелец «КсенонМед», по моему мнению, лучший в своей отрасли. И, главное, честный и неподкупный.

Боров усмехается, и чуть ли не давится слюной:

― Посмотрим, проверим, – протягивает руку для знакомства, а у меня к горлу подкатывает тошнота, такой мерзостью от него несет. Я кидаю взгляд на Соболева, и он смыкает веки, одобряя жест. Твою ж мать… Протягиваю руку. У борова еще и потные ладони… Так бы и врезал по физиономии, чтобы сбить приторно-лживую улыбку.

― Вот и отлично! Рад, что нашли общий язык, – понимаю, что Соболев гонит какую-то хрень, но не въезжаю почему. ― Матвей, можно тебя на пару слов?

Отходим на несколько шагов. Боров тем временем начинает кому-то звонить.

― Артем Александрович, ты в своем уме? Ты чего меня с какой-то потной крысой знакомишь? Что здесь вообще происходит?

― Матвей, сбавь норов. Это не для разговора сейчас! Где Настя Приозерская?

― А при чем здесь Настя? Не вмешивай ее, будь добр!

― Не я вмешиваю, она вмешивается…

― Артем Саныч, двоих поймали. Сейчас беглеца приведут. А девица ускользнула. Я б ей показал своего начальника, смазливая говорят…

Боров начинает ржать, я инстинктивно подаюсь вперед, чтобы хорошенько врезать ублюдку, Соболев останавливает за плечо, отдергиваю, и ярость потихоньку затмевает мой разум.

― Не сейчас, Матвей.

Если бы Соболев не был мне как родной дядька еще с армейских времен, я бы и ему хорошенько врезал, но притормаживаю…

― А вот и беглец!

Боров отходит, я вновь делаю шаг в его сторону, а Соболев опять тормозит.

― Да, чтоб тебя…

― Успокойся, я сказал! – не кричит, но четко дает понять, что эмоциям здесь не место.

Из леса под руки выводят парня, который, видимо, был водилой. Тот ругается матом, не жалея чьих-либо ушей. Бранится он, конечно, не по-русски, но общение с Рустамом, в сложные для нас обоих времена, не прошло даром.

А потом происходит то, что я не могу до сих пор объяснить самому себе. Когда водилу ведут к машине в мышеловку, и он проходит мимо, то ухищряется выхватить из-за пояса пистолет и стреляет, явно целясь в меня, но промахивается. Его начинают скручивать. А дальше, слышу голос Насти, который окликает меня совсем близко, мгновенно оборачиваюсь, и рядом с моей головой пролетает вторая пуля, застряв в дереве, возле которого я стоял. Если бы она не позвала, я бы сегодня домой не вернулся…

Сам понимаю, что это ерунда, от которой я всегда отмахивался – сверхъестественное для меня это сверх неестественно, но мой Ангел меня спас.

Черт, наверняка переборщил с обвинениями и да, нужно было ей сразу позвонить, как только… выжил. Усмехаюсь, но все еще ощущаю противный мороз по коже. Взбегаю по лестнице, открываю дверь и вижу свою Настю. Сердце начинает колотить с большей скоростью, она лежит на кровати, уже переодевшись в пижаму, смотрит на меня своими прекрасными глазами, полными слез – настоящее Каспийское море: с зеленой солоноватой водой. Хочется сгрести ее в охапку и целовать не останавливаясь. Подхожу ближе:

― Насть, извини меня… И да, – раскрываю ладонь, ― это твое.

Сажусь рядышком. Она забирает крестик и, зажав в кулачке, подносит к губам. Смотрит на меня и молчит.

― Насть, ты не должна была так поступать.

― Извини, что обманывала тебя. Мне правда жаль, – заговорила – это хорошо.

― Да, не должна. И об этом мы еще поговорим. Но есть еще кое-что, – беру ее ладони в свои. ― Ты подставила себя, понимаешь?

― И Катю тоже, – всхлипывает.

― Кате я еще уши надеру за такие выходки. Она сама хороша. Ну, где была ее голова, чтобы дать тебе деньги?! Ладно, с ней отдельный разговор будет. Насть, скажи еще раз, ты любишь меня?

― Очень, – сжимает мои руки своими холодными пальчиками.

― Тогда, скажи какого черта… – останавливаюсь, понижая голос. ― Почему ты не посчиталась с моими чувствами? Мне казалось, что мы движемся куда-то в направлении крепкой пары и даже... неважно. Но ты так легко подвергаешь себя опасности, совсем не подумав каково мне будет, если с тобой что-то случится. Почему Насть?

Пожимает плечами и снова всхлипывает:

― Потому что до того как появился ты, моей семьей был отец. Была еще бабушка, но папа был для меня целым миром, пойми. И я не могу свыкнуться с мыслью, что его убийца не понесет наказание. У меня все разом отняли, просто рухнул мир, стекая алыми струйками по рукам… Я никогда с этим не смирюсь, – закрывает ладонями лицо и начинает рыдать, как обычно, тихо вдыхая воздух внутрь себя.

― Настя, маленькая моя, не плачь!

Прижимаю к себе, и она уже не упирается, как раньше, а сразу льнет к телу. Еще пару дней назад я не мог свыкнуться с мыслью, что моя Настя пришла в ночной клуб продать свое тело ради денег. А сейчас, держа ее в объятиях, осознаю насколько ей было больно и сколько в этой хрупкой девочке смелости, что она решилась на такой поступок. Прижимаю сильнее.

Последнее время я пытался оградить Настю, да и себя, наверное, от лишних проблем. Хотел сохранить спокойствие и свой прежний уклад жизни, но если бы что-то случилось с Катей или Настей…

― Я помогу, – говорю, целуя в шелковистые волосы, пахнущие сиренью.

― В чем? – чуть отстраняется, и я вновь утопаю в каспийских водах.

― Помогу найти убийцу твоего отца!

Глава 8

Настя

― Правда? – смотрю в глаза Матвея и не могу поверить в то, что он сказал. ― Ты же был против и говорил, чтобы я положилась на работу полиции. Они ведь никогда меня не слушали, кроме полковника Соболева, но и он не смог помочь... Почему сейчас?

― Соболева я со счетов не сбрасываю, он поможет. Почему «сейчас»?.. – чуть отодвигается, а потом садится в кровати спиной к стене, прижимает к себе и укрывает наши ноги одеялом. ― Потому что сегодня я чуть не потерял двух дорогих для себя людей. Знаешь, когда отца парализовало после инсульта, я был так зол на него, что сказал… – начинает хрипеть, а затем откашливаться.

― Что сказал? – устраиваюсь в объятиях любимых рук и прислоняю ухо к сердцу: его стук словно исцеление.

― Что он это заслужил… И то, как он убивается по матери, в итоге прикончит его. Сказал, что это будет для него хорошим уроком. Отец лежал в больничной палате с дыхательной маской и закрытыми глазами. Я решил, что он спит и… наговорил еще много чего лишнего. А после увидел, как по его щеке скатывается слеза.

― Но ты же потом обнял, и ему стало легче, правда?

― Нет. Я ушел. И не возвращался несколько месяцев. Нанял лучших специалистов, сиделок, создал для него прекрасные условия, лечение, реабилитацию. Но не был рядом. Тогда казалось это лучшим, что могу сделать. Главное, чтобы он не видел и не слышал меня. Во-первых, я чувствовал свою вину и не хотел еще раз, наговорить лишнего. А, во-вторых, или даже это во-первых, я до сих пор не могу простить, что он всю жизнь пытался вернуть мать, которая даже мизинца его не стоила.

― А почему ты решал за него? Это же были отношения твоих родителей, не твои.

― Не знаю… пытался его уберечь от еще большего разочарования. Видел, что он любит недостойную женщину и всякий раз, когда натыкался на очередную измену, высказывал ему все, что думаю. Мы даже несколько раз пытались подраться, но он был явно умнее меня и никогда не наступал, только оборонялся.

Выбираюсь из рук Матвея и заглядываю в глаза: гречишный мед, омытый дождем.

― Я думаю, что ты пытался таким образом уберечь себя, но вместо того, чтобы прожить гнев и обиду на маму, ты вымещал все на отце. Ребенку сложно справиться с такими эмоциями.

― Я не был ребенком.

― Мы всегда дети относительно своих родителей.

Криво усмехается:

― Опять твоя психология?! Но, возможно, ты и права…

Целует в лоб, а потом прижимает к себе крепко-крепко. Позже, когда Матвей, наверное, уже спал, я благодарила Бога за то, что он вернул его живым! Я хорошо помню свое обещание: уйти из его жизни, если он останется живым и невредимым…

Проснулась от шума воды, за окном уже светло, видимо, Матвей в душе. Как крепко я спала, что не слышала звонка будильника. Буквально секунды радуюсь, что сейчас увижу Матвея, потом поворачиваю ногу и ощущаю резкую боль в колене. Меня словно пеленой накрывают воспоминания о прикосновениях того ужасного человека и начинают горечью в душе отзываться его слова «Ты пахнешь страхом и ненавистью – идеальное сочетание для дочери мертвеца»… А если он и есть убийца отца?! От этой мысли сжимается все внутри… Нужно было сопротивляться и причинить ему боль, убить… А я ничего не смогла. Но, где я могла слышать этот голос?..

Шум воды прекратился, и я наконец-то увидела Матвея:

― Доброе утро, соня! – вышел с полотенцем на бедрах. Какой же он красивый. Я ни разу не рассматривала его столь пристально. ― Почему так смотришь?

― Соскучилась по тебе.

― Это хорошо, – подходит и садится рядом. Теперь я могу пальцами дотронуться до красивого тела в капельках влаги. ― Насть… – кладет руку на мои колени и боль возвращается. Я непроизвольно морщусь. ― В чем дело? – лицо вмиг становится обеспокоенным.

― Нет, нет, все хорошо, – не хочу, все время быть больной. ― Пустяки. Что ты хотел сказать?

Он продолжает смотреть то на меня, то на свою руку:

― Ты же ушибла колено! Дай, я посмотрю. Сильно болит?

― Нет. Все в порядке.

― Настя, вот скажи мне, – раскрывает одеяло, ― почему ты постоянно мне врешь?

Вижу, что он злится, и пытаюсь накрыться обратно:

― Мне не больн… – не успеваю закончить, как он нажимает на коленку, и я вскрикиваю. ― Не делай так больше.

― Я все еще не понимаю, почему не прошел твой отбор на доверие. Собирайся, едем в больницу!

― Нет. Немного полежу, и мне станет легче. Скоро на работу нужно идти. Я и так будильник не слышала.

― А он и не звенел. Сегодня в офис не едем.

― Почему? Что-то случилось?

― Да, Настя! – встает и начинает громко говорить. ― Случилась ты! Случился твой глупый самосуд и тотальное недоверие мне: ни как человеку, ни как твоему мужчине.

― Нет, это не так Матвей!

Он скидывает с себя полотенце и тянется за боксерами, а я смотрю на полностью обнаженное тело и чувствую смущение, потому что не могу отвести взгляд…

― А сейчас, почему на меня так смотришь? – его губы трогает легкая улыбка. ― Не привыкла видеть голым? – отрицательно мотаю головой, все также глупо пялясь. ― Привыкай, Анастасия Викторовна!

Глава 9

Матвей

― Настя, когда ты научишься говорить о своих потребностях? – смотрю, как она уплетает омлет, и диву даюсь.

― Я говорю! Почему ты не возьмешь меня на встречу к Соболеву, если сам едешь? Все равно я еду с тобой сейчас.

― Настя, милая, ты свою коленку видела? Нужно, чтобы тебя посмотрел врач. Тем более, тебе все равно к нему на осмотр в ближайшие дни. Потом ты возвращаешься домой, а я еду к Соболеву.

― Почему? Что он вчера тебе сказал?

― Ты, правда, хочешь услышать это от меня? – начинаю закипать от гнева, даже кофе в глотку не лезет.

― Да… Почему ты злишься? Я же тебе объяснила, что отец был для меня всем и…

― Настя, я тебя услышал еще вчера. Но твоего отца убили, и у тебя не осталось никого из близких, а я даю тебе все что могу. И никак не понимаю, почему ты доверилась Кате, Эльвире, но только не мне? Вот поэтому я на тебя злюсь.

― Потому что ты отговаривал меня так поступать, а Катя сказала, что полиция не поможет и лучше действовать самим.

― Ну и как продвинулись? – продолжаю закипать, поэтому просто встаю и выхожу с кухни. ― Насть, поторопись.

Выходит с видом сдутого шарика:

― Я готова.

― Таблетки выпила?

― Я могу прекрасно о себе позаботиться! – гордо взмахивает волосами и маленькими шагами, опираясь на здоровую ногу, идет к входной двери.

― Оно и видно…

Выходим, я запираю дверь и отдаю Насте ключи:

― Положи в сумку, пусть будут у тебя.

― Зачем? – смотрит своими прекрасными глазами. ― Мы же всегда вместе приходим. Хочешь уехать? – тревожится обо мне или о себе?

― Нет, с чего ты взяла?.. Просто пусть будут у тебя.

Убирает связку в сумку и периодически поглядывает на меня.

― Не смотри так, все в порядке.

На самом деле ни хрена не в порядке. Кажется, что все недавние события разделили мою жизнь на «до» и «после». Только вот, с какой давности смотреть: сутки назад, две недели, полтора года, пять лет? Или в принципе моя жизнь всегда была расколота пополам? Мрак…

Подходим к лифту:

― Насть, очень нога болит?

― Нет… чуть-чуть.

― Иди ко мне, – подхватываю на руки, она вскрикивает, и ее личико озаряет улыбка, обвивает шею руками. ― Так лучше? – заношу в лифт.

― Намного, – да чего же у нее глаза нереальные, я просто в них растворяюсь раз за разом. ― Тебе часто говорят, что ты очень красивый? – улыбается и проводит ладошкой по моей щеке.

― Иногда, – улыбаюсь в ответ. Она слегка поддается вперед и целует в губы. ― Вот, скажи мне, – выходим на парковку, ― почему, когда есть желание заняться сексом, нам обязательно что-то мешает?

― Позавчера не мешало, – нежно целует в шею, твою ж мать, я уже на пределе.

― Насть, Насть, ты осторожнее, а. Или ты хочешь секса в машине? – усаживаю ее на капот и ставлю руки по обе стороны от ее мозгосшибательного тела.

Она смотрит вниз на мои натянутые брюки и начинает хихикать:

― Ты уже готов?

― Настя, я всегда готов, когда ты рядом. Ну, что ты смеешься, как маленькая? Между прочим, мне машину вести сейчас. Вот вообще не смешно, – нарочито строю серьезное лицо, хотя, правда, не смешно.

― Знаю, как сделать, чтобы тебе стало легче.

― Я только за! Справишься? – указываю на коленку.

― Да…

Я уже приготовился открывать дверцу машины, как мой маленький краб вцепился в меня: прижалась щекой к груди и крепко обняла за спину:

― Вот так обниму тебя, и все пройдет. Да? – бубнит мне в рубашку.

― Конечно, – обнимаю также крепко и целую в голову.

Правда, как рукой сняло…

― Насть, посиди здесь, что-то Владислав Степанович на звонки не отвечает. Должен ведь быть на месте. Погоди, узнаю.

Оставив Настю на кресле в холле больницы, подхожу к медсестре за стойкой:

― Девушка, подскажите, Владислав Степанович, у себя?

― Вам назначено? Какое время?

― Нет. Так он у себя?

― Без номерочка пропустить вас не могу. Запишитесь вот по этому телефону и приезжайте…

― Милая барышня, – бля, что за идиотизм, ― у меня жена повредила коленку и нужен врач, который лечил ее до этого: Овчинников Владислав Степанович, – говорю так мягко и приторно, аж противно, но только бы не устроить скандал. ― Он здесь?

― Так бы сразу и сказали. Его сегодня нет.

Я в ахуе простоял полминуты точно. Шумно набираю в легкие воздух:

― А кто есть его уровня? – таким милым я бываю очень редко, но ткни в меня пальцем, вырву с плечом. А не хотелось бы при Насте. Даже улыбку из себя выдавил.

― Сегодня вместо Владислава Степановича его сын – Антон Владиславович.

― А еще кто-нибудь есть? – если мне не изменяет память, то его сын – двухметровый ботан, который только пару лет назад институт закончил. ― Я же попросил такого же уровня квалификации.

― Антон Владиславович – опытный врач, несмотря на возраст.

Ну да, два горшка от института. Снова набираю воздух в легкие:

― Мне другой нужен.

― Очень жаль, но один он свободен. Много врачей на консилиуме, часа на четыре. Из нужных вам только Антон…

― Я понял, – останавливаю жестом. ― Где он обитает? Куда идти?

― Он в кабинете Степана Владиславовича принимает. Вас проводить?

― О, нет. Сами дойдем.

― Может, вашей супруге коляску для удобства?

― Супруге? – лихорадочно начинаю перебирать в памяти какого черта тут может делать Татьяна.

― Вы сами сказали, что жена повредила коленку.

― Ах да, – черт назвал Настю женой и даже не заметил. Хорошо это или плохо, учитывая мой прошлый супружеский опыт? ― Ничего не нужно, мы дойдем.

Подхожу к Насте, она вновь сидит, уткнувшись в телефон, а другой рукой гладит коленку:

― Как ты Насть?

― Все хорошо, – отдергивает руку от колена, словно от утюга.

― С кем ты переписываешься? – вышло как у строгого учителя, но уж как есть.

― С Катей.

― Опять строите теорию по раскрытию заговора?

Глава 10

Настя

― Здравствуйте! – пытаюсь пройти вперед, но Матвей придерживает.

― Здравствуйте, Антон, – сквозь зубы цедит его имя.

― Ну, вообще-то, я Антон Владиславович.

Все это время мы так и стоим в дверях, пройти вперед Матвей не дает, и не понимаю почему, сдавливает мое плечо.

― А я Матвей Стоянов.

― А, Матвей, добрый день! Рад видеть, – протягивает руку.

― Ага, – Матвей протягивает в ответ, а другой прижимает меня к себе. Я не понимаю, что происходит, но явно оба мужчины напряжены. Может, они были знакомы ранее?..

― Мне сказали, что ваша жена повредила ногу. Проходите, я посмотрю.

― Ага.

Я пытаюсь пройти вперед. Начинаю нервничать из-за того, что разговор идет про Татьяну и вот-вот увижу ее здесь. Но Матвей так и не отпускает. Почему?

― Насть, проходи, не стой.

Это я стою? Матвей легонько подпихивает меня вперед и закрывает дверь.

― Садитесь на кушетку, Анастасия…, – заглядывает в компьютер, чтобы посмотреть мое отчество, но Матвей опережает:

― Викторовна! Анастасия Викторовна.

Они соревнование, что ли, устроили?

― Садитесь и кладите ногу. Матвей, вы тоже садитесь, – указывает на стул позади себя.

― Нет, я тут постою, посмотрю.

Я то и дело оборачиваюсь на дверь, ожидая, что сейчас зайдет Татьяна.

― Так больно, когда я нажимаю?

Вскрикиваю, да я слышала вопрос, но…

― Больно. Очень.

― Сейчас я отведу вас на рентген. А что случилось? Упали?

― Меня толкнули, и я ударилась обо что-то твердое.

― Настя, ты же на землю упала.

Поднимаю глаза на Матвея и отрицательно мотаю головой.

― А обо что ударились? – врач что-то записывает в карточку.

― Не знаю, там было темно.

Вижу, как Матвей начинает нервничать и злиться: проводит рукой по волосам, а потом растирает пальцами подбородок.

― Ну, хорошо. Сейчас увидим, что с вами произошло. Пойдемте.

― Скажите куда, я сам отведу.

― Ладно. По коридору налево большая белая дверь. Не пропустите.

― Насть, вставай, пошли.

Опираюсь на любимые руки. Как только выходим за дверь, Матвей становится передо мной и кладет ладони мне на плечи:

― Насть, что с тобой произошло? Тебя кто-то обидел? Сделал больно? Насть, не молчи! Что на этом чертовом складе с тобой произошло?

― Не волнуйся, все в порядке. Видишь же.

― Нет, Насть, я вижу у тебя ушиб колена и только сейчас услышал, что тебя кто-то толкнул, но это было не тогда, когда я был рядом. Что случилось на складе? – заглядывает в глаза обеспокоенным взглядом.

― Я дома расскажу.

― Хорошо. Как только выйдем отсюда, в машине все расскажешь! Может тебя на руках до кабинета донести?

― Сама дойду, не нужно. Просто будь рядом и все.

Мне сделали рентген. Слава богу, ничего серьезного, но очень сильный ушиб и поэтому отечность и синева на коленке. Антон ввел мне обезболивающее и наложил повязку. Опять я вся в бинтах с левой стороны.

― Анастасия, в ближайшие три дня минимум передвижений, хорошо? – киваю. ― Ко мне через неделю, а повязку через три дня можете снять.

― А отец ваш, когда будет? Настя у него лечение проходит.

― Отец уехал дней на десять. Так что я ознакомлюсь с карточкой пациентки и смогу скорректировать лечение, если нужно.

― Да, было бы хор… – но Матвей договаривает за меня.

― Дней десять мы подождем. Не будем вас беспокоить.

― Да, нет какое… Я вас понял Матвей.

― Вот и хорошо.

Все друг друга поняли, кроме меня. Мне видно только чуть нахмуренное лицо Антона, потому что Матвей стоит позади меня.

― Но все же если будут осложнения или вопросы, звоните. Сейчас дам номер своего телефона.

― Не нужно, – хрипит Матвей.

― Да, дайте, пожалуйста, – протягиваю руку и забираю визитку. Позади слышу недовольное першение.

― Ну, тогда жду к себе через неделю.

― Спасибо, – встаю и натыкаюсь на недовольный взгляд гречишных глаз. Опускаю голову, проскальзываю к двери и кладу визитку в сумку. Боли не чувствую и наконец-то вздыхаю с облегчением. Но ненадолго: Антон протягивает руку Матвею, тот помедлив, все же отвечает. Что же у них произошло, что они так «общаются»? И при чем тут я?

― Станешь ему звонить до того, как я с работы буду приходить или ночью, когда сплю? – мы только вышли из кабинета и в спину я слышу такую чушь.

― О чем ты говоришь? Ревнуешь к нему? – поворачиваюсь и невольно усмехаюсь.

― А что? Красивый перспективный врач. Наверняка у тебя слабость перед белыми халатами, – его желваки ходят туда-сюда, а в глазах пелена.

― Ты идиот, Матвей!

Никогда такое себе не позволяла, но он не имел права так говорить. Осторожно ступая, направляюсь к выходу. Понимаю, что он за мной не идет. Пусть. Вспоминаю, есть ли у меня деньги, чтобы взять такси. Начинаю копаться в сумке, от обиды глаза становятся влажными. Деньги есть. Достаю телефон.

― Уже звонишь новому доктору? – подлетает словно фурия.

― Послушай, – хочется заплакать, но я набираюсь сил, чтобы высказаться, ― если продолжишь в том же духе, я тебя ударю.

― О как… Зачем нужно было брать визитку, если знаешь, какой я ревнивый? – преграждает дорогу.

― А, может, ты уже научишься мне доверять? – очень злюсь на него. ― Матвей, я устала, и с удовольствием бы прилегла. Если тебе позволяет уровень ревности отвезти меня домой, то, пожалуйста, отвези. Если нет, отойди, я вызову такси.

Ничего не говоря, указывает рукой в сторону автомобиля. Когда же прекратится его бессмысленная ревность? Открыл дверцу и помог сесть.

― Насть, ты извини, но брать визитку было лишним.

― А что я сделала? Взяла контакты врача, который предложил свою помощь. Из-за того, что вы знакомы, он дал личный номер. Почему я должна отказываться, если мне может стать хуже, объясни мне?

― Закроем эту тему, – заводит машину.

― Кстати, о ревности, что случилось с Татьяной?

Глава 11

Половину дороги мы ехали тихо, а потом началось…

― Насть, а скажи мне правду. Только честно, хорошо?

― Хорошо. Какую?

Хотела сказать, что я всегда говорю правду, но думаю, это лишнее.

― Почему женщины изменяют? – начинает нервничать, обгоняя машины.

― Не знаю. Я не изменяла.

― Отлично. Но гипотетически… Почему?

― Матвей, сбавь, пожалуйста, скорость, если хочешь услышать мой ответ.

― О! Значит, он у тебя все-таки есть. Я ради такого и припарковаться могу.

― Паркуйся, – перестраивается в правый ряд и достаточно быстро находит место для оста… ― Матвей, здесь нельзя стоять. Нормально встань.

― Ответишь – встану!

Сзади сигналит машина, на что Стоянов открывает окно, показывает средний палец и закрывает обратно.

― Ты нормальный вообще?

― Ну не скрывай, что Антоша тоже красивый, и он тебе понравился.

― Матвей, ты больной на голову! Поехали домой и там поговорим. Машины то и дело сигналят. Сейчас полицию вызовут. Ты чего?

― Деньги решают многое и у меня их достаточно. Так, что говори!

― Да, Антон – красивый мужчина… – ожидала увидеть в глазах Матвея ярость, а увидела растерянность, ненадолго, конечно, дальше он начал «убивать» меня взглядом. ― Но он не в моем вкусе, – раздается шумный выдох облегчения и насмешки. ― И если я люблю кого-то, то это навсегда.

― Ты еще молодая, не знаешь своих сверхспособностей.

Я готова его ударить, но под рукой ничего нет.

― Пожалуйста, не навешивай на меня свою жену и маму, будь добр.

Пристально смотрит, и я даже не могу понять, что он чувствует. По-моему, внутри него сейчас ворох всего. Позади снова раздаются гудки машин, и Матвей делает все то же самое: открывает окно и показывает средний палец. Только теперь он заводит двигатель и правой рукой выворачивает руль на дорогу, а левая так и продолжает торчать в окне с красноречивым жестом. Господи, взрослый же мужчина. Я даже чуточку сползла вниз по сиденью и отвернулась к окну. Меня накрыло испанским стыдом.

По дороге Матвей созвонился с Соболевым и договорился, что приедет к нему через несколько часов.

Когда приехали домой и вышли из машины, в глаза сразу бросился высокий черный джип, рядом с которым стоял мужчина в черном костюме и темных очках. Инстинктивно я сразу прижалась к Матвею, но понять не могу: я хочу, чтобы он меня защитил или пытаюсь защитить его?..

― Все в порядке Насть, это охрана.

― Для кого? – практически шепчу. Шагаю и чувствую, как становится не по себе и меня охватывает какая-то необъяснимая паника…

― Для тебя.

― Матвей, папа… – становится трудно дышать. Я прибавляю шаг и буквально затаскиваю его в лифт. Продолжаю также шептать, потому что голос куда-то исчез.

― Насть, что с тобой?

― Папа… – прикрываю рот ладонью, чтобы не разрыдаться. ― В папу стреляли из такой же машины. Я вспомнила… вспомнила… – выходим возле квартиры, я начинаю оседать по стене и задыхаться. Матвей пытается поднять меня.

― Настя, милая, успокойся.

― Нет! Как же ты не понимаешь? Это они его убили… Они!

Подбегаю к лифту и долбаю кнопку вызова, чтобы спуститься и вцепиться в этого человека, пока не скажет, зачем они сделали это. Матвей обхватывает и оттаскивает назад. Тогда я разворачиваюсь и колочу его по груди. Ведь это те же люди…

― Ты знаешь этих убийц? Кто они, Матвей? Ответь мне! Откуда ты их знаешь?

Он пытается сдерживать, поначалу у меня хватает сил вырываться, но с каждым ударом я слабею.

― Почему молчишь? Зачем ты их привел? Это же они папу убили… Неужели ты не понимаешь…

Рыдаю в грудь, а он почему-то молчит. И я не понимаю почему. Рыдаю до тех пор, пока Матвей полностью не прижимает к себе.

― Насть, успокойся, пожалуйста. Давай-ка, дыши глубже, – гладит по голове и мне, правда, становится легче. ― Это другие люди.

― Но машина такая же…

― Насть, ты мне веришь?

Тебе в этой жизни я верю больше всего… Киваю.

― Это. Другие. Люди. Хорошо?! – поднимает меня за подбородок кончиками пальцев и заглядывает в глаза. ― Я сумею тебя защитить. И помогу найти убийц твоего отца, как и обещал. Только ты должна больше мне доверять, хорошо?

Я очень хочу доверять ему полностью, но мне сложно решиться… Боюсь раствориться и потерять себя… Смотрю в любимые глаза и киваю.

― Знаю, что другому человеку довериться целиком невозможно, но давай постараемся вместе. Я ведь тоже не доверяю тебе полностью. Но со мной все понятно, я глубоко пропащий человек в отношениях.

― Нет! – не могу насмотреться в его глаза, а когда он так смотрит: как никто и никогда, я согласна раствориться без остатка. Его взгляд и голос возвращает мне спокойствие. Конечно же, таких машин много. Это другие люди.

― Нет?.. – улыбается и прикасается губами к моим. ― Ты самое лучшее, что со мной случалось в жизни.

― Но ты еще не прожил целую жизнь, и не можешь знать.

― Мне всегда казалось, – прижимает к себе и смотрит все так же нежно, ― что… скажу образно… «у соседа трава зеленее»: лучший бизнес, клиенты, дом, женщины. А сейчас понимаю, что не хочу гнаться больше за лучшим, я уже его имею. И это все благодаря тебе.

― А разве может быть такое? У родителей было, но…

― Насть, ты же сама сказала, что мы не должны быть своими родителями, так?

Киваю и раз за разом утопаю в объятиях и в глазах. Господи, как же мне с ним хорошо!

― Значит, будем собой. Со своим собственным опытом. Это же психология!

Озаряет своей шикарной улыбкой, я начинаю смеяться:

― Ты хороший ученик.

― У меня лучший в мире учитель…

Не успеваю я развернуться, чтобы пойти в сторону квартиры, как Матвей увлекает меня в страстный поцелуй. Боже, это мужчина с которым я познаю верхи блаженства. Чтобы успокоиться окончательно, хочу раствориться в нем полностью.

Глава 12

Матвей

― Я люблю тебя! – шепчет на ухо, пока я пытаюсь одновременно не выпустить Ангела из объятий, целовать нежные и чертовски сладкие губы, и шарить рукой по ее сумочки в поисках ключей.

Чтобы достать ключи из кармана пиджака или даже борсетки мне нужно всего одно движение. А чтобы достать их из Настиной сумки…

― Насть, – говорю прямо в полураскрытые губы, ― твоя сумка, как ты: маленькая, а внутри столько всего.

― Это комплимент? – облизывает нижнюю губу, а я уже все – полностью на пятой передаче.

― Не совсем. Найди ключи, а…

― Не такие уж твои руки шаловливые, как ты о себе говоришь, – начинает смеяться.

― Нет, нет, это просто сумка маленькая, не разгуляться рукам.

― Да? – она со мной флиртует, я попал по самые яйца.

― Я тебе докажу прямо сейчас.

― Ну, давай, покажи, каково мне будет в грешном меду.

Голова где-то отдельно от тела, напрочь крышу снесло, когда Настя потянула меня за галстук в квартиру. Рычу, как животное. Хочу ее с бешенством.

Дверь, конечно же, я открыл. Если она бы открывала дверь столько, сколько искала ключи в сумке… я б взвыл…

― Настя, ты с ума меня сводишь!

Как только, захлопываю за собой дверь, приступаю к активным действиям: ботинки к черту, Настину кофту туда же. Ах да, еще и сумочку нужно умудриться снять, не задев сережки. Да, все к чертям, однозначно! А вот, пиджак зря оставил.

― Матвей, Матвей, – Настя начинает меня чуть отталкивать, когда я уже расстегнул платье-рубашку и освободил губам место на ее груди. ― Ты, что телефон не слышишь?

― Какой к чертям телефон? – ничего не слышу, я полностью сосредоточен на налитых сосках и такой нежной коже под ними. А еще, мой член скоро порвет к хренам брюки, поэтому я помогаю ему выбраться, как можно быстрее, расстегивая ремень. Притягиваю Настю ближе, но она упирается.

― У тебя телефон звонит в кармане пиджака.

― Насть, видишь же, что я занят. Отключи. А я пока…

Подхватываю Ангела на руки и несу к лестнице, чтобы поскорее оказаться в кровати. Она ахает и запускает свою руку в нагрудный карман пиджака. Уже успеваю занести в комнату, как на меня выливается ушат ледяной воды:

― Это Соболев.

― Перезвоню, – где-то малой частью еще соображающего мозга вспоминаю, что договаривались с ним на вторую половину дня и если он звонит, то неспроста. Опускаю Настю на кровать, нажимаю «принять вызов». ― Артем Александрович, я тебе позже…

― Матвей, спустись-ка. Разговор есть.

― Я…, – собираюсь возразить, но доходит смысл слов, что он внизу моего дома. А это очень странно. ― Сейчас буду.

Смотрю на Настю окаменевшим взглядом, потому что тело такое же – будто один большой спазм. Даже не выдохнуть нормально.

― Что-то случилось? – смотрит обеспокоенно, но ее полуоткрытая грудь вздымается, так сексуально, что у меня аж скулы сводит.

― Нужно идти, – буквально силой выталкиваю из себя два обламывающих слова.

― Хорошо. Соболев что-то про папу узнал?

Повезло Насте, она так легко может перейти от одного дела к другому. Я пожимаю плечами и прям болезненно ощущаю, как мышцы тела, включая член, начинают сдавать позиции. Отвратное чувство.

― Почему ты так смотришь? Он что-то плохое сказал? – говорит, прикрывая грудь платьем.

― Нет, успокойся. Думаю, я ненадолго. Если что – позвоню.

Разворачиваюсь и ухожу. Обувая ботинки, слышу шаги по лестнице, оборачиваюсь: моя Настя спускается босиком, платье все также полурасстегнуто и открывает вид на охренительную грудь:

― Телефон забыл.

― Спасибо, – благо я закрываю ее тело и душу на семь замков. ― Дверь никому не открывай, даже если скажут, что соседи, и ты их заливаешь, поняла? – кивает. ― И не расплескай свою сексуальность, – подмигиваю. ― Я скоро.

― Я люблю тебя, – улыбнувшись, приближается и целует в губы.

Отвечаю, но еле заметным движением губ, чтобы повторно не накрыло:

― И я тебя.

Как только спускаюсь в паркинг, набираю Соболева. Но не успев услышать гудки, вижу его в штатском рядом с Борисом – охранником, которого Геннадий поставил.

― Что случилось Артем Александрович? – пожимаю руку.

― Ты должен поехать со мной. С тобой хотят поговорить.

― Кто? Что-то ты меня второй день знакомишь с какими-то уродами.

― Поедем на твоей машине Матвей.

Понимаю, что дело серьезное, ведь Соболев ни одно действие ни делает не обдумано. Достаю ключи и снимаю машину с сигналки. Обращаюсь к охраннику:

― Если что-то пойдет не так, сразу звони мне.

― Не волнуйтесь Матвей Глебович. Мы свою работу прекрасно знаем.

Сердце все же неспокойно. Сажусь за руль и набираю Настю. Соболев садится рядом.

― Настя, милая, мне нужно уехать.

― Куда? Матвей, скажи мне, что происходит?

― Все в порядке, Насть, не волнуйся, – стараюсь сделать голос как можно спокойнее. ― Но, пожалуйста, не забывай, что я сказал.

― Ты сказал «я скоро», – душа рвется в хлам оттого, что оставляю ее.

― Постараюсь.

Скидываю разговор, иначе не смогу уехать…

― Матвей, извини, что срываю из дома, но дело срочное.

― Я знаю Артем Александрович. Куда едем?

Глава 13

― Загород. В дом генерал-майора Коровина.

― Это из тех же крыс, с которыми ты меня вчера на дороге познакомил?

― Вот это мы и должны с тобой выяснить.

«Скоро» я точно не вернусь…

Город не хотел выпускать за свои пределы: сначала каких-то два придурка не поделили дорогу и учинили аварию на светофоре, совсем близко с домом. А на выезде с КАД нас встретил асфальтоукладчик, латающий дыры у нужного нам поворота.

― Артем Александрович, давай рассказывай, что за дело. Кто был тот боров с потными руками? Да еще, который про Настю что-то там вякал.

― Послушай, вот что получается: я еще месяц назад знал, что жене генерал-майора Коровина из Главного управления МВД по городу, нужна кардиологическая операция, а пару дней назад полковник Зарубин, как ты его назвал «боров», спросил о тебе.

― При чем тут я? Я не врач.

― Твоя компания предоставляет оборудование для клиник, в том числе для сердечно-сосудистой хирургии. И многие знают, что мы в дружеских отношениях.

― Ну и?

― Что «ну и» Матвей… Клинике, где собираются делать операцию супруге Коровина, необходимо оборудование для трансплантации сердца, – напрягают его слова, внутри что-то екает, и я вспоминаю отца Насти. ― Я бы значения не придал, но им нужно, чтобы поставка была без документации.

― Нелегальная, что ли? Какой интерес?

― Не знаю, Матвей, не знаю. Объясняет тем, что не хочет светить саму операцию, потому как есть некие злоумышленники, которые обещали расправиться с его женой – она занимает немаленький пост в мэрии. Если бы не дело Приозерского и Геворкяна, поверил бы и не лез.

― Почему моя компания? Поставками в Петербург занимаются четыре компании и еще одна мелкая фантомная.

― Понятия не имею, почему вдруг тобой заинтересовались. Возможно, потому, что вы с Приозерской в близких отношениях.

― Давай, Настю вмешивать не будем!

― Без нее никак, Матвей. Это дело каким-то образом связано с ее отцом.

― Да, понимаю.

― Вот здесь налево и остановись перед воротами. Они твою машину знают, нужно подождать.

Ворота отворяются, а за ними зáмок, бля… реально хоромы, как в сказке. Ничего путного здесь не будет, уверен.

― Хорошо живет наша полиция, Артем Александрович. Почему тогда у тебя дача, раз в пять меньше этой? По звездочкам ты от него ненамного отстаешь.

На это Соболев лишь усмехается. Всем все понятно.

К нам подходят двое охранников и останавливаются возле дверей. Как только выходим, заставляют поднять руки и начинают обыскивать, хлопая по телу ладонями. Сервис, твою ж мать… Я кошусь на Соболева, у того абсолютно спокойное лицо – значит обстановка накаленная. Наконец-то «тесное знакомство» подходит к концу и нас сопровождают в гребаные хоромы.

Встречает нас «радушная хозяйка»: блондинка в белом брючном костюме, за сорок, с точеной фигуркой, добротным третьим размером груди и сочными голубыми глазами. Протягивает и пожимает руку Соболеву, затем мне. Свежий маникюр и нежная кожа рук. Пересекаемся с ней взглядами, и я могу дать руку на отсечение – она со мной заигрывает.

Поднимаемся по лестнице, а затем «хозяйка» ведет нас по коридору, вихляя круглыми бедрами на высоких каблуках. Останавливается возле полуоткрытой двери, пропускает нас в комнату и заходит сама. У окна стоит крупный мужик в форме и сигарой в зубах. Кивком приветствует Соболева и указывает нам на стулья возле стола. «Хозяйка» садится за нами в кожаное кресло, а, видимо, хозяин усаживается за стол напротив и достает папку, на которой я вижу свое имя.

― Матвей Глебович Стоянов, – растягивает слова, словно я обвиняемый. Паскуда. Кидаю взгляд на Соболева: лицо опять непроницаемо. Черт. Понимаю, что у меня нет судимостей и придраться не к чему, но мерзотная атмосфера этой комнаты давит. А он продолжает: ― Ну, расскажите мне Матвей Глебович, как поживает ваш сокурсник Виталий Обухов, в которого вы стреляли на третьем курсе университета?

Тело словно парализует. К горлу подкатывает ядовитый ком и оно начинает першить. Время как замершее: перед глазами мелькает вереница картинок, пока этот ублюдок переворачивает страницу папки. Изнутри начинает нарастать ярость, а потом и звериный страх, когда я вижу на следующей странице больничные фотографии. Ублюдок хлопает ладонью по чертовым снимкам. Из оцепенения выводят ворвавшиеся в воспоминания девичьи всхлипы и крики. Снова перевожу взгляд на Соболева. Вот сейчас он смотрит мне в глаза. Из законников только он знал о случившемся. Продать же не мог... Тогда кто?

Глава 14

― Не знаю, как поживает. Это ведь вы мне сейчас скажете. Я правильно понял, к чему ведете? – смотрю прицельно. Даже если меня обвинят, плевать. Ничего бы не поменял в том моменте.

― Артем Саныч, спесь с парня не сошла. Таких люблю! – давится от смеха собственной слюной, скотина. ― Поняли правильно, господин Стоянов, – начинаю двигать желваками, чтобы зубы сильнее сжать, если Соболев меня сюда привел, значит, причина была веская. ― Ваш сокурсник после пулевого ранения долгое время находился в реанимации. На сегодняшний день у него вторая группа инвалидности из-за поврежденного легкого и сердечных артерий. А ему, как понимаете, нет и сорока. Нет жены, дет…

― Чего вы от меня хотите? – стараюсь не показать свое замешательство. Черт, выдержка мне дается с трудом, а точнее, вообще мимо. Какая к херам реанимация и инвалидность?

― Ну, зачем же повышать тон, господин Стоянов? Можно дать делу оборот и тогда вам, все же придется, понести наказание. Во второй раз ваши связи ничего не дадут, только что деньги.

Бесит меня молчание Соболева.

― Вы хотите денег? Скажите прямо.

Начинает ржать. Я кидаю беглый взгляд на «хозяйку», которая буквально пожирает меня глазами. Что это за гадюшник?

― Нет, – отпивает воду из стакана. Что б ты подавился, урод!

― Тогда что? Давайте, закончим этот фарс, – голос хрипит. Еще чуть-чуть и я взорвусь. Но внутри опять поднимается тревога. Я же ничего про Обухова не знаю. Стрелял я в него на импровизированном выпускном третьекурсников, летом не видел, а на четвертый курс он пришел. Только я думал, что его отчислили или… Бля, ничего я не думал, просто был доволен, что он не явился… Твою ж мать!

― Ты мне не указывай! Артем Саныч, умерь пыл своего протеже.

― Матвей, выслушай Даниила Алексеевича.

― Да, пошел ты! – шумно поднимаюсь с кресла и, сделав оборот вокруг своей оси, опираюсь руками на спинку стула, на котором только что сидел. ― Если вам нужны деньги, то сколько? Если хотите потрепать мне нервы – обойдетесь!

Гнев и волнение, блять, сменяют друг друга. Внутри все клокочет и сжимается. Теряю контроль над собой, но держусь из последних сил.

― Сядьте, сядьте, Матвей Глебович. Неудивительно, что вы подстрелили человека при вашем темпераменте.

Сажусь, закидывая ногу на ногу. Соболева видеть не хочу. Что он мне устроил? Хочу одного: Настю с ее дурацкой психологией. Пусть объяснит, какого хрена меня так колбасит. Мысли об Ангеле немного успокаивают.

― Матвей Глебович, нам нужно ваше содействие. Виталий Обухов подал на вас в суд, обвиняя в преднамеренном причинении вреда здоровью и своей несостоявшейся карьере юриста. И вот он хочет ваших денег. Возмещение морального ущерба за пятнадцать лет.

Бред какой-то…

― Ну это же бред! Какой преднамеренный вред здоровью? Вы считаете, я в него по собственной прихоти стрелял? – обращаюсь взглядом к Соболеву. У него снова взгляд, как у статуи. Бля, я помню, что мы сюда приехали что-то разнюхать, но это ведь херня полная. ― Пф-ф-ф… – у меня просто слов нет, одни звуки.

― Виталий Аркадьевич Обухов заявляет, что да. У вас был личный спор. Ну и, видимо, вы проигрывать не захотели.

― Идиотизм! Спросите Милу, которую он хотел изнасиловать.

― Людмила Белорецкая отрицает сей факт. Говорит, что вы ее не поделили с сокурсником.

Охереть он знает всю подноготную. Откуда?

― Но это ложь! Факт того, что он ее изнасилует был и точка, – шумно выдыхаю. ― Артем Александрович, чего ты молчишь? – сейчас считываю на лице Соболева беспокойство.

― Матвей, хочу, чтобы ты выслушал Даниила Алексеевича до конца.

Прекрасно…

― Матвей Глебович, я предлагаю сделку: вы поможете мне, а я вам.

― Провести нелегально оборудование? – повышаю голос и улавливаю удивленный взгляд ублюдка на Соболева. Похоже, я поспешил…

― Помочь вылечить мою супругу, не разглашая информацию.

Блеск просто. Как же можно выкрутить ситуацию в свою угоду, браво.

― В чем состоит сделка?

― Заявление от Обухова не будет принято во внимание, и этот факт окончательно исчезнет из вашей биографии.

― Если он хочет денег, то не проблема.

― Проблема Матвей Глебович будет для вашей репутации. Пятнадцать лет можно превратить в пятнадцать суток, а раненого сокурсника в убитого конкурента.

― Чт-о? – охуеть просто. ― Но это же шантаж!

― А вы докажите.

― Я бы вам поаплодировал, но руки марать не хочется, – встаю и вновь натыкаюсь на взгляд «хозяйки». Какого хера, вообще? Похуй… ― Я ухожу! Артем Александрович, ты со мной?

Разворачиваюсь и иду к двери.

― Ну, если вам плевать на себя, то подумайте о Приозерской, – а вот этот довод, как кинжал в спину.

Глава 15

― Она тут при чем? – сейчас я, действительно, готов на убийство. Оборачиваюсь.

― Ею интересуются не очень законопослушные граждане, – ухмыляется. ― Мы можем предоставить защиту.

В голове сразу каша: это опять гнусный шантаж или на Настю, действительно, открыли охоту?

― То есть, вы как полиция, защиту человеку не предоставите, но если я соглашусь на шантаж, то защитите?

― Вы умный человек, Матвей Глебович. Садитесь. К тому же у вас есть еще сестра, отец, мать, племянник…

― Ну ты и паскуда!

Налетаю на ублюдка через стол и хватаю за лацкан пиджака.

― Остынь, Матвей! – Соболев отдергивает меня в сторону. Я разжимаю руки, и он с грохотом усаживает меня на стул. ― Остынь, я тебе говорю!

Меня трясет от гнева. Шумно дышу, стараясь прийти в себя. Руки сжимаются в кулаки. Еле сдерживаюсь, чтобы не ударить Соболева, но был же разговор по дороге, значит, это все фарс для ублюдка, так? Но Настю зачем он трогает? За нее и свою семью – порву всех.

Ублюдок поправляет пиджак, взгляд, как у быка. Паскуда. Никому не позволю!

― Господин Стоянов, свободны! Я вижу, что мы на разных с вами частотах, – стряхивает невидимую пыль с рукавов.

― Буду ждать повестку в суд!

Чертов ублюдок! Вылетаю из кабинета и быстро преодолеваю коридор. Выхожу на улицу, наконец-то свежий воздух. В этом доме все с гнильцой. Спускаюсь со ступенек. Гамадрилов-охранников нет, ну и на этом спасибо. Дождусь Соболева и свалю отсюда. Вот сейчас я бы с удовольствием пострелял по мишеням. Во мне один чистый гнев. Соболеву от меня тоже достанется, хоть бы сказал, с каким уродом будем иметь дело. Ощущаю, как чья-то рука касается моего плеча, вот сейчас ему и выскажу. Оборачиваюсь и вижу перед собой голубые глаза и третий размер «хозяйки»:

― Матвей, можно вас, буквально на минутку.

― Ну?

Сексапильная грудь вздымается в такт неровному дыханию, словно она за мной бежала. Берет меня за руку и отводит за угол дома:

― Мне необходима ваша помощь! Операция нужна не мне, а моей больной дочери. Она совсем молоденькая, в следующем месяце ей должно исполнится шестнадцать лет, но… но я боюсь, что не доживет…

Бросается на шею и начинает рыдать. Приехали, бля… Гнев постепенно отступает, и мне становится ее жаль. Но ненадолго. Она отстраняется, берет мои руки и подносит к губам:

― Я сделаю все, что захотите. Муж ошибся насчет вас, я ему сразу сказала, что вы не поддадитесь на шантаж. Знаю, что вы сделали для юной Насти Приозерской, – при каждом упоминании Насти я внутренне вздрагиваю. ― Уверена, что и деточку мою не оставите. А я оплачу самой ценной для мужчин валютой – своим телом, – на последних словах она призывно смотрит мне в глаза.

― Послушайте, – освобождаю руки, ― мне не нужно ваше тело.

― Да, понимаю, я уже не та, что была в двадцать один год… Тогда я поговорю с дочерью и сразу, как она оправится после операции…

Бля, я не ослышался? Она мне свою дочь в подстилки предлагает? Благо выходит Соболев, и мамаша не успевает договорить. Какая-то отстойная мыльная опера, пиздец и полнейший мрак. Разворачиваюсь, чтобы уйти, «хозяйка» все же цепляется за мое плечо:

― Не оставляйте нас, прошу! Я вам позвоню.

Ухожу молча. Во-вторых, я не знаю, что на это ответить кроме мата, а, во-первых, хочу убраться отсюда как можно быстрее! Мы без слов с Соболевым садимся в машину и выезжаем за пределы гнилого дома. Буквально проехав сто метров, я торможу у обочины:

― Послушай…, – Соболев выставляет перед моим лицом ладонь, останавливая. Смотрю вопросительно? Он указывает рукой вперед, говоря «поехали» и прикладывает палец к губам. Черт, выплеснул бы все, что чувствую, но какого хрена происходит? Нажимаю на газ и трогаюсь с места. Проезжаем километра два. И он показывает, чтобы остановился. Паркуюсь. Выходит и жестом зовет за собой. Слушаюсь. Отходим шагов на десять.

― Есть вероятность, что тебе в машину жучка поставили.

― Артем Александрович, объясни нормальным языком, что за хуйня сейчас перед нами развернулась?

― Ты погорячился, конечно, но, думаю, наживку они проглотили.

― Какую к хренам наживку? – провожу ладонями по лицу и отхожу на пару шагов. Пытаюсь себя сдерживать, чтобы не разразиться словесной тирадой.

― Не кипятись, Матвей. Все очень хорошо получилось. Я же им сразу сказал, что ты неподкупный.

― А мне ничего сказать не хочешь? – подхожу. ― Почему, если все знал, то не предупредил? Про Обухова он откуда знает? Про Милку?

― Твоя биография несекретная информация.

― Может, про стрельбу и не секретная, а вот про отношения между нами… Какая падла донесла?

― Завистников у тебя предостаточно. Я уж не говорю про ревнивцев мужей. Не кипятись.

Кладет руку на плечо, я скидываю.

― Ты знаешь, что потом его жена ко мне пришла и предлагала свое тело и тело своей юной дочери в обмен на услугу? Ах да, операция, оказывается, нужна их дочери.

― Матвей! Я полагаю, что операция не нужна никому из них. Это фарс.

― Для чего?

― Вот этого я не знаю.

― А нелегальное оборудование им нужно или тоже нет? – ни черта не понимаю.

― Нужно, нужно. Только боюсь, что случай с Геворкяном неединичный.

― Хочешь сказать, что кто-то и дальше так собирается неугодным мстить, пересаживая сердца от здорового к больному?

― Боюсь, что так… – замолкает. ― Эта новоиспеченная вендетта, кем-то придуманная и увлекающая в порочный круг неугодных людей. Но пока это только гипотеза.

― Полнейший бред! То есть, существует какая-то «тайная организация», – рисую в воздухе кавычки, ― которая перекраивает людей?

― Думаю, что этим управляет один человек, а остальных подтянул под себя.

― Это может быть Юрий Забродский, бывший Катькин муж? Я же тебе вчера, о наших догадках рассказал.

― Может быть кто угодно.

― Уже установили, кому склад принадлежит?

― Как и следовало ожидать: территория оформлена на подставное лицо. На какого-то работягу. Гена проверяет по своим каналам.

Глава 16

В машине оказалось все чисто. И автоспецы заодно капот подрихтовали: теперь, как новенькая. А вот я себя чувствую мерзко – ощущение гнили все еще нависает. Очень беспокоюсь за свою семью, включая Настю. Да, Ангел стала частью моей семьи. И частью меня. Даже не представляю теперь, как без нее обходился. Имел сотни женщин, удовлетворял свои физические потребности, а нужно было удовлетворить душевную. Жаль, у Насти нет никого из родных: отца, например. Попросил бы руки его дочери. И у Насти попрошу, когда все немного уляжется, и можно будет спокойно вздохнуть. Надо же я вновь хочу связать себя браком… Но с ней все будет по-другому.

Об этом всем я размышлял, когда ехал в машине домой. Вспоминал нашу с Настей первую и единственную, пока что ночь. Каспийское море в глазах вспоминал. И успокоился. Жаль, ненадолго. Как только въехал на парковку, увидел черный джип и в голове круговертью запустился весь двухдневный абсурд. Со всеми своими придирками я не узнал у Насти о том, что случилось на чертовом складе. Девочка моя, что же с тобой произошло?

Автомобиль здесь, Настя не звонила, значит, все спокойно. Сколько часов меня не было: пять… шесть?.. Интересно, почему Настя ни разу не позвонила? Как она?

Поднимаюсь на лифте, подхожу к двери. Хлопаю ладонью по одному карману, затем по другому. Ну, конечно, ключи я не взял. Это все из-за Настиной сексуальной груди и глаз – все забываю. А губы, запах волос… Завожусь с полуоборота: хочу свою прекрасную женщину. Звоню в дверь. Раз, два, три… Начинаю волноваться. Куда Настя подевалась? Ну, ни как Геворкян же она исчезла из закрытой квартиры?.. Черт… Звоню снова.

Наконец-то слышу, как открываются замки. Выдыхаю.

― Матвей! – мое чудо бросается на шею.

Обнимаю, а потом отстраняюсь:

― Ты почему не спрашиваешь «кто»? – захожу внутрь. ― Я же тебе сказал не открывать никому.

― Я и не открывала, но ты настойчивый, – улыбается.

― Насть, это не повод открывать.

― У тебя есть монитор, где видно, кто звонит. Не ворчи.

― Он вчера не работал.

― Сегодня пришли и исправили… – голос становится более тихим. Настя!..

― Кто пришел? – тревога ударяет в голову.

― Управляющий… Сказал, что появилось время и сегодня починят.

― Насть, ты вообще меня слушаешь, когда я говорю? – черт, она сведет меня с ума! Начинаю злиться.

― Ты сказал про соседа ведь…

― Настя!.. Зла на тебя не хватает! Впредь я буду тебя запирать. Зря я решил тебе ключи доверить. Все, Анастасия Викторовна, больше никакого самоуправства! – захлопываю дверь, подхожу к Ангелу и вдыхаю запах волос с ароматом сирени. ― Я успел соскучиться по тебе…

Ныряю в омут зеленых глаз и припадаю к нежным губам. Она отвечает так страстно, что я подхватываю ее под ягодицы и усаживаю на стол. Хочу Настю прижать как можно сильнее к себе, а для этого нужно освободить чуть больше места. Ключи слетают на пол, за ними грохается еще что-то тяжелое. По-моему, статуэтка, которую Катька откуда-то там привезла. А, все к чертям! Но это только мне так кажется. Настя начинает что-то верещать прямо мне в рот:

― Уточки… – вроде бы и поцелуй не заканчивает, но отодвигается. ― Там были уточки…

― Насть, ты серьезно? Какие на хрен уточки?

Но это же Настя! Она практически отталкивает меня и лезет под стол. Я так евнухом стану: мой член отвалится за ненадобностью. Тьфу, типун мне на язык. Тоже еще та зараза, но лучше, чем первое. Все лучше, чем первое. Бред. Я просто очень устал... Но какой секс, если из-под стола доносятся нечленораздельные улюлюканья.

― Настя, ты нашла своих уток?

― Ты их разбил, – вылезает из-под стола как побитая собака.

― Я это сделал?! Давай, хотя бы сойдемся, что мы вместе.

― Без разницы. Одна из уточек раскололась, – поднимается и показывает мне в ладошках уток: одна нормальная, вторая да – нежилец.

― Насть, выкинь в ведро разбитую, а вторую поставь куда-нибудь в дальний угол.

― Ты что! – я аж вздрогнул. ― Это же уточки-мандаринки. Они должны быть вдвоем. Разбить – очень плохая примета.

― Настя, не говори ерунды. Вот, Катька завтра приедет, закажи ей десять таких на всякий случай.

― Ну, ты чего? – что ж я такого говорю-то? ― Это же пара.

― Хорошо закажи десять пар. Катька сможет провезти и двадцать через любые кордоны.

― Матвей, нет! Так нельзя!

― Насть, что ты от меня хочешь? Секса лишила. Что еще?

― Нужно склеить уточку. А потом, – сексуально улыбается и прикусывает указательный пальчик, ― устроим себе ночь любви: можем зажечь свечи, включить романтическую музыку, может, даже я возьму из холодильника взбитые сливки и...

― Все, все Насть заканчивай, а то уточки будут клеить себя сами. Я ж тебя сейчас на плечо взвалю и обойдемся мы даже без сливок. Хотя нет, нет, нет, сливки нужны.

Так и вижу, как я облизываю ее тело. Черт, черт, не могу больше…

― Но сначала склеим уточку.

Так Стоянов, руки по швам. Настя смотрит на меня так же, как и Надир, когда я наступил на его «мафынку» в магазине игрушек. Еле унес пакеты с кассы потом…

Утку я склеил достаточно быстро. Секс всегда был двигателем прогресса. Настя, конечно, верещала еще какое-то время с утками, пока на стол ставила. И опять они получились при входе… Черт бы побрал этот фэншуй.

― Настя, оставь уток и пошли уже!

― Иду, – пятится к лестнице, оценивая, как дела у уточек. Даже у расколотой пополам кряквы дела лучше, чем у меня. Останавливается возле нижней ступеньки и поворачивается ко мне: ― Сливки не забудь! – начинает смеяться и вспархивает наверх немножечко хромой бабочкой…

Ты ж моя хорошая!

Глава 17

Настя

Почему-то я очень волнуюсь. Да, мы уже занимались любовью вечером, ночью и даже утром в душе… Вспоминаю насколько Матвей нежный и, одновременно, настойчивый. Я рада, что принадлежу ему. Еще раз, спасибо Господи, что он меня спас… и тогда, и спасает раз за разом. Хочу забыться в объятиях любви. Расстегиваю пуговицы, снимаю платье и остаюсь в нижнем белье. Безумно волнуюсь, два дня назад все было спонтанно под эмоциями, а сейчас… сейчас я радуюсь предстоящему, но внутри ощущаю усталость – это все из-за событий последних дней.

― Ты готова? – заходит с полурасстегнутой рубашкой и баллончиком взбитых сливок, чем вызывает мою искреннюю улыбку. В глазах пляшут дьяволята… Возможно, скоро и я научусь любить секс так же, как и он. ― Настя… – подходит ближе, откидывает баллончик на кровать и берет меня за плечи. ― Моя милая девочка, – убирает с лица прядку волос и смотрит так, что сердце начинает биться быстрее.

Стягивает бретельки бюстгальтера вниз и покрывает плечи поцелуями, откидываю голову назад и подставляю шею его пылким губам. Он щекочет колючей небритостью, а я стою словно под водопадом – мне очень хорошо. Моментально расстегивает бюстгальтер, а я утром с ним долго возилась. Ну, конечно, у него было столько женщин, что…

― Насть, в чем дело?

― А?..

― Когда ты расслаблена, – освобождает грудь от кружевной ткани медленно, ведя ладонями вниз, ― ты прекрасна…, – смотрит на мою обнаженную грудь с таким восхищением, что мне даже становится неловко, и я чуть съеживаюсь. ― Насть, не стоит меня смущаться. Я, правда, люблю тебя! – киваю и расправляю плечи.

Он кладет руки мне на спину, там, где вырастают крылья от любви и нежно целует грудь, а после поочередно прикусывает соски, чем уносит меня куда-то далеко, и я начинаю стонать от удовольствия. Потом берет меня на руки, кладет на кровать и спускается поцелуями к животу, а у меня вверх поднимаются бабочки. Я выгибаюсь словно дуга, чтобы стать ближе к его губам. Замираю, когда его губы касаются моих в самом низу, а руки стягивают кружево. Сжимаю пальцами простыни от накатывающей волны наслаждения. Ощущаю вновь, как по телу проносятся сотни тоненьких нитей. Только он так умеет… Только он так может… Опять начинаю стонать. Тогда Матвей быстро освобождается от своей одежды и нависает:

― Тебе нужна защита?

― Что? – не сразу доходит смысл его слов. ― А тебе?

― Нет.

― И мне нет.

Он улыбается и вновь покрывает меня поцелуями, а я растворяюсь в нем без остатка. Мы словно одно целое, один организм. Я вскрикиваю от неожиданности, когда он стремительно проникает внутрь и меня накрывает волной блаженства.

Матвей стонет в унисон мне. Он мой… мой мужчина… мой родной… мой единственный… навсегда мой!

― Забыли про сливки, – мы лежали, прижавшись друг к другу: он обнимал со спины и целовал плечо, а я щекой прижималась к его руке.

― Мне с тобой ничего дополнительного не нужно, – чувствую, как зарывается носом в моих волосах. ― Ты потрясающе пахнешь и на вкус превосходна, – теперь прикусывает мочку уха.

― Это поэтому ты обошелся без сливок, да? – смеюсь.

― Да, мне твоего тела достаточно. Насть, ты самое лучшее, что со мной случалось, – прижимает к себе крепче и все также зацеловывает плечо, спину, шею…

Поворачиваюсь:

― Не может быть, что не было таких женщин, как я. У тебя ведь была жена.

Шумно выдыхает:

― Как ты считаешь, если бы она любила меня, то стала бы изменять?

― Нет, конечно.

― Поэтому я и говорю, что не было.

― Но…

― Я придумал, что мы сделаем со сливками! – постоянно уходит от ответа, когда разговор касается жены. ― Я голоден, а вставать с кровати не собираюсь, так что… – берет баллончик, заливает сливки в рот и начинает мычать от удовольствия. ― Хочешь?

― Разумеется! – следующая порция сливок отправилась мне. Действительно, очень вкусно. ― Но у меня еще есть один вопрос…

― Еще сливок? Готов отдать свою долю. Откройте ротик, мисс, – открываю, и он снова заливает сливки, но специально попадает мне на нос, а потом поцелуем слизывает. ― С тебя сливки определенно вкуснее.

Я смеюсь, но меня интересует еще кое-что…

― Ну, пожалуйста, один маленький вопросик.

Наливает сливки мне на плечо и снова слизывает.

― Хорошо, хорошо, но при одном условии.

― Каком?

― Покрою сливками твое тело полностью.

― Тогда у меня тоже есть условие!

― То есть, с меня и то и другое?

― Да, товарищ сержант, – Матвей расплывается в лучезарной улыбке, потому что обожает, когда к нему так обращаются.

― Твоя взяла. Задавай вопрос. Ты заметила, что я слегка… совсем-совсем чуть-чуть стал поддаваться тебе? – иронизирует.

― Ты не рад этому?

― Рад. Очень.

― Почему у вас не было детей?

― Пф-ф-ф… Насть, ну у тебя и вопросы. Ну, хорошо, раз уж я обещал… Моей жене… бывшей жене, постоянно была нужна защита.

Наверное, Матвей хотел ребенка, потому что произнес это с досадой… Понимаю, что расстроила его, вижу по взгляду: он думает о чем-то другом, находится не здесь, не рядом.

― Мое условие! – пытаюсь вернуть его в спальню.

― Что?

― Прости, что заставила тебя грустить.

― Нет. Все в порядке. Какое у тебя условие?

Он все равно думает о чем-то своем, голос грустный и глаза…

― Я хотела тоже намазать тебя сливками.

Улыбается:

― Хорошо.

В итоге мы вымазались сливками, как два поросенка. И я снова таяла в его руках. Никогда не ощущала такой нежности. Я смогла вернуть задор, с которым он был до вопроса. Но себе вернуть не получилось, потому что не знаю, смогу ли я подарить Матвею ребенка: с циклом у меня всегда были проблемы, а после того как… папы не стало... совсем ничего нет.

Глава 18

Мы практически сразу же провалились в сон, как только перестали заниматься любовью. А среди ночи я проснулась от сильной жажды. Ступать на ногу было неприятно. Накинула на себя халат и спустилась в кухню. Там выпила стакан воды и полезла в шкафчик за таблеткой обезболивающего. Когда наткнулась на холодную сталь, меня словно током пробило. Сразу в голову ударили воспоминания событий на складе. «Ты пахнешь страхом и ненавистью – идеальное сочетание для дочери мертвеца!» – эти слова выворачивают мое тело словно губку: я ненавижу, боюсь, и готова кричать от боли, одновременно. Страдания вновь сменяют радость… Господи, я так радовалась, когда папа вернулся из Петербурга, мы же не виделись почти неделю, он крепко обнял и… все больше никогда я не слышала его голоса, больше никогда…

Достала из шкафчика пистолет, который дал мне Матвей. Когда я приехала, Катя его куда-то убрала. Теперь понятно куда. Руки начали трястись и оружие с грохотом упало на мраморную плитку, нарушив тишину и покой этого дома. Я потихоньку опустилась и села на пол. Зачем это все? Пусть не будет сильной радости и не будет горя. И я должна уйти из жизни Матвея, чтобы с ним не случилось ничего плохого. Я помню свое обещание, но не хочу уходить. Как я буду без него? Но фигурка разбилась непросто так, мне нельзя оставаться с ним, сделаю только хуже. А я слишком люблю его, чтобы причинять боль. Господи, мне сложно решиться на этот шаг, помоги мне, пожалуйста, набраться смелости, чтобы уйти. И дай мне сил, чтобы быть без него…

Слезы катятся из глаз, а в горле огромный ком и мне сложно сглотнуть. Беру пистолет в руки и сжимаю с такой же силой, как сжимается все внутри. Сжимаю до тех пор, пока не слышу…

― Настя, ты что творишь? – неожиданно ворвавшийся голос Матвея заставляет разомкнуть пальцы. Пистолет падает из рук. Он садится рядом, отбрасывает оружие в сторону и смотрит на меня с непониманием и тревогой в глазах. И только сейчас до меня начинает доходить, что пистолет заряжен. ― Настя, что случилось? – трясет меня за плечи. ― Все же хорошо было!

― Матвей, пообещай мне, пожалуйста…

― Настя, что произошло?

А я успокоиться не могу, так и продолжаю плакать, но должна сказать ему главное:

― Я хочу, чтобы ты знал…

― Настя, милая, да что случилось-то?

― Знай, пожалуйста, что ты очень хороший человек, – дышу голосом навзрыд, не могу успокоиться, но нужно сказать… ― Не слушай никого, ты самый замечательный мужчина на свете, – глажу его по щекам, по голове, провожу кончиками пальцев по губам. ― Ты лучший!

― Насть, хорошо, хорошо, только успокойся, я тебя очень прошу. Давай вставай, и пойдем наверх, – пытается меня поднять.

― Нет, подожди! Еще пообещай мне, пожалуйста…

― Настя, милая моя девочка, – прижимает к себе.

― Пообещай мне помнить, что я тебя очень люблю!

― Насть, что произошло? Я знаю, что любишь.

― Нет, ты должен знать: я люблю тебя очень, что бы ни случилось. Хорошо?

― А что должно случиться?

― Просто обещай. Мне очень нужно знать, что ты будешь всегда помнить…

― Обещаю. Я тебе обещаю. Только, пожалуйста, успокойся.

― Помни. Помни, пожалуйста!

Сил практически не остается, и я полностью поддаюсь объятиям Матвея. Только бы он на самом деле не забыл, что я его очень-очень сильно люблю!

Мы еще сидели какое-то время на полу. Потом Матвей дал мне две таблетки успокоительного, которые очень кстати прописал Вячеслав Степанович еще с самого начала. Так как нога ныла, помог мне подняться и дойти до спальни. Через два часа, как и обещал, разбудил и дал обезболивающее:

― Как твое состояние?

― Намного лучше, спасибо, – проглотила таблетку и запила водой.

― Настя, скажи правду, то, что было сейчас как-то связано с тем, что случилось с тобой на складе? Что там произошло? – берет мои руки и целует. ― Я виню себя, что отпустил тебя одну.

― Ты же не знал, что мы будем делать.

― Даже не догадывался, – вижу, что меняется взгляд.

― Пожалуйста, не злись на меня, – глажу его руки.

― Извини. Ответь то, что было на кухне связано с тем, что с тобой на складе произошло?

― Нет…

― Насть, доверься мне, пожалуйста. К тебе применяли насилие до того, как посадили в машину? – голос сразу начинает хрипеть.

― Нет, нет, – только что поняла, о чем Матвей думает. ― Нет, ничего не было. Нет. Он просто схватил меня, затащил в комнату, – больше Матвею знать не нужно, да и я не хочу вспоминать те отвратительные прикосновения.

― Кто он?

Пожимаю плечами:

― Я не видела, но… уверена, что где-то слышала его голос. Он говорил почти шепотом. Сильно сжимал меня. Сказал, что я идеально пахну для дочери мертвеца.

― Сволочь! – Матвей вскакивает и развернувшись снова садится на кровать. Вижу, как напряжено его лицо: желваки двигаются туда-сюда и шумное частое дыхание. ― А с ногой, что случилось?

― Я начала вырываться, и он просто оттолкнул меня. Ударилась обо что-то твердое.

― Настя, я очень зол за то, что ты натворила, но еще больше злюсь, что меня не было рядом. Иди ко мне, – я привстаю в кровати и прижимаюсь к Матвею. Поближе к его сердцу. ― Насть, когда я завтра уеду, то закрою тебя снаружи. Извини, но ты очень доверчивая. Так не пойдет.

― Но я же поеду с тобой. Мы же должны в офис поехать, – вечно подвожу Матвея.

― Нет, завтра у нас тоже выходной, а в пятницу я, естественно, уеду в компанию.

― Почему выходной? Ты что-то не договариваешь? И почему в пятницу уедешь без меня?

― Я завтра сам поеду за Катей и привезу сюда. Хочу побыть со своей семьей, – целует в голову.

― Значит, останешься у отца до вечера?

― Нет, с чего ты взяла?

― Сказал же, что хочешь побыть со своей семьей.

Чуть отстраняет меня и нежно приподнимет пальцами подбородок, чтобы я смотрела в глаза:

― Ты часть моей семьи, – целует в висок. ― Хочу, чтобы ты об этом помнила.

У меня наворачиваются слезы, киваю:

Глава 19

Матвей

Утром ушел, когда Настя еще спала. Не стал будить. Сначала поеду к Соболеву, потом за Катей. У дома отца тоже выставлена усиленная охрана, но мне будет спокойнее, если сестра поедет со мной. Минут пятнадцать не трогался с парковочного места. Положил два пистолета: Альбатроса и Соболева на пассажирское сидение и наблюдал за своими мыслями. Я обожал оружие и стрельбу. После получения всяческих наград в школе, год отслужил в армии, где познакомился с Артемом Александровичем. Я ему как-то сразу приглянулся, он с самого начала говорил, что я стреляю не руками, а головой, потому как выстраиваю молниеносную тактику: просчитываю с какого угла цель будет поражена точнее. Это как-то само собой происходит в моей голове. Очень многим ему обязан и очень за многое благодарен. После поступления в университет я продолжал практиковаться, ездил на слеты. А вот, после случая с Обуховым все закончилось: я запретил себе стрелять. Обходил стороной тиры и полигоны. Даже оружие в руки не брал несколько лет. Потом стрелял по мишеням в тире, чтобы снять напряжение, но позволял себе это крайне редко. Сейчас смотрю на черную сталь: она так притягательна, так манит и одновременно отталкивает. Но все же я беру в руки стального лебедя и провожу пальцами по длинной гладкой шее… Снимаю с предохранителя и чувствую, как по телу пробегает волна азарта и возбуждения. Черт! Не к добру у меня оружие в руках! Быстрым движением все возвращаю на место и убираю два ствола в нижний отсек. Ощущение, что я опустился в темный дурман. Начинаю растирать шею, щеки, мочки ушей и переносицу, чтобы сбить это состояние. Черт…

Не успел далеко отъехать, как позвонил Сергей. Вот с кем не хочу сейчас общаться, так это с ним.

― Да.

― Матвей, не хочешь меня просветить, почему о том, что ты неожиданно взял отпуск, мне сообщает начальник пиар-отдела. Меня предупредить не хотел?

― Тебя – нет.

― Послушай, тебе малышка Приозерская совсем мозг переплавила, что ли?

― Сергей, за языком следи и не нуди.

― Да пошел ты, Стоянов.

― Сам пошел.

Поговорили как всегда. К Сергею у меня разговор отдельный. Я ему отель не прощу. Но, возможно, это стечение обстоятельств? Возможно...

Соболев преподнес еще один сюрприз: оказывается, Коровин приглашает нас с Настей в эту пятницу к себе на юбилей. Если пойду, то это означает, что спесь сошла, я прислушался к Соболеву и готов к сотрудничеству, а он проглотил наживку. Если нет, значит, я нажил себе врага, а дело Приозерского и Геворкяна могут кануть в Лету.

― Артем Александрович, я не пойду. Боюсь, что не он глотает червя, а мы.

― Я тоже туда поеду, Матвей. И будут еще люди, которым доверяю: Ириша и Степан Некрасов. Нужно разворотить это осиное гнездо, пока не полетят очередные жизни кому-то неугодных людей.

― Как я Настю туда поведу? С ней ночью истерика была, а я чуть не поседел от ее выходки. Зачем она там? Если очень нужно, я приду один, Настю не возьму.

― Послушай, может, она узнает кого-нибудь. Анастасия очень важный свидетель. Нам только на руку, что вас обоих позвали. Надеюсь, что они скажут тебе хоть какую-нибудь информацию: когда именно будет проходить операция, название клиники, куда нужна поставка оборудования и систем. Клиника, в которой якобы делал операцию Виктор Приозерский – это фикция, а нам нужна правда. Мы установим слежку и выйдем хоть на какой-то след. Пока нет ни единой зацепки. Хотя Гена сказал, что его люди что-то нащупали, но мы тоже должны действовать. Настя ведь хочет справедливости, хочет узнать, кто виновен, и я обещал помочь. Другого варианта не вижу сейчас.

― У Насти юношеский максимализм, вот что у нее, – завожусь, как только вспоминаю о ее недавней выходке. ― Она думает, что все может сама сделать. А ни хрена она не может!

Соболев подходит и кладет руку мне на плечо:

― Матвей, я понимаю твое негодование, но ты хоть спроси у нее.

― Ее и спрашивать не нужно, она туда пешком побежит, если узнает. Пф-ф-ф… хорошо, я поговорю с ней.

― Добро! Значит, до завтра.

― Бред, это же полнейший бред, Кать. Разве ты так не думаешь?

В жизни мне повезло заиметь человека, с которым могу говорить о чем угодно – это моя сестра. Ехали уже ко мне. Можно топить педаль поглубже, Катька обожает быструю езду, как и я.

― Матвей, не сомневайся даже – иди! Жаль, меня не пригласили, может, я бы кого-нибудь из дружков Юрика узнала.

― Ты все-таки думаешь, что это он?

― Теперь больше, чем уверена?

― Почему? – чувствую вибрацию в нагрудном кармане пиджака. ― Подожди. Настя звонит.

Ангел звонит уже в третий раз:

― Вы скоро будете?

― Да, моя хорошая! Катьку забрал, едем. Она тебе машет обеими руками.

― И ей привет! Я вас жду. Ведь доставка скоро подъедет, а я открыть не смогу.

― Без меня не приедут, не волнуйся.

― Только поторопись. А то Марина приходила, так и ушла.

― Черт, забыл ее предупредить. Но ничего, работа заранее оплачена, так что все нормально.

― Все равно поторопись. Я тебя с самого утра не видела, соскучилась. Но не гони, хорошо?!

― Хорошо!

Убираю телефон обратно в карман и скидываю скорость.

― Ну так, почему думаешь, что это Забродский? – кидаю на Катьку беглый взгляд. ― Ты чего на меня смотришь, будто я бутылка красного?

― «Да, моя хорошая»… Ох, я прям вам завидую. Тоже любви хочу.

Катерина неисправима:

― Была бы у тебя любовь, если бы не скрыла беременность.

― Да ну тебя, Стоянов! А насчет Юрика… Фразочки по типу «ты пахнешь идеально для дочери мертвеца» – очень ему свойственны. Я как услышала, сразу решила, что он, но Насте говорить не стала, чтобы не пугать.

― Твою ж мать! Все еще хуже, чем мы думали… Если Настя где-то слышала его голос, значит, они с этим гадом были знакомы…

Глава 20

Эта мысль не давала мне покоя всю дорогу, пока ехали. Насте решили ничего не говорить, чтобы лишний раз не напоминать.

Когда вошли в квартиру, и Катя увидела склеенную крякву, аж ойкнула. Хорошо, что Настя была наверху. Попросил найти похожую и заменить, а то от Насти им слишком много внимания. Катя пыталась, что-то возразить. Но мой дом – мои правила, даже для фруктовых крякв.

Теперь сестра с кем-то треплется по телефону, а мы ждем ее к столу.

― Кать, ну ты где там застряла? Наверняка новый хахаль звонит.

Подмигиваю Насте, пытаясь рассмешить, потому что беспокоюсь: вид грустный, ничего не объясняет, не жалуется. И я дергаюсь из-за этого. Катя вернулась с лицом не лучшим, чем у Насти.

― Что-то случилось? – если Ангел спрашивает, значит, это заметно не одному мне.

― Братик, только не ругайся, – садится рядом с Настей и подальше от меня.

― И что ты натворила? – всю жизнь напрягает, когда Катя начинает свою речь с этих слов.

― Ну я это… Кофейку, может, тебе налить? Или, может, тебе Насть?

― Катя! Перестань мяться и выкладывай! – что можно натворить за пятнадцать минут?

Катя еще дальше отодвигается:

― Мы еще давно с Ташей договорились, что я ей перед вылетом позвоню и, скорее всего, вместе поедем, – высокий тембр голоса сестры и имя Таша – трындец, значит, какой-то. Уже мысленно начинаю готовить себя к какой-нибудь хрени. Вижу, Настя тоже напряглась. Убил бы Катьку за ее выходки.

― Ну и?..

― Так я ей позвонила сейчас. Она спрашивает «ты где», я ей говорю «у Матвея». Она «что делаете», ну я и сказала, что сейчас все втроем кушать будем…

― Та-ак… Кать, резину не тяни, выкладывай, что учудила?

― Она хотела, как и я, завтра уехать, а после моих слов, сказала, что никуда не уедет и..., – смотрю прицельно, ― вообще, раз ты так быстро меняешь любовниц, то пора забрать у тебя половину имущества, которая ей причитается при разводе?

― Чт-то прости? Половину имущества? А она тебе сказала, сколько я ей бабок отстегнул уже? – приехали, бля. Резко встаю, задеваю одну из тарелок, и та с грохотом разбивается об пол. Настя вздрагивает. Катя переходит практически на писк:

― Сказала, что если добавит нужное количество акций к отсуженной половине, то вообще фирму у тебя отберет.

― Дай мне свой телефон! – практически рычу на сестру.

― Зачем?

― Дай живо телефон!

Кладет на стол и подвигает ко мне пальцем. Хватаю и сразу же набираю Татьяну:

― Совсем охуела Горликова? – натыкаюсь на испуганный взгляд Насти, и выхожу из кухни.

― И тебе здравствуй, Стоянов!

― Ты что вообще за околесицу несешь, а? Я все деньги выплатил, которые ты изначально заявила.

― Я подумала и решила, что этого мало. Но я могу фирму и не забирать, просто снова стану партнером.

― Татьяна! – шумно вдыхаю воздух через нос, давая себе секунды, чтобы хоть немного остыть. ― Иди ты знаешь куда! Я знать тебя не желаю, не то что видеть.

― Ах, ну, конечно, у господина Стоянова юная наложница появилась, куда ему до жены.

― Даже думать не смей в ее сторону! Бывшая жена! Ты бывшая жена!

― Все еще нет.

― Могу отправить адвокату запрос на пересчет твоего имущества!

― Хочешь войны? Будет!

Скидываю звонок:

― Сучка! – ударяю ладонью по стене.

Возвращаюсь в кухню. Катя выглядит, как провинившейся лабрадудль, у Насти все такие же напуганные глаза: она очень нервничает, когда я повышаю голос. Но другого выхода у меня не было.

― Мне надо уехать.

― Матвей, куда ты?

― Настя, милая, не волнуйся! Необходимо уладить одно дело. Я ненадолго.

Акции Татьяна может попросить только у одного человека. И я этого не допущу!

Глава 21

Настя

Опять «ненадолго»… Я потом его дожидаюсь по многу часов. И куда он сейчас?

― Насть, у вас красненького не найдется?

― Что? Я не знаю.

― О, наверняка есть в заказе. Брат же знал, что приеду, и не знал, что глупость сморожу, значит, должен был заказать.

Катя направилась в гостиную, где стояло еще несколько пакетов из доставки. Интересно, как она на самом деле относится ко мне, ведь дружит с Татьяной? Возможно, не слишком одобряет наши с Матвеем отношения. Я ни разу не спрашивала.

― Вот оно родненькое! Братик меня любит, но сегодня точно открутит голову. Насть ты будешь?

― Нет. Я сейчас таблетки пью. Не хочу.

― Это и хорошо, а то брат всего одну бутылку заказал. Решила бы, что он жмот, если бы это не было моим любимым вином, цену на которое я знаю очень хорошо. Ты заметила, что я опять болтаю без умолку? Так я внутренне прорабатываю вину. Я ее выбалтываю, запивая вином. Ах-хах-ах…

Смотрю на Катю – она порхает как мотылек: туда-сюда…

― Раз, два, – раздался хлопок от штопора, ― три, – быстрым движением наполнила бокал и так же быстро осушила его. ― Ты же точно не хочешь?

Отрицательно мотаю головой.

― Кать, можешь мне правду сказать?

― М… Могу, но не проси выдать Стояновские секретики, а то нечем мне будет пить вино. Голову того… – отпивает большой глоток, ― точно скрутит.

― Нет, нет… – интересно, какие «секретики» есть у Матвея? ― Другое. Как ты ко мне относишься?

― Хорошо отношусь. А с чего вопрос?

― Ты подруга Татьяны, а я будто между ними стою.

― Ты? Не-е-ет! Таша с Матвеем давно уже разошлись. Да, мы дружим, но я не разделяю того, что она изменяла. Хотя, – очередной глоток вина и новая порция в бокал, ― сама мужьям изменяла. Но у меня была весомая причина. Я влюблялась в того, с кем это делала, а Таша более расчетливая. Она говорила, что любит брата, – мне полоснуло по сердцу: жена его любит до сих пор или раньше так говорила? ― Но выгоды своей никогда не упустит.

― Как ты думаешь, он к ней поехал?

― Не знаю… О, давай позвоним Таше и узнаем!

― Нет, не нужно. Не хочу за ним следить. Он приедет, и все сам расскажет. Я хочу научиться верить ему.

― Давай, я позвоню узнаю, а ты типа мимо проходила. Да?

― Давай!

Знаю, что это не правильно. Но лучше знать об этом до того, как он сам скажет.

― Алло, Таш… А, ну все, все давай, пока. Матвей не с ней.

― Почему ты так уверена? Даже не спросила ничего.

― Потому что у нее другой мужчина в гостях.

― Понятно.

По тому, как Катя опустошила бокал, было видно, что она этого мужчину знает и, скорее всего, Матвей тоже… На душе стало спокойнее. Хотя где-то в глубине свербила мысль: она так могла среагировать, когда поняла, что там Матвей. Но я старалась гнать от себя подальше эти мысли.

― Кать, ведь у Матвея скоро день рождения, давай, устроим что-то приятное.

― Давай! Я уже знаю одну из этих приятностей: приедем к вам вместе с Надиром. Ты любишь детей?

― Не знаю… да… Я хорошо отношусь к детям, но с маленькими не общалась.

― А племянники? Ай, я совсем забыла… Прости.

― Ничего, все в порядке, – я справляюсь. ― Может, маму пригласим? Они пообщаются…

― Ой, нет, нет, нет! Вот маму не надо! Иначе нас изгонят из рая.

― Они настолько мало общаются?

― Вообще не разговаривают.

― Тогда обойдемся без мамы, – Катя активно закивала. ― А что насчет Глеба Вениаминовича? Матвей же будет рад видеть отца?

― Ага, папу можно.

― Организуем праздник прямо здесь в квартире. Классно, когда вся семья собирается вместе за одним столом. Можно пригласить кого-то с работы. Хоть Матвей сказал, что не празднует свой день рождения... Но так нельзя. Это же так здорово, что он родился и мы встретились. Ведь здорово, что мы встретились, правда?

― Я очень рада за брата. Давно не видела его таким… одухотворенным, нежным и заботливым в отношении кого-то. Он после расставания с Татьяной стал каким-то… колючим, грубоватым и даже немного замкнутым. Так что ему и мне, как старшенькой сестре, выслушивающей его одиночество, завуалированное в «был на работе допоздна, потому что скоро важный проект», определенно с тобой повезло.

― Спасибо! – даже дышать стало легче.

― Тебе спасибо, Насть! А свой день рождения, это он последние годы не празднует.

― Из-за расставания с Татьяной?

― Нет. Поначалу, когда они поженились, мы, конечно, продолжали отмечать его дни рождения. Хоть он особого энтузиазма не испытывал, но с удовольствием принимал наше участие, подарки, внимание. А потом, как-то все затихло. Таша не слишком рвалась устраивать ему праздники, всегда говорила, что не любит суматоху, сборы и все прочее, что делают в дни рождения. Матвей это принял как должное.

― А Лиза? Он же с ней два года встречался.

― Ой, Лиза, та еще стерва, терпеть ее не могла. Вот кто знает, как тратить чужие деньги, так это она!

Катя поморщила нос, давая понять всем своим видом, что Лиза ей, ну очень не нравилась. А я немного напряглась…

― Знаешь, у меня ведь тоже нет своих денег, только зарплата за две недели. Я живу за счет Матвея, так что не особо от Лизы отличаюсь. А еще, и тебе пятьсот тысяч должна.

― Настя, да ты что такое говоришь! – кладет руку поверх моей. ― Какой долг? Даже не думай об этом!

― Но это факт! Я взяла у тебя деньги, чтобы узнать о папе и…

― Нет! Давай, так: я дала тебе денег, чтобы узнать о твоем папе и Рустаме. Так что ты мне ничего не должна. Это было мое решение.

― Спасибо! Но мы ничего не узнали.

― Я думаю, что еще узнаем. И это был очень важный шаг.

― Правда, так думаешь?

― Уверена! А по поводу того, что ты живешь на деньги Матвея – это абсолютно нормально. Он мужчина, успешный бизнесмен и, самое главное, он тебя любит. А зачем человеку деньги, кроме как тратить на себя и на любимых людей? – пожимаю плечами. ― Вот именно – незачем. А Лизу ты просто не знаешь, поэтому себя сравнила. Нет, Насть вы с ней, как огонь и вода – в отношении денег, да и в принципе в отношении брата.

Глава 22

Матвей

Вижу, как паркуется серый седан возле высотки. Ну, наконец-то явился! Выхожу из машины:

― Брызгалов, где тебя носит? Я уже час торчу возле твоего дома.

― Задержался по работе, – неспешно выходит и вид такой, будто и, правда, переработал.

― Ты с офиса ушел в обед!

― А ты меня все контролируешь, да? Ну, конечно же, господин директор!

― Сергей, не язви.

― Давай заходи уже в дом, не на улице же разговаривать будем.

Вечно чем-то недоволен. Ну, ничего сейчас недовольство станет предметным.

Лифт довозит до последнего этажа. Быть выше меня у него не получается, компенсирует местом жительства.

― Выпьешь?

― Да, будет очень, кстати. И себе налей! – что же я так бешусь, заходя к нему? Ах да, четыре года назад пришел к почти что брату и застал здесь свою жену. Повод беситься есть.

― Ну, говори чего хотел!

Садимся на кожаные кресла, расположенные друг напротив друга и разделенные маленьким журнальным столиком из какой-то редкой породы дерева. И здесь он выебнулся.

― Надеюсь, ты не пришел читать мне нотации, что я прогулял половину рабочего дня? – продолжает язвить.

― Можно, но нет.

― Тогда зачем пожаловал, Матвей Глебович?

― Расскажи мне свою версию произошедшего в отеле?

― Говори яснее. В каком отеле и когда?

― Все также продолжаешь язвить… Что ты делал с Настей в номере отеля?

― А, ты про это, – делает вид, что не понял с самого начала. ― Она попросила отвезти ее, чтобы застать тебя с поличным в объятиях… как ее там… Колядиной Ирины.

― Это я знаю. Скажу предметнее: какого хрена ты ее на кровать уложил и навис над ней? – подаюсь вперед и с грохотом ставлю стакан на стол.

― Стоянов, ты никогда не ценил дорогие вещи, будь осторожнее!

― Я просто никогда не придаю им значимость, в отличие от тебя. Ну, так?

― Если ты все знаешь, зачем спрашиваешь? Неужели Анастасия не рассказала, что там произошло?

― Я твою версию жду.

― Опять ревнуешь! Матвей, заканчивай, так и параноиком стать можно.

― О нет, знаешь, чувство ревности меня не подводит.

― Так и Анастасию пытаешься уличить в измене?

― Сергей, я просто хочу услышать твою версию!

― Ну-ну… Не переживай, Анастасия Викторовна оказалась верной тебе.

Словно камень с плеч упал. Внутренне выдыхаю, но вида стараюсь не подавать.

― Я в ней уверен.

― Это хорошо. А то я искренне волновался, что ты с ней и разговаривать не станешь после увиденного. Просто вышвырнешь, как испорченную игрушку и все.

― Ошибаешься! Люди для меня не игрушки.

― Большинство людей может быть, а вот та часть, которая предпочитают не тебя… О-о-о, – закатывает глаза, ― вот им не повезло.

Да, Сергей прав, так во всем: в бизнесе, личной жизни… Ну я пришел сюда не за его проповедью, так что:

― Как продвигается московский проект, который ты ведешь?

― По-моему, мы договорились, что ты не вмешиваешься!

― А я и не вмешиваюсь, просто интересуюсь.

― Тогда следи за своей интонацией! Почему ты все не успокоишься и не дашь мне свободу решений?

― Потому что Сергей Александрович, – отпиваю слишком большой глоток виски и морщусь, – Таисия Павловна – твоя покойная мама, дала наставление, чтобы я всегда был поблизости и следил за ее «непутевым сыночком». Я просто сдерживаю данное ей когда-то слово.

― Матвей, нам не пятнадцать и я уже давным-давно вышел из той неблагополучной компании.

― Вышел давно, только вот все до сих пор помнят твои выходки.

Сергей кривит лицо, показывая, что, то были детские шалости. Может, и детские, только они стоили его матери десяток лет жизни: рак на ранних стадиях неспособен, так безжалостно убивать, как единственный сын. Тяжелые воспоминания, по-моему, накрывают нас обоих, потому как на некоторое время мы одновременно замолкаем. Решаюсь нарушить тишину, ибо она невыносима:

― Мне хотят впаять ранение Обухова, как умышленное причинение вреда здоровью.

― Что-о? Это Виталька, что ли?

― Именно.

― И кто такую чушь тебе сказал?

― Соболев. Вышестоящие чины хотят попугать, чтобы я сделал кое-что нелегальное для «правоохранительных органов» – рисую в воздухе кавычки.

― Что именно?

― Как только разгребу это дерьмо, обязательно расскажу.

― Хорошо. Ну если, Артем Саныч в курсе, то могу быть за тебя спокойным.

Киваю и подмигиваю. Хотя, мне кажется, что нужно бить тревогу, но лишняя суета ни к чему.

― Как думаешь, что за паскуда могла доложить, какие отношения были между ним, мной и Милкой? Они знают, что мы ее поделить не могли.

― Кто, кто… Белорецкая первая на тебя заявит при любом удобном случае.

Вспоминаю слова этого Коровина, что Людмила отрицала факт попытки изнасилования.

― А ведь да...

― Вот! Я тебе еще тогда сказал, что она специально тебя позвала навстречу возле раздевалки, где ее якобы домогался Обухов. Она знала, что ты приехал с очередного турнира, ну, и, конечно же, как истинный альфа-самец, принес с собой оружие, чтобы всем показать свой ствол.

― Да, какой к чертям альфа, – ерунда, но так тешит мое самолюбие.

― Ладно, Стоянов, передо мной-то ни корчи из себя неизвестно кого. Лучше признай, что я оказался прав! Ты же мне не верил.

― Похоже, ты прав…

― Без «похоже» было бы лучше, но и так сойдет. Дзинь-дзинь, – тянет свой стакан. Фыркаю и отодвигаюсь вглубь кресла. ― Ой, да ладно… – ржет. Весело ему, а я злюсь. ― Когда еще ты признаешь мою правоту?! И чем тебе, кстати, грозит его иск?

― Если все пойдет по хорошему сценарию, то откуплюсь деньгами.

― А если по плохому?

― Лучше не думать об этом.

― А давай, Белорецкую найдем?

Почему эта идея не пришла в голову мне?

― Ты опять прав, – смотрю на время: я уехал из дома больше трех часов назад. ― Все, Брызгалов, ты два раза прав – это слишком для меня! – ржем. Подношу свой стакан, и он ударяет в ответ.

Глава 23

Ехал домой, размышлял, когда и как сказать Насте о предстоящем юбилее. Наверное, лучше сейчас, пока Катя в гостях. Надеюсь, Сергею хватит мозгов не продавать акции Горликовой. Она способна забрать фирму и продать первому желающему, кто предложит денег побольше, а таких будет достаточно. Остановился возле цветочного магазина и купил два букета для своих любимых женщин: Катьке красные герберы, а для Насти выбрал лимонно-желтые пионы – мне сказали, что это очень редкий вид цветов, так же как мой Ангел – необыкновенное создание.

― Понравились мои цветы?

Уже были с Настей в спальне и переоделись в пижамы. Хорошо, что Настя это сделала до того, как я поднялся: не устоял бы перед красотой ее тела. Катька ушла спать намного быстрее, чем я ожидал, придется одному говорить о завтрашнем «празднике».

― Они очень красивые и пахнут замечательно. Я и не знала, что есть подобные.

― И я не знал, что такие есть, – говорю иносказательно, но она не понимает. Подхожу и целую в губы. Отвечает, и я с ума схожу от источаемой нежности, действительно, она подобна этим цветам. ― Насть, нам нужно поговорить, – беру ее за руки и веду присесть на кровать.

― Что-то случилось?

Сажусь на корточки напротив и вижу, как изменилось выражения ее лица: глаза стали чуть уже, губы неплотно прижаты друг к другу, и между бровями образовалась маленькая морщинка. Не могу налюбоваться на Ангела – она в любых проявлениях прекрасна.

― Нет, ничего, – волнуюсь, потому что не знаю, какой будет ее реакция. ― Просто завтра вечером нас пригласили на юбилей одного человека и нужно туда пойти.

― Хорошо, пойдем. Но почему ты такой обеспокоенный? Что-то ведь не так?

Беру ее руки в свои. В голове проносятся десятки вариантов слов, как начать разговор:

― Нас туда Соболев отправляет.

― Соболев? Он что-то о папе узнал?

― Похоже, что так. Но нет какой-то конкретики, просто одному из вышестоящих законников нужно оборудование для трансплантации сердца, якобы необходима операция дочери.

― А кто будет делать? – сжимает мои пальцы. ― И кто донор? Думаешь, будет похожая операция?

― Ничего не известно. Только почему-то им понадобилась именно моя компания. Послушай, я не хочу втягивать тебя в это, но Соболев уверяет, что ты можешь кого-то узнать или…

― Конечно, я пойду с тобой! – в голосе решимость и мне становится значительно легче.

Пересаживаюсь на кровать:

― Насколько я понял, как раз завтра меня посвятят в детали предстоящей операции.

― А Соболев там будет?

― Да, и еще два человека, которым он доверяет: его друг – майор Некрасов и супруга – Ирина Федоровна, – пытаюсь создать для Насти иллюзию безопасности. Именно иллюзию, потому что все это не похоже на обычную сделку между поставщиком и клиентом, пусть и нелегальную.

― А что мне нужно надеть? Не хочу платье. В брючном костюме буду чувствовать себя комфортнее.

― Конечно! Все, что посчитаешь нужным.

― Ладно. Пообещай, что не будешь отходить от меня. Мне не по себе от мысли, что я окажусь с теми, кто причастен к гибели папы.

― Сделаю все возможное. Но меня могут позвать для обсуждения вопросов поставки. Давай поступим так: если я не смогу быть рядом, то будет Артем Александрович.

― Хорошо. И там же будут его супруга и друг, так что…

― Нет, Насть, я вверяю тебя Соболеву, больше никому. Так что либо я, либо он. И придерживайся этого.

― Поняла.

― Вот и хорошо, давай спать.

Приподнимаюсь, но Ангел останавливает:

― Ты ведь недоговариваешь мне? Что-то еще есть.

― Остальное – детали, – целую нежные руки.

― Пожалуйста, расскажи мне все.

Смотрю на Каспийское море в глазах. Я переживаю за Настю, но, по-моему, помощь нужна мне. Боюсь подвести свою семью. Из-за юношеской выходки я подставляю под удар самое дорогое, что у меня есть. Сергей прав, приносить оружие на выпускной было бахвальством. Спасти «жертву» Обухова можно было и обычной дракой.

― Просто поставка оборудования должна быть нелегальной. Поэтому столько вопросов и неясности. Хотя объясняется, что законник не хочет привлекать ненужное внимание.

― Тогда это логично. Может просто совпадение?

― Да, может. Но Артем Александрович хочет все проверить, потому что обещал тебе помочь найти виновных. Поэтому мы просто сходим туда и узнаем.

― Конечно. Спасибо!

― За что?

― Что не оставляешь попытки узнать, кто это сделал.

― Пока не узнаю, не успокоюсь. А теперь спать.

Будильник еле выдернул из сна, а точнее, уже Настя начала меня будить. Снилась какая-то хрень. Ничего не помню, но ощущение мерзкое. Принял душ, а Катька все еще спала, как сурок. Хорошо, она по утрам тоже не завтракает, это сэкономило кучу времени. Теперь стоим в аэропорту, до вылета три часа.

― Кать, я тебе еще раз повторяю, будь осторожна и обязательно свяжись с человеком, которого Геннадий рекомендовал. Поняла меня?

― Поняла. Ты тоже береги себя, пожалуйста! И отца, и Настю. Она у тебя замечательная. Ну, все объявили регистрацию на мой рейс. Скоро увидимся.

― Да, Солнце, приезжай почаще!

― Конечно!

Обнимаю Катьку как можно крепче.

― Ну, все, пошла.

― Давай, – вижу, как сестра уходит, волоча за собой большой чемодан. Меньше недели отпуска, а вещей берет месяца на два – неисправима. ― Катя! – окрикиваю и быстрым шагом подхожу. ― Наверное, будет лучше, если мать к тебе переедет, хотя бы на неделю-две, пока все не уладится. На крайний случай запрешь ее в комнате, чтобы нотации не читала, – смеемся.

― Да, я тоже так подумала, пусть погостит у меня.

― Позаботься обо всех.

― Конечно, братик, не переживай. Все будет хорошо.

― Ну, теперь все, поезжай, – целую в щеку.

Катька уходит, а внутренняя тревога не дает покоя.

Глава 24

Хорошо хоть в офисе все в порядке. Правда, меня покорежил вопрос Валентина «А что Настя не пришла?», но не стал срываться на парне. Понимаю, что устал от ревности, выдохся. Буду учиться доверять Насте, тем более повода она ни разу не давала, а остальное все мои домыслы.

― Босс, можно к вам? – еще и стучится.

― Брызгалов оставь свои шуточки, давай, заходи.

― Нужна твоя подпись на документе.

― О чем здесь речь? – бегло просматриваю бумаги, но сути не улавливаю.

― Московский проект. Все же без тебя его нельзя вести: нужна подпись генерального.

― Не вопрос, – подписываю бумаги в нескольких местах. ― Забирай.

― Спасибо босс, что не стали скрупулезно изучать договор.

― Твой проект. Перестань язвить, – забирает папку. ― Сергей, а что у тебя с рукой? – еще вчера заметил, но не придал внимания.

― Не поверишь: очень сердитая кошка поцарапала.

― Мне казалось, что животные это не твоя стезя.

― Был в гостях у одной дамы, а у нее две кошки. Молодая оказалась очень несговорчивой. Кстати, у меня замечательная новость, – садится в кресло напротив. ― Я нашел Белорецкую.

― О как! И где?

― В пригороде живет. Но вторая новость тебя удивит еще больше: она замужем за Обуховым.

― Опа! – откидываюсь на спинку кресла. Естественно, она будет выступать против меня.

А ведь паскуда сказал, что Виталий не женат и у него нет детей, и все из-за ранения. Очередная фальшивка!

― Похоже, они оба на тебя и заявили. А что за нелегальные действия от тебя хотят?

― Думаю, что в понедельник или даже завтра, расскажу.

― Ладно. Хочешь, съезжу к ним в гости и узнаю, чего они к тебе привязались? Заодно на Обухова взгляну, какой у него там ущерб?

― Вместе завтра поедем. Сможешь?

― Конечно, без проблем. Ну все тогда, пойду, отправлю одобренный договор, – хлопает ладонью по папке.

Киваю.

― Сергей, спасибо за помощь!

― Не за что. Уверен, ты бы мне тоже посодействовал.

Да, конечно. Несмотря на наше соперничество и недомолвки, мы прикроем друг другу спины. Убежден в этом.

Погрузился в бумажную рутину. Госпожа Колядина просит моего личного присутствия в день открытия их центральной питерской клиники в это воскресенье. Что я Насти скажу? Будет ревновать меня. С Татьяной таких проблем не было: если нужно было ехать куда-то по работе, мы не задавали друг другу лишних вопросов. Только спустя время я узнал, что «по работе» в понимании Татьяны, включает в себя секс. А потом и сам начал придерживаться этого правила. Хорошо, что с Настей не так. А вот и мой ангел: на экране звонящего телефона ее номер:

― Да, Настенька. Как ты?

― Я хорошо. Катя сказала, что прилетела.

― Да, она скинула мне сообщение.

― Матвей, мне сейчас позвонили из клиники, которую я нашла под заказное оборудование, сказали, что хотят забрать его раньше: где-то в начале следующей недели. Мы можем так сделать? Я позвоню и подтвержу?

― Да, конечно. Дай им номер телефона Рылеева – начальника склада.

― Хорошо, спасибо!

― Это тебе спасибо! Я, вообще-то, оставил свою женщину дома, чтобы она не работала. А ты что творишь? – иронизирую, надеюсь, она понимает.

― Помогаю своему мужчине вести бизнес. Разве это плохо?

― Нет, конечно.

Буду скоро себе проговаривать… как их там Катька называет?.. О, аффирмации: «Настя, не такая, как Таша». Все же нельзя работать со своей женщиной вместе – слишком много нервов на контроль и беспочвенные гадания «а возможна ли измена»...

― А ты ходил обедать?

― Что, прости?

― Ты обедал?

― Нет. Дел много накопилось, не до этого. Ты, надеюсь, обедала?

― То же нет. Мне есть совсем не хочется, все время прокручиваю в голове сегодняшний вечер.

― Насть, так дело не пойдет. Иди быстро ешь!

― Кусок в горло не лезет, я утром пробовала.

― То есть, ты еще и не завтракала?

― Никак.

― Насть, послушай! На этом вечере еда в тебя точно не полезет. Ты же не хочешь там в обморок упасть?

― Нет! Я настраиваю себя быть внимательной ко всему, что увижу и услышу.

― Вот это правильно. Пообещай мне, что сейчас пойдешь и плотненько пообедаешь. И перед тем как выходить, съешь хотя бы шоколадку. Договорились?

― Хорошо. А ты разве не приедешь за мной?

― Безусловно, приеду. Но нужно, чтобы ты была уже готова. Я зайду за тобой в шесть и сразу же поедем. Ехать загород.

― Очень волнуюсь.

― Я буду с тобой, так что ни о чем не беспокойся!

― Хорошо. Ты мне тогда тоже пообещай, что пообедаешь.

― Да, чуть позже.

― Нет, именно сейчас закажи себе еду или иди в кафе. Я тебя прошу.

― Хорошо, мой ангел.

―Я люблю тебя!

―И я тебя! Очень!

Еду заказал, правда, она тоже не особо в меня лезла. После набрал Соболеву, все по плану: в семь часов вечера нас ждут на юбилей. Чертовщина, которая неизвестно куда может завести. Главное – безопасность моей семьи. И если здесь замешан Юрий Забродский, то она под угрозой. Нужно как можно скорее разрубить этот спрут.

Глава 25

Настя

― Я, правда, хорошо выгляжу? – Матвей закрывает входную дверь, а я, как только вышли за порог квартиры, начала нервничать еще больше.

― Да, выглядишь шикарно. Я тебе это уже сказал.

― Не сердись, я специально так оделась, – на мне белый брючный костюм, под ним шелковая майка изумрудного цвета, к ней под стать туфли и кулон на шее – подарок Матвея. Хотя все вещи – это его подарки. Волосы забраны наверх. Стиль больше деловой, но выглядит очень элегантно.

― Специально? Вроде тебе не нужно обольщать покупателя, он и так к сделке готов. Пошли.

Заходим в лифт, Матвей смотрит на меня с неодобрением.

― Нет, ты не понял. Если эти люди причастны к гибели папы, я не хочу казаться уязвленной. Пусть лучше боятся меня и знают, что расплата непременно будет.

Вижу, как смягчается его взгляд, потом проскальзывает чувство гордости, и все это сменяется тревогой:

― Насть, ты только ничего не делай, не обсудив со мной, хорошо? И…

― Что?

― Это может быть просто сделка, которая не связана с твоим отцом. Не возлагай повышенные ожидания, пожалуйста, – выходим на парковку. ― Садись в машину.

― Я все понимаю. А эти люди поедут за нами? – указываю на черный джип, который стоит здесь несколько дней.

― Нет. У нас там будет свое прикрытие. Пообещай, что ничего не будешь предпринимать, не поговорив со мной. Даже если увидишь, нечто парадоксальное.

― Обещаю, – хотя внутренне не могу согласиться, и он, видимо, замечает это.

― Лучше наблюдай, слушай, оценивай, но не действуй. Ты не сможешь одна ничего сделать, но информация, которую узнаешь, поможет выйти на преступника. Хорошо? Ты поняла меня?

― Да.

Выезжаем из дома, и нас встречает вечерний город. Матвей прав, лучше держать нос по ветру, чем одной бороться с ветряными мельницами. Доехали достаточно быстро, остается всего несколько поворотов. Принимаю таблетку успокоительного, потому что сердце начинает зашкаливать ударами, а в голове проносятся десятки вариантов развития событий сегодняшнего дня: и в основном все с плохим финалом.

― Я оставлю таблетки тут, – открываю «бардачок» и натыкаюсь на оружие. ― Зачем оно тебе?

― Соболев дал, для защиты.

― А ты в опасности? – чувствую, что недоговаривает.

― Нет, просто меры предосторожности.

― Сегодня все будут с оружием?

― Не думаю. Когда мы первый раз сюда приехали, нас обыскали. Ну, кто же это звонит? – вынимает телефон из кармана пиджака. ― Слушаю. Да, скоро подъеду. До встречи.

― Кто это?

Матвей тормозит у обочины, явно не доехав до нужного дома:

― Насть, – берет мою руку и целует, ― пожалуйста, будь предельно осторожна.

― Хорошо. Но ты ведь что-то скрываешь от меня?

― Они непросто так позвали нас обоих, понимаешь. Для сделки меня одного было бы достаточно. Хотя Соболев сказал, что это нам только на руку и… Черт, это еще кто?

Нас освещают фары чьей-то машины, паркующийся позади. Через десяток секунд раздается стук в окно Матвея. Он опускает стекло, но только наполовину. Пульс начинает зашкаливать и дышать становится сложнее.

― Матвей Глебович Стоянов? – в окно заглядывает коренастый мужчина.

― Да.

― Не стоит здесь стоять, проезжайте к дому.

― Разве я кому-то мешаю? – говорит спокойно, а у меня сердце в пятки юркнуло.

― Не мешаете, но Даниил Алексеевич не любит ждать приглашенных гостей. Проезжайте.

Вижу, как у Матвея задвигались желваки – злится. Ничего не говоря, он выворачивает руль и выезжает на дорогу.

― Что это значит?

― То, что Коровин такой же мудак, как и остальные.

Въезжаем в ворота и останавливаемся на свободном месте. На улице уже достаточно темно, но зона дома освещена, и я вижу трехэтажное здание, напоминающее сказочный замок:

― Какой дом красивый!

― Не доверяй тому, что видишь. По мне, здесь все пропитано фальшью.

От этих слов мне становится еще тревожнее и Матвей будто снова это чувствует:

― У меня есть отличная идея?

― Какая?

― Сразу, как выйдем отсюда, поедем кататься по ночному городу. Я тебя так и не покатал нормально. Мое упущение. Согласна? – улыбается и становится намного спокойнее.

Киваю:

― Согласна!

Матвей приоткрывает окно, куда-то всматривается, затем закрывает:

― Сиди здесь, пока я не открою твою дверь, – подмигивает и пытается все так же улыбаться, но уже понятно, что-то не так и он просто успокаивает.

Выходит из машины, сначала все тихо, а потом до меня доносится ругань. Первая моя реакция: открыть дверь и выйти, чтобы узнать, что происходит, но вспомнив наставление, остаюсь сидеть, пытаясь разобрать слова, но тщетно. Через несколько минут Матвей открыл дверь и, как только я вышла, в нашу сторону шагнул такой же амбал, как тот, что был на дороге – они все одеты в черные пиджаки, в ухе наушник.

― Я же сказал, чтобы ты ее не трогал, – Матвей притянул к себе.

Тот ухмыльнулся и поднял ладони кверху:

― Сумочку вашу покажите.

Смотрю на Матвея: желваки ходят туда-сюда.

― Насть, сумку пусть посмотрит.

Отдаю. Амбал открывает и начинает копошить в ней пальцем, очень отвратительные ощущения, будто пальцы меня касаются.

― Ну все, достаточно насмотрелся.

Матвей забирает сумку и отдает мне. Вздыхаю с облегчением. Вижу, что подъезжает еще одна машина и амбал отходит.

― Насть, ты в порядке? – Матвей целует в висок и становится еще лучше.

― Противно, но я справлюсь.

― Вот и умница!

Как только заходим внутрь, нас встречает белокурая женщина с голубыми глазами в темно-синем платье в пол:

― Матвей, рада вас видеть, – приближается и целует его в щеку близко к губам, чем вызывает мое полнейшее недоумение.

Глава 26

Матвей

Жест «хозяйки» сильно озадачивает. По-моему, позавчера я дал ясно понять, что она меня не интересует.

― А вы, наверное, Анастасия? – протягивает Насте руку для знакомства.

― Да, добрый вечер! – Ангел отвечает рукопожатием. ― А вы?..

― Антонина Коровина – супруга юбиляра. Ну, что же мы стоим? Проходите, прошу вас. Матвей, – проводит ладонью по моему плечу, ― вы с нами за одним столиком.

Настя кидает ревностный взгляд, и мне тоже он достается. Глупая моя девочка. Прижимаю к себе крепче, и она поддается, обняв за спину. К нам подходит молодая девица, предположил бы что официантка, но вот одежда у нее вычурная: красное платье с какими-то рюшами, а на голове шляпка с павлиньим пером. Цирк приехал.

― Прошу, следуйте за мной, я сопровожу вас в зал.

Проходим по узкому коридору. Замечаю несколько пар, но никого знакомого. Спускаемся по лестнице. Хоромы-то у Коровина четырехуровневые, оказывается. Шагов пять вглубь и мы попадаем в зал с приглушенным светом… Твою ж мать… девица и есть официантка, потому как взад-вперед с подносами снуют такие же «павлиньи перья». Играет живая оркестровая музыка, столы с кофейного цвета скатертями расставлены по кругу, а в середине танцуют девицы в зеленых блестящих нарядах. Этому бы соответствующий запах – один в один мухи на навозной куче. Смотрю на Настю и улыбаюсь: на ее лице аналогичные чувства. Девица указывает рукой на один из столов:

― Матвей Глебович, вам за этот столик, а вам Анастасия Викторовна за тот, что подальше.

― С какой стати? – негодую. ― Так дело не пойдет. Почему мы сидим за разными столами?

― За главным столом мужчины: юбиляр и особые гости, а жены и спутницы – за соседним. Давайте я вас сопровожу на ваши места.

― Сами разберемся. Можете идти, – отгоняю девицу, ей-богу, как муху, и разворачиваю Настю к себе – она напряжена. ― Хрень какая-то, но мы с тобой справимся! – подмигиваю и улыбаюсь. Кивает. ― Сейчас Соболева найдем, и станет понятнее. О, на ловца и зверь бежит. Артем Александрович! – поднимаю руку. Увидел, отлично!

― Привет, Матвей! Здравствуйте, Настя!

― Добрый вечер! – чувствую, как Настя прижимается ближе.

― Артем Александрович, что за херня здесь происходит? Нас с Настей усаживают за разные столы, так не пойдет. Я ее одну не оставлю.

― Ириша будет сидеть за тем же столиком. Настя, пойдемте, я вас представлю.

Стало чуть спокойнее, но за Настю тревога не отпускает. В итоге она осталась там: таковы условия этой игры. И я должен сделать все возможное, чтобы быть в выигрыше. Благо, посадка позволяет видеть Ангела, хоть и вполоборота. За моим столом девять человек, включая меня. Как ни странно, голубоглазая «хозяйка» сидит не только вместе с нами, но и рядом со мной, а Коровин напротив. Тут же Соболев, его друг – Некрасов Степан Леонидович, трое незнакомых мне личностей, которых представили, как «важных гостей» и одно пустующее место. До начала официальной части вечера, присутствующие здесь ведут какую-то непринужденную беседу, задают друг другу поверхностные вопросы, получая такие же ответы. Но все мое внимание поделено на три части. Первая – Настя, которая сидит ко мне боком и ведет достаточно оживленную беседу с рядом сидящими женщинами, чем, непременно, меня радуют. Вторая – голубоглазая «хозяйка», которая сидит со мной слишком близко. И третья – пустой стул, рядом с Коровиным, напоминающий мне фантом.

Минут через десять разговоров «ни о чем», в центре зала появляется мужчина в красном фраке, по всей видимости, ведущий вечера, и после традиционных приевшихся речей в честь юбиляра, вызывает его на импровизированную сцену. Как только Коровин встает, «хозяйка» кладет руку мне на колено, поворачиваюсь и смотрю прицельно, она же смотрит с упоением на супруга, а пальцы сжимают мою ногу. Не знаю, что она пытается вызвать во мне, пока это лишь раздражение и подкатывающая к горлу брезгливость. Оттрахать не вопрос, но она опоздала недели на три: жестко пресекаю ее действия. Вижу, как поджимает губы, но на меня продолжает не смотреть. Привлекает внимание речь Коровина, потому что слышу свое имя, после идет Соболев, Некрасов и все по кругу, включая «благоверную» супругу.

― И последний высокопочтенный гость – это организатор вечера и мой друг, пожелавший остаться инкогнито.

Указывает на пустой стул, и туда же светит прожектор. Начинает ржать и весь зал поддерживает его хохотом и рукоплесканием. А у меня один вопрос: в чьем воспаленном мозгу мог родиться сей театр абсурда?

Глава 27

Настя

Как только села за стол, начала много говорить, чтобы хоть как-то справится с нарастающей тревогой, а еще мне хотелось узнать побольше о «мужском столике», за которым почему-то осталась супруга юбиляра. Да еще и села рядом с Матвеем. Он часто смотрит на меня, но на голубоглазую блондинку тоже. А если она напоминает ему Татьяну? И… Настя, перестань! Глупо думать об этом сейчас.

Меня гложет неприятное чувство. И это не только ревность. Атмосфера праздника, словно затягивает во что-то вязкое. Речь юбиляра закончилась, и на сцену выскочили артисты с живым огнем. Шесть эротично танцующих пар, которые держат в руках что-то наподобие факела. А при каждой смене мелодии, они меняются партнерами и начинают вытанцовывать другие движения, не менее эротичные и вульгарные. Даже в клубе «Золотая лань», девочки так откровенно не танцевали.

Это все напоминает мне что-то из недавних событий, но не могу вспомнить, что именно.

Сидящие рядом женщины чуть развернули свои стулья, чтобы было лучше видно происходящее в центре зала. Я смотрю в сторону, где сидит Матвей, но сейчас его практически не видно. Шоу кажется бесконечным. Но зато осознаю, что это напоминает. Точно. Когда Матвей отвез меня в загородный клуб, где мужчины пускают по кругу своих любовниц. Как он это назвал – «порочный круг»?.. Да.

В зале постепенно приглушают свет, живой огонь гаснет, а на костюмах танцующих пар становятся видны детали, словно начерченные неоновой краской: глаза – по два больших круга, на уровне ртов крест буквой «икс», а тела становятся в квадратах и треугольниках – будто состоят из осколков. Когда свет в зале гаснет полностью, оставляя подсвеченные зоны лишь у выходов, танцоры начинают перемещаться ближе к столикам. Три пары подходят совсем близко к нашим двум столам и начинают выделывать различные движения, привлекая к себе повышенное внимание.

― Анастасия Викторовна, – вздрагиваю от неожиданности… я слишком напряжена. Ко мне обращается официантка.

― Да.

― Вас зовут.

― Кто?

― Меня просили передать и сопроводить вас, – девушка указывает на входные двери.

Смотрю на Матвея и вижу, как он и еще один мужчина поднимаются из-за стола. Ловлю на себе его взгляд, и он кивает в сторону выхода. Наверное, нас вместе позвали. Вижу, как они уходят, и тоже встаю.

― Настя, ты куда? – Ирина Федоровна останавливает за руку.

― Матвей позвал с собой. Девушка проводит за ним.

― Ты уверена?

― Да. Вон же он уходит, – мне становится его плохо видно из-за динамичных движений танцоров.

― Вас ждут на верхней террасе, Анастасия Викторовна. Идемте.

― Да, да, сейчас.

Мне кажется, что девушка нервничает, и я тоже начинаю. Хочется поскорее оказаться рядом с любимым, потому что от всего это юбилея мне в прямом смысле становится дурно, а с ним всегда спокойнее. Ирина Федоровна привстает из-за стола и, вероятно, увидев, как Матвей выходит из дверей, одобряет мои действия:

― Хорошо, иди.

Пока идем, одна из танцующих пар практически сопровождает нас до выхода, все также исполняя вычурные движения. Поднимаемся по лестнице, Матвея впереди не вижу, наверное, успел уйти. Чем дальше мы идем, тем сильнее нарастает внутреннее беспокойство. Не знаю отчего. Просто накручиваю себя – ведь все в порядке. Открываю сумку и проверяю, взяла ли телефон. Да, на месте. Если что позвоню Матвею и узнаю где он.

― Проходите, – заходим в стеклянные двери на открытую террасу. Я прохожу вперед. Здесь все отделано красным деревом, посередине стоят белые качели, и все это подсвечивается фонариками, встроенными в пол. Красиво. Но тревога зашкаливает, заставляя сердце усилено стучать. Только сейчас понимаю, что мы с Матвеем где-то разминулись или нас, вообще, позвали по отдельности.

― Но здесь никого нет. Кто меня звал? – оборачиваюсь, но официантка уже ушла.

Чувствую, как накрывает паника, начинаю дышать глубже и подхожу ближе к перилам, чтобы заглотить воздуха как можно больше. Мне кажется, что здесь будет дышаться легче. Если не обращать внимания на доносящуюся музыку и машины внизу, то отсюда открывается прекрасный вид на лес и озеро. На улице уже ночь, но луна освещает землю, поэтому получается насладиться красотой и успокоиться. Но ненадолго.

― Анастасия Викторовна?!

Резко оборачиваюсь и вижу перед собой мужчину в черном фраке и с красной маской на половину лица. Сердце вновь пускается в бешеный галоп.

― Это вы меня искали?

― Я, – начинает подходить ближе.

― Для чего? – пячусь назад, хотя там перила, тогда я руками хватаюсь за поручень, чтобы хоть как-то совладать с нахлынувшим страхом.

― Сейчас расскажу…

Глава 28

Матвей

(события в этой главе идут параллельно тем, что описаны в предыдущей 27-й)

Как только Коровин садится, на «сцену» выходят артисты, использующие в номере огонь. Женщины, которые сидят за соседним столом, передвинули свои стулья, чтобы лучше видеть шоу, и из-за этого я практически потерял Настю из виду. Отсюда же она никуда не денется, чего я беспокоюсь, тем более рядом с ней Ирина Федоровна. После завершения номера подойду. В зале начинают приглушать свет. На танцорах оказались светодиодные костюмы, такие же мерзотные, как и вся обстановка. Не дождавшись окончания шоу, один из «важных гостей» предлагает мне выйти для обсуждения сотрудничества. Встает он и я. Бросаю взгляд в сторону Насти – ее совсем плохо видно из-за темноты в зале, но она на месте, только, как мне кажется, выглядывает кого-то, ворочая головой. Интересно, кого именно?

― Матвей Глебович, пойдемте в кабинет Даниила Алексеевича. Он нам его услужливо предложил.

― Пойдемте.

Ловлю взгляд Насти и киваю в сторону выхода, показывая, что мне нужно уйти. Не хочется оставлять ее одну, но Соболев здесь, можно не беспокоиться. Постараюсь…

Выходим из зала и поднимаемся наверх на два пролета. Проверяю наличие телефона в нагрудном кармане. Включен. Значит, в случае чего Настя мне быстро дозвонится.

Доходим до кабинета.

― Да, меня же так и не представили вам, – «важный гость» поворачивается и протягивает руку для знакомства, ― Константин Раткевич, главврач клиники «Витязь».

Это название мне ни о чем не говорит. Пожимаю руку, и мы заходим в кабинет.

― Давайте присядем, – указывает на два кожаных кресла, в одном из которых позавчера сидела «хозяйка». ― Вам налить, что-нибудь выпить?

― Нет, не нужно, – голову лучше держать трезвую.

― Я все же налью. Виски или коньяк?

― Виски.

Слышу, как наливается алкоголь, и добавляются кубики льда.

― Держите, – протягивает стакан. ― Все же я надеюсь, что мы будем с вами сотрудничать.

― Расскажите подробнее? Даниил Алексеевич не умеет заключать сделки.

Ухмыляется:

― Он слегка поспешен и, возможно, грубоват в объяснении деталей.

― Почему именно моя компания?

― Я рад, что его методы мы обсуждать не будем. У вас хорошая репутация. Мне вас порекомендовали.

― Кто?

― Это не имеет никакого значения. Нам с вами важно найти общий язык и точки соприкосновения интересов.

― Мои болевые точки Даниил Алексеевич уже нашел. Вы тоже собираетесь прибегнуть к шантажу?

Самоуверенная ухмылка сменяется кривой:

― Давайте забудем, о чем вы беседовали с Коровиным и начнем разговор с чистого листа.

― Забыть не получится, но я вас слушаю, – морщусь, отпивая терпкий виски.

― Ну что ж, тогда как есть. Матвей Глебович, наша клиника не совсем обычная. А точнее, мы предлагаем свои услуги определенной категории граждан.

― Константин…

― Можно по имени.

― Хорошо. Так вот, Константин, ранее господин Коровин угрожал расправиться с моей семьей и лично мной, как бизнесменом. Так что не утруждайте себя ходить вокруг да около, говорите прямо.

― Я уверен, что мы найдем общий язык, – салютует стаканом. ― Наша клиника… как бы выразится точнее… для людей высшего порядка. Те, кто над властью и законом.

― Лечите президентов или богов? – понимаю, куда он клонит, но желание иронизировать не отступает.

― Очень смешно, господин Стоянов. Но вы знаете, в какой-то степени да, – вижу, как его лицо и взгляд накрывает злоба, сбивая приторность общения. ― Вы же прекрасно понимаете, о чем я говорю.

― Уверены?

― Вы слишком умный, чтобы не понять.

― Лесть на меня никогда не действовала. Чего вы хотите и что дадите взамен? У нас же с вами обоюдное согласие?

― Конечно. Нашей клинике нужны поставки довольно редкого оборудования в обход таможенному контролю и другим мелким инстанциям. У вас же там есть надежные связи, господин Стоянов.

― А чем мешает таможня поставке любого редкого оборудования для клиник?

Еще одна крыса, которая недоговаривает правду. Или ты и есть крысиный король?

― Нужно, чтобы об этих поставках знали как можно меньше людей. Я уже говорил, что у нас не обычные клиенты и их личные дела, связанные со здоровьем, не должны никого касаться. Вы же понимаете меня?

― Вполне. Хорошо, теперь перейдем к сладкому: что я получу взамен?

― Эти же люди предоставят защиту лично вам, вашей семье и вашему бизнесу.

― Если такие, как господин Коровин не будут угрожать, то и защиту я сам могу обеспечить.

― Полагаю, вы в курсе, что из вашей компании идет утечка информации, и в последние месяцы вы потеряли несколько крупных клиентов?

А вот это настораживает. Паскуда знает внутрянку, значит, крыса у меня под носом. Но кто?

― Откуда у вас эти сведения? – подаюсь вперед и ставлю стакан на стол. Удар по стеклу эхом отражает накаленные нервы.

― Сейчас вам нужно знать ровно столько, сколько я вам говорю: вы получите личную защиту и защиту своего бизнеса.

― Вы станете меня крышевать?

― Не я. Ну, примерно так.

― Я подумаю над вашим предложением.

Нужно выиграть время и обсудить с Соболевым, и пора подключить Геннадия к поиску офисной крысы.

― Долго не думайте.

― Иначе что? Найдете другую компанию?

― Господин Стоянов, если уж мы выбираем какого-то в партнеры, то доводим сделку до конца.

― Чьего?

― Вот это полностью зависит от вас.

В кармане начинает вибрировать телефон. Достаю и вижу на экране мигающее сообщение, от текста которого все моментально холодеет внутри…

Загрузка...