Ангел смерти

1

По узкой темной улице, освещаемой лишь холодной серебряной луной, одиноко брел облаченный в белую, мерно развивающуюся мантию ангел. Наконец, оставив позади безлюдный проспект, он свернул и медленно пошел к дворцовой набережной. Встав напротив реки, ангел глубоко вдохнул свежий прохладный воздух.

В темно-синих водах Невы сияли лунные блики. Берега не были крутыми и сразу уходили вглубь. Чуть вдали по воде плыли судна.

Ангел любил это место за тишину и покой. Искренне восхищался красотой Невы, спокойный плеск которой приводил его душу в приятное смятение.

Ангелы не имели права являться в человеческий мир без причины. Но причина, по которой он спускался с небес, была особенной: ангел забирал души смертных. А потом, благополучно выполнив нелегкую работенку, возвращался обратно наверх. Туда, где неизменно царствовал свет.

И вот ему снова поручили очередное задание: забрать душу. И он как раз направлялся туда, где жил человек, которого ангелу предстояло отправить в мир иной.

Но по дороге у него была возможность полюбоваться ночным Петербургом. И, глядя на реку, ангел вдруг с наслаждением процитировал стихи Александра Сергеевича Пушкина из поэмы «Медный всадник»:

– Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит…

Какое приятное ощущение доставлял этот отрывок. Ну-ну! Нельзя забываться – нужно идти. Задерживаться в чуждом мире было никак нельзя.

Ангел побрел дальше. Путь к душе, которую необходимо было доставить на небеса, ему указывало голубое сияние. Дорога тянулась вперед, и на ней, тонкой ниточкой, вилось небесное свечение, невидимое для глаз человеческих и зримое лишь ангелам небес.

Проделав довольно долгий путь, нить наконец свернула к многоэтажному дому. Ангел поднял голову и поглядел на нужное окно. В комнате, что располагалась за ним, находился его подопечный, человек, которого ангел, как опекун, должен был довести до небесного суда. А дальше с душой имел дело суд божий. Взвесив все хорошие и злые деяния умершего, небесный судья обеспечивал душе переход к вечной жизни либо в аду, либо в раю, в зависимости от того, какая чаща перевешивала на золотых весах: с добрыми делами или грехами.

Ангел взлетел вверх, словно на невидимых крыльях. Привычных крыльев, с которыми часто изображали божественных существ люди, у него не было.

«Как же глубоко заблуждаются эти людишки! – усмехнулся ангел. – Твердят, что они единственные разумные существа не только на этой планете, но и во всей Вселенной. Говорят, что постигли тайны всего живого и изучили все, что их окружает: от мельчайших частиц до громадных планет. А вот с внешним обликом ангелов прогадали. Наделили нас глупыми крыльями и светящимся нимбом над головой. Ну конечно, как же без них! Ведь тогда ангел и не ангел вовсе!»

На самом деле, все было по-другому. Ангелы не имели какого-либо определенного облика. Там, на небесах, они – просто сияющий сгусток. Без лица и тела, крыльев и золотого нимба. Но, когда ангелы спускались на землю, их лучезарный свет мерк под влиянием зла, таившегося в каждом темном уголке людского мира.

Спускаясь на землю и обретая тело, ангелы становились видимы только тем, за чьими душами они являлись. Люди всегда видели их по-разному. Все зависело от того, чем душа того или иного человека была наполнена больше: светом или тьмой. Перед одними людьми небесные посланники представали в образе пугающих теней с красными глазами, перед другими – в виде прекрасных созданий, от которых исходили тепло и покой.

Ангел плавно подлетел к окну на втором этаже, из которого лился едва различимый блекло-оранжевый свет. Будь он вором или романтическим героем, пробраться внутрь было бы затруднительно – окно было наглухо закрыто. Но разве для ангела закрытые окна – проблема? С помощью силы мысли он в одно мгновение оказался по другую сторону стены. Хлопок! И вот он уже внутри.

В помещении было тепло и сумрачно. Из убранства – односпальная деревянная кровать, напротив нее – кирпичный горящий камин, а в углу – письменный стол, набитый стопками книг, стул со сломанной спинкой и большой сундук с приоткрытой крышкой, из которого выглядывала старая одежда.

Как только ангел оказался в комнате, тут же повеяло могильным холодом, и в нос ему ударил удушливый запах смерти, источаемый лежащей на кровати юной девушкой.

Ее звали Аленой. Раньше у нее были пышные белокурые волосы ниже плеч, но из-за настигшей ее чудовищной болезни, большая часть некогда прелестных локонов выпала, а остальные стали тонкими, бесцветными и безжизненными, небрежно разметавшись по белой подушке. Всего год назад ее пухлым, красиво очерченным алым губам завидовали многие девушки из ее окружения. Но болезнь не щадит никого. И теперь губы девушки стали обескровленными и с грустно опущенными уголками. А лицо! Каким румяным, живым и жизнерадостным оно было раньше! А сейчас – смертельно бледное, осунувшееся, с черными кругами под глазами.

Ангел встал рядом с кроватью и, глядя на Алену, тяжело вздохнул. Он знал, как она страдала весь этот год. Неизлечимая болезнь, с которой храбрая девушка отчаянно боролась, нещадно обглодала ее тело, изнурила душу и забрала все силы. Алена сочиняла мечты, всего год назад строила грандиозные планы на будущее… Но болезнь перечеркнула все, что она представляла по ночам, трепеща от волнения. Мечта выучиться на врача и помогать людям так и осталась несбыточной и сделалась такой далекой, что уже успела стать Алене чужой. Словно это не она мечтала об этом, а кто-то другой, незнакомый.

Ангел слышал тихое потрескивание камина, тиканье часов, стоящих на тумбочке рядом с кроватью, и трудное, хриплое, прерывистое дыхание Алены. Сегодня она умрет. Этой ночью он заберет ее душу и отведет в неизведанные края.

Вдруг веки девушки дрогнули, длинные пушистые ресницы затрепетали. Большие ярко-голубые как у куклы глаза выглянули из-под опухших век. Раньше эти глаза излучали светлый, ни с чем не сравнимый блеск. Но сейчас они были тусклыми, и жизнь в них почти погасла.

2

– Что будет завтра? – спросила Алена, глядя задумчивым томным взглядом на камин.

– А что должно быть? – не понял ангел.

– Завтра я не проснусь, – ее нижняя губа задрожала, но девушка быстро подавила дрожь. – Папа ранним утром отправится на работу, а мама, как всегда, проснется на час позже него, встанет с кровати и босыми ногами (я ей много раз твердила, что так она подхватит какую-нибудь простуду!) по холодному полу дойдет до окна и распахнет шторы. Привычка у нее такая: по утрам хотя бы минуту наслаждаться рассветом. – Алена с нежностью улыбнулась. – А потом, пройдя по коридору, она дойдет до моей комнаты. Распахнет дверь, раздвинет шторы, впустив в спальню утренние лучи солнца, а после… – в горле Алены встал ком, не позволивший больше произнести ни слова.

Ангел молчал и смотрел на свою подопечную. Что-то с ним было не то. Он был не таким, как всегда. Впервые ему было жаль забирать душу смертного.

– А после, – найдя в себе силы продолжить, произнесла Алена дрожащим голосом, – мама подойдет ко мне, чтобы разбудить. Утром мне нужно хоть что-то поесть, ведь врач категорически запретил принимать лекарства на голодный желудок. Да что он вообще смыслит в болезнях! Если бы он знал, как трудно заставлять себя есть! И как потом тошнит от того, что съела… Но на чем я остановилась? Ах да, мама, как всегда, захочет поцеловать меня в лоб, но, когда ее губы коснутся меня, она поймет, что я холодная. Я ведь буду холодной, да?

Девушка посмотрела на ангела. Тот снова ничего не ответил. Но Алена и так все поняла.

– Да, вероятно, буду холодной, – девушка скривила рот в ироничной улыбке. – А потом о моей смерти узнает братишка и, наверное, будет грустить не обо мне, а потому, что я больше не смогу помогать ему с домашними заданиями. Ведь мама ничего не смыслит в геометрии! Но нет…

Алена умолкла, размышляя о чем-то.

– Что «нет»? – изучающе глядя на свою подопечную, спросил ангел.

– Нет, Коленька будет очень по мне скучать, – глаза девушки снова увлажнились. – Будет. Хоть с самого детства он и не показывает свои чувства. Считает, что выставлять напоказ эмоции ни к чему. Но я уверена… знаю, когда меня не станет, ему будет ужасно больно. Ведь он любит меня.

Тут Алена не сдержалась и заплакала. Она рыдала тихо, почти беззвучно, боясь разбудить спящих родителей и брата. Лишь иногда, всхлипывая и прерывисто дыша, она шептала что-то себе под нос. А ангел пытался разобрать ее несвязное бормотание.

– Он глупенький в геометрии, – сипло повторила Алена, одновременно плача от боли и улыбаясь от любви к брату. – Он еще такой маленький… я больше не смогу ему помогать. Какая же я сестра непутевая! Оставляю его совсем одного с геометрией!

Ангел опустил взгляд.

– Значит, – начал он, догадываясь, – это вас здесь и держит? Семья?

Алена закашлялась. Еще громче и страшнее, чем в прошлый раз. Ангел нахмурился, забеспокоился. Алена прикрыла рот, продолжая глухо кашлять. Когда же кашель остановился и девушка убрала платок, ангел увидел, что ее бледные губы испачканы в крови. Алена тяжело дышала. Каждый вдох был для нее мучением. Дышать было так больно, что она старалась по возможности меньше хватать ртом воздух.

– Я очень люблю свою семью, – сказала она, когда очередной приступ кашля прошел, – и мне очень жаль их. Глядя, как быстро я увядаю, родители чувствуют себя беспомощными. Они ничего не могут сделать. Ничего. Только смотреть, как я медленно умираю… За этот год они постарели на пять лет! И все из-за переживаний обо мне.

Алена хотела набрать в легкие воздух – не получилось. Глаза расширились. Она снова попыталась вдохнуть, и эта попытка увенчалась успехом.

– И потому, – Аленины руки задрожали, – я не хочу больше быть для них обузой. Я устала лежать, прикованной к кровати. Я хочу освобождения. Так хочу быть свободной, – Алена перевела на ангела влажные голубые глаза. – Я словно угодила в ловушку и уже год нахожусь в заточении. Ничто в жизни меня не успокаивает и не радует, кроме семьи. Но, видя, как сильно они грустят, я совсем потеряла желание жить. Я люблю маму, папу и Коленьку, но я правда больше так не могу. Не могу так жить. Мне больно, мне очень больно.

Алена отвернулась от ангела. Под его взглядом было трудно успокоиться и перестать плакать. В нем она видела тот заветный и недоступный покой, которого не ощущала целый год.

Ангел молчал, ему нечего было сказать.

Он не умел утешать, а если и утешал, то очень неуклюже. Не в пример его братьям-ангелам. Те всегда легко находили слова утешения. Он же обычно помалкивал, чтобы не усугубить состояние души. Но сейчас ему так хотелось обладать даром утешения, которым владели его собратья. Ободрить эту невинную девушку умело подобранными словами, облегчить ее боль, страдание. Но он не мог. И потому молчал.

В комнате воцарилась тишина. Только огонь продолжал грустно потрескивать в камине, а за окном шумел ветер, прилетевший с набережной.

Ангел сидел на краю мягкой теплой кровати и думал о том, как все-таки несправедлива жизнь людей. Одним все, а другим – ничего. Одни заболевают и начинают ценить каждую минуту жизни, которая в любой момент может оборваться, а другие – растрачивают драгоценное время впустую. Одни мечтают, чтобы у них было еще немного времени, другие – ждут не дождутся, чтобы год поскорее пролетел, а за ним еще и еще. А может, причиной несправедливости были гордыня и высокомерие людей? Может, это их наказание?

Ангел поглядел на Алену. Но душа этой девушки так чиста и светла! Она не запятнана гордыней или алчностью. Тогда почему именно ей выпали подобные тяготы, а не злому человеку?

Веки Алены устало опустились. Она заснула. Ангел встал с кровати и поглядел на ее измученное страданием лицо. Следы высохших слез тянулись по впалым худым щекам белого-белого лица.

И Ангел ушел. Этой ночью он так и не смог забрать ее душу, хотя и должен был.