Аннета.
Меня зовут Аннета. Мой отец великий император всея империи, а моя мама любимая народом императрица. Мои братья и сёстры обладают огромным даром, почти таким же, как у нашего отца. В нашей семье дара лишены только мы с мамой. Отсутствие дара у мамы объясняется очень просто.
Моя мамочка иномирянка, она родилась в мире, где о том, что такое дар, люди не имеют ни малейшего представления, а волшебство и магия встречаются лишь в сказках. Кроме людей, в том мире нет больше никого: ни ведьм, ни драконов, ни даже вампиров, как ни странно это звучит.
Но зато там нет и нежити, появляющейся внезапно из недр земли и пожирающей всё на своём пути. Правда, мама говорит, что некоторые люди в том мире бывают ещё похлеще нашей нежити, но я не могу представить себе таких людей, как ни стараюсь. Так что отсутствие дара у моей мамы объясняется очень просто.
Отсутствие дара у меня не объясняется никак. Лучшие лекари империи разводили руками, когда я родилась, сильнейшие ведьмы напрасно пытались влить в моё младенческое тельце хоть каплю дара. В своём бессилии расписалась даже имперская колдунья, госпожа Вандербильд. «Сей сосуд не имеет дна», -сказала она моим родителям.
После сего все попытки наделить меня хоть каким-то даром прекратились. Ввиду бесполезности. Но, к сожалению, отсутствие дара оказалось не единственным сюрпризом, что преподнесла своим родителям их младшая дочь, пятый ребёнок в семье, Её Высочество принцесса Аннета Корнегейская.
Создатель посмеялся надо мной дважды. Сочувствующие взгляды окружающих я начала вызывать чуть ли не в годик. «У такой красивой матери и такая дочка…» -шептались слуги за моей спиной. Да, я совсем забыла сказать, что моя мама прекрасна как нимфа, а моих братьев и сестёр Создатель наделил красотой не менее щедро, нежели даром.
А я… Я не могу похвастаться ни точёными чертами лица, ни стройной фигурой. То есть Создатель обделил меня по полной, как говорит моя прабабуля. Моя прабабуля единственная, кто по её выражению, по-простому режет правду-матку мне в глаза.
Прабабуля, кстати, тоже иномирянка, и перенеслась в наш мир вместе со своей внучкой, моей мамой. Чтобы приглядывать за Элечкой, как она говорит. Элечка это моя мама. Но Элечка она только для прабабули и папы, и ещё для своих друзей. Для всех остальных моя мама - Её Императорское Величество Элеонора Корнегейская.
Но для моей прабабули титулов как будто вообще не существует. Моего папу, например, иначе, как Ратмирчик, она не называет. Так смешно, мой грозный папа, и вдруг Ратмирчик.
Я очень люблю своих родителей и мне больно осознавать, что я есть их стыд и разочарование, кое они вынуждены наблюдать изо дня в день.
Конечно, моё осознание себя как некоего стыда для семьи пришло ко мне не сразу. Моё детство было счастливым, таким же, как и у моих братьев и сестёр. Наши родители любили всех нас одинаково, не выделяя никого.
На всех наших занятиях, во всех играх всегда было условие запрета пользования даром, поэтому я никогда не ощущала себя обделённой чем-то. Наоборот, меня даже чаще хвалили, чем других, хотя я никогда не могла догнать, например, Алёнку в беге, а Эдика в плавании. Но я всегда старалась сегодня соревноваться с собой вчерашней, как учила меня мама.
И у меня получалось! Я вчерашняя всегда терпела поражение от себя сегодняшней. Моё детство, моё прекрасное детство было наполнено играми, сказками и смехом. К нам часто приезжали друзья моих родителей со своими детьми. Да, их дети тоже были более ловки и быстры по сравнению с колобком мной. Ну да, я с раннего детства выгляжу как толстый безобразный колобок.
Но надо мной никто никогда не смеялся, когда, запыхавшись, я прибегала последней в наших шутливых соревнованиях; а Гарри, сын тёти Эльжбетты, даже поддавался мне иногда, когда мы играли в догонялки.
«О, Анни, да ты сегодня быстра как ветер», -говорил он. «У нашей Анни огромный скрытый потенциал», -уверял мой старший брат Эд. А мама ласково обнимала меня: «Наша Анюта ещё всем вам покажет, кто здесь самый быстрый…» Я была счастлива…
Первый звоночек прозвенел, когда мне было лет пять. В тот день мы с Эдиком и Алёнкой отправились кататься на горных лыжах на наш знаменитый имперский курорт. Вернее сказать, кататься собирались Эдик с Алёнкой, а мне предстояло только начать учиться этому прекрасному занятию.
Я была очень горда и крайне взволнована. И замучила своих сестрёнок, Настю с Алёнкой, заставляя творить для меня всё новые и новые лыжные костюмчики. Мне всё казалось, что если штанишки сотворить синие, а курточку розовую, то будет красиво. А потом я видела, нет, только не розовый… Я ещё не понимала тогда, что это всё равно, что на мне надето.
Не может быть красиво. Может быть лишь чуть менее либо чуть более безобразно. Мои сестрёнки были старше меня и, конечно, прекрасно понимали это, но послушно творили для меня всё новые и новые костюмчики.
Наконец, преисполненная гордостью и собственной значимостью, я триумфально вышла из арки портала прямо на ослепительный снег «Снеговичка», нашего курорта.
Яркое солнышко. Легкая весёлая музыка. В прозрачном морозном воздухе празднично кружатся редкие снежинки. Лыжники в ярких костюмах, лихо проносящиеся мимо. «Ну что, малышка, пойдём, отдам тебя учиться на детскую горку», -улыбается мне Алёнка.
Я ещё издали вижу невысокую украшенную яркими флажками горку, кучку детей примерно моего возраста в разноцветных костюмчиках, столпившихся вокруг высокого мужчины, инструктора, как объяснила Алёнка. Ждут только меня. Сейчас, сейчас я подойду, неловко ступая в неудобных горнолыжных ботинках, надену лыжи, что алыми полосочками уже ждут меня около ограды горки, и приступлю к обучению, совсем как большая!
Я очень волнуюсь, получится ли у меня? Инструктор приветливо улыбается Алёнке, переводит свой взгляд на меня. Его доброе лицо на мгновение серьёзно останавливается при виде меня, но тотчас же он старательно улыбается опять. Дети с интересом дружно поворачиваются ко мне. Я тоже застенчиво смотрю на незнакомых мальчиков и девочек.
Аннета.
-Это же был ведьмак! Как ты могла, Алёнка?! Он мог испепелить тебя прямо там! А если узнает отец? Ты хочешь разжечь войну между кланами?! Я уже не говорю о том, что от рикошета его проклятия Аннета могла пострадать гораздо больше, чем от слов этих малолетних дурочек!
Ладно, хорошо, просто отлично, что я почувствовал угрозу и успел отклонить вектор необратимости! А если бы, мать твою, нет?! Ты соображаешь, вообще, хоть что-то?! Алёна!
-Не сквернословь, Эдуард, тебе не к лицу.
-Алёна! Ты больная вообще?
-Эдуард, не нужно выражаться, как дворник из мамочкиного мира. У меня всё было под контролем.
-Под каким таким контролем, позвольте спросить, Ваше Высочество Алёна?! Под каким?! Это! Был! Ведьмак!
-А это! Была! Горка! Которую сотворила лично я! Ты что, забыл, Эдик?
-Ты думаешь, я следил, кто там что творил, когда мы создавали сей курорт? Сама вспомни, каков был масштаб…
-В любом случае, Эдик, прежде чем повышать голос, ты мог бы спокойно разобраться. Это во-первых. И во-вторых. Ха-ха-ха!
-Что это с Вами, Ваше Высочество? Вы повредились умом?
-Ха-ха-ха! Эдик! Ты что, не понял? Он послал искрящееся проклятие! Даже если бы горка была не моя! Ха-ха-ха! Его проклятие мне ничего бы не сделало. Ну, напугало бы немного, и только.
-Только не говори мне, что этот ведьмак пал жертвой твоей красоты. Бедняга.
-Ну почему же только красоты? Ещё и ума.
-Ну да, грохнуть даром по детям, это сколько же ума-то надо? Палату, как прабабуля говорит.
-Эти дети оскорбили Аннету. И они вполне заслужили побыть немного в её шкуре. А, может, и много. Вряд ли он меня быстро найдёт, как думаешь, братик?
-Как быстро тебя найдёт этот бедолага, меня волнует крайне мало. А вот что мы будем делать, когда Аннета подрастёт и пойдёт в школу, где будет полно вот таких потенциально прыщавых с твоей помощью девочек и даже, боюсь, мальчиков, вот это меня волнует весьма и весьма…
-Меня тоже. Нам нужно придумать, как защитить её от всего этого… И что будет, когда она совсем подрастёт… Я даже боюсь подумать…
-Ладно, поговорим потом. Она уже должна бы проснуться…
Мне на лоб ложится прохладная ладонь. Я знаю, что это Алёнка. Сестрёнка потихоньку вливает в меня свою силу. Сила быстро уйдёт, но сейчас мне хорошо и спокойно. Я уже забыла про страшную тьму, про то, как испугалась на горке. Это всё уходит в прошлое под ласковой ладонью сестрички.
Я делаю вид, что ещё сплю, но потом не выдерживаю и начинаю хихикать.
-Какая проказница наша Анечка, -говорит мой брат Эд, -хотела нас обмануть…
Я хихикаю ещё громче, Эд берёт меня на руки и кружит.
-Вот ведь какая отважная у нас сестрёнка! Не побоялась врезать самому ведьмаку! -восхищается мной Алёнка.
-Ну да, как он согнулся, когда Аннета врезалась в него как торпеда из мамочкиного мира!
-Да какая там торпеда! Аннета врезалась в него с вампирской скоростью, не меньше! Ха-ха-ха!
Я горда собой и счастлива, что всё закончилось хорошо, что мы снова дома.
-Анечка, у тебя головка не болит? Эдик, погладь её…
Братик легонько гладит меня по голове. «Нет, всё нормально, аура в полном порядке, -говорит он, -этот ведьмак даже подарил ей немного своей силы, когда только успел. Правда, она уже уходит…»
-Анечка, мы думаем, не нужно папе с мамой рассказывать. Мы ведь справились сами, верно? Просто, понимаешь, мамочка может расстроиться, что мы… э… не совсем мирно покатались… Мы ведь не хотим, чтобы мамочка грустила, правда?
Я полностью согласна с Алёнкой. Пусть мамочка лучше будет весёлая, чем грустная…
-А горку мы тебе свою сотворим, только для нашей Аннеты. И сами тебя научим, хочешь? -улыбается мне Эд.
Меня будет учить кататься Эдик! И Алёнка! И ещё Настя с Любомиром! Вот они удивятся, когда узнают, что у нас теперь есть своя снежная горка!
Аннета.
Дааа… Второй звоночек прозвенел вскоре после первого…
Как-то раз мы всей семьёй отдыхали в нашем дворцовом саду. Я очень любила эти счастливые минуты, когда папа бросал все государственные дела и был просто папой, который любит радовать своих деток. В тот раз папа сотворил для нас небольшое мелкое озерце с белоснежным песочком прямо перед увитой розами беседкой, где сидели они с мамой.
Мы, дети, сначала бегали по тёплой водичке друг за другом, но потом моим братьям и сёстрам это надоело, и они отправились на корт играть в теннис, а я осталась увлечённо строить замки из мокрого песочка.
Кстати, до появления в нашем мире мамули такой игры, как теннис, здесь не было. Моя мама подарила нашему миру очень много всего интересного. А по теннису даже регулярно проводится турнир Элеоноры Корнегейской. Излишне говорить, что применение дара в игре строго запрещено и карается дисквалификацией игрока на целый год.
Запах роз, щебет птиц, азартные крики моих братьев и сестёр. Так хорошо. Так спокойно. Я очень стараюсь построить самый лучший в мире замок. Моя мама всегда учит нас, что с помощью дара любой сможет сделать всё, что угодно, а вот пусть этот любой попробует сам, без дара.
-Ратмир, сотвори нам мороженое из ГУМа, -просит мама.
Я раньше никак не могла понять, что такое «изгума», но потом мамочка рассказала, что в том мире, откуда она к нам пришла, есть такая очень большая ярмарка, где продаётся всё, что угодно, и называется она как раз ГУМ. В том мире такие ярмарки называются «магазин». Смешное название, конечно.
-Анечка, хочешь мороженого? -спрашивает мама.
Я, конечно, хочу мороженого, но ещё больше я хочу успеть достроить свой замок, пока его не подмыло небольшой волной и он не рухнул во всей красе бесформенной грудой песка. Я отрицательно мотаю головой, черпая обеими руками горсти своего строительного материала.
-Молодец у нас дочурка, -слышу я голос папы, -не каждый ребёнок способен довести начатое дело до конца несмотря на соблазны.
Мама вздыхает.
-У неё абсолютно невыигрышная внешность, -с горечью говорит она. Мамочка сказала это очень тихо, но так получилось, что я услышала.
-Ничего, принцесса не пропадёт, -весело отвечает папа. Но я чувствую, что веселье наиграно. И что папа согласен с мамой, что внешность моя невыигрышная. Я вспоминаю, что кричали мне те девочки на горке. Уродина. Невыигрышная это значит уродина. Я не сомневаюсь в этом.
Я больше не хочу лепить замок. Я не хочу даже мороженое из ГУМа, хотя оно действительно очень вкусное. Я пинаю ногой свой красивый замок. Замок разваливается на некрасивые кучки мокрого песка. Такие же некрасивые, как я сама. Невыигрышные. Я разворачиваюсь и убегаю, неуклюже переваливаясь.
Я забираюсь в самый дальний уголок нашего сада и сижу там прямо на голой земле, прислонившись к стволу древнего дуба. Дуб растёт почти у самой ограды. Я забралась в щель между дубом и оградой, и меня совсем не видно. Я буду сидеть тут, пока не умру. Пусть. И пусть без меня съедят всё то прекрасное мороженое из ГУМа. Пусть.
Тёплая ладонь ложится мне на плечо. Ладонь такая родная, так хочется потереться о неё, как котёнку. Но я держусь, не подаю вида, как я рада, что папа меня нашёл.
-Внешность это не самое важное в человеке, поверь, -тихо говорит папа. -Важно то, что у человека внутри, в его душе, -продолжает он, обняв меня.
Я сдаюсь и, прижавшись к широкой папиной груди, наконец даю волю слезам.
-Почему… Почему моя внешность невыигрышная? -давлюсь слезами я. -Почему все красивые, и только я… уродина!
-Кто сказал тебе такую глупость? Ты вовсе не уродина. Ты просто… не такая яркая, вот и всё. Но зато, Анечка, у тебя очень красивая душа, и это главное.
-Откуда ты знаешь, какая у меня душа? Её же не видно…
-Ну, я же вижу твою ауру… -улыбается папа. -Более чистой и светлой ауры я не видел ещё ни у кого…
Потом папа берёт меня на руки и долго неторопливо прохаживается со мной по дальнему уголку нашего сада. Он рассказывает мне, как важно быть хорошей доброй девочкой, и что на самом деле по-настоящему хороших добрых девочек не так уж и много во всей нашей огромной империи, и что я как раз одна из таких девочек.
Папа говорит, что он очень любит меня и гордится тем, что у него есть прекрасная доченька с такой чистой красивой душой. Незаметно моя душа наполняется покоем, я перестаю понимать, из-за чего я так вспылила и даже разрушила свой красивый замок.
На папиных руках так хорошо и спокойно, я чувствую себя маленьким котёнком, который пригрелся в уютной норке. Постепенно я засыпаю под тихий голос папы. Мне снится синее море, и горячий песок, и солнце. Я бегу и бегу по мелкому песочку куда-то, а море лижет мне ноги как маленький ласковый щенок…
Просыпаюсь я лишь поздно вечером в своей кроватке. Около изголовья сидит мама. Она улыбается мне. «Ну что, пойдём смотреть картинки про мой мир?» -предлагает мама. Я обожаю смотреть картинки про мамин мир. У мамы их очень много. Есть просто картинки, а есть целые фильмы.
В этот раз мы смотрим фильм про Винни Пуха и едим мороженое из ГУМа. «У Винни невыигрышная внешность?» -спрашиваю я. «О да, у Винни очень невыигрышная внешность, -отвечает мама, -но его все очень любят. Ведь не во внешности дело». «Да, я знаю, всё дело в душе», -авторитетно заявляю я. «Конечно, всё дело в душе», -соглашается мама.
Я вновь спокойна и счастлива. Мой маленький детский мир по-прежнему нерушим и прекрасен…
Аннета.
Потом… Потом таких звоночков было очень много. Или, может быть, я становилась старше и просто стала замечать то, на что раньше не обратила бы внимания. Ошарашенные взгляды людей, что видели меня впервые. Шепотки слуг за спиной.
То, как берегли меня мои старшие братья и сестрички, когда мы где-нибудь появлялись. Рядом со мной обязательно был кто-то из них, даже когда мы просто посещали детские представления.
Все остальные дети сидели в детском зале одни, как большие, и только меня всегда сопровождали. Алёнка, Любомир, или Эдик с Настей. Всегда рядом со мной было надёжное плечо кого-то из них. Моего брата или сестры. Во всём блестящем великолепии красоты и огромного дара каждого их них.
Позже я поняла, конечно, что просто при них никто из детей не смел сказать мне что-то обидное. Всё-таки Эдик с Настей были уже почти взрослыми, да и Алёнка с Любомиром вступили в подростковый возраст. И потом, все мы были детьми императора, принцами и принцессами великой империи. В наших жилах текла одна кровь.
Но если при виде любого из моих братьев и сестёр глаза людей загорались неприкрытым восхищением, то при виде меня… Короче говоря, очень скоро прозвище «некрасивая принцесса» прочно закрепилось за мной. И это ещё очень мягкое прозвище, поверьте мне. Исключительно из уважения к императорскому роду…
Потом… Потом настала пора отдать меня в императорскую школу…
Аннета.
Итак, настала пора отдать меня в императорскую школу… Об этом отрезке моей жизни мне рассказывать особенно тяжело…
Конечно, моя семья могла себе позволить вообще никуда меня не отдавать, а просто нанять самых лучших педагогов. И такая мысль даже мелькала. Но потом, на семейном совете, где главенствующая роль была отдана мне, мы решили, что стоит хотя бы попробовать.
Собственно, решила я, а моя семья меня поддержала. Мне тогда было уже девять лет, и папа сказал, что я вполне могу принимать самостоятельные решения. А ещё папа сказал, что он подчинится любому моему выбору. Великий император великой империи. Мой папа. Готов подчиниться моему выбору. Я была очень горда.
-В конце концов, ты самая настоящая принцесса, Аня, -сказала мне мама, -зачем тебе прятаться от людей, словно преступнице?
-В конце концов, если что, бей со всей дури прямо в глаз. Ты же принцесса, тебе всё равно ничего не будет, -сказала прабабуля.
-В самом крайнем случае я смогу наслать отличное проклятие на весь твой класс, -сказала Алёнка.
-А я смогу ненадолго перенести весь твой класс в отличную иллюзию. Поверь, после этого дар речи к ним вернётся нескоро, -добавил мой второй братик Любомир.
-Отличная идея, -заулыбались Эдик с Настей.
А мама с папой сделали вид, что они всего этого не слышали…
Перед моим поступлением в школу Алёнка лично провернула целую операцию. Уж не знаю, как она этого добилась, но в одном классе со мной оказались те самые девочки с горнолыжного курорта. До сих пор покрытые всё теми же прыщами.
Алёнка завернула тогда какое-то хитрое проклятие, из разряда тех, что может снять только наславший. Такие проклятия ещё называются ведьмовскими.
Так вот, накануне моего появления в классе туда пришла Алёнка и, поманив к себе пальцем этих прыщавых девочек, сказала всему классу, громко и ясно, что ежели хоть кто-то посмеет обидеть её сестру, принцессу Аннету, то всё тело обидчика, а не только лицо, покроется точно такими же прыщами.
Конечно, это вызвало волну недовольства среди родителей моих будущих одноклассников, и многие из них, включая, конечно же, глав родов тех прыщавых девочек, даже подали жалобу на Алёнку самому императору, нашему отцу.
Но отец ввиду загруженности более важными государственными делами ответственной по этому делу официальным указом назначил прабабулю, как главу маминого рода и старейшего родственника принцессы Алёны, поправшей права малолетних подданных империи.
Прабабуля же с этими жалобами поступила просто: она сложила их веером и со словами «да пошли вы все» бросила в камин. После чего инициировала расследование семей жалобщиков на лояльность к империи. И даже раскопала на одну семью некий компромат. О чём была оповещена вся империя. Через некоторое время все жалобы были отозваны.
Я подслушала потом тайком, как прабабуля разговаривала на эту тему с мамочкой. Мамочка смеялась и называла прабабулю почему-то шефом ФБР, а прабабуля говорила, что двойные стандарты наше всё. Я тогда абсолютно не поняла и половины сказанных ими слов.
Мама с прабабулей разговаривают иногда так, что если даже каждое отдельное слово вроде бы понятно, то все вместе – нет. Мамочка говорит, что это в них с прабабулей въелся их родной мир, где все так говорят.
А вскоре после того как Алёнка посетила мой класс, к нам во дворец прибыл с визитом тот самый ведьмак с детской горки…
Ведьмак с горки оказался братом одной из моих обидчиц. Ведьмак подарил Алёнке редкие золотые орхидеи и попросил снять проклятие с обеих девочек.
Алёнка отказала, сказав, что снимет проклятие только тогда, когда девочки, посмевшие оскорбить принцессу Аннету, закончат школу. К тому времени, как надеется Алёнка, они поумнеют достаточно, чтобы впредь хорошенько подумать, прежде чем унижать других.
Глаза ведьмака вспыхнули синим пламенем, но он всего лишь поцеловал Алёнке руку, низко склонившись. И попросил разрешения иногда навещать Алёнку, дабы внимать её мудрым речам. И смотрел при этом на мою сестрёнку так… Так, как… ну просто как преданная собака. Я так удивилась тогда…
Этот ведьмак потом много раз приезжал к нам. Он оказался довольно высокого рода и отказывать ему в визитах причин не было. Он дарил Алёнке невиданные в наших краях орхидеи, всякий раз разные.
Один раз я видела, как он стоял перед Алёнкой на коленях. И смотрел на неё так, словно вся его жизнь была в нежных Алёнкиных ручках. Тогда уже и я поняла, что ведьмак стал очередным Алёнкиным поклонником. Ой, у Алёнки этих поклонников столько, что она даже не помнит, как их всех зовут!
Наша Алёнка очень красивая. У неё длинные золотые волосы, они спускаются гладкой блестящей волной ниже пояса, почти прикрывая даже попку, вот какие длинные! И карие с золотом глаза, осенённые густыми ресницами. Алёнка больше всех похожа на нашу маму.
Вернее сказать, Алёнка похожа на маму больше, чем Настя. Я-то вообще на маму не похожа. Так же, как и на папу. Единственное, что я взяла от родителей, это цвет глаз, такой же, как у папы. Мама называет наш с папой цвет глаз цветом листвы после весенней грозы.
Папин цвет глаз только у меня одной! Правда, мои маленькие глазки тонут в огромных как у хомяка щеках, поэтому их цвет, да и сами глаза почти не видны. Я вообще похожа на большой жирный шар с редкими бесцветными волосиками на несуразной голове.
Моя мамочка что только не делала, чтобы я хотя бы похудела. Я и бегаю по утрам, и плаваю каждый день чуть ли не милю, и прыгаю на скакалке… Одно время мамочка пыталась бороться с моими жировыми запасами специальными диетами. Это тоже не дало эффекта. Мой вес не уменьшился ни на грамм. Наоборот, я почему-то стала ещё толще…
Так что и диеты потерпели сокрушительное поражение в неравной борьбе с моим лишним весом. «Ничего, Анют, зато из-за твоих щёк не так бросается в глаза твой нос», -попыталась подбодрить меня тогда прабабуля. «Ну спасибо тебе, бабулечка, на добром слове, утешила, ничего не скажешь», -заметила ей мама. А мне почему-то стало смешно…
Аннета.
Как раз в эту пору однажды после занятий за мной решил прийти порталом мой братик Любомир. К тому времени он стал красивым взрослым парнем. Обычно для меня открывался портал в нашем школьном дворе, и я спешила шагнуть в его сверкающую арку, чтобы не видеть, как остальные дети весело играют все вместе.
Но в этот раз мой брат решил устроить мне сюрприз, -встретить меня у порога школы. «Ну что, Анечка, много нового сегодня узнала?» -весело спросил братик, целуя меня в щёку и забирая мой портфельчик.
Я не успела ответить, как вдруг к нам подлетела одна из моих одноклассниц, заносчивая девочка по имени Горислава. Эта Горислава, как и другие дети, конечно, не смела меня обидеть открыто, но смотрела всегда так презрительно, с такой гадливостью, словно я была отвратительная болотная гадюка, покрытая зловонной слизью.
Но сейчас её красивое лицо выражало совсем другие чувства. Она смотрела на меня так доброжелательно, так по-доброму. И спросила, застенчиво покраснев и искоса поглядывая на Любомира, не соглашусь ли я поиграть с ними в вышибалы. Кстати, эту игру тоже подарила нашему миру моя мама. Мы часто играем в вышибалы всей семьёй, это одна из моих любимых подвижных игр.
Надо ли говорить, что в школе играли без меня. И это тоже доставляло мне страдания. Но сейчас самая красивая девочка нашего класса звала меня поиграть вместе со всеми. Я так удивилась, что растерянно переспросила её: «Что?»
-Пойдём, поиграем с нами, -взмахнув длинными ресницами, с милой улыбкой повторила Горислава.
Другие девочки из нашего класса тоже подошли к нам и ждали моего ответа, украдкой поглядывая на Любомира.
-Они звали тебя играть раньше? -спросил Любомир, ласково глядя на меня.
Я молча покачала головой. Мне было уже не пять лет, и я прекрасно понимала, что здесь что-то не то. Что именно не то, доходчиво объяснил мой братик минутой позже.
-Понимаешь, Аннета, -сказал он, обняв меня за плечи и обведя высокомерным взглядом вмиг съёжившихся одноклассниц, -эти мартышки подошли сейчас не к тебе. Они решили своими тупыми мозгами, что таким образом они смогут привлечь, ни много ни мало, внимание моё.
За спинами сникших девочек раздалось хихиканье молодых лордов, моих одноклассников.
-Так что я не думаю, Анечка, -продолжил мой братик, поцеловав меня в макушку, -что эти сомнительные девицы, не умеющие скрывать свои слюни и похотливые взгляды, есть подходящее для тебя, принцессы великой империи, общество вне стен школы. Рода этих девиц также перестанут допускаться до общения с нашей семьёй за неподобающее воспитание дочерей…
Таким образом мой брат виртуозно отомстил за все презрительные взгляды в мой адрес, одним махом перекрыв доступ каждой из моих одноклассниц, а также всем членам их семей на любые торжества, проходящие в нашем дворце. В том числе, разумеется, и на балы.
Ну что ж. Сказать, что мои одноклассницы были раздавлены морально, это ничего не сказать. Конечно, братик немного придрался к этим несчастным леди. Во всяком случае, никаких слюней лично я не видела.
Почему мои одноклассницы всё же были леди? Но ведь, конечно же, наша имперская школа была привилегированной и здесь учились только высокородные лорды и леди.
И, конечно, безнаказанно оскорбить их мог только принц, никто другой. Наверное, со стороны Любомира это было не очень хорошо по отношению к этим девочкам, которые так заворожённо взирали на него, ведь наш Любомир, по выражению прабабули, красив как смертный грех.
Они очень похожи с Алёнкой. У моего братика такие же весёлые карие глаза с золотыми искорками и вьющиеся крупными кольцами светлые волосы, отливающие золотом.
Так что, возможно, мой братик был несколько жесток, безжалостно кидая презрительные грязные слова в адрес моих одноклассниц. Но для меня в тот момент мой братик сделал очень много.
Потому что я почувствовала себя выше всех этих красивых девочек, вместе взятых; я осознала по-настоящему, что я есть принцесса и одного моего слова достаточно, чтобы изменить их судьбу раз и навсегда.
Наверное, в тот момент я почувствовала, что такое власть. Власть положения в обществе. И власть красивого парня с сильным даром над надменными девчонками. Ведь они всё равно смотрели на Любомира как… ну, если опять же обращаться к выражениям нашей прабабули, то мои одноклассницы смотрели на моего брата точно сучки в течке. Звучит грубовато, но иначе и не скажешь.
С того дня мои одноклассницы начали проявлять ко мне дружелюбие и почтительность в огромных дозах. Ко мне подходили, меня звали во все игры, со мной пытались делиться секретами. За право сидеть около меня на уроках высокородные леди только что не дрались.
И это было ещё хуже, нежели полное игнорирование моей персоны до этого. «Да уж, дабы её брат кинул на них полвзгляда, они готовы выпрыгнуть из своих платьев», -говорили между собой об этих внезапных проявлениях дружбы мои одноклассники, юные лорды. Они были абсолютно правы.
Всё это было очень и очень противно. Меня тошнило от этих девочек и от их липовой дружбы. Хотя, конечно, понять их было легко. Они изо всех сил старались подружиться со мной, дабы через меня восстановить статусы своих семей.
Могу себе представить, как «благодарны» им были их старшие сёстры, оказавшиеся вдруг непринимаемыми при дворе. И ещё, уверена, каждая из них мечтала о Любомире…
Да, а мой доселе более-менее дружный класс после того случая быть таковым перестал. Если до этого девочки и мальчики весело общались между собой, не замечая лишь одну меня, то теперь ни о какой дружбе между ними речи не было.
Юные лорды стали смотреть на девочек таким же взглядом, какой был у Любомира. Вернее, они стали стараться копировать взгляд Любомира. И хихикали между собой о чём-то, глядя на одноклассниц. И, уверена, отпускали пошлые шуточки на их счёт, когда меня не было поблизости.
Ведь я была самая настоящая принцесса, и пошлостям рядом со мной было не место. А, может, юные лорды просто боялись за положение в обществе уже своих семей…
Аннета.
Друзья у меня были. Самые лучшие и самые верные, каких только можно представить. К сожалению, они не могли учиться вместе со мной в начальной школе. Не потому, что их рода были недостаточно знатны. Как раз наоборот. Очень даже наоборот.
Но всё же одно маленькое «но» было. Дело в том, что мои друзья должны были освоить не только общеобразовательные науки, которым обучалась я, но и ещё одну науку, жизненно важную не сколько для них, сколько для окружающих.
Науку контролировать свою жажду свежей крови. Да, да, моими друзьями были вампиры.
Вампиры… Самые красивые, самые быстрые, самые утончённые, самые одарённые, самые зоркие, самые отважные, самые-самые-самые из всего множества кланов, населяющих нашу огромную многоклановую империю. Именно так без ложной скромности считают они сами, и я полностью с ними согласна.
Я искренне восхищаюсь каждым из них. Но для того, чтобы жить, самым прекрасным представителям нашей империи необходима кровь. Лучше всего человеческая. И лучше не донорская, расфасованная в яркие бутылочки на имперском донорском пункте, а парная, прямо из человека.
Донорам за поставляемую кровь вампиры платят весьма щедро. Кровь сдаёт, конечно же, простой люд. Обычные люди, у которых нет дара. И нет рода. Просто люди. Дар в нашей империи имеют лишь древние рода. Почему так, никто не знает. Просто так было всегда.
У кого есть дар, тот господин, у кого его нет, тот слуга, либо простой ремесленник, либо торговец. Либо портной или повар. Сфера обслуживания, как говорит мама. Ну да, вся жизнь людей без дара направлена на обслуживание одарённых. Но по большому счёту, ежели у человека есть дар, то ему и слуги не нужны. Человек с даром мгновенно может сотворить для себя всё, что угодно, и перенестись порталом куда угодно.
Но простой народ должен быть чем-то занят, да и дар всё же должен расходоваться на более важные вещи, нежели обслуживание собственного быта. Потому что бесконечным даром обладают лишь ведьмы, поскольку силу им даёт сама земля. У всех остальных всё же есть некий резерв. Пополняемый, конечно, но не мгновенно, не так, как у ведьм.
Ведьме и пополнять ничего не надо. Сила земли всегда с ней. Моя мама обожает ведьм. Мама говорит, что в детстве, когда она ещё жила в другом мире, её заветной мечтой было познакомиться хотя бы с одной ведьмой.
Но в мамином мире живут только обычные люди без всякого дара, а про ведьм, вампиров, драконов, фей, обделённые волшебством люди того мира лишь сочиняют сказки. Это настолько странно… Как это, когда никого нет, одни только люди без дара?
Зато в нашем мире мамина мечта сбылась. Одна из её лучших подруг, тётя Эльжбетта, как раз ведьма. Когда я была маленькая, тётя Эльжбетта часто катала меня на метле. А потом я выросла, стала слишком тяжёлой, и метла категорически отказалась меня катать…
Но не будем о грустном. А будем о весёлом и прекрасном. О вампирах. Так вот, пока маленькие вампиры не достигнут совершеннолетия, к общению с людьми они допускаются только в сопровождении взрослых, и то в исключительных случаях. Как говорит наша прабабуля, во избежание, так сказать.
Дело даже не в том, что маленький вампирёнок может не удержаться и вцепиться своими острейшими зубками в ближайшего человека, чтобы попить немного крови. Да, кстати, вампиру нужно очень мало крови, и таких ситуаций, чтобы вампир выпил человека досуха, просто быть не может, ведь всем отлично известно, что когда вампир сыт, даже парная кровь не только теряет для него всю привлекательность, но и становится отвратительной на вкус.
Так что дело не в том, что малыш напьётся, а в том, что в зубах даже новорожденного вампирчика содержится столько сильнейшего яда, что укушенный отправляется в грани мгновенно, правда, абсолютно безболезненно. И это раз. Ну, и кровь из ушедших в грани вампиры тоже не пьют, она для них как для нас протухшие яйца, например. Это, так сказать, два.
То есть, говоря языком вампиров, кусать человека - только продукт зря переводить; намного проще его немного надрезать в нужном месте, дабы кровь брызнула сама. Так и вампир напьётся, и продукт для дальнейшего использования сохранится в лучшем виде. Цинично немного, конечно. Но вампиры вообще достаточно циничные и крайне высокомерные создания. Ну что ж, у каждого свои недостатки.
Так что до совершеннолетия все вампиры живут на своих огромных территориях в Сумеречных горах и только полностью овладев потребностями своего организма, наконец получают право свободно передвигаться по всей империи, в том числе и обучаться в высших учебных заведениях наравне с людьми, драконами, ворфами, ведьмами и многими другими представителями нашей великой империи.
Хотя на самом деле реальных случаев нападения вампиров на людей не было уже несколько тысяч лет. А несчастные случаи, о которых говорит предание, произошли исключительно по вине людей, которые додумались дразнить малолетних вампиров на их же территории. С тех самых пор на территорию вампирских кланов попасть без особого на то разрешения не может никто.
В народе вампиров не любят и боятся. Хотя кровь на их нужды сдают охотно. В последнее время даже появилась новая услуга «кровь из вены». Человеку вставляют в вену тоненькую серебряную трубочку, и вампир подзаряжается непосредственно из человека, потягивая кровь через трубочку как коктейль.
Услуга дико дорогая, но спросом пользуется, при этом, что интересно, предложение значительно превышает спрос. Сами вампиры объясняют это тем, что за тысячелетия цивилизованной жизни успели привыкнуть к тому, что кровь доставляется прямо домой, аккуратно расфасованная в яркие красивые бутылочки, и тащиться куда-то в глушь, к донорскому пункту, элементарно неохота.
Тем более, что такие донорские пункты являются нелегальными, так как парламент империи никак не может прийти к единому мнению насчёт этичности подобного вида донорства. Именно поэтому донорские пункты сети «Попьём из вены» расположены в крайне труднодоступных местах, вдобавок постоянно меняют своё местоположение, дабы избежать огромных штрафов за нелегальную деятельность.
Аннета.
Тётя Лайтинэлла оказалась самым настоящим вампиром…
У тёти Лайтинэллы были длинные блестящие чёрные как ночь волосы, которые струились по её изящной спине волшебным ручьём, и огромные чёрные с лёгким красноватым отблеском глаза, подведённые тонкой чёрной подводкой. Но поразила меня вовсе не её внешность.
Меня потрясло, что эта красивая тётя появилась словно из воздуха, без всякой арки портала. А потом она сверхбыстро подошла к маме, дабы обнять её. Мамочка очень обрадовалась этой необычной тёте, и я тоже колобком подкатилась поближе, во все глаза глядя на нашу гостью.
-Ох, какая прелесть твоя младшенькая, -совершенно искренне сказала мамина подруга, втягивая точёным тупым носиком воздух около меня.
От возникшего лёгкого ветерка мне стало щекотно, и я рассмеялась.
-Ох, ты ж лапочка моя, -восхитилась новая тётя, -Эля, можно я возьму её на руки?
-Ну, эм, ты так принюхиваешься, Лайт, -опасливо ответила мама.
-Ха-ха-ха! -звонко расхохоталась весёлая тётя. -Неужели ты думаешь, что такая старуха как я не смогла бы удержаться? Даже если бы твоя дочушка и была бы для меня съедобной.
-В смысле «даже если»? -не поняла мама.
-В том смысле, что, кажется, твоя младшенькая пахнет вовсе не как еда, вот в каком смысле! Но мне нужно убедиться точно.
После чего эта занимательная тётя без малейших усилий подняла мою отнюдь не лёгкую тушку холодными как ледышки руками и немного покружила. Мне было смешно, и я веселилась как никогда.
-Да! Да, Эля, да! -радостно воскликнула тётя Лайтинэлла. -Наконец-то я имею счастье встретить человека, кой не пахнет как еда!
-Эм. Лайт, а как она пахнет? -озадачилась мама.
-Она пахнет… Для меня она пахнет как, например, для тебя твои любимые иномирные духи, как их там…
-Диориссимо? -подсказала мама.
-Вот-вот! Ты понимаешь, что это значит, Эля?
-Оу… Вау! Ура!
-Вот именно, вот именно!!!
Я была слишком мала, и этот диалог был мне не понятен, но я видела, как радуются новая тётя с мамой, и радовалась вместе с ними.
Мне очень понравилась эта тётя и я, набравшись смелости, предложила ей: «Тётя Лайтинэлла, давай дружить!» Тётя Лайтинэлла расхохоталась, покружила меня ещё и сказала: «Какая же ты замечательная девочка, Анни!» Да, да, тётя Лайтинэлла сразу стала называть меня на вампирский манер: Анни.
На следующий день точно так же, словно ниоткуда, в нашем дворце вновь появилась тётя Лайтинэлла и с ней ещё одна тётя, такая же красивая, и двое стройных мужчин с гладкими волосами цвета вороного крыла, забранными в небольшие хвосты. У мужчин были весёлые чёрные глаза с пляшущими в них алыми искорками. Все они были вампирами!
Я замерла от восторга. Правда, наша прабабуля, вышедшая на шум, тут же стала быстро креститься и что-то шептать. А мамочка хохотала, глядя на прабабулю, и обнималась с гостями.
Вампиры почтительно склонились перед главой маминого рода, а прабабуля в ответ мелко перекрестила и их. Эти новые тётя и мужчины тоже вдохнули идеально прямыми носами воздух около меня, а потом каждый из них дотронулся до моей руки ледяными ладонями.
«Какая прелесть твоя младшенькая, Элеонора!» -сказала высоким грудным голосом новая тётя, Лизелла. «Наконец-то у вас получился хоть один идеальный ребёнок», -добавил один из мужчин, дядя Эдвард.
Честно говоря, от этих слов моя голова пошла кругом. Так что же, по мнению этих прекрасных вампиров, я идеальная? Даже лучше моих братьев и сестрёнок? Ну раз этот дядя так сказал: «хоть один ребёнок»… Один. То есть я? Я почувствовала себя словно в чудесном сне! Но самое прекрасное и замечательное событие произошло чуть позже…
Аннета.
На следующий день после визита вампиров в нашем дворце с самого утра одно за другим стали происходить необычайные события. Во-первых, папа отменил все свои дела и всё утро играл только со мной! Потому что, и это во-вторых, всех детей, кроме меня, отправили к нашим родственникам. И не только детей! Все слуги были отправлены из дворца! Воздух словно искрился ожиданием чего-то необычного!
Во дворце остались только я, мама, папа и прабабуля. Прабабулю папа тоже просил удалиться, но прабабуля категорически отказалась. И тогда папа накрыл прабабулю защитным полем! Это было страшно интересно! Я первый раз в жизни видела защитное поле!
Прабабуля очутилась словно в радужном мыльном пузыре! И точно таким же пузырём папа накрыл маму! И только мы с папой остались как были! Я и папа! Правда, папа обнял меня и не отпускал от себя ни на шаг.
Я была вся в предвкушении чего-то необычайного, меня даже немного потряхивало от возбуждения. Но от папиных рук я успокоилась и стала ждать, что же произойдёт дальше.
Наконец, словно из ниоткуда, в нашем дворцовом парке вновь появились уже знакомые мне вампиры. Но они были не одни! С ними была маленькая девочка моего возраста! У девочки были блестящие гладкие чёрные волосы, собранные в два смешных хвостика, и огромные алые глаза, осенённые длинными ресничками.
Наша прабабуля ахнула и перекрестилась. Девочка крепко держалась за руки с тётей Лайтинэллой и дядей Валием. Я замерла от восторга. Девочка застенчиво посмотрела на меня и робко улыбнулась, блеснув острыми белоснежными зубками.
«Ох ты ж, батюшки - святы…» -послышалось со стороны прабабули. Я потянула папу за собой к этой прекрасной девочке. Ведь она была такая же маленькая, как и я! Просто мои братики и сестрички старше меня, да и дети друзей моих родителей тоже. Поэтому я всегда была младше всех.
А тут такая же девочка! Я хотела подбежать к ней, но папа крепко держал меня за руку. «Это наша дочка, Альвиетта», -улыбнулась тётя Лайтинэлла. «А я Аннета», -счастливо представилась я. «Наши имена похожи», -звонким колокольчиком тихо отозвалась девочка.
«Альвиетта, скажи нам, какой запах у Аннеты?» -спросил дядя Эдвард, присев на корточки перед девочкой. Альвиетта втянула воздух своим идеальным маленьким носиком, немного наклонившись в мою сторону. «Спаси и сохрани», -послышалось от прабабулиного пузыря.
Пока Альвиетта инспектировала мой запах, дядя Эдвард придерживал её за бока, обхватив сильными ладонями с длинными красивыми пальцами маленькое тельце девочки.
Я только потом, много лет спустя, прокручивая в голове эту сцену, поняла, что Альвиетта была как бы зафиксирована взрослыми вампирами с трёх сторон. И тётя Лизелла тоже стояла очень близко к малышке, не сводя с неё глаз.
Но тогда я видела только группу очень красивых людей с прелестной алоглазой малышкой в центре. И восхищалась тем, как изящно она потянулась в мою сторону.
«Аннета пахнет розой!» -звонко сообщила Альвиетта. «И… тебе не хочется её укусить?» -осторожно спросил папа. «Нет. Кто же кусает розу?» -удивилась девочка.
«А… кого ты хочешь укусить?» -решилась спросить я. «Нууу, -наморщила хорошенький лобик маленькая вампирочка, -людей же нельзя кусать. Но если бы было можно, наверное, я бы скушала вон ту бабушку», -указала маленькой ручкой на прабабулю девочка. «Почему?» -удивилась я. «Потому что бабушка меня очень боится», -ответил вампирский ребёнок…
В общем, моё знакомство с вампирской девочкой вышло незабываемым. Кстати, как я узнала попозже, страх действительно придаёт человеческой крови некоторую пикантность. Ах, я столько интересного узнала попозже!
Конечно, взрослые вампиры рассыпались в витиеватых извинениях перед прабабулей, а мужчины даже преклонили перед ней колена в знак величайшего почтения к главе маминого рода, умоляя извинить неразумное дитя их великого клана.
Но смягчилась прабабуля лишь после того, как увидела, как я играю с Альвиеттой. Да, да, нам разрешили немного поиграть! Альвиетта рассказала мне, что та роза, которой я пахну, самая прекрасная из всех, что растут в их Сумеречных горах.
Также она сказала, что рядом с этой розой весь яд из зубок уходит глубоко-глубоко в тело; так что я могу не волноваться, даже если Альвиетта не сдержится и укусит всё-таки бабушку, которая её так боится, то бабушка ни в какие грани не уйдёт. Зато Альвиетта попьёт тёпленькой бабушкиной крови. При этих словах вампирочка облизнулась остреньким розовым язычком. Хорошо, что мы уже отошли от взрослых и прабабуля этого не слышала. И не видела.
Примерно то же самое взрослые вампиры сказали моим родителям. Что рядом со мной весь яд из их зубов уходит. И что это слегка щекотно.
Но папа с мамой всё равно немного боялись оставлять меня рядом с Альвиеттой, поэтому, как я узнала много позже, во дворце во время визита Альвиетты неотлучно находился дядя Бажен, который в случае чего смог бы вернуть из граней кого угодно. Дядя Бажен один из сильнейших волшебников нашей империи и хороший друг моих родителей.
Но всё обошлось. Альвиетте и в голову не приходило меня кусать, и я наконец-то играла со своей сверстницей, очаровательной малышкой с яркими алыми глазками. Которая искренне восхищалась мной! Живой розой, как она меня называла!
Я узнала уже потом, что родителей весьма беспокоило, что у меня нет друзей среди сверстников, и мама очень боялась, что без общения с ровесниками я отстану, как она говорила, в эмоциональном и социальном развитии. Поэтому мои замечательные родители были бесконечно рады и счастливы, что я могу безопасно играть со своими сверстниками из клана вампиров.
А уж как счастлива была я сама! Всё-таки ровесники это совсем другое! У нас с Альвиеттой оказались одинаковые интересы и любимые игры. Ей не нужно было делать вид, что ей интересно играть со мной в куклы, прыгать в классики, играть в прятки и догонялки! Ей действительно было интересно всё это!
Время, проведённое с этой замечательной девочкой, пролетело как один миг. Мы бегали, разбрызгивая воду, в мелком бассейне у нас во дворе; катали моих многочисленных кукол на кораблях, которые творил нам дядя Эдвард; играли в большой резиновый мяч, кидая его, кто дальше; взявшись за руки, кружились на зелёной лужайке, хохоча и падая в цветы! Ах, какое же это было счастье!
Аннета.
С тех пор каждую неделю я обязательно навещала моих друзей. Мы играли, веселились, я была счастлива! Именно мои друзья, вампиры, и помогли мне пережить столь тяжёлые для меня школьные годы. Стоило мне увидеть своих друзей, как я напрочь забывала об одноклассниках, те просто не существовали для меня, когда я носилась по Сумеречным горам в ватаге мальчиков и девочек с алыми глазами.
Правда, со временем шикарный алый цвет их глаз поменялся на чёрный, но весёлые алые отблески всё равно остались.
Когда я стала постарше, папа установил постоянную портальную связь с Сумеречными горами и я могла переноситься к вампирам, когда желала.
«Опять к своим кровопийцам намылилась, Анют?» -всякий раз спрашивала меня прабабуля. Я смеялась и уходила в сверкающую золотом мою личную арку портала. Портал срабатывал только для меня. Папа специально сделал так, чтобы никто не мог по ошибке оказаться на запретной для людей территории.
Я росла, минуло детство, настала пора отрочества. Моя старшая сестрёнка Настя, принцесса Анастасия, сочеталась законным браком с принцем соседнего дружественного королевства, и у них родились очаровательные двойняшки. Я с удовольствием нянчилась с ними. А они любили меня, звали Анечкой и совершенно не замечали моей ужасной внешности.
Да, внешность моя с годами, к сожалению, лучше не становилась. Я оставалась всё той же отвратительной жирной уродиной. Даже ещё хуже. Если раньше я хотя бы была однородным колобком, то теперь из меня полезла двумя уродливыми шарами грудь и оттопырилась попа. Это было ужасно, просто ужасно…
«Ничего, не расстраивайся, Анюта, -утешала меня прабабуля, -в старые времена в нашем мире ты была бы нарасхват». Прабабуля много чего рассказывала про свой мир, в числе прочего и то, что когда-то в России, так называется страна, откуда прабабуля родом, вот такие толстушки как я были очень популярны. Не могу представить такого.
Но рассказы прабабули я слушала, затаив дыхание. Очень, очень странный мир был у них с мамой. Мамочка из своего мира перенесла очень много фильмов на записывающих артефактах, я пересмотрела их почти все.
И да, в этих фильмах иногда встречались некрасивые толстушки. Эти толстушки были вполне довольны жизнью и даже устраивали свою судьбу. Но в это я не верила. Это же фильмы. Просто обычные сказки.
В числе прочих были и фильмы про вампиров. Эти я носила своим друзьям, и мы смотрели их вместе. Вампиры хохотали так, что эхо разносилось по всем Сумеречным горам… «Ну и мир был у твоей мамы, -говорили они, -это надо же, иметь такую извращённую фантазию: вампир женился на человеческой девушке! На еде! Ха-ха-ха!» Да, это действительно было смешно даже мне.
Весёлые были времена и хорошие. Моя лучшая подружка Альви превратилась в настоящую красавицу и полюбила вампира из соседнего клана, Энгеборга. Первой, кто узнал об этом, была, конечно же, я. Я была искренне рада за Альви. Энгеборг был хорошим парнем и сразу стал считать меня за свою сестру.
Мы часто проводили время втроём, разговаривая обо всём на свете. «Ничего, Анни, встретишь и ты свою любовь», -часто говорила мне Альви. «Наша Анни обязательно встретит своего принца», -уверял Энгеборг. «Вы, наверное, смеётесь надо мной», -грустно улыбалась я. «Нисколько, -галантно отвечал вампир, -ты сама не представляешь, насколько прекрасен твой запах». Ну, такое себе утешение, конечно…
Но, тем не менее, я жила в ладу сама с собой и видела своё будущее в добрых делах на благо империи. Да и племянников у меня, наверное, будет немало. И вампирские малыши любят меня. Так что, любить будет кого… О том же, что и для меня возможно личное счастье, такое, как у Альви или у Насти, я даже не помышляла…
Аннета
Моя сестра Алёнка, в отличие от Насти, сочетаться законным браком не спешила. У Алёнки всегда была масса поклонников. «Они тут скоро в штабеля укладываться сами собой будут», -говорила обычно прабабуля.
Мама смеялась; я не знала, что такое «штабеля», но мне тоже было смешно. Меня вообще смешили толпы поклонников, осаждающих сестрёнку. Алёнка любила советоваться со мной, кого ей прогнать, а над кем поиздеваться ещё немного…
«Доиграешься, девка, -грозила ей сухоньким пальчиком прабабуля, -пробросаешься женихами-то». Но Алёнка только звонко смеялась в ответ. Ветер играл её золотыми волосами, золотые искорки танцевали в её широко распахнутых карих глазах.
На Алёнку хотелось смотреть и смотреть бесконечно. Вся она была словно соткана из золотых солнечных лучей. Я по-хорошему завидовала сестрёнке и как могла пыталась помочь ей разобраться, кто же достоин руки принцессы Алёны Корнегейской, первой красавицы империи. Это было весело.
Дааа… Время шло своим чередом… Мне минуло уже семнадцать лет, когда однажды к нам во дворец прибыл с визитом тот самый ведьмак, с которым мы когда-то столкнулись на снежной горке. А чуть позже около розовых кустов, густо усыпанных мамиными любимыми алыми розами, открылась сиреневая арка портала, из которой вышел Гарри, сын тёти Эльжбетты, маминой подруги и одной из сильнейших ведьм нашего мира.
Гарри тоже был ведьмак… Я воспринимала Гарри как одного из своих братьев и искренне считала, что он переносится порталом и ко мне тоже. К нам ко всем. К нашей семье.
Мы все были уже достаточно взрослые, даже я, и потому чинно прогуливались среди буйно цветущих роз и разговаривали о чём-то.
Потом Алёнка отошла куда-то, а я решила показать гостям котят, которых недавно родила наша кошка. «Какой ты всё-таки ещё ребёнок, Анечка», -улыбнулся, блеснув ровными белоснежными зубами, Гарри. Он наклонился ко мне, чтобы погладить беленького с рыжими пятнышками котёнка. Котёнок выгнул спинку и замурлыкал. А я застыла на месте, где стояла.
Гарри был так близко ко мне, что я невольно вдохнула его запах. Такой завораживающий. Такой… мужской. От Гарри пахло хвойным лесом и солёным морем. У меня вдруг закружилась голова, и забегали мурашки по всему телу. Я смотрела, не отрываясь, на его склонённую к котёнку голову и мне хотелось зарыться руками в его непослушных каштановых волосах.
Потом я поймала взгляд ведьмака с горки. Он смотрел на меня с жалостью. Я гордо вскинула голову и с вызовом посмотрела в чёрные глаза ведьмака. Пусть я некрасивая и внушаю лишь жалость, но я настоящая принцесса, такая же, как Алёнка. И я даже смогла весело сказать им обоим: «Я очень люблю кошек. Хотите, подарю и вам по котёнку?» Они оба с одинаковыми равнодушными улыбками отрицательно качнули головами.
Ведьмак с горки тоже погладил одного котёнка. Было мирно и хорошо. Я побежала отнести котят к их маме, и Гарри с ведьмаком остались одни. Я заботливо укладывала котят в их домик, стараясь успокоиться и прийти в себя, как вдруг в воздухе резко запахло озоном и разряды молний расчертили доселе ясный небосвод.
Обернувшись, я с ужасом увидела, что ведьмак и Гарри стоят друг против друга и из рук каждого бьёт столб огня. Огненные столбы, направленные друг на друга, смешиваются между собой и, сумасшедше искря, рвутся в небеса, распадаясь в высоте на тысячи молний. А рядом застыла Алёнка, и её губы белы как снег. На той горке.
Внезапно ледяной ливень обрушился на всех нас. Огонь исчез, а между Гарри и ведьмаком возник Эд. Он обернулся к Алёнке и что-то сказал ей.
В следующий миг я почувствовала ледяную мокрую ладошку сестры. Да, для Алёнки нет проблем перенестись порталом на любое расстояние, что большое, что маленькое. «Пойдём, погуляем, Аня», -чужим голосом сказала мне сестра. Но я упёрлась и не двинулась с места. Как заворожённая, я смотрела на своего брата Эда, на ведьмака, на Гарри. Я словно видела их всех в первый раз.
«Это из-за тебя?» -спросила я Алёнку. Сестра молча кивнула в ответ.
Эд долго говорил что-то ведьмаку и Гарри. Потом засияли арки порталов, фиолетовая ведьмака и сиреневая Гарри. Оба шагнули в них одновременно и исчезли как не было.
Эд, проводив взглядом угасающие искры арок, повернулся к нам с Алёнкой. И я первый раз в жизни испугалась своего брата. Он, Эд… Он так посмотрел на Алёнку… Я обняла сестрёнку обеими руками и смело смотрела, насупившись, в глаза Эду.
Проходя мимо нас, Эд остановился и сказал, не глядя на Алёнку: «Ещё раз столкнёшь их лбами, я не посмотрю, что ты моя сестра. Заруби это себе на носу». И моя бойкая, никогда не лезшая в карман за словом сестрёнка промолчала.
Но когда в следующий миг из полыхнувшей золотом арки портала появился папа, Алёнка подбежала к нему и расплакалась, размазывая слёзы ладошками, как маленькая. Папа обнял её и что-то говорил ей тихо.
С этого дня ведьмак с горки в нашем дворце больше не появлялся. Алёнка тоже пропадала где-то, уходя с утра порталом. Перестал наносить нам визиты и Гарри. А я… Я вдруг увидела. Я вдруг поняла, что и мой брат Эд, и Гарри, они давно стали взрослыми мужчинами.
И ещё. Я почему-то стала вспоминать взгляд Гарри, каким он всегда смотрел на мою сестру. В этом взгляде было… желание. Почему я не замечала этого раньше? Моя бедная голова шла кругом, когда я вновь и вновь вызывала в памяти, как Гарри смотрел на Алёнку.
И я… Я вдруг стала представлять, что когда-нибудь Гарри так посмотрит на меня… Гарри… Я… Я всё время вспоминала его запах, россыпь мягких каштановых волос, что я видела так близко, когда он наклонился к котёнку, которого я совала ему как… как какая-то дурочка. И всякий раз у меня сладко кружилась голова и бегали мурашки по всему телу.
Наверное, это передалось мне от вампиров, так реагировать на запах. С кем поведёшься, от того и наберёшься, как утверждает прабабуля.
Гарри. Сколько я его помню, у него всегда были непослушные волосы, и они всегда падали ему на глаза. А он смахивал блестящую каштановую чёлку небрежным движением. Гарри. Он всегда был очень красивым, даже красивее, чем мои братья.
Аннета.
- Успокойся, Анни, с твоим разумом всё в полном порядке, - звенит серебряным колокольчиком голос моей подружки, - ты просто полюбила, - выносит вердикт Альви, - и это прекрасно!
- Прекрасно? Посмотри на меня, Альви! - у нас с Альви нет секретов друг от друга. Вот и сейчас я примчалась к ней, в Сумеречные горы, ставшие для меня родными.
- Смотрю. И вижу единственного человека в империи, который не является едой. А то, что ты несколько… немного пышновата…
- Ха-ха-ха! Несколько… Ха-ха-ха! - первый раз в жизни захожусь в истерике я.
- Ну, тихо, тихо, Анни… Всё хорошо… - моя подружка крепко обняла меня и теперь вопреки своим же словам плачет навзрыд вместе со мной.
- Что тут за шум, а драки нет? - впархивает в Альвиеттины покои тётя Лайтинэлла, мама Альви.
Но при виде наших заплаканных лиц улыбка пропадает с её лица, словно солнечный лучик от набежавшей тучи. Из-за её плеча выглядывает тётя Лизелла, её лучшая подруга.
- Что случилось, мои хорошие? - обнимает нас обеих тётя Лайтинэлла.
- Ах, Лайт! Девочкам по семнадцать лет! Что могло у них случится, сама подумай, - с грустной улыбкой смотрит на нас тётя Лизелла, - наверное, какие-то поганцы посмели не оценить вашу красоту? Признавайтесь! Старые вампирши с удовольствием дадут вам секретные стратегические советы на все случаи жизни, как говорила когда-то твоя мама, Анни!
- О да, Лиз… Где же потерялись наши с тобой семнадцать лет… - взгрустнула тётя Лайтинэлла.
Вампиры очень и очень эмоциональны и чувствительны, чужую боль они воспринимают как свою. В отличие от некоторых людей.
- Да нам хотя бы вернуться в наши двадцать лет, Лайт… - согласно откликнулась тётя Лизелла с тем, чтобы через секунду переключиться на поток слёз, который с новой силой хлынул из меня.
- О чьей красоте ты сказала… - рыдала я, захлёбываясь горькими слезами, - уж не о моей ли…
- О Создатель… Анни, милая, я совсем забыла, что в глазах этих ничтожных людишек ты не очень привлекательна… - виновато обняла меня тётя Лизелла.
Кстати, да, вампиры безмерно высокомерны и считают всех остальных намного ниже себя. Мне всегда очень льстило их отношение ко мне. Как к равной.
- Забыла ты или не забыла, а эту проблему нужно решать, Лиз, - решительно сказала мама Альви.
- Это один из тех редких случаев, когда ты абсолютно права, Лайт, - ну да, эти две тёти постоянно подкалывают друг друга, и это весело. Только сейчас ничто не способно развеселить меня.
- Ну, ну, не надо плакать, - тётя Лизелла в свою очередь заключила меня в свои такие родные ледяные объятия и легонько поглаживает по моей необъятной спине, ласково приговаривая: «Ты же принцесса, детка. Ты должна не плакать из-за проблем, а решать их».
- По мере поступления, как говорит Эля, - улыбнулась тётя Лайтинэлла. Вампиры, кстати, мгновенно переходят от одного настроения к другому.
- Итак. Что мы имеем, - по-деловому сосредоточилась тётя Лизелла, - девочка сконцентрировалась на своей внешности из-за того, что какой-то ничтожный не вампир посмел обидеть её?
- Он вовсе не ничтожный, - всхлипываю я, - и он не обижал меня… И он даже не человек, как вы, наверное, подумали…
- Ах, всё ясно. Ясно-ясно-ясно… Я надеюсь, это же не Эльжбеттин младшенький, нет? Анни? О Создатель! Он! Какой пассаж, как сказала бы твоя мать!
- О да! Эля сказала бы именно так! Хи-хи…
- Ах, извини, пожалуйста, Анни, но это действительно немного смешно! Ха-ха-ха!
Меня настолько удивило, что мои любимые тёти смеются над моим… горем? Или как это назвать? Ну, над слезами тогда… Я даже перестала плакать. Мы с Альви удивлённо смотрели, как две взрослые тёти хохочут как девчонки.
- Ох, прости, милая. Наш неуместный в данной ситуации смех никак не связан с твоей маленькой неприятностью, никак. Просто мы с тётей Лайт вспомнили кое-что. Из времён нашей невозвратной молодости, так сказать. Ах, где, где наши двадцать лет, Лайт, скажи!
- Просто, понимаешь, деточка, ведь и мы, и твои мама с папой, и родители этого поганца Гарри, тётя Эльжбетта и дядя Уильям, далеко не всегда были старыми, как тебе, наверное, кажется. Далеко не всегда…
- И в этом далеко не всегда, которое сейчас так от нас далеко…
- Ох, ну хватит грустить, лучше объясним девочкам, что произошло когда-то вот в этом самом далеко не всегда…
- Видишь ли, Анни… Эм…
- Видишь ли, милая Анни, существует некое равновесие всего и вся, установленное Создателем. И ежели некий человек или вампир, в данном случае сие неважно, в своё время страдал из-за другого, то сие в некотором смысле может вернуться с несколько другим вектором. Примерно так.
- Ох, Лайт! Ты сама хоть поняла, что сказала? При чём здесь вектора вообще? Ох, ха-ха-ха! Ты только взгляни на личики девочек! Как они на нас смотрят! Ха-ха-ха!
- Послушай, мама! Объясни нормально, что вас так рассмешило? Вы же видите, что Анни плачет! - не выдержала Альви.
- Вообще-то Анни уже давно не плачет, а очень хочет понять, что происходит. Или произошло в этом вашем далеко-далеко, - я действительно и не заметила, как высохли мои слёзы и горечь и печаль сменились интересом. В обществе вампиров всегда так. Рядом с ними невозможно долго грустить. Не знаю, почему.
- Ах, нам довольно трудно подобрать слова в силу того, что ты, Анни, всё же дочь своей матери. И своего отца, разумеется…
- Крайне верное замечание, конечно. Ты, как всегда, неподражаема, Лайт!
- Скажи всё же ты, Лизелла. Я могу опять засмеяться...
Мы с Альви со всё возрастающим интересом наблюдали за перепалкой. Что же всё-таки произошло тогда, в этом далеко-далеко?
Аннета.
Что же всё-таки произошло тогда, давным-давно, когда наши с Гарри родители были молодыми?
Мы с Альви так и не узнали ответ. И тётя Лизелла, и тётя Лайтинэлла отвечали на наши вопросы весьма уклончиво и по сути лишь грустили о молодости, своей и чужой, ушедшей безвозвратно.
Правда, откровенно говоря, трудно представить молодым, например, седовласого отца Гарри, величественного и невозмутимого короля Ангилеи, соседнего дружественного государства. Да и моего папу...
Это для меня великий император всея империи Ратмир Корнегейский любимый папочка. Для всех же остальных – грозный император с огромным даром, чей взгляд не может выдержать никто…
Но и они когда-то были молодыми горячими юношами, по авторитетному утверждению моих обожаемых вампирских тётушек. И якобы однажды и между ними гремел гром и рвался в небеса магический огонь. Правда, тётушки так и не удосужились раскрыть причину, сославшись на то, что сие всё же есть слишком личное.
Возможно, мы с Альви всё-таки выяснили бы подробности тех давних событий, ежели б тётя Лайтинэлла с воспоминаний о прошлом вдруг не перескочила на настоящее, что заинтересовало нас значительно больше.
- Послушай, милая Анни, - вдруг сказала тётя Лайтинэлла, совершенно забыв о своей собственной юности и сходу переключившись на мою, - сдаётся мне, что с твоей внешностью не всё гладко!
- О Создатель, Лайт! - воскликнула тётя Лизелла. - Ты только поняла причину слёз нашей девочки?
- Вот именно, Лиз! Причина! Причина и следствие, Лиз! Ты понимаешь меня?
- Не совсем, Лайт. Ты загадочна, как никогда.
- О Создатель! Внешность нашей девочки есть следствие! Следствие, Лиз! Ну, подумай сама, как? Как у нашей Эли могла родиться столь непохожая на неё девочка? Тем более, что отец этой девочки сам Ратмир Корнегейский? Как?!
- Если ты о том, что кто-то проклял меня при рождении, то на проклятия меня проверяли немеряное количество раз, - вставила я, - и ауру смотрели и смотрят, и прочее, прочее, прочее… - грустно закончила я.
- Дело не в тебе, милая, не в тебе…
- Ратмира проклясть невозможно… С таким-то даром…
- О Создатель! Эля!
- Но маму тоже проверяли, естественно. Папа сразу бы понял, ежели маме попытались бы навредить, - я не могла понять, к чему клонит тётя Лайтинэлла.
Конечно, когда я родилась, первое подозрение пало именно на проклятие. Но нет, ни на мне, ни на маме проклятия обнаружено не было. Никакого.
- Конечно же, проверяли, милая. Мы сами были свидетелями сих действ. Твои родители были весьма… гм… Хотели выяснить, всё ли с тобой в порядке…
Я грустно улыбнулась. Мои родители любят меня, я знаю. Но они не слепые. Да и отсутствие дара… Слёзы вновь появились у меня на глазах.
- Я, кажется, поняла ход твоих мыслей, Лайт, - вдруг молвила тётя Лизелла, - проклятия множества лиц, направленные на Элю и отражённые даром Ратмира… - задумчиво продолжила она.
- Вернувшиеся к источникам проклятия и отражённые ими в пространство… - заученно отчеканила тётя Лайтинэлла.
- И так как проклятия были идентичны…
- О да… Абсолютно идентичны… Хи-хи-хи…
- Посерьёзнее, Лайт… Хи-хи…
- Как там гласит триста двадцатый закон о проклятиях…
- Отражённые идентичные проклятия имеют тенденцию объединяться в одно в случае их достаточного количества…
- О да, количество было вполне достаточное… Гм…
- И спонтанно воздействовать на объект проклятия в момент наибольшей незащищённости объекта, как-то: в случае, ежели объект мужского пола…
- О Лиз, зачем нам мужской пол, переходи сразу к женскому…
- Ежели объект женского пола, - послушно продолжила тётя Лизелла, - о Лайт! Лайт, конечно! Конечно же, это роды! О Создатель! У Эли хватило сил отразить ждавшее своего часа проклятие, оно задело рикошетом дитя, оставив на нём свой след, вернулось к источникам и ждёт своего часа уже в них! О Создатель!
- И ежели неким образом пострадавший от сего суммарного проклятия избавится от следа его, то сей же миг оживёт означенное проклятие в каждом из носителей его, явив облик свой на лицах их и лицах потомков их до седьмого колена… О Создатель…
- Подождите, подождите! - вскочила на ноги я. - Но ведь папа был рядом с мамой, когда я родилась. И не только папа… Как же так…
- Ежели б твоего папы не было рядом, когда ты родилась, деточка, то и ты, и твоя мама ушли бы в грани в сей же миг. Твой папа удержал нити жизней ваших и дал маме силу отразить сие проклятие.
- Так что же… Получается, я должна была родиться нормальной? - ошеломлённо спросила я.
- Ты и так родилась нормальной, девочка. Ты родилась здоровенькой, а это главное, поверь.
- Нет, подождите, я не понимаю… Вы сказали, что проклятие отразила сама мама. Почему? Почему папа не увидел его и не отразил сам, пока оно не затронуло маму? Может быть, тогда бы… всё вышло по-другому…
- Потому что проклятие было вторичным, самостоятельно образовавшимся. Такие проклятия не видны в пространстве, к несчастью. Их нападение можно только почувствовать, и почувствовать их может лишь тот, кому они непосредственно адресованы изначально.
Коварство в том, что во время родов женщина сосредоточена лишь на одном, на своём дитя, что рвётся на свет.
Ежели бы у твоей мамы был собственный дар, она бы поняла, что происходит. Но мама была окружена чужим даром, папиным, поэтому проклятие было отражено посредством папиного дара. А для твоей мамы оно приняло вид лишь одной из схваток.
Мужчины во время родов супруги вливают в неё свой дар, дабы избавить от боли. И для твоего папы сие проклятие также выглядело лишь как боль схватки, от которой он и избавил твою маму. Точнее сказать, мама избавилась сама посредством папиной силы. Таким образом, появление проклятия прошло незамеченным. Его нет ни на тебе, ни на маме. Остался лишь его след, видимый всем.
- Моя внешность. Отсутствие дара.
- Да, милая.
Аннета.
Солнце волшебной кистью расчерчивает чудесные узоры на полу нашей огромной дворцовой библиотеки. Лучи проникают сквозь витражные стёкла и повторяют их затейливые цветные узоры на тёплом полу из солнечного жёлтого дерева. В библиотеке тихо и уютно. Я отослала библиотекаря, приказав не беспокоить меня.
Я уютно устроилась в одном из больших кресел, обитых мягким бархатом сладкого шоколадного цвета. На небольшом столике передо мной расположилась солидная стопка старинных фолиантов, а также альманах современной научной жизни империи. Но мысли мои блуждают далеко от достижений науки…
Перед моим взором Гарри… Я так давно не видела его… Я представляю себе, как мои руки гладят его лицо… Проводят по губам… И как он прикасается ко мне в ответ… Что-то горячее и жаркое завязывается крепким узлом в глубинах моего тела…
Я ёрзаю, сжимая ноги. Хочу сесть в кресле, подтянув к себе ноги и обхватив их руками, как любит сидеть Алёнка, но, увы, мой огромный живот не даёт сделать даже этого. Горькие слёзы льются и льются из моих глаз…
Создатель, ежели ты и вправду есть, скажи, за что? За что я пострадала? Пострадала от обозлённых когда-то на маму и папу женщин. Меня же тогда даже не было! И я не виновата ни в чём и ни перед кем…
Злость на папу вдруг поднимается мутной чёрной волной в моей душе. Зачем он давал надежду на брак другим женщинам? Почему не подождал маму?
Я сама понимаю несправедливость, злость и нелогичность моих претензий, но ничего поделать с собой не могу.
Обида раскручивается злобной спиралью, порождая всё больше и больше тьмы в моей душе. Ежели папа виновен в моём несчастии, то как он посмел закрыть переходы в другие миры? Закрыть мне дорогу…
О Создатель, я осуждаю папу? Великого императора всея империи? Сие есть государственная измена, карающаяся годами суровой имперской тюрьмы, в лучшем случае…
Остатки разума говорят мне, что даже окажись я в сей момент в другом мире, я не смогла бы прогнать след от проклятия, поскольку не имею дара… Потому что во всех древних фолиантах в один голос говорится об одном: след подобного проклятия в крайне редких случаях гипотетически возможно прогнать лишь силой собственного дара…
И современные альманахи дружно вторят древним…
Я вдруг понимаю в ужасе, что мне не удастся избавиться от проклятого следа, где бы я ни находилась и какие бы заклинания ни заучила…
Я всегда, всегда буду заперта в душной темнице безобразного тела.
Чёрное отчаяние захлёстывает меня. Я не могу больше сидеть на месте в уюте нашей библиотеки, я не хочу больше находиться в роскоши нашего императорского дворца. Я вскакиваю и, швырнув ценные старинные фолианты на пол, неуклюже переваливаясь на своих безобразных толстых ногах, выбегаю прочь.
Навстречу мне по широкому солнечному коридору, заставленному изящными вазами с живыми цветами, идёт, как плывёт, Алёнка. Она вся словно светится изнутри, подобная самому солнцу. На миг я замираю, привычно любуясь ею.
«Анечка! Анечка, ты должна узнать об этом первой! - весело говорит она. Откуда-то я знаю, что мне скажет сестра. - Я намерена сочетаться законным браком с Гарри…» - вонзает острый нож в моё сердце её высочество принцесса Алёна…
Аннета.
У меня хватает сил, улыбнувшись, поздравить Алёнку. И пожелать ей счастья. С Гарри. И хватает сил спокойно и с достоинством выйти из дворца и неторопливо пройтись по ухоженным дорожкам, и даже пару раз наклониться к пышным клумбам, вдохнуть аромат прекрасных роз, коими изобилует наш парк.
Розы прекрасны. Но моя сестра Алёнка ещё краше. У нас в семье красивы все. Если не считать меня. Я стыд семьи. Меня стыдятся, вдруг отравленной стрелой пронзает горькая мысль. И Алёнка. Она ведь даже не предложила мне стать подружкой невесты. Так же, как и Настя в своё время… Конечно, внешний вид такой подружки испортит любую свадьбу. Люди будут смеяться…
Почему-то именно эти мысли окончательно превращают мою душу в одну сплошную тьму. Мне столь плохо и горько, что я больше не вижу прекрасных роз и не чувствую их запах. И я…
Я решаюсь на преступление. Ведь ослушаться императора это и есть преступление.
Мой папа лично запретил мне покидать пределы дворцового сада без охраны. И я поклялась ему в этом. Даже не как дочь, а как подданная. Поскольку в случае, если врагам нашей империи удастся похитить кого-либо из членов императорской семьи, то последствия могут быть непредсказуемы, вплоть до военных действий.
А война это всегда жертвы. «Ты ведь не допустишь, чтобы из-за твоего легкомыслия кто-то потерял жизнь?» - спросил меня тогда отец. Я прекрасно понимаю это и сама. И я всегда покидала дворец только через открытые лично для меня порталы, всегда. В случае же, если я передвигалась не порталами, меня всегда сопровождала солидная охрана, лучшая охрана во всей империи.
Если меня похитят… Наверное, враги нашей империи будут показывать меня по всему миру. И глашатаи будут объявлять во всеуслышание: «Смотрите все! Смотрите, какая уродливая у императора дочь! Смотрите все!» А я буду сидеть в клетке, и на меня будут смотреть как на невиданного зверька.
Конечно, папа не допустит такого позора. Он выкупит меня или пошлёт войска. И тогда немало наших подданных потеряют из-за меня жизнь. И меня будут проклинать в народе. Пусть. Мне всё равно.
Тьма полностью охватила всё моё существо. В эти минуты я ненавидела всех, даже маму с прабабулей.
Зачем? Зачем мама попала в этот мир? Жила бы в своём, и ничего этого не было бы. У меня был бы какой-то другой, обычный папа, и я бы родилась нормальной.
Злые чёрные несправедливые мысли хлестали меня как кнутом. Хлестали тогда, когда я, скрывшись из вида, углубилась в наш огромный дворцовый парк, словно для прогулки. И когда я побежала по парку, плавно переходящему в лес, со всех ног. Хлестали и тогда, когда я добежала до нашей высокой ограды и полезла через неё, ломая ногти и стирая в кровь руки и колени о шершавую стену.
Мною двигало какое-то отчаянное исступление, я была не я, а комок горечи, злости и ненависти ко всему на свете. И прежде всего к себе самой. К своему безобразному жалкому телу, которое не может даже преодолеть преграду. Да наш Эдька ещё во времена моего счастливого детства сколько раз перелезал через сию ограду, туда и обратно, развлекая нас с Алёнкой.
Я сосредоточилась, вспоминая движения брата. Как он подтягивался на руках, как цеплялся ногами за едва заметные выступы… Я вдруг поняла, что именно в этом месте Эдька и любил изображать обезьянку, как называла его Алёнка. Вот и выбоинка, на которую он опирался перед последним рывком. А вот другая, за которую даже можно ухватиться руками…
Вершина ограды остра, и мои ладони в крови. Мне очень больно, но эта боль не заглушает другую, ту, что терзает моё сердце и душу. Я вдруг вспоминаю как кто-то, кажется, Любомир, говорил, что ежели через сию ограду попробовал бы перелезть любой, в ком не течёт императорская кровь, он упал бы замертво в тот же миг.
На мгновение мне становится страшно. А вдруг я… не дочь своего папы? И сейчас моя безобразная туша позорно свалится бесформенным комком? И всё закончится само собой? Где-то на краю сознания я понимаю, что я чудовище, раз могла так подумать. Но мне даже не стыдно. Мне всё равно. Я перешла какую-то ужасную грань, за которой есть только мрак, ненависть и злоба.
Наконец я действительно падаю бесформенным окровавленным комком. Но только по другую сторону ограды. У меня получилось. Я поднимаюсь и, шатаясь, неуклюже ухожу от своей семьи всё дальше и дальше…
Аннета.
Я иду долго. Лес всё тянется и тянется. Золотое солнышко играет в изумрудной листве деревьев. Громко поют птицы, перелетая с ветки на ветку и разглядывая диковинное существо, забредшее в их лес. Зачем они поют? Чему радуются?
Я выхожу на небольшую полянку, усыпанную земляникой. Останавливаюсь, безразлично смотрю на спелые ягоды. Я всегда очень любила землянику. Но сейчас я смотрю на неё, не видя. Наверное, моё отсутствие уже обнаружено. Надо идти дальше, но я чувствую опустошение и усталость. Я постою здесь немного. Отдышусь, соберусь с силами.
На полянку вдруг выскакивает оленёнок. Совсем маленький. Он подбегает ко мне, утыкается прохладным чёрным носом в колени. Я глажу его мягкую-мягкую шёрстку. Малыш смотрит на меня так доверчиво. Я сажусь в густую невысокую траву, обнимаю его, зарывшись лицом в тёплое тельце.
Оленёнок дышит часто-часто. Он такой тёплый и мягонький… Мне хочется так сидеть и сидеть, прижав к себе его маленькое тельце…
Но почему он так дышит? Он убегал от кого-то, вдруг понимаю я. И ищет у меня защиты. Я всматриваюсь в ту сторону, откуда он прибежал.
Что-то движется к нам. Оленёнок дрожит и прижимается ко мне изо всех силёнок. Мне тоже вдруг хочется прижаться к кому-то сильному, кто защитит меня. Потому что это нежить.
Я много раз видела иллюстрации, изображающие проклятие нашего мира. Нежить появляется всегда внезапно и не уходит, пока не насытится. Кем-нибудь живым. От неё не убежать, только уйти порталом. Если бы я умела открывать порталы. У нас в империи много волшебников, для которых уничтожить нежить не составляет труда. Оленёнок, видимо, решил, что я одна из них. Ты ошибся, малыш. Я столь же беспомощна перед сим порождением тьмы, как и ты.
Совсем скоро сюда прибудет порталом имперский патруль и уничтожит нежить. Очень скоро. Я ещё могу, швырнув оленёнка навстречу зловещему чёрно-серому туману, попробовать спасти свою жизнь. Пока нежить будет, урча, поглощать в свои страшные глубины оленёнка, прибудет патруль. И я буду спасена. В конце концов, жизнь даётся всего один раз. А человеческая жизнь неизмеримо ценнее, нежели жизнь любого зверька…
Аннета.
Жизнь даётся только один раз. И прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. И чтобы не жёг позор за подленькое прошлое… Мама один раз читала нам книгу из своего мира, в той книге были такие слова. Они потрясли меня тогда.
Жизнь мне, как и всем, дана всего одна. Оленёнку тоже. Никто не осудит меня, если я пожертвую им. Никто даже не узнает… Что такое совесть, спросила я как-то у мамы. Совесть это когда никто не узнает, но ты всё равно не сделаешь… Никто не узнает…
Я изо всех сил отшвыриваю оленёнка в сторону, подальше от нежити. Оленёнок пищит испуганно. А я бегу навстречу жадно чавкающему туману. Я бегу не потому, что хочу поскорее встретиться с ужасом нашего мира. Я просто боюсь, что оленёнок может побежать за мной.
Успеть! Пусть нежить заглотит меня раньше, чем прибежит оленёнок… Это желание составило смысл последних минут моей никчемной, никому не нужной жизни…
Я подбегаю к нежити почти вплотную и замираю на секунду. Так страшно. Я не хочу. Но писк оленёнка подстёгивает меня. Оленёнок совсем рядом, он бежит ко мне. Глупый. Я закрываю глаза и делаю шаг в густую душную тьму.
Страшная сила сжимает моё тело одновременно со всех сторон. Судороги сводят каждую мою мышцу. Это столь невыносимо больно, что я хочу лишь одного, пусть, пусть всё закончится! Но мука не кончается. Я взываю к Создателю, я умоляю прекратить мои мучения! Но Создатель молчит. Последний разряд адской боли сотрясает моё тело, и меня больше нет…
***
На этом моменте, уважаемые читатели, мы пока оставим нашу милую героиню. И уже следующие главы будут называется ОН.
А пока небольшой пролог. О нём…
Пролог
ОН
Он был великим королём великого королевства. Он прожил долгую жизнь. Его правление было мудрым. Его подданные жили в мире и достатке, не уставая возносить молитвы Создателю, дабы хранил Создатель их любимого короля.
Но когда-нибудь наступает последний рассвет и для великих королей…
Всенародный траур накрыл огромное королевство. Приспущены государственные флаги. Оделась в чёрное вся королевская семья.
Толпы народа собрались на погребение великого короля. Окна немногочисленных домов, стоящих близ дворцового храма, переполнены плачущими скорбящими людьми, желающими в последний раз взглянуть на лик своего короля...
В окне небольшой мансарды, откуда открывается отличный вид на дворцовую площадь, виден лишь один человек. Это молодой светловолосый парень. Ироничная ухмылка кривит его идеально вылепленные губы. Парень небрежно прислонился к облезлому косяку, с ленивым интересом наблюдая за собственным торжественным погребением…
Итак…
Знакомьтесь:
Луис Артур Эдмунд Даниэль Кеннет
Он долго и пристально смотрел в огромное старинное зеркало в тяжёлой резной раме из пород ценного дерева, украшенной бриллиантами чистейшей воды. Бриллианты тонкими радужными лучиками отражали падающий сквозь узкие окна свет. Окна были узкими, но высокими, почти до потолка.
Зал назывался ритуальным. Зал был древним, ещё более древним, чем дворец. Проникновение сюда приравнивалось к государственной измене и каралось пожизненным заключением в самой суровой тюрьме королевства. Согласно его личному высочайшему указу.
Единственным человеком, имеющим право пересекать порог этого расписанного замысловатыми старинными фресками зала, был он сам. Согласно всё тому же указу.
В чистой серебряной глади зеркала он видел древнего, давно перевалившего за столетие старца. Жалкий сложившийся скелет, обтянутый, словно пергаментом отвратительного качества, истончённой морщинистой кожей неопределённого цвета с множеством пигментных пятен. Цвет определить всё же можно, с горькой иронией подумал он. Пожалуй, синевато-фиолетово-землистый. С примесью грязно-коричневого.
Красавчик. Это да… Не поспоришь…
Но, честно сказать, на него страшно смотреть уже давно. Последние лет эдак тридцать. Последнее десятилетие особенно. Можно сказать, невыносимо.
Он похож на злого колдуна из детских книжек его правнуков. Хотя нет. Колдуны там посимпатичнее…
Он с трудом поднял тонкую слабую руку. Взбугрившиеся реки вен на тонкой кости. Его кости с каждым прожитым годом всё тоньше.
Дрожащей рукой он провёл по голове с редкими бесцветными волосами, впалой груди, животу и ниже. Жизни не осталось нигде. Даже там. Он больше не мужчина. Наверное, его даже нельзя назвать словом «старик». Это слово мужского рода.
Мужской род… Его слабая рука бессильна. И любая, самая умелая, шлюха будет бессильна сделать его хотя бы подобием мужчины. Хотя бы на миг.
Хорошо, что сейчас его не видит никто. За эти фото любое издание с радостью выложило бы целое состояние. Не поняв ничего. Того, что он вовсе не любитель подобных развлечений, нет. Разве что по необходимости. Когда-то давно. Так давно, словно этого времени и вовсе не было.
Он всего лишь хочет довести себя до состояния полнейшего, совершеннейшего отчаяния, кое способен испытать лишь мужчина. Бывший мужчина. Именно это задача его слабых, отказывающихся слушаться рук. А вовсе не оргазм, прощально махнувший ему ручкой. Махнул ручкой, не послушавшись руки. Дешёвый каламбур…
Он усмехнулся. Он мог бы избежать этого вызывающего рвотный рефлекс цирка. Мог бы. Если бы захотел разделить со своей августейшей супругой то, что последует совсем скоро. Уже совсем, совсем скоро оргазм не просто помашет ему ручкой, а злорадно плюнет в лицо бессильными старческими слезами…
Перед ним возникло лицо его законной супруги, испещрённое морщинами не меньше, чем его собственное. Она была ему неплохой женой, что зря говорить. Покорной. Преданной. Прощающей ему всё. А прощать было что, и немало. Это мягко говоря. Его жена была всё понимающей и беззаветно его любящей. О её любви к нему в народе ходили легенды. Её, его супругу, приводили в пример дочерям и жёнам.
Но, положа руку на сердце, любая на её месте вела бы себя точно так же. Любая. Когда-то женщины текли при одном взгляде на него. И сами прыгали к нему в постель, стоило ему бросить взгляд. И ждали этого взгляда, жадно следя за ним, где бы он ни появлялся. И пожирая его своими переполненными желанием взглядами с головы до ног, особо задерживаясь на области паха.
Он вновь усмехнулся. Давно это было. Давненько. Каким он был когда-то, сейчас помнит лишь она, его законная супруга. Которая до сих пор смотрит на него преданными, полными обожания глазами.
На долю секунды он вдруг представил, что разделит с ней то, что произойдёт совсем скоро… Нет. Для неё останется всё как есть.
Да, она была хорошей женой. Но он не любил её. Он женился на ней по расчёту, и это знает всё королевство. Знает и она сама. Знал и её отец, гордый правитель соседнего королевства. Тогда оно было соседнее. Сейчас это всего лишь часть его могучего государства.
Старик предвидел такой расклад и до последнего не хотел отдавать ему дочь. Но что он мог сделать с бешеной кошкой в течке, в кою в мгновение ока превратилась юная наследная принцесса при одном лишь взгляде на молодого короля соседнего королевства?
Да она была готова удавить родителя собственными руками за одну только ночь с ним, Луисом Артуром Эдмундом Даниэлем Кеннетом и так далее и так далее... У него много имён, как и положено особе королевских кровей. Он сам в своё время с трудом выучил их все. А эта… эта наследная принцесса выучила его имена всего за один день. И с упоением повторяла их снова и снова. До сих пор повторяет. Старая дура.
Наследная принцесса… Да он с трудом остановил её от, иначе и не скажешь, изнасилования жениха до свадьбы, хм. Её руки лезли к нему в брюки всякий раз, стоило им остаться наедине.
Под древними сводами раздался тихий дребезжащий старческий смех. Дааа… Но народ её любил, считая образцом доброты и чистоты. В отличие от её отца, сурового правителя, замучившего свой народ многочисленными разнообразными налогами. Одно время в королевстве его невесты даже существовал налог на солнце, как бы абсурдно это ни звучало.
Королевские чиновники измеряли оконные проёмы в домах подданных и насчитывали налог в зависимости от площади окна. Чем больше площадь окна, тем больше солнечного света поступало в жилище, соответственно, больше и налог. Окна в домах становились всё меньше и меньше. Дошло до того, что в некоторых бедных домах их не стало вовсе.
Он отменил потом этот налог. Потом, когда низвергнул старого упрямца с трона в пользу его собственной дочери. Дочь легко предала отца. И посидела немного на троне своей страны. Перед тем, как законно передать всю власть обожаемому супругу. Старик прожил после этого недолго, проклиная свою дочь до последнего дня…
Луис Артур Эдмунд Даниэль Кеннет…
Скоро. Скоро всенародный траур накроет огромное королевство. Будут приспущены государственные флаги. Оденется в чёрное его многочисленная семья. Понесёт народ цветы, перевязанные чёрными лентами, к высоким стенам его дворца. Наверное, будут горы цветов. Народ любит его.
Его правление было мирным и мудрым. Он не развязал ни одной войны, в отличие от своего отца. Это, разумеется, не означает, что он не присоединял чужие земли к своему королевству. Присоединял. Но мирным путём.
Правители соседних королевств сами желали стать его вассалами, добровольно и законно передавая полномочия… Правда, после этого ни один из них не прожил долго… Но это мелочи. Что значит одна жизнь? Ничего. И тем более, ничего не значат жизни никчемных женщин, жён тех самых правителей. Этих приходилось отправлять вслед за мужьями.
Но ведь порядочная жена и должна отправляться вслед за мужем, а не топтать зря благословенную землю. А уж непорядочная и подавно. Разве можно назвать женщину порядочной женой, если она при одном взгляде на чужого мужчину теряет ум и разум? Превращаясь в безвольную куклу, готовую на всё ради одной улыбки этого чужого мужчины, короля соседнего государства, прибывшего с дружественным визитом…
Дааа… Он немного похихикал, вспоминая этих гордых королев, вымаливающих у него каплю ласки. И готовых взамен на что угодно. Предать собственного мужа и даже детей. Шлюхи… Они заслужили то, что получили, сполна…
Он правил мудро. Налоги были приемлемыми и разумными, а доходы подданных достаточными для достойной жизни. Его служба безопасности, разведка и жандармерия признаны лучшими во всём мире. На улицах его городов спокойно и безопасно.
Суды работают быстро и без проволочек, разрешая тяжбы по справедливости. В каждом, даже самом маленьком поселении, есть лекарня, баня и школа. За счёт королевства оборудованы разнообразные площадки для физического развития, а общественные библиотеки ломятся от книг.
Его подданные веселы и здоровы. Они молятся о его здравии и называют детей в его честь. Отчасти и их молитвами он протянул столь долго. Он любил жизнь и наслаждался ею, не отказывая себе ни в одном удовольствии из существующих. Иногда перегибал палку. Но ему всё прощалось. Ему единственному из всего королевства можно было всё.
Почему было? Ему и сейчас можно всё. Шутка судьбы в том, что ему ничего не нужно. Ему не нужна даже сама жизнь. Потому что он больше не мужчина. Он просто существо. Бесполое старое слабое ничтожное существо. Прозрачная старческая слеза медленно скатилась по пергаменту впалой щеки.
Слеза достигла края подбородка и упала на цветной мозаичный пол. Золотого цвета капля, дремавшая в его теле долгие десятилетия, встрепенулась и стремительно запульсировала, вдруг ожив в его ладони. Он долго смотрел на крошечное солнце, сияющее ликующим светом под тонкой старческой кожей.
Солнце звало его, звало и манило к свету новой прекрасной жизни. На миг он вдруг увидел её. Её, ту самую, что подарила ему золотую каплю когда-то. Когда-то столь давно, словно этого и не было вовсе. Словно это был всего лишь сон, прекрасный и недостижимый. Едва видимый сквозь толщу реки времени, единственной, куда никому не дано войти дважды.
Но разошлись на краткий миг великие воды безжалостного времени. Бережно подхватили и понесли древнего беспомощного старца могучие крылья памяти туда, в тот самый день. Яркий, солнечный, счастливо-торжественный день. День, в который ему исполнилось двадцать лет…
Луис Артур Эдмунд Даниэль Кеннет…
Двадцатилетие наследного принца великого королевства отмечалось со всеми присущими случаю пышностью и помпой. Счастливые родители не могли налюбоваться на сына. Статный светловолосый юноша, казалось, не имел даже малейших изъянов в идеальном совершенстве духа и тела.
Того же мнения придерживались и многочисленные гости, заполонившие дворец. «Не рождала ещё земля наша столь прекрасного юношу», - шептались пожившие представители высшего света. «Он вполне компанейский парень, невзирая на слишком идеальную внешность», - говорили, слегка завидуя, молодые лорды. «Ах, какой же он красавчик…» - шептались, краснея, молодые леди. «Он блистателен. Он разобьёт множество сердец…» - предрекали дамы в возрасте…
Огромный зал приёмов был украшен множеством живых цветов, хотя на дворе и стояла зима. Столы ломились от изысканных яств и многолетних выдержанных вин; музыканты без устали играли прекрасные мелодии; дамы сверкали обилием драгоценностей, а мужчины в строгих фраках радовали глаз безупречными манерами аристократов.
В огромном дворцовом парке всё было готово для роскошного фейерверка в честь именинника. Ждали лишь наступления темноты. Но до темна было ещё далеко. Роскошный зимний день не собирался уступать свои права. Пушистый снег ослепительно искрился на не по-зимнему ярком солнце.
- Это солнце в честь нашего принца… - говорили в плотной толпе простого народа, что с утра стоял у стен дворца в надежде увидеть молодого принца хотя бы краем глаза.
- Ах, говорят, он такоой необыкновенный красавчик… - шептались молодые краснощёкие хохотушки, - ааах, каким бы это было счастьем увидеть его!
- Говорят, он силён и отважен, как снежный барс, - переговаривались между собой крепкие парни в лихо заломленных по последней моде беретах, украшенных перьями собственноручно подстреленных птиц.
***
- Сынок, - любуясь сыном, подозвала юношу королева, довольно зардевшись от законной материнской гордости.
- Да, мама, - склонил перед ней белокурую голову принц.
- Поди, выйди на балкон. Народ должен видеть тебя…
Гости с умилением наблюдали, как их будущий король уважительно поцеловал руку своей матери и улыбнулся ей, отвечая что-то.
- Ах, какая у него неотразимая улыбка… - прошептала юная прелестная леди Грэйс своей лучшей подруге, некрасивой невзрачной леди Долорес.
- Он и без улыбки сшибает наповал таких дурочек, как ты, - отрезала прагматичная, совершенно не политкорректная Долорес Бимберанд.
- Можно подумать, такая умница, как ты, имеет хоть малейший шанс устоять, - ощетинилась хрупкая изящная шатенка, скорчив подходящую случаю прелестную гримаску.
- По крайней мере, мне хватает ума не питать ложных надежд. В отличие от некоторых, - не осталась в долгу Долорес.
Долорес, в общем-то, любила эту дурочку Грэйс. Но иногда её всё-таки раздражала непроходимая глупость последней. Впрочем, любого умного человека раздражает чужая глупость. Это надо же, надеяться, что такой расчётливый надменный красавчик обратит внимание на совершенно бесполезную в династическом плане Грэйс! Это настолько глупо, что даже не смешно.
Понятно, что он женится только на принцессе. Причём принцессе не самого захудалого королевства, естественно. Ясно как белый день также и то, что, когда придёт время, эти принцессы перегрызутся между собой, как крысы, запертые в замкнутом сосуде, за один только взгляд голубых, как весеннее небо, глаз принца.
Когда же облака заслоняют своими пышными телесами небесное светило, глаза принца становятся серыми, как туман на рассвете. Она, Долорес, знает это. Ей посчастливилось благодаря своему уму, коим щедро наградил её Создатель, получить возможность редко, но всё же видеть мечту девиц королевства своими глазами.
Принц заядлый наездник, это известно всему королевству. Долорес тоже любит лошадей. Вернее сказать, так считает её отец, главный королевский конюший. А что ещё он должен считать, если его единственная дочь не вылезает из конюшен, добросовестно и с радостью ухаживая за лошадьми?
Ну, а то, что Долорес с радостью никогда не приближалась бы к этим животным, которых панически боится… Так это мало что значит в сравнении с тем, что иногда она видит его, принца. Луиса Артура Эдмунда Даниэля Кеннета… У него много имён, как и положено особе королевских кровей. Она знает их все. И повторяет про себя как мантру иногда. Каждый день.
Изредка там, около конюшен, он проезжает мимо неё на своём Эрике, горячем жеребце, пойманным в диких степях. Эрик чистый зверь. Приблизиться к нему не может даже её отец, главный конюший. Эрик признаёт только его, Луиса Артура Эдмунда Даниэля Кеннета… И забавно прыгает на месте, словно несмышлёный жеребёнок, ещё издали учуяв хозяина, наследного принца великого королевства.
Эрик огромный, чёрный как ночь, его шкура лоснится и сверкает даже во тьме. Великолепный образчик, как говорит отец, лорд Бимберанд. Но ежели на этот великолепный образчик вдруг умудрится взгромоздиться чужой… Ооо… Эрик унесёт его прямо в ад! Отец любит это повторять.
Любого другого, да. Любого другого этот конь унесёт прямиком в преисподнюю, в этом и Долорес нисколько не сомневается. Она раз осмелилась приблизиться к этому чёрному как сама тьма красавцу. Она всего лишь хотела посмотреть на него поближе, только и всего. И прокляла тот миг, когда стукнула ей в голову столь дурная мысль.
Потому что жеребец, почуяв чужого, вдруг встал на дыбы и так грохнул передними ногами по загородке, что чуть не проломил копытами стойло! И опалил как огнём её, Долорес, бешеным взглядом вмиг ставших алыми глаз! Она застыла тогда в ужасе, не в силах сдвинуться с места. Её отец, успевший подскочить и оттащить дочь из поля зрения разъярённого жеребца, наутро проснулся седым.
И только к нему, Луису Артуру Эдмунду Даниэлю Кеннету, этот чёрный дьявол ластится, как игривый котёнок. И уносит его ровным галопом туда, куда направляет его твёрдой рукой белокурый статный юноша с глазами цвета неба.
Луис Артур Эдмунд Даниэль Кеннет…
Зал приёмов стал похож на торт с множеством разноцветных кремовых роз… Так мимолётно подумал молодой принц, проходя мимо приседавших перед ним дам. Он не смотрел на их лица, но слегка сморщил идеальной формы нос от обилия духов, коими разило от этих созданий.
Впрочем, он мгновенно забыл о них, стоило ему переступить порог брызжущего блеском высшего общества зала и оказаться в прохладном широком коридоре, освещённым множеством свечей в массивных золотых подсвечниках. Свечи горели неровным трепещущим светом, окрашивая золотом стены с портретами предков в резных рамах.
Около одного из портретов стояла молоденькая девушка в скромном белом платьице. Ни нитки драгоценностей не было на ней. Её блестящие чёрные волосы были собраны в простую гладкую причёску. На чистой нежной коже не нашлось бы и грамма порошка, коим любили посыпать лица и плечи дамы высшего света, дабы скрыть имеющиеся изъяны. Её глаза, опушённые длинными густыми ресницами, сияли, словно два огромных бриллианта.
Девушка присела в глубоком почтительном реверансе, стоило принцу поравняться с ней. Лёгкая ткань платьица слегка отстала от тела, явив взору трепетную нежную грудь. Принц остановился перед девушкой.
- Ты служишь во дворце?
- Да, Ваше Высочество, - тихо ответила она, теребя тонкими пальцами небольшую тряпицу.
- В чём заключаются твои обязанности? - изволил поинтересоваться Луис Артур Эдмунд Даниэль Кеннет.
- Я должна содержать в чистоте портреты Ваших великих предков, Ваше Высочество, - нежной музыкой прозвучал серебристый голосок прелестной служанки.
- У меня в спальне найдётся пара портретов, - улыбнулся принц…
***
Через некоторое время, накинув отороченный соболями бархатный плащ глубокого пурпурного цвета, красавец принц быстрым шагом направился к конюшне, захватив пару кусков сахара для своего любимца, чёрного как ночь дикого степного жеребца Эрика.
Роскошный конь ещё издали приветствовал хозяина радостным ржанием. Луис Артур Эдмунд Даниэль Кеннет собственноручно тщательно почистил шёрстку смирно стоящего коня, потрепал того по длинной изящной шее, шепнул что-то в тёплое бархатное ухо.
Потом вскочил одним махом на трепещущего в предвкушении скачки друга и понёсся с места в карьер сначала по двору, а затем по узкой крепостной дворцовой стене, вызвав дружный восхищённый вздох подданных короны.
Он великолепен, наш будущий король! Он не выходит на балкон махать рукой, как немощный старик. Он показывается нам во всей своей мощи и красоте! Таково было общее мнение осчастливленного народа…
Чёрным вихрем вынес конь всадника на морской берег с вечно бушующим морем и помчал его в бешеной ликующей скачке. Ледяной морской ветер, обжигая, бил в морду коню, бил в лицо принцу. «Давай! Давай, быстрее! Быстрее, Эрик, быстрее!» - кричал, хохоча, принц, и не мог угнаться за ними обжигающий ледяной морской ветер…
***
- Так, Эрик, а теперь ты продолжишь учиться разжигать костёр…
Конь внимательно следил за действиями хозяина наивным блестящим взглядом, забавно поворачивая голову.
- Смотри, Эрик, вот так мы складываем ветви. Вот так… А теперь твоя очередь, мой четвероногий друг. Вот из этого камня ты должен добыть огонь. Да, да, и не надо пятиться назад. Ну, Эрик, ты же отважный дикий конь! Ты должен преодолеть свой страх и долбануть копытом по камню со всей дури! Ха-ха-ха! Давай, Эрик, бей наискосок, как я тебя учил! Ну же, давай!
Эрик боится того вёрткого алого зверя, что живёт в камне и всегда выскакивает из-под его копыт, когда Эрик бьёт по камню наискосок, как учит хозяин. Этот зверь всегда норовит укусить его, Эрика.
Эрик мотает головой, красноречиво приглашая хозяина лучше ещё побегать по берегу. Потом, когда уловка не помогает, Эрик всё же бьёт копытом по камню, но совсем не так, как того хочет хозяин. Эрик бьёт плашмя, и камень разлетается на куски. Может быть, хозяину надоест искать большие, удобные для копыт Эрика камни?
Но нет, хозяин терпеливо приносит огромные камни снова и снова. Наконец, Эрику надоедает притворяться непонимашкой. В конце концов, копыта у него не железные, а хозяин всё равно всегда добивается своего.
- Молодец, Эрик! Молодец! Я присваиваю тебе звание… звание… не подскажешь, какого звания у тебя ещё нет? Ха-ха-ха! Ты будешь властителем огня, Эрик!
Эрик знает, что этот алый зверь называется огонь. Зверь ест ветви, что собирает для него хозяин, и становится огромным, взмывая в самое небо. Хозяин любит сидеть около алого зверя и смотреть на море. Эрик немного ревнует хозяина к алому зверю и всегда грозно косит блестящим коричневым глазом на последнего, не смея приблизиться.
Но лучше не смотреть на зверя, не расстраиваться зря. Лучше смотреть на море, так же, как и хозяин. Ведь в конце концов хозяин плеснёт морскую воду на зверя, и тот спрячется обратно в камень, а Эрик останется с хозяином.
Море бушует, и волны бесконечно накатываются одна на другую. Волны зарождаются далеко в море и сначала кажутся безобидными белыми барашками. А потом вырастают на глазах и превращаются в гигантские водяные стены, что яростно обрушиваются на берег снова и снова, взметая в небеса мелкую белую пыль.
Сейчас зима, и вода в море напоминает жидкий лёд. Да она и есть жидкий лёд. Ни за какие блага мира никто не решится искупаться в такой водичке.
Тем страннее вид тёмного пятна там, вдалеке. Пятно то появляется, то исчезает. Откуда оно взялось? Похоже, это пятно гонит к берегу. Или оно пытается из последних сил плыть само…
- Эрик! Ты тоже видишь это? - принц вскочил с места, вглядываясь вдаль. - Да это же человек, Эрик!
Не раздумывая более ни секунды, молодой принц сбросил одежду и ринулся в злые волны!
Конь заметался по берегу, паническим ржанием громко призывая хозяина одуматься и вернуться! Ведь раз неизвестный оказался там, где оказался, значит, так тому и быть, пускай тонет себе спокойно. Им с хозяином нет никакого дела до незнакомца, борющегося за жизнь там, вдалеке.
Луис Артур Эдмунд Даниэль Кеннет…
Бывает так, что сосредоточится человек на чём-то одном и страстно желает он лишь это одно, зачастую совсем ему ненужное.
Зачем наследнику великого престола рисковать своей драгоценной жизнью ради неизвестного, до которого скорее всего уже не добраться, поскольку тёмная макушка этого неизвестного всё дольше и дольше задерживается под водой?
Не разумнее ли развернуться к берегу, пока не поздно и пока жадная ледяная бездна не поглотила его самого?
Но кто в бесшабашной молодости слушает голос разума?
Нет у наследного принца великого королевства иного желания, нежели добраться-таки, успеть схватить за длинные тёмные волосы того, кто оказался неведомо как в ледяной пучине бурного зимнего моря. Не замечает он, что жидкий лёд безжалостно колет ледяными иголками его совершенное сильное тело, не слышит он паническое ржание своего коня. Всё существо его приковано лишь к одной точке – тёмной макушке неизвестного.
Великое отчаяние охватывает принца, когда больше не всплывает на поверхность беснующегося моря неизвестный. Неужели он опоздал и всё кончено? Несчастный, не имеющий более сил бороться, неотвратимо, горестно и покорно опускается на дно морское?
Вытянувшись в струну, ныряет принц в ледяную глубину. Его сильные мышцы работают без устали, зоркие глаза вглядываются в мутный крутящийся водоворот.
Вот он! Бессильное тело медленно и торжественно опускается вниз, в ледяную бездну. Как хорошо, что у неизвестного длинные волосы! Успевает юноша схватить эти неожиданно густые волосы и намотать их на кулак для надёжности.
Вынырнул, отфыркиваясь, на поверхность, оглянулся. Далеко до берега. Но спешит, отчаянно спешит на помощь панически ржущий друг. Положил принц неизвестного на спину коню, ухватился за гриву сам. И только тогда почувствовал, как холодна вода и как обессилел он сам.
Вынес могучий конь на берег ношу свою. Конечно, с радостью оставил бы Эрик в пучине морской того, второго, ненужного. Ведь ежели бы тот, второй, остался, где был, то Эрик доплыл бы до берега быстрее и хозяин морозился бы в ледяной воде меньше. Но нет, не захотел хозяин возвращаться без того, без второго.
Положил хозяин этого второго около алого зверя и нажимает ему на грудь ритмично, жизнь пытается вдохнуть в тело недвижимое. Но не хочет жизнь в сие тело возвращаться. Выброси его, хозяин, обратно, и поедем с тобой кататься.
- О тьма! Подбрось дров, Эрик!
Дааа, уменьшился алый зверь. А хозяину некогда ветки искать. Возится он со спасённым, никак жизнь в него не вдохнёт. Ладно уж, не будет Эрик вид делать, что он непонимашка бестолковый. Так и быть, принесёт он в зубах веток зверю алому, пусть ест.
Наконец закашлялся неизвестный страшно, полилась у него вода фонтанами мутными изо рта и из носа. Радуется хозяин. А этот, неизвестный, теперь трястись начал как припадочный. Сорвал с него одежду хозяин и растирает руками сильными тело тонкое. Да это баба! Баба осквернила своим телом бабьим благородный круп Эрика?!
Накинул хозяин свой плащ на выловленную бабу, около алого зверя её посадил. Видно, что согрелась баба. Пошли румянцем щёки её, но продолжает дрожать отчего-то. А хозяин обнял её за худые плечи и разговаривает с ней о чём-то тихонько.
Эрику не нужны их разговоры. Эрик лучше ещё на море поглядит, нервы успокоит. А то до того переволновался, когда хозяин-то под воду ушёл! Чуть ума не лишился…
Смотрит прекрасный принц на девушку, что под рукой его дрожит, согреться никак не может. Высохли волосы девушки, цвета блестящего старого серебра оказались. Ресницы у неё длинные, стрелами. А глаза огромные, чёрные как сама тьма. Маленький, словно игрушечный, прямой нос, резко очерченные скулы… Необычная внешность. Красивая, ничего не скажешь.
- Я знаю отличное средство, чтобы согреться… - прошептал принц девушке…
Так близко алые пухлые губы. Дрожит от холода девушка. Бьёт дрожь желания юношу. Обвила крепкую шею юноши тонкими руками спасённая девушка. Слились два тела в одно, озарённые отблесками алыми…
- Согрелась?
- Погрей ещё…
***
- Так кто ты, и как оказалась ты столь далеко в море?
- Я Аида. Как имя твоё?
- У меня их много…
- Скажи главное.
- Главное… Пусть будет Артур.
- Красивое имя.
- Обычное… Ты не ответила на второй вопрос…
- Я… Я немного ошиблась с расчётом пространственно-временной траектории… Я… должна была очутиться совсем в другом месте и времени, понимаешь?
- Ты ведьма?
- Нууу… Можно сказать и так.
- Ты знаешь, что у нас сжигают ведьм на кострах?
- Нет, не знала, признаться. Ты меня сожжёшь? И костёр уже есть…
- Нет, я тебя не сожгу. Но тебя необходимо наказать.
- Накажи… Ещё… И ещё…
***
- Ты знаешь, скоро я покину тебя.
- Куда же ты пойдёшь?
- Я не пойду. Я просто исчезну, как будто никогда не было.
- Останься со мной…
- Я не могу.
- Почему?
- Потому что я обман. Я просто душа в чужом теле.
- Мне нравится такой обман. Иди ко мне, Обман…
***
- Дай мне руку свою. Прижми свою ладонь к моей ладони… Крепче…
- Что это?
- Это твоя следующая жизнь. Ты спас мою жизнь, я дарю тебе жизнь взамен. Через много-много лет, когда твой жизненный путь подойдёт к концу, ты разбудишь эту золотую каплю. Сделаешь ты это таким образом…
***
- Подожди, Обман. Другого способа разбудить золотую каплю нет?
- Есть. Но для этого необходим ряд условий. Условия заключаются в следующем…
***
- Этот способ мне нравится больше…
- Но если ты разбудишь золотую каплю тем способом, что так не понравился тебе, ты получишь ещё одну жизнь… И так бесконечно…
- Зачем мне столько жизней? Мне хватит и одной…
- Ты думаешь так сейчас, в день, когда тебе исполнилось всего лишь двадцать лет… Запомни этот день… И то, что я сказала тебе, запомни тоже…