Аномалия

Глава 1

«Если ты сегодня же не поздравишь бабушку с ПРОШЕДШИМ днем рождения и не навестишь ее с подарком, я возьмусь за устройство твоей личной жизни, как обезумевшая мамаша. Оно тебе надо? Правильно, не надо, поэтому подними свою царскую задницу со стула, на котором ты сейчас наверняка сидишь, закрой очередную медицинскую книгу и дуй к бабуле. Люблю и сочувствую».

Только этого добра мне не хватает. Откладываю мобильник в сторону. Вынужден признать, что навестить нелюбимую родственницу однозначно лучше, нежели чем испытывать на себе прелести сватовства. Не буди лихо, пока оно тихо. Надо навестить.

Намеренно громко двигаю ногой стул, дабы разбудить крепко спящую напротив меня «принцессу». Вот только спустя пару минут таких действий, осознаю, что ей это как мертвому припарка. Ну не пинать же в самом деле. И водой обливать, чтобы поскорее свалила, тоже не слишком прилично, после регулярного трехмесячного вполне качественного секса.

Откидываюсь спиной на кресло, в очередной раз пытаясь вникнуть в текст. Ни хрена. Когда прямо напротив тебя кто-то находится, мысли где угодно, но не в медицине. Взгляд как-то сам падает на обнаженную стопу коматозницы.

Выступ на большом пальце правой стопы тупо не может не приковать к себе взгляд. Как я раньше это не замечал? А, впрочем, о чем я? Я с ней ни разу не спал, исключительно трахался. Лицезреть этот ужас поутру, к счастью, ранее не приходилось. Рука так и чешется рубануть этот выступ. Пора не только выгнать ее из квартиры, но и закончить все наши "отношения". Давно пора. И без того затянул.

Перевожу взгляд на осторожно ступающего в спальню кота. Да, Кеша, только на тебя и остается надежда выгнать гостью.

– Прыгай на кровать. Только без крови. Просто разбуди ее.

Умнейшие существа. Напугает, разбудит и при своем отравительном характере даже не вопьется когтями в шею.

– Фу, блин, Сережа. Убери этого монстра от меня.

– И тебе привет. Коты гуляют сами по себе, он меня не слушается.

– Тебя и не послушаешься, ага, – ворчит коматозница, потирая глаза. – Сколько времени?

– Почти обед.

– А если точнее?

– Половина первого.

– Пфф… скажешь тоже.

– Скажу. Нормальные люди уже вовсю работают.

– Сегодня вообще-то воскресенье.

– Я в курсе, поэтому хочу провести выходной с пользой. Ванная в твоем распоряжении на двадцать минут. Позавтракаешь у себя. И на этом все.

– Что все?

– Просто все. Разбегаемся. Ты идешь своей дорогой, я своей.

– Я наконец-то впервые за три месяца у тебя переночевала и после этого ты мне говоришь «все»?!

– Именно.

– Шутишь?

– Нет. У меня дела, время идет. У тебя осталось уже девятнадцать минут.

Судя по выражению лица – не верит. Более того, сейчас в ход пойдет тяжелая артиллерия. Такая красивая девка, но дура дурой. И что самое хреновое – ни капли самоуважения. Оказавшись напротив меня, опускается на колени и хватается за ремень моих джинсов. Перехватываю ее руку.

– Утоли мое любопытство, у тебя хоть капля гордости есть? Я только что открыто сказал тебе, уйти из квартиры и в принципе из моей жизни, а ты встаешь передо мной на колени, дабы отполироваться мой член. Серьёзно?

– Почему? Ты можешь объяснить, что я сделала не так?

– Все так. Просто мне это все больше неинтересно. Не унижайся. У тебя уже осталось восемнадцать минут.

– Сука ты, Потапов, – вставая с колен, бросает Катя.

– Сука – женский пол. В таком случае, кобель. Но он мне не подходит. Тебе помочь собраться?

Ничего не отвечает. В душ, как и предполагалось, не идет. Быстро натягивает на себя платье и направляется в коридор. Надевает на ноги нереально узкие туфли на высоком каблуке и переводит на меня взгляд.

– Ты ничего не хочешь мне больше сказать?

– Иннокентий Сергеевич, кажется, сходил в туалет. Не желаешь напоследок убрать его лоток? – ну давай, разрешаю пропесочить, чтобы полегчало.

– Я желаю тебе, Сережа, встретить девушку, по которой ты будешь сохнуть. Чтоб ты так влюбился, что каждую минуту будешь думать о ней и мучиться. И на коленях выпрашивать хоть толику ее внимания.

– Ой, только не на колени. У меня же травма мениска после футбола, так что, я пас, – вот зря ляпнул. Молчание – золото.

– Чтоб ты ночами не спал и на стену лез от неразделенной любви.

– Хорошо, хорошо, как скажешь. И да, я, конечно, не специалист в этом вопросе, но будешь носить такую обувь и дальше, скоро будет совсем худо. Я скину тебе номер хорошего специалиста.

– Ты о чем?

– О вальгусной деформации стопы. У тебя уже есть изменения. Скоро будет реально больно, хотя, думаю, уже.

– Да пошел ты.

– Как скажешь. А номер я тебе все равно скину.

Закрываю за ней дверь и облегченно выдыхаю. Правда до тех пор, пока в кармане джинсов не вибрирует мобильник.

– Привет, мама.

– Ты прочитал мое сообщение?

– К сожалению, да.

– И что? Уже подгонять тебе невест?

– Я скоро буду у цветочного ларька. Выберу бабке гвоздики.

– Сережа!

– Красные.

– Только посмей.

– Ей пора бы уже начать подыскивать место на кладбище, может, гвоздики намекнут ей на эту мысль.

– И не надейся. Пока не переженит всех внуков, не умрет.

– Ты намекаешь на ее бессмертие?

– Или на твою женитьбу. Не вздумай назвать ее при встрече бабкой.

***

Кому скажи – не поверят. Взрослый мужик почти молится перед встречей с родственницей. Вот на хрена оно мне надо? Положить на коврик букет и свалить – самое то. Ладно, была ни была. Нажимаю на звонок.

Появляется надежда на то, что ее нет дома, учитывая, что она всегда открывает дверь сразу, несмотря на возраст. Только я хочу уйти, как дверь, к несчастью, распахивается, являя моим глазам незнакомую мне девицу.

– А в жизни вы не такой страшненький, как на фото, – очень смелое заявление, учитывая, что смазливой мордой меня генетика не обделила.

Глава 2

Неспроста мне всю ночь снились крысы. Хуже не придумаешь, даже в самом страшном сне. Капец. Я с этим мудаком точно практику не пройду. Надо подойти к заведующей и всеми возможными способами напроситься к другому куратору.

Цепляюсь взглядом за, подходящую к двери, заведующую. Но не успеваю сделать и шага, как чувствую захват на своей руке.

– Даже не думай. Я на хорошем счету у заведующей. Как скажу, так и будет, – слышу у самого уха. – Практику ты проходишь у меня. Топай в аудиторию для занятий. Последняя дверь по коридору, рядом с буфетом, – вкладывает мне в ладонь ключи. – Жди меня там.

– Что-нибудь еще?

– Молись.

Молиться мне точно придется. Не так я себе представляла практику. Такого жуткого отделения даже в страшном сне не представишь. Разгар двадцать первого века, а такое ощущение, словно смотрю фильм начала двухтысячных. Какого черта столько людей лежит в коридоре? А запах… смесь блевотины с тухлой рыбой.

Впервые за полгода захотелось домой. А ведь еще недавно я думала, что последнее, что я пожелаю, так это попасть под папино влияние. Все познается в сравнении. Я здесь точно не выдержу. Отделение из фильма ужасов в придачу с мудаком, который отыграется на мне по всем фронтам. И это мы еще не обсуждали, что я тюкнула его тачку. Ну что, Эля, распробовала вкус свободной жизни, теперь плати по счетам.

– Детонька, развяжи мне, пожалуйста, руку. Попить охота, – поворачиваюсь на голос худощавого пожилого мужчины, руки которого привязаны к кровати. Это что еще за фигня?! – Вот там водичка.

Боже, это сон. Я скоро проснусь. Однако, ни черта это не сон. Привязанный мужчина самый что ни на есть настоящий. А ткань, которой его руки привязаны к кровати, из некогда белой превратилась в серое. Поборов в себе брезгливость, я принимаюсь отвязывать его руку. Только сделать этого не успеваю. Я получаю удар по ладони.

– Тебя как маленького ребенка нельзя оставлять одну?! Ты что делаешь?

– Он пить хочет.

– И? Возьми да напои его, не развязывая руки, – оттесняет меня в сторону и подносит бутылку к его рту. Мужчина пьет неохотно, а потом и вовсе начинает капризничать как ребенок. – Как видишь, пить он не хотел, – бурчит себе под нос, подталкивая меня в сторону буфета.

– Это противозаконно. Никто не имеет права относиться так к больному, даже если он ведет себя как ребенок и требует к себе внимания. Я сниму это на телефон и выложу на суд общественности. Посмотрим потом, как кто запоет. Твой больной, да? – делая пару шагов и останавливаясь, спрашиваю я.

– Во-первых, ваш, а не твой. Я для тебя Сергей Александрович и только так. Усекла?

– Допустим.

– А теперь допустим тот факт, что в тебе остались зачатки здравого смысла, – грубо подталкивает обратно к кровати привязанного мужчины. – Читай, что здесь написано. Знаешь обозначение этих буковок?

– Знаю. И что?

– А то, что если его развязать, и он вздумает себе навредить или, например, тупо сигануть вот в это окошко, то отвечать за это будет кто?

– Это какой-то бред. В нормальных больницах людей не привязывают.

– Бред у тебя в голове. И так, для справки, это не мой больной. Шуруй давай в кабинет.

– К нему должна быть представлена медсестра или хотя бы санитарка.

– Ты реально дура? Хотя, о чем я, конечно, дура. Нормальная не будет делать того, что ты сделала вчера. Ты осознаешь, сколько больных приходится на одну медсестру?

– Нет.

– Так, для справки – до двадцати пяти пациентов. А по факту до шестидесяти. Как думаешь, у нее есть время для того, чтобы за всеми следить? Спойлер – нет. А если ты протрешь свои глаза, то заметишь, что во всем отделении всего одна санитарка. – Входи, – пропускает меня первой в аудиторию для работы со студентами.

Сажусь за первую парту. Потапов же кладет на преподавательский стол увесистую папку и усаживается на стул, при этом складывая руки на груди. Никто не спешит нарушать тишину. Он молча пододвигает стул к боку своего стола и указывает на него взглядом. Нехотя поднимаюсь с места и усаживаюсь на предложенный стул, закидывая нога на ногу.

Молчание раздражает, но еще больше бесит то, что он принимается в наглую скользить по мне взглядом. Задерживается на моих ногах. Я же… а я принимаюсь в ответ рассматривать его. Я, конечно, могла бы сказать, что он и внешне урод, но звездежом я заниматься не люблю. Девять из десяти. Минус балл за все же неидеальные слегка оттопыренные уши. А вот голубые глаза у этой темноволосой скотины нереально красивые. Прям завораживают. Не знай я, со слов его бабушки, какой он говнюк и, не испытав на себе прелести вчерашнего знакомства, возможно, я бы даже на нем малость залипла.

– Столько не молчат даже в турецких сериалах. Ничего не хочешь мне сказать, Ариэль Константиновна? – на моем имени он не удерживается и усмехается в голос.

– Хочу. У вас ворот футболки грязный. И рукава халата тоже. Да и ботинки не первой свежести.

– Это все, что ты хочешь мне сказать?

– Я не буду извиняться.

– А что так? Русалочья гордость не позволяет или что там от нее осталось? – сука! – Ты сейчас планируешь показать мне средний палец?

– Спасибо за подсказку.

– Не пойму, что хуже звучит Ариэль или Герхер?

– Гергердт.

– А по мне, Ариэль хуже. Знаешь, из тебя русалка, как из меня принц. Русалочка… это же рыба? Они априори должны молчать. Это явно не про твою честь. Кстати, ты осознаешь последствия своих действий?

– Повторяю еще раз, я не буду извиняться, ибо бессмысленно. Ты… вы задались целью превратить мою практику в пытку. И даже если я расшаркаюсь с извинениями, ничего не изменится. Да и я не считаю себя виноватой. Хотя с машиной был перебор. Тут я была не совсем права.

– Не совсем?

– Не совсем. А вы ментов вызывали, Сергей Александрович?

– Нет.

– Прекрасно. Я оплачу ремонт.

– Обязательно.

– На этом предлагаю закончить наш конфликт и вести себя соответственно статусу.

Глава 3

Я настолько офигеваю от услышанного, что не успеваю и слова произнести. В меня тут же летит его халат. Благо я успеваю его поймать в паре сантиметров от моего лица. Он серьезно думает, что я буду стирать его одежду?

– Будешь. Одним из условий было делать то, что я говорю и не пререкаться. Разумеется, в пределах разумного. Тебя за язык никто не тянул. Грязные рукава, значит, стирай.

– Так не у меня же грязные.

– Так не я же сказал, что у меня грязные, – парирует в ответ, указывая взглядом на раковину.

Самое гадкое, что халат, равно как и его футболка, чистые. Перевожу взгляд на обнаженный верх Потапова. Отлично. Ну, просто замечательный образец для демонстрации практических навыков. Ни излишнего жирка, ни отвисшей груди, зато широкие плечи и вполне себе мускулистые руки. И ключицы хорошо визуализируются.

А какие четкие надключичные и подключичные ямки. Попадись он мне на сдаче практических навыков вместо грузной тетки, у меня бы трудностей не возникло ни с нахождением ребер, ни с пальпацией, ни с перкуссией. Эх, где ты был, козлина?

– Мне кажется, ты малость охренела, – насмешливо бросает Потапов.

– Простите? – перевожу взгляд на его лицо.

– Обычно девушки пялятся не так открыто на интересующий их объект.

– Скажете тоже. Я оцениваю ваш внешний вид, исключительно, как будущий врач.

– Ну и как оценила?

– Пока никак. Согласно протоколу, которому нас учили, пациент, ну то есть в данном случае вы, должен о себе рассказать. Мужчина вы или женщина. Ну то есть представиться, сказать как вас зовут и сколько вам лет.

– То есть то, что я мужчина ты не видишь и даже не догадываешься? Настолько все запущено?

– Ничего не запущено. Просто так положено. Ладно, как вас зовут я знаю, значит, вы мужчина. Вам сколько лет, Сергей Александрович? – нет, косить под полную дуру с ним тоже не прокатит. Беда в том, что с ним ничего не прокатит.

– Тридцать.

– Тогда внешний вид пациента соответствует полу и возрасту.

– Подожди, подожди. Ты уверена, что сейчас хочешь продемонстрировать мне свои знания по общему осмотру? Не думаешь, что навлечешь себе еще больше проблем? – да куда уж больше? Однозначно лучше словесный мозготрах, нежели стирать чью-то одежду.

– Уверена, – откидываю его халат на раковину. – Итак, состояние удовлетворительное. Положение активное. Сознание ясное. Голова правильной формы, средних размеров. Лицо симметрично, продолговатое, склеры белые. Выражение лица…неприветливое.

– Черт, а по заученной методичке приветливое.

– Ну так я же описываю как есть, а не по методичке.

– Ну да, точно, – не скрывая сарказма в голосе выдает Потапов.

– Шея пропорциональна росту, – как ни в чем не бывало продолжаю я. – Окружность шеи…сейчас секундочку, – достаю из кармана халата сантиметровую ленту и накидываю на шею говнюка. – Сорок два сантиметра. А это, между прочим, маркер избыточной массы тела.

Потапов резко вырывает у меня из руки ленту и буквально тычет мне ею в нос.

– У тебя она начинается с трех сантиметров.

– Ой. Тогда в пределах нормы. Продолжим. Щитовидная железа не видна. Сглотните, пожалуйста, – на удивление Потапов сглатывает без слов. – При глотании аналогично не визуализируется. Пальпировать вас можно?

Готова поклясться, что он раздумывает как бы словесно меня опустить, но видимо думалки не хватает, ибо он молча кивает. Кладу ладони на его шею и принимаюсь за пальпацию.

– Определяется перешеек щитовидной железы, примерно три миллиметра. Сглотните, пожалуйста. Левая доля не пальпируется. Сглотните еще.

– Больше нет слюны.

– А вы сделайте то, что делают большинство женщин.

– Сымитировать?

– Точно, – вот же странный мужик. Давно бы уже мог меня остановить, но подыгрывает мне и снова сглатывает. – Правая доля аналогично не пальпируется. Переходим к грудной клетке.

Измеряю ее окружность и продолжаю осмотр строго по методичке. Ну почти строго.

– Сергей Александрович, а какие у вас вес и рост?

– Стоп. А ты ничего не забыла?

– Забыла утром встать с той ноги, вот день и не задался.

– Строить из себя дуру надо дозированно. Перебарщиваешь. Ты не провела пальпацию грудных желез.

– Ой, точно.

И все. Ступор. Кто вообще пальпирует грудные железы у мужиков? Нет визуально и нет. Становится жуть как неловко.

– Время тикает.

Нехотя кладу руку на его грудь и начинаю ощупывать. Точно! Надо пальпировать соски. Сжимаю, разжимаю.

– Ты меня доишь?

– Нет, – поднимаю взгляд на Потапова. – Я смотрю состояние ваших сосков.

– И как?

– Никаких выделений нет.

– Ну слава Богу, а то я уже начал переживать, что молозиво пошло, – придурок. – А что там с железами?

– Недоразвиты, – кажется, я сказала что-то не то, судя по выражению лица надсмотрщика. И тут до меня доходит. – В смысле грудные железы не пальпируются.

– Вспомнила-таки методичку.

– Я даю вам оценку исключительно по вашим показателям.

– А ты уверена, что у меня нет увеличения грудных желез?

– Если вы намекаете на то, что у вас развитые грудные мышцы, то да, а гинекомастии у вас нет. Ни истинной, ни ложной.

– Не уверен, что ты знаешь, что это такое.

– А я уверена. Какой у вас вес и рост, Сергей Александрович?

– С чем связано развитие истинной гинекомастии?

– С преобладанием эстрогенов над андрогенами. Первые в свою очередь стимулируют развитие ткани грудных желез по женскому типу.

– Это все?

– Или она развивается из-за снижения чувствительности тканевых рецепторов к влиянию андрогенов. А может, из-за повышения чувствительности к эстрогенам, – выкусь накусь, козлина. – Так какой у вас рост и вес, Сергей Александрович?

– Сто восемьдесят восемь, восемьдесят пять.

– Итого. Индекс массы тела примерно двадцать четыре, что равно норме. Но ваш идеальный вес приблизительно восемьдесят один килограмм. Продол…

Глава 4

И все-таки спасибо маме с папой за прекрасное, пусть и веснушчатое лицо, и за не менее прекрасную фигуру, в частности ноги и грудь. Последнее вообще великолепный инструмент манипулирования противоположным полом. В особенности такими молодыми парнями, которые за возможность попялиться на мою обтянутую платьем троечку, согласны не только сменить постельное белье, вымыть дедулю, но и сменить подгузник.

Сильнее распахиваю халат, мысленно радуясь, что сегодня надела именно это короткое розовое платье на бретельках, выгодно подчеркивающее грудь и ноги. Да, да, Стасик, смотреть можно – трогать нельзя.

Когда парень поднимает одеяло, его даже не смущает амбре от дедушки, ибо он крайне увлечен моей грудью. Не отрывая от нее взгляда, он принимается расстегивать липучки на подгузнике.

– Это что такое?! – резко вздрагиваю от позади звучащего голоса. Да чтоб тебя! Когда Потапов оказывается в нескольких сантиметрах от меня, собравшись с духом, я спокойно произношу, смотря ему в глаза.

– Это правильное распределение обязанностей и организация труда, конечно же. А вы что подумали, Сергей Александрович?

– Думаю, что твоя жизнь с сегодняшнего дня и с этой минуты кардинально изменится не в лучшую сторону, – подается ко мне и шепчет на ухо. – Вангую – сегодня будешь лить слезы, – резко переводит взгляд на застывшего парня. – Стас, а родственники твоего пациента в курсе, что вместо ухода за ним, ты выполняешь работу, которая тебе не положена?

– Так он спит сейчас, почему не помочь, – улыбаясь произносит Стасик, не отрывая взгляда от моей груди.

– Свободен, – грубо произносит Потапов, сложив руки на груди.

Кому сейчас хуже – даже не знаю. Стасу, который спотыкается и падает на пол из-за того, что неотрывно пялится на меня, вместо того чтобы смотреть под ноги, или мне, которой теперь уж точно придется выполнять данное Потаповым задание. Нет, все же мне.

– Для первого дня я тебе делаю скидку, но дальше ее не будет. Если я даю тебе поручение, то выполняешь его именно ты, не сваливая обязанности на других.

– Напомните, для чего вы мне дали это задание?

– Для того, чтобы, – переводит взгляд на историю болезни, – Вениамин Петрович лежал в чистом подгузнике.

– Нет. У вас была конкретная цель и мы оба знаем какая.

– Ну раз знаешь, какого черта тратишь мое и свое время? Лежать обосранным не слишком приятно. Даже глухому восьмидесятилетнему деду. Начинай, Эля.

– А почему не Ариэль?

– Берегу твою психику перед видом голой обосранной жопы. Добивать тебя сейчас еще и Ариэлью слишком жестоко даже для меня.

– Ариэль вообще-то не склоняется.

– Я в курсе. Приступай, работы до хрена.

Надеваю перчатки и все… очередной ступор.

– Я не могу. Мне нельзя видеть обнаженного мужчину до брака. У меня очень строгая семья. Я поэтому и позвала того парня. Мне никак нельзя видеть чужие мужские половые органы.

– Ты мусульманка?

– Мусульманка и пуританка.

– И пиздаболка. Приступай.

Сукин сын. Глубокий вдох. Выдох. Считаю до пяти и принимаюсь отлеплять липучки по бокам подгузника. Ну, с Богом. Только хочу стянуть вниз подгузник, как Потапов хватает меня за запястье.

– То, что ты неженка, я уже понял, но ты определенно не полная дура. В тебе однозначно есть зачатки разума.

– Однозначно есть.

– Так вот, выключай тумблер, включающий дуру, которую ты демонстрируешь рядом с мужским полом, дабы запудрить им мозги, и включай тумблер с логикой, – на секунды задумываюсь на тем, что от меня хочет этот придурок, но в голову ничего дельного не приходит. Чего тебе надо, говнюк? Кажется, растерянный дедушка тоже не вдупляет что от меня хотят.

– Тумблер с логикой сломался. Что надо делать?

– Это я тебя спрашиваю, что надо делать.

– Снимать подгузник, помыть пациента и надеть новый.

– Хорошо, давай представим, что ты сейчас вытянешь из такого положения грязный подгузник. Но ты же понимаешь, что в таком случае он запачкает простыню и тебе придется ее менять?

– Понимаю, – никогда не считала себя тупой. В целом очень даже способной. Но я реально не понимаю, что ему от меня надо. Кроме как идти по проторенной дорожке и притворяться дурой – в голову ничего не приходит.

– Ну так что нужно делать, чтобы ее не запачкать?

– Не снимать подгузник.

– Я сказал выключить тумблер, включающий режим дуры, а не включить еще три таких же.

– Я не знаю, как его выключить.

– Поворачивай его на бок. Не тумблер, а деда. В таком положении стаскивай подгузник, желательно так, чтобы относительно чистым участком протереть задницу, – благо мужчина оказывается худым и мне почти без усилий удается его перевернуть на бок и даже без происшествий поднять его ногу и вытащить подгузник. Фух. Теперь главное, чтобы не стошнило от запаха. Ну, не так уж и страшно. – А теперь подложи пеленку, чтобы если что не запачкать простыню и протирай его моющей пеной.

Удивительно, но Потапов надо мной не издевается. Скрестив руки на груди, молча наблюдает за тем, как я провожу гигиену дедульки. Точнее смотрит он не на его пятую точку, а на мою троечку.

– Теперь у меня ваше лицо, Сергей Александрович, будет ассоциироваться с грязным подгузником и обкаканной попой.

– Тем лучше для тебя. А то еще влюбишься в меня ненароком.

– Да, после такого знакомства в вас только и влюбляться, – не скрывая сарказма выдаю я.

– Женщины на редкость глупые создания. Где побольше пиздостраданий вам как медом намазано. Вместо нормального мужика вы выбираете тех, по ком проехал ассенизатор. Так что не исключаю возможности, что ты попадешь и под мои говнистые чары, – невозмутимо произносит Потапов, не сводя взгляда с моей груди.

– Ни фига себе, как вы самокритичны.

– Не отвлекайся.

– Да я уже почти все.

– Мыть надо не только зад.

– К несчастью.

Нехорошо как-то. Первый живой член не любимого парня, а незнакомого деда. Хоть и хозяйство у него и не как сморщенная пипетка, но вид оставляет желать лучшего. Капец. Это явно какая-то патология. И где-то я такое уже видела.

Глава 5

И правда буду плакать. Боль в разбитой коленке и щиколотке не так уж и страшны, по сравнению со сломанной туфлей. Мало того, что мои любимые, так еще и почти единственные. Забирать обувь под пристальным папиным взглядом было нелепо. В самостоятельную жизнь с баулами не уходят. Главной целью было забрать украшения, которых, увы, у меня становится все меньше.

Теперь придется проститься с очередным кольцом, дабы починить туфли. А что я буду дальше продавать, когда все закончится? К такому меня жизнь не готовила. Стоп, а где моя вторая туфля?

Только я хочу обернуться, как Потапов садится на корточки и протягивает мне вторую туфлю, по которой, судя по внешнему виду, проехался танк. Но на этой хоть каблук на месте.

Когда Потапов обхватывает мою щиколотку, до меня вдруг доходит. Вот он, великолепный шанс слинять с практики.

– Я сломала ногу?

– И не надейся, – насмешливо бросает он. – Поменьше надежды в голосе и побольше скорби, тогда выглядело бы более реально.

– Я даже встать не могу. Если не перелом, то точно какое-нибудь растяжение.

– Кроме уязвленного самолюбия и разбитой коленки, у тебя ничего нет. Как нужно себя не любить, чтобы надевать такую обувь, зная, что будешь весь день на ногах?

– А я не планировала быть весь день на ногах.

– А что ты планировала, когда шла на практику в больницу?

– Как минимум чистое отделение. Компетентный медперсонал, малое количество больных на одного врача, которым он сможет уделить должное внимание. Отсутствие привязанных пациентов и наличие необходимого количества санитарок.

– И тараканы.

– Что?

– Отсутствие тараканов.

– Разумеется. Только не говорите, что они здесь есть.

– Для СЭС, конечно же, нет, по факту – до хрена. Позади тебя как раз ползет рыжий.

Пожалуй, так я еще никогда не вскакивала с места, как сейчас. Ни о какой боли в коленке и не задумываешься, когда речь идет о насекомых рядом со мной.

– Я пошутил. Тараканов тут много, но возле тебя его не было. Зато теперь мы знаем, что у тебя не сломаны ноги и ты будешь продолжать ходить на практику. За мной, Эля.

Так бы и шибанула чем-нибудь тяжелым. Благо мне хватает ума сдержаться и надеть на себя пострадавшие туфли.

– Ты дура, что ли? Хочешь шибануться второй раз?

– А что мне босиком идти?!

– Лучше ноги помыть, чем прийти без них.

– Спасибо за заботу, сама разберусь.

И все-таки есть в этом говнюке зачатки нормального человека. Он приводит меня в сестринскую, усаживает на допотопный скрипучий диван и достает из морозильной камеры пакет с курицей. Накидывает на него полотенце и подает мне.

– Куда? – возмущенно бросаю я, смотря на то, как он забирает мои туфли.

– Каблук починю, – и вовсе не говнюк. Наверное. – Утоли мое любопытство, где проходила до этого практику?

– Нигде. Такой ответ устроит?

– Я бы так и сказал, что нигде, но где-то ты все же ее проходила, учитывая, что ты делала моей бабке инъекции. А она еще та стервозная дама, не будет терпеть рядом с собой рукожопую медсестру.

– Я проходила ее в частных клиниках.

– Студенты не проходят практику в частных клиниках.

– А у меня был богатый любовник, который по звоночку пихал меня в такие клиники.

– Теперь он тебя бросил и тебе пришлось идти в обычную больницу.

– Точно. Вот ищу нового. Кстати, про мальчика Стасика. Я узнала, что у него есть трешка почти в центре города. Надо обработать мальчонку. Выдыхайте, Сергей Александрович. Теперь квартира вашей бабушки мне точно не нужна.

– Ну слава Богу.

Оставшись в сестринской одна, я достаю телефон и набираю маму.

– Привет. Мам, у меня проблемы. Ты не могла бы одолжить мне денег?

– А что такое? Уже закончилось все, что можно продать? – только этого мне не хватало. К разговору с папой я не готова от слова совсем. – Ну ты бы малость поэкономила. Например, на салоне, в котором ты позавчера оставила кучу денег, – нет, я, конечно, понимала, что так просто меня не отпустят, но, чтобы следить за каждым шагом?! – Скажи, а в чем заключается твоя самостоятельность? Жить в чужой квартире, на которую ты не заработала, ездить на машине, которую дал тебе я, продавать за копейки украшения, которые тебе дал тоже я, и просить у матери денег? Нет, моя дорогая. Халява закончилась. Начнем с машины. Уже сегодня у тебя ее не будет. От матери ты больше не получишь ни копейки.

Ну почему все проблемы наваливаются разом?! Если бы не боль в ноге топнула бы со всей силы от бессилия. Вместо этого откладываю курицу и встаю с дивана. И как невротичка принимаюсь стучать пальцами по подоконнику.

– Ты все сказал?

– Не все. Возвращайся домой и больше не дури. И так достаточно погуляла.

– Я уже сказала, что замуж за хрыча не пойду.

– Ты действительно считаешь, что тридцать семь лет – это старый хрыч?

– А ты действительно считаешь, что отдавать замуж единственную дочь за незнакомого мужика, почти годящегося ей в отцы нормально?!

– У нас был с тобой договор, Эля.

– Не было у нас никакого договора, папа! Не было. Я умело притворялась согласной на этот брак, чтобы ты дал мне учиться там, где я хочу, а не где нужно. Все. Можешь у меня отобрать машину и даже выгнать из квартиры, хотя она не твоя, но домой я не вернусь! Равно как и не выйду замуж за этого хрыча. И экономить я не собираюсь, без вас найду деньги.

Кладу трубку и от бессилия кидаю телефон на диван. У меня начались проблемы со слухом или Потапов обладает способностью оказываться в помещениях бесшумно. Что он успел услышать? Только спросить я не успеваю, в меня летит тюбик с мазью.

– Спасибо. А где мои туфли?

– Там, где и должны быть.

– Где?

– В мусорке. Как раз подфартило, его вывозили.

– Шутите?!

– Нет, – невозмутимо бросает Потапов, кидая мне под ноги…нечто.

– Ты…ты…вы знаете сколько стоили эти туфли?!

– Пятьдесят баксов. Я такие в гипермаркете видел на днях.

Глава 6

Стоило только выехать с места, как я в полной мере осознаю, насколько идиотской идеей было подвезти эту наглую выскочку к дому. Взгляд то и дело косится на ее просвечивающуюся в мокром платье грудь. Видимо, эту девку никто в принципе не научил носить лифчик. Ну ладно, чего греха таить, он ей не нужен. С грудью у нее все в полном порядке, как, собственно, и со всем остальным.

У бабки в квартире она показалась мне худощавой. Сейчас же, смотря на ее бедра, едва прикрытые коротким розовым платьем, понимаю, что все у нее как надо. Ни прибавить, ни отнять. Такую трахать бы, да трахать. Можно даже и веснушки потерпеть.

Вот на кой черт я дал отставку Кате? Подумаешь, привязалась. Теперь ищи кого трахать на регулярной основе без мозготраха. Идиот. Редкостный идиот, по-прежнему косящийся на грудь конопатой. А теперь на то, как она распускает влажные волосы. Нет, так не пойдет.

– Не надо мне трясти здесь своими волосами. Убирать их потом кто будет?

– Очевидно, что вы. А вообще, человек, у которого есть кот, должен воспринимать волосы, как приправу к пище. В том числе и человеческие, – ну стерва, такую только ремнем пороть. – Да и не переживайте, у меня волосы почти не выпадают, благодаря качественному уходу. Пару волосинок не в счет. И все-таки странно, что вы остановились и решили меня подвезти. В вас, оказывается, есть что-то уважительное по отношению к женщине. Удивительно, – нет, тремя ремнями пороть. Одним мало.

– Я не собирался останавливаться.

– А почему вдруг передумали?

– Увидел твою просвечивающую сквозь платье грудь и подумал, что на сегодня тебе хватит приключений.

– А я смотрю, вам не дает покоя моя грудь. Ненормально это как-то для уважаемого врача, не находите?

– Ненормально было бы, если бы меня привлекала не женская грудь, а мужская жопа. Тебя, кстати, лифчик не учили носить?

– Учили. Но еще годиков десять я надеюсь обойтись без него. Моя троечка еще не познала закон притяжения к земле. Как притянется, так сразу. Могу сообщить вам, когда это случится смской.

Такой наглой выскочки еще надо поискать. Хотя, хрен найдешь. Ей в пору школу наглости открывать. Рука так и чешется набрать в поисковике ее фамилию и узнать, что там за папаша. Но узнать о самой выскочке можно другим путем.

– Ты где учишься?

– Ой, только не надо, – демонстративно закатывает глаза.

– Ты о чем?

– Не надо делать вид, что нам надо вести светскую беседу. Мы оба друг другу неприятны, даже несмотря на то, что вы залипаете на моих верхних девяносто, а я считаю вашу внешность привлекательной. На работе можно делать вид, что мы уважительно относимся друг к другу, а сейчас нет – не стоит. Ты… вы меня сюда посадили исключительно для того, чтобы потроллить, а я для того, чтобы не лишиться общественно-транспортной девственности. Поэтому не надо вот этих дебильных вопросов, «где ты учишься», «какую специальность выберешь». Не дует ли тебе и прочее. Хотя последнее точно не про вас. Начинайте уже стебаться, Сергей Александрович, – ну просто поразительной наглости девка.

– Я не задаю вопросов, которые меня не интересуют. Тем более не веду светских бесед.

– Да неужели?

– Если я спрашиваю, значит, мне это важно.

– Ну окей. Выбор не велик. Вам ли не знать. Мечка или Павлова? На что ставите?

– Мечка. По моей статистике, оттуда выходят более тупые врачи, нежели чем из Павлова.

– Ну я еще не вышла, – улыбаясь произносит рыжая.

– То есть в Мечникова.

– То есть, да. Но что-то не сходится. Вы же тоже там учились?

– Учился. Но я исключение.

– Какое самомнение.

– Объективность. Не более того.

– А ваша сестра, кстати, учится в Мечникова. Ее вы тоже считаете тупой?

– Не тупой, но совершенно не пригодной для профессии врача. Надеюсь, ей не придется калечить людей, и она просто выйдет замуж. Вот там ей самое место.

– О, так у вас ко всем женщинам нелюбовь, даже к родной сестре. Удивительное дело, она ваш полный антипод. Милая девочка, чего не скажешь о вас.

– Ей и положено быть милой, а не наглой языкастой сукой, раз не повезло и родилась девочкой.

Надежда на то, что я довезу рыжую как можно быстрее и избавлюсь от ее общества, улетучивается в неизвестном направлении, стоит нам только встать в пробку.

Тянусь к бардачку и какого-то хрена намеренно касаюсь ноги девчонки. И все-таки мне не стоит курировать рыжую стерву. До добра это не доведет. Уж чего-чего, а трахать ее мне нельзя. Достаю пачку сигарет с зажигалкой и демонстративно громко закрываю бардачок.

И стоило мне только закурить, как я впервые вижу на лице конопатой микс из растерянности и уязвимости.

– Ну, нет. Пожалуйста.

– Что нет и пожалуйста?

– Вы знаете что. Вы не могли бы не курить?

– В своей машине? Очень даже могу и буду.

– Я не переношу сигаретный дым. Пожалуйста.

Не подумал бы, что так приятно слышать от нее вполне себе искреннее пожалуйста. Однако, не уступлю. Если брошу сигарету, залипну на ее долбанной груди. Открываю окно и, не поворачиваясь к ней, произношу:

– Открывай бардачок и доставай оттуда либо пленку ЭКГ, либо сборник задач.

– Шутите? Рабочий день давно закончен.

– Хочешь, чтобы я завтра задержал тебя, проверяя наверняка отсутствующие знания? Выбирай, пленка или задачи?

– Конечно же, задачи.

– Да почему вы все массово тупые, когда речь заходит о ЭКГ?! – не выдерживаю, поворачиваясь к ней.

– Но-но-но, я вообще-то мастер по ЭКГ.

– Да ладно? Именно поэтому ты выбираешь задачи, а не пленку?

– Конечно. Смысл же всего в чем? Чтобы поиздеваться надо мной и показать, насколько я тупая и где мое место. То есть вы в очередной раз хотите возвыситься за счет другого. ЭКГешки у меня на пять с плюсом, вы не возвыситесь за счет меня, если я возьму пленку, поэтому я выбираю задачи. Там у вас будет простор. Все же всего знать невозможно.

– Ну-ну, считай поверил. Доставай сборник, открывай любую страницу и зачитывай первую попавшуюся задач.

Глава 7

Приехать к родителям на ночь глядя – очередная дурацкая на сегодняшний день идея. Чтобы мама поверила в мой благородный порыв позаниматься с Алисой? Да ни за что.

– Матерь Божья, ты какими судьбами, сыночка? Что случилось? – ну кто бы сомневался.

– Я что не могу просто так к вам заехать?

– Ты у нас такой хитрожопый, что просто так ничего не делаешь. Так что, нет – не можешь. Еще и в щеку целуешь. Что за аномальные нежности с твоей стороны?

– Перестань меня демонизировать. Я приехал к Алисе.

– Зачем?

– Позаниматься с ней ЭКГ. Она на днях просила, – и словно в подтверждении своих слов, демонстрирую маме папку с пленками.

– На днях – это примерно месяц назад? – выдает мама, не скрывая сарказма в голосе.

– Что-то около того. Лучше поздно, чем никогда.

– Согласна. Только, если серьезно, что тебе надо от сестры?

– Почку. Возможно, часть легкого. У нее они еще чистые. Ну и волосы. Продам на парик.

– Я скорее в это поверю, чем в твою помощь с ЭКГ. Ты меня пугаешь, Сережа, – я себя тоже пугаю, если призадуматься, зачем я сюда приехал. – Какая бы у тебя ни была цель приезда – лучше на глаза папе не попадайся.

– С чего это?

– С того, что ты ему сегодня приснился.

– И что?

– А то, что в его сне ты привел к нам на знакомство свою девушку.

– И в чем проблема? Вы же мечтаете об этом?

– В том, что в его сне твоя девушка оказалась парнем. Представляешь, какой для него стресс? А ты еще бац и приходишь на ночь глядя. Ужасное совпадение.

– Учитывая, что ты обладаешь умением убеждать любого, даже меня, иначе я бы не навестил по твоей просьбе нашу родственницу, в чем проблема успокоить и убедить его, что я не по мальчикам?

– Я ему говорила, что ты одинаково не любишь девочек и мальчиков, – мне кажется или мама мне кого-то сейчас отчетливо напоминает? – Но он все равно склоняется к тому, что ты по последним. Кушать будешь?

– Есть, мама. Есть. Сколько раз тебе нужно сказать, чтобы ты запомнила и не применяла при мне это идиотское «кушать»?

– Так я давно знаю, что тебя бесит «кушать». Я поэтому так тебе и говорю. Не только же тебе всех намеренно выбешивать. Это все с любовью, Сережа, тебе ли не знать. Ладно, ладно, иди, вымещай свою гов…гав-гав-гав на сестре, а я пока все подогрею.

И все-таки будет гав-гав-гав. Смотря на то, с каким выражением лица сестра пялится на пленку, понимаю, что сорвусь. Надо было сначала спросить о том, что меня интересует, а не потом, когда наору. А не наорать не смогу.

– А ты знаешь, что вечерним часам свойственно такое явление, как усталость? Ресурс человека уже ограничен. Может быть, в другой раз? Кстати, я тебе говорила, что ты очень красивый?

– Не говорила, но я это и так знаю.

– А говорила, что ты хороший?

– Врать – это искусство, Алиса. И тебе это не очень дано. Мой преподаватель по внутренним болезням говорил так: если вас разбудить в три часа ночи, и вы не расшифруете пленку ЭКГ, вам нечего делать в медицине. Расшифровывай.

– Люди ночью должны спать. Кстати, мне уже тоже пара. Мелатонин и все такое.

– Рад, что тебе знакомо это слово. И тем не менее – отвечай. Сама же просила, чтобы я тебя натаскал.

– Это было перед экзаменом, а я его уже сдала.

– Считаю до пяти.

И слепоглухонемому ясно – Алиса правильно не ответит. Но нахмурить брови и делать вид, что думаешь – это обязаловка. «А я мастер ЭКГ» – кажется, так брякнула конопатая выскочка, она, в отличие от Алисы, сто процентов не будет хмурить лоб. Сразу выдаст либо отборную муть, либо правильный ответ. Еще никогда я так не мечтал проверить мастерство кого-то.

Если реально окажется хотя бы от части правдой то, что она в состоянии расшифровать пленки, передам рыжую кому-то другому. И хрен с этим кипятком и машиной. Не такой уж я и злопамятный. Целее будем оба. Ненормально думать об этой конопатой еще и узнавать о ней у кого-то. Что я вообще творю?

– Мерцательная аритм…, – договорить Алисе не даю. А вот щелбан по лбу – с удовольствием. Только направлен он скорее на меня и мои ненормальные действия. На кой черт мне что-то о ней узнавать?

– Ты нормальный вообще?!

– Судя по всему, не очень. Не позорь меня и нашу семью.

– Да что не так?

– Это не мерцательная аритмия, вот что!

– А по-человечески объяснить нельзя? Ты мне брат или скотина обыкновенная?

– Твой брат – скотина обыкновенная, так устраивает?

– Знаешь что… я все папе расскажу.

– Мне плакать или можно смеяться?

– Да иди ты! Ты мой брат, а ведешь себя как свинья.

– Да я запомнил, как скотина обыкновенная. Алис, давай по-честному. Тебе не нужно идти во врачи. Университет, конечно, закончи для галочки, но дальше направь энергию в другое русло.

– В какое?

– Например, забыть про дебилоида, по которому ты сохнешь, и найти себе нормального парня. А еще лучше взрослого мужика, чтобы выйти за него замуж и не работать. При твоей внешности – это не составит труда. Без обид, но врачом ты не станешь.

– Обязательно стану. Причем самым лучшим.

– Да каким лучшим? Ты хоть специальность выбрала?

– Пока еще нет. Одно я знаю точно, как мама я быть не хочу.

– В смысле?

– В смысле, в гениталиях я ковыряться не хочу. По крайней мере, женских. А может, в мужских?

– Ты сначала член увидь в живую. Может, не понравится. Ковырять она в них будет. А будешь и дальше продолжать вздыхать по поваренку, так и останешься в девках.

– Замолчи! И вообще, если ты еще раз на меня крикнешь и дашь щелбан, я расскажу папе и маме, что ты куришь. Представь масштаб катастрофы, под названием «разочарование».

– Лисен, мы в курсе, что он курит. И даже матерится как сапожник. Крой чем-нибудь более существенным. Типа, если еще раз на меня крикнешь, у тебя посох отсохнет. На мужчин это действует эффективно. Они жутко бояться за свою палку-копалку, – синхронно переводим взгляд на маму. – Хотя, в случае с Сережей, можешь сказать: если еще раз на меня гавкнешь – я наведу на тебя порчу на скорую женитьбу, – ставит передо мной тарелку с ароматными котлетами, пюре и огурцами. – Кушай, Сереженька.

Глава 8

Что я там говорил: привычного лоска нет? Ну это как сказать. Судя по внешнему виду, два дня валяется с температурой, но напялить на себя синтетическую майку с кружевными вставками, плохо прикрывающими грудь, и шорты, аналогично ни хрена не прикрывающими, сил хватило. Это ж какой надо быть дурой, чтобы надеть на себя такую недышащую хрень, когда лихорадишь?

– У меня нет сил на то, чтобы с вами пререкаться, – тихо произносит рыжая, опираясь боком о дверь.

– То, что сил нет, я вижу, равно, как и ума.

– Шли бы вы отсюда оттачиваться свое словесное мастерство с кем-нибудь другим. Хотя, раз вы здесь, не могли бы вы мне кое-что куп…

Договорить конопатая не успевает, захлебывается в кашле, надрывая мои перепонки. Как только она прекращает кашлять, подталкиваю ее внутрь и закрываю за собой дверь.

– Я вас не приглашала.

– Я и не спрашивал разрешения, – скидываю обувь и прохожу за Элей. Она тут же плюхается на кровать. – Давай кратко и по делу. Симптомы и что принимаешь.

– Ничего не принимаю. Мне плохо, – и это не женское кокетство и не мужское нытье в тридцать семь и два. Ей реально хреново. Как только ее голова касается подушки, она сразу же закрывает глаза. Ловлю себя на мысли, что почему-то видеть эту соплячку беззащитной, почти молчаливой и без тонны наглости и дерзости, мне не только не привычно, но и совершенно не вставляет.

– Это малоинформативно. Я жду.

Ноль на массу. Окидываю взглядом спальню – ни одного лекарства на прикроватной тумбе, равно как и ни капли жидкости.

– Наверное, у меня пневмония. Купите мне, пожалуйся, антибиотик. Какой-нибудь пенициллинчик. Давайте амоксиклав. Я вам денюжку скину на карту. Потом.

– Что-нибудь еще? – не скрывая сарказма выдаю я, пододвигая стул к кровати.

– Еще какой-нибудь пробиотик, отхаркивающее и жаропонижающее. А еще влажные салфетки, если можно.

– Пробиотик не принимают вместе с антибиотиком.

– Да? А нас учили наоборот.

– Меня тоже. Антибиотик сожрет пробиотик. Поэтому его надо применять через дней десять после антибиотиков. Но кто будет покупать пробиотик, когда выздоровел? Правильно, очень малый процент. Это уловка фармакологических компаний – втюхать все и сразу.

– Спасибо за интересную лекцию. Но можно не сейчас выслушивать это занудство?

– Какая у тебя температура?

– Понятия не имею, – спустя приличную паузу, наконец отвечает Эля. Нет, дохлый лебедь вообще мне не по вкусу. – В этой квартире нет ничего, кроме просроченных аскорбинок. Я бы у вашей бабушки попросила, но она решила невовремя свинтить.

– Туфли за сто косарей есть, а позвонить некому. Тяжела жизнь богатых папиных дочек, решившихся на самостоятельную жизнь, – ну вот сейчас очухаешься точно. – В твоем случае замужество все же – лучший вариант.

Не проходит и секунды, как она резко открывает глаза и злобно цедит:

– Да пошел ты.

– Как бальзам на душу. Но ты еще не доросла, чтобы мне тыкать. Тем более посылать, когда находишься в столь уязвимом положении.

– А я не на практике. В своем доме что хочу, то и делаю.

– Когда ни от кого не зависишь, то, да, вполне. Раздевайся.

– В смысле?

– В прямом. Переодевайся во что-нибудь дышащее, а не в эту синтетику, цель которой возбудить.

– Это вообще-то качественный шелк, а не синтетика.

– Да, да, за сто косарей, или двести, как и туфли. Переодевайся. Вирус или бактерию этой пижамой не победишь.

На девяносто девять процентов уверен, что пижаму она не переоденет и вовсе не потому, что нет сил, а из-за упертости.

Нахожу ее сумку в коридоре и достаю фонендоскоп. Бегло осматриваю гостиную, задерживаясь взглядом на столе, на котором, не побоюсь этого слова, гора медицинских справочников.

И нет, там, вопреки сложившемуся о ней мнению, не методички аля «Косметическая дерматология» и «Техника косметических инъекций», тут просто стол фанатички терапии и эндокринологии. Неожиданно, мягко говоря. Совершенно не вяжется образ выскочки с девушкой, реально поглощённой медициной.

Сам не понимаю, какого черта вместо того, чтобы послушать ее легкие, оказываюсь на кухне. Квартира совсем не вяжется с внешностью Эли. Старый ремонт и никакого лоска. Удивительно, как еще не сбежала отсюда под отцовское крыло.

Даже я, выросший в обеспеченной семье, но привыкший к простому, с уверенностью могу сказать, что это не лучшие условия. Но при этом на кухне имеется новая посудомоечная машина, явно недавно встроенная, в отличие от старого холодильника и плиты. И это несомненно дело рук выскочки. Ну да, посуду мыть – не дело принцесс.

Открываю холодильник и конкретно охреневаю. Я всегда был уверен, что такое есть только в кино и в постановочных видео показушников блогеров. Йогурт, помидоры, перец, спаржа, руккола, море зелени и больше… ни хрена. Что за херня?

Морозильник плачет чуть меньшими слезами. Здесь имеются креветки и не первой свежести кусок красной рыбы. Серьезно? Ни мяса, ни куска курицы, ни сыра, ни банальной банки варенья, чтобы сделать морс? Ну и бедовая девка. Откуда еще с таким скудным питанием имеет такую фигуру? Она что вегетарианка?! Стоп, какая мне на хрен разница?

Возвращаюсь в спальню и, ожидаемо, рыжая вместо того, чтобы переодеться, спит. Хоть и не информативно, но тут и без термометра понятно – горит, бестолочь. Скидываю с нее одеяло и в этот момент Эля открывает глаза.

– Садись и поднимай майку.

На последней фразе рыжая прям оживает. Садится на кровати, опираясь на одну руку, и переводит на меня затуманенный взгляд.

– Серьезно думаете, что я перед вами оголюсь?

– Так выбора нет.

– Н-е-е, – протяжно произносит она, свесив ноги с кровати. – Мне бы не хотелось, чтобы мои прекрасные верхние девяносто первым увидели вы. И без того хватило, что первый живой в моей жизни член был дедули Вениамина Петровича. Так что, мою грудь вы не увидите.

– Ты смотри, даже имя деда запомнила.

Глава 9

Ударила я, а чувство такое, что по голове прилетело именно мне. Она у меня реально закружилась. Хорошо хоть звездочек перед глазами нет. От страха за свое неподдающееся логике действие, я прикрываю ладонями лицо.

– Долбанутая, я уже понял, что у тебя нет денег, – Слава Богу, живой и злой. – В приемнике их не требуют, у тебя полис есть. Он все покроет, если ты не в курсе. Дура, – еле слышно добавляет он. – Вставай.

Нехотя убираю руки от лица. Потапов стоит напротив меня с нахмуренными бровями и выжидающе смотрит на меня. И руку держит на виске. Впервые стыдно перед ним за свой косяк.

Кое-как встаю с кровати и плетусь на кухню. Достаю из морозильника рыбу и оборачиваю ее полотенцем. На пороге почти сталкиваюсь с Потаповым. Тяну руку к его голове и прикладываю рыбу. Он точно не ожидал, что я это сделаю. Смотрит на меня как на умалишенную.

– Извините, я этого не хотела. Правда. С кипятком, да, намеренно. С машиной тоже психанула и тюкнула специально. А здесь неспециально. Оно само как-то. Я в больницу не поеду. Мне туда нельзя.

Прохожу вперед, не специально, а из-за малого пространства, чуть толкаю Потапова и плюхаюсь прямиком в кровать. Вот теперь вообще сил нет. И, как назло, меня скручивает очередной приступ кашля.

– Я выбрал работать со взрослыми людьми, а не с детьми именно по причине того, что с ними не надо сюсюкаться. Но если ты остановилась на уровне развития ребенка, я тебе, так уж и быть, объясню. В приемнике у тебя возьмут кровь и сделают рентген. Если на снимке не будет пиздеца, ах, извиняюсь, это лишнее слово для детей. В общем, если там не будет слишком страшной каки, никто тебя насильно запихивать в больницу в страшную палату с тараканами не будет. Я отвезу тебя обратно домой, – звучит красиво. Но с какой вероятностью об этом не доложат папе? С нулевой. Нет. Не поеду. – Эля!

Вздрагиваю не пойми от чего больше. От вскрика или от того, что он щелкает передо мной пальцами.

– Купите мне, пожалуйста, антибиотик, – не открывая глаз, тихо произношу я.

– У тебя может быть вирусная пневмония, в таком случае антибиотик тебе не поможет. Вот сдашь кровь и узнаешь.

– Но и не навредит. Купите, пожалуйста.

– Нет. Собирайся.

– Мне нельзя в больницу, – ай, к черту. Все равно он слышал мой разговор с папой. Нехотя открываю глаза. – Это не вопрос брезгливости. Меня оттуда заберут родители в частную клинику, узнай, что я заболела. А оттуда прямиком под венец. И в задницу мои попытки полугодовой самостоятельности. Это может звучать смешно и нелепо, но так будет. Поэтому либо купите мне антибиотик, либо просто уйдите.

Не в силах выдержать его взгляд, в очередной раз закрываю глаза и почти натягиваю на всю голову плед. Я ожидаю какой-нибудь колкости в ответ на мои слова, но точно не того, что этот наглец начнет рыться в моем шкафу.

В любом другом случае я бы так отбила ему руки за то, что бесцеремонно лазит уже по моему комоду и перебирает своими лапами мое нижнее белье и пижамы. Но, видимо, все оставшиеся силы ушли на удар торшером. Нет сил ни пререкаться, ни тем более драться. Я просто хочу отрубиться.

– Пиздец, ну такого просто не бывает, – хотелось бы понять о чем речь, но все же не решаюсь спросить. А вот задать другой вопрос да.

– Вы антибиотик мне купите?

– У меня нет рецепта, – вот же сукин сын. – А что у тебя с телефоном?

– Зарядка сломалась.

– Бывают же такие проблемные девки. Ладно, ты меня уже умаяла, – громко хлопает ящиком комода, отчего я открываю глаза. – Пока, Ариэль Константиновна.

– А вы куда?

– Домой.

В любом другом случае я бы непременно встала и закрылась за ним. Но даже громкий стук закрываемой двери меня не приводит в тонус. Все, чего я сейчас хочу – это отрубиться и проснуться хотя бы немного в лучшем состоянии.

***

Первая возникшая мысль, как только я просыпаюсь – эта сволочь все же привез меня в больницу. Иначе как объяснить то, что надо мной склонилась девушка в медицинском костюме и протирает спиртовой салфеткой вену? А затем я перевожу взгляд вправо и понимаю, что Потапов тоже здесь.

Стоит возле моего шкафа, сложив руки на груди. На языке крутится куча вопросов, но вместо этого я наблюдаю за тем, как мне берут кровь из вены.

– Результаты придут к вам на почту до двенадцати часов следующего дня.

– Спасибо, – на удивление доброжелательно благодарит Потапов.

Он что, реально вызвал на дом лабораторию? Вот же зануда. Всего-то купи таблетки. Нет, блин. Ну точно аномальный. Как только остаюсь в комнате одна, перевожу взгляд на прикроватную тумбу.

Он пришел ко мне около шести, сейчас половина восьмого. Что он делал все это время, пока я спала? Реально уходил или был здесь? Нет, точно был не здесь, судя по тому, что на прикроватной тумбе слева лежит электронный термометр и мой телефон. Тянусь за мобильником, который оказывается подзаряжен на пятьдесят процентов. И это точно не моих рук дело.

Захожу в телефонную книгу, мысленно молясь, чтобы там не было кучи пропущенных от мамы и папы. Фух, только один за сегодня. Бегло набираю ей сообщение, что со мной все в порядке, а потом меня накрывает обидой. Возвращаюсь в «пропущенные». Какого черта пропущенных от почти незнакомого мне «Сергей Александрович» в разы больше, чем от родителей? От мужика, которого я облила кипятком и тюкнула машину.

Так, стоп. Какой на фиг Сергей Александрович, если он был записан у меня как «СерОжа Аномальный Потапкин».

– Еще раз так меня переименуешь в период своей практики, пизды получишь, –перевожу взгляд на вошедшего в спальню Потапова с вентилятором и пакетом в руках.

Мысли вообще теряются. Впервые не знаю, что сказать. Очень неловкий момент, от которого у меня моментально краснеют щеки. Хотя знаю.

– То есть после практики можно вернуть?

– Переодевайся, – грубо бросает он, игнорируя мой вопрос, и в меня тут же летит футболка.

Не моя. Ибо такое я не ношу, тем более таких размеров. Но спорить мне не хочется. Когда до меня доходит, что он не смотрит на меня, я стягиваю с себя шелковую майку, быстро надеваю футболку и только потом снимаю с себя шортики. При этом неотрывно смотрю на то, как Потапов открывает какие-то ампулы и разводит их… кажется, в физраствор.

Глава 10

Глава 10

У меня слуховые галлюцинации или он только что реально сказал, что будет готовить мне суп?! Я еще не отошла от того, что Потапов зачем-то мне помогает, а тут суп? Серьезно? Что ему от меня нужно?!

Всю капельницу я лежу и думаю о том, что это не может быть реальностью, но, когда во флаконе остается совсем немного раствора, мой мочевой пузырь не очень тонко намекает, что все происходящее очень даже реально. Еле терплю до конца и как только капельница заканчивается, я вытаскиваю иглу и, несмотря на слабость, резво встаю с постели и направляюсь в ванную.

Облегченно выдыхаю, справив нужду. Ополаскиваю лицо водой и, кажется, впервые за три дня смотрю на себя в зеркало. Лучше бы не смотрела.

Усаживаюсь на бортик ванной и принимаюсь разбирать расческой свою шевелюру. Наконец, разобравшись с этим хаосом, удовлетворенно выдыхаю и принимаюсь наносить на голову сухой шампунь. Много. Ровно до тех пор, пока не захожусь в приступе кашля. Идея навести порядок на голове с помощью пахучей химии оказалась так себе.

Я осознаю это в полной мере тогда, когда уже готова выплюнуть свои легкие на кафель. И только страх от очень громкого стука в дверь заставляет мои легкие немного уняться.

Открываю дверь и моментально попадаю под хмурый взгляд Потапова. Он обводит меня придирчивым взглядом и останавливается на волосах.

– Ты что тут делала? – скривив морду, интересуется Потапов. Ты кто, блин, такой, чтобы мне такие вопросы задавать?

– Что, что. Физиологические нужны справляла, – переводит взгляд за мою спину.

– Здесь все в пыли.

– Это освежитель воздуха. Еще не успел осесть.

– Многовато освежителя. Не думал, что принцессы столько срут.

– Увы, с нами и такое случается. Можно мне выйти? – только хочу возмутиться, как Потапов все же отступает в сторону, и я выхожу из ванной. Не успеваю пройти и шага, как стопорюсь, захлебываясь в очередном приступе кашля.

– Ты точно долбанутая, – слышу сбоку от себя и только увидев, что это хамло держит в руке прядь моих волос, понимаю, что он про сухой шампунь. Да и пофиг.

Забираюсь на кровать и укрываюсь пледом. Спать почему-то не хочется. И только, когда царство Морфея в очередной раз меня стало заманивать к себе, в комнату входит Потапов с подносом в руках. Нет, он точно аномальный. Кипятком облила, машину побила, торшером голову разбила, а он мне суп варит.

– А вы вообще, зачем ко мне приходили?

– Санитарок не хватает. А завтра пятница – загрузочный день. Дай, думаю, приведу тебя, а то жопы некому мыть.

– Ясно. А я думала ты… вы мудак, а оказывается, что не совсем.

– Спасибо за сомнительный комплимент. Ешь.

Усаживаюсь на кровати и перевожу взгляд на тарелку. Сомнительный не комплимент, а бульон. Подношу ложку к носу – совершенно не пахнет рыбой.

– А что за рыба?

– Горный лосось с Андалусских полей, – вот же сученыш.

– Так с гор или с полей?

– Ешь.

– Он совершенно не пахнет рыбой. Как так?

– Вот мы и поставили тебе диагноз. Отсутствие обоняния. Значит, это ковид. Видишь, антибиотик тебе не требуется, раз у тебя вирус. Ешь.

– Ужас, только ковида мне не хватало.

Подношу ко рту ложку и, несмотря на полное отсутствие аппетита, с небывалым удовольствием поглощаю бульон. Куриный, мать его! Да за что ты такой вкусный-то? Не замечаю, как тарелка становится пустой. Перевожу взгляд на Потапова. Интересно, пока я наяривала бульон, он все время на меня пялился так же, как и сейчас?

– Спасибо, – как можно безразличнее произношу я. – Жаль, что безвкусный.

Потапов ничего не отвечает, но готова поклясться, что на его вечно хмуром лице хочет прорезаться улыбка. Он молча встает со стула и направляется к выходу.

– Зачем вы это делаете для меня?

– Я пока еще не решил, – медленно поворачивается ко мне. – Но точно для чего-нибудь в будущем, что тебе не понравится.

– Только не говорите, что вы потребуете от меня интим.

– Я сказал то, что тебе не понравится, а не то, что понравится.

– Самомнение уровня Бог.

– Заткнись и спи.

И ведь действительно засыпаю. А просыпаюсь только в десять вечера. В квартире, судя по всему, я одна. Перевожу взгляд на тумбочку. Графин с морсом и таблетки.

«Выпей все, что я тебе оставил. Ключи я забрал и закрыл на нижний замок. Как получу анализы, приду»

И все же пациент из меня послушный. Я выпиваю все таблетки и ложусь спать. Просыпаюсь в семь утра от дикого голода. Самочувствие, надо сказать, определенно лучше, но желудок…

Еще никогда я не хотела так есть. Открываю холодильник и понимаю, что зелень и йогурт – это совсем не то, что поможет мне справиться с голодом. Не надо быть провидицей, чтобы понять, что в кастрюле вареная курица. Ну и ладно, я болею. Разок можно.

Чувствую себя умелым хирургом, распотрошив несчастную курицу на запчасти. Как там говорят, и пусть весь мир подождет? Жди. Закрываю глаза от удовольствия и налетаю на бедняжку как коршун. Очухиваюсь только когда слышу рядом с собой хлопок в ладоши. Перевожу взгляд на дверной проем, в котором стоит Потапов. Какой неловкий момент.

– Доброе утро, писькатареанка. Она же пуританка. Она же пиздаболка. Твои анализы пришли.

– Доброе, – сплевываю косточку. – Это все исключительно в целях выздоровления. Курочка содержит антибиотик, которым их кормят. А так как вы отказались мне его покупать, вот я и решила взять лечение в свои золотые руки.

Глава 11

Выдержать насмешливый взгляд Потапова становится все сложнее. Чтобы хоть как-то вырулить этот неловкий момент, я тянусь к хрящикам и с удовольствием разжевываю еще незабытое лакомство, еле сдерживая стон наслаждения. Ан нет, не сдерживаю. Хотя, возможно, со стороны это кажется стоном болеющего человека.

Вот только неловкость состоит в том, что мой хруст слышен в соседней квартире. Нехотя перевожу взгляд на усевшегося за стол рядом со мной Айболита.

– Это тоже в лечебных целях. Хрящи – коллаген для моей прекрасной кожи. А вообще не надо на меня так смотреть. Даже путнику во время поста разрешалось есть мясо. Что уж говорить про больного человека. Так что я совсем не «пи», которая здаболка. Всего лишь одна маленькая курочка.

– Вообще-то она весила полтора килограмма, – серьезно?!

– Ну я же говорю, маленькая.

– Как?

– Что?

– Как можно было ее съесть целиком за раз с твоей комплекцией?

– Как, как: руками и ртом. Я разделала ее и приняла как лекарство. И вообще-то, одной ножки и крыла не было.

– Ну извини, что съел.

– Да ничего страшного. Я не жадная. Кстати, кожу надо снимать с курицы. В ней куча холестерина и хлорных соединений, которыми обрабатываю курицу.

– Я в курсе, – невозмутимо произносит Потапов, не отводя от меня взгляда. – Но так как я варил ее для тебя, решил оставить.

– Я так и подумала, – подыгрываю в ответ, не зная куда себя деть. – Ну что вы так на меня смотрите? Хотите?

– Что?

– Кушать.

– Кушать? – мне кажется или он меня сейчас грохнет? Если до этого Потапов был просто хмурым, но с проблесками насмешки, то теперь он сжимает руки в кулаки. – Вот тут на косточке осталось немного мяса. Да и кожу можете съесть, если голодны, – не туда меня ведет. Совсем не туда.

– Ну раз ты уже включила режим дуры, значит определенно есть положительная динамика.

– А то. Вот что курочка животворящая, напичканная антибиотиками, делает, – тянусь к салфеткам и вытираю руки. – Что там с моими анализами?

Потапов молча подает мне телефон, но как только я хочу увеличить картинку, он грубо отстраняет мою ладонь.

– Куда? Руки жирные, – ну и козел. Однако сам увеличивает мне фото анализов. И ничего там удивительного нет. Собственно, что и требовалось доказать.

– Ну, я же говорила, это не вирус. Лейкоцитоз, нейтрофилез. А СРБ вообще зашкаливает. Гоните антибиотик, Сергей Александрович. В смысле, дайте, пожалуйста.

– Иди в спальню и раздевайся.

– В смысле?

– В прямом. Я послушаю твои легкие.

– Там за ночь ничего не изменилось. Они не подросли. Им в принципе уже некуда расти.

– Они?

– Сиськи. Все равно их не увидите.

– Ты начинаешь конкретно выводить меня из себя. Считаю до пяти.

А ведь и вправду я знакома с ним меньше недели, стало быть, совсем не знаю. На черта его подначиваю и веду себя как капризный ребенок?

Аккуратно встаю из-за стола и иду в ванную. Мою руки и возвращаюсь в спальню. Стягиваю с себя футболку и поворачиваюсь спиной, обхватывая себя спереди руками.

– Поднимись.

Встаю с кровати, но не спешу поворачиваться. Вздрагиваю, как только мембрана стетоскопа соприкасается с кожей спины. Чувство такое, что я стою так вечность. Я совершенно не помню, как он аускультировал мои легкие вчера.

– Поворачивайся.

Закрываю глаза и нехотя поворачиваюсь к нему. Стремно находиться при нем в одних трусах. И, кажется, что мои руки ничего не прикрывают. А еще готова поклясться, что, если открою глаза, увижу, как он ухмыляется. Стойкое ощущение, что ему нравится не только вводить меня в замешательство, но и видеть меня в уязвленном положении.

Так, стоп. Мне показалось или он только что провел пальцами по моей коже чуть ниже груди? Угомонись, Гергердт!

Делаю глубокий вдох, к моему облечению не ударяюсь в приступ кашля, и только сейчас осознаю, что от Потапова пахнет не сигаретами, а парфюмом. Приятным. Он специально курил в машине, чтобы вывести меня из себя или…

– Одевайся.

Повторять мне не нужно, через считанные секунды я уже сижу на кровати в футболке, а Потапов подносит к моему лбу электронный термометр, который тут же подает громкий сигнал. Только хочу спросить его, какая у меня температура, как он молча показывает мне экран: тридцать восемь.

– Ложись на живот и оголяй ягодицы.

Ну нет! Только не это. Будь тут любой другой – запросто. Но не Потапов!

– Не надо мне антибиотик внутримышечно. Купите, пожалуйста, таблетки.

– Раз, два, три…

Сукин сын! Ложусь на живот, но трусы спускать не спешу. Облезет. Равно как и Потапов не спешит ко мне подходить. Видимо, разводит антибиотик.

– Ну и? – слышу рядом с собой. Недолго музыка играла. Нехотя спускаю трусы.

Мне кажется или проходит вечность прежде, чем я ощущаю на своей ягодице спиртовую салфетку? А сейчас мне снова кажется или он протирает не верхний правый квадрат, а всю ягодицу? Или он вообще ее трогает? Да прям. Задницу, что ли, никто не видел? Кто бы там его кем ни считал, баб у него пруд пруди. К гадалке не ходи. Не нужна ему моя пятая точка.

Но почему это все так долго? И когда он мне уже вколет антибиотик?

– Можешь натягивать трусы, – в смысле? Я даже не почувствовала укол. Быстро надеваю белье и поворачиваюсь к Потапову. В руках у него пустой шприц. – Хотя, могла вообще не стягивать, а оттянуть в сторону, оголив совсем чуть-чуть, – насмешливо бросает он, а до меня только сейчас доходит, что я полная дура.

– Конечно, могла, но мне вас жалко стало.

– Поясни.

– Когда вы еще увидите такую красивую попу? Спойлер: никогда. Поэтому вот вам моя благодарность за ваше лечение.

– Жопа в ответ на лечение. Хм, выходит какая-то…жопа.

– Поправочка. Красивая попа.

Кажется, я впервые вижу на хмуром лице Потапова не наглую ухмылку, а явную улыбку, которую он на удивление не скрывает.

На одной пятой точке дело не останавливается. Вторая по счету капельница и удачное попадание в вену.

Глава 12

Без пяти девять. Нет, просто так опоздание выскочке я не спущу. Настроение в изнуряющую жару и без того ниже плинтуса, еще и она подливает масла в огонь своим отсутствием.

Ну и вишенка на торте – чьи-то отвратительные духи вперемешку с потом от дежурной медсестры. Перемыть бы здесь на хрен всех. Какой надо быть дурой, чтобы в такую жару выливать на себя термоядерные духи. Обвожу взглядом ординаторскую и понимаю, что таких дур тут как минимум пять. И, судя по смешению запахов, духами пользуются все.

– Сереж, ты как? – перевожу взгляд на заведующую и только, когда она садится рядом со мной на диван, осознаю кому принадлежат самые вонючие духи. Скоро сорокет, а ума не нажила.

– Что как?

– На корпоратив пойдешь?

– В честь чего гулянка?

– Юбилей больницы. Неужели не слышал? – очень даже слышу твои вонючие духи.

– Слышал. Какие у тебя духи?

– А что?

– Нравятся, сестре хочу такие купить.

– Я тебе напишу, а то забудешь, – забудешь тут такую вонь. – Ну так что насчет корпоратива?

– Если не сдохну от жары, то придется. Когда он?

– В следующую пятницу.

– Тогда нет, у меня вроде бы день рождения.

– Твой день рождения выпадает на среду. После корпоратива, – ух ты ж епрст, кого-то видать не отпустило от прошлого корпоратива.

А нужны ли мне такие повторения? Не профессионально от слова совсем. Хотя максимально удобно, когда все под боком. И незачем кого-то искать, раз само лезет в руки. Всеми частями тела. Еще чуть-чуть и будет обтираться об меня как кошка. Неэтично с ней снова трахаться. Очень неэтично.

Хотя, о какой этике и неловкости может идти речь, если я скоро займу ее место, а ее переведут во вторую терапию.

– Ну раз после корпоратива, тогда приду, Анастасия Игоревна, – одно «приду» и лыба до ушей.

– Отлично, – тихо произносит она и тут же пересаживается за стол. – Раз почти все в сборе, начнем, – уже громче продолжает Настя, кивая в сторону дежурной медсестры.

Через пару минут в ординаторскую входят выскочка и Руслан. Последний тихо извиняется и, в отличие от рыжей, тянется к шкафу, чтобы надеть халат. Но проходить дальше он не спешит. Стоит рядом с выскочкой, но дожидается вовсе не того, когда закончится пятиминутка. Он тупо не сводит с нее взгляда. Как у нее это получается? Хотя, о чем я. Ясно как. Сам ведусь не меньше Руслана и других. Сегодня стерва на редкость хороша.

И хотелось бы сказать, что выглядит вульгарно, от того на ней и залипает взглядом как минимум половина ординаторской и далеко не только мужики, но нет, вульгарщиной, несмотря на то что одежды на ней отчаянно мало, здесь и не пахнет.

Короткие шорты бледно розового оттенка, выгодно подчеркивают стройные ноги в босоножках то ли на высоком каблуке, то ли на танкетке. Благодаря тому, что в самом низу ее шорты не в обтяжку, а собираются в гармошку, они смахивают на короткую юбку. Стойкое ощущение, что ноги у нее вообще не заканчиваются. Хороша сучка. Просто загляденье.

И хотелось бы сказать в стиле бабке на лавке – «зато верх как у проститутки». Но нет, шелковый белый топ не отрывает то, что хотелось бы увидеть любому нормального мужику. Все, мать ее, гармонично. Вынужден признать, что вкус и чувство стиля у выскочки есть.

Да уж, долго я не протяну. Себя и Настю можно порадовать, не дожидаясь корпоратива. И ведь все легко исправить – махнуться с Русланом. И в память тут же врезаются слова Эли. Как она тогда говорила «давайте махнемся, и я пойду к симпатичному блондину, а умная душнила ко мне?». Хер тебе на постном масле, а не практика у Руслана.

Самое удивительное, что эта бестолочь не замечает того, что внимание всей ординаторской приковано к ней. Конечно, рыжая занята перешептыванием о чем-то с Русланом.

И все-таки она редкостная дура. Неужели не осознает, что таким, неподходящим для отделения, видом вызовет как минимум зависть всей бабской части коллектива? К гадалке не ходи, Настя на старте. Отчитает так, что я могу и не подключаться.

Женщины не выносят конкуренции особенно, когда к игру вступает яркая молодость. Готовься, рыжая, пиздец тебе в лице Настеньки не за горами. Улыбайся, улыбайся, пока улыбается. И ведь не скажешь, что еще неделю назад валялась дохлым лебедем. Сейчас свежа, весела и непозволительно хороша.

– Сергей Александрович? – перевожу взгляд на нахмурившую лоб Настю.

– Что?

– У вас сколько выписывается пациентов?

– Двое.

– Очень мало. К концу дня жду как минимум троих, – в переводе на русский – не пялься куда не надо. Иди на хер, Настенька. – Мы с таким успехом не выполним план, коллеги.

– Выполним, Анастасия Игоревна. Не переживайте.

Переживать надо тебе, конопатая. Только я произнес это мысленно, как мы столкнулись с ней взглядами. Иди сюда, рыжая. Только шею не сверни.

– Доброе утро, – ставит рядом со мной на диван свою сумку, судя по габаритам, превосходящую ее саму в размерах, и усаживается рядом, положив ногу на ногу. И все-таки не каблуки, а танкетка. Ну что ж, мозг атрофировался не до конца. Отпивает кофе из стаканчика и ставит его на стол.

Ощущение такое, словно эта наглая девка вышла из салона красоты, а не тряслась в душном и потном метро. Распущенные волосы выглядят идеально. Волосок к волоску.

– Ты опоздала.

– Не совсем. Рабочий день начинается в девять. Я пришла ровно в девять. Я не виновата, что пятиминутка началась без пяти девять.

– Ты опоздала, – повторяю, не отводя взгляда от ее обуви.

– У меня есть уважительная причина.

– Какая?

– Я заходила в нашу часовню, поставила свечку за ваш упокой. За здравие в смысле. Ладно, ладно, шучу, никуда я не заходила. Я решила вас отблагодарить и приготовить вам что-нибудь вкусное, чтобы поднять настроение, и чтобы вы поменьше меня сношали. В смысле, поменьше мне мозги трахали, – перевожу взгляд на ее лицо.

– И что ты мне приготовила?

– Свои фирменные гнезда, – вот тебе и благодарность. Только этого говна мне еще не хватало.

Глава 13

Скидываю перчатки в мусорный бак и выхожу из клизменной. Казалось бы, я должна ненавидеть белобрысую суку, унизившую меня ни за что при кучке ее пациентов. И тем более обязана воспылать к ней жаждой мести за то, что после всего она отправила меня делать клизму трем больным. Но думаю я, после всего этого, исключительно о том, как не расквасить морду и не выцарапать глаза Потапову.

Не припомню, когда мне было так обидно. Ведь он мог подтвердить, что я болела, а не прогуливала. Тварь! Ненавижу!

Перевожу взгляд на часы: половина третьего. Славненько. За столько времени я даже на стену не облокотилась, не говоря уже о том, чтобы присесть. Ладно, переживу один день с этой сукой. Но проблема в том, что дальше может быть только хуже.

То, что белобрысая имеет виды на мудака – факт. Как и то, что последний глазел на меня на меня в ординаторской не как куратор на студентку, оценивая ее знания. И стерва не могла этого не заметить. И вот тут большая проблема. Как бы показать, что он мне на фиг не сдался? Попросить перевести меня к Руслану? Идея неплохая. Еще бы справку где-нибудь достать.

Нехотя подхожу к сестринскому посту, возле которого расположилась белобрысая, о чем-то разговаривающая с процедурной медсестрой. Швабра. Ни вкуса, ни чувства такта. И как же от нее разит бабкинскими духами. Мерзость. Ладно, дерзай, Эля. Произнеси имя этой гадины вслух.

– Анастасия Игоревна, я все сделала.

– Молодец. Очень неожиданно. Медсестры похвалили мне твою работу. Не думала, что ты такая способная, – отходит немного в сторону от поста и вручает мне в руки историю болезни. – Тебе бы в медсестры идти, а не во врачи. Не думала остановиться на этом уровне? Тогда и прогуливать бы практику не пришлось.

Спокойно, эта сука меня провоцирует. Потерпи, Эля. Я, конечно, в два счета могу ее вышвырнуть из отделения, всего лишь одним звонком папе. Но это будет слишком легко. Он ведь только и ждет, когда я облажаюсь. Хотя, этого ждут все. Выкусите вы у меня. Не дождетесь.

– Я не прогуливала, а болела. И нет, пока не думаю останавливаться.

Боги, сегодня вечером я напьюсь от гордости за себя. Если бы утром мне сказали, что я смогу вполне спокойно ответить на действия и слова этой суки, я бы померла от смеха. Расту на глазах. Еле подавляю в себе непрошенный смех.

– Время покажет. Смотри, – тычет пальцем в бумажку, наклеенную на историю болезни. – Приведи мальчика в порядок. Смени подгузник, помой, чтобы его приняли на перевязку. А потом отвези в хирургию. Пятый этаж, четвертый корпус. Там ему обработают ногу, и вернешься сюда. Вместе с ним, разумеется.

Мальчик? Мужику лет шестьдесят и весит он килограмм сто двадцать. Более того, по виду он вообще не транспортабельный. Я физически не смогу ни перевернуть его, ни самостоятельно везти его через улицу. Ну и сука. По глазам вижу, ждет, что я взбрыкну.

– Я правильно понимаю, что мне надо отвезти его на каталке в другой корпус? Через улицу? Одной.

– Да, правильно. Вперед за работу.

– Анастасия Игоревна, думаю, юному дарованию будет куда интереснее и полезнее принять больную с волчанкой, – еще никогда голос Потапова мне не казался таким мерзким. Уничтожу, как букашку, когда появится возможность. – Когда еще увидишь такого пациента? Тем более наша санитарка уже свободна. Иди, Ариэль Константиновна. Седьмая палата, – забирает у меня историю болезни «мальчика» и вкладывает мне в руку новую.

И вроде бы надо радоваться, что не придется тащить сто с лишним килограмм, но радости совсем нет. Потому что принимать хоть какую-то помощь от этого козла еще хуже, чем плясать под дудку белобрысой. А ведь еще вчера я думала, что он вовсе не такой плохой, каким хочет показаться. Идиотка.

– Думаю, юному дарованию надо переквалифицироваться в медсестры и выполнять поручения врачей. Делать клизмы у нее неплохо получается, в отличие от осмотра и опроса больных, – вот же сука. – А диагнозы ставить – это точно не ее конек.

– Научится. Иди, – подталкивает меня, касаясь рукой моей талии. Вообще смертник, что ли, трогать меня? Еще и при белобрысой?

Каким-то чудом не произношу этого вслух.

***

Я была уверена, что никакой больной с СКВ не существует и эта свинья решил плюнуть в меня оставшимся благородством. Но нет, как только я начинаю изучать историю болезни, понимаю, что он не соврал. И пусть поступила девушка с осложнениями сахарного диабета, это не отменяет того, что у нее и вправду есть волчанка.

Не припомню, когда в последний раз чувствовала себя такой окрылённой. Да это уникум какой-то. Мечта всех студентов – поймать такую патологию. Чего не скажешь о девушке, имеющей все, что только возможно. Пытаюсь скрыть свое внезапно приподнятое настроение, чтобы не подумала чего дурного. Больному человеку не объяснить, что я радуюсь не ее болезни. Еще никогда я не проводила столько времени с пациентом.

– Думаю, Светлане уже пора отдохнуть, – дергаюсь, когда слышу позади себя знакомый голос.

– Да ладно вам, Сергей Александрович. Я впервые вижу у вас на практике заинтересованное лицо. Пускай порадуется девочка такой пациентке, как я. Да и она мне досуг скрашивает. Она, кстати, все правильно сделала?

– Скоро узнаем.

– Ну вы же смотрели, – замечательно. Он еще и наблюдал за мной. А эта тоже хороша. Хоть бы какой-нибудь знак подала.

– Все проаускультировали, Ариэль Константиновна? – жаль. Как же жаль, что рядом нет кипятка. Но объективности ради, он, в отличие от белобрысой, пока не унижает меня ни за что перед пациентами.

– Все, что надо я услышала, – на удивление спокойно произношу я, не поднимая на него взгляд.

– Расскажите мне, что именно.

Еще никогда с таким удовольствием я не отвечала на чьи-то вопросы. Наконец поднимаю на него взгляд. Выкуси, козел.

Не знаю, чего ожидала, но точно не выражение лица с неприкрытой насмешкой. И где я накосячила?

– Далеко не все.

– Светлана, – кажется, они знакомы очень хорошо, учитывая, что она без слов понимает, что Потапов просит ее поднять футболку. – Вот здесь аускультируй. Внимательнее.

Глава 14

Только один раз и то в качестве эксперимента. Только один раз. Повторяю про себя как заведенная. Разве можно хотеть того, кого ненавидишь и кому желаешь расквасить голову? Это какой-то бред. Полное отсутствие логики. Но отрицать то, что мне нравится, как он целует мою шею не могу. Я напоминаю себе кошку, которая трется о своего хозяина, дабы получить порцию ласки.

Обвожу взглядом зал и понимаю, что в клубе по-прежнему куча людей. Как я докатилась до такой жизни, что бесстыдно виляю задницей в объятьях аномального и даю себя трогать. И как я посмотрю ему завтра в глаза, когда протрезвею? Закрываю глаза, как только он разворачивает меня к себе. И хочется, и колется.

– Открой, – не сразу понимаю, что это он мне. – Глаза открой, – повторяет, зарываясь в мои распущенные волосы пятерней.

– Я не собачка, чтобы выполнять твои приказы, – да я просто дура, которая все равно выполняет «команду». Это выпитые коктейли так на меня действуют или у него и вправду охрененные глаза? Нет, не в алкоголе дело. Каким бы мудаком он ни был, смазливую внешность у него не отнять.

– И давно поплыла уже?

– В шесть лет. И, кстати, я очень хорошо плаваю.

– Смотри не потони. Ты же помнишь, что влюбляться в меня нельзя?

– В такого как ты невозможно влюбиться.

– Ты пропустила предлог «не»?

– Мечтать не вредно. Слушай, у тебя стояк сейчас джинсы прорвет. Не боишься опозориться при таком количестве народа?

– Когда-нибудь я подрежу тебе язык.

– А я тебе член, – с вызовом бросаю я. – И не оставишь после себя хамского потомства. Давай я тебе его сейчас чикну?

– Какая ж ты сучка, Эля.

– А ты скотина. Даже не знаю, кто из нас хуже.

– Когда-нибудь я тебя реально придушу.

– Смотри, чтобы я тебя первым не прид...

Договорить он мне не дает. Накрываем мои губы своими и тут же прикусывает мою нижнюю губу. Вот же сукин сын. Кажется, от злости я впиваю ногти в его шею. В ответ получаю болезненный шлепок по попе.

– Пойдем отсюда.

Прощай мозг и здравствуй мокрые трусы. Еле сдерживаю истерический смех, когда осознаю, что он приводит меня в кабинку туалета. Самое ужасное то, что я не останавливаю его, когда он закрывает дверь. Расстаться с девственностью в туалете? Да что может быть лучше? Заднее сиденье авто – шепчет противный внутренний голос.

Только когда Потапов сжимает обеими руками мою талию и усаживает на край столешницы, мне становится абсолютно все равно на то, где я нахожусь. Потянув за бретельки, он стягивает с меня платье, оголяя грудь. Нравится ли мне видеть, что он поплыл, уставившись на мою грудь так словно видит впервые? Безусловно да.

У меня точно крыша потекла, иначе я не понимаю, почему залипаю на его руке, задирающей мое платье. Разве у мужиков бывают такие красивые руки? И такие вены... Долбануууутая. Запрокидываю голову, крепко зажмурив глаза, когда ощущаю его губы на моей груди.

Бесстыдно развожу ноги, когда чувствую, как он касается ладонью внутренней стороны бедра. И стоит ему только провести пальцем по уже влажному кружеву белья, как из меня вырывается стон. Стону так громко, что хочется заткнуть собственные уши от этого противного звука. Очень противного звука, напоминающего будильник.

Резко распахиваю глаза и взгляд тут же фиксируется на потолке. Тяну руку к телефону и отключаю будильник. Я часто дышу, и кожа покрыта испариной. Хотелось бы надеяться, что это от долбаной жары. Тяну руку к трусам. Капец. Влажные. Ей-Богу, лучше бы напрудила. Было бы не так стремно.

Ладно, ничего страшного. Подумаешь, все себя удовлетворяют рукой. Только не все это делают представляя того, кого хочется грохнуть!

Еще никогда я не выла как раненое животное. Это просто…идиотизм. Резко встаю с постели и почти бегу в ванную.

***

Из хороших новостей есть только одна. Русланчик-таки достал мне справку. И вроде надо как-то посущественнее поблагодарить, чем приготовить очередную порцию гнезд. К тому же, он снова подвозит меня до больницы. Но я так выбита утренним событием, что у меня не остается сил придумать что-то посущественнее, чем спасибо.

Меня даже не напрягает, что он не скрываясь пялиться на мои ноги в коротком белом платье. Да смотри уж, раз трогать нельзя.

– Я ваша должница. Просите, что хотите в пределах разумного без плашки восемнадцать плюс, – на мой комментарий Руслан усмехается и тут же переводит на меня взгляд.

– Давай на ты. У нас несущественная разница в возрасте.

– А сколько вам?

– Двадцать восемь.

– Но дело не в возрасте. Субординация и все такое.

– Я не твой руководитель, ты не моя студентка. У нас половина врачей перетрахались друг с другом, если не больше. Так что, как видишь, никакая субординация их не смущала.

– И тем не менее. Так неправильно, – открываю воду и делаю глоток.

– Ну раз ты моя должница – пойдем в субботу в клуб.

Нет, сегодня однозначно не мой день. Хорошо, что глоток был небольшим. Иначе машина была бы вся заляпана водой.

– Извините, поперхнулась.

– Я скину адрес.

– У меня вряд ли получится.

– Почему? – потому что я не собираюсь с тобой трахаться.

– Хочу остаться в субботу на практику. Не врачебную. Я устраиваюсь медсестрой в наше отделение. У меня первая смена во вторник. Так что мне страшно облажаться, – и ведь ни капли не соврала. Реально страшно.

– Ну до часов четырех потусуйся с медсестрой, все объяснит, а вечером в клуб.

– Я подумаю. Если не слишком устану.

Без двадцати девять мы паркуемся у больницы, и я испытываю какое-то нереальное наслаждение, попавшись на глаза Потапову. Выкусь, аномальный. Ты мне в трусы никогда в жизни не залезешь. И платье никогда с меня не снимешь. Сухо поздоровавшись, он обводит придирчивым взглядом мои босоножки и ноги. И снова выкуси.

Глава 15

Стоит и продолжает на меня пялиться, прожигая во мне дыру. Только сейчас замечаю, что на нем непривычная для него одежда. Светлые джинсы, белая футболка и, накинутая поверх нее, расстёгнутая рубашка в клетку. Выглядит… моложаво. Не знала бы, сказала, что мой ровесник. На тридцатку гад совсем не выглядит. Особенно сейчас, когда он гладко выбрит. Ему идет. Ну давай, Эля, поплыви и вправду от него.

– Чего уставился?

– Обеспокоен. Думаю, что за хворь у тебя неясного генеза. У меня кот, когда блюет, такие же движения туловищем делает, – ну вот зачем я ввязываюсь в это, а он подыгрывает?!

– Это танцем зовется. Погугли на досуге.

– А больше похоже на конвульсии.

– Больше похоже на то, что с твоим появлением стало душно и нечем дышать. Не пошел бы ты отсюда?

– Даже так. А как же субординация? Осознаешь, что я с тобой сделаю в понедельник?

– То же, что и во вторник, среду, четверг, пятницу и иногда субботу. Так что дай отвести сегодня душу – иди на фиг.

– У тебя есть десять секунд, чтобы извиниться.

– А почему так много?

– Обычно я даю пять. Но для особо одаренных пьяных рыжих даю послабление в десять секунд.

– Окей. Отвалите, Сергей Александрович. Ой, то есть, я хотела сказать, извините.

– Ну так даже интереснее. До понедельника, – небрежно бросает Потапов, порываясь уйти.

– В понедельник я вывихну себе ногу.

– А я вставлю тебе. В смысле, вправлю ее.

– Мне кажется или вы оказываете мне знаки…домогания?

– Не уверен, что есть такое слово. Но если ты про домогательства, то нет, еще не начинал.

Я отчаянно не понимаю этого мужика. Первая пришедшая на ум мысль после того, как я сажусь за барную стойку, в надежде охладиться и протрезвиться холодной водой: я ему нравлюсь и поэтому он за мной следит. Только я быстро отметаю эту дурь. Даже если предположить, что она на меня запал, такой фигней он заниматься не будет.

И тут же в голову приходит другая мысль: он здесь, потому что папа попросил его за мной следить. А если точнее не попросил, а настойчиво наказал. А ведь я и правда не замечаю за собой никаких хвостов в последние дни. Кто бы просто так отпустил меня в далеко не виповский, плохо охраняемый клуб. Этого мне еще не хватало!

– Молодец, водичка в самый раз, – поворачиваюсь к подсевшему Руслану. – Многовато алкоголя для твоей комплекции за такое время. Для дальнейшей нашей программы надо повышать градус постепенно, иначе нас срубит.

– Дальнейшей программы?

– Да. Пойдем, уже все мои в сборе, – берет меня под руку и ведет к столику, за которым сидят двое новых мужиков. Ну как новых. Один из них Потапов. Сказал «до понедельника», а сам сидит за столиком Руслана, звездобол. Ну точно по поручению папы здесь.

Итого за столом пять мужиков и три девицы. Так себе расклад. Все о чем-то болтают и выпивают, я же зачем-то упорно смотрю на Потапова. Почему-то казалось, что он пить не будет. Но нет, хлещет уже второй бокал с виски. На него совершенно точно положила глаз блондинка. Он… кажется, тоже. И на меня совсем не обращает внимания. Когда почти вся компашка покидает столик, чтобы потанцевать и помимо нас остается один самый угрюмый мужик со странными маньячными глазами, аномальный резко переводит на меня взгляд.

– И давно ты поплыла? – смотрю на него как умалишенная.

– С детства. И, кстати, я очень хорошо плаваю, – дежавю, чтоб его!

– Смотри не потони. Ты же помнишь, что влюбляться в меня нельзя? – это какой-то бред. Или снова сон?

– В такого как ты невозможно влюбиться.

– Ты пропустила предлог «не»?

Нет, такого не бывает. И тут меня осеняет. Сон был с четверга на пятницу. Это бред! Надо просто заткнуться и держаться подальше от Потапова.

– Мечтать не вредно.

– Да уж какие тут мечты? Суровая действительность. Ты во мне дыру проделала, пока пялилась. Без обид, рыбка моя, не для тебя мама питона отращивала.

– Питона? Вы имеете в виду ужа, Сергей Александрович? – смех скрыть не удается.

– Я имею то, что ввожу. Питона, – насмешливо произносит он, отпивая виски.

– Смотрю и понимаю, какой же ты весь противный.

– Прям весь?

– Весь, весь.

– Тогда у тебя на редкость дурной вкус, Эля. А кто, по-твоему, тут не противный? Покажи, кому бы ты с легкостью дала.

Обвожу взглядом клуб и останавливаюсь на лице аномального.

– Тебе бы дала. Каблуком меж глаз.

– Понятно, рыжим больше не наливать.

– Шел бы ты отсюда. Реально надоел.

– Неблагодарная. Я, может, впервые хочу побыть хорошим.

– Хорошим?

– Может, я хочу защитить твою часть от посягательств.

– Честь?

– Ну, ошметки от нее, – когда-нибудь я реально его убью.

– Ты думаешь, я не знаю для чего ты здесь? Тебя папа подослал за мной следить, это я уже поняла. Не знаю, чем он тебе пригрозил или заставил, но я советую тебе заканчивать ходить за мной. Целее будешь, – выпиваю остатки очередного коктейля.

– Ты сейчас серьезно?

– А похоже на то, что я шучу? Сейчас будешь заливать, что ты типа здесь случайно оказался?

– Не случайно. Не от большого желания, но так иногда надо.

– Что и требовалось доказать.

– Я пришел сюда на день рождения парня, который сидел справа от тебя. Имен не называю, ты все равно ни хрена не слушала. Мы все одноклассники. И так уж случилось, что до сих пор дружим.

– Прям все за столом одноклассники?

– Девушки нет.

– Заливаете, Сергей Александрович. Руслан сказал, что ему двадцать восемь, – на мой комментарий Потапов лишь усмехается. И я понимаю – не врет.

– Нет, Эля, ему, как и мне, почти тридцать один. Я даю тебе бесплатный совет без сарказма и наших с тобой привычных подъебок. Когда Руслан вернется сюда и предложит тебе поиграть всей компанией во взрослые игры вне клуба, – наклоняется ко мне, тянет руку к моим волосам и убирает прядь волос за ухо. – Ты включаешь привычную умную дурочку, отказываешься и уезжаешь домой. Поняла меня?