Антонимы

Пролог

Он брёл в темноте, продираясь сквозь сугробы. Он давно уже не мог кричать, он замёрз так, что, казалось, никогда не сможет отогреться. Он безнадёжно заблудился и понимал это. А ещё он отчётливо понимал, что он умрёт в этом лесу, и это осознание было не сродни тому, что каждый знает, что не вечен. Нет. Он понимал, что он умрёт сегодня. Через несколько часов. А может, минут. И он точно знал, как это случится.

Единственным, что не давало ему остановиться и сдаться под натиском стужи, была мысль о сыне. Он не хотел, чтобы его сын умер в этом лесу один, он должен быть с ним рядом. Всегда. Они останутся навечно в горах среди этих древних сосен, их заметёт снегом, над ними будут проноситься бури и сиять щиты валькирий. Но он будет держать сына за руку, чтобы тот не остался в одиночестве.

Сейчас в этом холодном зимнем лесу, посреди вьюги, темноты и ужаса всё его могущество испарилось. Рухнуло. Рассыпалась ледяным крошевом. Вся его сила оказалась ничем, ведь он не может найти своего сына, не может сделать единственное, что для него важно.

Он брёл вперед, зная, что идёт в никуда, и всё равно не мог остановиться, перестать передвигать ноги. Ему не было страшно умирать, уже нет. Ему казалось – ещё одно небольшое усилие, ещё одно, и он справится, он найдет его. Он не сможет его вынести сквозь бурю, на это у него не хватит сил, он чувствовал это. У него не хватит сил, чтобы отогреть его теплом своего тела. Но он попытается всё равно.

Снег залепил ему глаза, заморозил бороду, налип сосульками на волосы на непокрытой голове. Его зубы уже давно перестали стучать, челюсти свело смертной судорогой, он не чувствовал лица. Ему было уже не больно.

И тут ему померещилось то, чему просто не место было здесь, в логове смерти. Он медленно, будто во сне, повернул голову, попытался разглядеть горящий в лесу огонь. Какая глупость! Здесь не может быть никакого огня. Но порыв ветра снова донес до него призрачный запах горящих поленьев.

Он повернулся и побрёл лицом к ветру. Какая разница, куда идти? Может быть, он уже чует огни, горящие в чертоге Вальхаллы? Но нет Вальхаллу вместо огня освещает блеск мечей павших в бою героев, а он никакой не герой. Он не смог спасти даже своего сына.

Нет. Наверное, это Муспельхейм, юг мировой бездны Гинунгагап, поглощённый вечным огнем. Последнее прибежище трусов и подлецов. Ему не дозволено будет даже попасть в Хельхейм, холодное царство богини мёртвых, чьё лицо наполовину живо и прекрасно, а наполовину мертво и чудовищно.

Что это впереди? Ему мерещится или нет? Прищурившись, он сосредоточился и увидел посреди бури, вроде бы, мелькнувший между деревьями слабый отблеск. Он побрел к нему, не разбирая дороги и проваливаясь в снег по пояс. Ему казалось, что он бежит, надсаживая своё измученное сердце. На самом деле он едва волочил ноги, которых давно не чувствовал.

Всё вокруг казалось ему ненастоящим, замёрзшее тело было чужим, будто он давно уже умер и сбросил бренную плоть где-то там, далеко позади, меж вековых деревьев, и это недвижимое тело заносит жестокой вьюгой. Будто только беспокойный дух его, вырванный из умирающего тела, продолжает искать сына, хрипя его имя сквозь непослушные губы.

В полубреду он продирался вперед, выискивая глазами хоть что-нибудь. Безумная надежда, бред гаснущего сознания. Сейчас он провалится в царство мертвых, он чувствовал его стылое дыхание, проникающее в его сердце. Оно уже пропускало удары, силясь продлить его бесполезную жизнь. Что ж, он не будет роптать. Он будет знать, что сделал абсолютно всё, что мог.

Перед его глазами забрезжил неземной свет. Наверное, это последнее, что он увидит в жизни.

Нет… Его сын… Он должен его найти…