Апокалипсис

1. Начало конца

Помнится, Фестиваль Британии провели с мая по сентябрь в 1951-м. Говорили, чтобы народ почувствовал: вот, восстановление после войны, надежда. Сплошная витрина, если честно. Ну а теперь его опять решили устроить. Почему? Что, снова война на горизонте?

Пахнет дешёвой показухой. Правительство пытается убедить всех, что мы не застряли в болоте. Пыль в глаза. Для кого стараются? Для американцев? Европейцев? Или для кого-то с Марса? А может, всё банальнее — для России.

С момента, как только об этом объявили, вся лента в соцсетях забилась под завязку. Новости, блоги, журналы, радио — куда ни ткнись, везде один и тот же маниакальный заголовок. Как будто кроме этого чертового фестиваля в стране ничего больше не происходит. Хотя, возможно, именно этого они и добивались.

От всей это бессмысленной и абсолютно глупой суеты я могла спрятаться только дома. Я, как могла, пыталась отгородиться от всего этого абсурда, но недели три назад, во время завтрака, подруга Элис вошла на кухню и поделилась новостью: подготовительные работы к Новому Фестивалю начинаются в Сент-Джеймсском парке.

Я лишь кивнула, не отрываясь от ежедневника. Он у меня не для красоты — просто пишу, что в голове. Мозг так лучше работает. Но, конечно, всё пошло прахом, когда она встала совсем рядом и почти прокричала мне в ухо:

— Ева! Я всё понимаю, тебе это всё не нравится, но поднимай, пожалуйста, свою филейную часть – и пошли!

Я тяжело вздохнула, убрала блокнот в рюкзак.

— Элис, я уже говорила. Не хочу туда. Что там делать? Очередная попытка власти доказать, что всё хорошо. — голос прозвучал раздражённо, но без злости. Я знала, что пойду. Знала с самого начала. Просто хотелось поворчать.

— Себастьян уже ждёт внизу. Двигайся, — просияла она, как солнечный зайчик, и скрылась в коридоре.

С этими двоими мы знакомы с малых лет. Себастьян и Элис — полные противоположности. Он — хмурый реалист, почти пессимист. Она — оптимизм в человеческом обличии. Они как две разные полярности: идеально притягиваются — но упрямо делают вид, что ничего не происходит.

Себастьян... у него не было детства. Отец погиб в аварии, мать сломалась и утонула в бутылке. Ему приходилось тащить себя самому — и с тех пор он ни от кого не принимает помощи. Только сам. Говорит мало, речь у него как броня — грубая, но крепкая.

А Элис — другое дело. Всегда была любимицей судьбы. Родители, внимание, игрушки, потом поездки, кружки, фестивали... всё, что хочешь. Только вот дурой она никогда не была. Деньги тратить любит, да. Но с мозгами у неё полный порядок.

***

Мне тогда было всего четыре. Смешной возраст: мир делится на «можно» и «нельзя», и ты искренне считаешь, что если закрыть глаза, то станешь невидимкой. Я тогда не знала, что эта встреча — на всю жизнь.

Мы семьёй переехали в новый район. Маленький, скучный домик на краю жилого комплекса. Родители были почти всегда заняты на работе. Так что я часто играла одна. Камушки, палочки, куклы в траве — мой круг общения. Пока однажды...

Я строила что-то в роде замка из песка на старой детской площадке — качели ржавели, горка была вся в облезлой краске. Я тогда нарочно не смотрела в сторону ребят — там, у качелей, играли двое. Мальчик с копной каштановых кудрей, весь в веснушках, в куртке не по размеру. И девочка — тёмные волосы, собранные в два перекошенных хвоста, с ехидной улыбкой на губах.

— У тебя зубы в песке, — сказала она, когда подошла. Просто встала напротив и уставилась на меня.

— У меня нет зубов в песке! — обиделась я. Это был не зуб, а кусок белого пластика.

— Себ, иди глянь! — крикнула она, и тот самый веснушчатый мальчишка неохотно подошёл. Он уже тогда был серьёзным – в 4 года, представляете? Смотрел как взрослый.

— Это не зуб, Элис, — сказал он после минутного разглядывания. — Ты опять путаешь. У тебя воображение сносит крышу.

Я ожидала, что они уйдут. Но вместо этого Элис села рядом и стала докапываться до моей песочной крепости. А Себастьяна я поймала взглядом: он молча присел чуть в стороне, будто не хотел, но чувствовал, что должен быть тут, с нами.

Так всё и началось...

Мы стали почти неразлучны. Кто-то называл нас «тройкой бедствий». Местные дети или сторонились нас, или тянулись — как к магнетическому полю. Мы дополняли друг друга, как три пазла, которые случайно идеально совпали.

Элис вдохновляла. Себастьян уравновешивал. А я... я просто была с ними. И этого было достаточно.

***

Даже в 4 года Элис была ураганом. Худенькая, вечно в движении, в синяках и царапинах — её невозможно было остановить. Она могла спорить о том, что облака — это сахарная вата, и ругалась, если кто-то говорил иначе. Смеялась громче всех, плакала неожиданно, умела быть безумно доброй — а в следующую секунду могла дёрнуть за косу и убежать.

Со временем она стала моей самой близкой подругой. Она первая сбегала со мной в лес за границей квартала. Первая научила драться — «локтем в нос, не целясь». Она не боялась говорить правду в лицо, даже когда это больно. В ней было что-то дикое, но невероятно верное.

А Себастьян был её полной противоположностью. Спокойный, уравновешенный, сдержанный. С самого начала он был тем, кто думал, прежде чем говорить. В песочнице он не строил — он проектировал. Он не спорил — он предлагал аргументы. Иногда мне казалось, что он старше нас лет на десять.

В играх он всегда брал на себя роль стратега. Если Элис хотела лезть в дом заброшенного старика, Себастьян первым говорил: «Надо взять фонарь. И палку». Он не запрещал, не осуждал — он заботился. Спокойно, без крика. Он был как фундамент, без которого не построишь даже шалаша.

***

Пока я это вспоминала, мы уже добрались до парка. Толпа, запах жареной еды, музыка так и лупит по ушам, сувениры на каждом шагу. Словно город решил прикинуться весёлым, забыть всё, что давит на него каждый день.

2. Ураган гипотез

С тех пор прошло почти три недели. За это время я сделала важный вывод: эти существа думают. Может, не как люди. Может, это примитивный инстинкт. Но всё равно — они могут принимать решения. Могут общаться. Могут выбирать: убить или «обратить».

Я временно живу в Ройал Мардсен — государственной онкологической больнице. Основана в 1851 году, первая в мире клиника по лечению рака. Старое здание, потрескавшиеся стены, но внутри — современное оборудование, лаборатории, аптечные запасы. Рай на фоне остального ада.

Сначала я просто жила. Потом начала исследовать. Лазила по кабинетам, собирала материалы, пыталась найти хоть какую-то закономерность. Может, шанс на вакцину.

Но сегодня всё пошло не по плану. Выстрелы. Кто-то ворвался. Я схватила пистолет, захлопнула лабораторию и пошла на шум. Обычно сюда никто не заходит. Ни люди, ни эти твари. В коридоре — фигура. Мужчина. Высокий, в чёрном, с автоматом в руках. На поясе пистолеты, ножи. Опасный. Опытный.

— Алекс? — не поверила я.

— О, Ева! — он улыбнулся, как старому другу. — Рад видеть. — и продолжил методично отстреливать зомби. В ноги.

— Ты промахиваешься специально?

— Ну... возможно. — ухмыльнулся он. — А ты чего тут?

— Живу. Тут лаборатория хорошая. А ты осторожнее, у них регенерация бешеная.

— Сама-то чего в одиночку здесь? — он наклонился к убитому зомби.

— Осторожно! — выстрелила я, когда мертвец дёрнулся. — Я здесь одна. Почти.

— Почти? — приподнял бровь Алекс. — Ладно, показывай лабораторию.

Я повела его вниз. Он — за мной, волоча тело зомби. На полу оставался след из крови.

— Знаешь, там в подвале зомби. Один. Особенный.

— Ты меня ему скормить хочешь? — рассмеялся он.

— Он безобидный. Даже разрешает брать анализы.

— Даже?.. — усмехнулся Алекс.

— Не тупи. Не стреляй. И не ори. — я открыла дверь.

В углу стоял он — мой «подопытный». Назвала его Фома. Когда тот увидел Алекса, зарычал.

— Он свой, — спокойно сказала я.

— Ты не шутила?.. — Алекс побледнел. — Как такое возможно?

— Не знаю. Он меня не трогает. А тебя — явно не любит. Может, запах. Может, что-то ещё. — я пожала плечами.

— Ты в курсе, что весь мир на коленях? Америка, Россия ещё как-то держатся. Но в целом – мрак.

— В курсе. Потому и исследую. — протянула ему блокнот. — Всё фиксирую. Пытаюсь понять.

Алекс молча читал. Долго. А я брала очередной анализ у Фомы. Спокойно. Почти как в нормальной лаборатории.

Вдруг почувствовала взгляд. Подняла голову — и встретилась с глазами Алекса. Ужас. Непонимание. Страх.

— Что?

— Ты не такая, как все, — медленно сказал он.

Я впервые за долгое время задумалась: а если он прав?

— Ты удивительная, — наконец сказал он. — Серьёзно. Ты тут, одна, живёшь, работаешь, дружишь с зомби... Это больше, чем респект. Я искал лабораторию, искал, как изучить их. А ты уже всё устроила. Молодец.

— Спасибо. — Я не знала, что сказать. — А... как там Оливия?

Лицо его потемнело.

— Не знаю. Благодаря тебе она за стеной. Жива. Не видит этот ужас. Я должен радоваться. Но... я всё равно переживаю. Не могу не думать.

— У меня там друзья. С детства. Знаю, каково это – не знать. Но она в безопасности. А ты здесь. Значит, сильный. Или глупый. Но точно не равнодушный.

Он ничего не ответил. Лишь посмотрел на меня, потом на Фому. Подошёл чуть ближе — и тот тут же зарычал.

— Ладно, ладно... — поднял руки Алекс. — Он явно меня не любит.

— Взаимно. — я хмыкнула. — Не трогай его. Он важный.

— А ты и вправду... с ним? — он снова усмехнулся, но взгляд был серьёзный.

— Извращенец. — я закатила глаза. — Это наука. И жизнь. Не больше.

— Ну, звучит как «больше». — он улыбнулся и, неожиданно, приобнял меня за плечи. — Извини. Просто... ты единственная, кто остался. Из живых.

— Ну, кроме Фомы. — напомнила я, показывая на зомби.

— Да. И ты ему явно нравишься. Хотя, скорее всего, наоборот. Но ты... не такая. Ты как будто вне их логики.

— Я стараюсь понять, как они думают. Анализирую поведение, структуру мозга, реакции. — я протянула ему блокнот.

Он листал его молча. Записей немного — я больше держу в голове. Пока он читал, я снова взяла у Фомы кровь. Он даже не дёрнулся. Как будто знал.

Когда я обернулась, Алекс смотрел на меня так, будто впервые видел.

— Что? — спросила я.

— Ты... — он качнул головой. — Даже не знаю. Либо гений. Либо уже одна из них.

Я посмотрела на него — спокойно. Потом усмехнулась:

— А может, всё сразу.

— У них быстрая регенерация? — Алекс уставился на меня так, будто я только что заявила, что мертвецы умеют танцевать вальс. — Ты ведь писала, что даже если прострелить мозг, это ещё не гарантирует смерть.

— За месяц они сильно изменились, — я устало выдохнула и поставила вакутейнер в подставку для пробирок. Пальцы неловко дрогнули – усталость давила на тело, как влажное одеяло. — Эти... мертвецы не только быстро восстанавливаются. Если убить одного, остальные, кого он обратил недавно, тоже погибают.

Конечно, я умолчала, что это «недавно» — примерно час. Не стоит выкладывать всё сразу. Алекс смотрел на меня, прищурившись. В его взгляде читалось то ли недоверие, то ли смесь интереса и полного непонимания.

— Что? — буркнула я, убирая со стола разбросанные салфетки. — Хотел изучать – вот тебе поле для исследований. А не хлопай на меня ресницами.

— Это... поразительно. Ты – одна. Он тебя не трогает. Выжила здесь. Девушек почти не осталось.

Он замер, продолжая смотреть, будто впервые увидел.

— Слышала про Ястреба? — спросил он с напряжённой прямотой, будто проверял мою реакцию.

— Слышала, — ответила я спокойно и встретилась с ним взглядом. — С его людьми даже пару раз пересекалась.

Это группа, собранная буквально в первые дни после начала всего этого кошмара. Кто-то говорит — бывшие военные, кто-то — просто те, кто был первым у оружия. Объединились быстро. Жестко. Захватили склады, бензовозы, броневики. Сейчас они — как дикие собаки без цепи: творят, что хотят. Забирают себе всё — еду, оружие, людей. Особенно женщин. Бьют. Насилуют. Убивают. Смеются.

3. Ожидай неожиданного

После звука разбитого стекла наступила странная пауза. Будто кто-то затаил дыхание. Послышался шорох, тихие голоса — неразборчивые, как в тумане. Алекс вроде напрягся, но я сомневаюсь, что он слышит то, что слышу я.

— Их трое, — бросила я, не оборачиваясь.

— Откуда ты знаешь?.. — он вскинул брови, но быстро отвёл взгляд обратно в темноту коридора. — Хотя... с тобой, похоже, всё возможно. Только пообещай, что однажды просветишь меня.

В его голосе проскользнул сарказм, но не злой — скорее, растерянный. Я едва заметно усмехнулась.

— Просто у меня хороший слух. А ещё мне бы самой не помешало разобраться, что, чёрт возьми, здесь происходит.

Шла вдоль стены, чуть пригнувшись, почти не дыша. Что-то тут не так. Тишина звенящая, противоестественная. Как перед бурей. На повороте рванула вперёд, резко выставив вперёд пистолет. Пусто. Коридор был тихим и пустым. Слишком тихим.

— Они не могли уйти далеко... — выдохнула я, почти себе под нос.

— Верно. Не могли, — отозвался кто-то у меня за спиной. Мужской голос. И насмешка в нём такая... липкая.

Я замерла. Холодный металл у самой головы. Сайга. Почти уверена. Калибр — около 18,3 мм. Сайга-12, скорее всего. Исполнение... тридцатое? Судя по весу — да. Удерживает он его расслабленно. Если бы хотел убить — сделал бы это без предупреждения. Значит, есть мотив. Значит, шанс есть.

— Чего застыла? — продолжал он, развлекаясь. Голос звучал весело. Даже слишком.

— Думаю, с какой стороны начать, — произнесла я почти лениво и обернулась. — Тебе как больше нравится? Хотя не важно. Не отвечай.

Рывок — и дуло оказалось у него под носом. Он присел, едва я ударила его ногой в колени. Хорошо сработано. Руки не дрожат. Пока.

— Левый — коронный, правый — похоронный. Так меня учили, — усмехнулась я, глядя ему в глаза.

Осмотрелась. Лысоватый мужчина лет сорока, с влажным лбом и неестественно розовым лицом, будто его только что вытащили из сауны, стоял на коленях. Из носа тонкой струйкой капала кровь — то ли от стресса, то ли я всё же ударила сильнее, чем думала. Одета эта развалина была в тёмно-синий жилет с кучей бессмысленных карманов, словно он всё ещё верил, что может пригодиться хоть кому-то.

Позади него стояли двое. Парень лет тридцати — высокий, но сутулый. Телосложение, вроде, крепкое, но руки вяло свисали вдоль тела, как у марионетки без нитей. На правом глазу — старая белёсая царапина, растянутая по дуге, как будто его кто-то полоснул когтем. Он молчал, но в глазах — та самая пустота, что бывает у тех, кто видел слишком много. Или делал слишком много. Куртка с военными нашивками, но слишком чистая, будто снята с мертвеца. На шее — шнурок с каким-то медальоном. Наверняка сентиментальность, прикрытая видом охотника.

А вот девушка... выглядела более опасной. Не из-за оружия — оно просто подчёркивало суть. Она была из тех, кто не делает резких движений зря, потому что каждое — просчитано. Статная, с длинной шеей и прямой осанкой, как у бывшей балерины или солдата. Брюнетка, с волосами, заплетёнными в косу, уложенную поверх головы, будто корона из черноты. Черты лица резкие, скулы острые, глаза светлые, ледяные, будто не настоящие. На поясе нож, у бедра — крепление для патронов. На вид — лет тридцать, но в её взгляде читалась усталость человека, которому давно всё надоело.

Я смотрела на них и понимала: такими не становятся просто так.

Такими делают обстоятельства. Или ты сам.

— Ты в меньшинстве, — брюнетка скалилась, как волчица. Не уверена, что она вообще умеет улыбаться по-другому.

— Я бы поспорил, — послышался знакомый голос Алекса. О, наконец-то, я уж начала думать, что он решил побродить где-нибудь ещё.

— Один плюс один – два. А нас трое, — парировала она, но мы уже молча подхватили по второму стволу.

— Четыре огнестрела против двух. Как мило, — хмыкнула я. — Что вам нужно?

— Ты. — она сделала шаг вперёд, не отводя от меня дуло. — Если сдадим тебя охране у стены и покажем, что случилось у здания, нас пустят внутрь. А что будет с тобой – уже не наша проблема.

— Интересная логика, — я осталась невозмутима. — Но вы не учли одного. Я никуда не пойду. И не думаю, что вас так уж манит спасение. Скорее всего, вы ждёте награды. Глупо. Вас всё равно не спасут.

— А разве нет?.. — она почти шептала. И в этот момент снова послышался звон стекла.

Рефлекс сработал — я выстрелила. Промах. Только задела её плечо.

— Чёрт... — выдохнула.

Позади нас возникли ещё пятеро. Все в масках. Все с оружием. Отлично. Просто идеально. Как я могла так просчитаться?..

— Ну и кто теперь в меньшинстве? — ещё один голос. Спокойный, уверенный. Но не ядовитый. Скорее... фатальный.

— Ваша взяла, — выдохнула я. Медленно положила оружие на пол и подняла руки.

— Ты что задумала, Ева?.. — Алекс уставился на меня, как будто я только что сожгла Конституцию.

— Увидишь, — прошептала. — Не хочу, чтобы та девочка осталась без брата.

3... 2... 1...

Глухое рычание. Сначала одно, потом десятки, потом сотни. Из окон, из дверей, из щелей и трещин — мертвецы лезли внутрь, жадно, с хрипами, с первобытным голодом.

— Ну и кто теперь в меньшинстве?.. — передразнила я, улыбнувшись краешком губ. — Никто не уйдёт отсюда живым.

— Бежим! — рванула к Алексу, схватила его за руку. Он не сопротивлялся. Хорошо. Значит, доверяет.

Мы вылетели из здания, свернули за угол. За разлапистыми деревьями, под старыми ветками, стояла машина. Ржавенькая, но на ходу. Бензин был. Я проверяла заранее. Всегда держу запасной план.

Села за руль, ключ в замке. Щелчок. Жужжание. Завелась.

— Может, теперь расскажешь, что вообще происходит? — Алекс пристально смотрел на меня. Слишком пристально.

Я вдохнула.

— Надо домой. Мои родители были учёными. Пропали полтора года назад. Я думаю, они что-то знали. Что-то, что касается всей этой чертовщины. — всё это вылетело одним сплошным предложением. Даже не помню, когда успела набрать воздух.