Апрель для Октября

Глава 1

Билли Эванс ненавидел множество вещей. Тушёную капусту, физкультуру, мытьё головы, когда отец орал на мать, когда мать перебирала «Будвайзера». Но мужские раздевалки он ненавидел особенно сильно. Будь его воля, выжег бы их все напалмом к дьяволовой тёще и даже не поморщился бы. Раздевалки были территорией таких ублюдков, как Бен Нолан и его прихлебатели; обычно Билл старался попасть туда в основном потоке одногруппников, но даже тогда переодевался с армейской скоростью. Принять после физкультуры душ? Ха-ха, нашли мазохиста. Да если Билли, наученный горьким опытом, понимал, что серьёзно опаздывает, то сразу топал в медпункт, а не в раздевалку. Лучше нажаловаться на несуществующую головную боль и всё занятие просидеть в воняющем хлоркой лазарете, чем реально рисковать здоровьем. Сегодня он поступил бы так же — если бы не некое обстоятельство, неудобно пристроенное за ремнём джинсов.

Раздевалка встретила его гулкой тишиной.
«Неужто пронесёт?»
Дьявол, Билли не верил в чудеса, но вдруг? Он подошёл к своему шкафчику и увидел на нижней части дверцы мокрое пятно. На полу под ним была небольшая лужица, и пахло всё это очень характерно. «Уроды!» — Билл сжал кулаки в бессильном гневе. Он и так уже не успевает на занятие, а если будет убирать чужое ссаньё, взыскание от чёртовой сучки миз Грааф ему гарантировано. Только выхода особого не было — взыскание от декана, которому наверняка донесли о нарушении, обойдётся намного дороже. Выбрав из двух зол меньшее, он собрался идти за ведром и тряпкой, но тут за его спиной грохнула дверь.
— Вонючка! Опять опаздываешь!
Билли рефлекторно втянул голову в плечи. Был бы он черепахой — целиком бы спрятался в своём панцире.
— Ну-ка, смотри на меня, ты, педрила!
Билл обречённо повернулся: Бен Нолан собственной персоной в сопровождении преданных псов — Тайлера Роуча и Джима Дилана.
— Мы ведь тебе уже столько раз объясняли, Вонючка, — Нолан сдул с глаз светлую чёлку и принялся с демонстративной неспешностью закатывать рукава, обнажая мускулистые предплечья. — Опаздывать на занятия миз Грааф нельзя. Что ж ты такой тупой, а?
— Мож, он не тупой, — хохотнул Роуч, закрывая дверь и для надёжности подпирая её лавкой. — Мож, он не просто педик, а педик-извращенец? Ну, которым нравится, когда их лупят. У него, вон, даже стоит, походу.
Стоит? Билли вместе со всеми посмотрел на свой закрытый длинным растянутым свитером живот и вдруг вспомнил про обстоятельство.
Это было, словно тумблер перещёлкнули. Страх и отчаяние исчезли, как не бывало, а на их место пришла спокойная, злая уверенность.
— Хотите покажу? — Билл не узнал свой голос, так ровно и беззаботно он звучал.
— Эй-эй, педрила, держи-ка хрен при себе, — торопливо приказал Нолан, однако было поздно. Билли одним движением вытащил из-под свитера отцовский «глок». Сухо щёлкнул взводимый курок, и чёрное дуло, не дрогнув, уставилось прямо в грудь Бену Нолану.
— Что ты там сказал? — мягко переспросил Билл. — Я не расслышал, повтори.
Написанный на лицах врагов смертельный ужас пьянил не хуже самогона Старого Эда. «Теперь я тут главный, — думал Билли, и рот его кривила акулья усмешка. — Я могу заставить их умолять о пощаде, лизать мои кроссовки, отсосать друг другу — дьявол, да вообще всё! Я даже могу их убить, перестрелять одного за другим, как пивные банки у нас за домом. А потом пойти на физкультуру и всадить пулю в лоб миз Грааф, или нет, лучше сразу к декану, или… Ладно, сначала эти».
Свет в раздевалке потускнел, словно упало напряжение в сети, но никто из четверых студентов этого не заметил. Как не заметил и сгустившуюся тень под лавкой позади Билла.
— Сейчас я вас убью, — буднично сообщил Билли, и на самой грани слышимости чей-то голос шепнул ему: «Правильно, молодец».
Никогда прежде он не видел, чтобы кому-то было настолько страшно.
— Эванс, Билл, — забормотал Дилан, по-крабьи пятясь к закрытой двери, — ты чего, приятель, мы же просто пошутили. Мы ничего такого…
— Не надо, мы что хочешь, — трясущийся Роуч пустил петуха, — что хочешь сделаем, только не надо, пожалуйста, Билл, ну, пожалуйста!
«Самое забавное, — отстранённо подумал Билли, — что они помнят, как меня зовут». Он посмотрел на Нолана — в упор, словно зрачки его тоже были пистолетными дулами — и вдруг на секунду увидел своего главного врага по-настоящему, без сжигающей душу ненависти. Увидел парня — такого же, как сам Билл, — перепуганного до полной потери воли и с расплывающимся в промежности мокрым пятном. Великий и ужасный Бен Нолан банально обоссался, и это выглядело настолько жалко, что его вдруг расхотелось убивать.
«Эй, погоди! — всполошился некто в Билловой голове. — Они столько над тобой издевались, а ты решил их простить? Ты что, струсил?»
«Нет».
Билли убрал палец с спускового крючка и опустил «глок».
— Слушайте, вы.
Враги мгновенно прекратили скулёж.
— Если хоть один из вашей компании ещё раз полезет ко мне, — Билл оскалился. — Или я решу, что он ко мне лезет, я снова возьму пистолет и перестреляю вас, как цыплят. Не надейтесь на чью-то защиту — ни одна живая душа не поверит, будто Вонючка Эванс заставил обмочиться трёх самых крутых парней школы. Поэтому просто оставьте меня в покое, поняли?
Дилан с Роучем закивали с таким энтузиазмом, словно трясли хаером на рок-концерте, Нолан продолжал стоять неподвижно. «Парализовало его, что ли, от страха?» — удивился Билли и продолжил:
— А теперь быстро убрали своё ссаньё с моего шкафчика. И пока убираете, придумайте, как будете отмазывать меня перед миз Грааф. Ну, чего тормозите? Работайте, уроды.
Роуч и Дилан едва не посбивали друг друга, бросившись выполнять приказ, а немного пришедший в себя Бен Нолан кулем осел на холодный пол.

Тень под лавкой окончательно потеряла свою неестественную черноту.

***

Карстон-сити лежал на широкой равнине у подножия Аппалачей, почти пополам рассечённый рекой, чьи стальные воды зажимали бетон и камень бесконечных набережных. Если смотреть с высоты далеко выдававшегося вперёд утёса Семи Ветров, был хорошо заметен контраст между многоэтажной — промышленной, и одноэтажной — спальной, частями. Словно два разных города, неровно сшитых между собой многочисленными мостами и мосточками. Утёс Семи Ветров вообще был идеальной смотровой площадкой, и так считали не только люди.

Глава 2

Об измене мужа Молли узнала случайно. Рано утром Фил вернулся домой из очередной короткой командировки, чмокнул в щёчку встретившую его на пороге жену и первым делом пошёл в душ, оставив смартфон на журнальном столике в гостиной. Молли как раз зачем-то пробегала мимо — кажется, открывала окна, чтобы проветрить комнаты перед завтраком, — когда её внимание привлекло треньканье пришедшей эсэмэски. Раньше она никогда не заглядывала в мужнин телефон, а сейчас словно на ухо кто-то шепнул. Молли бросила любопытный взгляд на экран и до того, как он погас, успела выхватить: «чудесная ночь», «люблю», «повторим?».

«Что?»

Молли протянула к смартфону руку, но сразу же отдёрнула — сверху послышались шаги Фила.

— Мол? Завтрак готов?

— Да, — севшим голосом на автомате ответила Молли, тряхнула головой и уже громче повторила: — Да, приходи.

После завтрака Фил лёг вздремнуть — «Никак не привыкну спать в самолётах, милая, разбуди меня через пару часиков». Молли подумала, что сегодня самолёты точно ни при чём, однако молча кивнула. Дождалась, пока муж уснёт покрепче, на цыпочках прокралась в спальню и аккуратно взяла с его тумбочки проклятый смартфон. Почему-то чувствуя себя преступницей, открыла раздел сообщений — утреннее закономерно находилось в самом верху списка. Прислал его некий «Дж. Смит», однако Молли сильно сомневалась, что Фил — скрытый гей. Она развернула диалог с этим Смитом — сплошные «люблю», «мой зверь», «встретимся», «скучаю». С каждой прочитанной строчкой челюсти Молли сжимались всё сильнее. Добравшись, наконец, до начала переписки, она посмотрела на дату — третье апреля. Полгода, шесть чёртовых месяцев Фил трахает другую и имеет наглость приходить домой, целовать Молли, называть её «милой», есть приготовленную ею еду, спать в их общей постели — как будто всё нормально. Ей со страшной силой захотелось вышвырнуть смартфон из окна, чтобы эта проклятая штука ударилась о бетон садовой дорожки и разлетелась на тысячу, нет, миллион, крошечных обломков. Но вместо этого Молли бесшумно вернулась в комнату, не глядя на спящего мужа, вернула смартфон на место и ушла чистить раковины.

Она с детства любила делать уборку, однако в последнее время эта страсть приобрела поистине угрожающие размеры. Каждый день Молли выметала, намывала, отчищала, полировала — благо в частном двухэтажном доме всегда было, что. Она работала в перчатках, тем не менее универсальное чистящее средство всё равно каким-то образом попадало на кожу. Молли стала по-настоящему стесняться своих рук — загрубевших, в некрасивых красных пятнах, с болезненными трещинками вокруг ногтей. Не спасали ни кремы, ни масла; помочь могло только радикальное сокращение времени на уборку, однако об этом она не хотела даже думать. Монотонные, однообразные действия и зримый результат трудов хотя бы ненадолго давали ей успокоение и ощущение собственной нужности. Иногда к Молли приходила мысль, что, возможно, стоило бы найти какую-нибудь работу. Вот только кому нужна домохозяйка, десять лет просидевшая на шее у мужа? И потом, Фил наверняка был бы против. Ведь это он настоял, чтобы она целиком посвятила себя дому. А Молли не могла пойти против желания мужа, ведь она так любила его.

До сегодняшнего утра.

Ночью Молли долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, то сбрасывая одеяло, то закутываясь в него с головой. Рядом мирно сопел Фил — днём они, как примерная семья, выбрались на пешую прогулку в горы и порядком устали. Только вот ни свежий прохладный воздух, ни красивые виды не улучшили настроения Молли. Фил же, казалось, совершенно не замечал, что с женой что-то не так. «Неужели ему настолько плевать на меня?» — думала женщина, и лёд, сковывавший её душу, становился всё толще. Наверное, именно из-за этого холода ей никак не засыпалось, а когда Морфей всё же снизошёл до неё, то принёс с собой очень странный и пугающе реальный сон.

Она оказалась в холле старинного замка — по крайней мере, именно так Молли всегда представляла себе старинные замки. Огромное, гулкое помещение с высоченным сводчатым потолком, под которым парила люстра с доброй сотней зажжённых свечей. Пол был выложен каменной мозаикой, стены занавешивали гобелены со сценами охоты, и в неверном свете живого пламени казалось, будто вытканные на них люди и собаки внимательно смотрят на незваную гостью. Наверх вела широкая, застеленная тёмным ковром лестница, ступени которой постепенно исчезали во мраке второго этажа. Молли подумала, что не очень хочет туда идти, и, осмотревшись внимательнее, заметила справа от себя массивную дверь. Сквозь узкую щель между створкой и косяком пробивался свет, и пришелица, решившись, осторожно приблизилась. Потянулась к ручке в виде головы дракона, однако дверь неожиданно приоткрылась сама собой. Молли замерла, словно кролик перед удавом. По спине спустилась волна мурашек, захотелось немедленно сбежать, но тут из-за двери раздался глубокий мужской голос:

— Ну что же, вы, Мария? Заходите, не стесняйтесь.

Тогда Молли собрала в кулак остатки мужества и вошла.

Новое помещение было гораздо меньше и уютнее холла. Здесь, кроме расставленных тут и там трёхзубых шандал с горящими свечами, вовсю пылал камин, и Молли вдруг поняла, что успела сильно замёрзнуть. Единственное окно плотно занавешивали тяжёлые шторы, каменный пол укрывал ковёр с таким высоким ворсом, что ноги утопали в нём, как в неглубоком ручье. У камина стояли два кресла, больше похожие на троны, между ними расположился низкий столик, сервированный для чаепития, а на каминную полку небрежно опирался высокий черноволосый незнакомец.

Глава 3

Она проснулась одна — после очередного повышения Фил взял привычку выходить по утрам на пробежку. Его подушка ещё хранила отпечаток головы, значит, встал он совсем недавно. Молли зачем-то провела по вмятине кончиками пальцев. Сон оставил странное послевкусие, однако что именно снилось, она не помнила. Встряхнувшись, Молли собрала волосы в неаккуратный пучок и выбралась из постели. Как была, в пижаме, спустилась на первый этаж и, проходя через холл, заметила на полу возле входной двери свежую газету. Должно быть, Фил вышел из дома, как раз когда мимо проезжал почтальон, поэтому занёс почту сразу. Молли подхватила толстую «Таймс» и по привычке понесла её на кухню — муж всегда пил утренний кофе, читая прессу. Саму Молли новости интересовали мало, но сегодня ей вдруг захотелось хотя бы просмотреть заголовки. Она наобум развернула газету, и в глаза бросилось крупное «Суд приговорил отравительницу к двадцати пяти годам лишения свободы». Молли вздрогнула и заскользила глазами по строчкам. «Умер… после того, как выпил стакан с водой, куда его жена добавила капли для глаз… Не имеют вкуса и запаха… Жаловалась в Facebook, что муж ей изменяет…» Молли быстро закрыла и почти бросила газету на стол, словно бумага могла вспыхнуть прямо у неё в руках. Суетливо полезла в холодильник, вытащила упаковку с яйцами — и та вдруг каким-то непостижимым образом выскользнула из дрожащих пальцев. Звук бьющейся скорлупы показался оглушительным, Молли тупо уставилась на перевёрнутую картонку, из-под которой растекалась липкая жижа. Со вчерашнего дня она прилагала столько усилий, чтобы не думать, и вот теперь у неё, похоже, не осталось выбора. Прошлая жизнь разбилась, превратилась в грязь и мусор, и продолжать это игнорировать больше невозможно. Надо что-то делать.

Тень под кухонными шкафами неестественно потемнела, однако Молли ничего не замечала. Несмотря на вопиющее нарушение чистоты, она металась по кухне в поисках аптечки, начисто позабыв, в каком шкафчике та должна лежать. Наконец нашла — пластиковый ящик с красным крестом на боку стоял на одной из открытых полок — и вытряхнула его содержимое на стол. Многочисленные баночки раскатились во все стороны, но Молли безошибочно выхватила из этого хаоса два пузырька глазных капель. Один едва начатый, второй целый — Молли вспомнила, что в аптеке была какая-то акция, вроде распродажи, и Фил взял лекарства с запасом. «На моей нынешней должности они быстро израсходуются». Рот Молли растянулся в злобной ухмылке: о да, очень быстро. Фактически, за один раз. Она набрала воды в стакан и вылила туда сразу оба флакончика. Чтобы наверняка. Поболтала в стакане ложкой, посмотрела на свет, понюхала — совершенно обычная вода. Прекрасно. Довольная собой, Молли поставила стакан на кухонный стол, окинула взглядом царивший вокруг бардак и, поморщившись, занялась наведением порядка.

Она уже заканчивала, когда из холла донеслись звук открывшейся двери и громкий голос Фила: «Дорогая, я дома!». Молли поспешно захлопнула шкаф с мусорным ведром, переставила стакан с водой на обеденный стол ближе к краю и только тогда поняла, что так и не приготовила завтрак. Ничего, подумала она, пока Фил будет в душе, можно что-нибудь изобразить. Например, овсянку быстрого приготовления — он всё равно никогда не обращает внимания, что перед ним в тарелке. Молли поправила неровно лежащую газету, мазнув взглядом по выделенному заголовку «Звёздная пара развелась после семи лет брака». Зрачки Молли расширились — отчего-то такой вариант даже не приходил ей в голову.

— Доброе утро, милая! — на кухню вошёл раскрасневшийся, лучезарно улыбающийся Фил. — Как спалось? — и он уверенно взял со стола стакан.

— Хорошо, — автоматически ответила Молли. — Нет, стой!

— Что? — недоуменно спросил уже поднёсший питьё ко рту супруг.

«Там соринка, давай, я тебе новый налью».

— Ничего, — Молли отвернулась к окну, машинально сжав спинку стоявшего рядом стула. — Показалось.

То, что яд выпит, она поняла по стуку пустого стакана о столешницу.

— Ладно, Мол, пойду ополоснусь, — как ни в чём не бывало сказал Фил.

— Иди, — мёртво согласилась Молли. В голове у неё шёл медленный и неотвратимый обратный отсчёт: десять, девять, восемь… С каждой цифрой пальцы Молли всё сильнее сжимали спинку стула. Три, два, один, ноль. Ничего. Ничего. Ни…

Грохот. Долгий, будто что-то катится по ступеням со второго этажа. Зажмурившись, Молли дождалась, пока стихнут все звуки, и только тогда принудила себя выйти в холл.

Фил лежал у самого подножия лестницы — ватная кукла с ненормально вывернутой головой. Молли смотрела на него широко распахнутыми глазами, а внутри у неё рос страшный, беззвучный крик. И тут кто-то торжествующе мурлыкнул ей на ухо:

— Умница, моя Мэри. Не скучай, скоро увидимся.

Тогда Молли закричала, но было уже слишком поздно.

***

Дин ни секунды не сомневался, что найдёт её на Семи Ветрах, и оказался прав.

Ангел выглядел страшно огорчённой, потускневшей и оттого почти похожей на смертную, не по сезону легко одетую девушку. Дин окинул взглядом поникшую фигурку и с неудовольствием понял, что глумиться над противницей ему больше не хочется. Поэтому он всего лишь льдисто проронил:

— Я же предупреждал, чтобы ты не путалась у меня под ногами.

Глава 4

Бежать. Сквозь лес, смертельно испуганным зверем, не разбирая дороги. Едкий пот заливает глаза, лёгкие рвутся в клочья — бежать. Ветки беспощадно бьют по рукам и лицу, цепляются за одежду — бежать. Корни бросаются под ноги — сколько раз он чудом удерживался от падения? Неважно, бежать. Потому что позади — чёрный ужас на мягких лапах, чьё огненное дыхание уже опаляет спину. Из горла рвётся жалобный крик загнанного оленя, мышцы предательски слабеют от обречённого понимания: сейчас его догонят.
«Сюда!»
Он шарахается в сторону, какой-то сучок почти выкалывает ему глаз, но внезапно впереди между деревьями становится виден просвет. Жажда жизни острым лезвием надежды вспарывает последний резервуар сил — когда они иссякнут, останется только упасть и умереть. Беглец наконец вырывается из мрачного лесного царства на освещённый полной Луной серебряный луг и видит впереди свой единственный шанс — крест стоящей на невысоком холме церквушки.
Теперь он не бежит, а летит по воздуху. Беда лишь в том, что преследующий его ужас тоже осознаёт: ещё чуть-чуть, и жертва спасётся. Игры закончились — в три гигантских прыжка ставший реальным кошмар почти догоняет человека, однако сделать четвёртый ему не суждено.
Вспышка белого света настолько яркая, что у беглеца на миг появляется вторая тень. Рискуя всем, он оборачивается и видит невообразимое: вставшую между ним и чёрным ужасом сияющую крылатую фигуру.
«Беги!»
И он бежит. С неожиданной ловкостью перепрыгивает через низкую кладбищенскую ограду, вынужденно сбавив темп, карабкается по холму вверх. Дверь притвора открыта — не иначе, как тем добрым гением, который привёл его сюда. Беглец врывается под спасительный кров и прямо посреди главного нефа падает без сознания.

***

Рассматривать город ночью было гораздо интереснее, чем днём. Солнечный свет заставлял тьму прятаться в закоулки человеческих душ, но стоило светилу скрыться за горизонтом, и она выползала обратно. Ночь помогала распускаться цветам греха, за которыми Дин — опытный и трудолюбивый садовник — следил со всем тщанием. Однако кроме него были и другие, кого привлекало бессветное время суток. В самый глухой час, час быка, старина Пах выпускал на охоту своих питомцев, и сейчас один из них как раз гнал по лесу предназначенного ему грешника. Финал был предсказуем, а потому не интересен, вот только чья это светлая тень скользила чуть впереди бегущего смертного?
Над утёсом Семи Ветров распахнулись могучие чёрные крылья.
— Идиотка!

Адский Псарь всегда дрессировал своих гончих как положено, но этот пёс, похоже, был слишком молод и разгорячён погоней. Вместо того, чтобы смириться с потерей добычи и вернуться к хозяину, он в ярости бросился на ту, кто осмелилась встать на его пути. Повалил на землю, метя клыками в горло, однако ангел успела закрыться рукой. Бритвенно острые когти полоснули её по груди, чудовищные челюсти насквозь прокусили тонкое предплечье, разжались — и больше не сомкнулись. Коротко свистнувшее в воздухе лезвие из дамасской стали рассекло адского пса пополам, поставив кровавую точку в его неудачной охоте.
— Вот же дрянь!
Спихнуть с ангела две части собачьей туши и не запачкаться было почти невозможно, однако Дин справился. Поддёрнув брюки, опустился перед истекающей кровью девчонкой на одно колено, нахмурился — да уж, Пах превосходно учит своих подопечных. Если оставить всё, как есть, очень скоро в Раю станет на одного ангела меньше.
— Ничего личного, — сообщил он, беря на руки бессознательное, неожиданно лёгкое тело. — Просто останавливаться на полпути — не мой стиль.

***

За тысячи километров от Карстон-сити, в долине реки Иордан солнце только садилось. Дин безошибочно выбрал небольшую безлюдную лужайку на восточном берегу и подошёл со своей ношей к самому краю мутно-жёлтой воды. Представил, что его сейчас ждёт, и ещё сильнее разозлился на безмозглую соплячку, умирающую у него на руках. Однако отступить было бы глупо, а выглядеть глупцом хотя бы в собственных глазах Дину не позволяла гордость. Так что он покрепче сцепил зубы и решительно вошёл в реку.

Ощущение было такое, будто он решил искупаться в чане с соляной кислотой. И всё же Дин погрузился почти по пояс, прежде чем аккуратно опустить в воду тело ангела, которое, естественно, сразу пошло ко дну. Тем не менее спасателя это не обеспокоило — река, где крестился Назаретянин, не причинит вреда обитательнице райских кущ. Зато теперь можно было наконец-то выбраться из воды, что Дин и сделал с неприличной для его статуса поспешностью. Окинул себя мрачным взглядом — мокрая, перепачканная кровью одежда, руки словно кипятком ошпарены, даже волдыри вздулись. И, судя по непередаваемым ощущениям, такая же участь постигла все соприкасавшиеся с речной водой части тела. М-да, весёленькие сутки ему предстоят, пока не закончится регенерация. А всё из-за кого? Из-за прекраснодушной дуры, не умеющей элементарно за себя постоять, но при этом сознательно лезущей Гриму в пасть. Дин клятвенно пообещал, что девчонка сполна ответит за все причинённые неудобства, и щёлкнул пальцами, вызывая низшего духа.
— Чистую одежду, немедленно, — приказал он. — И заживляющую мазь от маркиза Лерайе.
Дух почтительно поклонился и исчез, чтобы спустя несколько минут вновь возникнуть со всем заказанным.
— Хорошо, ступай, — отмахнулся от него Дин и принялся стягивать безнадёжно испорченный сюртук.

Глава 5

Густая жёлтая мазь отвратительно пахла, однако мгновенно купировала боль и снимала красноту. Использовав её всю и переодевшись в чистое, Дин сразу почувствовал себя гораздо лучше. Даже стал чуть меньше злиться на глупого ангела. Сотворив знак уничтожения, дематериализовал грязные вещи и пустую банку из-под мази, придирчиво принюхался — ну, уже не выгребная яма, а так, лёгкое амбре. Наверняка выветрится, пока он ждёт девчонку.

Разумеется, в последнем не было ни малейшей необходимости — Дину просто хотелось полюбоваться, как та будет краснеть и оправдываться за свой вопиющий идиотизм.

И ещё, самую малость, убедиться, что с ней точно всё в порядке.

Ждать пришлось долго. Солнце давно зашло, и температура, как это обычно бывает в пустыне осенью, сразу же упала на добрый десяток градусов. Круглолицая Луна равнодушно смотрела с небес, и от неё по реке бежала длинная серебряная дорожка. Которая вдруг стала наливаться собственным светом, будто из-под воды всходило второе светило, но теплее и ярче. «Наконец-то», — подумал Дин, поднимаясь с толстого корня старой смоковницы. Ещё немного — и речные воды услужливо расступились, выпуская из своего чрева лучезарного ангела. Которая на мгновение замерла в воздухе, подобная сошедшей на землю звезде, потом взмахнула крыльями и грациозно перелетела на берег.

— Не так ярко, — поморщился Дин. Сияние божественной Славы неприятно резало глаза.

— Это ты? — поразилась ангел и торопливо приглушила свет. — Прости, я тебя сразу не заметила.

Тут она огляделся по сторонам и изумилась ещё больше:

— А мы где?

Дин не ответил — сама может разобраться, — придирчиво рассматривая исцелённую девчонку.

Адский пёс порядочно изодрал её платье, однако видимая сквозь прорехи молочная кожа была чистой — ни рубцов, ни шрамов. Пятен на одежде тоже не было — река сделала для посланницы Бога всё, что могла.

— Иордан, — наконец выдохнула озирающаяся ангел. — Но как же так, а где же собака… — Она вздрогнула и посмотрела Дину прямо в лицо. — Это ты, да? Ты прогнал того пса и принёс меня сюда, чтобы река залечила раны?

Дин пожал плечами, не видя смысла подтверждать очевидное. Хотел только поправить, что не прогнал, а убил, но не успел.

— Спасибо! — переполненная благодарностью девчонка порывисто шагнула к нему, обняла и, смутившись, почти сразу разжал руки. Отступила — а Дин так и остался стоять каменным истуканом, захваченный некстати разбуженным воспоминанием.

— Дин, это мне? Какая красота! Спасибо-спасибо-спасибо!

— Хина, осторожнее, ты меня свалишь!

Весёлый смех.

Обвивающие шею тонкие руки.

Давнее, неповторимое счастье юного, только-только произнесённого мира.

Павшее под мечом мессира Велиала.

Дин почувствовал, как у него немеют скулы. Проклятая память. Отчего она не сгорела в огне Геены вместе с белыми перьями?

— Эй, что с тобой?

Встревоженный голос ангела перекрыл рокот прошлого, и Дин вышел из ступора.

— Ничего, — сердито буркнул он и, непонятно на кого злясь, прикрикнул: — Прикройся!

Ангел, только сейчас обратившая внимание на порванное платье, ойкнула и поспешно перекинула на грудь густые пряди. А Дин продолжал:

— Зачем тебе вообще понадобилось вмешиваться в охоту? Ты хоть знаешь, за что этого грешника назначили добычей? Он вор и убийца — ради жалких ста долларов застрелил старуху-ростовщицу и её беременную дочь.

— Я знаю, — девчонка изучал носки своих туфелек с таким усердием, будто хотела обнаружить там новое Откровение. — Только понимаешь, я должна была дать ему возможность раскаяться.

— О да, — Дин демонстративно закатил глаза. — Как я мог забыть вашу любимую притчу о блудном сыне? «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — в Рай не попадёшь». И плевать на жертв: лес рубят — щепки летят.

Ангел отрицательно мотнула головой и подняла на него прозрачный взгляд:

— «Мне отмщение, и аз воздам». А милосердие должно быть для всех.

Опять это её милосердие!

— Ты, безголовая идиотка, — Дин навис над девчонкой грозовой тучей, благо при их разнице в росте это было несложно. — Ты отдаёшь себе отчёт, что чуть не погибла из-за привычки перекладывать ответственность на Бога?

— Но не погибла же, — робко улыбнулась ангел. — В милости Своей Отец не оставляет никого — не оставил и меня.

От гнева у Дина перехватило дыхание. Значит, эту дуру спас Бог? Его, Дина, руками? Да как она смеет?!

— Не сердись, пожалуйста, — попросила девчонка, легко угадав причину ярости. — Я не хотела сказать, что ты стал Его марионеткой. Просто Он создал шанс — нам обоим. Тебе — спасти меня, мне — быть спасённой. Ты мог отказаться, и я всем существом благодарна за то, что этого не сделал. И за то, что принёс меня сюда и отдал реке — насколько я знаю, её воды болезненны для обитателей Ада.

И тогда на Дина вдруг снизошло странное спокойствие. Как область прояснения в центре могучего урагана.

Глава 6

Как обычно, Лион заявился в замок без приглашения и в отсутствие хозяина.

— Слышал новость? Кто-то порешил охотничьего пса старины Паха.

Прекрасное начало разговора. Дин стянул перчатки для верховой езды и недовольно покосился на приятеля, вольготно развалившегося в кресле у камина.

— И что?

Лион сделал неопределённый жест:

— Ну, старик рвёт и мечет. Рядом с трупом вроде бы угадывался ангельский след, так что он грозится выкатить Раю претензию.

— Устроить скандал межмирового масштаба из-за неявного следа и дохлой шавки? Мессир Люцифер будет в экстазе.

— Ты же знаешь, — серый взгляд Лиона был простодушен до оскомины, — для Паха его собаки дороже, чем для некоторых собственные отпрыски.

— Если ты намекаешь на ту идиотку, которая продала душу ради мести бывшему бойфренду, то напрасно, — парировал Дин. — Я работу с личной жизнью не смешиваю, пора бы запомнить.

— Я помню, — с подчёркнуто серьёзным видом кивнул приятель. — И мне жаль, что ты принял мою невинную фразу за намёк.

Дин недоверчиво хмыкнул и, переводя разговор, спросил:

— Будешь ужинать?

Вопрос был данью вежливости, что Лион прекрасно понимал.

— Конечно! — радостно просиял он. — Твой повар слишком хорош, чтобы у меня достало воли отказаться.

За столом незваный сотрапезник громко болтал, много шутил, однако вопреки собственному заявлению к еде и питью почти не притрагивался. То ли брал пример с хозяина, то ли держал в уме какую-то свою цель. Неспроста же он явился с новостью об убитой собаке, верно?

— Друг мой, ты сегодня чересчур мрачен, даже для демона, — не получив реакции на очередной каламбур, Лион проницательно посмотрел на Дина поверх полного бокала «Бургундского».

— В самом деле? — Дин отодвинул тарелку с нетронутым жарким и поднялся из-за стола. — Должно быть, это оттого что я давно не брал в руки шпагу. Побудь моим противником в спарринге.

— Фехтовать сразу после ужина? — Лион приподнял брови. — Впрочем, я здесь гость и не могу противиться твоему желанию.

— Я был бы признателен, если бы ты вспоминал об этом почаще.

И Дин, не оглядываясь, вышел из столовой, уверенный, что надоедливый приятель идёт следом.

В просторной фехтовальной зале было холодней, чем в склепе, и темно так, что кошка бы ослепла. Однако стоило Дину оказаться на пороге, как в углах голубоватыми потусторонними огнями вспыхнули факелы, осветив развешанную по стенам коллекцию оружия.

— Мечи, рапиры, сабли? — Дин милостиво предоставил сопернику право выбора.

— Мечи, если не возражаешь. — Лион, один из лучших мечников Ада, не собирался играть в поддавки. Тем интереснее.

— До первого смертельного удара или обезоруживания, — Дин снял со стены любимую скьявонеску Немезис. Его противник, в свою очередь, вооружился немецким «бастардом».

— En guarde!

Оба скинули стесняющие движения сюртуки и встали в позицию.

— Allez!

Дин был зол. На Лиона, так не вовремя заглянувшего на огонёк. На Паха, выпустившего в мир смертных плохо подготовленного пса. На девчонку Эйприл с её самоубийственными принципами, на Бога и, в конце концов, на себя самого.

Зачем он взялся спасать дурочку? Да, скандал из-за мёртвого ангела вышел бы масштабнее, чем скандал из-за собаки, но мессир Люцифер и Назаретянин в любом случае утрясли бы этот вопрос. Преждевременный Апокалипсис не нужен никому.

Тогда зачем было вмешиваться? Добровольно лезть в Иордан? Ждать исцеления спасённой? И, наконец, какая ядовитая муха его укусила поцеловать Эйприл?

От яркого воспоминания Дин едва не пропустил хитрый финт Лиона, озлился и нанёс ответный удар такой силы, что противник не выдержал:

— Эй, эй, полегче! Ты мне так запястье вывихнешь!

«И что мне теперь делать? — не слыша жалобы приятеля, Дин утроил натиск. — Что мне делать с собой и этой проклятой девчонкой? Которую. Я. Никак. Не могу. Выкинуть. Из. Головы!»

Стальной вихрь вдруг распался. Меч Лиона с жалобным звоном покатился по гранитным плитам, а сам он беспомощно развёл руки перед нацеленным ему в грудь клинком.

— Touchér!

И это слово исчерпывающе описывало исход поединка для них обоих.

Уже прощаясь, Лион сказал то, зачем, собственно, приходил:

— Кстати, чуть не забыл. Одна летучая мышка шепнула мне на ухо, что патрон крайне обеспокоен случившимся с адской гончей. Мол, не ангельская это манера — собак разрубать. Хотя, с другой стороны, зачем кому-то из Ада мешать охоте? Только если этот кто-то спелся с райскими пташками. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю, — едко усмехнулся Дин. — Мессиру Велиалу прискучила наша мирная жизнь, и он придумывает повод её разнообразить. Охотой на ведьм.

Глава 7

На приёмы у мессира Самаэля было принято прибывать в экипаже, и лишь немногие оригиналы предпочитали «бить крылья». Например, адский Судья Дин, к чьей эксцентричности все давно привыкли. Впрочем, сегодня у неё имелась вполне прагматичная подоплёка: возможность незаметно уйти, когда пребывание в высшем обществе станет совсем уж невыносимым. Последнее обычно случалось с Дином буквально через час после прибытия — подобные мероприятия он ненавидел всем отсутствием души.

Однако сейчас бал только начинался, и в громадный особняк мессира Самаэля стекались гости со всех кругов Ада. Приземлившись на широком портике из зелёного мрамора, подпираемом колоннами в виде могучих древесных стволов, Дин спрятал крылья и, небрежно вручив духу-привратнику приглашение, вошёл в гостеприимно распахнутую двустворчатую дверь.

Просторный холл более походил на оранжерею. Ползучие лианы и плющ создавали на стенах причудливые узоры, цветы в полированных деревянных кадках нежно благоухали, устилавший пол толстый ковёр походил на травяной газон, а в углах негромко журчали фонтаны. «Эдем», — едко усмехнулся про себя Дин. Целый дворец как памятник победе, приведшей к грехопадению смертных, — да, мессир Самаэль не разменивался на мелочи.

Тут Дин заметил у широкой лестницы хозяйку бала, одетую в обтягивающее, будто из змеиной чешуи сшитое платье, и поспешно выкинул лишние мысли из головы.

— Мистресс Лилит, — подойдя, он склонился над милостиво протянутой ручкой. — Счастлив засвидетельствовать вам моё глубочайшее почтение.

— Ах, бросьте, господин Судья! — мистресс Лилит кокетливо поправила блестящий медный локон, спадающий на высокую грудь. — К чему этот официоз между давними знакомыми?

Дин вежливо улыбнулся.

— Вы бесконечно любезны. Но я вижу, сюда входит мессир Бельфегор со свитой. Не буду занимать драгоценные минуты, которые он может провести в вашем восхитительном обществе.

И отвесив почтительный поклон, он споро ретировался в полный голосов и смеха бальный зал.

Если холл просто был велик, то это помещение — по-настоящему огромно. В честь Самайна его преобразили в подобие осенней лесной поляны: золотисто-коричневая мозаика на полу, золотисто-алая листва украшающих стены деревьев, чьи кроны причудливо сплетались на высоком куполообразном потолке. В одеяниях гостей тоже преобладали красные и оранжевые тона, и лишь очень немногие, подобно Дину, предпочли обычные тёмные цвета. В чёрно-зелёные ливреи были одеты и слуги, расторопно обносящие собравшихся закусками и прохладительными напитками. Дин небрежно подхватил с подноса одного из них бокал с игристым вином и целенаправленно устремился к лестнице, ведущей на опоясывающую зал открытую галерею. Он рассчитывал, что там будет не так людно, да и в принципе хотел осмотреться.

— Мессир Дин!

Женский возглас поймал его уже на первой ступени. У Дина дёрнулась щека, однако к остановившей его Падшей он повернулся с обычной маской холодного отчуждения на лице.

— Белинда. Я ведь уже не раз говорил вам, что пока не заслужил этот титул.

— Прошу прощения, — девица сделала глубокий книксен, выгодно демонстрируя пышную грудь в откровенном декольте багрового платья. — Но «господин Судья» звучит чересчур официально, а обращаться к вам просто по имени мне неловко.

— В самом деле? — Дин скептически приподнял бровь. — Вы же, вроде бы, недавно из Рая. Неужто успели отвыкнуть от его демократичности?

Это был сознательный удар, и промелькнувшие в голубых глазах Падшей боль и тоска ясно показали, что он достиг цели. Впрочем, Белинда быстро взяла себя в руки и обольстительно улыбнулась.

— Теперь я в Аду, мессир. И живу по его правилам.

— В таком случае выучите их как следует, — жёстко отрезал Дин, которому стала надоедать пустая болтовня. — А теперь прошу меня извинить, я должен встретиться с мессиром Асмодеем.

И не давая собеседнице опомниться, стремительно взбежал по ступеням на галерею.

Увы, покоя Дин не нашёл и там.

— Что, во имя Ада, здесь происходит? — сердито поинтересовался он у Лиона, с трудом отбившись от очередной приставучей девицы. — Кто-то пустил слух, будто я получил в наследство очередной легион? Или что мессир Асмодей собрался сделать меня своей правой рукой?

Лион расплылся в широкой ухмылке и загадочно ответил:

— Ни то, ни другое, друг мой. Просто Буер теперь обручён.

— При чём тут это? — нахмурился Дин, припоминая, что не так давно великий губернатор и в самом деле объявил о помолвке с какой-то ушлой демоницей.

— При том, что после этого ты вошёл в пятёрку самых завидных женихов.

Дин едва удержался от стона. То есть это не временное помрачение, и теперь каждый выход в свет станет для него таким?

— Женись, — подсказал ему выход заботливый приятель. — Тогда тебе придётся иметь дело только с одной.

— Но ежедневно, — буркнул в ответ Дин. — Спасибо, обойдусь.

— Друг мой, — Лион интимно понизил голос, — может, ты всё-таки перестанешь чураться наших прекрасных дам? Сколько можно хранить верность райскому прошлому?