Арбитр

Глава 1

Всё было кончено.

Драэгама́т, владыка демонов, лежал на спине, смотря пустым взглядом в потолок. Лужа ониксовой быстро сохнущей крови натекла из практически перерубленной шеи, залив узорчатый каменный пол. Длинные развесистые рога придавали мертвецу вид забитого на охоте оленя. Напрягшись, я вырвал клинок, застрявший в толстом хребте. Ублюдок бился до самого конца, как безумный.

В нескольких шагах от меня Седо́ния хрипела, облокотившись о стену, куда отшвырнул её Владыка. Острейшие когти распороли эльфийку от грудины до пояса, и жить принцессе оставалось несколько секунд. Тело, поражённое демоническим некрозом, гнило прямо на глазах. Не помогли ни врождённая регенерация воительницы, ни моя магия, резерв которой уже исчерпался.

Я опустился возле неё и взял в руки быстро холодеющую кисть, такую нежную и светлую. Седония скосила глаза на меня и попыталась что-то произнести.

— Мы справились, — я угадал незаданный вопрос.

Она слабо улыбнулась, и голова с копной золотистых волос опустилась на грудь. Все слёзы, которые я мог бы пролить по той, с кем связал здесь свою жизнь, давно выкипели во мне. Я чувствовал лишь опустошение и звенящую пустоту в груди.

Мы действительно справились. Но какой ценой? На входе в тронный зал лежал запёкшийся человек. Хотя в покрытой чёрной коркой теле вряд ли бы кто-то смог узнать живое существо. Рейнджер Ала́рик. Тот, кого я называл своим лучшим другом здесь, в Ревущих Землях Ниаттиса.

Драэгамат достал его сразу, как только мы ворвались в тронный зал. Одно из заклинаний демона проскочило под кромкой моего щита, обращая скаута в вопящий от боли клубок огня. Ещё один из тех, кого я не сумел спасти за время моих странствий. Счёт из моих ошибок и промахов, который мне однажды придётся сполна оплатить, рос с каждым днём.

Из ниоткуда повеяло ароматом луговых цветов. Абсолютно чуждый здесь аромат. Искусственная волна умиротворения возникла в моём теле и немного притупила эмоции, сигнализируя о её появлении.

— У тебя получилось, Матвей, — как всегда мелодичный голос богини Цига́рис прозвучал у меня в голове, а через секунду она возникла в трёх шагах от меня.

Изящная фигура с волосами цвета первой весенней травы. Они падали до пола сплошным ковром, придавая ей сходство с дриадой. Пунцовые губы и словно подсвеченные изнутри глаза. Несмотря на вид очаровательной куклы, в них проглядывала недюжинная решимость.

— Спасибо тебе, — мягко продолжила она. — Твой путь был долог и полон боли, — глаза Цигарис излучали сострадание, — но всё не напрасно. Теперь Ниаттис в безопасности.

Я ответил что-то резкое. Она попыталась воззвать к моей совести. Всё смазалось в моей голове. Моё обвинение. Её оправдание. В какой-то момент дикое переутомление накрыло меня. Не столько физическое, сколько эмоциональное.

— Хватит! Исполни свою клятву, — ничего больше не имело значения, но, по крайней мере, я снова увижу своих родных.

— Ты уверен? Любой король почтёт за честь одарить своим гостеприимством того, кто одержал победу над Владыкой демонов. Тебе больше никогда не придётся браться за оружие, Матвей! — её голос дрогнул, выдавая затаившуюся внутреннюю боль и стыд.

Потому что именно Цигарис взвалила спасение мира на случайного неподготовленного человека. Меня. Она стала тем самым камешком, который вызвал горный обвал, что в результате привёл к сотням тысяч смертей… и победе.

Я покачал головой и ничего не сказал.

— Да будет так. Я отправлю тебя домой, но я не могу вернуть тебя в тот же миг, из которого забрала.

— Ты поклялась, Цигарис! — из моего горла вырвался рык, прежде обращавший вспять врагов.

Богиня не повела и бровью.

— Я потратила большую часть сил, чтобы призвать тебя, а потом спасти жизнь Седонии. Вспомни! Я предупреждала тебя, но ты был непреклонен!

Действительно, когда принцессу поразило древнее проклятье в Мавзолее Спящих, я взывал к Цигарис и молил её исцелить мою любовь. Как показало время, это лишь отсрочило неизбежное.

— Сколько времени прошло на Земле?

— Десять лет.

Десять. Лет.

Столько же я провёл в чужом мире, вначале обучаясь, а потом участвуя в войне с демонами. Ниаттис приложил колоссальные усилия, чтобы отбить нападение, а потом повернуть врага вспять. Мы платили жизнями за каждую пядь земли. Целые королевства перестали существовать. Я потерял всех друзей. Всё потому, что верил, моя миссия имеет смысл и в конце я смогу вернуться обратно домой.

Десять. Лет.

Что стало с моей семьёй? С теми, кого я оставил там? Я вздохнул, собираясь с силами.

— Хватит медлить, Цигарис!

— Спасибо тебе, Странник. И… прости меня, если сможешь. Благодаря вашим жертвам Ниаттис будет жить.

— Цигарис! — рявкнул я.

Мерцающее марево поглотило меня.

***

Ника шла знакомой дорогой меж мрачных пятиэтажек, обхватив себя руками. Пятиминутное опоздание, и автобус ушёл без неё. Деньги на такси имелись, но вот тратить их не хотелось, если этого можно было избежать.

Глава 2

Вернувшись на Землю, я почувствовал себя чужаком. Всё вокруг: дома, люди, климат, даже воздух — усиливало ощущение моей инородности. И в то же время я оказался на своём месте. С первых минут столкнулся с человеческой жестокостью, моральной деградацией и беззаконием.

Моя планета отчаянно нуждалась в Арбитрах.

Нас выковали, чтобы вершить правосудие, восстанавливать справедливость и наказывать виновных. Возможно, этим я займусь позже, ведь прежде следовало отыскать мою семью.

Когда на настойчивый стук в дверь нашей квартиры открыл незнакомый человек, мне с трудом удалось сдержаться. Вцепившись пальцами в косяк, чувствуя, как крошилось трухлявое ДСП, я прокручивал в голове слова моего ментора. У Идака́лиса имелось назидание на каждый случай.

«Зайцем управляют ноги. Они несут его, спасая жизнь. Они же заставляют его взвиться и пуститься наутёк, выдавая себя. Он труслив и импульсивен.

Лиса сидит в засаде. Её упорство обеспечивает ей пищу. Лиса контролирует свои эмоции. Поэтому именно лиса охотится на зайца, а никак не наоборот.

Будь как лиса и никогда как заяц».

Новый собственник не смог вспомнить прошлых жильцов. Он купил квартиру через агентство и не задавал вопросов. Помогла Зинаида Львовна. Соседка. Я помнил её ещё бойкой старушкой. Сейчас же она с трудом передвигалась, но по-прежнему лучилась любопытством. Она сама открыла дверь, подслушивая мой диалог с владельцем родительской квартиры.

Возможно, соседка узнала меня. Её взгляд слишком резко сменился с подозрительного до жалостливого. Она не задала мне ни одного вопроса. Уж не знаю, чего ей это стоило. Лишь рассказала всё, что смогла вспомнить.

Отца не стало через полгода после моего исчезновения. Подвело сердце. Мама ненамного пережила его. Их похоронили вместе. Зинаида Львовна не знала, куда переехала Леся. Моя сестра.

***

Я не мог не посетить их могилы.

Во рту ворочалась масса густого и горького пепла. По крайней мере, так мне казалось. Кладбище выглядело заброшенным и забытым. Оно не имело ничего общего с захоронением дворфов — Подземным Престолом.

Там аккуратные ряды гранитных плит были украшены гравировкой с изображением инструментов, которыми при жизни владел покойный. Будь это кирка, кузнечный молот или секира. Каждого помнили прежде всего как мастера. Как ремесленника, который упорным трудом добывал пропитание себе и своей семье. В рядах каменных плит виделась заслуженная благодарная память.

Это кладбище мало походило и на Заповедную Чащу, где лежали эльфы, предки Седонии. Однажды она водила меня туда, показывая раскидистый мэллорн, который вырос на могиле её матери. Там царила грусть, но грусть светлая, словно покойные смотрели сквозь кроны на своих далёких потомков и шелестели что-то успокаивающее и обнадёживающее. В деревьях чувствовалась преемственность поколений.

На могиле моих родителей не росло ничего. Погнутые чёрные ограды, как клетки тюремных камер, чертили землю на небольшие участки. Буквы на простой деревянной табличке давно стёрлись, и мне с трудом удалось отыскать захоронение. Пришлось ориентироваться больше по памяти. Сюда отец водил меня, когда наступала годовщина смерти бабушки и дедушки. Они лежали поблизости.

Недалеко от ограды нашлась старая выцветшая скамейка. На неё я и сел, думая о тех, кого больше никогда не увижу.

При мысли об отце я всегда вспоминал две вещи.

Первое — его неиссякаемую любовь к рыбалке. До того, как родилась Леська, мы частенько вставали в предрассветную рань и ехали на электричке куда-нибудь за город. Шли по ещё мокрой траве, нагруженные всевозможным скарбом, и вдыхали прохладный воздух. А потом сидели часами на берегу озёр и рек. Обычно молчали. Изредка говорили о моей учёбе или планах на жизнь.

И второе — его безграничное уважение к моему выбору, каким бы он ни был. На одной из таких рыбалок я сказал, что хочу перевестись в Школу изобразительных искусств. Другой бы отец на его месте вспылил или начал меня отговаривать. Сказал, что я совершаю ошибку и вообще, почему бы не заняться боксом или футболом? Вместо этого он подробно расспросил меня, чем продиктовано такое решение? Как я пришёл к нему? Что планирую делать дальше? В какой ВУЗ поступать и на кого учиться? Кем однажды работать?

Да, он всегда вёл себя со мной, как со свободным дееспособным человеком, а не безмозглым ребёнком.

Отец был немногословным человеком. Крепким, как скала. Внимательным. Порядочным.

И мне будет его не хватать.

В противовес ему, мама приносила с собой шум и лёгкий хаос. Была говорливой и очень смешливой. Двух более разных людей было не сыскать во всём мире. Однако она источала неподдельную любовь и дарила её всем щедрой рукой. Членам семьи. Друзьям. Соседям. Дворовым животным.

Она проявляла заботу о каждом, не прося ничего взамен. Каждый, приходящий в наш дом, чувствовал себя желанным гостем. Я запомнил её улыбку, морщинки в уголках глаз и грудной смех.

Мне будет не хватать её, покуда я жив.

Леся пошла в неё. Росла озорной и очень громкой, и в то же время такой же отзывчивой и добросердечной. Очень долго она не выговаривала букву «Р», и я хохотал до слёз, слушая её торопливую скомканную речь. Простой пересказ школьных будней веселил меня, как не могла никакая комедия.