Ариш и Маг. Отсвет феникса (книга первая)

Глава 1

Перезвон предрассветного храмового колокольчика сдёргивает паутину сна. В нём плешивый мерзавец убивает мою младшую сестру, а отец в бесплотной ипостаси посмеивается. Пытаясь отрешиться от тёмных воспоминаний, сворачиваюсь в клубок на скомканных простынях. Комок в горле затрудняет дыхание, но эмоции подконтрольны. По их поверхности давно уже не гуляют сильные волны, а страх и ненависть подобны еле уловимому дуновению, что легко теряется в густой листве вековых деревьев.

Точно не помню, когда перестала остро реагировать на трагические события. Продолжая жаждать отмщения, я больше не ощущаю маниакальной готовности жертвовать всем ради единственной цели. Чувства притупились. Осталось направление — и только.

Эйю убили пять лет назад, вскоре после свалившегося на меня откровения, что наш родитель — маньяк. Об этом я узнала после кончины отца от рук случайного грабителя. Не иначе происки судьбы — быть убитым заговорённым огненным кинжалом, когда сам при жизни калённым металлом выжигал на лицах своих жертв святое клеймо полумесяц, отражавшее непорочность в бошской религии.

Зацикленность отца на символике другого народа мне до сих пор не понятна. В империи иная традиционность. Но один из канц-магов сыскного подразделения Имперского Трона, некогда давая интервью местным журналистам, предположил, что убийца руководствовался душевным принципом и пытался таким образом пометить свои души. Сухопарый представитель закона не стал распространяться о деталях и мне оставалось только догадываться, что он имел ввиду.

Когда я читала новости с первых полос газет… Когда следила за ходом расследования, сопереживая семьям погибших молодых девушек, не могла и предположить, что за этими бедствиями стоит мой отец. Пусть мы не особо ладили, но брюзгливый и вечно недовольный жизнью родитель на маньяка не походил. Только через несколько дней после его смерти я прозрела, и мой замкнутый мирок раскололся на части. В шестнадцать лет — юная, мечтательная, грезящая о чудесах — я вдруг окунулась в кишащую ужасами реальность и увидела мир в худшем его проявлении…

Всё началось после похорон, прошедших довольно тихо. У нас с сестрой из родни осталась лишь тётка, впоследствии обеспечивавшая всем необходимым, но не желавшая видеть на пороге своего дома. Мы с Эйей отныне были предоставлены сами себе. Жили в небольшом коттедже под присмотром кухарки и её мужа, выбирались разве что в торговые лавки на окраине поселения. Жизнь казалась простой и понятной. Пока однажды ночью мёртвый отец не пришёл в бесплотной ипостаси требовать мою душу. С её помощью он хотел возродиться.

Сказать, что меня обуял ужас — ничего не сказать. Густая тьма, появившаяся в комнате после полуночи и протянувшая ко мне смоляные сгустки, наполнила воздух непереносимым смрадом могильного тления. В моём горле застрял крик, а тело оледенело. Я не могла слезть с кровати, окутанная плотным вибрирующим саваном, но всё же сопротивлялась пленению, то и дело разрывая клубящийся мрак холодными пальцами.

Мои отчаянные попытки вырваться вызывали у мрака досадные причитания. Сдаваться он не собирался. Отец разделил на нас двоих свои воспоминания. Тогда я и узнала, что найденные мёртвые девушки — дело его рук. Словно наяву увидела творимые родителем безумства, впитала тяжёлые, словно смола, эмоции истязаемых им жертв.

Стоило солнечным лучам проникнуть в комнату — мучитель отступил. Измученная и злая, я от чистого сердца послала отца в бездну. Чем неожиданно порадовала. Помню его жуткую ухмылку сквозь клубы черноты и устрашившие слова:

— Мы однажды сольёмся воедино, Ариш. Однажды сольёмся…

И он исчез. На целую неделю. А когда вернулся, то более года одаривал по ночам всё новыми подробностями своих безумных деяний. Перемещаясь по комнате плотным чёрным туманом, показывал их ярко и чётко, комментируя каждое видение, смакуя подробности.

Под его постоянным натиском я теряла силы. Сопротивление ослабевало. Грань безумия подступила настолько близко, что в какой-то момент захотелось сдаться на милость изувера. Вскрыть себе вены и покончить с бесконечными страданиями единым росчерком лезвия.

Именно в этот момент младшая сестра обо всём прознала. Волнуясь из-за моего потухшего взгляда, чрезмерной худобы да мертвенной бледности, она пошла к местной прорицательнице, где её просветили относительно всего происходящего. Обстоятельно. Детально. Ничего не утаив. Даже подсказали, у кого испросить помощи — у человека, в услужении у которого находился Чёрный Некромант.

Итог оказался плачевным.

Много позже я узнала, что её душа напитала отца, пусть не так, как тому хотелось. Он остался в бестелесной форме, но обрёл власть над сновидениями живых. Проникая в разум спящего, извращая его мысли и чувства, бывший маньяк стал творцом марионеток — Крувов. Всё человеческое чуждо этим изуверам, милосердие неприемлемо.

Но именно мне выпала участь стать первой жертвой, испытавшей мощь отцовского всевластия. В тот злополучный вечер я места себе не находила из-за отсутствия Эйи, задержавшейся в бакалейной лавке, где хозяину помогал его сын — юноша одного с сестрой возраста. Когда сумрак окутывал мир сероватой шалью, а на небе вспыхивали первые звёзды, меня всегда охватывало беспокойство. Зная об этом, сестра обычно возвращалась до захода солнца. Но не в тот день. И очень скоро я узнала, почему.

Отец впервые предстал в человеческой форме, пусть и окутывала призрачную фигуру чернильная дымка. Помню его отвратительно-радушную улыбку, молниеносное движение вперёд и давящее прикосновение пальцев к моим вискам. А затем — поток леденящих кровь образов, хлынувших в сознание с единственной целью — сломить.

Я увидела смерть Эйи. Услышала её разрывающие сердце крики, впитала в себя агонию, глядя в наполненные ужасом и болью глаза. А потом выхватила из хоровода пытавших мою душу картинок лицо убийцы. Он презрительно пнул бездыханное тело, освобождённое от металлических пут и упавшее на залитый кровью пол.

Глава 2

Покинув территорию послушниц, я тороплюсь на теорию иноземного танца через вымощенный плоскими камнями внутренний дворик. Перед фонтаном в форме лилии на мгновение замираю и заворожено наблюдаю за журчащими струями воды, стекающими по полупрозрачным лепесткам. Веет умиротворением. Здесь редко встретишь жриц — они предпочитают свободные от служения минуты проводить в местном поселении или отдыхать в своих покоях. Мне же нравится это уединённое место, где можно отрешиться от дневных проблем и ночных кошмаров. За прошедшие пять лет я редко покидала пределы Храма — слишком боялась появления отца.

Опомнившись, тороплюсь на занятие.

Обогнув колонну из белого мрамора, подпирающую резной балкончик, попадаю под своды очередного коридора. Ступая по изумрудной дорожке с золотой канвой, постепенно замедляюсь. Порывистость сходит на нет, окутывает спокойствие — из-за красных линий, переплетённых с замысловатой письменностью. Магическая перевязь, нанесённая на белые стены, и нечистую силу угомонит, а я человек без особых «достоинств».

Правда навеянного спокойствия хватает ненадолго.

Стоит переступить порог круглой залы со скамейками у стен, у меня на мгновение обрывается дыхание. Виновница острой тревоги — изумрудная статуя на центральном постаменте. Широко распахнутые крылья и чуть опущенное лицо со смазанными чертами, словно скульптор намеренно лишил образ индивидуальности, угнетают. Каждый раз, оказываясь поблизости и ощущая холодную безликость великана, волевым усилием подавляю желание бежать без оглядки и никогда не приближаться к этой каменной махине, что принесена сюда из места давней трагедии, печально известного «стеклянного поселения».

— Раньше обычного освободилась?

Ко мне приближается атлет в кожаных одеждах, скрадывающих крайне мало. На бёдрах — плотные шорты, поверх которых накинута магическая утяжка из сиреневых нитей, держащих в крепких целомудренных тисках ярко выраженное мужское достоинство. Безволосая грудь обнажена — любуйся бесподобным мышечным рельефом.

Жрецов натаскивают на боевом поприще ничуть не меньше, чем на любовном. Хотя их «любовь» существенно отличается от Шальэ и выражается любыми способами, кроме естественного. Мукаи, например, бесподобен в физико-астральных иллюзиях, благодаря которым сыскал симпатию высокородной дамы.

Мой взгляд непроизвольно задерживается на крепких накачанных мужских ногах. На правой щиколотке искрит сложным руническим орнаментом золотой браслет с гранатовыми вставками. Магическая надпись скрывает имя владелицы и её ранг в имперском обществе, но если потребуется доказательство временного выкупа, абуш всё расшифрует.

Пожав плечами, замечаю:

— Закончила по расписанию.

Уловив равнодушие в моем ответе, Мукаи самоуверенно приподнимает левую бровь. Дай повод возвыситься — не упустит! Удивляться нечему. Так ведут себя почти все храмовники, входящие в группу Брэз, где собраны служители, отмеченные Зовом или временным вниманием какой знати, но не покинувшие обитель по разным причинам. То есть важничают те немногие представители святилища, чьё внимание выкуплено их парой. Или, в данном случае, временной клиенткой. А Мукаи не из тех, кто будет скрывать довольство создавшимся положением, ткнёт носом в твою непристроенность, дабы понаблюдать за негодованием — любит веселиться за чужой счёт. Впрочем, сейчас его привычная язвительность притёрлась к обеспокоенности.

— Да ну? В кои-то веки пришла раньше? Ты ли это?! — тянется пальцем потыкать, чтобы убедиться в моей материальности.

Отступаю на шаг.

— Не призрак я.

— Ну-ну. Бледненькая…

Гляжу удивлённо.

— Такая забота… Неужто заболел?!

На издёвку храмовник фыркает и потягивается. Мол, в его теле хилостью не пахнет.

От выставленных напоказ физических данных аж завидки берут. Атлет, чтоб его! Мне бы такую силу!

Словно уловив, о чем думаю, гадёныш косится на меня и улыбается шире. Тон его убийственно весел, но, кажется, он решил-таки перевести внимание на иную персону.

— Знаешь, твоим сегодняшним оппонентом опять будет Орокиос. Интересные занятия предстоят.

Озноб прокатился по коже. Передёргиваюсь.

— Кто просветил? — спрашиваю. И стону про себя: «Хоть бы ошибся…»

— Сам не постеснялся, — служитель весело подмигивает. — Любит он тебя. Умом тронулся, петухом ходит. Парни у виска крутят, а ему радостно, что соперников нет. Вот нашёл же, кого на пьедестал ставить!

Хмыкаю иронично:

— Я ведь и оскорбиться могу.

— На правду? Вряд ли. Даже фон Триса жалко становится — ты его в бараний рог скрутишь и собственными внутренностями плеваться заставишь!

Перегибает. Справедливости ищу, а не соревнования в жестокости. Только отчего-то мнение обо мне у местных сложилось весьма странное.

Осведомлённость служителей относительно моих сокровенных планов всегда поражала. Вслух не озвучивала, магические сферы не вывешивала. Как прознали? Хотя не важно. Мешать всё равно не станут. Барон половине местных поперёк горла стоит, никто не будет сожалеть о кончине этого гада.

Заправляю за ухо отросшую чёлку. Гляжу в конец зала на головную боль последних лет. Орокиос — чистопородный атлет, которому даже Мукаи уступает — как раз входит в дверь. Из одежды — лишь набедренная повязка. Рост у приставалы внушительный, волосы тёмно-медные, глаза насыщено-синие. Тело — божественно.

— И почему интеллектом обделён… — вздыхаю про себя.

Будь иначе, наверняка бы нашли общий язык. А так… Убить хочется! Взбредёт храмовнику в голову какая ахинея — баста! Спасайся, милая! Я оказалась настолько везучей, что некогда удостоилась его чрезмерного обожания. И ладно бы, кто нормальный внимание обратил. Но этот?.. Только упокоиться от такого ухажёра! Его, видите ли, однажды утром ОЗАРИЛО! Основательно и бесповоротно. С тех пор ищет, где меня зажать, поцеловать, в любви признаться, при этом светясь безмерным счастьем.

Когда Орокиос впервые припёр меня к стене, я удивилась, ведь служители, как правило, с первого дня держатся на расстоянии. А затем на смену изумлению пришло раздражение.

Глава 3

В империи часто говорят, что избежать неизвестности невозможно. Даже если выбираешь заведомо предсказанный путь, всегда есть вероятность свернуть не туда. Заплутать. Потеряться в переплетение городских переулков или упасть без сил в дебрях дремучего леса. Выбор — неизбежность жизни, следующая за живыми и нашёптывающая на ухо. Принять или нет посылы, решать слушателю. Но при любом раскладе — за наметившийся исход и ему сопутствующее придётся платить. Так или иначе.

В моём случае: «Пожелала возмездия — получи довесок». Единственный на сегодня клиент — он и есть.

Эх, была бы моя воля…

Вздохнув, одеваюсь для высокородного аристократа со всей ответственностью. Создаю заявленный им образ недосягаемой эротичности. На разгорячённое после парной тело натягиваю невесомые алые трусики из тончайшего кружева. За ними легко и плавно — тёмные чулки с милой окантовкой. На очереди — тесный корсет с передней шнуровкой. Поддевая бежевые ленточки одну за другой, я обрисовываю контуры своей фигуры. Теперь талия подчёркнута, а грудь пикантно приподнята над светлым краем бюстье. Завязываю бантик.

Черёд красной мини-юбки с боковыми разрезами.

Оглаживаю мягкую ткань от талии вниз, оценивая изгибы бёдер. Результатом довольна. Завершаю сексуальный наряд лакированными туфельками на высокой шпильке модели «Кровавое Зарево», благодаря которым визуально удлиняются мои красивые ножки. Расчесав свои светлые волосы, оставляю их свободно спадать вдоль спины.

Пора заняться лицом. Вот тут необходим особый подход. У клиента странные тёмные сгустки в голове, поэтому важно с косметикой не перестараться.

Оглядываю миниатюрный женский столик с разнообразными тюбиками, баночками, скляночками. Косметику для жриц и послушниц Храма Амунаи привозят с дальних островов, ведь марку «Альэ» в обычной лавке не купить, даже со связями не достать — столь ограничена серия, выпускаемая престижными зельеварами. Иногда из их закрытых лабораторий выходят поистине косметические шедевры, стоимость которых равна состоянию мелкого аристократа или годовому заработку востребованной храмовницы.

Такой, как я. Позволившей себе вот этот изящный флакончик в форме взвившейся змеи, доверху заполненный голубой субстанцией. С её помощью можно полностью изменить свой облик. Храню на всякий случай. Вдруг пригодится? Пусть эффект временный, но при определённых обстоятельствах неоценимый.

Сейчас же меня интересует нечто иное.

Беру круглую цветошу — баночку с кремом, имеющим магическую основу. С левого края сапфировой «сферы» приподнимаю ребристый слой, предотвращающий испарение. Внутри клубничная эссенция, перемешанная с вязким нектаром очень редкого растения вэку, содержащего маслянистые элементы, даже пугалу придающие лоск и красоту.

У меня с внешностью всё в порядке. Требуется лишь немного яркости.

Скольжу пальцем по плотно-алой массе. Наношу блеск на губы, создавая насыщенную притягательность и сексуальную припухлость. Растираю. Мизинчиком легко убираю лишние мазки с уголков губ. Закрываю баночку и отставляю обратно, в двойной ряд косметики.

Теперь глаза. Тщательно обвожу пурпурным карандашом контуры век, добавляя взгляду мягкости. Затем из коробочки белого бархата вынимаю парную золотую вязь, отдалённо похожую на пропускающие воздух крылья бабочки, и прикрепляю украшение к внешним уголкам глаз, создавая эффект неполной маски. Никаких теней — клиент их не любит.

Завершив приготовление и сверившись с часами, направляюсь в высшие апартаменты, обставленные с большой роскошью для самых привередливых господ. Путь мой лежит по обходному коридору — во избежание встречи с выбранными в будущие жрицы послушницами второго года, в данное время познающими науку сексуальности. Они имеют привычку отлучаться в уборную ближе к полудню. Порой девушки честно признаются, что хотят пересечься с кем-нибудь из старших. Желают, так сказать, узнать правду о служении из первых уст.

Только, увы, в обители не принято «пугать» молодёжь раньше времени. Пока они не постигнут основ, на освоение которых отводится три года, пока не разберутся что к чему, им не стоит видеть неспокойную ауру силы, окружающую каждую жрицу любовных иллюзий. Это как личная метка, не подлежащая повторению никакими искусственными способами.

Но есть среди Хвори Безликие. Именно из них выбирают Шальэ. Силы у нас глубоко скрыты и не считываются даже магами. Поэтому для внешнего мира мы сведущи разве что в зельях различной степени сложности. И до сих пор непонятно, почему ценимся превыше остальных. Клиенты нам достаются более родовитые, оплата за час любовных утех или приватного разговора — самая высокая, внимание абонессы пристальное и крайне жёсткое. Она любит выговаривать, иногда наказывает, ссылая на кухню к Бруталу. Поэтому я терпеть не могу очкарика. Хотя ввиду недавнего открытия не помешает пересмотреть свои негативные взгляды.

Что касается послушниц, жрицы редко с ними контактируют. Своих дел да обязанностей хватает.

Пресекая нездоровое любопытство младших, для служительниц местным магом некогда были созданы обходные пути до комнат Красного Орана, где воплощаются фантазии клиентов. Если кольцо необходимо для сбора сведений, то для перемещения по тайным коридорам на запястье наносится магический рисунок — у каждой служительницы свой. Моя так называемая отмычка имеет форму скальной вершины и светится сизо-голубым, когда я касаюсь дверной ручки, чтобы переступить порог просторного помещения. Оно делится на спальню и потонувшую во мраке нишу, глубоко вписанную в стену.

Клиента ещё нет. Есть время собраться с мыслями.

Сегодняшний аристократ — довольно замкнутый человек, его лица я ни разу не видела. Он предпочитает наблюдать и не позволяет к себе прикасаться. Создаётся впечатление, ему претит физический контакт. Сидит в чёрном кресле, стоящем во мраке круглой каменной ниши. Больше молчит. Если решает высказаться — то это сухие замечания о том, что его не устраивает в данный момент. А не нравится ему многое. Придирок хватает!

Глава 4

Белокаменная дорожка огибает моленную, утопающую в благоухании цветущего сада. Когда я прохожу мимо куста с маленькими фиолетовыми цветами, округу оглашает второй удар колокола. Остаётся преодолеть три ступеньки, и я окунусь в прохладу помещения с круглым полом и пирамидальной крышей, но на оставшемся отрезке пути неожиданно обнаруживается препятствие.

— Нам нужно поговорить! — лестницу перегораживает Рик.

В глазах лже-храмовника вызов. Руки сложены на груди поверх белой рубашки, заправленной в брюки такого же цвета. Не набедренная повязка по обыкновению, а полное облачение. Занимательно. Перевожу взгляд на светлые волосы, спадающие клином до колен. Редкая длина. Не потому что тяжело и проблемно ухаживать, просто отрастить в условиях повседневного быта нереально. Обычно только маги да магини высокого ранга обзаводятся подобным великолепием, если есть желание. А так самые длинные причёски — чуть ниже лопаток, а у силовиков — совсем короткие.

— О чём поговорить? — пытаюсь прошмыгнуть мимо.

Шагом в сторону лже-храмовник отрезает путь к бегству.

— Об увиденном!

Удивлённо хлопаю ресницами.

— Я что-то видела?

Парень вспыхивает, напомнив о лежащей на постели деве, покрасневшей до корней волос, стоило ей заприметить меня. Подавляю ироничную усмешку. Так смущаться надо уметь. Маков цвет!

В отдалении появляется Эрг До — высокий, аскетически сухопарый, тошнотворно строгий. Он, как обычно, облачён в синие шаровары и просторную белую рубаху, перехваченную широким красным поясом. Святой наставник — яркое «пятно» на фоне зелёных яблонь. Трудно не заметить.

Необходимо по-быстрому разобраться с неожиданным препятствием, иначе придётся выслушивать долгую лекцию о пунктуальности. Нет уж!

— Меня не волнуют твои тайны, Рик! — заявляю со всей убеждённостью, на какую способна. — Ничего такого я не видела, чтобы караулить перед молением.

— Но…

Лже-храмовник хватает меня за руку, и тыльную сторону ладони опаляет огнём. От боли даже перед глазами поплыло. Вырвавшись, отступаю на шаг. Растираю покрасневшую кожу — след от магии оборотной, как понимаю. Некогда я так же среагировала на прикосновение одной храмовницы. Абонесса объяснила болевые ощущения несовместимостью.

Не до нюансов сейчас. Времени нет.

— Никаких «но»! Посторонись!

Удаётся, наконец, оттеснить преграду в сторону и вовремя нырнуть внутрь пропахшего благовониями помещения. Успеваю скрыться с линии обзора святого за мгновение до его появления на вымощенной дорожке, ведущей к входу в моленную.

Молодые девушки уже сидят на круглых ковриках, подобрав под себя скрещённые ноги. Спины их прямые, во взглядах отстранённость. Никаких разговоров — полная тишина.

Умело лавируя среди обособившихся Хвори, пробираюсь к свободному коврику и сразу принимаю требуемую позу. Вошедший наставник мерно перебирает узловатыми пальцами чётки. Убедившись, что все на месте, он сразу приступает к повторению основ — каждое моление начинается одинаково. Он напоминает нам, что с превратностями жизни человек один на один, надеяться на чудо или чью-то поддержку — глупо, а верить в счастливое стечение обстоятельств, выведенное магической кистью — бессмысленно. Спасение — личная заслуга. Слабость — личный проигрыш. С последним особенно следует считаться, ибо не ведомо, когда накроет понимание собственного бессилия. Только стойкий духом человек правильно оценит ситуацию и приспособится к неблагоприятным обстоятельствам, повернув происходящее себе на пользу.

Личная заинтересованность — лучший стимул к знаниям. Последующие полчаса я внимаю монотонному повествованию святого, делающего акцент на понимании того, насколько важно сохранять целостность. При любых обстоятельствах необходимо безоговорочно доверять своей душе, дабы в трудной ситуации услышать её голос, указывающий единственно верную дорогу к спасению.

После теоретического базиса мы поём заученные молены, опаляющие и оплетающие защитным огнём. Созданный кокон греет, подбадривает, наполняет уверенностью, что свобода от ненависти достижима и возмездие над Ваниусом фон Трисом свершится в отпущенный срок.

Для этого необходимо действовать! Поэтому, покинув моленную, мой путь лёг на неожиданно назначенный урок словесности — познания слова. Сегодня дополнительных занятий не должно было быть, и я надеялась почитать что-нибудь у абуша, искренне веря, что хватит смекалки отделаться от избранного Зовом жрицы, притом таким способом, чтобы он сам отказался связываться с Этой Хвори.

Но судьба решила иначе.

До главного зала с крылатой статуей иду неспешным шагом. Краски мира после пения молен намного ярче, окружающие звуки прекрасней. Ароматы летнего цветения летят на крыльях ветра, а солнышко дарует ласковое тепло. Улыбаюсь. На душе светло и спокойно. Переступаю порог — прощай, умиротворение.

Навстречу бежит Орокиос, по обыкновению облачённый в набедренную повязку. Только в отличие от прошлой, вполне обыкновенной, эта тряпица роскошна, ибо прошита по поясу золотой нитью. Даже желая того, не скрыться от удушающих объятий, шумного вдоха у уха, словно приставала пытается запомнить мой запах.

— Вот и ты! — чистый восторг в его голосе.

Терпение…

— Вот и я, — соглашаюсь.

— Мы опять вместе!

Немилосердный Рэк! Сколько же в нём энтузиазма? Хотела бы сказать какую-нибудь гадость, да мало порадуют последствия. Понурый Орокиос — магический взрыв! Стоит его свечению угаснуть, как рождается в душе такое чувство гадливости к самой себе — что жизнь не жизнь, и свет не свет. Проходила. Знаю.

К нам приближается странно озадаченный Мукаи, а вот Алзеи пока нет.

— Ты припозднился, — поддеваю храмовника, пунктуального до фанатизма.

В ответ получаю небрежное пожатие плеч, словно хмурость на обычно подвижном лице не более чем иллюзия.

— Отвлекли немного. Слышал, тебя выкупают? — неожиданный вопрос сопровождён тяжёлым взглядом. Почти вижу вокруг высокой фигуры всполохи недовольства. Неужели он в старшего брата решил поиграть, выказывая озабоченность благополучием номинально обозначенной сестры? С чего это вдруг?