
Если бы Чеслава спросили, в чем разница между пробуждением от обычного сна и от анабиоза, он бы ответил: попросите ребенка стукнуть вас ладошкой, а потом попадитесь под удар опытного боксера. Ощущение было такое, словно его вырвали откуда-то, где он принадлежал — причем вырвали грубо и резко, с корнем. Он пока не мог этого видеть, но вокруг него, в точно таких же капсулах, спящие мужчины и женщины стали видеть чуть более беспокойные сны — но люди все еще лежали неподвижно. Не проснулся никто, кроме Чеслава.
Когда мужчина открыл глаза, он не увидел абсолютно ничего. Окружающая темнота пугала и невыносимо давила. Нервная система человека все еще не восстановилась до конца — едва вышедшие из анабиоза могли связно мыслить, но какое-то время оставались совершенно глухими, немыми и слепыми. Это было похоже на нахождение в камере полной депривации, где полностью отсутствует связь с внешним миром через любые органы чувств, и человек остается наедине со своими мыслями. Чеслав вспомнил, что испытал подобные ощущения в сурдокамере во время подготовки к анабиозу — но реальное пробуждение ударило по нему куда тяжелее и жестче.
Самыми первыми Чеславу в голову пришли мысли о смерти, а за ними холодной, липкой волной накатила паника. Паника мешала думать и оценивать окружающую обстановку, поэтому он не услышал ни писка медицинской аппаратуры, проводящей диагностику, ни щелчка автоматики, которая впрыснула ему в вены успокоительное. Он не почувствовал ни этого укола, ни последующего, со снотворным. Все еще находясь в крайне тревожном состоянии, Чеслав провалился в самый обычный неглубокий сон. А после, проснувшись, он вновь прожил свое адское Колесо Сансары: пробуждение, темное ничто вокруг, паника, невесомый укол, сон. И снова, и снова, по кругу.
Пока цикл, наконец, не прервался.
В этот раз, проснувшись, Чеслав разглядел едва заметный, приглушенный свет, с трудом, но различил вокруг себя очертания предметов. Последующий укол, в отличие от предыдущих, принес болевые ощущения, но Чеслава это обрадовало. Его порадовала и ломота в затекших мышцах — боль означала, что он был жив. А еще боль означала следующую стадию адаптации.
— Чеслав, вы слышите меня? Вы понимаете, что я говорю? — раздался откуда-то сбоку глухой, как из бочки, голос.
— Аааа, ыыу, — Чеслав хотел сказать «да», но частично атрофированные от долгого молчания связки не слушались. Невидимого собеседника его мычание, судя по всему, удовлетворило — больше вопросов не было.
Спустя несколько дней, тени вокруг обрели четкость, и Чеслав мог разглядеть и окружающую его аппаратуру, и капсулу, в которой он находился. Постепенно, мужчина начал шевелить руками и ногами, которые были обернуты в специальные манжеты, восстанавливающие работу конечностей. Поначалу, манжеты и отсутствие подвижности здорово напугали его, но уже знакомый женский голос, доносящийся из динамика, объяснил, что процесс восстановления идет абсолютно нормально. Дополнительным подтверждением служил и тот факт, что постоянные уколы стали менее болезненными, а время сна становилось значительно короче. Чеславу, наконец, захотелось двигаться, несмотря на дискомфорт во всем теле.
Пару раз к женскому голосу в динамике присоединялся мужской. Он был хорошо поставленным, гармоничным и четким — явно принадлежавшим опытному оратору или певцу. На смену мужскому голосу вскоре пришли непонятные и неприятные завывания, от которых Чеславу хотелось избавиться, но ничего сделать с ними он не мог.
— У вас наступает последняя стадия адаптации. Скоро вы будете полностью дееспособны, — однажды сообщил ему женский голос, после чего динамик похрипел и затих. А после, спустя некоторое время, в поле зрения Чеслава появилась нечеткая фигура. Он увидел, что она принадлежит крепкой, высокой женщине в медицинский униформе. Женщина приблизилась к нему и начала проверять показания приборов, пока Чеслав пытался как следует ее разглядеть. Тем не менее, зрение все еще подводило его, и детали размывались, смазывая облик женщины в собирательный образ всех медсестер, с которыми он когда-либо имел дело.
Пока он думал об этом, женщина подошла к нему, уверенно положила ладони на его виски и повернула голову Чеслава на бок.
— Спасибо, что не до щелчка, — немедленно отреагировал он на ее бесцеремонную манипуляцию.
— Чувство юмора тоже пробудилось. Значит, почти здоров, — его голова вернулась на место, и он зажмурился от яркого света ламп на потолке. — Нейродатчик сегодня тоже снимем, так что попрощайтесь со своим спасителем.
— А что случилось? — с непониманием спросил Чеслав. Он был в курсе, что нейродатчики подают информацию о состоянии пассажиров, но не совсем понимал, почему вдруг женщина окрестила простенький прибор громким словом «спаситель».
— Прибор подал нам сигнал, что возможен летальный исход, если бы вы и дальше находились в анабиозе. Поэтому пришлось досрочно разбудить вас. Но лучше так, чем проснуться мертвым, верно?
— И сколько нам еще лететь? Какой сейчас год? — забеспокоился Чеслав.
— Две тысячи двести четвертый. И полтора года вы проведете среди экипажа, Чеслав Новак. Добро пожаловать на борт, — в последнем предложении проскользнула едва заметная ирония.
Он не ответил ей, а лишь закрыл глаза и глубоко выдохнул, стараясь совладать с таким знакомым чувством паники и безысходности.
Эти полтора года совершенно не входили в планы Чеслава.
***
Вернувшись к себе в каюту, Чеслав начал методично собираться.
Не то что бы его сильно смутило произошедшее, или он устрашился увиденного. Просто почуял, что нужно срочно оказаться как можно дальше и от трупа, и от места происшествия. Он верил своему чутью, которое не раз спасало его шкуру и помогало Чеславу выходить сухим из такой грязной воды, словно она была слита из реактора. Наверное, благодаря этому он все еще был на свободе. Относительно на свободе.
Впрочем, каждый все равно носит свою клетку с собой, каким бы свободным он не был. И Чеслав не был исключением.
Он родился в не совсем идеальном мире, который не выбирал — а кто из нас вообще может похвастаться таким выбором? Появился на свет, судя по записям единой информационной системы, на Луне и сразу после рождения был отправлен на Землю. Первыми воспоминаниями в трехлетнем детском возрасте остались лица двух наставников, мужчины и женщины, заменившие Чеславу родителей. А еще он помнил доходившее до истерик странное непринятие стрижек; отросшие волосы ребенка тихо и незаметно состригали во сне наставники. Эта проблема, как и многие детские странности, исчезла сама собой, с возрастом, но на смену ей пришли другие.
Принятое несколько поколений назад разделение детей и родителей он и его сверстники воспринимали как должное, не зная, что может быть иначе. В зонах воспитания наставники и учителя передавали детям лишь необходимый жизненный опыт и знания, полностью исключались поломанные жизни и выращивание ублюдков. Но обратной стороной монеты было полное отсутствие эмоциональной гармонии и эмпатии. О том, что этим придется пожертвовать, ребята узнавали намного позже. Некоторые все же ломались, но только не Чеслав.
Мальчик рос и развивался быстрее ровесников. Окружающие считали его хитрым, а он просто был самим собой. В шалостях чаще применял проворство, нежели силу, умом не блистал, но детские проделки выдавали развитую смекалку. В восемь лет, как и многие в его возрасте, пытался со сверстниками сбежать из зоны воспитания, но затея потерпела крах. Это не остановило маленького Чеслава от дальнейших авантюр, и вскоре наставники единогласно начали считать его проблемным и к тому же чересчур энергичным ребенком.
Характер подопечного стал еще коварнее при наступлении подросткового возраста. Чеслав создал простую и идеально работающую схему доставки энергетиков и алкоголя через развивающие путешествия для детей. Добытое он сбывал старшим воспитанникам в обмен на услуги и укрепление собственного авторитета. При разоблачении всегда получалось так, что Чеслав оказывался замешан лишь косвенно.
Что бы он сказал молодой версии себя? Ничего, или короткое: «ты на правильном пути».
За день до получения базового гражданства Чеслав находился в многомиллионном людном северном мегаполисе и уже неделю как вкушал плоды своего совершеннолетия. Устроившие беспрерывные гуляния без пяти минут взрослые дети веселились от души, но Чеслав уже тогда начал задумываться о своем месте в обществе. И то обыкновенное, что предлагалось всем, его не устраивало.
Он хорошо запомнил свой разговор с прилипшей к нему красивой девчонкой, с которой он лишился девственности. Оккупировав единственный работающий компьютер, Чеслав планомерно выискивал, изучал и сохранял на дешевый личный терминал информацию, способную помочь в его пока не имеющих четкой формы амбициях.
— Куда полетишь завтра? — спросила девица, обнимая его за шею. Ему пришлось немного отстраниться, чтобы не отвлекаться — но не слишком сильно, чтобы не обидеть ее.
— Пока останусь здесь, — он отвечал односложно и старался не слишком реагировать на настойчивые прикосновения, при этом сохраняя фальшивую заинтересованность, чтобы осталось занятие на ночь. — А ты?
— Ну... Учитывая, какой тут постоянный мороз и холод, вернусь в субтропики. Там хотя бы тепло.
— А потом?
— Потом? — глупо переспросила она. Его взгляд зацепился за дешевую тушь, которая скомкалась на ее коротких ресницах. — Получу жилье, устроюсь на какую-нибудь работу.
— А дальше? — на глаза ему попалась интересная страница по организации управления в компаниях, и это определенно следовало изучить позднее и внимательнее.... Он добавил информацию в терминал.
— Дальше? — девушка убрала руку с его шеи, обиженно отсела и начала шумно пить через трубочку коктейль.
— Что потом, после того, как ты получишь жилье и работу? — переспросил Чеслав, но ответа так и не дождался. Пришлось ее подтолкнуть. — Не знаешь?
— Не-а, — она отставила коктейль в сторону, хищно улыбнулась и вернула руку на его шею. Чеслав вздохнул.
Уже тогда у него возникло ощущение, что так, как она, думают миллионы обывателей. Но быть ничтожной частью серой массы не входило в планы Чеслава — он хотел большего.
Свежеиспеченный базовый гражданин не стал надолго задерживаться в холодной северной части планеты. К тому времени, мир представлял собой противоречивый многогранный механизм, в котором сложно было найти хорошие перспективы. Новый правитель этого мира не обладал жесткой хваткой своей предшественницы и предпочитал насилию диалог и поиск взаимовыгодных решений. Как результат такого подхода, во всех социальных сферах чувствовалось послабление, и в начале сороковых все могли отыскать теплое место под Солнцем.
Но не все обладали для этого определенными способностями и, самое главное, желанием.