Люцифер долго молчал, неестественно медлил, затем как-то слишком неуверенно для себя сделал ход конём. Резная фигура из слоновой кости встала прямо напротив чёрного короля, и падший ангел в недоумении замер, скривив красивые тонкие губы — сделанное оказалось абсолютно бесполезно. Позиции его соперника были непоколебимы. Люцифер ещё раз взглянул на массивную доску и неожиданно ударил бледной ладонью по небольшому специально сделанному под шахматы столику из красного дерева, отчего тот пошёл трещинами, а все фигуры опасно закачались, грозясь попадать и тем самым свести игру на нет.
— Терпение, мой друг, терпение, — усмехнулся сидящий напротив и поправил свою белую мантию, стряхнув с неё что-то. — Всего лишь игра.
— Эта игра отражает всю суть нашего с тобой, скажем так, сотрудничества. Ты всё время уходишь, изворачиваешься, Эрнан. А я ведь не захудалый чёрт, а сам Сатана.
— Я тоже хочу выжить, дорогой друг, — с тихим смехом ответили ему. — Весь мир хочет. Христианский уж точно.
— Неужто мнишь себя вторым Христом? — парировал Люцифер, беспечно откидываясь на спинку резного кресла. Полы его одежд трепал лёгкий мартовский ветерок, проникавший со стороны открытого балкона, выходящего прямиком на залитую солнцем площадь Святого Петра.
— Я не настолько глуп и добросердечен, — ухмыльнулся Эрнан, совершая очередной ход и лишь подтверждая свои позиции. — Папа Римский должен быть хитрее и жизнеспособнее библейских героев, особенно в моей ситуации. Уж я-то знаю.
— Ты ведь не ушёл далеко, — лениво заметил Сатана, неприятно улыбаясь и беспечно глядя на доску. — Разве не ты позволил выжечь собственную магию?
— Замолчи, — Папа резко и даже как-то неестественно, будто плохой актёр, изменился в лице, его губы презрительно исказились, в глазах зажёгся недобрый огонёк ненависти, он весь задрожал от ярости и злобы. — Меня подставили. Этот проклятый Радулеску знал моё слабое место.
— Ну прости, прости, — шутливо отозвался Люцифер, которого происходящее разве что забавляло, не более. — И что же дальше?
— Дальше? — Эрнан безумно расхохотался и скрестил руки на груди, в проникающих в комнату лучах блеснул богатый перстень с рубином. — Дальше? Они отняли у меня магию, но голова на плечах у меня всё ещё есть. Я отомщу, отомщу так, что весь свет узнает: нельзя оставлять меня в дураках, не будь я Кастанеда.
— Отмстишь? — Сатана задумчиво пожевал губами, чуть изогнул брови и слабо качнул головой, затем задумчиво хмыкнул. — Отомстишь. Что ж, я даже не буду заглядывать в будущее и портить себе ожидание, а просто понаблюдаю за тем, что ты будешь делать, Эрнан. Теперь власть при тебе. Но у меня будет условие.
— Я слушаю, — Эрнан напрягся, ощущая явную заинтересованность Люцифера, что отчасти пугало. — Говори же.
— Позволю себе подобное ребячество, но… будь другом, не делай меня виноватым в появлении магии, если вдруг решишь заняться чем-то подобным. Это случилось задолго до меня, а её источник открылся сам по себе из-за каких-то шаманов на Севере. По рукам?
— Почему нет, — Кастанеда медленно кивнул и откинулся обратно на мягкие кресельные подушки, хмуря высокий лоб. — По рукам.
— А то, знаешь ли, неприятно подобное выслушивать раз за разом, — пожаловался Сатана. — Это подмена фактов. Непорядок.
— И когда тебя это волновало? — Папа тяжело вздохнул и укоризненно покачал головой. — Это говорит мне сам повелитель зла?
— Злу тоже бывает обидно, — терпеливо напомнил Люцифер, недовольно поджав губы. Он бросил короткий взгляд на выглядывавший из-за развевающихся штор кусочек чистого голубого неба и поднялся. Стул с неприятным скрежетом проехался по каменному полу.
— Сожалею, но мне пора. Можешь считать, что выиграл сегодняшнюю партию, но будь у меня больше времени, я бы взял реванш. До встречи, друг мой, — буднично произнёс Сатана и тут же исчез, оставив Эрнана в полном одиночестве. Тот ещё немного посидел, прикрыв глаза и раздумывая над чем-то, затем всё же переместился за письменный стол и взял в руки перо.
Роковое решение было принято.
Перед огромным ампирным зданием Университета остановился высокий рыжеволосый мужчина и вскинул голову, разглядывая широкие обрамлённые нелепой лепниной окна, в которых горел яркий, даже неприятный свет. Почти чёрное, предгрозовое небо оттеняло эти светлые проёмы, отчего на улице становилось ещё более неуютно и неприятно. Ледяной ветер пробирал до костей, отчего мужчина только плотнее кутался в старый серый плащ, всё не решаясь подойти к массивным позолоченным дверям и постучать.
Небо наконец разразилось ливнем с грозой, грязно-серые тучи прорезали тонкие белые молнии, загремел, будто забил в тяжёлый барабан, гром. Незнакомец чертыхнулся и всё же шагнул под мраморный антаблемент, а затем трижды постучал тяжёлым медным молотком о такую же панель, истёртую и отбитую не одной тысячей ударов приходящих. После минутного ожидания дубовая створка чуть приоткрылась, издав при этом неприятный скрип, и оттуда выглянул какой-то слуга, один из Низших, кажется, и знаком велел следовать за ним. Мужчина деланно пожал плечами, внутренне поёжившись от изучающего, будто пронизывающего насквозь взгляда служителя. Что-то в этом было отталкивающее и пугающее. Ясно было, что его тут поджидали.
Коридоры, увешанные разными картинами и уставленные трофеями, казались нескончаемыми. Слуга шёл бесшумно, будто не касаясь пола, и от этого было совсем не по себе. Университет всё больше и больше был похож на соседнее здание — местный отдел Инквизиции. Только снующих туда-сюда инквизиторов не хватало для полной картины.
Наконец красный, уже кое-где запылившийся и затёртый ковёр кончился, и двое зашли в небольшой полукруглый кабинет с длинным, обитым зелёным сукном столом, заваленным множеством старинных тяжёлых книг с пожелтевшими от времени страницами и какими-то бумагами. Кое-где валялись перья, стояли открытые чернильницы, лежали неточенные карандаши. А за всем этим навалом сидел высокий и статный мужчина в вышитом серебром камзоле, на пальце которого блестело фамильное кольцо с синим камнем. Он приветливо улыбнулся и кивнул на бархатное зелёное кресло напротив.
— Ольгерд? Мы давно не виделись. Я рад тебе, — медленно произнёс мужчина. Вежливая улыбка сменилась заинтересованной, а в глазах появились искорки смеха. — Возвращение блудного сына? Уж не думал, что семейная гордость сломается так скоро.
— Да, отец, — Ольгерд тяжело вздохнул и потупил взгляд. — Я вернулся. В чём-то ты был прав. Я ещё многого не знаю о колдовском искусстве. Я, если честно, не знаю практически ничего. Пап, я хочу вернуться в семью. И хочу учиться.
— Что-то мне подсказывает, что за время своего путешествия ты всё-таки немало понял, дорогой мой сын, — мужчина рассмеялся. — Весь в меня. И я когда-то был также уверен во всём на свете. Впрочем, оказался прав — я ректор университета и почётный член Королевского совета. Это чего-то да стоит.
— Ну да, — его сын не поднимал головы. — Не спорю.
— Не падай духом, Ольгерд Драгомил Рауде. В жизни встречается немало неудач, но они не должны выбивать тебя из колеи, — строго сказал ректор, затем поднялся и обошёл стол, вплотную приблизившись к сыну. Ольгерд нерешительно встал, всё так же не смотря на отца. Тот ласково улыбнулся ему и крепко прижал к себе.
— Мы все скучали, — тепло сказал Рауде-старший. — С возвращением. Чёрт подери, а ты вырос за тот год, что мы не виделись. Весь в меня.
— Спасибо, пап, — Драгомил уткнулся носом в его плечо. — Прости, я тогда много всего наговорил перед уходом. Я был неправ. Честно, вы самые лучшие родители.
— Все мы когда-то были молоды и горячи, — усмехнулся ректор. — Забудем обиды. Сегодня время праздника. Мой сын дома!
— Мне бы поспать для начала, — рассмеялся Ольгерд. — И маму навестить. Она, наверное, с ума сходила от волнения. Да и я соскучился. А ещё шёл пешком последние миль пять и мёрз под ветром, - добавил он.
— Она же твоя мать, она не могла не волноваться, — Рауде кивнул. — Какой родитель не будет беспокоиться за своего ребёнка? И срочно прими горячую ванну и держись тепла. Ещё не хватало заболеть.
— Верно, — Драгомил отстранился, заправил за ухо прядь непослушных рыжих волос. — Ну, я пойду. Обязательно приму все меры по предотвращению, - весело пообещал он, поймав недовольный взгляд отца. - Честное магическое.
— Хорошо, — ректор выпустил сына из объятий. — Тогда свободен, молодой человек. Лайме тебя ждёт. И только попробуй забыть об обещанном! Лично проверю.
Брат и сестра подбежали к огромному окну, раздвинули тяжёлые бордовые портьеры и осторожно выглянули наружу. Ольгерд и думать забыл об усталости и сне — он не на шутку испугался шума. За время своего путешествия он не раз видел, как бунтуют люди против той или иной власти, законов, порядков. Это было страшно. Всех как с цепей срывало: народ бесновался, громил всё вокруг, убивал, мучил; по улицам сновали солдаты, которым было приказано стрелять на поражение, дворец правителя напоминал осаждённую крепость, нежели что-то красивое. В такие часы города и государства пребывали в хаосе и мраке, и Драгомил отчаянно боялся, что когда-нибудь это повторится в его родном крае. Неужто опасения сбываются?
— Что они просят? — Данута смотрела затравленно, по ней было видно, что она не меньше напугана. Бедная, как хорошо, что это первый раз, когда она в живую видит бунт. Ольгерд даже подумал отвести её от окна, чтобы не пугать ещё больше, но понял, что сестру теперь не оттащить от него.
— Я не слышу, — открывать тяжёлые створки было опасно — мало ли что могло взбрести в голову Средним. На первый взгляд, при них не было оружия или чего-то подобного, но надежды это не внушало — многие Средние умели колдовать. Так что же происходит?
— Подожди-ка… — девушка нахмурилась и ненадолго задумалась. — Я поняла, что всё это значит. Ольгерд, они не обращаются к аристократии, — она вздохнула, но тревожная морщинка не исчезла с её юного прекрасного лица.
— К кому тогда? — удивился маг, прислоняясь лбом к холодному стеклу. И впрямь, на деле все стояли лицами совсем не к главным дверям Университета. Тогда куда же…
— К Инквизиции, — Данута перешла на шёпот. — Они объявили Час Церкви, Ольгерд. Это было так неожиданно и жутко… Они даже не назвали причины, клянусь Семерыми, их глава спятил. — Она немного помолчала, собираясь с мыслями, а потом ещё тише сказала:
— Лоренсо Карреса Диос овдовел. Он помутился рассудком, как я уже сказала. Думаю, это и есть причина. Я слышала, что он очень любил её. Ну и вот...
— Это не причина, — раздражённо ответил Ольгерд. — Лоренсо слишком хладнокровен, чтобы объявлять Час Церкви из-за этого. Да и в чём связь? Почему бы ему, скажем, не уйти в отшельники или что-то подобное? Это нелогично!
— Ну… я кое-что упустила, — как-то нехотя призналась его сестра. — В общем, Изабелла была беременна, должна была разродиться ребёнком. Повитуха из Низших, чтобы облегчить её роды, применила какое-то Древнее заклятие. Выжил только ребёнок. Могу не продолжать, правда?
— О Боги, — Драгомил едва подавил желание стукнуться головой о стену. — О Боги, Данута, это невозможно. Я всю жизнь думал, что у нас всё всегда будет спокойно, но нет же, стоило мне вернуться, как начался какой-то хаос. Я много видел, пока путешествовал, но всегда считал Ригу лучшей и… непогрешимой что ли. Но все те ужасы, которые я имел несчастье наблюдать, теперь здесь!
— Ольгерд, заклинаю тебя Семерыми, не становись следующим помешанным, — попросила Данута. — Лихо мне с вами!
— Не ворчи, — Рауде считал, что его сестре подобное не идёт. — Ох, что-то будет. Ну, посмотрим, чем всё это кончится. Чёрт, вот и приехал домой!