Артефактор вне закона

Глава 1. Буря

– Как?! Как вы посмели копаться в моих рукописях, Армина?

В мою сторону полетели листы с чистовыми и черновыми записями, тонкие и толстые тетради, похожие на ученические, которые в порыве ярости были попросту сметены со стола. Я стояла в пяти метрах от бушующего мужчины и молча пережидала бурю. Какой смысл тратить свои силы и нервы, пытаясь вставить хоть слово в поток отборнейшей, пусть и интеллигентной, брани, если скоро приступ ярости закончится, и всё равно придётся убирать кабинет? Чем меньше буду пререкаться – тем меньший погром учинит хозяин кабинета. Правда, иногда сильно чесался язык ответить что-нибудь колкое на очередное оскорбление, но год, проведённый в тюрьме научил смирению, а последующие шестнадцать месяцев в лечебнице – терпению.

Деймон Арчибальд Стентон, которого ещё совсем недавно называли не иначе, как «Демоном артефакторики и биомеханики», в данный момент действительно был похож на настоящего демона. Спутанные длинные тёмные волосы, спускающиеся почти до груди, частично всклокочены, частично торчали дыбом, полуслепые мутноватые глаза, некогда имевшие пронзительный серый оттенок, горели маниакальным блеском, а пальцы, вцепившиеся в край стола напоминали больше узловатые лапы хищной птицы, чем обычные человеческие. А если учесть раздувающиеся от гнева ноздри... Останется лишь мысленно дорисовать витые рога с хвостом, и, вуаля! Вылитый демон.

– Ваша задача в чëм состояла и состоит? Правильно! В максимально точном переписывании моих черновиков начисто! Всë просто: берëте и переносите без помарок и клякс всю информацию. Буква в букву, цифра в цифру, знак в знак. Что тут такого сложного?! Даже ребёнок, обученный грамоте справился бы! Как вы только додумались своим скудным умишком вносить правки в мои записи и формулы?!

Угу. Именно таким и может быть уровень интеллекта у девушки, окончившей с отличием Верграутский Механический университет. Впрочем, никому не стоит об этом знать. Особенно, если учесть, что мой диплом совсем недавно был аннулирован, а на профессиональную деятельность наложен строжайший запрет. Да что там профессиональную, даже теми крохами магии, которой я владела с рождения, пользоваться было нельзя. Иди ищи себе работу, какую хочешь. Главное – не ту, которой занималась раньше. И так слишком долго отдыхала на казённых харчах, да расслаблялась в застенках второго уровня. Правда, чуть не сгнила заживо, но это ведь такая мелочь! Тем более, что разрешили же потом к целителям обратиться! Невиданная щедрость для преступницы! И плевать, что судья вынес оправдательный приговор. Репутация – это вещь, медленно и кропотливо наживаемая годами, но превращающаяся в тлен в мгновение ока.

Господин Стентон всё не унимался, и вот уже толстый справочник по прикладной механике на приличной скорости приближался к моей голове, метя точнёхонько в центр лба. На полном автоматизме я схватила книгу правой рукой, но не рассчитала силу и случайно сжала сильнее, чем следовало. В результате чего раздавленный на нескольких кусков справочник упал на пол. Я сделала незаметный шаг вперёд, чтобы моя длинная юбка скрыла получившееся безобразие. Надеюсь, артефактор не заметит пропажи справочника. Тем более, что он никогда им не пользовался, зная его содержание лучше, чем составители.

Господин Стентон резко развернулся и, прищурившись, смерил меня взглядом с головы до ног:
– Армина, почему вы молчите? Сказали бы хоть что-нибудь в своё оправдание. Мне порой кажется, что я имею дело не с живым человеком, а с бездушной механической куклой.

Не дождавшись от меня ответа, он скрипнул зубами, а затем сбросил оставшиеся на столе бумаги себе под ноги.

Я же спокойно продолжала наблюдать за происходящим. Стоит заикнуться, и малейшее слово станет равнозначным бутыли керосина, выпростанной в затухающий костёр: полыхнёт ярче и выше небес. И тогда точно придётся стоять до тех пор, пока мои суставы окончательно не задеревенеют от неподвижности и не начнут скрипеть, как у настоящей механической куклы, которую давно не смазывали, и вообще случайно нашли спустя сотню лет на пыльном чердаке заваленную ненужным барахлом.

– Женское предназначение – это не лезть в мужские дела, особенно, в которых лица женского пола совершенно ничего не смыслят, а держать дом в порядке, стоять у плиты и воспитывать своих сопливых отпрысков!

Махровый мужской шовинизм предстал во всей красе. И один из его ярых адептов сейчас как раз активно плевался желчью в мою сторону. Экземпляр классический, убеждениям и перевоспитанию не подлежит. Странно что про ублажение мужа в постели не упомянул. Вдруг супруг окажется неудовлетворённым? Это же бракованная женщина окажется! Кошмар! Бракованная женщина...Брак... А брак – это одно из именований супружества... Забавная картинка вырисовывается: получается, что замужество – это то, что делает женщину бракованной. Зато любой мужчина всегда «красавчик», как бы себя не вёл, чего бы не натворил. Да чего уж скрывать – венец творения Вселенной.

И всё-таки я не сдержалась – уголок рта предательски дёрнулся, изобразив на моём лице едва заметную полуулыбку. Хорошо, что господин Стентон этого не заметил. Или заметил?

– Вначале вы молчали, стоя с абсолютно каменным выражением лица, а теперь улыбаетесь. Решили вывести меня из себя? Хорошо... – господин Стентон скрестил руки на груди и, медленно чеканя шаг, подошёл ко мне.

Он подходил ко мне всё ближе и ближе, а я видела перед собой не его, а ухмыляющегося палача, Фредерика Нортона с кнутом в руках...

***

Кабинет потерял свои очертания, превратившись в допросную номер восемь, чьи бурые от копоти и запёкшейся крови каменные стены невозможно было отчистить даже самым суперсовременным средством.

– Молчишь? Обычно здесь все весьма разговорчивы. Души свои изливают только так... Чтобы облегчить свою участь. Правда, некоторые влить их в себя обратно уже не смогли...Ха-ха-ха-ха! – довольный своей шуткой Нортон грохотал так, что воспроизводимые им звуки мало напоминали смех. У меня же не хватало сил, чтобы приподнять лежащий на груди подбородок. Подвешенная в полуметре от пола за руки, а фактически за одну, так как приходилось переносить вес тела на левую сторону, я могла лишь исподлобья наблюдать за своим мучителем. Рукоятью кнута палач поддел мой подбородок, заставляя взглянуть ему прямо в глаза:

Глава 2. Без вины виноватая

Его угроз я не боялась. Миссис Лоусон была в полнейшем восторге от того, что мне удалось продержаться более одного дня. Из-за скверного характера её брата все слуги, даже те, которым идти было некуда, уволились. В данный момент всё окружение господина Стентона состояло из меня, приходящей поварихи и сиделки, являющейся время от времени из ближайшего госпиталя, чтобы закапать и обработать глаза строптивому пациенту, так и норовившему нарушить все предписания врачей.

Уборка дома, поход в аптеку за необходимыми лекарствами, покупка продуктов, а также обязанности личной секретарши лежали на мне. Повариха, миссис Уорвик, командовала на кухне и в столовой. Но судя по её виду, держалась в шаге от увольнения из последних сил. Помимо деспотичного характера сложностей в общении с господином Стентоном добавляла непонятно откуда взявшаяся боязнь отравления. Перед тем, как приступить к трапезе, он требовал, чтобы сперва из кастрюли попробовали еду мы с миссис Уорвик, и только убедившись, что мы живы и вполне себе здоровы, брался за столовые приборы. Что, впрочем, абсолютно не мешало ему грозить нам если не повешением, то каторгой так точно. Мне кажется, что даже выжившие из ума старики и то поприятнее в общении будут. Ходят легенды, что они знают слово «спасибо». Я же за всё время с момента своего трудоустройства к господину Стентону не слышала его ни разу. Нет, я не жила в мечтах, что меня в этом доме когда-нибудь оценят, но всё-таки хотелось хоть иногда услышать что-то приятное.

– Как же меня бесите вы и ваша манера даже в доме ходить в чёрных перчатках в сеточку! – буркнул господин Стентон, но по его интонации я поняла, что он, наконец-то, успокоился.

Ф-фух, пронесло. Могло бы быть и хуже. С «хуже» мне уже довелось встречаться, когда гневные речи хозяина дома длились беспрерывно на протяжении двух часов. Лично засекала по небольшим часикам на левой руке. Почти единственном напоминании о прошлой жизни. Когда-то мне их

Подарил на вручении диплома декан моего факультета, как отличившейся за время всего своего обучения в университете, студентке. Только они, да очки, зачарованные от потери, остались у меня из личных вещей. Все остальные сгинули в бездонных карманах стражников и конвоиров.

– Так, наведите срочно тут порядок, иначе точно выскажу сестре всё, что о вас думаю. Живо!

Не сгибая спины, я присела и начала собирать с пола бумаги, пока господин Стентон отошёл к книжному шкафу.
– Армина!!! Как это понимать?!

Мысленно я простонала. Да что там опять случилось-то? Вроде угомонился уже, и вот опять...

– Куда делась книга по аналогам биологических жидкостей в биоартефакторике, а конкретно том, посвящённый тканевым жидкостям? – прогорохотал голос господина Стентона.

– Не имею ни малейшего понятия. Мне она без надобности, – я продолжила собирать разбросанные листы, складывая их по порядку.

Мне действительно не требовалась эта книга. Во-первых, нарушать запрет, наложенный судьёй, не собиралась, во-вторых, доступа к лаборатории – «святая святых» господина Стентона у меня не было. Хотя запасной ключ хранился у меня на случай непредвиденных обстоятельств. А в-третьих, я и без всяких дополнительных пособий прекрасно разбиралась в этой теме. Всё-таки столько лет было отдано любимому делу...

– Так, кого вы приводили в мой дом, отвечайте!

Сохраняя прежнюю невозмутимость, я выпрямилась и отнесла подобранные бумаги на край стола, чтобы потом ещё раз перепроверить, в правильной ли очерёдности их рассортировала:

– Никого. Днём заходил ваш племянник, господин Лоусон, вернуть какую-то книгу взятую ранее из библиотеки. Больше никто с визитом не являлся. Согласно вашему распоряжению, я проводила его в библиотеку, а затем ушла, так как Вы меня позвали, чтобы дать очередное поручение.

– Но ключ был только у вас, а кабинет был заперт! Что вы на это скажете?

– Только то, что одновременно быть в двух местах не смогла бы при всём своём желании. Без вас в кабинет я не входила сегодня.

Господин Стентон сузил глаза и с явным подозрением посмотрел в мою сторону:
– А вчера?

– И вчера тоже.

– В таком случае куда делась эта чёртова книга? Я совершенно точно помню, что поставил её вот на эту полку и больше не трогал.

Вот в чём-чём, а на проблемы с памятью господин Стентон пожаловаться не мог. Более того, это была его отличительная особенность: он никогда не вёл записей, касательно своих разработок. Максимум, что можно было обнаружить, когда он над чем-то работал – это обрывочные расчёты, выполненные чуть ли не на обрывках бумаги или салфетках. Вот где его озаряла гениальная идея, там сходу и начинал обдумывать детали, используя в качестве записной книжки или тетради всё, что под руку попадалось в тот момент.

Собственно, эта особенность и была одной из причин, почему мне приходилось исполнять ко всему прочему ещё и обязанности секретарши: не желая терять ценную информацию, хранящуюся в голове своего бывшего артефактора, король Роальд распорядился, чтобы он изложил все свои разработки на бумаге, пока окончательно не ослеп, а сама информация не потеряла актуальность, ведь наука не стоит на месте, а продолжает развиваться семильными шагами. Господин Стентон бесился, понимая, что его по факту просто потрошат, а когда работа будет закончена, окончательно вышвырнут за борт жизни, забыв навсегда и оставив умирать в одиночестве. Как только стало понятно, что к прошлой жизни он не вернётся, мигом исчезли все друзья и приятели, а также вившиеся вокруг него, добиваясь внимания, многочисленные девушки.

Я никогда особо не интересовалась сплетнями, но слышала, что гулянкам и попойкам, так популярным среди мужчин, вращающихся в высшем обществе, он предпочитал занятие любимым делом, однако, будучи обласканным вниманием старого короля, ныне покойного, к сожалению, привык ко всеобщему обожанию. Ему льстила популярность в свете и блага, даруемые сильными мира сего. Он купался во всеобщем обожании, осыпаемый деньгами, а в конечном счёте оказался всеми покинут и практически забыт. Те немногие, кто искренне хотел ему помочь, были изгнаны прочь.

Глава 3. Между прошлым и настоящим

Лязгнул засов, запирающий створку смотрового окошка:
– Подследственная номер три тысячи триста тринадцать оке два, на допрос!

Опираясь левой ладонью о железный край койки, я поднялась и, повернувшись лицом к стене, привычно завела руки за спину. Скрипнули петли, предупреждая о том, что конвоиры уже заходят. Глухой звон цепей, соединяющих застëгиваемые на запястьях тяжелые кандалы... Не орать, только не орать от боли, иначе направят в лазарет, и там точно лишусь правой кисти, а этого никак нельзя допустить, иначе выполнить протезирование, когда окажусь на свободе, будет гораздо сложнее... Только вера в то, что когда-нибудь меня выпустят из тюрьмы, помогала не помутиться рассудку. Бесконечные серо-чёрные коридоры... Смешки конвоиров за спиной, что «близорукая красотка скоро станет ещё краше...» Поблескивающая в полумраке красновато-золотыми всполохами цифра «восемь» на тяжёлой двери, оббитой специальным металлом, гасящим любые звуки, возникающие внутри помещения...

Я рывком села на кровати, пытаясь выпутаться из противных липких щупалец ночного кошмара. Более полутора лет прошло с тех пор, как меня отпустили на волю, а до сих пор тюрьма снится. Я поднесла к лицу правую руку и несколько раз сжала пальцы в кулак. Биомеханический протез работал безупречно. Повернув кисть против часовой стрелки, услышала лёгкий щелчок, и посмотрела на увенчанный небольшой полусферой металлический штырь, которым заканчивалось предплечье. Немного щипало в месте разрыва маскировочной тонкой полоски кожи, которая скрывала место соединения протеза и культи. Ничего, скоро она восстановится. Несмотря на то, что до окончания «комендантского часа» ещё далеко, применять магию «внутри себя» могла не боясь последствий. Король Роальд, панически боящийся покушений на свою венценосную голову, запретил колдовать после девяти часов вечера под страхом смертной казни. Всё королевство было буквально усыпано специальными артефактами-маячками, реагирующими на выплеск магии. Сразу после оглашения королевской воли большинство ведьм покинуло пределы Хортлонга, а оставшиеся трудились при лечебницах и в лабораториях.

К сожалению, кисти я всё-таки лишилась, хотя до последнего надеялась, что удастся её сохранить, да и вместо локтевой и лучевой костей были металлические, из особого сплава, не вызывающего никаких негативных реакций в организме вроде окисления или отторжения. Секретный состав...Главное достижение всей жизни и гордость моего наставника профессора Хьюго Пауэлла, хотя обычно его все называли просто «мэтр Пауэлл».

Оставив протез на подушке, я дошла до ванной комнаты, чтобы смыть с лица капли пота, проступившие на коже. Подкрутив светильник на минимальную мощность, чтобы не так свет резал глаза, открыла вентиль подачи холодной воды на полную мощность. Умываться одной рукой было не очень удобно, но я привыкла. Нет, мой протез можно спокойно мочить и даже устроить заплыв по реке, но лишний раз предпочитаю не рисковать: кто знает, всегда ли будет возможность сделать новый. По моим расчётам этот должен прослужить мне не менее четверти века, сохраняя полностью свой функционал. Главное – в топку крематория не совать и под пресс не пристраивать.

Я посмотрела на своё отражение в зеркале и пригладила мокрой рукой торчащие во все стороны волосы. Но с белокурыми мелкими кудряшками было справиться не так-то просто. Другая бы на моём месте попросту убрала их в пучок или косу, но мне такой вариант не подходил, так как с ранней юности я носила короткую причёску, предпочитая закалывать часть волос на затылке гребнем. Благо современная мода позволяла, и применять магию, не тратя время на то, чтобы распустить локоны, было удобнее. Да, я родилась ведьмой, но с очень слабым даром. Занять достойное место среди себе подобных мне не грозило, зато увлёкшись ещё в детстве артефакторикой, биомеханикой и маг-артефакторикой, поняла, что нашла своё призвание. Умелое сочетание магии, технологий и механизмов давало неограниченный простор фантазии и дарило практически безграничные возможности. Не говоря уже об обеспеченном будущем, что для сироты вроде меня также было немаловажно. Будущее... Я усмехнулась сама себе. О каком будущем может идти речь, если на нём поставлен жирный крест судейским приговором?! Те, кто хотели меня наказать, поставить на место, хорошо потрудились: вначале лишили части руки, потом профессии, а затем и шансов вообще выжить. Однако я жива, а это самое главное. Что-нибудь придумаю. Работу я всё-таки нашла, хоть и не самую простую, зато вполне по силам, крыша над головой есть, мозги по-прежнему со мной. Ещё бы с кошмарами как-то справиться... Просто нужно время. Проклятое время, которое порой имело поганую привычку застывать на месте, даря чувство безысходности и побуждая к отчаянию. А как всё хорошо начиналось!

Не совсем радостно, но хорошо. Можно даже сказать – удачно. В возрасте четырнадцати лет я осталась круглой сиротой: вначале во время эпидемии умерла мама, а следом за ней отправился и отец. Меня сия участь миновала лишь по той простой причине, что в то время находилась на другом конце страны на шестинедельном практикуме по маг-артефакторике, на который была приглашена в качестве одной из победительниц конкурса, проводимого среди профильных школ. Узнав о постигшем несчастье, я хотела было отправиться немедленно домой, но дальняя родственница, весьма шустро оформившая надо мной опеку, поведала, что возвращаться попросту некуда: дом моих родителей сожгли в качестве одной из мер защиты от распространения заразы. Тётушка Лино очень рассчитывала запустить свои алчные ручки в мой карман, чтобы присваивать ежемесячно львиную долю денег из пособий, положенных мне, как сироте, но крупно просчиталась. Если бы на её месте оказалась мамина старшая сестра, тётя Аннет, я бы ещё подумала, не переехать ли к ней. Но, к сожалению, они вместе с мужем за пять лет до печальных событий окончательно перебралась в далёкий Герствар и вовсю нянчились со своими тремя внучками – дочерьми моей кузины Армины Россен, в замужестве – Найнр. Мне там откровенно делать было нечего. Страна Светлых и Тёмных магов, привыкших пользоваться больше своим даром, чем техникой. Хотя Армина неоднократно соблазняла в письмах Конрой – столицей Конверторских земель, входящих в состав Герствара, считавшейся главным городом вольных артефакторов.

Глава 4. Ночной визитёр

Незадолго до взрыва в лаборатории мэтра Пауэлла тайная полиция раскрыла несколько готовящихся покушений на короля. Ходили слухи, что обычные бытовые приборы, протезы и механизмы модифицировались под оружие, заправлялись специальными ядами и отравляющими аэрозолями. Постепенно все высокотехнологичные разработки были взяты под контроль государства и запрещены к использованию в быту, артефакторов начали обязывать работать исключительно на короля и проходить периодическую проверку на специальных артефактах, чтобы проверять «лояльность к короне». Кто смог, тот уехал в другие страны, бросив, правда, всё своё имущество и захватив с собой лишь необходимый минимум и деньги. В конце концов, если есть голова на плечах, восстановить прежний комфортный уровень жизни не так сложно.

Снова поползли слухи, что смерть предыдущего короля была не такой естественной, как официально заявлялось. Хотя у старика был такой букет заболеваний и расстройств, что можно было гадать, какое из них именно окажется причиной его ухода. Наша лаборатория также занималась изготовлением имплантов для него, как и пара других фирм. Благо на вскрытии было дано заключение, что наша продукция на момент кончины работала безупречно и даже некоторое время «после». А я ведь предлагала подумать над блокаторами глюкозы. В итоге диабет, или как его ещё в народе называют – «сахарная болезнь», добил старый изношенный организм.

Указы, ужесточающие работу биоартефакторов, маг-артефакторов и просто талантливых механиков сыпались один за другим. О части из них я узнала уже оказавшись на свободе. При разборе завалов после трагедии, случившейся в лаборатории мэтра Пауэлла, нашли какие-то механизмы, обломки оборудования и синтезированные ткани, которые посчитали запрещёнными. Вот так, вместо больничной койки я оказалась на тюремной. Ещё и обвиняемой в подготовке покушения на короля.

Я снова взглянула на себя в зеркало. «Подследственная номер три тысячи триста тринадцать оке два»... Шифр, услышав который одни шарахались, как от прокажённой, а другие понимали,что могут делать со мной всё, что угодно и им за это ничего не будет. Как многое может сказать шифр... А всего-то номер дела, режим и уровень. ОКЕ – Особый Контроль Ежечасно. То есть, каждые шестьдесят минут смотровое окошко открывалось, и надзиратель смотрел, чем я занимаюсь. Вдруг запрещённым или того хуже – побег готовлю. Угу. Со второго подземного уровня подкоп делаю, не иначе. А какие могут быть ещё варианты, когда окон нет, в коридоре стражников больше, чем людей на площади в ярмарочный день? Все знают, что со второго уровня сбежать невозможно. За всю историю Гайрорской тюрьмы не нашлось ни одного безумца, который бы даже попытался это сделать.

Второй уровень... Тот самый, куда помещали особо опасных преступников, тех, кто покушался на жизнь короля или готовил государственный переворот. Даже у убийц, насильников и маньяков условия содержания были попроще. А ещё их могли навещать родственники и знакомые, даже передавать письма, гостинцы. Содержащиеся на втором уровне подлежали абсолютной изоляции от внешнего мира. Что говорить, если «второуровневцы» априори считались смертниками? Это я поняла примерно через месяц после попадания на нары. Но всё-таки надеялась когда-нибудь снова увидеть солнечный свет.

Но всё-таки я его увидела. И продолжаю видеть каждый день, а, значит, не всё потеряно. Да, я лишилась кисти, но всё остальное при мне, а главное – свобода. Готова на всё, чтобы её сохранить, несмотря на жёсткие условия, указанные в приговоре. Хотя своей биомеханической кистью я уже нарушила один из указов короля, запрещающий использовать высокотехнологичные протезы. Те, которые уже были установлены у других людей, постепенно выходили из строя, их заменяли более простыми и грубыми. Зато сразу было видно, что внутри них не вмонтирован, например, миниатюрный огнестрел на два-три заряда. А, значит, король может не только спать спокойно, но и без опаски появляться на людях. Но без нормально функционирующих обеих рук я не могу. Если бы не запрет на выезд за пределы Хортлонга, пересекла бы границу в тот же день, как выпустили из тюрьмы. Не пришлось бы тогда скрывать протез под сетчатыми чёрными перчатками, чтобы не привлекать к нему внимание. Хотя внешне и на ощупь отличить его от настоящей кисти невозможно. Собственная эксклюзивная разработка от начала и до конца. Штучный товар. Но если меня заподозрят, начнут проверку и сразу обнаружится, что вместо правой кисти у меня протез. С учётом статьи, по которой проходила, это смертная казнь без лишних разбирательств. Ещё и на Николаса могут выйти. Тогда половину персонала лечебницы Святителя Маркуса отправят на плаху. Да, мы уничтожили все следы, но было бы желание, и улики найдутся. А ведь у многих семьи... Получить в личное дело клеймо «родственника государственного преступника» равносильно гражданской смерти: о получении образования можно сразу забыть, в работе, даже самой грязной и тяжёлой откажут, если что-то случится, то ни один полицейский не займётся делом, даже если на его глазах «заклеймённого» будут убивать и насиловать. Так что приходится быть весьма осторожной и незаметной. Мне всего-то нужно продержаться четыре года и десять месяцев, прежде чем смогу навсегда покинуть Хортлонг. Благодаря мэтру Пауэллу у меня имеются кое-какие сбережения и даже недвижимость в Валентарне, о которых, к счастью, тайная полиция не в курсе. Осталось добраться бы до них и начать новую жизнь. В конце концов, можно будет уехать в Герствар к тётушке Аннетт и кузине Армине, и попытать счастья там. Но это был самый крайний вариант, потому что я не хочу быть обузой и привыкла самостоятельно решать свои проблемы.

Неожиданно в дверь постучали.

– Армина, откройте немедленно!

Сердце моментально ушло в пятки. Счастье, что за дверью не полиция, эа всего лишь господин Стентон. Впрочем, первые церемониться бы не стали, а просто вышибли дверь. Интересно, что ему понадобилось посреди ночи? Стук, перемежающийся с ругательствами не прекращался. Выскочив из ванной, я бросила взгляд на кровать. Добежать до неё и надеть протез уже не успевала, хорошо, что по привычке прикрыла его одеялом. Подхватив с кресла толстую вязаную шаль, быстро набросила себе на плечи, а культю с торчащим из неё штырём спрятала подмышкой, прикрыв сверху правую руку левой.

Глава 5. Гнев

Армина Бауэр в очередной раз умудрилась вывести меня из себя! Но ещё больше выходка Нэйтана, моего, простите Боги, племянничка, с дубликатами ключей. Моя единоутробная сестрица Элиза по жизни не отличалась ни умом, ни сообразительностью, так ещё и сыночка такого же произвела на свет! Вместо того, чтобы усердно учиться, этот дурень предпочитал копаться в моих бумагах в надежде найти что-нибудь ценное, выдать за собственную разработку и, сбыв за хорошие деньги, прославиться. В чём-то он прав: даже один единственный удачный патент способен прокормить своего обладателя до самой старости, да ещё и его детям останется. Если бы не одно «но». Мало украсть готовое изобретение, нужно быть его создателем и модернизатором. Иначе оно быстро потеряет свою актуальность, конкуренты ведь не дремлют. А для этого нужно не только обладать знаниями, но и фантазией. Ни первого, ни второго у него не было. Ещё и лез, куда не просят. Хотя к третьему курсу уже должен был понять, что артефакторика, а в особенности, биоартефакторика – дело не только серьёзное, но и опасное. Малейший просчёт, не говоря уже об ошибке, и твой труп не факт, что найдут под развалинами.

Как некстати вспомнился пожар в своей лаборатории. На самом деле, мне она не принадлежала, но на протяжении долгих лет я единолично распоряжался ей, как собственной. В ней всегда был абсолютный порядок, всё находилось на своих местах, за состоянием оборудования и установок следил всегда тщательно. Поэтому в версию о возникновения пожара из-за неисправности одного из приборов не поверил ни разу. Гибкая трубка явно была испорчена намеренно, потому что просто так вывалиться из крепления не могла. Даже давление в ней на тот момент было не настолько высоким, чтобы она сама по себе вырвалась. Вначале я думал, что это происки конкурентов, так как в то время работал над усовершенствованной моделью механической куклы, от которых была в восторге королева, используя для демонстраций своих нарядов перед тем, как выбрать, какой туалет надеть. Я же хотел зайти ещё дальше: создать биомеханическую куклу, способную заменить прислугу. Похожей темой занимались ещё три лаборатории и даже две подведомственных военным. Мне несколько раз предлагали перейти под покровительство последних, но я отказывался, потому что всегда предпочитал создавать полезные для людей машины, механизмы, приборы, а не убивать. Если кто-то из вояк сильно упорствовал и не хотел слышать слово «нет», сразу же посылал к королю. А там уже все вопросы отпадали сами собой, и на некоторое время меня оставляли в покое. Всё-таки иметь в покровителях Его Величество гораздо интереснее, чем всесильного главу пусть и могущественного ведомства. Казалось, что лучшей защиты от назойливых желающих прибрать меня и мои творения к своим рукам и придумать сложно.

После окончания университета я доработал одно из своих изобретений и, набравшись наглости, заявился с презентацией во дворец. Старый король Рональд по достоинству оценил результат моих трудов и тут же выкупил все права на него. «Игрушка» была не бог весть какая по своей значимости, однако, могла принести, и принесла таки короне немалые деньги. Всего-то механический полировщик полов. Теперь он, кстати, есть в каждом богатом доме. Я же хотел заработать определённую сумму, чтобы снять подходящую лабораторию для своих нужд и продолжить изыскания. Каково же было моë удивление, когда Его Величество предложил мне место придворного артефактора, великолепно оснащённую по последнему слову техники лабораторию в обмен на всё те же права. Я был молод, горяч и амбициозен, а ещё безумно влюблён в своё дело. Естественно, согласился. Ведь о таких условиях и мечтать не мог. И подписал чёртов контракт. Тот самый, согласно которому я работаю на короля в течение пятнадцати лет, и из-за которого теперь из меня выпивают последние силы. Думаю, пока не вытащат из моей головы всё мало-мальски годное, не успокоятся.

Король Рональд всегда действовал в открытую, даже когда постепенно стал отходить от дел из-за проблем со здоровьем, передавая бразды правления своему сыну принцу Роальду. А вот последний отличался некоторым болезненным самолюбием и трусостью. Слишком уж опасался за свою драгоценную жизнь. В принципе, это было второй причиной, по которой я категорически отказывался работать с военными. Терпеть не могу слежку, а уж тем более – «жизнь под колпаком». Предпочитаю свободу и покой. Вот только после пожара не стало ни первого, ни второго. На улице я не появлялся достаточно давно: мне не нужны жалостливые и сочувствующие взгляды в спину, шушуканье и насмешки. А вот покой то и дело нарушали лезущие куда не надо слуги. Не говорю уже об Элизе, Нэйтане, докторах и медсёстрах. Вроде всех отвадил, но нет... Всё равно время от времени появляются и лезут в мою жизнь. А сейчас ещё эта выскочка Армина второй месяц подряд под ногами мешается. Вроде особо никуда не суётся, но раздражает неимоверно. Самое отвратительное, что до их пор не допустила ни малейшей промашки,чтобы можно было со спокойной душой выставить её за дверь, как бы не возмущалась потом Элиза.

А ещё Армина по ночам кричит. Не каждую ночь, к счастью, но достаточно часто. Думаю, что её мучают кошмары, так как не очень-то её вопли похожи на те звуки, которые я привык слышать от женщин по ночам. На психованную истеричку она не тянет от слова «совсем». Более того, слишком спокойна и уравновешена, несмотря на то, что постоянно вворачиваю в речь словечки, обычно служащие катализаторами для срыва у людей с нестабильной психикой. Нет, я не учился ни на психиатра, ни на целителя душ, но пришлось изучить кое-какие тонкости, чтобы облегчить себе поиски помощников, когда набирал штат для своей лаборатории. Трудоустраиваться приходило много народа, но среди них толковых были единицы и даже из числа этих попадались фанатики, считающие, что научно-технический прогресс уничтожит человечество, а посему нужно избавляться от артефакторов и их творений. Или, как минимум, тормозить процесс разработки того или иного изобретения. Таких я, вычислял, а затем передавал королевским дознавателям. Ведь если не повезло занять вакантное место у меня, пойдут к другим, и будут жертвы.

Глава 6. Загадки и несостыковки

Лестницу от этажа, предназначенного для проживания старшей прислуги, на котором находилась комната Армины, отделяла дверь. Спрятав в карман брюк портативный синий фонарь – одно из моих последних изобретений, которое закончил незадолго до взрыва, но так и не успел запатентовать, я сильно зажмурился и повернул ручку. Только после того, как зажёгся первый автоматический светильник, позволил себе открыть глаза. Иначе вполне мог ослепнуть ненадолго и потерять ориентацию в пространстве, шагнув с тёмной лестницы в коридор со вспыхивающими огнями. Светильники, работающие от магически заряженных кристаллов, располагались возле каждой из запертых дверей и включались, стоило к ним кому-то подойти. Соответственно, при удалении от них на некоторое расстояние, сразу гасли. Удобно и весьма экономично. В столице, кстати, давно уже использовались электрические, но родительский дом всë-таки был старым, а делать специальную проводку и устанавливать генератор в подвале, только время и деньги терять. Бессмысленно. Скоро мне вообще станет без разницы, какое время суток на двое, потому что просто-напросто перестану их различать, окончательно ослепнув. Чтобы там врачи мне не говорили и какие прогнозы не давали.

На мой стук Армина открыла достаточно быстро. Зябко кутаясь в шаль, она близоруко щурилась и хлопала глазами чаще обычного. Странно, вроде жилые комнаты отапливаются хорошо, и в них не должно быть холодно. Да и очки она всегда складывала на тумбочку у кровати. Как-то раз зашёл к ней специально, чтобы высказать своë неудовольствие её медлительностью при переписывании, так она демонстративно сняла их и сказала, что уже приготовилась спать. Нет очков на ней, значит, никакой работы, отдых. И ни единой мышцы не дрогнуло на лице девушки, пока отчитывал. В глубине души я даже иногда восхищался стойкостью Армины и её выдержкой. Но неужели она настолько нуждается в деньгах, что согласна ежедневно испытывать на себе моё раздражение?

Пока я выплёскивал своё негодование, Армина просто молча слушала и даже почти не шевелилась. Но было в ней что-то странное, не могу понять только, что именно. Что-то не так было с фигурой, какая-то диспропорция.

Под конец моей речи Армина внезапно побледнела, хотя и так всегда была бледна как моль, даже румянами не пользовалась в отличие от других девушек её возраста, не говоря уже о дамах постарше. Те и вовсе были неумеренны в косметике, чем вызывали даже не отвращение, а жалость. Только собрался добавить, что сегодня последний раз, когда я слышал её ночные крики, как Армина чуть пошатнулась. Заболела? Этого ещё не хватало для полного «счастья»! В лечебницу не возьмут, так как служит в доме, а вот визит врача сюда нежелателен. Пришлось сказать Армине, чтобы брала выходной и шла к врачу сама. Обойдусь как-нибудь один день без неё. А что если периодически отправлять её из дома прочь на продолжительное время? Или пусть снимет жильё, а сюда приходит только с бумагами работать. Кстати, интересная мысль. К сожалению, Армина права: нанимала её Элиза, поэтому уволить или изменить условия найма не могу. Но подвести к этому решению сестру можно попробовать.

Естественно, ни на какой чердак я уже не пошёл. Раз Армина не спит, то и не к чему привлекать лишний раз её внимание.

Сон так и не шёл, поэтому пришлось идти в кабинет. Заодно и проверю, все ли бумаги были собраны и в правильном ли порядке. Пока разгорался камин в кабинете я по привычке сунул руки себе подмышки и подошёл к окну. Неожиданно увидев своё отражение в стекле, понял, что меня смутило в Армине: её плечи были по-разному развёрнуты. Я принял ту же позу, в которой только что её видел. Так и есть. Всë-таки не ошибся, в себе никогда не ошибался. Несмотря на слабеющее зрение, в сумерках или при слабом освещении я вижу даже лучше, чем при дневном свете. Вот такой вот парадокс, но это действительно так.

Взяв в одну руку небольшой, но толстый блокнот для заметок, накрыл его второй, а затем снова встал перед окном. Поменял руки. Так... Не понял, а что у неё с кистью правой руки? Такое ощущение, что её не было, когда я говорил с Арминой на пороге её комнаты. Протез? Тогда это многое объясняет. Высокотехнологичные биомеханические протезы уже пару лет как запрещены, а те, что «донашиваются», постепенно выходят из строя. При этом часто окислы, капли синтетических жидкостей и мелкие частицы металлов попадают на кожу, соприкасающуюся с ними и разъедают её. Особенно при постоянной носке. Сомневаюсь, что у Армины хватило денег на дорогой протез, а классом похуже или совсем дешёвые, пусть они даже намного лучше обычных механических, давно уже подлежали замене. Обеими руками девушка действует одинаково ловко, значит, не врождённый дефект. Или Армина из «этих», биомодернизаторов? Есть такие фанатики среди молодёжи, считающие, что вживляя в свой организм различные биомеханизмы, специальные импланты и заменяя части тела на биомеханические протезы, можно не только улучшить свои природные данные и физические способности, но и продлить жизнь, став в конце концов бессмертным. При условии сохранности мозга, естественно. Хотя с моей точки зрения, мозгов у биомодернизаторов нет от слова «совсем». Нужно быть круглым идиотом, чтобы работающий орган или часть тела заменять желёзками.

Если Армина принадлежит к тем самым «усовершенствователям» своих тел, то и поделом ей. Даже неудивительно тогда, почему по ночам она орёт, как от боли. Ведь разрушающийся протез способен доставлять невыносимые муки. Что ж... Сама идиотка, пусть сама и страдает за свою глупость. Поймëт, чего лишилась, когда придёт время поставить обычный механический протез. С таким же успехом можно было бы крюк на руку прикрутить – эффект и удобство при применении были бы такими же. Но проверить версию с протезом всë-таки стоит. Кто знает, может, под этим предлогом удастся выставить её из моего дома навсегда?

Я уселся за стол и начал разбирать бумаги. Мда... Ирония судьбы: будучи биоартефактором не могу сделать себе глаза. Или хотя бы откорректировать работу своих собственных. Ещё никому не удавалось создать биомеханический протез глаза, который был бы идентичен настоящему. Попытки были, но результаты, увы, не впечатляли. Повторить структуру и функции стекловидного тела до сих пор никому не удалось: нужны были специально разработанные синтезированные ткани и жидкости, но ни один из экспериментаторов до сих пор не одержал победу в борьбе за стабильность сохранения на длительный срок целостности фиброзной оболочки. Под воздействием слёз последняя весьма быстро растворялась без особого труда.

Глава 7. Странности

Утро началось как обычно: с бурчания в столовой господина Стентона о том, что его кормят исключительно отравой. Но тем не менее, свою позицию овсянки съел с большим аппетитом, что ещё больше усилило мои подозрения насчёт того, что ночью он всё-таки занимался чем-то таким, что отняло у него много сил. Хотя для молодого мужчины я бы выбрала что-нибудь посытнее, да и порцию побольше. Он же не хрупкая девушка, в конце концов. Опять же господин Стентон только глазами слаб, а не телом. Такому питаться нужно хорошо. Кухарка миссис Уорвик рассказывала, что господин Стентон сильно бушевал, когда услышал предписание врача насчёт диеты. Даже тарелками и кастрюлями швырялся в прислугу, и вроде как едва не прибил кого-то случайно. Это сейчас хорошо, потише стал, поспокойнее. У меня левый глаз дëрнулся после такого сравнения. Если господин Стентон сейчас просто невыносим, то каким же он был раньше? Оставалось только радоваться, что в этом доме я появилась значительно «позже».

Сразу после завтрака мне пришлось пойти в кабинет, чтобы взять рецепт на капли для глаз, иначе мне их попросту не продали. Тем более, что изготавливали их по специальному заказу конкретно для господина Стентона. На мой взгляд ничего особенного в них не было: состав был несложен в изготовлении, компоненты легко было достать даже в деревенской лавке. Впрочем, многое могло поменяться за то время, пока я провела в тюрьме, а потом на больничной койке под присмотром Николаса, пытавшегося спасти мою кисть с предплечьем.

В аптеке меня хорошо знали и поэтому вынесли пузырёк с каплями быстро. Стоило пожаловаться милому молоденькому провизору на бессонницу и нервы, как он без лишних слов продал нужное мне снотворное вместе с успокоительным, посетовав, что своим отвратительным характером мистер Стентон доведёт до нервного срыва кого угодно и даже скалу заставит осыпаться в щебень, выговаривая ей претензии, что не там расположена. В общем, из аптеки я вышла весьма воодушевлённой, что можно обойтись без визита к врачу, чтобы тот выписал рецепт на нужные мне лекарства. Только осмотров мне не хватало для полного счастья. Если бы у меня под рукой было простейшее оборудование для зельеварения, вообще сама бы приготовила их. Но касаться любых лабораторных приборов, установок и даже посуды мне также было категорически запрещено. Ничего, я ещё наверстаю упущенное. Жаль, что не проверить одну мою задумку по усовершенствованию одной старой разработки...

По дороге я ещё зашла к мяснику за говяжьей вырезкой для себя. В конце концов, это господину Стентону прописаны кашки, да овощные супчики, а мне хотелось котлет, стейков, отбивных и шницелей. Питание и проживание за счёт работодателя входило в мой контракт, но он не запрещал мне пользоваться кухней и готовить для себя. Чем периодически пользовалась, когда выдавалось свободное время.

По возвращению в дом господина Стентона нигде не обнаружила, следовательно, он снова заперся в лаборатории. Соваться в кабинет после вчерашнего желание отпало сразу, поэтому капли лучше отдам позднее, когда господин Стентон появится. Тем более,что особого хранения они не требовали. Поэтому даже не стала вынимать их из сумочки, которую повесила в своей комнате на нижний крюк, прикрученный возле двери.

Сунув мясо в миниатюрную холодильную камеру, купленную как раз для личного пользования, я махнула рукой на готовку и решила наведаться на чердак. Вот только нужна была веская причина для моего появления там, если вдруг столкнусь там с господином Стентоном. Богатством обстановки моя комната не поражала, всë-таки предназначалась она была для экономки. Благо, что ванная собственная имелась и не нужно было заморачиваться с тазиками и лоханью, чтобы помыться. Моë внимание привлёк старый, почти рассохшийся стул, на который я иногда складывала мелкие детали одежды. Пнув его ногой, услышала раздавшийся хруст. Довольно ухмыльнувшись, я открутила надломившуюся ножку и несколько раз подкинула в воздух. А вот и повод подняться на чердак. Заперев свою комнату, нашла на связке нужный ключ и пошла на разведку. Первое, на что я обратила внимание – замок был тщательно и хорошо смазан. Как и петли. Настолько, что дверь открылась совершенно бесшумно. Теперь понятно, почему ни разу не слышала, чтобы на чердак кто-то заходил. Внутри было пыльновато, но не так, как обычно бывает в помещениях, в которые долгое время не заходят. Даже несколько дорожек явно мужских шагов имелось. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто мог здесь их натоптать. Вообще чердак оказался очень интересным: помимо традиционно сваленной рухляди, то тут, то там встречались устаревшие морально и технически приборы, аппараты, даже лабораторная посуда. Пришлось буквально бить себя по рукам, чтобы не утащить в свою комнату парочку штативов с держателями, прихватив заодно аллонжи, конические колбы, реторты и бюретки. В углу одного из покосившихся шкафов кучкой были свалены старые спиртовые горелки вперемешку с тиглями.

Да, сейчас используется более современная посуда и приспособления, не говоря уже об оборудовании, но при виде такого халатного отношения к ветеранам алхимических битв сердце кровью обливалось. С тоской посмотрев на валяющийся на боку эксикатор, я пошла дальше исследовать чердак. Заприметив похожий на свой сломанный стул, присела на корточки, чтобы поближе рассмотреть ножки, а может и вовсе получится из двух собрать один годный. А то не ровен час чихну рядом, и придётся по всей комнате собирать элементы конструктора для юного плотника. Не спорю, занятие увлекательное, но весьма «занозоцеплятельное». Что может быть хуже мелких острых щепок старого дерева, загнанных под кожу? Бр-р-р... Пока вытаскиваешь, сто раз проклянëшь всë и всех на свете, особенно, если заноза пару раз разломится на несколько ещё более мелких. Взявшись за самую крепкую ножку стула, я только начала её откручивать, как услышала до боли знакомый грозный голос, полный искреннего негодования:
– Что вы тут делаете, Армина?

Тьфу ты, лёгок напомине. Даже не споткнулся ни разу, пока до меня шёл. Делать нечего, пришлось подниматься. В итоге я так торопилась, что немного промахнулась и больно ударилась затылком об висящую на одной петле дверцу колченогого буфета.
– Вот видите, Армина, сами себя уже наказали. Снова повторяю свой вопрос: что вы здесь забыли?

Глава 8. Наглый обжора

Первое, что бросилось в глаза – это стоящее посреди стола абсолютно пустое блюдо, на котором ещё совсем недавно лежала горка котлет. Специально ведь приготовила с запасом, чтобы на пару-тройку дней хватило. Они ведь даже будучи холодными вкусные! Далее мой взгляд переместился на плиту. Как и следовало ожидать, кастрюлька напоминала о своëм содержимом лишь редкими разводами на стенках. Пюре, как корова языком слизала. Впрочем, так тщательно она бы не смогла. Скорее, кошка поработала, которую спугнули, иначе кастрюлька блестела бы первозданной чистотой. Чуть поодаль, у самого окна обнаружилась и сама наглая тварь. Невозмутимый такой котяра, способный «уделать» любого уличного своей наглостью в два счëта. Да-да, господин Стентон, завернув последнюю котлету в бумажную салфетку, преспокойненько откусывал кусочек за кусочком и явно не ожидал моего появления.

– Армина, а что вы тут делаете?

От возмущения у меня даже дыхание сбилось. Он меня ещё и спрашивает?! Слопал весь мой обед без остатка, а сам будто ни при чëм!

Наверное, впервые за всю свою жизнь я позволила себе ткнуть указательным пальцем в человека, хотя и знаю, что это неприлично:
– Это. Был. Мой. Обед. Который я приготовила для СЕБЯ!

Господин Стентон задумчиво уставился на остатки котлеты в своей руке, а затем меланхолично произнëс:
– То-то я удивился, что миссис Уорвик внезапно научилась вкусно готовить. Точнее, чуть более съедобно, чем обычно. Даже хотел приказать так делать почаще.

Клянусь, ещё одно его слово и из моих ушей повалит пар, как от отходящего от перрона паровоза!

– Раз уж вы, Армина, на все руки мастерица, может, мне стоит избавиться от кухарки? Хотя нет. Тогда работу над моими черновиками точно станете выполнять ещё отвратительнее... – вытерев пальцы чистой салфеткой, выдернутой из специальной подставки, господин Стентон швырнул скомканный шарик на пол и удалился.

Нет, ну, каков нахал, а?! Ни капли смущения на лице, ни извинений... Я ощутила такую ярость, что допинав салфетку до ведра, предназначенного для помоев, готова была догнать господина Стентона и надеть его ему на голову. И я ещё сочувствовала этому надменному чудовищу?! Да чтобы у него оба глаза окончательно бельмами затянулись, раз всë равно не видит ничего! И тут у меня в голове щёлкнуло, что если Стентон вышел из лаборатории, то нужно отдать ему капли. Понемногу успокаиваясь, я сложила грязную посуду в посудомойку, накрутила шланг на кран для подачи воды, не забыв повернуть вентиль на трубе для слива. Остаётся лишь насыпать порошка и через час можно будет достать уже всё чистое. Повертев в руках пачку, я озадаченно посмотрела внутрь. Странно, вроде только недавно новую покупала... В памяти тут же всплыло, что миссис Уорвик хвасталась, что в гости дочь с внуками приехала погостить. Повариха обкрадывает господина Стентона? Я, конечно, понимаю, что платят в этом доме не очень большое жалованье, но... Ладно, внесу в список необходимых покупок. Всё равно собиралась завтра в хозяйственную лавку.

Мысленно помянув безвременно покинувший меня обед, я поднялась к себе. Чтобы не вызвать подозрений: мало ли господин Стентон опять заглянет, прикрутила принесённую с чердака ножку, а потом достала из сумки глазные капли. Странно. Я повертела пузырёк в руках, даже к окну подошла, чтобы посмотреть на свет его содержимое. На дне даже невооружённым взглядом был заметен осадок. Но такого просто быть не должно! Состав прост и банален! Я заперла комнату на замок, а затем крепко сжала пузырёк в левой руке. Тонкие потоки магии окутали стеклянную поверхность, проникая внутрь. Сосредоточившись на считывании состава, едва не выронила пузырёк. Проверила ещё раз. В полном недоумении, я присела на край кровати и посмотрела на осадок. Кажется, на чердаке я видела старенький анализатор... Хотя, кого я обманываю? Ведьмы не ошибаются. То, что было налито вместо капель не что иное, как раствор для заживления ран. Но его категорически нельзя использовать для восстановления слизистых оболочек, а уж тем для глаз. Иначе начинает нетипично разрастаться фиброзный слой, вызывая помутнение роговицы, воспаление и рубцовые изменения. Перепутали в аптеке? Мысли хаотично метались в голове, пытаясь выстроиться в логическую цепочку. Раньше я сразу отдавала капли господину Стентону и раз в три дня приходила медсестра из госпиталя,чтобы их закапать, так как чащ применять их было нельзя. Сегодня вечером она как раз должна была снова прийти. Заказать в аптеке новые, сказав, что этот случайно разбили? Если бы не уборка чердака, я даже успела бы их забрать, приготовить новые ведь не так долго, но если заказов много... А если рискнуть, а потом незаметно подменить? Я спрятала пузырёк в шкаф, а затем оделась и вышла из дома, оставив в дверях кабинета записку,что вернусь через час.

Провизор поохал, что, к сожалению, сегодня слишком много заказов, но завтра утром точно всё будет готово. Что ж, Армина, выбора нет. Отдать спрятанный пузырёк господину Стентону мне просто совесть не позволит, не говоря уже о ведьмовской этике. Собственная паранойя, так и не прошедшая после выхода из Гайрора не позволила сразу пойти в лавку травника, поэтому пришлось пробежаться по магазинам со специями и заглянуть к зеленщику. На всякий случай купила бутылку сухого красного вина и пару апельсинов. На моё счастье господин Стентон опять заперся в лаборатории, а до прихода миссис Уорвик был час. Разобрав пучки трав, предназначенные для различных видов маринадов, достала нужные, измельчила, растолкла в ступке, и добавила в тёплую воду, не забывая помешивать. Параллельно занялась приготовлением глинтвейна, чтобы его запахом перебить готовящееся зелье. Жаль, мясо приготовить уже не успею: как не прикрывай крышкой сковороду, а капли жира непременно попадут в ковшик. Я разделила купленные специи, добавляя понемногу то в одну кастрюлю, то в другую. Немного скорректировала зелье магией. К приходу поварихи оно как раз успело остыть. Тщательно процедив, я перелила его в бутылку из-под вина и закупорила. А уже дистилляцией займусь на чердаке: там как раз есть всё необходимое для этого. Только бы господин Стентон опять ушёл в лабораторию и не мешался под ногами. До обеда мне удалось подготовить необходимую лабораторную посуду и заправить спиртовки. Хорошо, что можно обойтись без газовой горелки.

Глава 9. Выживай как хочешь, живи, как сможешь

Громкий хлопок... Затем ещё один и ещё... Пол и потолок лаборатории дрогнули вместе со стенами. Неожиданно отовсюду раздались крики людей, лабораторию начало стремительно затягивать дымом, в спину дыхнуло жаром...

Так получилось, что мне понадобилось взять один из журналов с промежуточными расчётами по текущему проекту, поэтому я вышла из своей секции-лаборантской и направилась к учётным шкафам, находившимся неподалёку от выхода из лаборатории. Собственно, это и спасло мне жизнь, когда одна за другим прогремела череда взрывов. Я даже не поняла вначале, что случилось: всё происходило, как в замедленной съёмке, навсегда оставшись в памяти набором каких-то отдельных фрагментов. Взрывной волной от стены оторвало тяжёлый металлический шкаф, который, падая, придавил меня к полу, но при этом искорёженным краем раскуроченной дверцы практически отрубил мою правую кисть. Это было последнее, что я помню.

Очнулась уже на койке тюремного лазарета. Хотя «очнулась» можно было назвать с огромной натяжкой. Почти две недели я прометалась в горячке, прежде чем оказалась в камере, в которой суждено было провести впоследствии целый год. Меня лишний раз не трогали, но особо и не лечили. Так, давали настойки от жара, да общеукрепляющее, чтобы до первого допроса дожила и всë. Мои палачи посчитали, что этого достаточно, надеясь, что сразу им всë расскажу, покаюсь во всех грехах и ещё парочку сверху на себя возьму. Конечно, им же нужна раскрываемость. А тут такой лакомый кусочек: полуживая лаборантка, обвиняемая в государственной измене в связи с подготовкой государственного переворота. Естественно, о том, что мне вменяют, узнала уже на допросах. Стоило более-менее прийти в себя, как моё пребывание в лазарете посчитали оконченным. Я не понимала, что происходит, так как всё напоминало дурной сон, граничащий с ожившим кошмаром. Во мне ещё тлела надежда, что произошла какая-то чудовищная ошибка, скоро всё выяснится, и меня отпустят: настолько абсурдным выглядело обвинение. Едва за моей спиной тяжело захлопнулась дверь камеры, я присела на нары и осторожно размотала бинт, которым было замотано запястье. Не знаю, как хватило мужества не заорать от увиденного. Скорее всего, остатки болеутоляющих в крови затормаживали восприятие. Кисть оказалась наполовину отсечённой и держалась на честном слове. Я прекрасно понимала, что руку целиком уже не спасти, но нужно было сохранить её целой любой ценой. Хотя «целой» её можно было назвать с очень большой натяжкой. Если бы кисть пришили в первые же часы, рука не только осталась визуально целой, но и все функции были бы сохранены. Но, увы, о такой роскоши можно было лишь мечтать. Вообще чудо, что, превозмогая боль, удавалось немного шевелить пальцами. Забинтовав раненую конечность обратно, я не придумала ничего лучше, как постучать в дверь, подзывая надсмотрщика, чтобы добиться перевязки. В ответ мне быстро и доходчиво объяснили, что шуметь на втором уровне не принято. Хорошо, что рёбра не сломали, хотя били ногами усердно и не скрывая получаемого удовольствия от истязания. В качестве дополнительного наказания лишили обеда и ужина, «чтобы полный желудок не помешал хорошенько подумать над своим отвратительным поведением».

Поняв, что рассчитывать на медицинскую помощь бессмысленно, как только смогла подняться с пола без крика, я начала исследовать камеру. Вот где пригодились все те ведьмовские знания, которыми со мной делились тётушки и мама. Да, мой дар не был сильным, но обучали меня наравне с остальными, ведь даже от слабой ведьмы можно получить помощи порой гораздо больше, чем от дипломированного целителя. На мою удачу в нескольких стыках каменной кладки обнаружились группки сартифилитов: полупрозрачных грибов, обильно покрытых слизью, обладающей антисептическими и анестетическими свойствами. Их принято вываривать, чтобы добиться наилучшей эффективности, но у меня не было выбора: приходилось перетирать через куски ткани, оторванные от нижнего платья и сорочки, а полученный «сок» отжимать прямо в рану, нанося сверху кашицу для сохранения более продолжительного эффекта, а затем, совмещая кисть с запястьем, очень плотно бинтовать в несколько слоёв. Я видела, что постепенно ткани отмирают, да и в правом предплечье начинается остеонекроз. Сартифилиты лишь помогали отсрочивать неизбежное. Если бы ещё на первых допросах Нортон не выкрутил правую руку, считая, что дополнительно повреждая «рабочую», добьётся от меня признания быстрее, процесс развивался бы гораздо медленнее. Палач немного просчитался, так как я с рождения являлась левшой, и только после сильного ушиба в детстве, научилась в равной степени одинаково владеть обеими руками, чтобы ничего не мешало возиться с любимыми механизмами и проводить эксперименты.

Мне и так удалось совершить практически невозможное: дотянуть до освобождения, не лишившись кисти. Если поначалу думала обратиться к Николасу, то потом решила, что не стоит впутывать его в это дело, чтобы не подставить. Оказавшись на свободе, я первым делом направилась на съёмную квартиру, которую арендовала перед арестом. Своего дома у меня не было, после окончания университета на некоторое время меня приютил мэтр Пауэлл, но, заработав достаточно денег, съехала от него. Над приобретением собственного жилья я как-то не задумывалась, ведь большую часть своего времени проводила в лаборатории, возвращаясь в квартиру, лишь чтобы переночевать, переодеться и снова умчаться на работу. От дознавателей узнала, что на моё имущество и счета наложен арест, поэтому насчёт сохранности личных вещей не беспокоилась, тем более, что арендная плата была внесена на пару лет вперёд. В квартире хранились мои инструменты, в том числе хирургический набор, необходимые лекарства... По моим расчётам у меня был в запасе ещё месяц, чтобы найти подпольного целителя и решить вопрос с протезированием. Но реальность оказалась намного хуже, чем я рассчитывала...

Всё ценное, что было обнаружено при мне при попадании в Гайрорскую тюрьму присвоили конвоиры и дежурные, поэтому пришлось добираться до квартиры пешком через весь город. На жаре действие сартифилитов быстро сошло на нет. Оставалось пройти ещё два квартала, а я уже почувствовала, как поднимается температура, а тело начинает сотрясать в ознобе. Травмированное запястье словно огнём охватило, а правая кисть начала распухать прямо на глазах. Всё-таки определив меня на второй подземный уровень, где температура воздуха никогда не поднимается выше десяти градусов, мне оказали неоценимую услугу, замедлив некоторые процессы в организме. Вот только оказавшись в разгар летнего дня на улице, они все ускорились. Шагая исключительно на собственном упорстве, крепко стиснув зубы, я дошла до дома, в котором снимала квартиру. Ключ привычно повернулся на два оборота, отпирая дверь.