Артима талантов Корелимона

ПРОРОЧЕСТВО

*****

— Эй, три вещие птицы-сестрицы, расскажите, что скоро случится?

— Скоро-скоро начнётся новая ткань судьбы ткаться! Яркая да пёстрая, как наряд короля сцены. Будет в ней и алый цвет зари, огня и крови, будет лазоревый — цвет неба и моря, будет и золото — цвет славы, удачи, ясного солнца.

— Нити судеб сплетутся, узелки завяжутся на перекрестьях, и пойдет расти узор дивный, сочинит он нам песню прежде неслыханную!

— Что предсказано — сбудется, чего двадцать лет ожидали, свершится. Чего боятся — исполнится, да не всегда люди знают, чего след бояться. Играют с огнем, потом плачут!

— Но ведь это ваши цвета, птицы вещие! Значит, эти судьбы вы и предсказывали?

— Не без этого. И наши голоса звучат в этой песне, скрывать не станем.

— Так скажите, хотя бы одно предсказание! Всех не откроете, но скажите последнее!

— Придет в город человек с сердцем льва. Будет он в наряде лазоревом. И начнет он охоту, от которой… Фр-р-р-р-р-р!..

— Ну куда же вы, птицы вещие! Улетели, упорхнули, толком ничего не сказав! Так всегда с ними! Дщери Эоловы, ветреные особы, одно слово. На кого начнет охоту человек с сердцем льва? Что от этой охоты изменится в судьбах многих, какие узелки завяжутся или распутаются? Кто окажется добычей, главным призом его охоты? Знать не знаю, а посмотреть хочется…

Часть первая: АРТИМА (глава 1)

.

«Друзей по свету собери…»

.

Глава 1.

.

Ранним весенним утром шел по городу человек в синей куртке. Потёртый бархат кое-где светился небесной лазурью, в остальном костюм высокого мужчины был непримечательно скромным, дорожным, цветов бурой земли и пыли. Крепкие сапоги из мягкой кожи — мода лесных следопытов. Свободная блуза из тонкого некрашеного холста, с отложным воротником с претензией на изящество покроя, как носят художники. Широкий пояс без оружия, с очень тощим потертым кошельком. Коричневые штаны не военного фасона, заправлены в сапоги. Что придавало человеку вид ещё более вольного странника, готового к превратностям дальней дороги. Шляпы он предпочел не иметь, очевидно, чтобы ни перед кем не снимать ее. Ветер свободно трепал его густые каштановые волосы, не длинные локоны и не слишком короткий ёжик, ровно такие пряди, что нравятся ветру. Теплый плащ мог бы ему пригодиться, но либо недавно продан, либо ещё не куплен, из доверия к весеннему солнышку.

С первого взгляда нельзя понять, мужчина опытный путешественник или новичок? Привык к лишениям, или ему чаще улыбается денежная удача? Только на его худом обветренном лице с выдающимися чертами ясно читалось, что губам его привычно улыбаться, а светлым глазам — щуриться, глядя вдаль.

«Мечтатель! — с презрением в один голос скажут купец и нищий, глядя на странного человека. — Не знает счета деньгам!»

«Но при этом ловкач и проныра! По крайней мере, был в юности, — добавят полицейский и швейцар приличного дома. — Если не карманник, то уж точно вольнодумец. Нет в нем почтения к закону и власти. Подозрительный тип!»

По-своему, все они правы, в движениях чужака нет ни властности, ни робости, трудно сразу угадать его род занятий. По лицу и фигуре ясно, что в юности этот тощий долговязый малый с острым взглядом очень ловко вилял в толпе. Выполнял ли поручения хозяина лавки, зазывал прохожих на ярмарку или убегал от полиции на глаз не узнаешь. Ясно только, теперь он принадлежит сам себе. Время придало солидности худой фигуре, расширило плечи, чуть сгладило порывистость движений, хотя шаг остался тот же — легкий и быстрый.

Человек в синей куртке шёл по незнакомому городу, спокойно поглядывая по сторонам, легко читая в изгибах улиц и ширине мостовых, где главная площадь, где кварталы побогаче, где победнее. Он выбирал дорогу, ведущую под уклон — легкий приятный путь, неизбежно приводящий в курортных городах к набережной или городскому саду. В этом сереньком западном городке, славным только механическими цехами и тканями с золотым шитьём, уклон мог привести разве что к площади, где много пивных заведений. Но, всё же, по праздникам именно там случаются главные драки, танцы и ярмарки.

Задержавшись полминутки у лотка бродячего торговца, мужчина купил солидный бутерброд с ветчиной, два зимних яблока, полкруга белого несоленого сыра и свежую зелень. Получив бумажный пакет с покупками, не стал есть на ходу, а, заметив скверик со скамейкой, свернул туда. Кованый забор ограждал угол старого, дремучего, заваленного сухими ветками сада от аккуратного общественного газончика. Но и там валялись толстые коряги, брошенные через забор хулиганом — последним зимним ветром.

Чужак присел на скамейку, достал из кармана складной ножик с черной ручкой, разрезал бутерброд и одно яблоко пополам и начал трапезу. Судя по всему, «мечтатель» не был критично голоден, он медленно жевал, с удовольствием перемигиваясь с солнцем, подглядывающим сквозь молоденькую листву.

Тут из-под упавшей изогнутой ветки, образовавшей «шалашик», на запах ветчины выполз большой худой пёс.

*****

— Симпатичный ты парень, — вслух заметил мужчина в синей куртке, когда половинка его бутерброда отложенная на обед, исчезла в пасти голодного пса. Ветчину первым делом пёс припрятал в своей берлоге, только потом принялся за разрезанный пополам кусок длинного багета. — Такой весь гладенький, деликатный… Явно предки твои жили за высоким забором в богатом доме. Но как ты, малыш благородных охотничьих кровей, оказался на улице? Убежал от грубости? Потерялся на прогулке? Выгнали?

«Малыш», размером с половину волкодава, с блестящей короткой шерстью шоколадного оттенка, висячими ушами, длинным тонким хвостом-хлыстом и россыпью коричневых «веснушек» по белым губам, груди и брюху, сел перед незнакомцем, заглядывая ему в рот, надеясь ещё на крошку съестного. Предки его, по виду, были преимущественно пойнтерами — спутниками охотников. При вопросе мужчины пёс нервно заёрзал и заскулил. Ему было что сказать! Но как объяснишь превратности собачьей судьбы?

— Не волнуйся, мне не нужно знать всё. Лапу давать умеешь?

Человек протянул открытую ладонь. Пёс вскинулся, поставил обе передние лапы на колено сидящему чужаку, одну осторожно приподнял, не рискуя вложить в руку незнакомца. Тот сам пожал поднятую собачью лапу.

— Ясно. Готов служить, только некому? Ищешь хозяина? Я, пожалуй, взял бы тебя в свою артиму. Ты — красавчик и умён, сразу видно. Чувствительные барышни и дети будут в восторге. Что ж, братец, пойдешь со мной?

— Гав! — энергично ответил пойнтер.

— Я буду звать тебя Ларч. Похоже, ты не тот ларчик, который открывается слишком легко, хоть и кажется, что у тебя вся белая в крапинку душа нараспашку. Согласен?

Глава 2.

.

— У вас настоящий тай-рэд-табби-пойнт, — восхищенно оценил эксперт кошачьего клуба. — Красный узорчатый тайский окрас! Потрясающе! Какой насыщенный оттенок глаз! Какой контраст белоснежной спинки с огненным хвостом! Какие ровные колечки! И как удачно распределился тот самый «пойнт» — пятно на мордочке и голове! Носик обведен темной каймой, центр мордочки насыщенно рыжий, ушки тоже горят огнем, а по белому фону лба и щек расходятся муаровые полосы узора. На затылке и шейке они еще отлично видны, но постепенно до лопаток сходят на нет. Муара на лапках не видно. Да она настоящая принцесса! Как зовут это чудо?

— Вы примете ее на выставку и выдадите чистый паспорт? — уточнил гость города.

— Разумеется! Паспорт стоит один серебряный тавр. Но если у вас нет средств… Простите, не хочу обидеть владельца такого сокровища, у тай-кошек больше всего ценится стройность фигуры, но ваша кошка… гм… чрезмерно стройна!

— Увы, в последнее время она исхудала, — сокрушенно признал «владелец сокровища». — Вот раньше бывало, лёжа на атласных подушках, даже не всякие сливки пила, только самые свежие…

— Муль-муль, — намекнула кошка, нервно дернув хвостом.

— Так я, собственно, поэтому и пришел. О ней забочусь. У вас же кормят конкурсанток?

— Безусловно! Всех накормят, приведут шерсть в надлежащий вид, отведут удобное местечко с лежанкой, дадут игрушки… Перед выставкой все должны хотя бы пару часов привыкнуть к новому месту. Как вас записать?

— Принцессу запишите Таисс Мамули, имя владельца — Корелимон, — продиктовал мужчина, выложив на стол перед писарем клуба целый серебряный тавр.

Крупная монета тотчас исчезла в кассе. Писарь старательно выводил строчки на гербовом бланке с золотой коронкой, обозначающей чистую породу. Эксперт указывал особые приметы кошки, согласно своей оценке. Мамули получила высший бал в категории юниоров. Она царственно зевнула, и по крепким жемчужным зубкам эксперт счел, что кошка очень молода, ей около года.

— Желаете только побороться за призы? Или заранее подыскиваете пару своей красавице? Или выставляете ее с правом продажи?

— С правом продажи, — вздохнул Корелимон. — Но только настоящим ценителям, в самые лучшие руки. Уж, пожалуйста, отметьте это особо.

— Не сомневайтесь. Мы знаем всех любителей кошек в Гриссене, кого попало и на пушечный выстрел не допустим к вашей принцессе, — эксперт потирал руки, не рассчитывая на такую удачу.

— Когда ближайшая выставка?

— Нынче вечером, часам к пяти, — слегка удивился эксперт. — Мы всегда сразу оповещаем клуб и весь город, если появилось нечто стоящее. На это нужно полдня, не меньше. Поверьте, Таисс Мамули станет жемчужиной показа! Если бы я мог давать советы кошкам, я бы попросил ее плотно покушать и хорошо выспаться. Ей суждено сегодня блистать! Позвольте записать ваш адрес, сударь?

— Я думал ещё сегодня покинуть город, но раз такое дело, задержусь. Какую посоветуете простую, но приличную гостиницу?

— «Цветок левкоя» отсюда недалеко. Прямо вниз по улице, выходите на площадь и сразу вывеска напротив. Там есть хорошие недорогие номера.

— Благодарю. Я сам зайду к вам вечером, после показа. Когда закончится?

— Заранее угадать трудно. Но все торги, обычно, заканчиваются к десяти.

— И если объявятся новые хозяева, они сразу заберут кошку?

— О, нет, только утром. К ночи животные слишком нервничают. Ночь все новички проводят у нас.

— Тогда пришлите мне известие в гостиницу, — решил Корелимон. — О какой минимальной сумме может идти речь?

— Только за участие в конкурсе — пять тавров серебром. Призы, соответственно, от трех золотых до сотни. В случае предложения руки и сердца, так сказать, или намерения купить кошку, мы после торгов получаем только задаток и свою плату за посредничество. Задаток передаётся вам вместе с адресом того дома, куда с утра будет доставлена кошка. Там уж о полной сумме вы договариваетесь приватно между собой. Так безопаснее. Мы только даем рекомендации с обеих сторон. Такой порядок вас устроит?

— Вполне. — Прежде чем тай-кошку водворили во временную клетку, чтобы отнести в зал, Корелимон погладил ее последний раз. — Что ж, принцесса, желаю удачного показа!

— Муль-муль, — величественно ответила кошка и развернулась, победно вскинув рыжий хвост, точно флаг, ни грамма не взволнованная переменой обстановки. Прощание ее было каким-то двусмысленным. Мамули будто бы желала вскоре снова увидеть своего мимолетного владельца? Или передавала привет другу?

Корелимон нахмурился, сухо простился с экспертом и вышел из клуба любителей кошек. Ларч ждал на улице. Чинно сидел возле угла дома, где Корелимон его оставил. Едва завидев нового хозяина, подскочил и кинулся к нему, бешено виляя хвостом.

— Что ж, друг мой, всё будто бы прошло неплохо, но результаты — только завтра. Придется поискать гостиницу, где нас примут.

Ларч вопросительно заскулил, вертясь возле колен хозяина.

— Благодаря нашей кормилице Мамули, мы можем твердо рассчитывать на прибавку хотя бы пяти тавров! Так что позволим себе сытный ужин. А за нее не беспокойся, их тайское высочество накормят, уложат спать на атласной подушке… и, вероятно, найдут ей новый дом. Меня заверили, что очередь желающих драться за честь приютить Мамули у себя выстроится через весь город! Ну не скули, Ларчик! Ей лучше в богатом доме, поверь мне. Но завтра мы ещё посмотрим, кому она досталась. Если эти люди не внушат тебе доверия, мы заберем у них Мамули, обещаю!

Глава 3.

.

«Пивная кружка» на главной площади оказалась не самым почтенным, но очень популярным заведением. Даже в рабочий полдень там потягивали хмельной мёд, светлый эль и пиво немало бедняков. Безработных, отдыхающих после или перед сменой, и господа свободных профессий. Как молодой, бесцветный, но с очень помятым красным лицом парень, которого девочка представила как Мёдона.

— Эй, очнись! Открывай ящик, крути ручку! Господин желает послушать, как я пою! — девочка бесцеремонно растолкала пьяницу, оторвав его от почти пустой кружки.

— Это ты, Мери-Лу? — туманно выражение маленьких глазок не позволяло точно угадать, узнал он помощницу или принял ее за кого-то другого. Но малышка продолжала взбадривать Мёдона острыми кулачками и наконец добилась осмысленного диалога: — Да кому может нравиться твой комариный писк? От него только голова болит! Отвяжись! У меня осталось ещё на донышке… Э, куда… отдай пиво, малявка!

— Сыграешь, отдам! — девчонка подняла кружку повыше и обернулась к своим спутникам. — Видите, господин, с кем я работаю? Если это можно так назвать. Мы могли бы собирать втрое больше, но в самое ходовое время Мёдон напивается и лыка не вяжет, а для меня шарманка слишком тяжелая. Понимаете, я не могу доверить её мальчишкам, украдут!

— Понятно, — посочувствовал Корелимон. — Как же, господин Мёдон, сыграете сами или придется позаимствовать ваш инструмент для одного эксперимента?

— А заплатишь? — подозрительно уставился на него пьяница.

— Господин заплатит, если ему понравится! — заступилась за нового знакомого маленькая певица, защищая его от вымогательств.

— Сколько вы хотите, чтобы встать и выполнить просьбу сударыни? — уточнил мужчина в синей куртке. Услышав цену «двадцать медных тавриков», кивнул: — Деньги дам в любом случае. Выйдем? Или прямо здесь?

— Ты человек! — воспрянул Мёдон, услышав звон медных монеток. — А, может, ну ее, малявку, сядем, выпьем по кружечке, а? Ладно-ладно, уговор есть уговор. Ребята, я не прощаюсь! — Он одним духом осушил остаток пива, подхватил на плечо ремень музыкального ящика и, пошатываясь, но довольно бодро пробрался между столиками к выходу на площадь. Мёдона явно вдохновляло обещание немалой суммы за пару минут работы. Десять кружек! Шутка ли…

*****

Утвердив между булыжниками мостовой раздвижную, как на этюднике художника, ножку шарманки, откинув крышку и воткнув сбоку ручку, пьяница пригладил белесую шевелюру, настраиваясь на искусство. Устремил вдохновенно-мечтательный взор поверх прохожих и карет, ткнул первую кнопку и мерно завертел ручку, извлекая простенький икающий вальс.

Девочка расправила серую юбку с несколькими разноцветными заплатками, пришитыми, явно для оживления костюма, и запела, старательно выводя мелодию уличной песенки. Если вслушаться в слова или увидеть их написанными, всегда кажется, что рифмовал эти любовные истории малограмотный старик для пересказа детям. Исключительно наивные обороты поэзии, примитивное содержание. Но искренность чистого детского голоса трогала до слёз.

Песенка краем цепляла прохожих, радуя знакомым мотивом. А кому-то западала прямо в душу. По крайней мере, Ларч слушал зачаровано. Сидя на мостовой, пёс не сводил глаз с певицы. Мамули спокойно умывалась белой лапкой. Склонив голову набок, Корелимон сохранял непроницаемое выражение на лице, обдумывая серьезный шаг.

Девочка чуть пританцовывала на месте, придерживая края юбки, и пела, явно представляя себя на месте главной героини:

На улице Весенней, на чердаке в углу

Жила-была девчонка, красивей всех вокруг.

КрасИвей, красИвей, красИвей всех вокруг!

Представьте! Красивей, красивей всех вокруг!

Хоть платье всё в заплатах и стары башмаки,

Но волосы, как солнце, а глазки, как лучи.

Сияют, сияют, сияют, как лучи!

Представьте! Сияют! Сияют, как лучи!

Любил ее и пекарь, и местный трубочист,

И даже полицмейстер просил ее руки!

Представьте! Полицмейстер просил ее руки!

Но всех милей был маляр, художник в глубине,

Нарисовал сердечко кистями на стене.

Красивое сердечко на серенькой стене.

Сердечко, сердечко, кистями на стене!

Давно уж их не сыщешь, уехали вдвоем,

Чердак остался нищим, с пустым своим углом.

Представьте! Весь город с совсем пустым углом.

Весь город остался с пустым своим углом!

Но ярче с каждым годом на сером фоне стен

Влюбленное сердечко заметней стало всем.

Сияет, сияет, нам всем, нам всем, нам всем!

Представьте! Сияет! Для всех, для всех, для всех!

Глава 4.

.

Лавка «Тромбон и гусли» действительно была до потолка завалена всевозможной «музыкой», как выразилась Лумери. Различных инструментов тут были сотни, на любой вкус. Возможно, именно поэтому выбрать сразу не получалось. Корелимон перепробовал и переслушал несколько разных гитар, но всё ему чего-то не хватало.

— Так говорите, вам нужна гитара насовсем, в дорогу, а не в аренду, — задумчиво повторил владелец лавки, с виду — грубый, но с чуткими пальцами, с отличным слухом, играющий на всём, что способно звучать. Кроме того, торговец умел настраивать и чинить почти любую «музыку». — Мощная, но небольшая, вроде дамской… А вы берёте для себя или для дочки?

Лумери приглушенно фыркнула. Ей казалось забавным, что торговец не узнаёт её, хотя видел почти каждую неделю, когда она платила за шарманку или просила отсрочки в уплате. Корелимон сохранял серьезность.

— В этом-то всё и дело. Хочу, чтобы гитара была удобной для нас обоих. Легкая, небольшая, но с таким грифом, чтобы и я спокойно мог играть. На дамских у меня пальцы в струнах застревают! Лумери будет трудно справиться с большой гитарой…

— Возьмите гиталеле! — осенило торговца. Он полез на верхнюю полку, нашел зеленый футляр с медными гвоздиками-звёздочками и бережно стирал с него пыль. — Глядите, какая крошка! Дамы ее игнорируют, считают громоздкой, неизящной. Гриф, видите ли, слишком широкий, «мужской». Вам будет в самый раз!

Корелимон придирчиво разглядывал со всех сторон маленькую гитарку с широкими «бёдрами» и грифом, всего на четверть дюйма уже обычного. Она казалась крепкой и приземистой, но всё же — крошкой. Примерно вполовину меньше обычной гитары. Полированный корпус, блестящий, как молоденький каштан, гулко откликался на каждое прикосновение и даже на дыхание. Розетку украшал орнамент из перламутровых треугольников.

— Ну как она тебе? Попробуй обхватить ее руками. Удобно? — Корелимон дал «доченьке» проверить инструмент. Лумери с важностью сделала вид, что умеет обращаться с гитарой. Старательно подражая его жестам, она накинула через голову ремень, взяла гриф левой рукой, а большим пальцем правой провела по струнам.

Гиталеле мелодично откликнулась.

— Нравится!

— Мы берём эту. Сколько?

— Вы же хотите насовсем… два тавра. Правда, меньше не могу! Это дорогая игрушка. Послушайте, как звучит! Гиталеле большой гитаре не уступит, послушайте басы, обертона…

— Согласен, звучит красиво и сделана ладненько. Настроена по классике, на ми?

— Да, пока да. Многие предпочитают повышать строй от ля до ля, но я…

— Я тоже, — кивнул Корелимон. — Берём. — Он выложил на прилавок два тавра серебром. — Надеюсь, это была цена с футляром?

— М-м-м… — замялся торговец, но вспомнил, что гиталеле слишком давно ждала своего покупателя, не всякому она по руке и по вкусу, и энергично кивнул: — Да, разумеется. Взгляните, какой футляр — высший класс, только гвоздики начистить!

— Благодарю. А есть у вас порошок для акустической воронки?

— А как же! Незаменимая вещь для больших открытых площадей, где ничего не слышно в двух шагах! Дешевые кричалки — по таврику, но если вы хотите круг побольше…

— Побольше, хотя бы метров пять, — кивнул Корелимон.

— Тогда по два. Это по-божески. Вот, извольте, максимальный диаметр до семи метров. Купол он, конечно, не покроет, но снизу слышимость подхватит отлично! Один пакетик? Два?

— Давайте сразу пять. Их ведь можно делить?

— Само собой. С вас десять тавриков. А впрочем, девять. Скидка за общую покупку! Или предпочитаете комплект запасных струн в подарок?

Корелимон не стал забирать одну монету, а бросил в футляр гитарки, как в саквояж, колечко свитых струн и пять туго набитых прозрачных пакетиков. Лумери с любопытством посматривала на черный поблескивающий металлом порошок. Она даже не слышала о таком средстве. Значит, если немножко посыпать вокруг себя этим порошком, то ее пение будет слышно на всю площадь? Ого!

— А что это — диаметр? — спросила она уже на улице, чтобы не позориться перед торговцем. Звери радостно встретили их возле дверей лавки, Лумери снова взяла кошку на руки. Корелимон закинул за спину футляр с гиталеле, тоже на ремне.

— Это размер круга, который можно очертить порошком. Диаметр семь метров — примерно твои четырнадцать шагов в поперечнике того кольца, внутри которого может играться представление. И всё будет отлично слышно людям. Сама понимаешь, маленький круг, где внутри только ты да гиталеле, очертить легко, а вот большой… чтобы хватило на настоящую стену и десяток артистов…

— Но у нас пока нет столько артистов, — напомнила практичная Лумери.

— Но будет! Нам придется часто выступать под открытым небом, где-то среди полей и в маленьких селениях. Там очень кстати акустическая воронка, она усиливает звук, чтобы все зрители слышали нас так, будто стоят близко. А такую штуку купишь только в городах. Пусть будет запас заранее, правда? Не знаешь ведь, когда он пригодится.

— Ты научишь меня играть на этой дочке гитары? Это очень трудно?

— Думаю, если тебе понравится ее голос, вы быстро подружитесь. Только от струн пальцы болят, нужно потерпеть какое-то время, пока привыкнешь. Постепенно научишься, если захочешь. Главное, тебе нужно петь, а не играть, ты ведь ещё и танцуешь. Попробуем для начала разучить ту песенку, про девчонку с Весенней улицы.

Глава 5.

.

Корелимон и Лумери шли к одной из сельских застав, на самую окраину Гриссена. Лумери на ходу жевала горячие пироги и запивала соком из зимних яблок. Они перешли древний крепостной вал, поросший травой и почти сросшийся с обычной уличной обочиной. Остатки каменной кладки не давали ошибиться, в далекие времена тут проходила граница города. Теперь впереди маячили ещё несколько кварталов. Но кроме кузнецов, мастерских по выделке кожи и починки телег, ремесленников тут не было, здесь жили те, кто занимался исключительно сельскими промыслами. Те, кто пас скот на пригородных лугах, возил хворост из ближнего леса, возделывал поля, торговал молоком и зерном, разводил кур и кроликов, молол муку и прочее.

— Спасибо! Давно не ела таких вкусных, — Лумери проглотила последний кусочек пирога, допила сок облизнулась и была бы не прочь облизать пальцы, на них ещё осталась сладость яблочной начинки, но не решилась. Она старалась вести себя прилично, чтобы Корелимон не счёл ее совсем неотесанной.

— На здоровье! Ты правда больше любишь пирог с капустой, чем другую начинку? Или выбрала его, а на сладкое — яблочный, только потому что, они дешевле?

— Я правда выбирала что повкуснее для меня… но, если совсем правда, я просто других пирогов там не пробовала, хотела взять что-то знакомое, но такие большие куски, чтобы наконец наесться! Так что не думай, я не из экономии! Хотя…

— Боишься, мы разоримся? — подколол глава артимы.

— Боюсь, — вздохнула Лумери. — Ты слишком шикуешь!

— Ничего подобного. Я покупаю только крайне необходимое. Я же говорил, моих сбережений должно было хватить на покупку двух артистов. Но искать обезьянку пока незачем. И у меня уже трое артистов! Причем, платил я только за тебя, а наша кормилица Мамули пополнила казну на целых пять золотых! Разве не удача? Мы выбрали хороший музыкальный инструмент, купим обновки для артистов, но всё равно я должен выложить кругленькую сумму, не меньше золотого, за своего помощника, которого наметил с самого начала. После этого у нас останется только на скромную еду и ночлег — здесь и в дороге. А там придется работать, чтобы как-то пополнить наш запас. Не бойся, уж тебя-то я прокормлю! Это легче, чем кормить нежную обезьянку! А новый участник нашей артимы и вовсе, я надеюсь, сможет кормиться в дороге сам. Это большая экономия, моя строгая финансистка!

— Не обзывайся, — мордашка Лумери расплылась с довольной улыбке. — Кого ты хочешь купить в сельском квартале? Кролика, чтобы доставать его из шляпы? Но у тебя и шляпы нет!

— Ты почти угадала, наш друг будет травоядным и сможет пастись на привалах.

— Хочешь купить козу, чтобы в дороге у нас всегда было молоко и сыр? Умно!

— И как я не подумал! — воскликнул Корелимон, хлопнув себя по лбу. — Просто я не рассчитывал, что у меня в артиме будет такая умная и юная артистка и кошка! Обещаю, козу тоже купим, чуть позже. И, возможно, курочку. Но сейчас ищу не еду, а транспорт.

— Ты хочешь купить лошадь? — удивилась Лумери. — Но это очень дорого.

— Поменьше. Как лошадь, но поменьше. Зато ушки — побольше, — подмигнул Корелимон. Тогда девочка догадалась.

— А, ослик! Мы ищем ослика? Вот это дело! Он будет нести поклажу и… Смотри! Там во дворе в загородке кто-то ходит, меньше лошадки! Ослик?

— Сейчас проверим.

Во дворе действительно оказался загончик для ослов. Там стояла в тени шелковицы большая серая ослица с сильно округлившимся животом. И рядом с ней пасся маленький бурый ослик. Ему было года два, не больше.

— Ждете пополнения семейства? — завел Корелимон беседу с владельцем ослов, рослым, толстым фермером в красно-полосатом жилете. — Эх, а мы как раз ищем смышленого рабочего ослика… Жаль, не сможем поторговаться за вашу красавицу. Сразу двух нам не нужно. Да и вы не согласитесь.

Фермер мигом проглотил наживку:

— Так возьмете ее сынка! Он готов к любой работе! Я как раз хотел бы его продать. Гляньте, какой малыш! Он очень смышленый, уверяю вас!

Корелимон внимательно рассмотрел мохнатые ушки, мечтательные глазки с густыми ресницами, крепкие ножки с блестящими копытцами, хвост с кисточкой. Ослик был светло шоколадным, светлее Ларча, но с более темным «ремешком» вдоль хребта и мелкими полосочками на ножках, до колен. Казалось, ослик в полосатых чулочках.

— Хорош, — задумчиво признал Корелимон. — Но слишком мал. Нет, не годится… Мне нужен крепкий работник, чтобы мог нести весь наш багаж.

Лумери давилась от смеха, хозяин ослов разгорячился:

— Он может! Он крепкий, ему как раз исполнилось два года! Это горная порода, его папаша такой же бурый, вдвое меньше мамаши, но силища! Может тащить огромный воз, полный дров! Да он живёт тут за углом, у моего соседа, пойдемте, глянете, если не верите! Малыш будет таким же! Он и сейчас легко повезет вашу девочку и весь багаж!

— Верхом? Нет, что вы, это слишком тяжело, я не могу так нагружать малыша.

— Зачем, верхом? В тележке! У меня есть отличная тележка! Очень узкая для двух взрослых, но для одного, или для небольшого ребенка и большого дорожного сундука — в самый раз! Глядите, вон она, возле сарая. Уступлю недорого.

— Спору нет, ослик хорош… Да, Лумери? Но я хотел купить ослицу, они покладисты в работе и более ласковы. А этот проказник, сразу видно, упрямец! — либо поскачет галопом, либо встанет и ни с места! Куда нам это счастье… нет, не годится.

Глава 6.

.

— Ты разоришься быстрее, чем я думала. — До гостиницы Лумери сама несла матерчатый мешок с обновками, и сейчас не могла налюбоваться на всё сокровища. Сидя на кровати, только в ночной сорочке, завернувшись в теплый купальный халат, она рассматривала новые наряды и яркие украшения к ним. При этом девочка тяжко вздыхала.

— Сколько осталось?

— Не считал. Думаю, после оплаты гостиницы и завтрака с собой нам четверым, останется золотой мелочью. Почему разорюсь? Ты будешь иметь успех в новых «доспехах» и всё мне отработаешь! Нужно примерить жилетку на Мамули. Прорежешь дырки для лапок, побольше, чтобы ей не давило, обошьешь галуном, остатком зашнуруешь. И крепко-накрепко пришей наверху по центру шнурок — поводок. Ради него всё и затевалось.

— Мамули спит, не хочу ее тревожить. Не думаю, что ей очень понравится эта «сбруя», — усомнилась Лумери. — Без поводка никак нельзя? Она такая умная, она не убежит!

— Кошка — зверь нервный, — возразил Корелимон. — Потому и чуткий. Ты всегда будешь знать, хороший человек перед тобой или не очень, по реакции нашей умницы-принцессы. Но в дороге, в толпе зрителей нельзя держать Мамули без страховки. Пьяный ли крикнет «браво!» или какой-то озорник свистнет, а то и грохнет хлопушкой, и кошка рванёт прочь, не разбирая дороги, не догонишь. Ищи ее потом! Мда, ей больше понравилось бы сапфировое колье, чем жилетка с поводком… Чтобы сделать нашей кормилице приятное, можешь нанизать ей из этого жемчуга ожерелье. И себе тоже, если хочешь.

— Я всё сошью. Но чем?

— Горничная принесет набор для шитья. Позже. Отдохни пока. Суматошный день, верно?

— Хороший. Я не устала. Прямо не терпится услышать голос нашей гитарки. Ты ведь умеешь играть? Покажи!

— Ладно, если не устала, проверим, как вы поёте хором. Торговец прав, гвоздики на футляре нужно начистить мелом… сделаю, пока ты будешь шить. Готова?

Лумери кивнула.

Кошка безмятежно спала на кровати, Ларч прикорнул на коврике возле холодного камина.

— Давай для начала вместе изобразим твою «Жила-была девчонка…» — Корелимон приобнял гиталеле и поставил пальцы на гриф, взял аккорд. — Для начала ты пой как на площади, а я попробую подражать шарманке. Струны от щипков пальцами выдали недовольный, слегка заикающийся вальс. Лумери привычно затянула:

— «На улице Весенней, на чердаке в углу…»

Они спели так три куплета. Корелимон время от времени останавливал девочку и просил повторить строчки ещё раз, переставляя пальцы иначе.

«Здесь, пожалуй, нужно повыше, — бормотал он и подавал знак петь заново. — Нет, тебе будет удобнее ещё выше, не ми, а соль…»

Наконец они спели один куплет так, что аккомпаниатор был доволен. Он улыбнулся, кивнув Лумери.

— Можешь отдохнуть. Простенькая песенка, а требует точности!

— Я не устала. Давай с самого начала? Или хочешь другую?

— Нет, погоди, пока разберемся с этой. Мне нужно подобрать и запомнить, что нажимать, понимаешь? Я ведь не шарманка, где мотив записан раз и навсегда. Кстати, тебе не хотелось спеть эту песенку чуть поживее?

— Да, Мёдон всегда крутил ручку так медленно, словно сквозь сон! — пожаловалась Лумери. — Но я уже привыкла. А ты можешь быстрее?

— Могу. Я теперь могу по-разному сыграть эту песенку. Начинай… — Корелимон отыграл первый куплет уже привычно, только повеселее, а потом начал перебирать струны правой рукой так плавно, что мелодия стала намного нежнее, как в музыкальной шкатулке. Лумери удивилась, но пела, не останавливалась. Потом он стал ударять по струнам резко, и песенка ещё сильней оживилась и понеслась, как ручеек по камням. Он перебрал несколько вариантов аккомпанемента, но тут история красавицы-девчонки закончилась.

— Ух ты! — оценила Лумери. — В шарманке приходится петь разные песенки на те же самые звуки, а тут наоборот!

— Да, каждую песню можно сыграть по-разному, не только быстро или медленно. В этом преимущество живой игры против механики. Да и спеть можно по-всякому! Мне здесь понравился вот этот вальс, — он снова заиграл один из вариантов. — А на припеве — плавный. А тебе как?

— Мне всё нравится! Так звучит лучше, чем под шарманку! Она всё время стонет, будто простудилась, и мне ее жаль. А гиталеле поёт весело, как молодая, видно, что не устала! Красиво. А ты, всезнайка, знаешь, как устроена шарманка?

— Примерно знаю, что у нее внутри трубки, которые гудят, и большой валик, который крутит ручка. На валике в разных местах торчат круглые зубчики — «кулачки». Как мои пальцы цепляют струны, так эти кулачки в нужный момент цепляют трубки, то одну, то другую, а звук у них всех разный, выше, ниже… Так и получается нужный мотив, он там выстроен раз и навсегда. Но вот как удаётся «кулачкам» заставить трубы петь?..

Просто ударить колокольчик, задеть звенящий язычок или зацепить струну, как в музыкальной шкатулке, — легко, но шарманке нужен воздух, как будто кто-то дует в трубки, как на гармошке. Загадка, как это получается? Наверно, там внутри качаются меха, как в аккордеоне и органе. Когда крутишь ручку, они двигаются и «дышат».

Мне с детства хотелось разобрать хоть одну шарманку, чтобы узнать, как она устроена? Пока не довелось. Видишь, не всё на свете я знаю. И это хорошо, иначе жить неинтересно!

Глава 7.

.

Наутро новоявленная артима покинула серый городок, начав своё странствие с просёлочной дороги. Пока что они наугад шли от сельских ворот, куда вела дорога. Ослик Ося бодро катил тележку, груженную только пакетом с едой и матерчатым мешком со сценическим костюмом Лумери и другими покупками. На подушке важно ехала Мамули в новой атласной жилеточке и ожерелье из голубого жемчуга. Над кошкой диковинным грибом раскрылся зонтик от солнца, закрепленный на борту тележки. Ларч, как обычно, размашисто трусил впереди, поминутно оглядываясь на своих спутников. Лумери вела ослика, Корелимон нёс за спиной футляр с гиталеле. Начищенные звездочки на зеленом футляре сияли, как золотые.

— Нам ведь нужны ещё артисты? — спросила Лумери. — Где ты думаешь их найти?

— Уверен, по дороге мы встретим уйму разных людей. Среди них будут и артисты. Или — будущие артисты, — те, кто этого о себе ещё не знает. Где-нибудь да найдутся.

— А кто нам нужен в первую очередь?

— Найти бы настоящую «звездную» пару — героя и героиню. Для них можно придумать тысячи забавных сценок. Когда дадим первое представление, я объявлю, что мы ищем «звезду» артимы. Не бойся, я не собираюсь тащить в наш тесный круг всех желающих. Только тех, кто по-настоящему впишется в компанию. Не будет мешать тебе и животным.

— А ты разве не можешь быть героем? — удивилась Лумери. — Ты веселый, нравишься людям…

Корелимон скептически вздохнул:

— Язык у меня подвешен, но я не могу стать таким героем сцены, как нам нужен. Найдется кто-то помоложе, ловкий красавчик, чтобы дамы ахали, а мальчишки от зависти бежали следом. А он жонглировал бы острыми кинжалами или горящими факелами и так же на лету ловил и отбивал шутки, читал чувствительные монологи, показывал разных людей или, хотя бы, мог крутить сальто и подбрасывать тебя, как пушинку.

— А ты не можешь?

— Кто же будет играть на гиталеле, если мы оба займемся трюками? Без музыки — никак. Вести представление, объявлять номера я могу, но нам нужны помощники. За тележкой и Осей присмотрит Ларч, но когда пёс будет выступать, сторожить придется мне. Мамули пока что больше украшение артимы, чем артистка. Но если она сможет вот так сидеть под зонтиком среди шумной толпы, это уже готовый трюк! Важно не только, что умеет артист, но как это подать. Придумать красивый номер, привлечь зрителей…

— А ты это умеешь?

— Пока только учусь. Мы будем собирать разные номера, как нанизывают жемчужины. И постепенно составим целое представление.

— Не ври, мне кажется, ты странствуешь всю жизнь! Всё повидал, всё знаешь, — смеялась Лумери.

— Эх, если бы… Хозяином артимы я раньше не был.

— А кем ты был?

— Скучно вспоминать, Лумери. Я был торговым зазывалой и ещё много кем. Иногда зарабатывал хорошо, иногда подолгу сидел на мели. В юности мог, наверно, стать отличным акробатом — прыгал, как кузнечик, ничего не боялся… Но работы для души у меня раньше не было. Моя артистическая карьера всерьез начинается только сейчас, вместе с тобой. У тебя, пожалуй, опыта выступлений побольше.

— Шутишь!

— Вовсе нет. Ты уже была уличной певицей, а нам с Ларчем только предстоит найти своё место в искусстве.

— А Мамули? Думаешь, она ничего не может?

— Ей нужно просто быть и этого достаточно. Но если Мамули сможет поразить зрителей каким-то своим талантом, кроме красоты, я первый крикну «браво!»

Лумери снова оглянулась на спутника, взвешивая, говорить ли ему один секрет.

— Наверно, это глупо, я не маленькая, — медленно начала она, не желая, чтобы друг поднял ее на смех, — но мне приснилось, что Мамули — заколдованная принцесса! Представляешь?

— А Ларчик — принц?

— Ты мне не веришь, а это правда! Про Ларча ничего не знаю, он мне пока не снился.

— Я верю, что ты видела такой сон, — спокойно ответил Корелимон. — И знаю, что Мамули… да вообще эта парочка — загадочные личности. Я верю в заколдованных принцесс. Где-то они, возможно, водятся. Но вот так близко, рядом с нами… трудно представить. Не сердись. Если случается чудо, в него всегда трудно поверить.

— Ладно, я просто так сказала, потому что видела во сне. Но давай вообразим, что это правда! Что бы мы делали?

— А что это меняет? Мамули для меня и так принцесса. Она достаточно умна и независима, чтобы не делать ничего, что ей не хочется. Раз она едет с нами, значит, это входит в планы её высочества. Если ей понадобится наша помощь, она найдет способ заставить нас помочь. Верно, братец Ларч? Ты знаешь Мамули лучше, скажи, прав я или нет?

— Гав! — в устах Ларча этот лай точно означал: «Прав!»

Лумери засмеялась, протянула руку и нежно погладила кошку по рыжей «шапочке». Мамули слушала этот спор с полным равнодушием, снисходительно щуря лазурные глазки. Почувствовав ласку, она громко замурлыкала.

— Я знаю, у тебя есть тайна, — шептала Лумери, почесывая кошке подбородок. — но ты не скажешь… По крайней мере, не сейчас.

— Муль-муль, — согласилась тай-кошка и «боднула» лбом руку девочки. Мол, продолжай гладить, не останавливайся.

Глава 8.

.

Лумери снова припрятала костюм и облачилась в дорожное зеленое платье. Отдохнув после прыжков и «пирамид», они на ходу разучивали новые песни. Лумери пела и вела ослика, Корелимон подбирал музыку на гиталеле, удобно висящей на ремне у него на груди. Шест для Ореховой карусели закрепили лентами сбоку тележки. Ося отъелся и отдохнул, кошка выспалась и сейчас с интересом смотрела по сторонам, сидя на подушке. Ларч трусил уже не впереди, а сбоку, высунув язык.

— Почему бы тебе не ехать в тележке? — спросила его Лумери. — Раз я не еду, то рядом с Мамули ещё много свободного места! Садись, — она остановила ослика и похлопала по подушке, подзывая Ларча. Пёс долго не решался, вздыхал, но наконец запрыгнул в тележку, осторожно лёг на подушку, и скоро блаженно вытянулся, положив голову на лапы.

— Муль-муль, — насмешливо приветствовала его кошка, лизнув пойнтера в лоб и нос.

— Давно бы так, — одобрила Лумери. — Береги силы, ты будешь выступать вечером!

Тележка снова тихо покатилась. Мастер смазал ее на совесть, колеса не скрипели и почти не трясли пассажиров на ровной дороге.

Для первого представления они отобрали пять песенок и оговорили, с какими трюками будут их чередовать. Больше делать было нечего, только волноваться, всё ли получится, как задумано? Чтобы не изводить себя, они прекратили обсуждение программы, решили отдохнуть. Точнее, так сказал Корелимон. Лумери шли впереди, направляла ослика, глава артимы незаметно наблюдал за девочкой.

На ходу Лумери проигрывала сама с собой сценки, беззвучно шевелила губами, улыбалась, кивала невидимым зрителям, повторяя слова песенок, продумывала жесты, интонации, искала новый образ, в котором будет петь на этот раз. Всего лишь после первой настоящей репетиции, она чувствовала себя уже не уличной певицей, а знаменитой странствующей артисткой. По крайней мере, старательно примеряла эту маску, вертела так и этак

— Лумери, ты удивишься, но я спрошу одну странную вещь, — вполголоса окликнул ее Корелимон. — Тебе никто не говорил, что ты станешь великой актрисой? Или не обещал, что ты скоро уедешь из своего городка и будешь странствовать по свету? Не было какого-то предсказания о твоём будущем?

— Предсказания? — Лумери оглянулась. Ося почувствовал ее движение и оглянулся вместе с ней, замедлив шаг. — Гадалки тоже говорят о будущем? Это годится?

— В самый раз! Ты встретила гадалку? Давно?

— Понимаешь, это не я. Мне мама говорила, что папа… Знаешь, я иногда мечтала, чтобы у меня был хороший отец. Такой сильный, умный, веселый, ну, как ты. Но, думаю, ты совсем не похож на моего отца. Мне кажется, с отцами не бывает так весело. Будь мне лучше старшим другом и защитником, но не отцом, пожалуйста!

— Ты его помнишь?

— Почти нет. Я была маленькая, когда его не стало, но не такая маленькая, чтобы не понимать! Просто он уходил слишком рано, а приходил, когда я уже спала. На выходные мы редко гуляли вместе, они ходили с мамой на танцы, а я сидела с нашей домохозяйкой, играла с ее кошкой. Помню, как мы вместе обедали, помню его спину за столом, немножко — голос, и кожаную куртку, которую я бы так хотела оставить дома и обнимать хоть иногда. Но мама ее сразу продала, когда…

Папа работал на стройке, но что-то там сорвалось и он погиб. С тех пор всё стало плохо. Но его самого я мало помню, знаю только что он не пил, хорошо танцевал, был сильный и красивый. И потом мама мне часто говорила… как выпьет вечером и начнет вспоминать и плакать, рассказывала, как они познакомились на танцах, как он провожал ее домой через весь город и защищал от хулиганов. А ещё, как они один раз гадали на меня.

Тогда они уже поженились и ждали ребенка, и папа очень хотел знать, родится ли у него сын-наследник? Они пошли к гадалке. Она сказала, что родится девочка. Но чтобы они не думали расстраиваться, я буду лучше сына, я стану… кем-то.

Точно не знаю, что сказала гадалка, но мама повторяла, если я делала что-то хорошее, она часто бормотала: «Такая умница! Вот ты уедешь и станешь большой шишкой!»

Я спрашивала, но мама сразу вспоминала папу, плакала и путалась в словах. Только повторяла, что давно знала, я стану большой… конечно, это не о росте, я вряд ли вырасту очень высокой, как ты думаешь?

— Надеюсь, нет. Иначе мне трудно станет поднимать и кружить тебя. Впрочем, к тому времени, мы заведем себе знаменитого силача! Интересное предсказание. Ты и сейчас большая умница, но слово там, видно, было другое, ты права… Про мальчишку можно сказать, что он станет «большим человеком», это может означать и славу, и богатство, и высокую должность — что угодно. Насколько большая «шишка» вырастет из тебя — увидим. Возможно, тебя ждет мировая слава! Значит, чуть больше десяти лет назад о тебе было сделано предсказание? Забавно…

— Почему ты спросил?

— Мне тоже предсказали странные вещи. Но о тебе там не было ни слова!

— Ого! — заинтересовалась Лумери. — Тоже ходил к гадалке? А зачем? Что ты хотел узнать? И что тебе сказали?

— Сколько вопросов сразу! — рассмеялся Корелимон. — Веди осла! Ося уже забыл, что нужно двигать вперед, смотри, он развернулся и развесил уши, хочет послушать сказочку! Ладно, я расскажу… Мне предсказали большие перемены в жизни. По сути, совсем новую жизнь. И вот, это сбылось.

— Когда тебе это сказали?

Глава 9.

.

Парад-алле — спуск с холма в вихре разноцветных лент и проход через всё селение насквозь по главной (и единственной) улице в полном блеске Санамаро оценило. Все жители сбегались к дороге, смотреть на удивительное шествие.

Впереди бежал коричневый пёс с желто-малиновым бантом на ошейнике. За ним гордо вышагивал маленький ослик, запряженный в тележку, колёса на которой сверкали золотыми спицами и красными ободами. Ослика сопровождала юная артистка, она не вела его под уздцы, нет, только направляла. Ослёнок сам следовал за псом, который часто оглядывался, словно зовя всех спутников. Девочка в странном и роскошном цирковом наряде размахивала руками, вокруг нее трепетала мельница из ярких длинных лент. Время от времени, артистка обгоняла тележку, делала на дороге «колесо» и легко кланялась на все стороны зрителям, зазывая их на будущее представление.

В тележке под пёстрым зонтиком от солнца ехала на подушке удивительная кошка, белая, с огненно-рыжим хвостом и с рыжей мордочкой и ушами. На ней сверкало жемчужное ожерелье и атласная курточка с золотым галуном. Позади шёл высокий мужчина в светло-синей бархатной куртке. Он извлекал из маленькой гитары победный то ли марш, то ли южный танец, не только ударяя по струнам, но успевая в некоторых тактах барабанить пальцами по деке, отчего казалось, будто ослик звонко щёлкает копытцами под музыку, словно танцует.

— Почтеннейшая публика гостеприимного Санамаро! — красивым громким баритоном, без надрыва, с затаённой усмешкой обращался старший артист к жителям. — Жизнь, полная странствий указала нам на вашу живописную долину! И наша муза не могла ошибиться, здесь красиво и я вижу впереди отличную лужайку для представления!

Жаль, мы не останемся с вами надолго! Но если вы не откажетесь от развлечения, мы представим вашему вниманию лучшую программу по ту и эту сторону моря!

Только взгляните на Лумери Бесстрашную! Это хрупкое дитя обладает голосом певчей птички, отвагой настоящей тигрицы и ловкостью обезьянки! А твердости её характера позавидует любой председатель совета старейшин, я вам ручаюсь!

Жители переглядывались и посмеивались, считая, что приезжий отлично знает их местного председателя и намекает на него.

— Впереди нашей кавалькады шествует Ларч Умнейший! Взгляните на него, только не слишком пристально, от пристального взгляда у Ларча просыпается зверский аппетит! О, если так пойдет, боюсь, он не сможет выступать, не поужинав! Видите, какой Ларч легконогий, стройный и подтянутый? А ест, представьте себе, за четверых! Внешность обманчива! С виду это благородный и строгий охотничий пёс, но в душе Ларч — добрейшая овчарка! Только и думает, как собирать и считать овечек, видите, как смотрит, чтобы мы все не разбежались! Уверяю вас, он уже всех пересчитал! Но наш Ларч не будет против, если соберется ещё больше народу, он обожает добрых людей, особенно детей! После представления самые отважные дети смогут пожать его дружескую лапу!

Наша непревзойденная тайская принцесса Мамули Прекраснейшая сегодня не выступает, она, как и вы, решила только насладиться стараниями своих верных слуг! Но нам даже страшно представить, что будет, если ее кошачье высочество лишит нас своего доброго расположения! Вся наша удача, всё вдохновение зависит от одного взгляда сапфировых глаз Мамули! Ей трудно угодить, поверьте! Но если вы посмотрите все наши номера, то можете заметить, в самых удачных моментах Мамули затаённо улыбается! Она всегда так делает, скоро сами убедитесь!

И, что это со мной? Неужели я забыл представиться? Ваш скромный слуга Корелимон, единственный всемирно известный вращатель Ореховой карусели!

— Не слушайте его, он — настоящий волшебник! — звонко вмешалась Лумери. — Но слишком скромен, чтобы прямо это объявить! В больших городах на афишам мы так и пишем его имя: Корелимон Скромнейший!

— Ты меня смущаешь, Лумери! Видите, какая она? Я слышу от нее нежные слова только в песенках! В другое время ее острейший язычок режет, как бритва! Сейчас вы убедитесь! По-моему, это отличная полянка для представления! Соберитесь полукругом, чтобы мы знали, в какую сторону кланяться! Пошире, пошире, дайте простор артистам! Не бойтесь, всем будет слышно! Артима Корелимона имеет волшебный усилитель звука! Но вот смотреть и хлопать вам придется самостоятельно, тут я не в силах вам помочь, придется потрудиться!

Корелимон сыграл эффектную концовку мелодии, резкую, как боевой клич. И пальцами изобразил тревожный барабанный бой. За это время Лумери распрягла Осю, пустила его пастись на лужайке, развернула повозку фигурной спинкой к зрителям. Мамули спокойно сидела на подушке, словно не обращая внимания на шумный круг людей. Но поводок на всякий случай был закреплен так, чтобы кошка могла спрятаться под тележку, но не сбежать дальше.

Лумери незаметно отцепила браслеты с лентами с запястий, оставила их развиваться по бокам тележки, Корелимон тем временем очертил темным порошком небольшой круг, метра два в диаметре. Он с гиталеле стоял внутри и заиграл вступление песенки. Лумери переступила границу круга и запела:

— На улице Весенней, на чердаке в углу, жила-была девчонка, красивей всех вокруг…

Жители селения с интересом переглядывались. Песня, усиленная акустической воронкой, звучала необычно. Голос словно лился с высоты, накрывая всех зрителей музыкальным куполом. Лумери тоже отметила, как странно слышится ее голос, будто со стороны. Он улетает и возвращается другим, не чужим, но таким сильным, гибким, звонким, и главное, послушным малейшему изменению. Лумери играла со своим голосом, настраивала его, как многострунный инструмент, объезжала, как дикого коня. И под конец песни уже сроднилась со своим новым звучанием. И выдала от всей души:

Глава 10.

.

— Им, правда, понравилось? Мы даже не успели показать всё, что я выучила!

— Главное, ты сумела сделать невозможное, рассказать санамарцам нечто важное о них самих! Как ты угадала с этими фокусами? Теперь они запомнят нас надолго. Давай, Большая Шишка, продолжай в том же духе! Нужно придумать ещё сценки, у тебя здорово получается дразнить честных благонамеренных людей, так, чтобы никто не обижался!

— У тебя тоже! Ты здорово придумал дать мне передышку и «покатать на карусели» тех мальчишек! И хорошо, что вызвалось только двое, мы успели до темноты. Но в другой раз, если их будет десять, номер пройдет ещё лучше! Им нравится участвовать! Скажи, хоть, сколько мы заработали?

— Держи, считай, — Корелимон высыпал все деньги из карманов на столик перед Лумери.

— Ого! Жаль, мало серебра, но всё же, это целое богатство! Неплохо на первый раз! Как думаешь, как скоро мы вернем все деньги, которые ты отдал за меня, и за Осю?

— Когда-нибудь вернём, — засмеялся Корелимон. — Я бы охотно назначил тебя казначеем. Считай наши доходы и расходы, ты ведь хорошо считаешь? Но для этого желательно уметь писать хотя бы цифры для счета.

— Не-а, для этого нужна такая большая тетрадь и карандаш, и больше ничего, — весело возразила Лумери. — А писать, кстати, своими крючками-значками ты можешь сам. Я только сосчитаю.

— Ладно, достану тебе тетрадь.

— И не забудь вспомнить, сколько мы уже потратили здесь на ужин и комнаты.

— Меньше одного тавра. Но я сейчас пойду, куплю тетрадь и несколько полезных мелочей. Тогда и подсчитаешь точно.

*****

Когда Корелимон вернулся, он показал Лумери новые сокровища. Дорожный набор для шитья и штопки — иголки, суровые и тонкие нитки, крючки, стопка носовых платочков в небольшой коробочке с плотной крышкой, и набор инструментов — молоточек, отвертки, гвозди, клещи — всё легкое, небольшое, умещалось на длинной полоске сукна с кармашками и сворачивалось «рулетом», как тесто для пирога.

Богатство стоило им ещё целый серебряный тавр, но без таких запасов в дальней дороге не обойтись, не ждать ведь до ближайшего селения или гостиницы с любым мелким ремонтом. У Лумери была с собой одна иголка и две нитки — темная и светлая, на крайний случай. А складной нож Корелимона, кроме лезвия ножа, прятал в себе маленькую ножовку, шило, тонкий пинцет и рыболовный крючок. Вместо молотка мог служить камень, но с инструментами мастерить какие-то штуки для будущих представлений значительно удобнее.

— Значит, в самом начале у тебя было семь золотых? — уточнила Лумери, открыв небольшую толстую чёрную тетрадку с желтыми плотными листами без линеечек.

— Вообще-то, только два. Ещё пять нам заработала Мамули, я же тебе рассказывал, как пытался ее выгодно подать и найти ей новых хозяев. Но эта, судя по ее упрямству, изящная хорошо замаскированная родственница ослика решила всё по-своему!

— Муль-муль, — Мамули заинтересованно подняла голову, перестав вылизывать переднюю лапку. «Это вы обо мне?» — читалось в ее невинных небесных глазках.

— Но, значит, считать следует от двух золотых тавров, — серьезно сказала Лумери, входя в роль казначея артимы. — Пять у тебя прибавилось потом. Два сразу ушло из-за меня, один — за Осю и тележку, один — на новые наряды, а сколько на еду и гостиницу?

— Если считать и эту комнату, ужин, завтрак и всю еду, что мы возьмем в дорогу, вместе наберётся ещё золотой. А ещё — гиталеле, моя куртка, моя дорога до встречи с вами, паспорт Мамули, чаевые горничным в гостинице… Ещё чуть меньше золотого ушло на всё. Осталась мелочь, те самые «звездочки», которые ты начистила до золотого блеска.

— И моя серебряная монета, которую я напела ещё с Мёдоном! И всё, что мы собрали здесь сегодня вечером. Я подсчитала, у нас оставалось полтавра. С этого селения мы собрали сто двадцать пять. Один целый серебряный тавр и двадцать пять медью. Чтобы вернуть хотя бы первые три золотых, нам ещё очень-очень долго выступать! Три золотых это тридцать серебром, правильно?

— Всё правильно, но мы собрали больше, заплатили за ужин и ночлег в «Чарке-кружке» именно из нового сбора. Зрителей собралось семьдесят… три или четыре человека, если я правильно сосчитал детей. Получается, как будто каждый дал хотя бы по медному таврику и даже больше! Считаю, это большой успех. У них тут настоящие драконы когда-то выступали!

— Что-то не верится. Зачем дракону эта мирная долина? Что он тут потерял? Кажется, тут нет пещер с золотом? В любом случае, пока не наберем тридцать тавров за представления, я буду считать, что мы работаем в убыток!

— Что ты так жадничаешь, ты ведь готова петь даже без денег! — подколол помощницу Корелимон.

— Да, но во всём должен быть порядок! — Лумери хмурилась, не решаясь сделать первую запись в чистой тетради.

— А какими значками пишется счёт? Их очень много?

— Всего десять. Потом они повторяются, как ноты. Давай, напишу. Но для счета есть два варианта значков — скажем так, крючки и палочки. Наш способ и заморский. Желательно знать оба, учиться так учиться! Вот, смотри, — Корелимон написал в столбик цифры от нуля до десяти. Напротив каждой нарисовал то количество точек, какое означала эта цифра, чтобы Лумери их сразу запоминала. Колонка ниже на странице изображала заморские цифры, первые три из них писались палочками, так что казались на первый взгляд попроще. Но потом тоже начинались «дебри» — крестики с галочками.