Асафетида

Книга 1. Глава 1. Бабушка

Елене

Того же лета псковичи сожгоша 12 жонке вещих
Псковская вторая летопись, год 6919-й

— Господи, помилуй.

— О приснопамятной рабе Божией Марии, покоя, тишины, блаженныя памяти ей, Господу помолимся.

— Господи помилуй, — вместе с двумя певцами в церковных одеяниях бубнит Точкин. Затылком я чувствую его теплое дыхание.

Священник отец Алексий простужен. Он дотягивает тропарь и, не выдержав наконец, отворачивается и подносит к лицу белый платок, который словно по волшебству материализовался в сложенных щепотью пальцах.

Раба Божия Мария в своем красном гробу укрыта до подбородка саваном из прозрачно-белой ткани. Перед гробом выстроилось тети Зинино семейство: она сама, дочь с зятем и внучки — Уля и Юля.

Тетя Зина не хотела рассказывать подробностей, но, когда я спросил в лоб, всё же призналась, что похоронщикам пришлось корпеть целый день, чтобы восстановить бабушкино лицо. Раны заштопали бесцветной нитью и замазали слоем покойницкого грима. Черты будто скукожились, и само лицо чуть заметно съехало на один бок. Хотя бабушка при жизни не пользовалась косметикой, губы ей намазали алой помадой. Что под косынкой, точно неизвестно, но, по крайней мере, снаружи не видно, что череп был расколот на две половины.

— Упокой Боже рабы Твоя, и учини я в раи, идеже лицы святых Господи, и праведницы сияют яко светила.

Сколько себя помню, я спал крепко, но в то утро почему-то поднялся в пять, съел кружку отрубей, позавтракал вместе с бабушкой и закрыл за ней дверь. Когда я вернулся на кухню, то увидел в окно, как она ставит две большие корзины в багажник. Перед тем, как сесть в машину, бабушка подняла голову, заметила меня и помахала рукой.

За рулем старой «копейки» была Нина Сергеевна — соседка с первого этажа. Овдовев, она, вместо того чтобы отдать за бесценок старенький семейный автомобиль, накопила с пенсии на курсы вождения. Всю осень они ездили с бабушкой за грибами, а в выходные я часто бывал с ними третьим.

По расписанию у нас было пять пар. Домой я вернулся уже по темноте и с удивлением, переходящим в тревогу, отомкнул дверь ключом: из леса редко возвращались после обеда.

Бабушкин мобильный не отвечал. Через пятнадцать минут я повторил попытку и затем тут же позвонил на номер Нины Сергеевны. Женский голос на двух языках сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети. Маленькая стрелка на голубом будильнике в моей спальне подползала к восьми. Я вышел на балкон. Люди еще возвращались с работы: одни пешком, другие на машинах. Из пятиэтажки напротив выскочил на прогулку черный курчавый пес.

— Добрый вечер, — раздалось снизу. Перегнувшись через перила, я увидел Точкина. Сосед стоял на бетонной опалубке перед домом с задранной головой и широко улыбался мне из-под фуражки. — Вам не холодно? — он поймал мой взгляд и приветливо помахал шваброй. В другой руке у него болталось пустое ведро.

— Нет, — только когда я сказал это, то понял, что успел замерзнуть, пока стоял на балконе. День был теплый не по сезону, но к вечеру погода переменилась. Со стороны детского садика «Золотой ключик» задувал пронзительный ледяной ветер.

— Мария Егоровна с грибов не вернулась еще?

— Нет.

Убирать подъезды Точкин выходил ни свет ни заря, а вставал, конечно, еще раньше, и увидел, наверное, из окна, как они уезжали.

— На телефон не отвечает?

— Нет, — повторил я в третий раз.

Еще через час я набрал «02».

— Какие грибы в ноябре? — первым делом изумился мужской голос из трубки. Но осень выдалась долгой, дождливой и теплой, и банки с солеными груздями и рыжиками уже не помещались на полках в кладовке.

Чтобы подать заявление об исчезновении человека, мне следует обратиться в ближайшее отделение полиции. Так мне сказал дежурный и добавил, что дело может подождать до утра.

Но медлить все-таки не хотелось.

Когда я уже застегивал куртку в прихожей, в дверь позвонили.

— Искать поедете? — на пороге стоял Точкин и озирался по сторонам.

Я ответил, что ехать мне не на чем, а иду я в полицию — подавать заявление.

— Бесполезно это. До завтрашнего дня в лучшем случае ориентировку на автомобиль разошлют, — отмахнулся он и, чтобы не тратить драгоценное время, предложил помочь с машиной. При мне он выудил из кителя телефон и дозвонился до какого-то Любимова, которого пришлось долго уговаривать, но в конце концов сосед, довольный, сунул мобильник в карман и объявил:

— Транспорт будет.

Часа через полтора во двор вкатился армейский ГАЗ-66 и просигналил два раза. Навстречу нам с Точкиным, выходящим из подъезда, наружу из кабины неловко выбрался мужчина в форме десантника.

— Андрей… Анатольевич, — прибавил он, протягивая ладонь. Рукопожатие было крепким.

На вид Любимов был ровесником Точкина, то есть вряд ли намного старше тридцати, однако торчавший спереди из-под берета ежик темных волос заметно отблескивал серебром. На погонах в свете уличного фонаря тускло сверкали по четыре капитанские звездочки.

Книга 1. Глава 2. Девочки

На стол рядом с тетрадью для лекций приземляется слоеный пирожок на гофрированной бумажной тарелке:

— С говядиной и грибами!

Я лезу в сумку за кошельком. Оля протестующе машет руками.

— Вчера был в собесе. Всё, как я говорил: сиротам назначают пенсию, пока учишься на очном. Документы уже подал. Бабушкина подруга мне еще денег оставила, — с этими словами я бодро отсчитываю металлические рубли.

Оля не поддается. Я высыпаю горстку мелочи на ее раскрытую тетрадь. Она тут же сгребает деньги и пересыпает на мою половину.

Когда я дожевываю слойку до начинки, то мне стоит большого труда сдержаться и не вывалить содержимое рта обратно на тарелку. Проглотив тухлую дрянь, я вливаю в пищевод пол пластикового стаканчика обжигающего чая.

Оля заметила выражение у меня на лице:

— Ты чего?

— Понюхай.

— Говядина как говядина, — заключает она после тщательной одорологической экспертизы. — У тебя от стресса, наверное, печень расстроилась, и горечь во рту потому. Да и вид нехороший. Совсем не спишь?

Я молча киваю, отодвигаю от себя тарелку с надкушенным пирожком и тянусь за зубочисткой.

— У меня, когда бабушка умерла, такое же было. Не могла ночью спать. Как свет выключу, паника: непонятно чего, просто боюсь — и всё! А потом на па́рах глаза слипались.

— У меня так же, — отвечаю я, чтоб не вдаваться в подробности.

— Ты с телевизором попробуй спать. Мне помогало, — советует она, потом молчит и задает вопрос, который, наверное, давно хотела задать.

В лесу? Ночью? На самом деле, ничего толком я там не увидел. Когда навстречу нам с Точкиным выбежал капитан Любимов и заорал, матерясь, что дальше нельзя, метрах в двадцати за его спиной в свете десантных фонариков, лучи которых хаотично сновали по мху, я разглядел какую-то кровавую кашу. Раздался окрик, и фонари потухли.

«Медведь», — еще по дороге назад вынес обвинительное заключение Любимов, но Точкин усомнился в этом. Как сосед поведал позже, в каком-то своем незапамятном прошлом он однажды собирал малину в лесу и так увлекся, что не расслышал хруста ветвей за спиной. С царем леса он встретился лицом к лицу и сделал первое, что пришло в испуге на ум, — протянул зверю ведерко. Медведь сунул в него лапу, взял ровно половину, положил в рот, разжевал с явным наслаждением и потопал восвояси, не причинив человеку вреда.

Судмедэксперт подтвердил, что, хотя неизвестное орудие по оставленным следам и напоминает клыки, раны не могли быть нанесены зверем. На допросе я узнал, что место преступления выглядело так, словно кто-то, выпотрошив двух пожилых женщин, потом еще долго то ли топтался по ним сапогами, то ли катался телом. Немолодая следовательница спросила для протокола, не знаком ли я с Родионовым Романом Михайловичем. О нем до сих пор писали в местных и не только СМИ, а какие-то питерцы даже приезжали снимать документалку.

1981 г. р., приятной внешности, тип лица европейский, темно-русые волосы, на вид 25-30 лет, рост 184 см, телосложением тонок и строен — после садистской расправы над несколькими пенсионерками в лесу в прошлый грибной сезон он сам явился с повинной и был отправлен по решению суда на принудительное лечение.

В день, когда была убита бабушка, Родионов бежал из спецпалаты Псковской областной психиатрической больницы № 1, что в деревне Богданово на Гдовской трассе. Путь почти в сорок километров до леса за рекой Лочкиной он проделал не иначе как на попутке.

Заведующий отделением долго не мог поверить, что его пациент прорвался сквозь охраняемый периметр, и вместе с командой санитаров несколько часов обыскивал территорию больницы. Прежде чем уйти в лес, Роман заглянул в одну из старушечьих палат и устроил там кровавую баню. Когда обнаружили тела и позвонили в полицию, было уже слишком поздно.

— Так его поймали, не знаешь еще?

— Нет, в розыск объявлен.

— Ужасно!

Я поворачиваю голову и смотрю на Леру, которая протискивается на свободное место на третьем ряду. При этом она картинно воздела руки, в одной из которых держит смартфон, а на другой болтается сумочка. На ней новая кофточка блестящего цвета и джинсы в облипку.

Усевшись, она машет мне рукой:

— Ваня, ты как?

— Нормально.

Не расслышав, переспрашивает.

— Нормально, — повторяю я громче, стараясь перекричать гомон поточной аудитории, куда на лекцию по древнерусскому собрались филологи и историки-второкурсники.

Лера уже не слышит меня и о чем-то болтает с Викушей, своей подругой.

К доске спускается доцент Велесов, берет мел и пишет тему лекции: «Глагольные формы древнерусского языка». Он уже готов начать, но тут наверху без стука и с явно излишним шумом отворяется дверь. Вваливается Светка, фамильярно кивает в сторону лектора и, топая, шагает вниз по ступенькам в своих высоких ботинках с заклепками. Русые волосы блестят от растаявшего снега. По дороге она ищет глазами свободное место и находит его только во втором ряду, над нами с Олей.

— Меж Рожества и Крещения прииде царь и великий князь Иван Васильевич с великою опалою в Великой Новгород, — начинает декламировать доцент тем своим тоном, который прекрасно сочетается с его бородой в старообрядческом стиле. На кафедре перед лектором раскрыт пятый том Полного собрание русских летописей, потрепанный за годы педагогических штудий, — и многия нарочитые люди погуби, и множество много людей на правежи побиено бысть, иноческаго и священническаго чина и инокинь, и всех православных християн. К немуприслаша немчина лютого волхва нарицаемого Елисея, и бысть ему любим, в приближении. И положи на царя страхование, и выбеглец от неверных нахождения, и конечне был отвел царя от веры: на русских людей царю возложи свирепство, а к Немцам на любовь преложи. Поне же безбожнии узнали своими гадании, что было им до конца разоренными быти, того ради таковаго злаго еретика и прислаша к нему... – Светка со своего второго ряда звонко роняет металлическую ручку в проход. Велесов нагибается, чтобы подобрать и вернуть ей письменную принадлежность, и в эту секунду становится похож на гигантскую цаплю. Вернувшись к кафедре, он с глубокомысленным выражением на лице дочитывает заключительные слова. – Сицева бысть грозная держава царя Ивана Васильевича.

Книга 1. Глава 3. Покойник

— Бабы — огонь. Расслабься и получай удовольствие, — так посоветовал мне Костя. — Тебе Лерка всё равно не даст. Даже за корову твою. Не любят они бабушкиных внучков, да и девственников — тоже не очень.

Речь шла о подарке, даже скорей сувенире, который я приобрел в магазине игрушек через дорогу. Лера увязалась за родителями в Гамбург на немецкие рождественские каникулы, совпадавшие с нашей зачетной неделей. Я случайно узнал, что она договаривается с преподавателями, и решил вручить корову на последней лекции. Плюшевый символ наступающего через месяц года, когда ему нажимали на живот, запевал детским хором «Happy New Year!»

— Ладно б ты ей айфон четвертый купил. Тогда, может, подумала бы, — Костя докуривает сигарету, стреляет окурком в писсуар у противоположной стены и тянется в пачку за следующей. — Подсказать, кто не откажет?

— Мне это неинтересно.

— Уже всё, что ли? — я вижу его кулак с вытянутым вниз средним пальцем. — Да по тебе и видать. Одно — покойник!

В его словах есть доля правды. Сам я с трудом могу опознать себя в исхудалом бледном существе, что отражается в туалетном зеркале напротив, но все-таки огрызаюсь в ответ с полным на то основанием:

— Сам ты покойник!

Бывший одногруппник поправляет галстук. В последний раз в этом галстуке и в этом костюме я видел его в гробу.

— Угощайся, Вань, — он протягивает пачку, из которой перед этим выудил себе третью по счету сигарету.

Я никогда не курил, но из любопытства протянул руку, ощупал сигарету и взял в рот, убедившись, что она настоящая. Чиркнула зажигалка — я склонился к Костиному кулаку. Пламя несколько секунд тщетно облизывало бумагу, пока он, в конце концов, не отпустил кнопку. Когда я тронул кончик, тот был холодным.

Костя повесился в первых числах октября. Стояло бабье лето. Жительница дома на Старом Запсковье спустилась в подвал за картошкой и наткнулась на мужской труп, который висел на трубе еще не включенного отопления. Из полиции известие просочилось в СМИ.

Днем раньше покончила с собой другая студентка Пединститута, второкурсница с физмата, — случилось это в Локнянском районе. Когда выяснилось, что они были парой, местное информагентство сочинило повесть о псковских Ромео и Джульетте. На следующий день анонимный комментатор добавил деталь: во дворе частного дома, где девушка проживала вместе с пьющими родителями, выкопали за баней тело новорожденного младенца.

Костя любил жизнь, играл на гитаре, в КВН, и человеком был равно веселым и находчивым. Посмертной записки не нашли ни при нем, ни в личных вещах, и в самоубийство никто не верил. Из следственного отдела приходили прямо на лекцию. Опрашивали сокурсников и его бывших девушек, две из которых учились в нашей группе.

Последними, кто видел его живым, оказались Лера с Викушей. Костя шагал на занятия к первой паре и, когда уже почти поравнялся со ступенями корпуса, за спиной его остановился автомобиль. Приоткрылась передняя пассажирская дверь. После короткого разговора он сел в машину, которая тронулась в сторону Запсковья.

Ни водителя, ни пассажира на переднем сиденье подружки не рассмотрели, слов беседы не слышали, марку не запомнили и смогли показать только, что автомобиль был черного цвета. С номером возникла путаница: то ли «555», то ли «777» — сошлись лишь на том, что он состоял из трех одинаковых цифр.

— Меня на свадьбе поиграть попросили, — начал рассказывать мне мертвый Костя. — Я вообще в институт шел. Говорю: «У меня даже инструмента с собой нет». А мне в ответ: «Выдадут, не тревожьтесь».

Когда он услышал, что едут в «Усадьбу», то был уверен, что речь — о кафе на Запсковье, но машина за мостом через реку Пскову сразу свернула вглубь старинной малоэтажной застройки, долго петляла по улочкам и высадила пассажиров перед жилым зданием аварийного вида без вывески.

Торжество проходило в подвале. По лабиринту узких ходов с крысами его провели в зал, такой низкий, что рослый музыкант едва не стукался о потолок макушкой. Вместо электричества на столах коптили масляные светильники, а гости были одни старики и старухи, на вид все как беглые каторжники. Молодоженов он поначалу не заприметил, но потом в одном из темных углов мелькнуло белое платье. Новобрачную звали к гостям, но та будто стеснялась или боялась чего-то. Наконец со своего места встала дородная старуха, бывшая за главную, вывела девушку под руку, усадила рядом с собой, плеснула ей вина и бросила на тарелку шмат вареного мяса.

На бледной шее у невесты музыкант мельком заметил тонкое черное колье. Любопытствуя, он привстал, как бы ненароком подошел ближе и тогда рассмотрел через вуаль лицо своей второкурсницы. У ближайшей из старух тихо поинтересовался про жениха и услышал в ответ: «Какой жаних? Нет жаниха у ей». Свадьба закаркала на все лады: «Нет! Нет жаниха! И ребенка у ей отобрали!» Невеста зарыдала. Когда с плеч ее упали волосы, «колье» вдруг оказалось темным следом от веревки на шее.

— Другая ведьма балалайку сует: «Потрынькай!» А я чего? Я на гитаре только. «Горько! Горько!» — кричат. Таньку ко мне ведут, — с этими словами из пальцев чертыхнувшегося Кости выпрыгнула красно-белая пачка, которую он во время всего рассказа беспокойно вертел в руке. Сигареты веером рассыпались по плитке.

С проклятого торжества музыкант, как был с балалайкой, бросился прочь. Отыскав выход из полутемного зала, он бежал, спотыкаясь, по коридорам за обманчивым светом вдали. Когда совсем запыхался, сел на пол и тут только заметил, что вместо балалайки держит в руках веревку. Поднял глаза и увидел под потолком ржавую трубу. Пахло землей и овощной гнилью.

Книга 1. Глава 4. Парна́я

На Новый год у нас в группе ничего не планировалось, но вдруг неожиданно девчонки решили собраться на посленовогодних каникулах. Чтобы не тратиться на кафе, договорились посидеть в бане. Нас пригласила Варя. Я был с ней как будто смутно знаком, но на занятиях не встречал ни разу, хоть Лера с Викушей на пару убеждали меня, что она перевелась к нам из другого вуза еще месяц назад, с первого дня не пропустила ни лекции и успела подружиться со всеми.

Наша новая одногруппница оказалась самой маленькой среди девочек, ниже миниатюрной Оли. Из-под цветастого платка на голове у нее не выбивалось ни одного волоска, и о том, блондинка Варвара или брюнетка, оставалось только гадать. Вокруг тонких бедер была обернута и заткнута спереди юбка, сшитая из трех полотнищ разного цвета: в красную клетку, в голубую клетку и черного. Квадратные нашивки с узором на плечах простой русской рубахи напоминали широкие погоны.

Сходство с манекеном, на какие в музеях надевают народные костюмы, завершал грязно-белый холст, которым в несколько слоев было наглухо замотано ее лицо. Варвара почувствовала мой взгляд, хихикнула из-под своей тряпицы и шутливо замахнулась березовым веником, но вдруг смутилась и выбежала вон.

Наша группа сидела в парно́й за длинным столом на двух скамьях лицами друг к другу. В стенах между бревнами торчал высушенный мох, капли застывшей смолы выступали из щелей в древесине. Пахло сосной.

На праздник в баню я пришел голым — это казалось мне само собой разумеющимся. Но только я один был такой. Оля, Викуша, Анжела, пухленькая Аня — все были разодеты и с прическами из салона. Даже Светка пришла не в коже и железе, как обычно, а в шикарном, хоть и чуточку старомодном платье с блестками: наверно, купила его в каком-то комиссионном.

Лера была в прозрачном платьице из белой вуали. Тугой лифчик сдерживал груди, которые при каждом движении так и норовили выпрыгнуть наружу. Случайно или нарочно, она то и дело касалась под скатертью коленкой моей голой ноги. Оля с другого края обстреливала нас ревнивыми взглядами.

Лера потянулась за чашкой, наложила себе крупно наструганной редьки с медом и принялась уплетать за обе щеки незамысловатый салат вприкуску с хлебом. Ломоть у нее в руке был размером с полбуханки.

— Ты чего не ешь? — пробубнила она с набитым ртом.

Я хотел привычно ответить, что нет аппетита, но из горла вырвался странный деревянный скрип. Лера непонимающе уставилась на меня.

Дверь в предбанник хлопала не переставая. Варвара составляла на скатерть всё новые яства: огурцы, грибы, квашеную капусту с клюквой, репу под хреном и наконец бочонок соленого снетка, в который Аня тотчас запустила пухлую ладошку и начала одну за другой таскать рыбешек в рот.

Только раз хозяйка устроилась передохнуть на краешек скамьи, но не просидела и минуты, окинула жующих взглядом невидимых под белым полотном глаз, взяла прихватки огненно-красного цвета и пошла доставать из банной печи главное лакомство.

Когда Варвара водрузила противень на стол, девочки заахали от изумления. В птичьей туше с румяной корочкой на вид было никак не меньше трех пудов.

Аня полезла с вилкой, но хозяйка предупредила жестом: горячо! Девочки разлили шампанское. О том, что я не пью спиртного, все знали, и даже не предлагали. Я сначала стеснялся своей наготы, но уже успел забыть об этом и поднялся со скамьи за квасом как ни в чем не бывало. Лера с игривой улыбкой покосилась на мой пах, но тут же ее карие глаза наполнились ужасом. Я сам посмотрел вниз и понял, в чем дело: вместо того, что должно быть, между ног у меня торчал тонкий деревянный сучок, на конце раздвоенный на две веточки.

Лера испустила протяжный вопль, который подхватила Викуша, потом Оля, Светка, пухленькая Аня и остальные, все разом уставившие взоры на мое деревянное естество. Девчоночий крик на одной ноте слился в какой-то неживой механический звук, похожий на пожарную сирену. В это же время помещение стало заполняться дымом. Источником его были угли, которые стоявшая у печи хозяйка зачем-то выгребала лопатой из устья и расшвыривала по полу вокруг.

Светка заметила это и кинулась на нее с кулаками, но Варвара вперед метнула горсть головешек на подол Светкиного вечернего платья с блестками. Ткань занялась. Спасать Светку бросилась Лера с кувшином кваса в руках, но вместо кваса из горла сосуда почему-то вдруг хлынуло постное масло. Столб огня взметнулся до самых потолочных досок. Лерино прозрачное одеяние тоже вспыхнуло. Объятые пламенем, девочки кружились по парно́й как две балерины и визжали от нечеловеческой боли.

У двери уже трещал огонь. Единственным выходом оставалось окошко под потолком. Рослая Анжела попыталась выбить его бутылкой, но мутное стекло оказалось на поверку бычьим пузырем — пустая бутылка из-под шампанского отпружинила от него и чуть не ударила Анжелу по лбу. Тогда Викуша протянула ей нож.

Подсаживая одна другую, одногруппницы начали карабкаться по полка́м вверх. Когда из-за застрявшей в оконце Ани возникла заминка, Анжела снова пришла на помощь и волейбольной подачей в зад отправила ее, перепуганную до смерти, на спасительный воздух.

Один я никуда не спешил, отхлебнул прямо из кувшина кислого кваса и сел обратно на скамью. Поток кислорода из открытого окна сделал свое дело: огонь облизывал уже ножки дубового стола. Возле печки догорали Лера со Светкой, успевшие превратиться в две бесформенные угольно-черные кучи.

В то время как сквозь дым я наблюдал за исчезающими в оконце один за другим девичьими задами, туша на противне зашевелилась и расправила конечности. Я понял, что это не гигантская птица, а женщина. Она засопела и поползла в мою сторону, на ходу опрокидывая посуду на льняную скатерть. Пышные груди раскачивались при движении, сморщенные обгорелые соски на них напоминали две черносливины. Я дождался, пока ведьма приблизится, и с размаху всадил в одну из ее грудей попавшуюся под руку вилку. Когда я вырвал ее обратно, на зубьях остался кусок жирного мяса.