Атлант

Глава 1

ДИСКЛЕЙМЕР!

Все события, описываемые в тексте, являются художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Данная книга несёт исключительно юмористический характер. В тексте используется обсценная лексика (по минимуму).

Приятного прочтения!

АННА

Проваливаюсь в мягкое кресло, дрожь достигает кульминации, сворачивая внутренности в тугой узел. Мужчина «из прошлого» напротив смиряет меня равнодушно-презрительным взглядом.

— Итак, вы продолжаете молчать, это утомляет, — он массирует двумя пальцами переносицу, прожигает моё лицо своим сдерживаемым нетерпением.

Не узнаёт меня. Влюбленную когда-то дуру, согласную на все его прихоти, и униженную в самый уязвлённый момент. Месть раскатывается сладким привкусом по кончику языка, но я не могу собраться, теряюсь в пучине его отголосков, в реальности, к которой совершенно не готова.

— Я… я… по делу.

Голос мой проваливается, перестаёт мне подчиняться. НЕ МОЛЧИ! Сколько ещё отмалчиваться будешь?! Вспомни! Давай! Да хоть последнего бывшего «ты слишком хорошая, Ань, я не хочу тебя портить», не смогла его остановить, ушёл. Все разом с одной и той же фразой, как будто Герман меня тогда проклял, а потом «дело не в тебе, понимаешь?». Хватит уже примерной быть, сколько можно!

— Да? Я уже подумал, вы кабинетом ошиблись. — Герман нажимает кнопку на селекторе вызывая секретаря. – Диана Викторовна, вы кого ко мне пропустили?

— Госпожу Анну, прошу прощения, Анну Евгеньевну. — слышится голос подруги, мне тут же хочется заплакать и убежать, сейчас узнает меня. – Что-то не так? – ангельское щебетание звучит с еле заметно издёвкой.

Что за игры мы с ней придумали? Он меня сравняет с этим местом и в окно выкинет. Нет-нет-нет, опять заднюю даю. Подсобрала сопли! Живо!

— Ну, раз госпожу, тогда послушаю. — Герман ехидничает, ухмыляется, откидывается на спинку кресла и пренебрежительно машет ладонью в воздухе. — Дальше что-то будет или на этом всё?

Не узнал, как забавно. Он для меня тогда был ярче софитов, а я для него ничего не значащая проходящая пустышка.

Холодными пальцами от ужаса я достаю из кармана телефон, на экране замирает картинка развязного, совершенно подло отснятого видео в кабинке туалета. Двое вцепляются друг в друга как оголодавшие звери, терзаются поцелуями, стонами, покусываниями.

Я так и не смогла досмотреть эту звенящую пошлость. Включаю play и протягиваю Герману телефон.

Тело его напрягается, каменеет, лицо становится бескровным, даже припухлые губы с дерзким изгибом верхней дуги лишаются своего манящего цвета. Герман берёт телефон в руку, переводит на меня испепеляющий взгляд, а я вздрагиваю от раздавшегося хруста. Это мой телефон в его руке складывается пополам, трещит только закрытым кредитом.

С кем связываюсь? В самое пекло бросаюсь.

— Ты хоть знаешь дура, с кем шутить собралась?

— У меня копия…

— И где она? — он обходит стол, и хватает меня за шею.

— Везде, — хриплю, цепляясь пальцами за его ладонь.

Мрак черноты его глаз увлекает в самые дебри его смелых намерений. Густые брови его сходятся, хмурятся в желании задушиться меня, или же подчиниться, осознавая последствия. У женщины с видео есть муж, а вот он шишка намного крупнее. Герман, наконец, убирает ладонь, присаживается на край стола.

— Что ты хочешь?

Станцевать на пепелище, но говорю другое:

— Для начала, — вздыхаю, неужели я действительно опушусь до низости? — раздевайтесь.

Определенно, да.

Глава 2

АННА

Первые звонки «изменений» поступают, как правило, уже слишком поздно. Навязчивое, томленное и разрастающееся непонимание появляется в груди как инородное тело. Что-то идёт не так. Распознать сразу – нереально. Может утюг не выключила, кофейня напротив сменила вывеску, новый парфюм неожиданно издаёт тошнотворно приторный аромат перемен или любимый перед выходом забыл пожелать хорошего дня.

Следом приходит холодок в отношениях, еле ощутимый он заменяет собой разговоры, улыбки, игривые переглядывания, фильмы по вечерам и тесные объятия. Стены испускаю последний жар в качестве измученного секса, больше похожего на ничего не значащие трения. Семейное гнёздышко превращается в склеп, на возрождение которого я трачу все свои силы, уже понимая – без толку.

— Привет, романтический ужин, какая неожиданность, — протягивает Паша с усталой улыбкой, держит между нами дистанцию.

В нём уже надламывается напускное благородство, лицо его подрагивает, готовится вырваться потаённая правда. Разговор на чистоту. Давно у нас подобного не было, стало быть, много накопилось, но он сразу перерубает оставшуюся между нами нить:

— Я ухожу.

Новое кружевное бельё, больше похожее на откровенное прозрачное порно, запрятано за хлопковым распашным платьем. Грудь сдавливает, изнутри поднимается полный безысходности стон.

Свечи, вино, паста и десерты с кондитерской теперь напоминают траурный перекус, нежели аперитив перед нашим любовным воссоединением.

Слова застревают в горле, хочется много сказать, спросить, но всё предательски запечатано на моих устах, силюсь начать, но вместо этого вылетает:

— У тебя другая?

Мой жалостливый, слезливый, полный отчаяния взгляд побуждает в Паше неожиданный эффект изнуренности с презрительными закатывающимися глазами, и пренебрежительным тоном.

— Если бы. — вылетевшее поражает его не меньше меня, черты неприязни растворяются, пропуская знакомую мне нежную, чуткую натуру. — Дело не в тебе, понимаешь? Я не такой, каким хотел казаться, вернее… Мне этого мало.

Не может быть мало, когда я всю себя вложила в эти отношения, днём на работе, вечером с Пашей, точно на второй смене. Прислуга, психолог, авантюрист и секс работник, всех этих трудностей не замечаешь, когда он целует в висок, благодарит, шутит.

Два его лица, знакомое и полное презрительного уничижения от таившихся желаний, соперничают за лидерство. Их борьба сопровождается дерганьем, быстрой сменой эмоций и рябью на гладкой коже.

Становится страшно, но я молчу, хочется ударить его, но я сижу, глотаю подкатившую истерику, давлю, утрамбовываю, рву и складываю в бездонный мрак свои чувства и желания. Почему опять не выходит?

— Всё же было хорошо.

Тут Паша прыскает злорадным смехом, а меня обдаёт ужасом.

— Ладно, хочешь правду?

— Да, — говорю, уже не хочу, но соглашаюсь.

Понимаю, после готовящейся искренности от нас мало останется, от меня и подавно.

— Тебе чтобы потрахаться атмосфера нужна, сейчас понимаешь? — звенящая пошлость его слов опаляет внутренности, вижу в отражении темных зеркал, как стыд проступает через мою кожу, дополняя загар пурпурным недоразумением. — А мне иногда хочется просто сочно перепихнуться.

— Сочно перепихнуться? — для чего-то повторяю его желание, сравниваю с нашими ночами и никак не могу найти там ничего сочного.

Для меня секс всего лишь неотъемлемый элемент супружеской жизни, как долг, Паше нравится, и мне, до сочных аспектов, однако, не доходило. Никогда.

— Именно! — восклицает радостно Паша, а потом садится у моих ног. — Давай позовём третью девушку? На один, может два раза, не больше. Она поможет тебе раскрепоститься, я уже не справляюсь.

Я и сама не справляюсь с перевариванием информации. По ладони мурашки проходят, я должна влепить ему пощёчину, выгнать за дома, вместо этого погружаюсь в образовавшееся между нами болото.

Передо мной совершенно другой мужчина, и эти развратные желания, неизвестные до этого момента, вызывают во мне полнейший ступор. Глаза фокусируются на одной точке, вернее фрагменте, сиреневый лепесток на расписных салфетках. Обрывки загноившегося, дурно пахнущего и омерзительного прошлого прорываются из недр. «Блять, смех пробирает от твоего лица, проще его сделай, а то у меня падать начинает», — от одного этого умыться хочется.

Никак не понимаю, в чём же именно она поможет мне раскрепоститься. Чего ему не хватает? Секса? Никогда не отказывала, да и какие тут могут быть разнообразия и раскрепощения, когда процесс не замысловат.

«Ань, ты что делаешь? Просто лежи, мне твоя активность сейчас не нужна» - в этот раз красочные фрагменты порываются отвлечь меня, очень живо перед глазами вспыхивает лицо, которое я пытаюсь забыть уже не один год подряд. Бррр, только не сегодня!

Это всего лишь кризис, такое бывает в отношениях, его нужно пережить.

— Может не стоит, мы справимся вместе.

— Ты заставляешь меня каждый раз выключать свет, каждый.

— Я думала, твоему карандашику хватает и меня.

Паша бьёт кулаком по столу, я вздрагиваю.

Глава 3

АННА

Две недели после расставания на автопилоте. Юлия Николаевна меня загрузила: новый дизайн коллекции утвердить, подобрать материалы для тканевых летних сумок, собрать каталог и представить ей не позднее конца недели. Свою работу она тоже, по привычке, на меня водружает «Аня, ты меньше в телефоне сиди и будешь всё успевать» - это я ведь только время посмотрела на дисплее.

Нехватка персонала, жесткие дедлайны и нечеловеческие условия работы оправданы высокой ставкой начальства и будущими рекомендациями. Трамплин, на котором я застряла. Новые горизонты поросли несбывшимися ожиданиями, в первую очередь от себя.

Ведущий консультант и директор компании, Юлия Николаевна, покрутится в очередной раз перед советом акционеров, наобещает в три короба, а всему модному дому остается только лебезить и проклинать всё на свете.

Украдкой наблюдаю, как она проходит по своему кабинету. Успешная, изящная, уверенная, с кем-то разговаривает по телефону, присаживается на край стола, смеётся, оголяя белоснежные зубы в обрамлении пухлый, красных губ.

— Директором дома должны быть эмансипированная женщина, — кривится Надя, раскидывая эскизы перед собой.

— Она идеальна, всё остальное зависть, — признаюсь в первую очередь себе.

От такой Пашка бы вряд ли ушёл, скорее язык бы вываливал и просил за ушком погладить. Она небо, на которое позволено только смотреть. Ускользающий призрак успешно выстроенной жизни.

— Она? Должность по блату, а всё её рекомендации прошлый век. — Надя быстро мигает глазами, пародируя Юлю. — «Не хватает женственности, слишком грубая ткань, а платки стоило бы сделать с менее агрессивным принтом».

Тут не поспоришь, отстоять свою точку зрения невозможно. Требует новое, и сразу бракует идеи, свежий взгляд для неё маскировка прошлого, а смелость она пресекает на корню. Выдыхаю, дождавшись, когда она договорит по телефону и решаюсь подойти, Надя бодрит меня кулачком в воздухе.

— Юлия Николаевна, вы обещали подготовить рекомендацию.

— Да-да, забыла. Напомни мне, куда ты собираешь отправить портфолио?

— Столичный дом.

Моя самая большая мечта, вершина карьерной цепи (если не брать в расчет Европу, конечно же). Это не просто дом моды, это огромный филиал, создавший самые популярные российские бренды.

Юлия поднимает брови, усмехается.

— Ты? В Столичный дом? Твои идеи никуда не годятся, мне приходится каждый раз вносить правки.

Тушуюсь, в горле пересыхает, в момент становится слишком жарко. Опускаю взгляд.

— Ваши правки только процентов десять от работы, а прошлая коллекция побила полугодовой рекорд.

— Да, ты права, иногда продукт не важен, главное маркетинг и реклама. Ты можешь уйти, но рекомендации не будет. Нет-нет, чтобы нас там засмеяли?!

— Но ради рекомендации…

— У меня нет времени.

И в этот раз неудача. Без рекомендации почти нереально пробиться дальше. Негодование во мне кипит, достигает предела. Возвращаюсь к своему столу, открываю первый ящик. Всё так навалилось, мне жизненно необходим глоток свежего воздуха. Ставлю внизу подпись и возвращаюсь в кабинет Юлии Николаевны.

— Увольнение, ты серьёзно?

В голове пусто становится. Что я только сто сделала?

— Я не дам рекомендации, куда ты пойдёшь?

— Создам свой бренд, — мой звенящий вдруг голос слишком самоуверенно прорезает пространство.

Когда это я решила? Прямо сейчас? Сдурела, в край обезумела! Бессонные ночи под внутренний диалог ничего не значат!

— Как же ты команду соберешь? – Юлия нервно стучит ручкой по столу. – У нас сроки горят, мне перед советом через неделю появляться.

— Всего вам доброго, — гордо выхожу, единственное, на что остаюсь сейчас способна.

Просто и легко на душе становится, что подпрыгнуть хочется.

— Вернись! Аня! Я тебя со свету сживу! Все твои эскизы это собственность компании, ничего не смей забирать. Слышишь?!

Заливаю свою безработную боль и любовное непонимание алкоголем, универсальным субстратом принятия и понимания. В умеренных дозах. Опрометчиво. Что же я наделала! Даже сейчас не могу позволить себе напиться до свинячьего визга, до состояния, когда становится позволено всё.

Осматриваю аутентичный бар с рогами-люстрами, старыми газетными обрывками на кирпичных не отделанных стенах. Тусклый желтый свет, всеобщее хмельное веселье и тесное единение создают атмосферу некой фривольности.

— А что? Открывай бренд, а я тебе помогу. Не смейся, я же серьёзно, — Диана воодушевилась моим увольнением, пожалуй, больше меня самой. — Я всё равно уходить хотела, а тут такой повод.

Диана берёт салфетку, достаёт из сумки ручку:

— Итак, что нам нужно?

— Для начала помещение, — жду, когда она выведет слово, и продолжаю, вспоминая нюансы, — оборудование по минимуму, команда, для развития не помешала бы известная личность и выход на показ в конце сезона.

— А что у нас по деньгам?

Глава 4

АННА

Ди совсем меня огорошивает, выпила она больше меня, но это мало значит для её толерантности к хмельному.

— Давай я возьмусь за твою сексуальность!

— Расскажи лучше что у тебя на работе. – пытаюсь увести тему разговора.

— Нет, это подождёт. Надо кого-нибудь склеить. – Ди обводит взглядом толпу, хмурится, кислое выражение передаёт оценку кандидатов. – Не густо. А вот, нет, он занят уже. Ладно, будет импровизация! Что ты там про порно говорила?

Сглатываю вязкую слюну, и прикрываю её рот ладонью. Осматриваюсь, услышал кто или нет. Вон та группа ребят, у стойки, уже наверняка над нами смеются.

— Тише, нас же могут услышать.

— Да, всем плевать. У тебя вечная проблема это раскрепощение, вот расскажи лучше о вашем сексе. Давай, не стесняйся.

Она поднимает бровь и залпом вливает в себя половину стакана. Вечерок выдаётся искромётно откровенный. Поправляю кофточку на груди, проверяю пуговицы, делаю глоток. Со стороны явно виднее будет, а мне даже противно начать о таком говорить.

Так совершенно ничего не поменяется!

— Он хороший.

Подруга машет пальцами в воздухе, просит продолжать, а на этом всё. Сказанное уже более ёмко описывает половую связь.

— И весьма, я бы даже сказала очень, иногда всё же менее, но в частности более.

— Всё настолько плохо? Что он сказал тебе, повтори.

— Что ему мало, он со мной заледенел. – одними губами шепчу, глаза ладонью прикрываю от толпы.

Смотрят ведь, слушают, а тут такая неумеха, вот им потеха.

— Дальше, это же явно не всё.

— И он хочет сочно потрахаться. – умалчиваю про третью девушку.

— Вот гад, сам поди ничего не умеет, — констатирует Ди и задумывается.

По мере углубления её мысли, она расчесывает себе подбородок длинными ногтями, а я боюсь пошевелиться, дабы сорвать готовящийся для меня совет. Он мне настолько сильно необходим, что без него уже падаю в пропасть, без понимания с чего начать, и как начать.

—Тут партнёр опытный нужен, желательно без обременений, раб, или секс работник. Унизительное амплуа мальчика на час. — она скалится, смотрит в потолок и серые глаза блестят злобными искрами.

Ломить начинает от таких слов, прервать бы её прямо сейчас, перевести тему разговора, чувствую инстинктивно, готовятся тотальные, грандиозные перемены, от одной мысли уже дух захватывает. Не готова я к такому, а раз так, то тем более поддаться стоит. Терять мне, уже свободной, нечего, а изменения от одного решения мало зависят, действия нужны, опыт, будь он неладен.

— Стерпит, обязательно это сделает ради неё. — говорит Ди, и на меня тяжелый взгляд перекладывает. — Есть у меня авантюра одна, но она полностью от тебя зависеть будет. И не слова, что я замешена, от начала и до конца твоих рук дело будет. Договорились?

— Предположим.

— Анют, — тянет Ди, — долго ещё подобное терпеть будешь? Я же не полезу к тебе в трусы за ответом, тут мужская рука нужна. Да или нет.

— Да, — неуверенно отвечаю.

Она протягивает мне видео и убирает звук. Два идеальных тела в кадре, утонченное извивается в руках крепкого мужчины. Он заламывает девушку, властвует над ней в один момент, и в другой позволяет оставлять на своей коже отметины, вцепляться зубами в плечо, оттягивать волосы назад в порыве животной страсти.

— Какой ужас. — не досмотрев, отодвигаю телефон, как взгляд цепляется за лицо. — Это же Юлия Николаевна, — перематываю, ищу удачный кадр, да, это точно она.

Полный шок и непонимание. Удача или судьба решила сама надо мной подшутить? Жгучее желание отомстить, влезть плотно в её жизнь опаляет радостью, эйфорией заполучить то, что принадлежит ей. Стать частью её более закрытой жизни. Привкус сладкой мести отступает под угнетающим страхом. Может произойти что угодно.

— Какое совпадение, а это мой директор. Ты же знаешь что она жена мэра? — улыбается довольная Ди после моего кивка, и перематывает к концу, к самой откровенной позе, он которой глаза потеть начинают. — Хорош, Шереметьев.

Давлюсь, в горле першить начинает, закашливаюсь от неожиданности, глотаю большими глотками разведенный коктейль.

— Гер… Гер… - боюсь произнести его имя, будто прошлая жизнь откроет поросшую мхом дверь и вырвется диким, безответным отчаянием. – Герман Леонидович?

— Да, как ты угадала?

Любовник Юлии Николаевны мужчина из моего больного прошлого, сделавший больно, растоптавший меня. Вдыхаю, пересматриваю видео, ловлю его удовлетворенное выражение лица и мне становится тошно.

— Эй, Анют, что с тобой?

— Что ты будешь делать с видео?

— Тебе отдам.

— Зачем?

Нос щиплет, подбородок дрожит. На повторе прокручиваются его слова, каждый раз с высокомерием, с присущей властностью, дерзкий, не терпящий ожидания, подавляющий. Я возненавидела его, эту робость внутри меня вырастил он, так ни разу и не поплатившись.

Глава 5

ГЕРМАН

Хрупкое маленькое тело изгибается подо мной, по тонкой линии позвоночника скользит луч света, ярким золотистым пятном от лопаток к пояснице. Мои огромные ладони жадно сжимают её талию, Юлю пищит, и издаёт громкий стон по мере продвижения моего члена внутри неё.

Ритмичные движения сопровождаются звучными шлепками и хлюпаньем. Девочка моя намокает от каждого толчка, капля влаги скатывает по внутренней стороне её бедра, доводя меня до истомного желания овладеть ей прямо в супружеской спальне. Прикидываю путь, и сразу откидываю эту идею. Этаж вверх, третья дверь налево, фигня, а вот их свадебный портрет на стене и самодовольная морда Стаса. Не то настроение сегодня.

Задница Юли движется в самом извращённом танце, насаживаясь на мой член, проталкивая его внутрь, сжимает его своими стенками, глубже, до самого тупика, вскрикивает, пробует отстраниться, но я начинаю брать над ней власть. Она посматривает на меня через плечо, дико сексуальная, закусывает нижнюю губу, никак не могу насмотреться на напряженные, сомкнутые брови и томные серые глаза. Наматываю пшеничные волосы на кулак и крепче фиксирую.

— Звук, я, кажется, что-то слышала, — пробует развернуть голову к окну, но я держу крепко, и вот она уже скулит.

От боязни разоблачения, она начинает чувствовать своего мужа на расстоянии. Бесит. Как же это выводит. Натягиваю её волосы, так что она буквально повисает на моей руке. Дурманящая, маленькая проказница.

Меня начинает возбуждать вся эта ситуация, образовывая своего рода странный фетиш.

Ухмыляюсь от попыток Юльки схватиться за край стола. Вхожу в неё по самое основание, с силой, она хнычет:

— Больно. Это ведь он, так?

Замечаю синий Лексус на парковке, выходящего из него Стаса, и ярость пробирает меня до кончиков пальцев. Посмотри наверх, давай, посмотри, как ей нравится быть со мной. Хватит закрывать глаза, ты же давно уже подозреваешь, но ничего не делаешь. Трус. И она с тобой становится такой же. Почему не хочет уходить от тебя? Чем ты, сука, лучше?

— Остановись, Герман, прошу тебя.

— Хочу, чтобы он увидел, ты же обещала ему рассказать, так давай покажем для наглядности.

Стас останавливается, спешно возвращается к машине, что-то ищет в салоне и идёт к двери. Ни единая мысль, ни единое посеянное за год зерно не всходит подозрением, инстинктом, желанием разоблачения. Он, смотря под ноги, движется к дому.

— Герман, хватит!

— Ты ему не скажешь, — прижимаю Юльку к столу и вываливаю свои подозрения.

— Не скажу. — пищит подо мной, заставляет меня быть грубым, требовательным. — Я его люблю, говорила же.

— Но спишь со мной.

— Если он узнает не от меня, я никогда не буду с тобой. – грозится, знает, на всё ради неё готов.

Отпускаю. Чёрт! Как меня бесит эта зависимость, невозможность как-то повлиять.

В груди всё жжёт, горечь поднимается к гортани, в висках бешеный пульс. Чувствую себя заложником, связанной жертвой без возможности вырваться. Сгораю он столь необходимого для меня желания быть рядом с ней. Когда королева снова пожелает меня увидеть?

Застёгиваю ширинку, поправляю рубашку, ломаю пальцы до хруста суставов, хочется их вывернуть к хренам, ощутить подавляющую физическую боль, расслабиться.

Юля поправляет халат, бегло причёсывается и как ни в чём не бывало, подаёт мне уже остывшую кружку кофе. А вот и он, венец её замысловатой любви. Понурый, озадаченный Стас, некогда друг, лишивший меня опередить ровно на одно свидание.

— О, Герман, быстро, — он усаживается напротив, кладёт свою руку на талию Юли, а мне хочется разбить ему морду, растоптать нашу дружбу, и всё ради неё. — У нас новый благотворительный проект намечается, очень надеюсь на твою поддержку.

— Да, безусловно.

Возвращаюсь в офис готовый крушить. Сигареты, виски и лёд, вот что помогает мне протрезветь вопреки сочетанию. На ресепшене Дина наиграно кривит лицо в улыбке, вежливо просит Миху соблюдать субординацию.

— Миш, просил же. Хочешь, чтобы над тобой и в этот раз подшутили, Диана Викторовна у нас сердцеедка.

— Что бы такое говорите, Герман Леонидович, — Диана синеет, вот-вот сорвётся.

Проучил её тогда, и то, лишь для профилактики, а она на свой личный счёт приняла. Вот как объяснить здоровой бабе, что орать благим матом на пусть и навязчивого кавалера при клиентах не совсем уместно? А потом просить его спрыгнуть с четвертого этажа на гравий.

— На пять минут, я ведь извиниться, сам виноват.

— Даже слушать не хочу, возвращайся к себе.

Прохожу в кабинет, не включая свет, опускаюсь в кресло. Снова один.

Прозрачность чувств, искренность, их полнота становится непозволительной роскошью. В юности все спектры яркости, а сейчас отголоски. Нездоровая мания, звериное желание взять своё. Понимаю что неправильно, но после каждого сообщение мчу к ней.

Просрал, всё испортил. Дружбу, принципы, такую значащую для меня любовь к ней, даже она испоганилась. Всё в угоду её «я скучала». Хреновая участь и ещё один хреновый день.

— Герман Леонидович, к вам посетитель. — раздаётся голос Дианы.

Глава 6

Сомнений больше нет, совесть моя притихла, а дурной поступок уже таким не представляется. Урок, самый настоящий, жизненный, неотвратимый! Нет у таких, как Герман ни души, ни принципов, ни единого сомнения в своих действиях. Делают что творят.

Смотрят на меня его бесстыжие глаза, тёмные от гнева, они поблескивают опасностью.

Не узнал меня. Лицо моё растворилось с годами в его памяти, голос потерял выраженную яркость, имя же стало в ряд с другими, ничего более не значащими. Личность моя не имеет для него значения, а имела ли вообще? Я незначительный фрагмент, худое воспоминание, очередная девушка, зависящая от его похвалы. Но нет, Шереметьев умеет только сравнивать, убивать всю уверенность на корню, делая жертву всё более уязвленной перед ним.

Гад! Лицемер! Циник!

Прежняя обида обжигает грудь, сдавливает рёбра. Я ведь тогда сомневалась в баре, а теперь нет.

Герман вытаскивает меня за шкирку из кабинета, полный яростного безумия. Страх сковывает мои конечности, в ушах шум нарастает, делается оглушительным, и в один момент пропадает.

Только я, он и перепуганная нашим появлением Диана. Она встаёт на ноги, кресло позади неё отъезжает к стене, и начинает перебирать пальцами манжет рубашки.

— Отпусти немедленно! — кричу, вырываюсь. — Диана Викторовна, немедленно вызывайте полицию.

Ди молчит, глаза её не моргают, только пальцы находятся в движении. Она сглатывает, переводит взгляд на телефон, и Герман тут же пресекает её мысль – разбивает стационарный телефон о пол. Тут уже приходится замолчать и мне.

Столько времени прошло, а привычка крушить технику в истеричном припадке только в нём укоренилась. Замираю в его руках, повисая точно корзинка. Блузка трещит, шляпки медных пуговиц ещё удерживаются в петлях.

— Кто тебя послал?

Проклятье твоё, моя уязвленная гордость или горящее синем пламенем желание мести! Столько всего не припомнить разом. Отголоски его голоса раздаются в голове «Ань, не смотри ты на меня, когда…» - щёки мои полыхают, кровь пульсирует на лице.

— Я сама пришла.

Сволочь, после него каждая близость с мужчиной напоминает непрекращающееся совещание, этот внутренний диалог не заглушить.

— Герман Леонидович, что происходит? — Диана бледнеет, смотрит на меня, порывается помочь, но остаётся на месте.

Хватаюсь за стол мёртвой хваткой до побелевших костяшек. Вырывать будет, так зубами вцеплюсь!

— Работаем, не отвлекаемся. — командует Герман, закидывает меня на своё плечо как пушинку и вперёд идёт.

Стол начинает ехать вместе с нами. Пальцы мои скользят по гладкой поверхности, ножки скрепят, монитор покачивается. Диана идёт за столом, поправляет бумаги, силится что-то сказать, да все слова проглатывает, а потом берёт и усаживается на мою спасательную шлюпку, и вот, пальцы больше не могут удерживать такой двухсторонний напор – сдаются.

— Я полицию вызываю, Герман Леонидович, отпустите немедленно посетителя!

— Ага, как только, так сразу.

Спускаемся на ступень ниже уровня второго этажа, потом ещё на одну, всё ниже и ниже. От подруги остался только след, ещё не исполненная угроза.

— Звони! — кричу, подтверждая наши общие с Ди намеренья.

Главное не дать ему меня увезти.

На первом этаже нас встречают с неприкрытым удивлением раскрытых ртов. Посетители на пузатых кожаных диванов отвлекаются от телефонов и каталогов журналов, среди которых виднеются особо откровенные. Это же кощунство!

Прошу помочь, а вместо спасения получаю улыбки, бесчисленные персты, направленные на нас и камеры телефонов.

Совсем у Германа колокола в голове звенят, я же заявление напишу на него! Ничего ему больше спускать не собираюсь!

— Тебе же хуже будет, ирод. Немедленно отпусти!

Вместо связного получаю рык. Это что за ответ такой? Дикарь, в самом деле, животное. Таких надо клеймить на видном месте, чтобы народ отпугивать.

Проплывающая мимо стойка ресепшена, вижу длинные ноги в чёрных капроновых колготках, поднимаю голову, и у длинных ног появляются огромные глаза. Девушка замирает, только голова её следует за нами, и пропадает за поворотом.

Куда несёт? Пробую повернуться, опереться о его спину или плечо. Огромное пространство, бесчисленное количество стоек с инструментами, подъёмники и блестящие машины, за которыми трудятся люди в униформе.

Искать помощи бессмысленно, но я все же обращаюсь к усатому мужчине с добродушным выражением лица.

— Моё почтение, сударь, не откажусь от вашей помощи.

— Миха, дрель и верёвку мне, живо!

— Вы его не слушайте, начальник ваш совсем умом тронулся.

— Ещё сверла захвати, по дереву.

Михаил массирует лоб, потом спускается к усам и начинает их закручивать, отражая полное несовпадение ожидаемого представления дня с присутствующим сумасбродством.

Герман разворачивается, и Михаил исчезает. Вид теперь передо мной открывает на открытую дверь тёмной подсобки.

Глава 7

ГЕРМАН

Потрясение медленно оседает пылью между нами, опускается на одежду, проникает в волокна, дальше впитывается в кожу, смешивается с кровью. Положение моё напоминает искромётное выступление шута. Абсурдность и разумность переплетаются в людях, порождая нелепую реальность.

Извращенка, это же надо было заснять видео, а потом с требованиями прийти. Мне теперь гордиться надо?! Моя член оказался на вершине всех предложенных Наибулиной. Смех.

Воспоминания мои бродят по студенческим временам. Аня была удобной прилипалой, а стала настоящей занозой в заднице. Идиотка.

— Так, — протягиваю, ещё не до конца смиряясь с ситуацией, — тебя никто не подсылал. Ты засняла видео…

— Случайно, — добавляет она.

— Предположим.

Аня щурится от яркого освещения, пожимает нижнюю губу, сжимает челюсть, но я вижу, как дрожит её подбородок. Смотрит на меня испепеляюще, и всё же пришла. Сама.

— И, — тяну, теряя нить событий, — ради секса?

Она вскидывает брови, явно ждала от меня другого. Остатки её гордости скапливаются в сжатых кулаках, крепко прижатых друг к другу коленях. Вздыхает тяжело, явно решаясь, а потом с выдохом произносит:

— Ты же встречался со мной ради него. Лгал, использовал.

Видимо, карма застала меня быстро, ещё при жизни в человеческом обличье. Безответные отношения, преданная дружба, отвергнутые принципы. Всё, что было фундаментом для меня становится теперь вязкой, тягучей жидкостью. Теперь ещё и рабство.

— Правда? Неувязочка получилась.

Плевать ли мне? Несомненно. Моё очередное предательство, растоптанные чувства. Блять, вот что ей сказать? Жизнь так устроена. Родился с зубами – живи хищником.

— Да, хренов фетишист, неувязочка. — грудь Ани высоко вздымается в потрепанной блузке, медные пуговицы натянуты, между складками ткани мелькает бархатная кожа.

Она сдерживается, вовремя смолкает, выжидает, когда слезы обсохнут на глазах и вся напрягается. Воздух между нами трещит, наполняется искрами от которых жжёт лёгкие.

— Прости. — каюсь, кажется даже искренне, а она смехом заливается. — Ладно, правда, извини. Так пойдёт? Столько времени прошло.

Мне было комфортно с Аней, тогда мне думалось, что наша связь достигнет апогея. Хотел сделать предложение после выпуска, обзавестись детьми, и если бы я так сделал, кто знает, может, был бы счастливее сейчас. Но она поймала меня с другой или надоела в какой-то момент и я ушёл, не помню, совершенно забыл, как мы расстались.

— Скулья. Это прозвище вышло за пределы наших отношений. Ты не имел права рассказывать другим!

Пытаюсь, но не могу сдержать смех. Она всегда так мило поскуливала перед оргазмом, что моя фантазия не разродилась словом. Так и переименовал в телефоне, остальное дело времени, мельканью на дисплее и верными догадками.

— Ты ошибаешься, впрочем, пусть будет по-твоему.

— Не только это! — кричит Аня, замечая мою наигранность.

— И что теперь?

Моя отрешенность бросается ей в глаза. Отхожу к верстаку, кладу дрель, и слышу возгласы за дверью. Миша, по моей просьбе, тянет время, а мы даже до условий не дошли, перевариваем имеющееся.

— Теперь тобой буду пользоваться я.

Киваю головой, нажимая на кнопку, тону в жужжании дрели, почти касаюсь подушечкой указательного пальца работающего сверла и выключаю. Перед сном мне каждый раз снится падение в пропасть, на дно, и вот достигнув его, я проваливаюсь дальше.

Что скажет Юля, узнав о записи? Узнав о шантаже? Говорить ли ей? Нет, она прекратит наше общение, затаится, будет сидеть как мышь, изображая верную жену. Даже на работу к ней не могу завиться «Герман, это подозрительно, не приезжай». Как же заебало.

— Только секс? И ты не выложишь видео, так?

Смотрю на Аню, отголосок приятного времени. Я был хреновым парнем, отстойным любовников, но она… совсем неожиданно видеть её в новом амплуа.

— Да. — отвечает твердо. — Юленька останется примерной женой.

Внутри меня рвётся наружу собственническое обладание, неутолимое желание защиты, и при одном упоминании её имени у меня сводит скулы. Опасную игру затеяла Аня, жаль будет, когда она вновь окажется в точке начала нового круга.

— Стало быть, ты и её знаешь.

Аня утвердительно мычит. Нити, связывающие нас, вновь появляются в пространстве. Красные, черные, синие, меняющиеся от любого изменения, они тянутся через время, привязывая к себе новых людей.

Нам столько ещё нужно было обсудить, но звуки за дверью становятся громче. Шаги приближаются к разоблачению, и я окончательно смиряюсь со своим положением.

Не смогу пойти против Юли, сделаю, что скажет, пойду, куда захочет. Выбор тут очевиден.

Худощавый полицейский открывает дверь, делает шаг внутрь, издаёт возглас и вынимает пистолет из кобуры. Направляет от растерянности на Аню, отчего она напрягается всем телом, выпрямляет спину и быстро начинает моргать.

— Руки вверх! — дуло настигает меня.