Аварийный азимут

Пролог

Мое тело – храм.

Угрюмая старая церковь у реки, которой всей деревней собирают пожертвования на реставрацию.

Мое тело – храм.

К нему тоже обращаются в минуты горевания.

Мое тело – храм.

Но разве туда не может зайти любой желающий? Чтобы поставить свечку или помолиться.

Например, за упокой души, которой лично у меня уже не осталось.

Плотный бас окружает мое тело, заставляя двигаться в ленивом ритме. Кожа от долгих танцев покрыта испариной, глаза прикрыты, потому что это помогает справиться с вертолетами, которые после нескольких коктейлей радушно берут меня на борт.

Кто-то подходит со спины и кладет руки мне на бедра. Следует за музыкой вместе со мной. Я не сопротивляюсь.

Хочет трогать – пусть трогает.

Но, разумеется, не бесплатно. Я поворачиваю голову и, перекрикивая музыку, спрашиваю:

- Угостишь?

- Не вопрос, - отвечает, касаясь губами уха, - что будешь?

- То, что откроют или сделают при мне, - смеюсь беспечно и поднимаю веки.

Лицо смазано, запах мне не знаком, касания не вызывают никаких эмоций. Но денег у меня нет, а сегодня отличный вечер, чтобы забыться за чужой счет.

Парень берет меня за руку и ведет к бару. От этого контакта - тоже ничего. Что-то механическое, как будто врач трогает.

- Секс на пляже? – спрашивает с очевидным намеком.

Но я не смущаюсь. Смеюсь, мазнув взглядом по его лицу, пока парень кладет руку мне на талию.

Тянусь к его уху, чтобы прокричать:

- До пляжа далеко, милый! Но коктейль окей. Устраивает.

Поворачиваю голову, ловлю в расфокус толпу на танцполе, и вдруг получаю разрывную пулю в голову.

Мой эквивалент внезапной смерти, извержения вулкана, конца света – стоит у входа в бар. Широкие плечи, руки в карманах джинсов, темная челка на глазах.

О, эти глаза я знаю. Несмотря на теплый карий цвет, мрачные и злые. Эти глаза знают, кто я такая и зачем я здесь.

Мы слишком далеко друг от друга, но мои ноздри дергаются, будто в действительности улавливают его запах.

Привычным движением тяну уголки губ вверх. Так люди улыбаются, я много за ними наблюдаю, я это знаю. Пусть думает, что мне весело.

- А? – поворачиваюсь ухом к своему новому знакомому.

- Как зовут, говорю?

- Илона!

- Хочешь развлечься, Илона?

- А я по жизни, - обхватив губами трубочку, делаю несколько больших глотков, и лишь после того продолжаю, - только и делаю, что развлекаюсь.

Глава 1

Илона

Когда звонит третий будильник, у меня наконец получается открыть глаза. Шторы плотно закрыты, так что комната погружена во мрак. Я вздыхаю и растираю лицо ладонями. Воздух тяжелый и спертый, я почему-то испугалась на ночь открывать окно. Подумала, вдруг будет слишком холодно, и он дотянет до комнаты бабушки.

Потом замираю и прислушиваюсь. Ничего. Абсолютная тишина.

Паника затапливает за секунду, зарождаясь где-то в лобной доле и дальше стремительно растекается по всему телу.

Подрываясь с постели, лечу в соседнюю комнату, стараясь, вопреки логике, сильно не шуметь.

- Ба? – почти выкрикиваю, распахнув дверь.

Она откладывает книгу и смотрит на меня через толстые стекла очков:

- Да, мышка?

- Эм-м… Доброе утро! – тут же сдаю назад, стараясь скрыть свой ужас. - Хочешь кашу или сырники?

- Илоша, покушай сама, ладно? – она улыбается, но я вижу, как тяжело ей это дается. – Я потом сама позавтракаю. Книжка больно интересная.

Я напрягаю нужные мышцы на лице, которые, как я знаю, должны изобразить улыбку. Подхожу к тумбочке, проверяю блистеры с таблетками, по памяти высчитываю, сколько не хватает. Спрашиваю:

- Не пила еще сегодня?

- Нет.

Я выщелкиваю нужные и собираю их в кучку. Потом произношу:

- Не забудь, пожалуйста. Я сделаю кашу и тебе оставлю.

Прикрываю за собой дверь и выдыхаю. Не только воздух из легких, но и собственный страх. Живая. Слава богу, сегодня живая.

После того, как умер дедушка, и мы остались вдвоем, не могу избавиться от ощущения, что Ба может уйти в любой момент.

Я умываюсь, готовлю завтрак на нас двоих, наскоро ем. Потом мою голову, сушусь феном и быстро прохожусь утюжком, наношу макияж. Глаза поярче, на губы – коричневый карандаш и нюдовая помада в центр. С губами мне, конечно, повезло. Их даже увеличивать не нужно, красивая четкая форма и объем. В детстве дразнили губошлепкой, но сейчас я очень довольна. Спасибо мамочке. Хоть за это.

Когда натягиваю черные колготки, длинными ногтями случайно прорываю тонкий капрон. Выругавшись, снимаю их и швыряю на пол. Других у меня нет.

Распахнув шкаф, обозреваю его небогатое содержимое.

- Черт, черт, черт, - приговариваю тихо.

На всякий случай перерываю ящик с нижним бельем и нахожу чулки. Слава богу! Надеваю плиссированную черную юбку и становлюсь напротив зеркала в дверце старого гардероба. Наклоняюсь, чтобы проверить, в какой момент становится видно резинку чулок. Ну, что ж…Тело – это всего лишь тело. Разве оно не у всех одинаковое?

Перед выходом еще раз заглядываю к бабушке:

- Я в универ.

- Пока, мышка, - говорит она и добавляет тихо, - я так рада, что ты учишься.

Напрягая нужные мышцы, изображаю улыбку. Наверное, Ба уже не будет, когда меня выпнут из этого учебного заведения. Пусть порадуется сейчас.

В узкой прихожей надеваю грубые черные ботинки, накидываю куртку и беру маленький рюкзачок. И то, и другое, и третье только притворяются кожаными, но выглядят вроде бы неплохо.

Глава 2

На улице бегу, щурясь от порывов осеннего ветра, до остановки. Там пританцовываю, сразу же продрогнув, и прячу лицо от мороси, которую висит в воздухе. Когда вижу старенький мерс, а за рулем знакомое лицо, тут же падаю на пассажирское, когда тачка останавливается рядом.

- Привет! – чмокаю друга в щеку.

- Доброе утро, Ракета!

- Как вчерашние маневры? – спрашиваю, имея в виду девушку, которую он приглашал в кино.

- Успешно.

- Мама как? - уточняю будто бы беспечно.

- Как обычно.

Я киваю и смотрю за окно. Потом спрашиваю:

- Можно подрублюсь?

- Давай.

Я подключаю телефон к машине и включаю свой плейлист. Но, забыв о том, какой трек добавила последним, краснею, когда на всю машину гремит «распалась укладка, размазана тушь, себя собрала опять впопыхах».

*Magic Man – Бабочки

Матвей хмыкает, не отрываясь от дороги:

- Бабочки же тоже попадают в ад?

- Да, - соглашаюсь легкомысленно, - обжигая бархатные крылья.

Мы с другом улыбаемся. В машине тепло и пахнет новым ароматизатором, кажется, что-то цитрусовое. Я сползаю в кресле пониже, и Стрелков говорит:

- Ракета, чулки.

Я фыркаю:

- На дорогу смотри.

- Если одернешь юбку, это будет сделать проще.

- Боже, - ворчу, послушно поправляя одежду, - вокруг сплошные ханжи и моралисты! Че ты там не видел?

Матвей качает головой:

- Хорошая ты девка, Ракета, но шальная, конечно. Все я там видел, но лишний раз лучше не показывай, дружить меня устраивает.

- Меня тоже, - произношу отстраненно, глядя в окно.

И это чистая правда. У нас с ним никогда ничего не было, даже флирта. Не знаю, почему, но с первой встречи именно так сложилось. Наверное, я совсем ему не нравлюсь, но, честно говоря, только рада этому. Стрелков – единственный мужчина, с которым я чувствую себя в полной безопасности. И мы действительно видели друг друга в самых разных состояниях. На свой прошлый день рождения я так напилась, что другу пришлось тащить меня домой на себе, полоскать меня в ванной и даже застирывать мое праздничное платье. А месяцем позже я делала все то же самое для него. Ну, кроме платья, разумеется. Такое Стрелков не носит.

Когда подъезжаем к универу и паркуемся, уже взявшись за ручку двери, я вдруг замечаю мотоцикл. Черный, блестящий и какой-то…опасный? Управляет им парень, тоже во всем черном. Выглядит как всадник апокалипсиса. У меня аж дыхание перехватывает.

Смотрю, как он останавливается, ставит мотик на подножку, ловким движением снимает шлем и проводит рукой по темным волосам.

- Это кто? – спрашиваю у Матвея.

Проследив за моим взглядом, друг хмыкает:

- Не, Ракета, сори. Не твой пассажир.

- Почему?

Мой голос звучит беспечно, но по телу разливается ядовитая обида. Несмотря на это, продолжаю сканировать байкера. Широкие плечи, проколотые уши, пухлые губы. От него просто несет густой мужской энергетикой.

- Слишком разборчивый. Не в обиду, - морщится Мот от того, что сам же и сказал, - я просто видел его бывшую. Такая принцесска. Еще и блондинка.

- На то она и бывшая, милый, - смеюсь, - так кто это?

- Антон Подрезов. Из моей группы.

- Из твоей? – восклицаю возмущенно, пока парень здоровается с кем-то за руку. – И ты мне не рассказал?!

- Ага, - фыркает Стрелков, - берег его честь.

Со смешком закатываю глаза:

- Придурочный.

- Я?! – уточняет с возмущением, рассовывая по карманам свои вещи. – Я вообще лапочка. Котик. Свет очей твоих.

- Ага, конечно, а сам умолчал о таком сокровище!

- Илона, серьезно, лучше не надо. Хорошего не выйдет.

- Ты гадалка?

- Таролог.

- Познакомишь с одногруппником? Таролог.

- Ракета…

- Мот, просто познакомь.

- Ладно, идем, – цедит он.

Глава 3

Я выбираюсь на улицу, одергиваю юбку и поправляю волосы. Замечаю, что байкер уже двигает к зданию университета, и тороплюсь ему наперерез. Если буду ждать Стрелкова, помру одинокой. Так что делаю вид, что засмотрелась в телефон, и влетаю ему в плечо. Роняю рюкзак на землю.

- Ой! – выдаю с сожалением.

Парень смотрит на меня недоуменно, но все же наклоняется и сам подбирает рюкзачок. Вручает мне, пока я хлопаю ресницами и кокетливо ему улыбаюсь. С досадой отмечаю, что Матвей был прав. Интереса в глазах я не замечаю.

- Привет, - говорит подоспевший Стрелков, - Резкий, здарова.

Я на секунду теряюсь. Резкий. Не знаю, почему, но прозвище впечатляет, и с меня спадает привычная маска. И в этот момент Антон почему-то прищуривается, глядя мне в лицо.

У него теплые ореховые глаза, но взгляд пронизывающий и холодный.

- Привет.

- Это Илона, моя подруга.

Я с готовностью протягиваю руку. Подрезов прищуривается еще сильнее и пожимает мою ладонь. Его – сухая, широкая и теплая. Прикосновение внезапно ощущается ярко. Я чувствую даже мозоли на его коже. Наверное, от руля мотоцикла? Такое бывает?

Я очень тактильный человек. Так говорит бабушка. Но правда в том, что я как раз плохо чувствую свои границы и границы чужих людей. Обняться, поцеловаться для меня – как зубы почистить, ничего особенного.

Но, касаясь руки этого парня, вдруг понимаю, что это приятно.

Дрогнув, забираю свою ладонь из его захвата. Антон снова смотрит на меня внимательно, но, когда я начинаю часто моргать ресницами, кажется, все порчу, потому что он снова теряет ко мне интерес.

Но сдаваться я не собираюсь. Обычно я точно знаю, какие крючки закинуть, чтобы рыбка клюнула. Этот, видимо, любит рыбачить сам. Что ж, придется потрудиться.

Резкий, как назвал его мой друг, кивает нам на прощание и уходит, наглядно демонстрируя собственное равнодушие.

Я задумчиво смотрю ему в спину. Уверенные движения и мотоциклетный шлем в руке делают его просто неотразимым. Быстро оглядевшись, понимаю, что заинтересованным взглядом провожаю его не одна. Может быть, это и правда не мой пассажир.

- Ну что? – спрашивает Матвей.

- Сам, вроде, видишь.

- Я предупреждал.

- Ты заколебешь.

- Согласен, - кивает он с усмешкой, - идем?

- Идем, - соглашаюсь легко.

Беру Стрелкова под руку, и мы вдвоем шагаем к широким ступеням.

Я говорю:

- Этот Антон…он выглядит дорого.

- Так и есть.

- Интересный парень, - роняю тихо и вытягиваю губы трубочкой, снова задумавшись.

- Ракета, - вздыхает Матвей, - ну куда ты лезешь опять?

- Скучно мне, Мотик, если никуда не лезть.

- Ну смотри, не плачь потом у меня на плече.

- Ой, да когда я последний раз плакала! – восклицаю возмущенно.

Стрелков поднимает руку и с готовностью загибает пальцы:

- На выпускном концерте в центре, или когда смотрели последнего Дэдпула, или когда увидела больного голубя…

Я смеюсь и толкаю его в плечо:

- Ладно! Я ужасный нытик, доволен?

- О да!

- Но на выпускном правда было трогательно.

Матвей смотрит на меня искоса и кивает. Когда мы заканчивали свои школы, то не были особо эмоциональны, а вот когда выпускались из реабилитационного центра для неблагополучных подростков, рыдали все. Даже у Мота глаза были влажные.

Весь преподавательский состав много для нас сделал, а главный руководитель, Кирилл Вадимович, пристроил на дальнейшее обучение всех, кого смог. Нам со Стрелковым тоже повезло, прошли по квоте, только на разные факультеты. Не думаю, что смогу тут задержаться, но попробовать в любом случае прикольно.

Честно говоря, у меня по жизни несколько другие планы. Мне просто нужен правильный парень. Ну, понимаете, да? Который обеспечил бы меня не только любовью, но и в целом.

Глава 4

На первом этаже, лавируя в толпе студентов, придвигаемся с Мотом ближе друг к другу. Его прикосновения тоже ощущаются достаточно теплыми. Только иначе. Как будто с братом.

Мы сдаем куртки и расходимся в разные стороны, дежурно чмокнув воздух у щек друг друга.

Я немного блуждаю по коридорам, запутавшись в нумерации аудиторий, поэтому, когда нахожу нужную, препод уже что-то вещает. Я крадусь к своему месту рядом с девчонкой, с которой смогла наладить контакт.

- Привет, - шепчу Ладе.

- Потерялась?

- Ага.

- Я тоже еле нашла.

Достаю тетрадь на кольцах, щурюсь на педагога. У меня небольшой минус по зрению, но мне это особо не мешает, а вот на очки деньги тратить не хотелось бы.

Кручу в пальцах ручку. Господи, как бы сосредоточиться, чтобы понять, о чем вообще лекция.

Через пять минут оставляю попытки вникнуть и отправляюсь серфить по социальным сетям. Разумеется, первым делом я отыскиваю Антона Подрезова. Почти все его фото – в мотоциклетном шлеме. При таком красивом лице, если хотите знать мое мнение, это просто преступление.

Я поворачиваю телефон к Ладе экраном и шепчу:

- Ты его знаешь?

- Подрезов? Конечно.

- Почему все его знают, кроме меня, - шиплю недовольно.

Егорова широко улыбается:

- А нафиг нам конкуренты?

- Справедливо. Он тебе нравится?

Она пожимает плечами:

- Красивый парень. Вечный покерфейс, мотоцикл, тело просто…вау. Но нет, - она хмыкает, - не цепляет.

Смотрю, как Лада записывает что-то в тетрадь и зеркалю ее действия. Пишу обрывки фраз, в действительности не отслеживая смысл.

Не цепляет. Интересно, почему? Разве Антон не из тех парней, которые нравятся всем? Или таких людей вообще нет?

Я наклоняюсь к соседке, когда она сосредоточенно прочесывает светлые волосы пальцами и слушает лекцию, нахмурив брови.

Наконец решаюсь уточнить:

- Почему?

- А?

- Почему не цепляет?

Лада поворачивается ко мне, и взгляд ее напоминает сканер. Она как будто недоумевает, почему я вообще задаю этот вопрос.

Потом шепчет:

- Я из тех, кто думает, что у людей есть вторые половинки. Этот – точно не мой.

Не справившись с эмоциями, я искренне фыркаю от смеха и тут же прикрываю рот ладонью. Неразборчиво бормочу:

- Извини.

- Ничего. Если повезет, то и ты поймешь, о чем я говорю. То есть… - расширив глаза, она замирает.

Ничего ужасного сказано не было. А я и так знаю, какая у меня репутация. Просто иногда становится жалко, что люди так быстро складывают свое мнение о ком-то. Молниеносно, ни во что не погружаясь. Мы знакомы-то несколько недель, с чего она взяла, что ей все про меня понятно?

Я поднимаю уголки губ наверх, рисуя улыбку. Киваю в знак того, что поняла и не обиделась. А потом проваливаюсь в собственные мысли, вычерчивая дурацкие узоры на полях тетради.

Настроение, как ни странно, портится. Но я все равно старательно смеюсь и улыбаюсь, когда общаюсь с ребятами из группы между парами. В столовой мы тоже сидим все вместе, наперебой обсуждая преподов и запутанные лабиринты университета.

И только потом, когда под конец дня мы выходим в холл, я говорю, что мне нужно отойти. Закрываюсь в кабинке туалета и роняю лицо в ладони.

Хочется себя жалеть и плакать, но слезы не идут. Я просто беспорядочно дышу в собственные руки и думаю о том, что даже страдать по-человечески не умею.

Лада хорошая, но она ко мне относится чуть снисходительно, я это вижу. Почему-то все равно общается. Может, у нее какой-то комплекс спасителя, и она думает, что без нее подруг у меня тут не будет? Я очень стараюсь понравиться ребятам из группы, но девочки все равно меня немного сторонятся.

Справившись с неожиданным приступом эмоциональности, я выхожу к раковинам, обтираю мокрыми руками шею. Смотрю на себя в зеркало. Темные волосы, голубые глаза, полные губы. Может, только брови чуть широковаты, за это меня тоже дразнили. В остальном я кажусь себе красивой. Может, за это не любят. А может, я недостаточно хорошо притворяюсь нормальной, и нужно стараться лучше.

В холле обнаруживаю, что никого из моей группы уже нет, а Матвей сегодня на тренировке по баскетболу. Так что я забираю куртку и иду на улицу в гордом одиночестве.

Остановившись на крыльце, тут же вижу Антона Подрезова. Он стоит у своего мотоцикла, в одной руке держит шлем, в другой – телефон, что-то сосредоточенно там печатает.

В груди ворочается какое-то странное теплое чувство. Резкий мне нравится. Как и многие другие, конечно, но ощущается почему-то иначе. Может, потому что отшил?

Быстро сбегаю по ступеням, на ходу натягивая куртку, и подхожу к Антону. Проходит несколько долгих секунд прежде, чем он меня замечает. Поднимает голову и расфокусированным взглядом утыкается в мое лицо.

- Привет, - говорю радостно.

Он опускает взгляд ниже, не торопясь разглядывает меня до самых ботинок, а потом так же медленно возвращается к глазам. Мне вдруг становится неудобно за то, как я одета. На мне все чистое, но очень дешевое. Этот парень запакован совершенно в другие шмотки.

- Забыл, как тебя зовут, извини, - роняет без сожаления.

- Илона.

- Точно. Лола. Что нужно?

То, как Антон сокращает и трансформирует мое имя, неожиданно нравится. Так меня, вроде бы, никто еще не называл. Если ему так будет проще запомнить, то и ладно. Пусть будет Лола.

- Прокатишь? – интересуюсь, с улыбкой кивая на мотоцикл.

- Извини, нет с собой второго шлема.

- М-м, ну не страшно. Я готова к опасности.

Улыбаюсь своей самой кокетливой из улыбок, но не вижу никакого, даже минимального, интереса. Я выставляю вперед колено в надежде на то, что Антон хоть немного похож на обычного мужчину.

Но он, кажется, скроен из каких-то других материалов, потому что продолжает пялиться мне в глаза. Притом очень меланхолично.

И вдруг я слышу, как девушка за моей спиной высоким голосом окликает:

Глава 5

Вся эйфория, вызванная поездкой, погибает в секунду. Перекидывая ногу, я слезаю с мотоцикла и упираюсь ладонями в шлем снизу.

Он не поддается, конечно, потому что зафиксирован под подбородком. И я внезапно испытываю панику и иррациональную агрессию. Мне хочется сорвать долбанный шлем со своей головы и швырнуть его в самоуверенного Подрезова. Мне все это нахрен не нужно!

Антон протягивает руки и ловко отщелкивает замочек. Дожидается, когда я освобожу голову, и спрашивает:

- Все в порядке?

Я хочу заорать, что нет, что он урод, и его игры с бывшей девушкой меня не интересуют. Но я улыбаюсь. Я всегда улыбаюсь, когда не знаю, какую эмоцию нужно продемонстрировать. Как будто бы эта – всегда уместна.

Произношу ровно:

- Ничего. Я доеду. Пока.

Разворачиваюсь и ухожу. Слезы, которые я так отчаянно пыталась вызвать всего полчаса назад, теперь жгут глаза. Я обижена. И эта эмоция мне точно знакома.

Я несколько раз влюблялась, если прямо считать, то два раза. Ощущения потом были ниже среднего. Мне похожего совсем не хочется.

Я много могу дать людям. Я на это заточена, такой уж родилась. Но если мужчине это не нужно, всучить ему себя я не могу.

- Стой! – окликает с досадой в голосе.

Понятно, стыдно стало. Но я уже слишком расшатана. Из левого глаза сбегает слеза и я торопливо накрываю ладонью соленую дорожку. Потом сую руки в карманы и ускоряю шаг.

- Да подожди ты! Черт, как там тебя…Лола!

Я сворачиваю за угол и вижу вывеску продуктового, очень кстати. Взбегаю по ступеням и тяну на себя дверь. Ныряю в теплое помещение и иду вглубь, чтобы меня не было видно с улицы.

Скольжу взглядом по полкам, беру гречку и взвешиваю ее в руке. Вроде бы у нас дома кончилась.

Прижимаю ее к себе и, достав из кармана телефон, проверяю баланс на карте. Не густо. Но я все равно иду в отдел алкоголя и выбираю бутылку дешевого вина. Ничего. Не такая уж и большая сумма, как-нибудь заработаю потом.

На кассе показываю паспорт и, дождавшись, когда женщина скурпулезно сверит мое лицо с фотографией в документах, расплачиваюсь.

И когда все стали такими принципиальными? Можно подумать, после восемнадцати что-то меняется.

Убираю покупки в рюкзак и осторожно выглядываю через стеклянные двери. Подрезова не видно. Отлично.

Но, как только выхожу на крыльцо и чувствую запах никотина, я почему-то сразу понимаю, что это он. Хоть и не видела до этого, чтобы Антон курил. Только слегка сбившись с шага, я аккуратно спускаюсь по ступеням с непроницаемым лицом. Повернув голову, вижу Резкого. Стоит, привалившись к стене дома, глубоко вдыхает дым. Затем выпускает его, чуть сощурившись. Спрашивает:

- Что покупала?

Мне почему-то кажется, что важно сейчас ответить правильно. Потому что он рванул за мной, стоило мне только раз сбежать. Неужели прямо настолько не любит, когда интерес проявляют к нему, а не наоборот?

- Вакцину от придурков, - сообщаю, приподняв уголок губ.

- Это продуктовый.

- А она там на кассе. Между шоколадным яйцом для детей и презервативами.

Он хмыкает над моей шуткой и снова подносит сигарету к губам. Я же отворачиваюсь и начинаю идти по тротуару.

- Лола!

Кажется, реакция выбрана верно.

Повернув голову, сообщаю:

- Меня не так зовут.

- А как?

Я молчу и продолжаю идти. Сама внутренне сжимаюсь. Перегибаю сейчас или нет? Заинтересуется или взбесится и уйдет? Как ребенок, пытаюсь нащупать границы дозволенного.

И через пару секунд по догоняющему меня дыму понимаю, что Антон идет за мной. Улыбаюсь. Молодец, девочка. Рыбка, может, потом и сорвется, но по крайней мере уже плавает вокруг крючка.

- Илона, - говорю, - меня зовут Илона.

- Я не запомню.

- Такая плохая память?

- На имена просто жуткая, - произносит Антон как-то искренне, поравнявшись со мной.

- Где мотоцикл?

- Оставил во дворе. Не гоняться же за тобой на байке.

- За мной вообще не нужно было гоняться. Я же сказала, что доеду.

Склонив голову и скосив глаза, изучаю его лицо. Необычная внешность. Черные волосы по обеим сторонам от лица касаются острых скул, а сзади стрижены гораздо короче. Скользнув взглядом дальше, закусываю губу. Ауч. Таким уголкам Джоли позавидовала бы любая девчонка.

Я – так точно. Мне всегда казалось, что моему лицу не хватает архитектуры. Так вот где она вся.

- Слушай, - Антон выдувает дым наверх, - я реально без шлема никого не вожу. Я вообще двойкой ездить не люблю. Но, признаю, немного борщанул.

- Немного? – позволяю себе улыбку и взмах ресниц, стараясь, чтобы вышло не слишком игриво, - Выпендрился перед бывшей за мой счет, молодец.

Он смотрит на меня внимательно и почти разочарованно:

- Откуда знаешь, что это бывшая?

Цокаю языком и безразлично отворачиваюсь:

- Дура я, что ли? Догадалась.

Какое-то время идем молча. Красивый парень, который оставил неподалеку свой дорогой мотоцикл, и я, у которой в рюкзаке гречка и бутылка красного полусладкого. Даже не знаю, сколько шахматных партий мне придется разыграть, чтобы он допустил мысль, что мы можем общаться хотя бы по-дружески. Ничего. Может, и справлюсь.

В этот момент Резкий берет меня за локоть и заставляет остановиться. Говорит со вздохом:

- Ладно, Лола…

- Илона, - подсказываю насмешливо.

- Лола, - повторяет он упрямо, - давай завтра прокачу до универа, и будем считать, что в расчете.

Непонимающе смотрю на него исподлобья, до конца не веря в то, что он предлагает.

Переспрашиваю:

- От дома?

- Ну да. Скажи адрес, я захвачу второй шлем. Сори за этот перформанс.

- Дай свой телефон, я скину.

Антон дергает уголком губ:

- Я запомню.

- Боишься, что я тебя преследовать собралась? Селебрити, блин, - закатываю глаза максимально пренебрежительно.

Он снова глубоко вздыхает, но потом сам записывает мой телефон и тут же делает дозвон.

Глава 6

Дома я захлопываю дверь, закрываюсь на оба замка и еще дергаю ручку, чтобы проверить, что я действительно заперла ее.

Кричу в глубину квартиры:

- Ба?

- Да, мышка? – отзывается она из своей комнаты.

Вздохнув с облегчением, говорю:

- Я пришла! Привет!

Одновременно с этим расстегиваю рюкзак и достаю вино. Скручиваю пробку и делаю три больших глотка. Пагубный, но самый быстрый способ расслабиться спасает и в этот раз. Терпкая сладкая жидкость растекается по языку и раздражает рецепторы, но приятным теплом прокатывается по пищеводу и обволакивает желудок.

Прикрыв глаза, прочесываю затылком дверь.

Когда Валя уехал несколько лет назад, я почему-то уже не рассчитывала его увидеть. Думала, что это навсегда. Слышала иногда, как его мама хвастается, что у сына все хорошо в другом городе. Видимо, оказалось не так уж хорошо.

Хотя причины меня интересуют меньше всего. А вот как жить, зная, что он засыпает и просыпается каждый день двумя этажами ниже – это я бы очень хотела узнать.

Осознав, что бабушка зовет меня уже не в первый раз, я ставлю бутылку прямо на пол, быстро разуваюсь и бегу к ней.

- Что такое?

- Илоша, помоги встать, пожалуйста.

Я быстро сканирую взглядом, как она выглядит. Вроде бы, как обычно. Неуверенным жестом берется за одеяло и откидывает его в сторону.

- Ты вставала сегодня? Ела?

- Да, - говорит бабушка, усаживается в постели и, помогая себе руками, опускает ноги на пол, - утром вставала, поела кашу твою, помылась даже. А после обеда как-то я не очень, мышка. В туалет хотелось, но побоялась, что…в общем, тебя вот ждала.

- Надо было позвонить.

Я протягиваю ей руку, но Ба качает головой. Понимаю, что в этот раз сама действительно не поднимется.

Она говорит:

- Зачем звонить? У меня все в порядке.

- В каком-то хреновом порядке, - ворчу.

Просовываю руки ей подмышки, одну ногу поднимаю на кровать и, пяткой упираясь в матрас, поднимаю бабушку, принимая ее вес на себя.

Проблема в том, что ее постель стоит с одной стороны вплотную к стене, а с другой остается узкий проход между ней и шкафом, ходунки туда не помещаются. А встать – это самое сложное. Я бы как-то развернула мебель, но комната вообще не очень большая, да и мне все это двигать…не с руки.

Пячусь спиной, поддерживая бабушку, а потом ногой двигаю алюминиевую конструкцию ближе.

- Все, порядок. Спасибо, мышка. Прости меня.

- Ба! Ну что за глупости.

- Ты у меня такая маленькая, - она смеется, медленно продвигаясь к выходу из комнаты, - а такая сильная! Ну надо же, поднять такую баржу.

- Да нашлась тоже баржа, Ба…

- Нашлась, - снова смеется она звонко.

Обожаю этот звук. Если закрыть глаза, этот ее смех кажется девичьим. Сразу вспоминаю, как бабушка выглядела на старых черно-белых снимках, когда была студенткой. Красивая.

Провожаю взглядом ее округлую спину. Страшно стареть.

Спрашиваю:

- Помочь?

- Нет, мышка, позову, если что.

Киваю, хоть она меня и не видит. Я люблю Ба просто бешено. Когда мама ушла, она меня воспитала. Как умела, конечно, и гладко у нас никогда не было. Успокоились обе только недавно, когда я чуть подросла, а она – заболела.

И самое главное: она тоже меня любит. Хоть это и другое поколение, они с дедом гораздо более сдержанные, у нас признания и объятия не особо были в ходу. Но я точно знала, что нужна здесь.

Я разогреваю ужин и перехватываю бабушку на выходе из санузла. Уговариваю поесть немного, и потом она уходит спать.

Когда закрывается дверь ее спальни, я роняю лицо в ладони. В голове какие-то черные воронки закручиваются. Все мысли темные, но ни одну у меня не получается ухватить за хвост, чтобы осознать смысл. Они просто мечутся по моей голове, отравляя кровь.

Поэтому я решительно поднимаюсь, иду за бутылкой вина и пью из горла там же, в коридоре. С каждым глотком мышцы расслабляются.

Ощутив спасительное тепло, закрываю глаза и поднимаю лицо к потолку. Хорошо. Пусть все к черту идут, сейчас мне хорошо.

Ухожу к себе в комнату и открываю старый ноут. Снова разглядываю фотографии Антона Подрезова, попивая винишко. Вечер становится гораздо более приятным. Мне хочется написать угрюмому байкеру что-то глупое, вроде «как дела? Спишь?». Или, например, «что делаешь?». Но я слишком хорошо понимаю, что делать этого нельзя.

И, удовлетворяя собственную потребность во флирте и чужом внимании, я фотографирую себя в зеркало, красиво выгнувшись и выставив ногу со «стрелкой» на капроне вперед. Обрезаю изображение так, чтобы не было видно старого гардероба, и выкладываю в свой профиль. Подписываю, как и все остальные, строчкой из песни: «когда умрет рассвет, отрезвеет голова». Этот трек играет прямо сейчас и кажется мне очень подходящим.

*LeanJe – Грязь

Сначала я просматриваю лайки и комментарии, а после умываюсь и переодеваюсь в пижаму. Белые шорты и майка в мелкое сердечко, в которых я выгляжу так, как есть. Просто обычной девочкой из пятиэтажкки, которую мама однажды привезла к своим родителям на выходные, и больше уже не забрала.

Из ванны почти крадусь, чтобы не разбудить бабушку. По привычке останавливаюсь у ее двери и прислушиваюсь, но смысла в этом, конечно, нет. Я же не услышу, как она дышит.

Вернувшись к себе, допиваю красное полусладкое, танцую на ковре под музыку из ноутбука. Наверное, это то единственное в жизни, что я искренне люблю делать. Отпускаю свое тело, ловлю то быстрый бит, то медленный ритм общей мелодии. Подпеваю знакомым строчкам, прикладываю к губам горлышко бутылки и слизываю с них последние сладкие капли.

А потом ложусь спать, даже не посмотрев на часы. Просто падаю на постель и вырубаюсь, кажется, не успев коснуться подушки.

Глава 7

Утром головная боль просыпается чуть раньше меня. Всего на пару секунд, но она встречает меня очень радушно, и я морщусь. Прикладываю пальцы к закрытым векам и тихо стону. Плохо даже не физически, скорее морально. Не стоило вчера брать алкоголь. С другой стороны, на сухую вынести возвращение Вали было бы гораздо сложнее. Как раз его социальные сети я вчера проверить так и не решилась. Боялась лишний раз увидеть его лицо или руки, которые могли попасть в кадр на фотках.

Беру телефон, который вчера даже поставила на зарядку, а значит, была не слишком уж пьяная. Блин, сколько времени?!

Вот же дура, про будильники я совсем забыла… На пару еще успеваю, но не представляю, как в такие рекордные сроки собраться.

Подскочив с кровати и рывком распахнув старый гардероб, я тут же слышу слабый голос Ба. Показалось, что ли? Замерев, прислушиваюсь, но она повторяет уже отчетливее:

- Илоша…

Я несусь в ее комнату, чиркнув плечом по дверному откосу, голова все еще немного шальная. Когда распахиваю дверь, вижу бабушку, которая лежит на полу у кровати.

- Ба! – выдыхаю, тут же прикладывая ладони ко рту.

- В туалет захотелось, - говорит бодро, но словно оправдывается, - и ноги подвели. А встать уж не смогла. Вот подушку только под голову положила. Прости, мышка…

Я кидаюсь к ней и принимаюсь дрожащими руками ощупывать ее. Бабушка только отмахивается.

Произносит мягко:

- Цела, цела. Только встать никак. Боюсь, и ты не поднимешь.

- Ты же говорила, я сильная? – бормочу отстраненно. – Нормально все, сейчас встанем.

Но моя бравада оказывается неоправданной. Пожилые люди, которые не управляют своим телом, они, оказывается, очень тяжелые. Вы знали?

Я пробую поднять бабушку по-всякому. Но спустя пять минут понимаю наконец, что сил моих пятидесяти килограмм недостаточно.

Черт.

Усевшись на пол рядом с кроватью, я в отчаянии смотрю на Ба. Она лежит смирно, словно никуда и не собирается. Я же судорожно перебираю в голове варианты.

Можно позвать кого-то из соседей. Дядя Сережа в это время на смене, но есть еще десятиклассник Володя с четвертого, он молодой, но, вроде бы, крепкий.

Господи. Или кого? Рядом сплошные женщины!

На первых этажах есть два деда, но они точно не помогут. А когда думаю о том, чтобы позвать Валю, меня начинает отчетливо тошнить. Я скорее сдохну рядом с Ба, чем сама к нему постучусь.

Вот бы Мот заезжал за мной сегодня, как обычно, у него даже ключи от нашей квартиры есть в бардачке! Но я сама сказала, чтобы он не приезжал, потому что…Потому что… Твою-ю-ю-ю ма-а-а-а-ать.

В этот момент у меня начинает звонить телефон. Перевернувшись, встаю на четвереньки и быстро ползу до гаджета, который кинула на пол на входе в спальню. На экране написано «Подрезов». Ну разумеется.

Принимаю звонок и поначалу просто дышу в трубку.

- Алло? Лола, не опаздывай, окей? Я на месте уже. Тут холодно.

- Я… - блею невнятно, бросая взгляд на Ба.

- Ну что?

- Я не приду.

- Ты издеваешься?

- Заболела, - выдавливаю тихо.

Слушаю, как Резкий глухо матерится, видимо, отодвинув телефон от лица. А потом до меня доходит – он же может помочь. Похрен, что после этого он и здороваться со мной перестанет. Подумаешь. Не последний мужчина на земле.

И я торопливо бормочу:

- Антон! Антон, слышишь меня?

- Ну?

- Можешь, пожалуйста, помочь? У меня бабушка, - я хватаю ртом слишком много воздуха и сбиваюсь, - мы…вдвоем живем, она упала, и я не могу ее поднять.

Он молчит, а я вижу, как на меня смотрит Ба своими пронзительными голубыми глазами. С возрастом они как будто стали светлее, словно какими-то выстиранными. Наверное, и с моими произойдет то же самое, если я вдруг доживу до старости.

Поднимаюсь и выхожу в коридор, чтобы тихо и устало добавить в трубку:

- Я не вру. Ба лежит на полу, а мне сил не хватает. Просто помоги, и все. Вряд ли она тяжелее твоего байка.

- Ладно, - выдыхает раздраженно.

- Подожди!

- Что еще?

Я уязвленно бормочу:

- Адрес не тот. Соседний дом.

Я не хотела, чтобы Подрезов останавливался около нашей пятиэтажки и назвала ему адрес высотки через дорогу. Этот прием использую не первый раз, и обычно проблем не возникало. Но сегодня, кажется, все идет не по плану.

Я диктую Антону правильный адрес, и он скидывает, даже не попрощавшись. Интересно, действительно придет? Или сядет на свой черный мотик и уедет в универ, подальше от чужих проблем? Несмотря на то, что не знаю ответа на эти вопросы, я возвращаюсь к Ба и улыбаюсь, сообщая ободряюще:

- Сейчас друг подойдет, поможет нам. Не против?

- Матвей?

- Нет, это другой. Антон.

Бабушка оглаживает сухими руками голубую ночнушку на себе. С сомнением произносит:

- Я, конечно, не при параде…Но и выбирать не приходится.

- У тебя болит что-то?

- Нет, мышка.

- Точно? Ты давно тут…отдыхаешь?

- Да немножечко. Не так уж долго.

Я снова сажусь на пол и, потянувшись, беру ее за руку. Спрашиваю:

- Почему не позвала сразу? Или я не слышала?

- Я ждала, когда проснешься. Тебе же в университет.

- Ба…

- Мышка, - она улыбается и сжимает мои пальцы, - ты даже не представляешь, как стыдно быть немощным.

- Я запишу тебя к врачу. Раньше не было такого, нужно, чтобы проверили.

- Да что они мне скажут? – отмахивается от меня, пряча взгляд на потолке. – Что мне уже Богу душу пора отдавать? А не о ногах беспокоиться…

- Ба, - одергиваю резко, - я запишу, не обсуждается.

В дверь звонят, и я вздрагиваю. То ли вчерашнее вино так заволокло мозги, то ли я настолько переживаю за бабушку, но я не сообразила даже умыться и переодеться, чтобы встретить Подрезова хотя бы похожей на человека.

Вот поискать такую вторую идиотку, все равно не найдешь!

Вскакиваю на ноги и, рванув в коридор, тут же резко торможу у входной двери. Опустив взгляд вниз, обозреваю свою пижаму в сердечках. Ужасно. Просто ужасно. Если Антон сейчас меня увидит такой, можно смело ставить крест на всех моих манипуляциях, они больше не сработают. Эта пижама нейтрализует любые женские хитрости.

Глава 8

Антон разворачивается и идет по коридору. Он тут слишком большой, его плечи едва не задевают стены нашей хрущевки. Кто пустил великана в царство лилипутов?

Внезапно очнувшись, я кладу оба шлема прямо на пол и тороплюсь за парнем. Он сам находит нужную комнату и заходит. Слышу, как говорит радостно:

- Доброе утро! Меня зовут Антон, а вас?

Звучит так тепло и искренне, что я сама не верю в этот контраст. А когда Подрезов поворачивается, и я вижу его широкую улыбку, и вовсе охреневаю от происходящего. Угрюмый байкер выглядит как молодой щенок.

- Алевтина Андреевна, - с достоинством сообщает Ба, складывая руки поверх своей голубой ночнушки.

- Очень приятно. Ну что…как смотрите на то, чтобы подняться?

Моя бабушка кивает степенно, будто она не с пола вещает, а как минимум с бала у королевы:

- Положительно.

Антон пролезает в узкий проход так, чтобы оказаться за ее головой и, наклонившись, приподнимает Ба, подхватывая подмышками. Я суечусь, пытаюсь помочь ему, но, наткнувшись на тяжелый взгляд, тут же отступаю назад.

Только нервно сцепляю ладони у груди и наблюдаю, как парень присаживается, как правильно принимает на себя вес, и как одним рывком встает вместе с ней. В этот момент кидаюсь вперед и подставляю ходунки, на которые бабушка сразу же опирается.

- Благодарю вас от души, Антон, - сообщает Ба, кажется, окончательно войдя в роль придворной дамы.

- Обращайтесь, - пожимает он плечами с той же широкой улыбкой.

- Ба, ляжешь?

- Только схожу в уборную.

Я фыркаю. Наш крохотный санузел – та еще уборная. Оттуда сразу хочется убраться подальше.

- Помочь?

- Нет, мышка. Лучше предложи гостю чаю с вафлями.

Закусив губу, я стреляю взглядом на Антона. Аккуратно произношу:

- Эм-м…Ба, он, наверное, не захочет.

Подрезов же почему-то складывает руки на груди и приподнимает свои черные брови, насмешливо интересуясь:

- Почему же? Я не завтракал. И я обожаю вафли.

Заливаясь краской, смотрю себе под ноги. Хоть педикюр недавно себе сделала, не до конца опозорилась.

Проводив бабушку в туалет, я иду на кухню, где на одной из табуреток уже развалился Антон. Широко расставив колени, он опирается спиной о стену. Наверное, это максимально неудобное посадочное место для него. У нас есть пара стульев, но только не в кухне, тут и так слишком мало пространства.

Отчаянно краснея, хотя, казалось бы, невозможно стать еще более пунцовой, я ставлю чайник, достаю из шкафчика упаковку вафель и сажусь за стол, прижав к себе колени. На Подрезова не смотрю, просто не могу.

Но, понимая, что до сих пор его не поблагодарила, я очень тихо произношу:

- Спасибо тебе.

Слышу, как он хмыкает. Чуть повернув голову, я аккуратно поднимаю взгляд к его лицу. На нем снова тень, как будто месячный запас добродушия он израсходовал на мою Алевтину Андреевну в голубой ночнушке.

- Не за что.

В этот момент я вдруг понимаю, что он смотрит на мои ноги. Короткие пижамные шорты задрались, и Резкий обшаривает взглядом все – бедра, колени и даже ступни, которыми я упираюсь в сидение табуретки. Опешив, я молча таращусь на него. Серьезно?! Вот такой у тебя вкус? Ненакрашенные девчонки в идиотском наряде?

Когда Антон понимает, что я поймала его за разглядыванием, вообще ни на секунду не смущается. Просто приподнимает один уголок губ в кривой ухмылке и слегка пожимает плечами.

Очень кстати я слышу, как из туалета выходит Ба, и подскакиваю, чтобы проводить ее до спальни. Там помогаю лечь и говорю:

- Давай врача вызовем?

- Илоша, я в порядке, правда. Просто старенькая, сил у меня не осталось, сама себя с пола не могу собрать. Иди, напои молодого человека чаем, а потом езжай в университет.

- Нет, Ба. Я с тобой останусь.

- Тогда ты очень меня расстроишь, - улыбается она и похлопывает меня по руке.

Я слышу, как начинает свистеть чайник, и, чмокнув бабушку в сухую щеку, тороплюсь на кухню.

Не глядя на Антона, завариваю чай из пакетика и со стуком приземляю кружку на столешницу перед ним. Почти злюсь на его присутствие. Сдались ему эти вафли! Как будто мне не ясно, что он завтракает тостом с авокадо и яйцом пашот, а не шоколадными вафлями!

- Приятного аппетита, - кидаю хмуро.

- Спасибо.

Он беспечно берет кружку с изображением гуся, дует туда, потом одной рукой убирает от лица волосы и смотрит на меня.

Я сажусь на стул и снова обхватываю свои колени. Совершенно не знаю, как себя вести. Я не помню, чтобы общалась с парнем в такой обстановке и в таком виде. То есть…вообще никогда такого не было. Мне неловко, чувствую себя практически голой. Но не в физическом смысле. Скорее обнаженной до самой души.

- Зачем сказала другой адрес? – спрашивает Подрезов буднично, с хрустом откусывая шоколадную вафлю.

Я пожимаю плечами:

- Сам, вроде, видишь.

- И все же?

Вскидываю на него угрюмый взгляд. Зачем заставляет сказать вслух? Издевается?

- Стыдно мне, ясно? Не хотела, чтоб ты на своем охренительно дорогом байке парковался около моей убогой пятиэтажки, - выдаю неожиданно искренне.

Слишком хорошо понимаю, что, несмотря на его интерес к моим ногам, у нас ничего уже не будет. Разве что на раз. Но для этого, как сказал Матвей, Подрезов слишком разборчивый. Да и мне это не очень интересно, с таким красивым обеспеченным парнем хотелось бы задержаться в отношениях подольше. По крайней мере, я всегда так думала.

- Нормальный дом, - пожимает Антон плечами, - и бабушка классная. Она болеет?

Я снова теряюсь. Он говорит со мной так прямо и просто, что я не могу даже придумать, куда воткнуть хоть один кокетливый взмах ресниц. Я бы хотела флиртовать, но Резкий мне не дает этого сделать.

Поэтому киваю:

- Болеет. Проблемы с сердцем, приобретенный порок. Пока купируем, с этим можно жить, но она стала себя чувствовать значительно хуже последнее время.

Глава 9

Поначалу я принимаю его слова за чистую монету. Хватаю первые попавшиеся вещи из шкафа и несусь в душ. Но, когда, наскоро вымывшись, выключаю воду и прислушиваюсь, вдруг улавливаю гул двух голосов. Звонкий – моей Ба, и низкий и спокойный – Подрезова.

Когда понимаю, что они разговаривают, сначала пугаюсь. Решив, что бабушке стало плохо, открываю дверь и высовываю голову в коридор.

- ..это Лола вам купила?

- Как ты ее зовешь?

Антон издает глухой смешок:

- Лола. Как-то случайно вышло.

Очень аккуратно я прикрываю дверь и собираюсь дальше уже без паники. Раз он решил вести светские беседы с незнакомой старушкой, значит, все же достаточно терпелив, чтобы дождаться и ее странную внучку.

Я делаю мейк: глаза, как всегда, поярче, но губы в этот раз не крашу, не хочу, чтобы смазалось из-за шлема. Потом плету французскую косу и тихо крадусь к себе в комнату, чтобы выбрать из гардероба что-то поприличнее старых джинсов и футболки, которые схватила изначально второпях.

Параллельно прислушиваясь к происходящему, обшариваю взглядом свои полки. Сейчас слышу почему-то только Антона, он звучит монотонно и успокаивающе. О чем они могут говорить?

Жаль, колготок больше не осталось, да и чулки вчера последние порвала. Натягиваю те джинсы, которые сидят очень тесно, расширяясь лишь от колена. Примеряю блестящий свитер, но, глянув на себя в зеркало, с раздражением срываю его с себя. Слишком закрыто. Не могу объяснить, но у меня просто физически начинают чесаться те участки тела, которые скрыты от посторонних глаз.

Закусив губу, смотрю на себя в зеркало. Джинсы и лифчик. Можно пойти прям так? Почему людей так смущают другие люди, которые недостаточно одеты? Это же просто тело.

Снова лезу в шкаф и достаю прозрачный объемный бомбер. Я видела его в магазине, он был красиво присборен по швам, а на бирке было написано, что он из органзы. Потом я пришла домой и нашла похожий в интернете, но гораздо дешевле. Потому и сшит оказался хуже, а ткань такая жесткая и колючая, что в ней едва можно провести двадцать минут.

Выдержу ли целый день?

Психанув, надеваю бомбер и решительно застегиваю молнию. Ничего, потерплю.

Когда захожу к бабушке в комнату, вижу, что она дремлет. Кажется, не слишком глубоко, потому что замечаю, как дергаются ее брови, а губы вытягиваются. Легкие движения, похожие на короткие спазмы.

Но самое удивительное, что на стуле у кровати сидит Антон и…читает вслух. Так же, как и на кухне, широко расставив колени, он облокачивается на спинку, а книгу упирает корешком себе в грудь.

- …Уэнди продолжала волноваться за мужа – ее изводила все та же знакомая бессильная тревога, которую она так надеялась навсегда оставить в Вермонте, словно беспокойство не могло пересекать границ между штатами.

Лишь дойдя до конца предложения, Подрезов оборачивается на меня. Прокатывается коротким взглядом по фигуре, а потом невозмутимо возвращается к глазам. Я киваю в сторону выхода, и он, несмотря на свои габариты, очень тихо поднимается. Развернувшись, не вижу, но слышу, как кладет книгу на письменный стол, а потом следует за мной.

В прихожей мы так же молча обуваемся, хотя я вижу, каким красноречивым взглядом Резкий одаривает шлемы, которые я оставила прямо на полу. Наверное, они очень дорогие?

Склонившись над своими ботинками, я задеваю плечом руку Антона. Через идиотскую ткань почти ничего не чувствую, но мне все равно становится не по себе. Прикосновения к чужим людям, которые обычно ничего для меня не значат, с этим парнем кажутся какими-то странными. Может быть, из-за того, что Подрезов – какая-то непрошибаемая темная глыба, на которую не действуют мои обычные приемы. И каждый раз, когда мы соприкасаемся, мне чудится, что он вот-вот брезгливо меня оттолкнет.

Я беру свою кожанку и рюкзак, который валялся у порога со вчерашнего вечера, пропускаю Резкого вперед и прикрываю за собой дверь. Немного вожусь с замком, потому что он заедает, и, только сделав несколько шагов вниз по лестнице, слышу то, что холодит мою кожу. Безошибочно различаю, как отворяется дверь той самой квартиры двумя этажами ниже.

- Ма, не делай мозги, - раздается глухой голос, от которого меня перетряхивает.

Ничего не могу с собой поделать, тело само реагирует. Сначала перехватывает горло. Потом плечи трясутся неровно, словно стараются стряхнуть с себя неприятное ощущение. Потому что, упав на позвоночник, ледяная дрожь уже легче катится вниз до копчика, а следом опоясывает бедра. А там и до конца недалеко.

Встряхнувшись всем телом, словно собака, я силюсь избавиться от фантомных прикосновений столетней давности.

На секунду мне хочется притвориться, что я забыла что-то дома, чтобы вернуться и переждать, но Подрезов за моей спиной раздраженно выдыхает и поторапливает:

- Ну же, Лола. Ты сегодня в универ вообще не собираешься?

Отмирая, заставляю ноги двигаться. Ничего. Ничего. Ничего страшного.

Сбегаю по ступеням и между третьим и вторым, конечно, встречаю его. Валю Долгова. Он оборачивается, чтобы улыбнуться и сказать:

- Привет, Илона.

Я сбиваюсь с шага. Хотела бы бежать дальше, но мышцы живут своей собственной жизнью, словно я кукла-марионетка, и моего хозяина одолел какой-то приступ.

- Привет, - выдавливаю из себя.

Касаясь взглядом моего лица, который ощутимо жжется, Валя смотрит мне за плечо и замечает Резкого.

Долгов тут же приобретает жесткое и насмешливое выражение. Громко хмыкает, а я заливаюсь краской. Ну да, что еще можно подумать, когда утром двое выходят из одной квартиры? Наверное, только то, что видишь.

Придерживая меня за локоть, Валя дает дорогу угрюмому байкеру и радушно интересуется, имитируя соседкую беседу:

- Как дела? Как бабушка?

- Твоими молитвами, - цежу через зубы, стараясь выдернуть руку, но он держит крепко. Всегда держал так, что не вырваться.

Я начинаю паниковать. Антон спускается все ниже, а я все еще безрезультатно дергаю свой рукав из цепких рук. Воздуха не хватает.

Глава 10

Антон

- Лиса пять работает на отклик, - звучит из рации голос, искаженный помехами.

Нас в группе четыре человека, все уже не в первый раз на поисках, поэтому замолкаем и не двигаемся даже. Раздается далекий голос:

- Па-вел!

Я прикрываю глаза и слушаю, как шумит лес. Ничего.

Снова где-то далеко, но отчетливо:

- Па-а-авел!

Над головой шепчутся деревья, игриво касаясь друг друга ветками. Обманывают. Лес сегодня нехороший, угрюмый, непролазный. Бурелом и много топких мест.

И в третий раз:

- Паа-а-аша-а-а! Павел!

Тишина.

- Лиса пять отклик закончила, - шипит рация.

Снова ничего. Каждый раз испытываю долбанное разочарование даже при малейших неудачах, но вида, конечно, не подаю. Отправляемся дальше прочесывать свои квадраты. Лезем через ветки, кричим время от времени, переговариваемся иногда коротко. Один раз мне кажется, что я замечаю сгорбленную фигуру вдалеке, но это оказывается трухлявый пень. И снова острое разочарование бьет по затылку и растекается по телу ядовитым холодком.

Спустя четыре часа наша группа выходит из леса, так ничего и не обнаружив, но закрыв свои задачи.

Около штаба я чиркаю зажигалкой, прикуриваю и с наслаждением вдыхаю, а потом выпускаю дым в небо. Занимается рассвет. Сейчас народ повалит домой, всем надо на работу, на учебу. Да и мне тоже.

Снова затягиваюсь и скашиваю взгляд на девушку, которая останавливается рядом. Хорошенькая. Этой ночью два раза в лес вместе ходили, я знаю, что нравлюсь ей, но мне почему-то вообще неинтересно.

- Как дела, Ванилька? – спрашиваю, сощурившись от дыма, попавшего в глаз.

- Ваниль, - поправляет она будто бы недовольно.

Я хмыкаю. Стряхиваю пепел в траву под ногами. Ботинки уделаны просто насмерть. Позывной у нее и правда «ваниль», ей подходит. Нежная блондинка невысокого роста. Носик тонкий, губы пухлые. Почему не привлекает, понять не могу, потому что вообще-то блондинок я люблю. Невольно морщусь, вспоминая свою последнюю. Может, поэтому и отбило желание.

- Спать хочется, - зевает девушка, - ты домой?

- Наверное.

Смотрю туда, куда летит дым от моей сигареты. В том же направлении тянется народ с ночных поисков. Пока они идут к машинам, мою грудную клетку неприятно стягивает. Они сейчас все уедут, а кто останется искать дедушку, который ушел за грибами двое суток назад? Потом подтянутся новые, но сейчас уже холодно, каждый час может быть важен.

Затушив сигарету о подошву, на которую налип толстый слой грязи, я несу ее до урны. Мы же тут все гости, мы не мусорим, лес этого не прощает.

Нырнув в большую палатку, я подхожу к координатору и, уперевшись руками в раскладной стол, нависаю над бумагами:

- Жужа, Резкий из леса вышел.

- Ты домой? – спрашивает женщина лет сорока, отмечая что-то в списках.

- А кто остается?

Она трет глаза и поднимает на меня взгляд столетней старухи. Говорит:

- Пока пятеро.

- Тогда и меня запиши.

- Резкий, ты здесь уже, - Жужа быстро сверяется с часами и со своими списками, - почти сутки. Уверен?

- Уверен, - бросаю угрюмо и добавляю, - покурю пока. Кофе есть?

- Синий термос возьми.

- Не обкраду никого?

- Сын потеряшки сделал, бери.

Прихватив кофе, возвращаюсь на улицу. Стою там какое-то время. Пожимаю руки тем знакомым, кто уезжает. Таскаю в себя никотин убийственными дозами. Когда ко мне снова подходит Ванилька, угощаю ее из чужого термоса. Она, конечно, решает остаться со мной. Так что мы заходим в лес в группе и закрываем еще несколько квадратов.

Но через несколько часов я понимаю, что организм сбоит. Я невнимателен. Толку от меня – ноль. Поэтому, едва дотянув до конца задачи и отметившись, сажусь на байк, надеваю подшлемник, шлем.

- Подвезешь, Резкий?

- А?

Поворачиваю голову так, чтобы в поле зрения попала Ваниль.

- Подвезешь? – повторяет она, улыбаясь нерешительно.

Что-то часто мне стали задавать этот вопрос. Девочки, конечно, всегда хотят покататься, но последнее время мне прямо везет. То эта блондиночка, то Илона. Вспомнив последнюю, я тут же хмурюсь. Странная девочка. Сексуальная, но противоречивая до заворота кишок.

Блондинка что-то говорит, но я не улавливаю.

Переспрашиваю рассеянно:

- Прости, что?

- Резкий, ты доедешь? Не уснешь?

- Это не тачка, Ванилька, тут за рулем не засыпают, - хмыкаю, - и я двойкой не езжу, подойди к Жуже, она найдет тебе колеса.

Подмигнув, опускаю визор и убираю пяткой подножку. Выравниваю мотик, вставляю ключ и перевожу его в положение «старт».

Оставив позади и поиск деда Павла, и хорошенькую девушку, я стартую с места. Выжимаю максимум, когда дорога позволяет. Голова приятно легчает. Все лишние мысли сдувает встречным ветром даже несмотря на монолитный шлем.

Все, кроме тех, которые крутятся вокруг Быстровой. Я спросил у ее друга, он одарил меня таким странным взглядом, что я думал, у него черепушка расколется. Не ожидал он. Переспросил «Ракета?», потом быстро исправился, но так же недоуменно поинтересовался: «Илона?».

Илона Быстрова. Странная. Меня к таким, конечно, никогда не тянуло, но в этот раз что-то засбоило. Денчик еще дров подкинул, рассказал зачем-то, как уединился с ней на посвяте.

Я не очень люблю, когда девчонки так легкомысленно себя ведут, но еще больше я не люблю парней, которые как коршуны следят за теми, кто быстрее всех напился. А потом еще и язык распускают дальше, чем глаза видят.

А когда я на Лолу посмотрел, меня до нутра пробрал ее больной обвиняющий взгляд. Вот это почему-то зацепило.

Потом она сбежала. И меня захлестнуло иррациональное чувство собственничества. Просто терпеть не могу, когда от меня сбегают. Каждый раз хочется настигнуть, пока не поздно. Схватить за хвост, подмять, вернуть обратно. Хоть кого-то.

Ден, конечно, ничего не понял, все рассказывал, как Илона хороша в случайной близости. А я видел другое, и никак не мог выкинуть это из головы. То, как отчаянно Быстрова стыдится того, как живет. Или то, как она любит свою бабушку и искренне за нее переживает. А то, как Алевтина Андреевна говорила о внучке? Так трепетно, так нежно, так пронзительно.