Я раньше не замечал, что небо в Афганистане, словно расплавленное серебро. Палящее солнце, бьёт мне сейчас в глаза, благо спасает светофильтр.
Мгновенное замешательство, и вдруг всё вокруг ставится на паузу. Замедленная съёмка позволяет мне запомнить каждое положение стрелки на приборах. И никакой нервозности. Я уже знаю, что должен сделать. Да и мысли о цвете неба улетучились моментально, когда почувствовал, что мои ноги слетели с педалей.
Кнопка-лампа сигнализации опасных режимов СОРЦ не мигает, хотя пару секунд назад мне казалось, что в кабине у меня заморгало табло «Пожар». Ещё раз проверил, но кроме «Выработка 1го, 3го бака» ни одно табло не горит. Давление в гидросистеме должно падать, но стрелка стоит в прежнем положении. Дыма в кабине нет, на блистере отсутствуют блики от огня, и самолёт нормально управляется.
Отвожу взгляд в сторону и вижу, как слева от меня, самолёт Буянова переваливается с левой на правую консоль крыла и обратно. Белый шлейф топлива вырывается из правой консоли крыла. Обшивка в районе сопла раскурочена, а из двигателя летят искры.
В эфире продолжается галдёж, доклад на докладе, запрос на запросе. Вклиниться и доложить что-то на нашем втором канале боевого управления сейчас почти невозможно.
- 205й, наблюдаю искры из сопла, - говорю я Буянову.
- Почувствовал, - произнёс в эфир Гаврилович. - «Пожар» мигает, обороты туда-сюда ходят. Идём домой.
Похоже, что комэска пока выполнял вокруг меня «бочки» принял на себя удар ракеты. Получается, собой прикрыл меня Буянов. А ведь я почти ушёл от неё. Ещё пара секунд и сработал бы самоликвидатор ракеты. Хотя рано рассуждать в стиле «если бы кто-то был не бабушкой».
Со стороны кажется, что Гаврилович выровнял машину. Однако из сопла вырвалось пламя.
- 205й, горишь! - кричу я, перебивая все разговоры в эфире.
И вот этот возглас, наконец-то, доходит до нужных людей.
- 205й, 001му, у тебя пожар? - спрашивает пункт управления.
- 001й, подтверждаю. Давление в гидросистеме упало. Самолёт... не управляем, - кряхтел в эфир Буянов.
- 205й, на юго-запад уводи! ПСО туда прибудет, - вышел со своей командой 001й.
- Понял, 206й уходи! - дал мне команду комэска и я принял вправо от машины своего ведомого. - 205й, катапультируюсь! - произнёс Буянов, когда его самолёт стал медленно заваливаться на левую сторону.
Небольшая вспышка в районе кабины, и вот уже назад летит створка фонаря. Следом выстреливает кресло, отбрасывая пламя и уходя вверх, в сторону от самолёта. Представляю, как сейчас некомфортно Гавриловичу. Тебя крутит на этой бешеной табуретке, перегрузка в районе 20 единиц вдавила со страшной силой, что не вздохнуть.
Я встал в вираж над предполагаемым местом приземления. Как раз в этот момент и раскрылся купол парашюта, а вниз от самого Буянова вышел тонкий фал, на котором закреплён носимый аварийный запас НАЗ.
Самолёт уже догорал на одном из склонов, отбрасывая чёрный дым, а его обломки были разбросаны по всему ущелью. Вряд ли кто-то будет искать здесь средства объективного контроля потом.
- 001й, я 206й, наблюдаю купол, место приземления - 3 километра западнее Руха, - доложил я на воздушный пункт управления.
- Понял. 206й, уходи домой, вертушки сейчас подберут, - заверил меня руководитель операции.
Я глянул на топливомер. Запаса топлива достаточно. Не всё ещё спалил, уходя от ракеты. Если встать в круг на текущей высоте 4500, а потом на возврате занять повыше... Чего гадать-то?! Хватает керосина. Даже если бы не хватало, не признался бы.
- 001й, стою в вираже до команды.
Вызвал я своим докладом некое замешательство на борту штабного самолёта. Что там решают, совсем непонятно. Если происходит такое, что сбили самолёт, прикрывать лётчика является делом чести.
- 206й, контроль за топливом. Вертушки будут через 20 минут, - снова вышел на связь руководитель операции.
- 206й, ответь 201му, - вызвал меня Бажанян. - Мы не наблюдаем купола. Местоположение подскажи ещё раз.
А вот мне отсюда очень хорошо видно, как опускается мой командир, и я вместе с ним потихоньку занимаю высоту всё ниже и ниже. Снова назвав место предполагаемого приземления, Бажанян сказал, что они уже на подлёте к нам.
Пока я слышал в эфире только постоянные доклады об успешных ударах и оставшемся времени до высадки десанта. Решил переставить автоматический радиокомпас на аварийную частоту, чтобы потом контролировать местоположение Буянова. Когда он приземлится, то однозначно включит свою радиостанцию Р-855. Так, его и будут искать вертолётчики.
- 206й, 201му, - запросил меня Бажанян.
- Ответил, 201й.
- Высота и остаток. Идём к тебе группой из шести единиц.
- Занял истинную 1000. Остаток 1600, - ответил я, разворачивая самолёт навстречу своим однополчанам.
Бросил взгляд вверх, надо мной шла группа самолётов. И они были гораздо выше относительно моей высоты. Буянов продолжал ещё спускаться. Взглянув на часы, я понял, что время сейчас тянется очень медленно. Главное, чтобы не появился какой-нибудь отряд духов.
Гавриловичу бы ещё не повредиться при приземлении. Местность каменистая, ущелье узкое, пространства для манёвра мало. Небольшой ручей внизу, несущий свои воды к основной артерии этого района - реке Панджшер. Пикировать здесь проблематично.
- Наблюдаю тебя, 206й. Что на земле? - запросил Бажанян.
Сделав небольшую «горку» и переворот, я спикировал в ущелье, разогнавшись до 1000 км/ч. Как тут что заметишь! Скалы, склоны, отдельные деревья, духи...
- Стреляют! - прорычал я, отклоняя ручку управления самолётом вправо и на себя.
Твою мать! Еле успел я увернуться от очереди зенитки ЗГУ справа, которая начала работать по мне со стороны Рухи. Сам городок ничего особенного из себя не представлял, его никогда не касались наши бомбардировки, поскольку моджахедов там не водилось.
Выполнил боевой разворот и бросил взгляд в сторону, откуда по мне сработала установка. Это был небольшой анклав на горном плато, включавший в себя несколько дувалов. Сама установка работала по мне с одной из крыш.
На большой высоте снизил обороты двигателя до минимального режима, при котором возможно лететь без снижения. До аэродрома ещё 70 километров, а остаток у меня менее 300.
- Окаб, я 206й. Прошу заход с ходу, как приняли? - повторно запросил я руководителя полётами, но тот продолжал раскидывать самолёты, освобождая мне коридор для захода на посадку.
- Понял, 206й. Разрешил с ходу. Посадочный курс 30.
- А ветер у земли?
- Ветер попутно-боковой, порывистый до 15 м/с.
Сказать, что ситуация нервная, было бы явным преуменьшением. Вот слово «жопа» - самое лучшее название для данной ситуации.
Мне ещё нужно будет как-то развернуться, чтобы зайти не с попутным ветром. Эксплуатационные ограничения самолёта мне не позволяют выполнить посадку в таких условиях.
Не на войне, будь я даже в непосредственной близости от аэродрома, уже бы били тревогу и приводили в готовность аварийные средства. Причина банальная - если сразу сесть не получится, на повторный заход тебе уже не хватит.
- Окаб, я 206й. Буду садиться с посадочным 210 с попутным ветром, - принял я решение, поскольку выписывать манёвры с таким остатком топлива нецелесообразно.
- Понял вас, 206й. Разрешил, - смирительным тоном говорит руководитель полётами.
Он прекрасно знает, что в Баграме посадка с этим стартом, инструкцией не предусмотрена. А здесь ещё и ветер, и малый остаток. Вдобавок самолётов куча в воздухе, которые теперь должны подождать, пока я приземлюсь. Но я не специально, мужики. Из добрых побуждений сжигал керосин до последнего, чтобы прикрыть Буянова.
Ещё умудриться нужно будет, чтобы остановиться на полосе. Попутный ветер будет меня нести вперёд со страшной силой, а тормозной парашют не помощник в торможении. Он попросту может не наполниться.
- 206й, удаление от точки 30 километров. Ваша высота? - запросил у меня руководитель ближней зоны.
- Окаб, 7000. Приступил к снижению.
Начал снижаться, высотомер стал быстро отсчитывать изменение высоты. Притянул ремни подвесной системы. Это на случай, если придётся сильно тормозить, чтоб не «поцеловаться» с прицелом перед собой.
Снижаюсь быстро. Вот уже и предпосадочная прямая аэродрома, которую мы обычно не используем для посадки. Заходим ведь по крутой глиссаде через ближний привод.
Двигатель уже на режиме Малого газа, указатель скорости зафиксировал плавное торможение. До касания полосы нужно мне снизить скорость до 330 км/ч минимум. Лучше ещё меньше, поскольку меня в спину будет толкать ветерок.
- Удаление 12. Контроль шасси, механизация.
- Дополнительно. Прохожу 2000.
С выпуском посадочных устройств я не торопился, чтобы не потерять нужную мне инерцию. Я же ещё летел к аэродрому. Серая полоска ВПП продолжала приближаться. Ветер, как я почувствовал, начал становиться боковым. Пришлось педалями и ручкой управления удерживать самолёт, чтобы тот не свалился на одну из сторон.
Дальность 4 километра прошёл на высоте 800. Выпустил закрылки в посадочное положение и шасси. Ещё раз взглянул на скорость – 340. Оставалось загасить совсем немного.
Выровнял машину после ближнего привода. В полосу точного приземления и не собирался попадать, поскольку метил я ближе к торцу ВПП, чтобы было больше длины для торможения. Набегает бетон... и плюхаюсь точно за «зеброй».
Рано ещё пока радоваться! Нужно ещё не «уехать» в горы. По полосе бежал очень быстро. Скорость 300, которая позволяет выпустить парашют. Нажал кнопку выпуска, но рывка назад не последовало.
- Обрыв тормозного! - кричал мне в эфир руководитель полётами.
И снова задница! Зажал правой рукой рычаг торможения. Началась переработка энергии. Теперь её гасят тормозные колодки и пневматики колёс. Вижу, как дым начал подниматься, показывая, насколько интенсивно сгорает подо мной резина.
- Успеваю, - выдохнув, сказал в эфир. - Освобождаю по первой рулёжке.
- Вас понял, 206й. По готовности выключение.
Тут как бы на магистральной не выключиться! Перегорожу всем движение, а потом много ворчаний будет. Там и до записи в предатели недалеко. Хорошо, что хоть в наряды меня здесь не запрут.
До стоянки всё-таки доехал. Даже двигатель не выключился.
Уже после того, как открыл фонарь, я снял перчатки и глянул на свои руки. Ладони покрылись гусиной кожей, после таких потовыжимающих полётов. Жаркое солнце стало припекать мгновенно. Вот щас бы в баньку, да на топчан полежать.
- Что с Буяновым? - крикнул я Валере, который приветствовал меня взмахом руки. Он уже был в одном комбинезоне, а снаряжение тащил в руках.
- Всё нормально. Везут его. Пара царапин и оглох, говорят, слегка. Не переживай! - крикнул мне Гаврюк и пошёл в сторону высотного домика.
Уже хорошо, что всё хорошо. Теперь буду готовиться выслушивать за сверхзвуковой проход.
- Сергеич, как аппарат? - залез на стремянку Дубок, помогая мне снять с себя шлем.
- Во! - показал я ему класс, подняв большой палец вверх. - Правда, я бы пневматики поменял. Стёрлись уже.
- Когда ты только успеваешь! - похлопал меня по плечу мой техник, чуть не отбив его своей мощной ладонью. - Чуть не забыл, - сказал Дубок, протянув мне конфету.
- Добре, Елисеич!
- Тут девчонка приходила, Сергеич. Ждала тебя, я ей сказал, что ты скоро будешь. Переживала за тебя, - сказал Дубок, вынимая меня из кабины.
Первая мысль была, конечно, об Ольге. Хотелось бы мне думать, что её утреннее поведение было просто связано с подъёмом не с той ноги и накопившейся усталостью.
- Она в кабинет пошла? - спросил я, расстёгивая подвесную и расслабляя ремень кобуры.
Дубок слегка задумался, а потом расстроено покачал головой.
- Не про ту думаешь, Сергеич. Новая девчуля. У неё ещё пальцы розовым подкрашены, - ответил Дубок, намекая на маникюр Ани.
- Жаль. Я уж подумал...
- Оленька наша в госпитале. Там раненых много опять. Слух пошёл, что не совсем всё по плану пошло. Много потерь...
Первая мысль была педалями изменить направление, уйти с полосы и прыгнуть. А вокруг ничего не видно, и в 500 метрах от полосы минные поля.
Значит, остаётся только перелететь стоящий на полосе вертолёт. Педалями держу самолёт по прямой, чтобы не потерять драгоценных единиц ускорения из-за изменения траектории разбега. К горлу подкатывает ком и, кажется, начинаю что-то орать не своим голосом.
Начинаю тянуть на себя ручку и резко отрываюсь от полосы. Вот они мгновения, которые кажутся бесконечностью. Приёмник воздушного давления, вынесенный впереди фюзеляжа, устремляется в небо, словно протыкая пылевую завесу.
Краем глаза вижу, что прошёл в метре от несущего винта этого... чудака. Но это не всё.
Тут же слегка отдаю ручку от себя, чтобы не произошло сваливание. Касаюсь основными стойками полосы. Перескочил! Давно так не нервничал, а ещё взлететь надо.
- Какого хрена вертолёт делает на полосе? Куда он вылез и когда вообще успел?! - выругался я, находясь ещё в состоянии некоего аффекта.
Пара секунд и, наконец, я, в воздухе! Быстро выскакиваю из пылевой бури, и обнаруживаю, что выше 500 метров видимость во все стороны более 10 километров.
- Я того родственник, кто это всё придумал! - продолжаю я посыпать всеми известными мне ругательствами коллегу на винтокрылой машине.
Слева начал пристраиваться ко мне Паша, показывая что-то рукой. Видимость хоть и отличная, но его сигналы так просто не разобрать. У меня ещё ком в горле стоит, а я должен понять язык жестов Менделя.
Проходит пара секунд, прежде чем я обнаруживаю, что зажал кнопку самолётного переговорного устройства для выхода в эфир. Отжав её, в уши начал литься поток запросов от каждого из экипажей моей ударной группы. Дождавшись паузы, я решил выйти в эфир снова.
- Окаб, 206й, эм... взлёт произвёл, борт порядок, отход по заданию.
Ещё одна пауза, и вот уже слышу ошарашенный голос руководителя полётами.
- 206й, мы всё поняли, - растягивая слова, ответил он мне, а на заднем плане слышны отдельные смешки.
- Окаб, я 206й, точно всё поняли? - спросил я.
Вспоминаю, что в выражениях и характеристиках группы руководства и экипажа Ми-8, я не стеснялся. Возможно, что-то высказал и командованию за такие задачи в условиях пыльной бури.
- 206й, там всё было очень доходчиво сказано, - ответил руководитель полётами. - Группе связь по направлению. Хорошей работы.
- Окаб, 204й понял, спасибо.
Через пару минут мы уже шли южнее долины реки Хазара, вдоль хребтов Панджшера. Получив команду с воздушного пункта управления на борту Ан-26 встать в зону ожидания, Гусько дал нам команду занять высоты с 7500 и вниз через 300 метров, а сам снизился до 6000, чтобы иметь возможность услышать авианаводчика.
Просматривая карту, я понял, что мы сейчас будем работать по какой-то очень скрытной цели. В этом районе Афганистана ещё нет наших войск, а значит, будем бомбить резервы противника.
- 204й, ответь Торосу, - запросил нас старый знакомый.
Живой, чертяга! Давно не пересекались с ним.
- 204й ответил, Торос.
- 204й, цель в квадрате 32-14, по улитке 4. Площадная цель. Рассчитывайте работать с пикирования. Наши на западном склоне, бой не ведут.
Возникшая пауза для переваривания всего сказанного обусловлена тем, что нельзя работать нашими боеприпасами с пикирования. Эффект будет не такой, как это привыкли видеть от бомб такого калибра.
- Торос, я 204й, мы со штурмовыми «огурцами», - сказал Гусько ПАНу о нашей боевой зарядке.
- Твою мать! - судя по всему, в расстройстве теперь Торос. - Такую цель про...
- 204й, 206му, - ворвался я в эфир.
- Ответил, 206й.
- Сыграем на жадности духов. Сбегутся на парашют.
И вновь пауза на размышление от нашего старшего. Надеюсь, Савельевич поймёт мою идею с применением данных бомб. Логика моя проста.
Моджахеду много заплатят за сбитого лётчика, но если взять его живым и привести к Масуду, Хекматияру или другим полевым командирам, можно получить ещё больше. А если старший отряда не захочет денег, то пилот превращается в самый желаемый объект для показательной казни.
- Торос, я 204й с горизонта будем работать. Интервал минимальный, высота сброса 1200, как принял? - запросил авианаводчика Гусько.
Похоже, моё предложение было принято. Главное, чтобы повелись.
Я бросил взгляд вправо и увидел то, чего ещё не должно быть в этом времени. Большой силуэт, чёрный цвет и неподвижные крылья.
Первая мысль — беспилотник. Тупая версия, поскольку нет ещё пока их в 80х. Развернул самолёт в сторону этого объекта. Приглядевшись, я обнаружил здоровенного орла, вальяжно махающего крыльями. Тоже ищет свою жертву в горах, как и мы.
- Вас понял, 204й. Курс захода 317, ветер встречный. Цель в центре ущелья.
- Понял. Внимание, я иду первый, далее в порядке очереди. Интервал сброса 6-7 секунд, - сказал Гусько, и я начал потихоньку снижаться, чтобы соблюсти установленный интервал.
Под собой обнаружил, что есть в этих местах и пятикилометровые вершины. Есть опасность, что чуть ниже может стоять дух с ПЗРК и целиться в нас. Ждёт, когда вся группа пролетит, чтобы сбить замыкающего. После стольких пусков по мне в Афганистане, начинаешь за каждой грудой камней искать опасность. Любое нарушение привычного пейзажа говорит тебе, что кто-то в тебя уже выстрелил или пустил ракету.
Но пока всё спокойно. И сейчас мы духам и дадим сбитых лётчиков, которых они так жаждут. Ещё и отправим наши штурмовые бомбы на парашютах прямо в центр их лагеря.
- Внимание... паашли! - скомандовал Гусько, и я на счёт «раз», отправился пикировать мимо горной вершины, вставая за Савеличем в строй.
Заняли мы нужную нам высоту 1200 идеально быстро, а главное - теперь нас прикрывает горным хребет со стороны базы духов. Тут можно со «сварки» или с зенитной установки выхватить смертельную крупнокалиберную очередь.
- Скорость 1000... обороты Максимал... по команде переваливаемся через хребет и идём в горизонте, - тяжело говорил Гусько, который был, видимо, напряжён не меньше нашего.
Приплыли! Только что генерал говорил о бездарях в командовании округа, которые за бумажками совершенно забыли о нормальной службе. И вот, перед нами стоит самый яркий представитель этого сословия.
Удивляет, что не кажется Ивану Фёдоровичу странным, что вторая операция под руководством товарища Хрекова и снова сбитый самолёт, а также трудности с поисково-спасательным обеспечением.
Вид у генерал-майора был весьма довольный. Он так и выпячивал грудь, когда его представлял Модяев и рассказывал, как этот представитель командования ТуркВО хорошо провёл предыдущую операцию, которую сам же и спланировал.
- Между прочим, тогда был уничтожен известный полевой командир, - с гордостью заявил Хреков.
Ну-ну, а наш командир полка чуть кони не двинул из-за прокола с обеспечением его эвакуации. Ещё и несколько человек серьёзные ранения получили.
Если бы там реально был убит один из важнейших руководителей духовских отрядов, то об этом давно уже трубили местные СМИ в лице агентства Бахтар, а замполиты выпускали бы «специальные выпуски» боевых листков.
- Ерунду какую-то несут, - шипел Ребров, сидящий передо мной.
- Мы можем многого и не знать, Гелий Вольфрамович, - шепнул я.
Томин услышал наши переговоры и жестом показал соблюдать тишину.
- Итак, задач ещё много. Завтрашние цели разберёте с руководителем операции. Всем отдохнуть, - подвёл черту под этим разбором Модяев и вышел из кабинета.
Возникла небольшая пауза, во время которой Хреков внимательно осматривал нас своими кабаньими глазками. Интересно теперь посмотреть, как он будет общаться с большим количеством личного состава, которое его, мягко говоря, «не любит».
Начал своё общение гордый вепрь с претензий по форме одежды. Ну, нет же у нас проблем, чтобы им уделить большее внимание. Половина ограниченного контингента гоняется за Шах Масудом, но беда оказывается в другом.
- У вас, товарищ военный, форма не стирана. Что за белые пятна на воротнике? - сделал замечание Барсову Хреков, картинно поглаживая воротник своей яркой песочной формы. - Больше меня потеете?
- Риторический вопрос, товарищ генерал, - тут же ответил за Барсова Томин.
Похоже, на заказ себе шьёт шмотки Хреков. Его форма отличалась от обмундирования других старших и высших офицеров, которые находились в Афганистане. Любит себя, но опрятность не самое плохое качество. А у Хрекова их хватает!
- Валерий Алексеевич, вы ещё здесь? Как же ваше ВЛК? Почему ещё не убыли? - зацокал Хреков.
Ну что за человек?! Томин катапультировался, возможно, подорвал в некой степени своё здоровье, а он ещё и пытается иронизировать на эту тему. Похоже, что совесть где-то разминулась с Хрековым.
- Погоды нет, да и направление ещё не пришло, - ответил Томин.
- Скоро придёт. Я помогу вам с этим.
Мендель и Гаврюк придвинулись ко мне чуть ближе, чтобы «обшептать» это дело.
- Быстрее от командира избавиться хочет, чтобы тот не начал начальству правду рассказывать об операции, - шепнул мне Паша.
- Боится, что Томин настучит на него? - спросил я.
- Определённо, - сказал Валера. - Слышал, что Хреков в Москву метит. Вот и пытается сейчас себя боевым генералом показать.
- И проколов ему не надо, - предположил я. - А лучше пару успешных задач выполнить.
Хреков, наконец-то, перешёл к обсуждению ошибок и замечаний, выявленных в ходе операции.
Как будто мы их не знаем. Основные уже с Модяевым обсудили. Осталось только «самые важные» охватить, пока Хреков ничего не забыл.
- Почему у вас в воздухе ведётся неустановленный радиообмен? Вам зачитать фразеологию из документа? - продолжил искать недостатки генерал. - Почему взлетали по одному в крайнем вылете, а не парами?
- Погода, товарищ генерал, - ответил со своего места Гусько.
- Вставать надо, товарищ майор! - вскрикнул Хреков.
- Генерал-полковник Модяев дал указание...
- Здесь сейчас старший я, а не генерал Модяев! Кто этого ещё не понял? - при этих словах Гусько медленно встал и вышел в проход между столами. - Придёт Иван Фёдорович и будет командовать.
Если честно, всё желание служить пропадает после вот таких руководителей. Что и как он должен был напеть в уши начальству, чтобы отодвинуть от командования операцией Павлова? А ведь Виталий Егорович в одном из разговоров сказал, что попробует не допустить к «командному рупору» Хрекова. Не осилил.
- Почему взлетали по одному в крайнем вылете? - повторил свой вопрос Хреков.
- Видимость на полосе была меньше километра. В районе аэродрома была пыльная буря. Как командир группы, я принял решение... - начал разъяснять генералу наш замполит, но Хреков снова решил показать, кто тут босс.
- Вам была поставлена задача в боевом распоряжении, отданным с воздушного пункта управления - взлёт осуществить парами и выйти в назначенный район ни раньше, ни позже, - начал выговаривать генерал. - В итоге, растянулись как на параде, вышли в район не вовремя. Но этого вам было мало. Вы ещё начали какие-то свои идеи выдвигать в эфир.
О, началось! Так, мы ещё и приказ очередной нарушили! Его генеральское высочество Хреков наметил какой-то там удар по тыловой базе. Надо сразу сказать, сама идея была верной и тут генерал - молодец. Разбомбили резервы моджахедов - это плюс. Но обвинять нас в том, что мы неправильно что-то сделали в районе цели, обладая специфическими средствами поражения, очень странно.
- Зачем эти «Чапаевские атаки» с 1000 метров? Вы с большой высоты бомбить не можете? - продолжил ворчать Хреков. - Все атаки на цель должны выполняться без входа в зону ПВО. А вас там могли в решето превратить как ПЗРК, так и крупнокалиберные пулемёты.
- Принято, товарищ генерал. Тогда в следующий раз, в боевом распоряжении предлагаю устанавливать правильную боевую зарядку, - предложил Томин. - В указанном вами вылете были использованы бомбы с маркой ШЛ.
- И что? В чём разница? Это же бомбы?
По выражению лицу Марика можно сказать, что он не рад такому полёту. Валера с Пашей уже убежали на вылет, а мы продолжили готовиться к своему заданию.
Ничего сложного. Нужно выйти в зону дежурства, встать каждый на своей высоте и ходить по «восьмёрке» в ожидании команды от офицера боевого управления.
- Чего мы там забыли? Для нас целей для удара не нашлось? - возмущался Барсов, дёргая своей белокурой шевелюрой.
- Марк, будешь ворчать - никуда не полетишь. Есть много задач на земле, - спокойно сказал Гнётов, вернувшийся только что с сопровождения ударной группы.
- Какие, Григорий Максимович? - продолжал удивляться Марик.
Как ребёнок! Будто не знает, что работа на аэродроме есть всегда. Только по большей части, она ручная.
- Есть туалет, строительство второй бани, спортивный городок. Могу ещё пару мест подсказать. Нужно? - со всей серьёзностью спросил Бажанян, который проходил мимо. - Командир, давай я введу их в курс дела, чтобы ребята понимали?
- Глаголь, ребя, - кивнул Томин.
Со слов Тиграна Араратовича, пехота движется по ущелью и днём, и ночью, но Масуд старается в бой большими группами не вступать. Пока основную работу в районе боестолкновений ведут вертолёты.
- Они десантируют и по целям работают. Фронтовая авиация, то есть мы, работает по выявленным базам и караванам поддержки, - продолжал рассказывать Бажанян.
Наш удар по базе в районе Аджуман оказался очень успешным. Теперь со стороны Пакистана формируются боевые отряды из беженцев.
- Я думаю, там и есть основные базы подготовки, товарищ командир. Логично, что духи будут скрываться в соседней стране, которая поддерживает их финансово и технически, - предположил я.
Хотя это было не предположение. Я знал даже местонахождение этих баз, да только мало кто мне сейчас поверит.
- Так надо разбомбить их. Чего мы отсиживаемся? - спросил Марк.
- Призываешь ударить по Пакистану, Барсов? - спросил Гнётов, скидывая с себя куртку.
- А кто-то считает, что нужно этим лжелагерям продолжать функционировать? - задал Марик встречный вопрос.
Гнётов посмотрел на него сонными глазами и покачал головой. Я же решил объяснить один важный момент Марку из области морали.
- Как спать будешь, если получится, что по ошибке прилетит твоя бомба в гражданских?
- В смысле?
- Очень просто, ребя, - взял слово Томин. - Чтобы ударить по этим лагерям подготовки, нужно знать на сто процентов, что там нет женщин, стариков и детей. Пока разведка таких данных не имеет.
- Разрешите добавить, товарищ командир? - спросил я и Томин утвердительно кивнул. - Удар по этим лагерям будет означать акт агрессии против Пакистана. Без одобрения высшего руководства страны нам этого не позволят сделать.
- Давай, Сергей мы эти разговоры оставим в стороне. Для всех, ребя, я напоминаю простую истину - служим Родине, и больше никому.
В ожидании своей очереди на вылет, я попробовал найти Ольгу и поговорить с ней за чашкой чая. Вот только с пустыми руками идти на такое мероприятие не стоит, а конфет под рукой не оказалось.
- Ни у кого нет взаймы мармелада или чего-то сладкого? - задал я заведомо глупый вопрос в классе своим товарищам.
В ответ только отдельные смешки. Знают, заразы, для чего понадобились мне сладости.
- Серый, ты к Гороняну подойди. Там точно будет, - предложил мне Гусько, нехотя поднявший голову с подушки.
Найти нашего тыловика было несложно. Он всегда в столовой, где он оборудовал себе хороший кабинет с кондиционером и двумя холодильниками. Услышав мою просьбу, он не стал даже спрашивать зачем мне сладости, а направился к одному из «Минсков», чтобы достать небольшую коробочку с надписями на арабском языке. В ней оказалась пахлава.
- Товарищ подполковник, это много. Сколько я должен? - спросил я, в уме сразу рассчитывая, что в руках у меня примерно эквивалент пары бутылок «Столичной», а то и больше. Переводя в чеки Внешпосылторга, где-то 50.
- Ай, брат Сержик. Ничего не нужно, - принялся он меня успокаивать. - Я тебе по секрету скажу, правда, все его знают.
Потрясающий секрет, о котором все, кроме меня, знают! Интересно послушать.
- Сержик, да я брата Тиграна обыграть хочу. Он постоянно насчёт тебя угадывает, а я ва-банк пошёл и на свадьбу вашу поставил. Так вот, Сержик. Ты на Олэньке женись, и ничего не должен, лады?
Нет, ну Оля - девушка хорошая и как жена бы мне подошла, но за коробку пахлавы как-то мелочно будет в ЗАГС идти.
- Что за дурдом! - воскликнул я и вышел из кабинета.
- Сержик, два ящика «Арарата» поставил. Не подведи, дорогой! - крикнул мне вслед Горонян.
Похоже, тотализатор на мои отношения с Вещевой становится всё более интересным. Ставки-то растут! Два ящика - это уже ого-го!
Стоя перед кабинетом, я собирался с мыслями, с чего мне начать разговор. Вообще, не с моей стороны была инициатива не разговаривать в прошлый раз. Надумала что-то там себе Оленька, а я теперь гадай, что именно. Надо заходить и говорить всё как есть.
Поправил причёску, проверил, не пахнет ли форма, и нет ли запаха изо рта. Постучался и вошёл.
- Добрый день, О... ого! - сказал я, увидев перед собой в одном нижнем белье Краснову.
Оценивающий взгляд на все прелести Ани затянулся, пока я не вспомнил, зачем пришёл. А Краснова только стоит и лыбится! Однако, на её теле появился шрам в районе плеча, похожий на поражение осколком по касательной. Также немного было поранено бедро, но там скорее ушиб и ссадина.
- Засмотрелся опять, Серёжка? - спросила Аня.
- Я... почему, в самый неподходящий момент, ты передо мной предстаёшь в полуголом виде? Что за напасть?
- Не знаю. Может это намёк. Обнимемся? - сказала Аня и начала движение ко мне.
- Стоять! Хватит! Наобнимались, - выставил я перед собой руку и положил коробку пахлавы на стол. - Попозже зайду.
После этого я решил выйти из кабинета, услышав, как мне вслед Аня сказала, что живёт она в медсанбате в комнате номер 23. Очень «нужная» информация. Сомневаюсь, что когда-нибудь пригодится.
Если полностью упадёт давление, у Марка заклинит управление. Он сможет управлять, только изменяя крен. И то, усилия прикладывать придётся неимоверные. Высоту менять только перестановкой рычага управления двигателем, изменяя обороты. При торможении самолёт опускает нос, при разгоне - поднимает. Но это только для того, чтобы лететь. Сесть он вряд ли сможет.
- 301й, что с управлением? - запросил я.
- Тяжело, но пока управляется.
- 301й, тянем в сторону аэродрома. Насколько возможно.
Была мысль предложить Марку попробовать сесть, постепенно снижаясь с большой дальности. Но решать за него не в моих силах.
Пока главной задачей было дотянуть до охраняемой зоны аэродрома, где после катапультирования и приземления меньше возможностей встретиться с моджахедами.
- 301й, сбалансируй самолёт на этой скорости. Я тебя ближе осмотрю.
- Сбалансировал.
Прижался к самолёту Марка, чтобы посмотреть, есть ли где ещё течь, кроме топлива. По фюзеляжу снизу красноватые разводы от текущей рабочей жидкости гидросистемы. Сзади - серебристый след керосина из повреждённых баков. Значит, ему и топлива может не хватить до Баграма.
- Мотор, я 302й, пара вертолётов запускается? - запросил я у воздушного пункта управления.
- 302й, информацию передали. 301й, если готовы, можете катапультироваться в этом районе, - дали совет Марку.
Похоже, что сегодняшняя смена на Ан-26 побила все рекорды некомпетентности. Как можно предлагать прыгать, буквально, на вражеской территории, не имея прикрытия вертолётами?
До аэродрома ещё километров 90. Время тянется очень долго, но с каждой секундой шансов на удачное катапультирование всё больше. В какой-то момент мне начинает казаться, что мы зависли на месте, настолько однообразны под нами горные хребты и ущелья. Совсем немного проходит времени, как в глаза начинает бросаться тёмное пятно долины, за которой Баграм.
Переходим на связь с Окабом, и сразу в эфире слышим позывной вертолёта ПСО.
- Окаб, 809й, взлёт группой произвёл, курс отхода 80.
- 809й, вас понял. Борт на удалении 85. Идут в вашем направлении.
- Окаб, я 302й в паре с 301м. У него отказ, ваше управление, - вышел я на связь с руководителем полётами.
- Понял, 302й, удаление от точки 80. Заход с ходу разрешил.
Вот уже и горные хребты заканчиваются. Если дальше так и пойдёт, выйдем к посадочному курсу в 50 километрах, а там и прыгать можно будет.
- 301й, как управление? - спросил я, но Марк молчал. - 301й?
- 302й, табло «Масло» загорелось.
Значит, начало падать давление масла. Кажется, настоящий пожар в двигателе неизбежен. Нужно снижаться, чтобы создать более комфортные условия для катапультирования.
Вот уже начинается плоское предгорье и небольшие насаждения леса. Та самая «зелёнка», в которой могут быть и духи. Надо ещё пролететь немного.
- 302й, удаление от точки 38. К снижению приступили?
- 301й, готов снижаться? - спросил я у Марка.
- Готов, 302й.
Начали постепенно снижаться. Я тоже работал чаще рычагом управления двигателем, чтобы идти рядом с Барсовым. Высота 3300, и позади уже высоченные хребты Гиндукуша. «Зелёнка» всё ещё под нами.
- 302й, удаление 30, - подсказывает нам руководитель полётами.
- 302й, я 809й, иду к вам. Встану в вираж в 10 километрах от Окаба. Готов работать.
- Понял, 809й.
У самолёта Марика возникает пожар за килем. Происходит это в полной тишине, разрастается без какого-либо дыма и тянется пламя метров за 10 от самого киля МиГа. В такой огненный хвост, никогда бы не поверил, если сам бы не увидел.
- Марк горишь, прыгай! - кричу я, но проходит несколько секунд и ничего не происходит. - 301й, катапультируйся!
Затем и руководитель полётами повторяет подобное три раза. Секунды растягиваются в вечность, но Марк не прыгает. Почему? Если не прыгнет, взрыв баков и тогда от самолёта ничего не останется.
- 301й... катапультируюсь! - отзывается Марк и начинается уже знакомый мне процесс.
Я встал в вираж, наблюдая, как Барсов на парашюте опускается на окраину «зелёнки» в паре километров от небольшого кишлака. Стоит прикрыть товарища, пока не подойдёт экипаж ПСО.
- Окаб, я 302й, наблюдаю 301го. Подо мной в окрестностях Бамиана.
- 809й, я наблюдаю тебя 302й. Пять минут, и будем в твоём районе, - вышел в эфир экипаж вертолёта.
Смотрю вниз и вижу, как бежит небольшая толпа к Марку. Стоит пройти и отработать по ним с пушки. А если мирные и просто решили посмотреть?
Снизился ещё ниже. Вряд ли бы мирное население стало стрелять по мне из своих автоматов и бежать сломя голову к приземлившемуся лётчику.
Что ж, хотел как лучше. Отвернул в сторону с набором высоты. Включаю вооружение и готовлюсь отстрелять весь боекомплект из пушки. Переворот и выполняю пикирование.
Нажимаю гашетку пушки, и под фюзеляжем быстро рокочет ГШ-23, выбрасывая в первую секунду полсотни снарядов. Прошёл в горизонте над Марком, который уже подготовился отстреливаться, и перевёл самолёт в набор высоты.
- 809й, наблюдаю лётчика. Забираем.
Вот и хорошо. Спокойно можно идти домой.
После посадки, когда заруливал на стоянку почувствовал, как начала болеть каждая мышца в теле. Видимо, напрягся я здорово в этом полёте. Смотрю на правую руку и понимаю, что она у меня дрожит, и сделать с этим ничего не могу. Пробивает какой-то озноб, словно у меня лихорадка.
Похоже, всё вместе навалилось на меня в последнее время. Ещё и Ольга непонятно себя ведёт. Когда я уже смогу расслабиться?
Открыл фонарь кабины и впустил обжигающий воздух Баграма. Ветра почти нет, но любое дуновение опаляет любой незакрытый участок твоего тела. Снял шлем и чувствую, насколько пропотел в этом полёте. Кажется, даже на пол кабины накапало.
- Сергеич, говорят, Барсов прыгнул? - забрался на стремянку Дубок, начиная отстёгивать меня от кресла.
- Да. Сейчас его заберут. Не везёт мне. Второй раз за два дня при мне катапультируется наш лётчик.
Сергей Иванович нас предупредил, что вызов на этот спецвылет может поступить внезапно.
Ждать этого момента долго не пришлось.
Вечером, когда солнце ещё не начало клониться к закату, пришёл вызов с командного пункта на меня и Гаврюка. Нам было предписано прибыть в штаб полка.
Когда мы вышли с «высотки», нас уже ждал Томин на своём УАЗе, и о чём-то беседовавший с замом по инженерно-авиационной службе Викентьевичем.
- Командир, я туда даже подойти не могу. Там лбы такие здоровые стоят. Им во мне дырку проделать ничего не стоит, - возмущался наш упитанный инженер, стоявший в очередной раз в тапках перед Валерием Алексеевичем. Правда, они уже настолько у него стёрлись, что были больше похожи на ласты.
- Викентич, ну не ссы! Я же тебе сказал, людей подготовь в помощь нашим коллегам из науки. Список я тебе дал, - ответил ему Томин.
Между прочим, подполковник Викентьевич был одним из немногих, кому комполка разрешал появляться в таком виде перед ним. Всё же техсостав и инженеры всегда работают на открытом воздухе, готовя машины к боевым вылетам. А Викентьевич ещё необходимо каждый день контролировать работу своих подчинённых, делая неоднократные обходы всей стоянки.
Именно обходы, а не объезды. Любил гулять на свежем воздухе наш зам по ИАС!
- И Викентич, у тебя тапок новых нет? Подарить? - спросил Томин, присаживаясь на переднее сиденье, когда мы подошли к машине.
- Ноги уже привыкли. И где я вам 47 размер найду?
- Викентич, не трепи мне нервы. Завтра, чтобы был в новых тапках или я кроссовки напялю на тебя! Гороняна адрес знаешь? У него всё есть.
- Понял, командир. Людей готовить? - поинтересовался Викентьевич, поздоровавшись за руку с нами.
- Через час на первой рулёжке. Где сейчас Ил-76 стоит, - сказал Томин и махнул нам, чтобы мы садились в машину.
Ехать было недалеко, но за это время Томин несколько раз переспросил, готовы ли мы морально к этому вылету. Чувствуется, что командир переживает за удачный исход вылета. В некотором роде он предоставил командованию доклад о действиях Ф-16 у самой границы и вероятности размещения в том районе баз моджахедов. Просто докладывал я, а он меня в этом поддерживал.
Когда мы подъехали к штабу и вышли с машины, Валерий Алексеевич сказал нам отойти чуть в сторону и выслушать его внимательно.
- Валера, я к тебе, как к старшему обращаюсь. Я понимаю, что вы до конца будете долг свой исполнять. Если понадобится, и подвиг Гастелло совершите...
- Товарищ командир, мы...
- Не перебивай, Гаврюк! - рыкнул Томин, предлагая из своей пачки сигарету Валере, которую он быстро взял. - Три катапультирования в полку. Благо, все живы. Я вам сказал, что мы должны вернуться все домой. Исключений мне не нужно, ты меня понял?
- Так точно, товарищ командир, - ответил Валера, подкуриваясь от бензиновой зажигалки командира.
Первый раз решил присмотреться, что за приспособление для прикуривания у Томина. Успел заметить, что сбоку на ней написано «Имко Пат» на английском языке.
- А ты, Сергей, помни, что от тебя зависит, насколько удачной будет разведка. Изучи работу этого комплекса досконально, чтобы найти, эти чёртовы базы. Эти «Стингеры», задницей чую, принесут много нам неприятностей, если сейчас их не перехватить.
- Есть, товарищ полковник.
Закончив с перекуром, мы зашли в штаб.
Получать задачу предстояло в небольшом кабинете особиста Пупова. Сам Пётр Петрович вышел, чтобы не создавать большую толпу в помещении. А народу тут было немало.
Присутствовали в тесном кабинете капитана Пупова несколько человек помимо нас троих. Все были одеты в гражданскую одежду и представились только по именам. Запоминать я их не собирался, а только отметил для себя, что кроме Казанова, все остальные представляли военную промышленность и готовы были рассказать об используемом оборудовании на самолёте подробнее. Виталик, развернувший на сдвинутых столах большую карту северо-восточной части Афганистана, показал нам предполагаемый район поиска.
- Товарищ, а мы можем обойтись без пересечения «ленточки»? - сразу задал вопрос Томин.
- Валерий Алексеевич, без этого никак. Более того, прикрытия у вас не будет.
Ничего нового для меня не прозвучало в словах Казанова. Так, всегда и происходит - летите, но если что, мы вас туда не посылали.
- Пф! И почему я не удивлён, Виталий Иванович, - фыркнул Валера.
- Иначе могут что-то заподозрить. Правильно рассуждаю? - предположил я, обращаясь к Виталику, хотя самому был совсем не по душе такой расклад без подмоги со стороны своих войск.
- Подтверждаю. Есть ещё кое-что, но об этом, когда переговорите с техническими специалистами, - сказал Казанов и жестом пригласил к столу инженеров.
Тут-то и началось самое интересное. Оказалось, что в прошлый раз я узнал лишь малую долю возможностей многофункциональной бортовой РЛС этого самолёта-прототипа.
- Наши расчёты и возможности измерительного комплекса должны позволить картографировать местность до 80 километров. Цели типа «железнодорожный мост» могут и до 100 километров засечь, - сказал один инженеров, одетый в тёмную рубашку и бежевые брюки.
- Контейнер, который будет у вас подвешен, необходим для засечки зенитно-ракетных комплексов, радиолокационных станций и любых систем, излучающих радиосигналы, - инструктировал второй, показывая мне принципиальную схему работы с этим комплексом.
Больше всех поразил меня третий инженер. В очках, галстуке и с небольшой бородкой.
- Товарищи, возможности МиГ-21-81 полностью не изучены. Он как самолёт-лаборатория для нас. Мы можем его испытать в реальном деле.
- Это как, Семёныч? - спросил инженер в тёмной рубашке.
- Ну, там же летают эти Ф-16. Отработайте по ним новыми ракетами. Желательно, в заднюю полусферу, - предложил очкастый.
- И всё? - иронично переспросил я, заметив, как улыбается Валера и Томин.
- Нет, молодой человек. Можно и в переднюю попробовать, - с запоем продолжил говорить Семёнович. - Там дальность вообще где-то в районе 60 километров. Ракета у нас только дальше 30 не летела, но вы попробуйте.
К горлу подкатил не просто ком, целый булыжник. Дыхание буквально остановилось, а пульс забился в такт с сигналом предупреждения об опасной высоте. Глаза распахнулись настолько, что я успел запомнить положение каждой стрелки на приборах.
- Выводи! - кричал я Валере.
Ещё мгновение, и Валера среагировал, резко поднимая нос самолёта.
- Горы! Горы! - продолжались мои подсказки Гаврюку, да только не думаю, что это ему сейчас было нужно. Однако молчать в столь напряжённой ситуации я не мог.
Валера, в последний момент, отойдя от земли, круто задрал МиГ вверх до тангажа почти в 50°. Самолёт сразу же потерял скорость. Сейчас бы форсаж включить и уйти вверх за облака, но тогда нас обнаружат. Да и чёрт с ним! Жить хочется!
- Свалимся! Скорость сильно потеряли, - информировал я Валеру, поскольку он вряд ли сейчас смотрел на приборы.
Самолёта начинает перетягивать вправо. Вот и ещё одна скала. Если не разгонимся, правой консолью зацепимся и развалимся.
- Пере... валимся, - закряхтел Валера, и ввёл наш МиГ в небольшое скольжение.
Перевал перелетели, а тут глубокое ущелье. Самолёт перешёл на планирование уже в противоположную сторону. Даже не представляю, как у нас вышло не вписаться в гору.
- Обороты! Уходим за облака, - сказал Валера, и снова перевёл самолёт в набор высоты.
Как только я почувствовал, что самолёт летит без снижения, принялся осматривать пространство по локатору и визуально. На одном из склонов наблюдаю большой пожар и несколько вспышек от взрыва. Похоже, мы стали виновниками катастрофы какого-то самолёта.
- Откуда он выскочил? - спросил Валера, продолжая добавлять обороты.
- Не знаю. Думаешь, что это пакистанец?
- А кому ещё летать на территории Пакистана и в паре километров от границы, - предположил Гаврюк.
- Ну, мы же летаем с тобой, - сказал я, и Валера слегка усмехнулся.
- У нас с тобой разрешение есть от высоких людей. Дома доложим, а они уже разберутся, что это было.
Мне вот было не до веселья сейчас. После такого крутого вывода, не сразу я отошёл от напряжения. Пульс восстановился через несколько минут. До самого аэродрома я внимательно смотрел в тёмное пространство вокруг себя.
После посадки и заруливания на отдельную стоянку, я решил пару минут посидеть в кабине. Конфетку, которую Дубок дал мне перед вылетом никак не получалось полностью развернуть, но желание чего-нибудь закинуть в рот пожевать пересилило. Кое-как отлепил остатки обёртки и съел сладкое лакомство.
- Ну как, Сергеич? - спросил у меня Дубок, забравшись по стремянке.
- Ты знаешь, после этого полёта очень жить захотелось. Просто пожить, Елисеич.
Техник не нашёл слов, чтобы сказать мне что-то в ответ. По сложившейся традиции, он отстегнул меня от кресла, взял двумя руками и высадил меня из кабины.
- Погуляй. Легче станет, Сергеич, - сказал Дубок и продолжил работать.
Инженеры сыпали вопросами о работе аппаратуры, пытались узнать, всё ли работало, не было ли отказов. А у меня перед глазами до сих пор стоял тот самый самолёт, пролетевший в нескольких метрах от нас.
- Ты как, Родин? - похлопал меня по спине, к которой прилип комбинезон, вымокший от пота, полковник Томин.
- Всё в порядке, товарищ полковник. Нам в штаб 109й дивизии нужно и побыстрее, - сказал я, расталкивая инженеров. - Товарищи, всё после доклада командованию.
- Наука, а ну, в сторону! - крикнул Валерий Алексеевич, освобождая нам с Гаврюком проход к машине.
Здесь уже ждал нас и Виталик. Он вкратце объяснил, что чуть позже нам необходимо явиться на доклад к его начальнику и маршалу Соколову.
- Рассказать нужно всё. Где летали, что видели. Снимки и предварительный доклад от технических специалистов будет готов через пару часов, - сказал Виталик. - Пока можете отдохнуть в модулях.
Согласно полученной рекомендации, Томин отправил нас сначала сбрасывать снаряжение на «высотку». Хорошее чувство выполненного долга сменилось сразу, как только мы вышли из командирского УАЗа. У здания нас поджидал Хреков.
- Время сколько, товарищи лётчики? - громко сказал генерал, взглянув на часы. - Совещание вас не интересует.
Придумал ещё какие-то посиделки! О чём разговаривать с ним, если он, кроме слов «доложите», «есть» и «так точно» ничего не знает.
- Товарищ генерал, мы только что с вылета и у нас доклад через пару часов в штабе маршалу... - начал говорить Томин, но его перебил Хреков.
- Вы чего тут городите, полковник? Где вы, а где маршал Соколов?! Не доросли ещё.
- Товарищ генерал, судя по всему, это вы не доросли, раз вас не посвятили в детали нашей сегодняшней работы, - сказал Томин и показал нам идти в класс.
За нашей спиной генерал продолжал сыпать угрозами в сторону Томина.
- Как думаешь, перейдёт Хреков к радикальным действиям? - спросил я у Валеры, укладывая в шкаф своё снаряжение.
- Этот может, но командир - мужик заслуженный. В худшем случае отправят его служить в какой-нибудь северный полк, - ответил Валера, расстёгивая на себе подвесную систему.
- Зато, там зарплата больше, - заметил я.
- Вот именно. Так что, ничего не сделают Томину.
Я всегда знал, что вся работа в армии начинается до или после захода солнца. По «холодку», так сказать. Вот и сейчас «боевая свинка» Хреков, когда время уже позднее, продолжает кричать на лётчиков, рассказывая, как они плохо бомбят.
- Почему расход боеприпасов такой большой? Вы не можете всё одной бомбой решить? - наехал он на Реброва.
- Товарищ генерал, можно всё решить одной бомбой. Последствия будут ужасные, - ответил Вольфрамович, намекая на ядерное оружие.
- Отставить шутки, товарищ подполковник! Нашли место и время. Командование требует результатов, а у вас их нет, - воскликнул Хреков.
- Не у вас, а нас, - шепнул мне Валера.
Конечно, Хреков у нас непогрешимый. Представляю, что он рассказывает на совещании у руководства. Это хорошо, что сейчас ещё нет здесь Томина. Кстати, куда-то он пропал, пока шёл за нами.
В армии, планирование всегда занимало большую часть времени. А уж такую серьёзную операцию нужно было продумать досконально.
Вот уже третий день мы таскаем на спине кровати в комнате отдыха в стартовом домике. Иногда привлекают нас с Гаврюком к нанесению ударов, но не так, как остальных. За это время я успел и документацию на второй класс подготовить, и налёт в книжке подбить и изучить рельеф местности, где нам предстоит работать в скором времени. Пока о предстоящем деле знали только я, Валера и командир полка.
Томин, кстати, каждый день ездил вместе с Хрековым в управление дивизии на совещание. Никак они не могут определиться с планом операции.
Конечно, в этом деле задействованы будем не только мы. Наверняка КГБ имеет своих людей в частях армии Пакистана и в окружении Ахмад Шаха, и среди моджахедов Хаккани. Каждый день появляются слухи, что поймали одного из полевых командиров. Мол, скоро привезут в Баграм и все на него посмотрим.
Масуд, насколько я мог помнить, был непростым моджахедом. Он прекрасно знал горы, умело использовал партизанскую тактику, а также мало кому доверял в своём окружении. Именно поэтому его и не удалось убрать нашей разведке. Джалаллудин Хаккани тоже из таких же неуловимых.
В будущем он станет одним из лидеров запрещённого движения «Талибан» и принесёт много бед не только своему народу, но и миру в целом. Возможно, ликвидируй его Советский Союз в прошлой временной линии, многих можно было бы спасти.
В нашем разведывательном полёте найти караваны у нас не получилось. Виталик сказал, что дальше продолжат работу в этом направлении наши разведгруппы. Они и будут искать эти караваны с целью захватить целый «Стингер».
С каждым днём увеличивалась интенсивность ударов авиации. Любое скопление духов и тут же удар дежурной пары или звена, которое дежурит в зоне. Ан-26РТ, он же воздушный пункт управления, осуществляет руководство и распределяет цели.
Хреков продолжает чудить. В эфире только и слышно, чтобы экипажи докладывали результаты применения как можно быстрее, а также делали контрольные заходы. Мол, всех ли моджахедов победили? Все три дня требует, чтобы доклады шли быстрее, поскольку начальству они нужны ещё быстрее. Рвётся генерал к звезде Героя Советского Союза.
Очередной день начался с пары вылетов на сопровождение вертушек, работавших в районе Анджумана. Масуд уже полностью начал отходить к границе с Пакистаном, теряя кишлак за кишлаком в долине. Ещё немного, и наши десантники должны были войти в Базарак - столицу Панджшера. Пока только её блокировали, но зачистка была делом времени.
После утреннего вылета, я вернулся в прохладный класс, где меня ждала неприятная неожиданность. У этого «сюрприза» хоть и стройные ноги, красивая грудь и милая улыбка, но мне не до любования прелестями Ани Красновой.
- Я захожу, смотрю пакистанец. Излучение включил, а тот как дёрнет к себе, я аж чуть в штаны не наложил, - смеялся Вася Басолбасов, рассказывая Красновой о встрече с Ф-4 наших соседей с Востока.
Аня стояла в окружении десятка лётчиков и слушала интересные случаи во время полётов.
- А вот и Сергей Родин! - обратил на меня внимание Красновой Паша Мендель. - Вот вам с ним нужно переговорить. У него интересных случаев на пару лётных жизней хватит.
- Не то достижение, которым нужно хвалиться, - сказал я, присаживаясь за стол.
- Может, расскажешь журналистке? - спросил у меня Басолбасов. - Вы знали, что он после первого курса был награждён орденом Красной Звезды?
- Это же высокая награда, - удивилась Аня, загадочно улыбнувшись мне. - Ты и, правда, её получил?
Я утвердительно кивнул, но про себя я подумал, что поменял бы орден на пару лет спокойной жизни без поломок, разгерметизации, пусков ПЗРК и всего остального.
- Недавно его наградили медалью «За боевые заслуги», - подметил Паша.
Тут я подумал, что Краснова теперь от меня не отстанет. Готовый материал на первую полосу о народном герое пропадает!
- Сергей — это же здорово... - начала говорить Аня, но меня уже достали эти дифирамбы.
- Здорово? По-твоему здорово, что мы получаем эти награды, а парни из пехоты летят домой в цинке?
- Я не про это...
- По-твоему здорово, что мы высыпаем тонны бомб на головы людей, кромсая их на части? Война - это не романтика, Аня. Это кровь, смерть и слёзы. Лучше об этом напиши в своей статье, - высказался я.
В кабинет вошёл Томин и тут же бросил взгляд в мою сторону.
- Чего ругаешься, Родин? - спросил командир.
- Даю блиц-интервью журналисту «Правды», - ответил я, и командир медленно подошёл, чтобы поздороваться с Анной.
- Вам нужно полноценное интервью, товарищ Краснова?
- Если это не помешает выполнению поставленной задачи вашему полку, - улыбнулась Краснова и встала со своего места.
- Родин, через час постановка задачи. У тебя полчаса на интервью. И покажи гостье, как лётчики готовятся к вылетам, - сказал мне командир и пошёл на выход из кабинета.
- Товарищ командир, я...
- Ребя, не спорь. Делай, что велено, - перебил меня Томин.
Ну, куда уж тут попрёшь против командира? Краснова была рада, а вот я всем видом ей показывал, что меня начинает доставать её общество.
- Это ваша раздевалка? - спросила она, когда я снимал с себя куртку от комбинезона.
- Комната для хранения снаряжения. Здесь храним шлемы, противоперегрузочные костюмы и запасную одежду. Я, по крайней мере, точно.
Аня стояла где-то позади меня, наблюдая, как я меняю мокрую футболку на свежую. В крайнем вылете пропотел изрядно, так что решил переодеть.
- Ты стал более спортивным со школьных времён, Серёжа, - сказала Аня, медленно приближаясь ко мне сзади.
- Белка много употребляю. И вообще, стой, где стоишь. Не хватало, чтобы мне приписали с тобой роман, - остановил я Краснову в метре от себя.
- Это так тяготит тебя? Наши отношения, - спросила Аня.
Я надел футболку, закрыл шкаф и повернулся к девушке. Вид у неё слегка расстроенный. Однако не вижу я смысла молчать.