Ты не умрёшь от недостатка сна. Это официальный медицинский факт. Твоё тело в конце концов просто отключится, будто кто-то щёлкнет выключателем. Мозг отправит сигнал: «Всё, приехали», — и ты рухнешь лицом в суп или на руль, в зависимости от того, где тебя застанет это биологическое банкротство.
Я знала это, потому что не спала уже сорок восемь часов. Готовилась к пересдаче зачёта по литературе у мистера Рида. Теперь я знала и другое: я его завалила ещё раз.
Вонючий студенческий бар «Дилемма» в восемь вечера в канун Хеллоуина — это ад, замаскированный под вечеринку. Кто-то в костюме зомби уже блевал розовой жидкостью в углу, и запах — сладковатая смесь дешёвой водки, энергетика и желудочного сока — висел в воздухе, как призрак. Тысячи потных тел, напитанных гремучим коктейлем из адреналина и отчаяния, двигались в такт оглушительному биту, который пробивался сквозь стены.
Я сидела с Корни в самом эпицентре этого безумия, и мои нервы были оголённым проводом, брошенным в лужу.
— Он меня просто уничтожил, Корни, — сказала я, глотая тёплое пиво. Оно было плоским и горьким, как мои мысли. — Смотрел на меня этим своим взглядом превосходства, будто я не смогла процитировать не Горация, а инструкцию на пачке презервативов. Просто сказал: «Мисс Моррис, ваше понимание текста столь же поверхностно, как и ваш макияж». И всё.
Мой макияж был, на самом деле, моим скромным шедевром отчаяния — слой тональника, пытавшийся скрыть синяки под глазами, которые были похожи на фиолетовые карманы, набитые неудачными попытками что-то доказать.
Корни, наряженная в костюм сексуальной пчёлки, что было иронией высшего порядка, учитывая еёдевственность, хлопнула себя по коленке.
— Я же тебе говорила в понедельник, — выдохнула она, и её голос прозвучал как скрип двери в сумасшедшем доме. — Говорила, Айрис! После той пары, когда ты вышла от него вся красная, я сказала: «Он тебя сожрёт». Ты думала, он даст тебе второй шанс? Он не из тех, кто раздаёт шансы. Он их коллекционирует, как скальпы.
Она была права. Мистер Рид, Алистер Рид, молодой бог кафедры литературы, не давал шансов. Он их только отнимал с садистским наслаждением.
Мир вокруг плыл. Тыквенные головы, сделанные, я уверена, из папье-маше и студенческих займов, ухмылялись со стен. Кто-то в костюме призрака, на котором явно видны пятна от прошлых вечеринок, наступил мне на ногу. Я не почувствовала боли. Только онемение.
Я ненавидела Хеллоуин. Все эти жалкие попытки примерить на себя другую личность, спрятаться за маской, когда внутри мы и так все время носим маски. Моя, например, называлась «Айрис, которая справляется». Сегодня она треснула.
И, конечно, именно в этот момент я увидела ее. Майя Кэмпбелл.
Она вошла, как королева, для которой этот бар — всего лишь очередная провинция, обязанная пасть к ее ногам. Клеопатра. Как банально. Но на ней было не какое-то дешевое тряпье из магазина для вечеринок. Это был настоящий шелк, золотые нити, драгоценности, которые могли быть настоящими. Ее брат, Оливер, плетясь за ней как тень, был одет Джейсоном Вурхизом. Каждые десять минут, с почти религиозной точностью, он подносил руку к своей маске, отстегивал ее и делал глубокий, судорожный вдох, будто задыхался не только от резины, но и от самого ее присутствия.
Они остановились в углу, и Майя что-то говорила ему, тыча пальцем в грудь. Ее улыбка была холодной и острой, как лезвие. Он сжимал кулаки, и я могла разглядеть, как белеют его костяшки даже сквозь перчатку костюма.
Это была древняя, как мир, пьеса: Сестра и Брат. Палач и Жертва. И я, замороженная в своем углу, была просто зрителем, который знает, что финал будет кровавым, но не может отвести глаз.
Мое сердце начало отстукивать новый ритм. Ритм ненависти. Глухой, тяжелый, знакомый.
Я наблюдала, как Оливер снова защелкивает маску. Его грудь вздымается под толстой тканью костюма. Десять минут. Как по часам. Ровно столько он может выносить свое собственное лицо.
Корни тянет меня за рукав:
—Айрис, смотри, Хантер.
И он тут как тут. Хантер Пэрр в костюме сумасшедшего ученого из «Назад в будущее». Белый халат нараспашку, очки криво съехали на нос. Он уже пьян. Его окружает стайка смеющихся прихлебателей.
— Моррис! — орет он через весь зал, его голос режет музыку. — Ты что, нарядилась проваленным зачетом? Очень реалистично!
Его дружки хохочут. Я чувствую, как жар поднимается к щекам. Мое платье — просто черное платье. Я не собиралась ни во что наряжаться.
— Иди к черту, Пэрр, — бросаю я без особой злости. Пустая ритуальная фраза, как «привет» или «как дела».
Он подходит ближе, его дыхание пахнет мятным ликером и дерзостью.
— О, Моррис, не злись. Хочешь, научу тебя путешествовать во времени? — Он тычет пальцем мне в грудь. — Вот формула: завалил зачет — вернись в понедельник и не завали его.
Он смеётся, оценивая свою шутку как очень смешную, разворачивается и, проходя мимо, наступает мне на ногу. Не случайно. Затем его взгляд падает на Майю, и его ухмылка мгновенно гаснет. Он быстро отводит глаза и растворяется в толпе.
Интересно.
Ноа Финч, мой сосед по парте, прижался к стене в костюме оборотня. Его фотоаппарат — продолжение руки. Щелчок. Щелчок. Он снимает всех: пьяного Габриэля, спорящих Майю и Оливера, меня. Его взгляд через объектив кажется более честным, чем его улыбка.
— Ненавижу эту стерву, — говорит он тихо, не отрываясь от видоискателя. Я не уверена, говорит ли он мне или самому себе. — Посмотри на нее. Клеопатра. Королева Нила. Хотел бы я, чтобы её сожрал аспид.
Я не отвечаю, потому что вся моя сущность согласна с ним. Майя — это гвоздь, вбитый в дверь, которая никогда не откроется для меня: стипендия, место в студсовете, внимание преподавателей. Всё это у неё.
— К черту Майю, — говорит Кортни и уводит меня на танцпол.
Я поддалась, и веселье началось.
В этом был протест. Сознательный и порочный акт саморазрушения. Завалила зачет? Отлично. Тело требовало компенсации. Я влила в себя два стакана дешевого пунша, который пах средством для мытья полов и детской невинностью, а потом пошла танцевать.
Танцевала одна и с закрытыми глазами, пока кто-то не схватил меня за талию.
Маркус Вест в элегантном костюме и с выглаженным плащом, парень Майи, напоминал американского психопата. Он весь вечер наблюдал за мной, как хищник за жертвой или жертва, которая решила притвориться хищником. Мы не разговаривали около года, и его интерес явно был направлен на что-то иное, нежели моя персона.
Его руки дотянулись до моих бедер, как будто он проводил эксперимент: «Какая мышечная реакция последует у особи женского пола при внешнем воздействии в состоянии алкогольной интоксикации?»
— Расслабься, Айрис, — сказал он. Его голос был ровным, без единой эмоциональной частоты. — Ты дергаешься, как подопытная лягушка.
Я попыталась расслабиться. Его пальцы впивались в меня сквозь ткань платья. Мы двигались в такт оглушительному биту. И я видела, как через его плечо на нас смотрела Майя. Её взгляд мог бы заморозить ад.
И знаете что? Мне это понравилось. Эта крошечная, ядовитая капля власти. Её парень. Её территория. А я — дерзкий партизан на её идеально выстланном поле.
— Она смотрит, — прошептала я ему на ухо, подыгрывая. Мои губы почти коснулись его мочки.