Эмилия Волкова провела целый вечер в своей маленькой квартирке на окраине города. Двадцать второй день рождения шел спокойно, размеренно. Мать, пусть и не очень хорошо себя чувствовала, но приготовила ей традиционный торт и любимое блюдо, которое хорошо получалось только у старшей Волковой. В небольшой квартире пахло свежеиспеченными бисквитами, маринованной куриной грудкой и отварным картофелем. Из приоткрытого окна тянуло свежестью еще прохладных вечеров.
Последнее время девушке было даже уютно с мамой, иной раз спокойно, пусть она и чувствовала легкую нервозность, когда уже немолодая женщина приостанавливалась, замирала, стараясь усмирить внутреннюю боль. Ей требовалось лечение и Эми, зная об этом, всячески старалась заработать то тут, то там. Днем работала в отеле, вечером обслуживала в баре клиентов. Но в сегодняшний день, её день рождения, она позволила себе отдохнуть и расслабиться.
– Мам, мы справимся, ты же знаешь? – Эми не знала, сильна ли до сих пор та детская любовь к матери, которая не смогла подарить по-настоящему счастливого детства и не смогла уберечь от многих горестей и травм. Но мама оставалась её единственным близким человеком, ради которого Волкова была готова стараться и работать.
– Знаю, моя девочка, все будет в порядке, – за последние годы она осунулась, под глазами залегли жуткие тени, волосы почти полностью посерели.
В свои пятьдесят пять женщина выглядела старее, чем было на самом деле. Болезнь съедала ее, вытягивала все силы, постепенно убивая. Эмилии было физически больно на это смотреть. Сколько бы плохого ни принесла её мать и все эти отчимы в жизнь маленькой девочки, она любила ее, не хотела терять так рано. После обнаружения диагноза женщина завязала со всеми вредными привычками, стала той, кого Эми ждала еще в детстве. Было, безусловно, поздно, но хотя бы что-то.
Эмилия помнила, как сжимала маленькими ручками юбку мамы, прячась от гнева «второго» папы. Тогда ей казалось, что отчим – инородный объект, она скучала по теплым рукам, улыбкам, язвительным шуткам своего родного отца. Ей хотелось увидеться с ним, выгнать этого непонятного дядю, закрыть за ним дверь на все замки, позвонить папуле. Но каждый раз все оборачивалось против: мужчины не уходили, оставались рядом с красивой и еще здоровой матерью, склонялись искусителями к её уху, шепча, что дочке не хватает воспитания. Сейчас Эми понимала, что все модели были похожи между собой, мать выбирала властных, агрессивных мужчин, любителей её подстроить под себя, заставить потакать. Но тогда, в мрачном и далеком прошлом, будучи всего-навсего восьмилеткой, она совсем не знала, почему какие-то новые люди в доме начинали кричать, угрожали ей ремнем. Шрамы затягиваются, раны перестают ныть, а кости срастаются, но Эми помнила и будет помнить всегда, как её ставили в угол на гречку, как заставляли раз за разом вымывать посуду до кровавых мозолей на ручках, как кричали и угрожали ремнем, злостно занося руку с ним над девчонкой. Каждый отчим старался властвовать, пытался перевоспитать «несносную девчонку» от первого брака своей возлюбленной.
Папа Эми трагически погиб через год после развода – автомобильная авария унесла его жизнь, прихватив с собой еще и души новой жены, нерожденного ею ребенка. И Эмилия помнит, как плакала тогда несколько часов, требовала сказать, что это все глупая шутка, просила увидеться с папочкой. Но папочки не было, никто больше не звонил, задорно спрашивая, как её дела, никто не покупал больше мороженое в пятницу после школы, никто не возил на природу в выходные. Волкова осталась полностью на попечении матери и её мужей – их было около трех за все время, не считая временные интрижки, никак не закрепленные документами. Маленькая Эмилия сначала возмущалась, просила маму одуматься, понимая, пусть и не до конца, что что-то идет не так, происходит какой-то кошмар, который она в силу своего возраста не могла ни понять, ни объяснить, только тонко чувствовала на подсознании. Вскоре после смерти папы, она поняла, что мама слишком часто пахнет алкоголем, находится в состоянии на грани реальности и снов. Женщина выпивала все чаще и чаще, пытаясь заглушить как старые боли, что беспокоили из-за бывшего мужа, болезненных нынешних отношений. В голове матери Эми все смешалось, стало угнетающим, а алкоголь помогал ей забыть кошмар, что происходил наяву, смыть с себя стыд за поведение отчимов с её дочерью. Иногда, в моменты трезвости, она старательно заступалась за маленького ребенка, выгоняла из дома своих мужчин-собутыльников, но потом, снова выпив пару рюмок, они мирились, «семья» восстанавливалась, а Эми получала новые и новые воспитательные побои.
Эмилия не могла жаловаться на мать, когда та начала болеть. Постаралась забыть все мерзости, весь детский кошмар, кончившийся лишь ближе к восемнадцати, когда девушка съехала на квартиру, вычеркнув мать из жизни, а её мужчин – даже из головы, где покоились воспоминания. Но некоторые шрамы остались на коже, напоминая, как несладко пришлось взрослеть. Маленький порез на коленке – упала на стекло, которое осталось неубранным после агрессивного спора матери и отчима; длинный уродливый шрам на спине – отчим пытался воспитать её ремнем, но промахнулся и ударил бляшкой, разрывая тонкую детскую кожу; темное пятнышко на кисти – ожог, полученный за разлитый чай, когда мужчина мамы прижал её руку к чайнику, крича на ухо о непослушании и неаккуратности.
Сложно было простить эту женщину, дать ей второй шанс. Сыграли свою роль грустные глаза, отрицательные тесты на алкоголь и наркотики, отсутствие толпы собутыльников в квартире, а главное – неутешительный диагноз. Волкова не хотела винить себя в одинокой смерти женщины, родившей ее, пошла на контакт, справляясь со старыми обидами. И не прогадала – они смогли сблизиться больше, чем за времена детства, пусть в душе девушки и оставалась горечь от несвоевременности.
Жизнь снова закрутилась в бешеном ритме. Дом, уход за матерью, работа, вторая работа и совсем чуть-чуть времени для самой себя. Эмилия выдохлась от всего происходящего, но внутренняя тревога и постоянное беспокойство не давали ей свободно вздохнуть. Девушка старалась не углубляться в размышления, не думать, что она тратит свою единственную жизнь на вещи, которые ей, по сути, не так уж нужны. Мать заслуживала заботы, ухода, она должна была получить операцию, не смотря на поступки прошлого, а потому Эми работала, работала и еще раз работала, откладывая каждую неделю кругленькие суммы в конверт с подписью «на операцию».
Коридоры пропахли антисептиком, белые стены будто угрожающе нависали над пациентами. Мать лежала на больничной койке, подключенная к аппаратам. Женщине стало чуть лучше, но пару деньков ей еще придется здесь пробыть. Эми, отпросившаяся с основной работы в очередной раз, сидела на маленьком пластиковом стульчике около койки.
– Как ты себя чувствуешь? – девушка сжала руку Елены Геннадьевны, посмотрела матери в глаза, ища там признаки болей, что мучали её постоянно. Анальгетик действовал отменно, женщина впервые смогла поспать более пары часов, не просыпаясь от судорог или нехватки кислорода.
– Уже получше, тебе необязательно столько времени со мной проводить, – мать пусть и сама попросила её помощи, зная, что ей не на кого больше опереться, но сейчас ощущала легкий стыд за то, что девушка проводит столько времени с ней, целыми днями работает и не видит настоящей жизни.
– Я же не могу тебя бросить тут, – признаться честно, Эмилия могла. Она имела полное право сейчас не общаться с матерью, но внутри грызла совесть, выла волком, вынуждая девушку снова и снова помогать Елене.
Дверь в палату распахнулась, принося с коридора прохладу и запах спирта. Девушка поморщилась, обнимая себя руками, глянула на вошедшего.
– Эмилия Андреевна, здравствуйте, – пожилой мужчина в халате кивнул ей, окидывая взглядом лежащую на кровати женщину. Её врач всегда выглядел слишком уставшим, напряженным, но глаза мужчины сияли добротой. Эми с уважением относилась к нему, прислушивалась ко всем советам, внимала рекомендациям.
– Добрый день, – девушка отодвинулась, позволяя врачу подойти к её матери, осмотреть показатели на приборах у кровати. Он хмыкнул, заглянул в бумажки на деревянном планшете, полистал в полной тишине, явно собираясь с мыслями, что сказать.
– Эмилия Андреевна, Елена Геннадьевна, у меня плохие новости, – он удержал паузу, позволяя женщинам понять, что к чему. – Елена Геннадьевна, вам требуется операция, самый поздний срок, в который можно её будет сделать, через четыре месяца. Мне жаль, но без вмешательства уже не обойтись.
Эми грустно посмотрела на мать, побледневшую от ужаса. Ни то женщина боялась умереть, ни то расстроилась, что её дочка будет работать еще усерднее и загонять себя еще больше. Девушка снова сжала прохладную ладонь матери, поднялась, кивая ей. Эми увела доктора в коридор, желая переговорить с глазу на глаз о цене операции. Мужчина знал, что у них проблемы с деньгами, а потому, приходя сообщить такие вещи, старался как можно мягче намекнуть о цене очередного вмешательства.
– В этот раз тоже бесплатного ничего не будет? – Эми грустно улыбнулась, смотря в глаза пожилого врача. Он удержал её взгляд, кивнул, передавая ей одну из бумаг. Девушка ужаснулась, увидев цифры, но промолчала, не желая показывать себя в худшем свете. Она справится, если найдет работу получше, либо добьется увеличения зарплаты. Ей всего лишь нужно постараться чуть больше, а потом, возможно, все наладится. Эми было отчаянно важно уговаривать саму себя, чтобы не сойти с ума.
– Порадую вас, после операции скорее всего больше не потребуется никаких вмешательств, – слова разлились по телу теплом, согрели изнутри, возрождая почти умершую надежду.
Эмилия по-настоящему обрадовалась хорошим вестям, пусть и опускались руки, и тягучая усталость проникла в каждый уголок тела и души, она поборется еще совсем чуть-чуть и мать наконец будет свободна от боли, от страданий, пойдет на поправку.
Врач печально улыбнулся, видя огонек надежды в её глазах. Самые сложные препятствия ждали Эмилию впереди.
***
Эмилия сидела в маленьком кабинете директора гостиницы, разглядывая пальцы на руках, серые швы на плитке, которой был отделан пол. Девушка сдерживала рыдания, подобравшиеся уже к самому горлу, выслушивая речь начальника. Отель не потерпел конкуренции, а потому находился на грани полного разорения. Штат начали постепенно сокращать, но Волкова тогда еще не волновалась, ведь её постоянно хвалили, она работала за двоих, а то и троих, как следствие – девушку додержали до самого конца. С надеждой, что дела пойдут в гору, ей давали зарплату неделю назад, но сейчас обстоятельства изменились.
– Эмилия Андреевна, мне очень жаль, я понимаю ситуацию с вашей матерью, но, к сожалению, мы будем в ближайшее время реорганизовываться, а потому больше не нуждаемся в менеджере, – мужчина был добрым, его глаза светились теплым светом, но слова отозвались тупой болью внутри. Придется искать новую работу с такой же зарплатой, иначе матери не видать операции, а девушке здоровой или даже живой женщины, которая её вырастила.
– Совсем ничего нельзя сделать? – Эми не успела прикрыть рот, позволив глупому вопросу повиснуть в воздухе.
Кошмары преследовали Эмилию много дней подряд. Раз за разом представали ужасные и страшные картины прошлого, смешивались со сценами из фильмов ужасов и превращались долгий мучительный сон. Девушка как правило просыпалась в холодном поту, с немым криком, застывшим на губах.
Черный силуэт нависал над маленькой Эми, заполняя собой все пространство. Она забилась в угол, дрожа от страха.
Девочку поднимают на ноги, вынуждают посмотреть в глаза, прежде чем отвесить сильную пощечину. Малышка никак не могла привыкнуть к боли, а постоянные сцены, тщательно игнорируемые матерью, скорее взращивали в ней животные страхи, панические атаки и тревожность, чем учили правильному поведению. Эмилия не была паинькой, но и таких наказаний не заслуживала. Даже в возрасте двенадцати ей было это очевидно: ухажеры измывались над ней и над её матерью от собственного бессилия, в попытках показать власть и обозначить место в доме, где им на самом деле делать было нечего.
– Мамочка, – Эми хнычет, пытается выбежать из комнаты, укутаться в объятия женщины и найти наконец поддержку, но сталкивается с кивком головы, суровым взглядом и жесткой отмазкой, что дочке стоит поучиться манерам.
Дверь в детскую закрывается перед лицом маленькой девочки и это значит, что наступит новый вечер унижения, боли и непростительных ошибок со стороны вечно игнорирующей ситуацию матери. Пряжка ремня периодически вылетает из рук, бьет по спине или по мягкой коже бедер, ругательства сыплются изо рта очередного мужчины матери, а глаза не успевают высохнуть от слез.
Очередной сон, новый день начался плохо. Волкова вскочила на кровати, вытерла рукой взмокший лоб, разворошила челку. Прядки у лица прилипли. Эми встряхнула головой, сгоняя остатки кошмара. Закрыла руками лицо, тихонько застонав. В этих стенах она просыпалась в легком отчаянии, пребывала в апатии, а засыпала с тоской.
Будильник на телефоне зазвонил, когда солнечные лучи пробились из-за штор в маленькую комнатку. Упали на пол, раскрасили стенку и брызнули ярким светом в глаза Эми. Для неё сегодня был важный день: собеседование в «Полночное солнце», которого она так ждала. Девушка рассчитывала, что именно её возьмут в это соревнование и очаруются её трудолюбием, опытом, да и всеми положительными качествами. Ей нужна была эта работа, предложенная зарплата. Это все определенно должно было помочь быстрее справиться с болезнью матери и съехать в собственное жилье, наконец возвращаясь к устройству собственной жизни.
Эмилия крутилась у зеркала, рассматривая образ. До выхода из дома оставалось еще время, а основательно подходить к вопросу внешнего вида для неё казалось одним из самых важных пунктов. Аккуратная юбка-карандаш, опущенная почти до колен, тонкие капроновые колготки без единой затяжки, купленные только вчера, блузка с черным бантом на груди. Девушка постаралась выдержать в своем образе одновременно строгий стиль и легкость, а потому сделала небольшие локоны у лица, убрав остальную копну в объемный пучок. На глазах легкий светлый макияж, губы подчеркнуты темной пудровой помадой. Эми улыбнулась своему отражению, в последний раз поправила выбранные украшения: жемчужное колье и серьги с маленькими камушками, и вышла из дома, попрощавшись с лежащей на диване мамой. Женщине с утра было нехорошо, последствия болезни и многих попыток лечения давали о себе знать постоянной тошнотой, головной болью и общей усталостью. Девушка постаралась создать для своей единственной родственницы комфорт, но с утра пребывала в крайне плохом настроении, а потому не спешила вести светских бесед и вышла из дома как можно раньше, чтобы и прийти вовремя, и прогуляться по гудящим улицам утреннего города.
Солнце прилично поднялось, освещая улицы города, подбадривая спешащих на работу людей. Девушка прогуливалась по маленькой красивой улочке: по одну сторону от проезжей части было огромное кафе, терраса которого обрамлялась цветами различных оттенков и размеров, а также маленькими белыми диванчиками, так и заманивающими посетителей на обеденный или вечерний отдых. Люди часто ходили в это заведение: оно было самым красивым из дешевых кафетериев города, а дружелюбные официанты всегда варили вкуснейший капучино. Эми не удержалась, как, впрочем, и всегда, когда гуляла по этой улице, забежала в здание, предварительно глянув на часы, заказала напиток. Приветливая девушка за кассой искрилась позитивной энергией и Эмилии на секунду показалось, что этот день точно пройдет замечательно, а с работой все сложится именно так, как хочется. Всего миг, но этого хватило, чтобы где-то внутри поселилась теплая-теплая надежда: она справится, вылечит мать, насобирает денег и снова переедет, наконец-то заживет и больше никогда не будет вспоминать, с какой болью прошли её подростковые годы и каких усилий стоило не сломаться в юности.
***
«Полночное солнце» был и правда невероятен. Отель выделялся на фоне окружающих домиков и заведений: он стоял массивным, светлым зданием, возведенным в форме буквы «П». Стены были сделаны маленьким белым кирпичиком, а двери, приглашающие гостей, своим темно-шоколадным деревянным массивом контрастировали с ними. Окна в пол на первом этаже открывали кусочек вида на вестибюль и снующих туда-сюда работников, а также на гостей с большими чемоданами. Перед входом располагалась вымощенная бежевым камнем площадка, обрамленная с двух сторон розовыми кустами и чуть поодаль – кленовыми деревьями и березами. В свете утреннего солнца отель выглядел воистину грандиозного, будто только что сошел с рекламного буклета. Обратная сторона, насколько Эмилии было известно, также была выдержана в белом стиле, а закрытая с двух сторон стенами отеля площадка принимала гостей на летнюю зону: маленькие столики на два-три человека, столы чуть побольше для компаний, цветочная арка в конце площадки – место пользовалось популярностью для организации летних мероприятий и свадеб.
Следующий день для двух стажеров прошел в обычной работе, на которой они даже не пересекались. Начальство объявило, что их ожидает экскурсия для инвесторов, а потому ребятам было поручено изучить всю информацию по отелю, а после – могли быть свободны и начать рабочий день уже наутро.
Прибежав в день «Х» с утра пораньше в отель, девушка была заряжена на борьбу. После позавчерашней стычки с Германом она чувствовала себя не очень хорошо, но вознамерилась во что бы то ни стало доказать всем, а в первую очередь себе, что дешевые угрозы не могут сломить её рвение получить работу. У неё была не просто скучная жизнь «мажора», проводящего жизнь в клубах или на гольфе, тратящего состояние на фирменную одежду и дорогой алкоголь, ей нужна была работа, потому что у неё были обязательства. Проплакав какое-то время на плече у матери, просидев в тишине комнаты еще часть времени перед сном, Эмилия убедилась в том, что она может и сделает все, чтобы утереть нос нахальному сопернику. Было обидно, что такой красивый, интересный, как показалось в клубе, страстный и даже желанный парень предстал в обличии неприятного, задиристого и агрессивного наглеца. Она не ждала от их противостояния слащавой дружбы или вообще романтики, которая «победит все преграды», но и грязной игры совершенно не хотелось. Пока что девушка планировала действовать честно: забирать первенство своим опытом, знаниями и стойкостью, которой научилась за годы работы «на болезнь».
Михаил Иванович встретил стажеров в своем кабинете в самом начале рабочего дня. Мужчина был одет в дорогой, статный синий костюм, к сожалению, не скрывающий чуть торчащий живот, но, несомненно, придающий статусности. Он то и дело поправлял на руках золотые запонки, то ли желая хвастануть перед молодняком, то ли просто автоматически.
– Как вы уже знаете, сегодня отель принимает важных гостей: инвесторов, желающих вложиться в определенные сферы деятельности заведения. Основные вопросы коммуникации по поводу дела будут, естественно, на мне, – мужчина разговаривал вальяжно, медленно, тянул слова, будто подчеркивая свой статус, – однако на вас ляжет проведение экскурсии. Как я и говорил вчера, это первое задание за баллы. Помимо этого, ваша работа сегодня включает в себя документоведение.
Шилов прервался, махнул головой в открытую дверь секретарше, прокашлялся и подтянул галстук. Пока София Анатольевна мягкой походкой продвигалась в кабинет, Эмилия успела рассмотреть её образ, саму женщину и сделать определенные выводы. Софии было на вид лет тридцать пять, она выглядела грациозно: стройная, высокая даже без учета шпилек. На голове идеальная прическа из локонов, носик украшают по виду дорогие очки, одета в короткую юбку и блузу с открытым бюстом. Эмилия про себя улыбнулась, понимая, что образ секретарши донельзя карикатурный, будто София сошла из старых культовых фильмов или со страниц какого-то журнала. Герман, кинувший взгляд в сторону девушки, казалось тоже подумал о том же самом, потому что ехидно улыбнулся уголком рта.
София Анатольевна Бельская проигнорировала стажеров. Все её внимание было приковано к собственной грациозной походке. Она была уверена, что руководитель разглядывает ее, как всегда и было.
Шилов не был обожаем ею, как, впрочем, и другие работники отеля. Она была признательна, что он усадил её за это кресло много лет назад. Мужчина, каким бы он не был, обеспечивал её возможностями не беспокоиться из-за собственной жизни, откладывать приличные суммы на отдых на теплом солнечном пляже у моря, где-то правильно мухлевать с документацией, откладывая копеечку себе в карман, а также периодически, во всяком случае до начала всей истории со стажерами, удовлетворял и иные её потребности.
Мужчину она идеалом не считала го выпирающий живот, морщины и намечающаяся лысина раздражали, но София старательно игнорировала эти недостатки, дорожа своим положением. Она была приближена к начальнику ровно настолько, чтобы чувствовать себя значимой и получать от работы все, что хотела. Появление стажеров привело её в ярость, однако уговорить «Мишеньку» (как она звала его наедине) у неё не вышло. Во-первых, на него давило высшее руководство, требуя найти управленцев для рутинных задач, чтобы он сам мог сосредоточиться на стратегических вопросах. Во-вторых, Шилов и сам мечтал избавиться от «идиотских экскурсий», как он выражался, и вечной нервотрепки с мелкими проблемами. И потому, несмотря на её почтительное обожание и интимные утехи, он взял не одного, а сразу двух стажеров, устроив между ними настоящее соревнование.
София уже присмотрелась к Эмилии, к тому же, став заочной свидетельницей успеха новой стажерки. И Бельская взъелась, почувствовав, что девушка принесет ей множество проблем, если не указать стажерке на «ее место». Помимо поведения выскочки-отличницы, которое с таким восторгом описал Шилов, стажерка привлекла внимание босса своим явно вызывающим видом, что взбесило Бельскую еще больше. Секретаршу донельзя завел тот факт, что Михаил Иванович рассказывал о стажерке с упоением и блеском в глазах.
«Какая-то девка с улицы пришла на стажировку, пробыла в отеле всего пару часов, а уже успела выскочить и решить проблему гостей, а также очаровать её Мишеньку?» – вот что прокручивала в своей голове София Анатольевна всю ночь, пока так называемый Мишенька сопел под её боком после бурного, если так можно назвать два коротких акта, вечера.
Женщина пришла на работу озлобленной, с каким-то нехорошим ощущением и яростным желанием поскорее спровадить Эмилию туда, откуда она пришла. В горле комом стояли мысли о том, как амбициозная девчонка подвинет ее, столько времени и красоты отдавшей, и устроиться под бочком у Шилова. Да черт с ним, с Шиловым, она заберет её перспективы и возможности на ежегодный отдых на морях, сдвинет с насиженного места и глазом не моргнет. А ведь когда-то София тоже пришла амбициозной, раскрепощенной, целеустремленной и уверенной в себе. Боролась, пахала как проклятая, только в итоге все мечты её начали прахом оборачиваться, а уютное местечко оказалось только под пузатым начальником, хотя стоит отдать ему должное, таковым он стал только пару лет назад, раньше держал форму.
После тяжелого дня, посвященного экскурсии с инвесторами, Эмилия и так валилась с ног, но на её плечи легла еще смена в баре. Придя домой в середине ночи, девушка сразу легла спать, даже не пытаясь разбудить мать и поболтать с ней о делах, справиться о самочувствии или просто посидеть вместе.
Перед ней были коридоры отеля «Полночное солнце», но искаженные и пугающие. Стены красные, будто чем-то напитанные. Подойдя поближе, девушка заметила, что это кровь. Густая и темная, она сочилась из стен, капала большими и тяжелыми каплями на пол, устланный стеклом. Услышав хруст и заметив, на чем стоит, девушка начала ощущать характерную боль и страх. Не просто испуг, а животный ужас, поглощающий изнутри, сковывающий движения. Она побежала навстречу свету в конце коридора. Под ногами противным хрустом стекла разбивались на более мелкие осколки, кровь теперь не только лилась со стен, но и брызгала во все стороны от оголенных ног девушки. В слезах, растрепанная и испуганная донельзя, она неслась вперед, а дороге не было конца. Совсем утомившись, девушка замедлила ход, перешла на шаг, все также ступая по стеклу и чувствуя, как тело пронзает болью раз за разом.
Сзади материализуется нечто. Эмилия оборачивается, по всему телу пробегает холодок: за ней фигура, маслянисто-черная, на вид липкая и безобразная. Фигура издавала нечленораздельные звуки: не то вопли, не то предсмертные хрипы, и пускается в бег за девушкой. От создания исходила та же угроза, та же удушающая власть, что она чувствовала от отчимов, Шилова, назойливых клиентов. Волкова снова ускоряется, кровь брызжет во все стороны, изрезанные ноги отказываются бежать и тень нагоняет все быстрее и быстрее. Справа открывается дверь, впуская перемазанную кровью и перепуганную погоней девушку. В помещении обнаруживается лежащая на кровати мать. Женщина не двигается, немигающий взгляд уставлен в стену. Елена Волкова уже точно не сможет помочь дочери, защитить от преследователя, отражающего суть большинства мужчин в жизни девушки. На глазах Эмилии тело матери иссыхает, рассыпается в труху, а со всех сторон начинают сбегаться тараканы и слетаться саранча, жуки. Их стрекотание становится невыносимым и заставляет закрывать уши. Выскакивая из комнаты, девушка снова натыкается на липкое, ужасающее нечто. Бежит дальше, уже зная будто, что сейчас откроется новая дверь ужасов. Так и выходит, её затягивает на этот раз влево, в комнату, где сидит София Бельская. Она презрительно фыркает, ядовито выплевывает жестокое оскорбление, выталкивает девушку обратно в коридор, захлопывая дверь. Эмилия бежит дальше, спотыкается и чувствует, как фигура сзади касается её своей мерзкой, ледяной рукой. Шилов, отчимы, клиенты в баре – она будто чувствует одновременно прикосновения каждого из них по всему телу. Заскакивает в последнюю дверь, видя перед собой Германа. Бросается к нему, прося поддержки и защиты, стараясь укрыться. Парень уворачивается от летящей в объятия девушки, отталкивает ее, но не выгоняет из комнаты. Смотрит со смесью злобы и возмущения, а после – сам приближается, прижимает её к себе, целует грубо. Глаза излучают что-то еще непонятное, неестественное и отдаленно напоминающее отголоски симпатии. Сжимает талию в своих больших руках, укрывает от мира, разворачивая от двери и от злобной фигуры.
Вздрагивая, Эмилия просыпается. Садится на кровати, переваривая только что «просмотренный» сон. Девушка тяжело дышит, будто до сих пор ощущает на теле руки Германа. Едва касается губ, где он оставлял во сне поцелуи, смахивает прилипшую, взмокшую челку. Бодрости она не чувствует, но и спать совершенно не хочется. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, растворяя ночные кошмары. Волкова издает тихий-тихий возмущенный стон, собирается с силами и поднимается с кровати, распахивая занавески и открывая окна настежь. Холодный утренний ветерок бьет в лицо, подмораживает тело, даря ощущение бодрости и свежести, к сожалению, также быстро улетучивающееся от заполоняющих голову мыслей о делах сегодняшнего дня. Эмилия прокручивает воспоминания, ненадолго позволяя себе улыбнуться маленькой победе над Германом, произошедшей накануне. Девушка чувствует, что все будет хорошо, ведь инвесторы не могли не заметить её старания и успехи в общении.
Зайдя на кухню, Эми замечает уже бодрствующую мать. Время шесть утра, а Елена Геннадьевна уже заняла свое привычное место на диване и даже, на удивление, взяла в руки книгу, другой удерживая чашку горячего чая.
– Доброе утро, – девушка проплелась мимо, машинально кивая, а после обернулась скорее автоматически, не услышав ответ. Мать была настолько поглощена чтением, что ничего вокруг не замечала. А может, у неё опять шумело в шах, отчего все звуки были будто из аквариума. – Мама?
Женщина подняла глаза, кивнула Эмилии, видимо не в силах или не в настроении полноценно отвечать.
Девушка присмотрелась, разглядывая потухшие глаза матери, обвисшую кожу на руках и бледную, тонкую-тонкую, почти прозрачную на лице. Каждую вену стало видно, синяки под глазами уже почти не сходили. Лечение спасало и убивало одновременно, а болезнь не торопилась никуда уходить без дорогостоящих вмешательств. Елена Геннадьевна казалась призраком, неупокоенной душой. От когда-то радостного и энергичного человека, каким она была в самом раннем детстве Волковой, почти ничего не осталось. Её убил алкоголь, наркотики и курение – главные враги долгой жизни. Но Эмилии иногда казалось, что самый страшные враги все-таки были мужчины. Мерзкие, похабные, вечно пьяные и вонючие, они разрушали кирпич за кирпичиком душевное равновесие матери, почти свели её в могилу, уничтожили все межличностные отношения и связи. Ведь даже с дочерью в пух и прах разругали, что уж говорить о старых знакомых и дальних родственниках. Жаждущая любви, ищущая её в каждом после отца Эмилии, Елена стала пленницей замкнутого круга из насилия, абьюза и боли. Если бы не болезнь, как бы стыдно не было признавать, Эмилия больше не общалась бы с Еленой Геннадьевной после того, как «выпорхнула» из злополучного гнезда. У судьбы, конечно, был иной взгляд на это все.
Николай и Дмитрий встретили девушку сочувствующими взглядами на входе в отель. Эми вся внутренне сжалась, готовясь к негативным последствиям. Слухи по отелю разлетелись мгновенно, раз уж даже портье в курсе.
Путь к кабинету начальника казался тем самым стеклянным коридором из сна. Эмилия ступала осторожно, будто шла по краю пропасти. София встретила девушку улыбкой до ушей, злорадной, ядовитой. «Случайно» задела плечом, когда они разминулись в достаточно широком коридорчике на подходе к кабинету Шилова.
– Михаил Иванович вас уже ожидает, – п о ядовитой улыбке Софии было видно, что она ликует, наблюдая, как Эми почти что рассыпается.
Зайдя в кабинет, Эми максимально напряглась, вытянулась по струнке смирно, лишь бы не привлекать каким-либо лишним жестом внимание.
– Эмилия Андреевна, мне стало известно, что вы ушли с рабочего места в середине дня в спешке, никого не предупредив, пропадали на протяжении второй половины дня и вернулись только сейчас, это правда? – говорит с такими акцентами, словно не готовился к разносу, а просто случайно узнал о мелкой оплошности. В глазах Михаила Ивановича плясали огоньки садистической радости, мужчина выглядел рассерженно и в то же время на редкость возбуждённо.
– Да, вы правы, – Волкова потупила глаза, стараясь справиться с накатывающими волнами отчаяния внутри. В жизни и так назревал шторм, а тут еще Шилов со своими выговорами нагнетает обстановку еще сильнее.
– И все? – мужчина приподнял бровь, не дождавшись продолжения покаяния девушки. Он рассчитывал, что Эмилия даже от совсем легкого напора рассыплется в извинениях и потешит его гордость, но девушка пока не оправдывала ожиданий.
– Я приношу свои глубочайшие извинения, мне нужно было предупредить о неотложной ситуации лично вас или Софию Анатольевну, но я очень торопилась в больницу и успела только Герману Анатольевичу сказать.
Шилов резким жестом поднял руку ладонью к Эмилии.
– Эмилия Андреевна, вас не должно заботить уведомление своего коллеги и по совместительству соперника. О любом уходе с работы вы должны предупреждать свое руководство и только нас. Я понятия не имею, чем вы таким занимались, Герман Анатольевич ничего не сказал, но думаю перед любым делом могли бы заглянуть и оповестить меня или Софию.
Волкова нервно крутит кольца на пальцах, ковыряет кожу у ногтей и старается не поднимать глаз. Внутри бушует настоящий шторм, слезы подкатывают к горлу с завидной периодичностью, сердце заходится в бешеном ритме то ли от гнева, то ли от страха перед «расправой». Пальцы заледенели, стали чужими и непослушными, а во рту все пересохло. Она ужасно устала, была разбита новостями и состоянием матери, её разозлил Герман, который явно слышал, что происходило в трубке и ответы Эмилии, а потому мог бы сказать про неотложность ситуации. Ужасно пугал и вставший перед ней, нависающий мрачной тучей Шилов.
– Я понимаю, извините, мне нужно было предупредить и здесь я была неправа, – девушка поднимает глаза, полные слез гнева, боли и отчаяния на начальника, продолжает свое оправдание. – Моя мама очень тяжело болеет, а сегодня её забрали на скорой. Я сразу помчалась в больницу, очень переживала и не успела вас должным образом оповестить.
Видно, как Волкова впивается ногтями в ладошки, как девушку потряхивает от накопившихся эмоций. Достает из сумочки бумаги, показывает справку, о том, что Волкова Елена Геннадьевна находится в больнице.
Шилов изучает документы молча. Искрящийся от злости взгляд скачет по строчкам.
– Эмилия Андреевна, я все понимаю, но ваша безответственность ставит под сомнение общий профессионализм. А что будет, если ваша мать попадет в больницу во время важной встречи с инвесторами? Или ей станет плохо, когда вы будете заниматься важнейшими отчетами и документацией? – Шилов поднял глаза от листа, изучая Эмилию.
Руководитель бил в её слабые места, прощупывал, насколько сильна оборона девушки. Когда она только хотела сказать что-то в свое оправдание, он снова поднял ладонь пальцами вверх, перебивая.
– Оправдания ни к чему, – жестко, колко, отрезая все пути, – вы можете как угодно ответить на эти вопросы, но это не изменит ни уже случившегося, ни поменяет то, как вы реально будете действовать. Я понимаю, что такое родственники и семья, но если вы держитесь за место, то должны также усвоить и то, что профессионал не будет отвлекаться на заботы или, если уже случилось чрезвычайная ситуация, минимизирует негативные последствия и риски.
Волкова не выдержала, вступая в конфронтацию ни то от усталости, ни то от несправедливости высказываемой Шиловым тирады:
– Михаил Иванович, вы видели, что у меня есть профессиональные качества и, естественно, сегодняшняя ошибка не повторится. Впредь я буду предупреждать и, если и уходить, то в совсем крайних случаях. Мне очень важно получить эту работу, выиграть соревнование, – оборона трещит по швам, голос надрывается, ломается на слове «получить», с потрохами выдавая чувства стажерки.
– Не перебивайте, – бас руководителя давит на уши, отзывается в голове эхом. Она чувствует, что Шилова, когда вздумала перечить и ставить его поучения ниже своих оправданий.
– Сегодняшний инцидент не демонстрировал профессионализм, повторяю, вы поставили под сомнение мое руководство, не закончили свою работу и, соответственно, нарушили сроки по представлению общего плана с Германом Анатольевичем. Вынужден вам сообщить, что такие «проколы» могут привести к досрочному расторжению договора о стажировке, не говоря уже о неполучении постоянного места в «Полночном солнце».