Тишина в белом помещении была почти осязаемой, словно воздух здесь пропитан ожиданием. Стены, покрытые гладким матовым покрытием, были усыпаны фотографиями. В их глубине мерцали глаза, скрывающие тайны и воспоминания, а улыбки казались загадочными и недосягаемыми. Свет мягко струился по поверхности снимков, создавая игру теней и бликов, словно оживляя эти запечатленные образы.
Мужчина вошел медленно, его шаги звучали тихо на мягком ковре. Он остановился перед одной из фотографий — изображением девушки. Ее лицо было нежным и утонченным: тонкие брови, мягкие губы и глаза, полные загадки. Свет падал так деликатно, что казалось, она смотрит прямо на него. Он медленно приблизился, его рука вытянулась вперед. Пальцы осторожно очертили контур ее лица — от лба до подбородка. Он словно хотел убедиться, что это не просто фотография, а что-то больше. Его пальцы касались поверхности фотографии — холодной и гладкой — и в этот момент казалось, что он прикасается к самой душе этой девушки.
Взгляд его был сосредоточен и проникновенен: он искал в ее глазах ответ или напоминание о чем-то давно забытом.
— Пришло твое время стать моей. Навсегда, хочешь ты этого или нет… — его шепот был тихим, но слишком громким для одержимого мужчины. — Ты будешь засыпать и просыпаться с моим именем на губах. Я стану твоей навязчивой мыслью.
Шорох сбоку привлек зеленые глаза. Он обернулся на звук и мгновенно наткнулся на фотографию: та самая девушка мило улыбалась другому мужчине. С мужчиной они были очень похожи и неспроста. В их жилах текла одна кровь. Их связывало родство. В этом мире они являлись братом и сестрой.
— Помешать мне вздумал, черт? Не получится. Твое время прошло, грядет мое время. Это моя история.
Привет, мои хорошие ♥️ Рада снова оказаться здесь со своей новинкой и готова к тому, что не всем она зайдёт)) В своем канале я предупреждала ребят, продублирую и здесь:Это дарк роман. Это жестоко и больно. Будут затрагиваться ужаснейшие темы. Поэтому для начала ознакомьтесь с несколькими главами, а затем подумайте хорошенько : готовы ли вы к этому?
Эта история о сестре Данила — главного героя из книг: Голубоглазка для Ломателя и Чужая жена для Ломателя. Кто ещё не читал, оставлю ссылки ниже. Первым делом необходимо прочесть эти две книги, т.к они связаны, далее можете приступать к этой.
Читаем в следующем порядки:
1)https://litnet.com/shrt/PMnG
2)https://litnet.com/shrt/PMV7
Начинаем!
Месть сладка, и все же... это стрела, которая часто поражает того, кто ее выпустил.
Генри Райдер Хаггард
Наблюдаю, как машина со всей скоростью мчится вперед, не оставляя шанса другой. Они встречаются — и случается самое страшное. ДТП.
— Нет! Только не это!
Сказал бы я, но не скажу.
— Да! Сукин сын, да.
Скажу я и с лыбой до ушей уеду, оставив позади своего человека погибать. Но он знал, на что шел. Я предупреждал о последствиях. И он согласился. Согласился быть главной цепочкой в этой войне, жертвуя собой.
— Пей.
— Я передумал. У меня две дочери.
— Мне плевать, — открываю его рот и вливаю русскую водку.
Такую за границей не найдешь.
— Ты дал согласие. Изначально. Я предупреждал тебя о том, что после не приму отказы.
Он давится, корчится. Пойло обжигает все внутри.
Жаль ли мне? Нет.
— За руль, — поднимаю обмякшее тело и толкаю к машине.
По рации передают, что объект начал движение. Спешно сажаю мужика за руль, завожу тачку и закрываю дверь. Бью по капоту, тем самым даю сигнал. Он должен сейчас тронуться. Но он этого не делает. Вертит головой, показывая непонятный жест рукой.
— Fick dich, Wichser,* — зло выругавшись, несколько раз наношу удары кулаком по окну, отчего оно не выдерживает и разбивается. Просовываю руку и тяну к себе тупого ублюдка.
— Мне не нужны твои деньги. Я же говорю, что передумал! — кряхтит недоумок.
— Я сейчас же дам указание, чтобы твою семью расстреляли.
Мои слова действуют на него сильнее водки. Но это всего лишь слова. Я же это все прочувствовал наяву.
Он пускает слезы и трясущимися руками целует свой крест.
— Они приближаются,— произносят в рации.
— Гони! — ору на мужика, и он наконец-то трогается.
Сам же стремлюсь к своей тачке и следую за ним, присматривая. Мне нужно убедиться, что он выполнит все как полагается и не сбежит.
Останавливаюсь на парковке, откуда открывается вид на главную трассу.
— Прости меня, Лида. Я был хреновым мужем, я не хотел тебя избивать — это все гребаная синька. Прости Танечка и Вера. Доченьки, я не стал для вас хорошим отцом. Я обижал вас… Господи…
Его голос обрывается и превращается в громкий крик. Слышны удары столкновения: как и полагалось, он на всей скорости влетел в черную машину, где сидели двое.
Голубоглазая девка и он. Сукин сын. Сын Нагаева.
Fick dich, Wichser* — с нем. Иди на хуй, ублюдок.
Открываю дверь машины и тащу крикливую девку на себя.
— Хватит орать. Не выводи меня из себя.
— Матя, я тебя умоляю, пожалей меня! Не делай этого. Я не хочу!
— А ты кого-нибудь из нас пожалела? Радуйся, что я не прикончил тебя! — гаркаю на свою дуру и дергаю ее за руку. — Собрала свои сопли и пошла. Не привлекай внимания.
— Я не хотела, — ревет и еле плетется. — Ты же знаешь, Матя. Я больше не смогу…
— Заткнись. Не беси меня.
Заходим в здание, где нас уже ждут. Ее истерика усиливается, когда она оказывается в белом кабинете.
— Не трогайте. Я не хочу. Оставьте мне его. Молю! — дикие крики постепенно стихают.
Время идет. Строго испепеляю белую дверь и жду.
— Выковыряли отродье? — интересуюсь, стоит врачу выйти
— Мы это сделали, — оповещает врач. — Она отходит.
Дожидаюсь и увидев свою заплаканную, стремлюсь вместе с ней на выход.
— Я тебе не прощу этого. Ты мне не брат больше.
— Ты не имеешь право отворачиваться от меня. Я этого не сделал, и ты не смей. В этом мире мы остались друг у друга.
— Ты убил моего ребенка! — кричит она.
— Я убил не твоего ребенка, а его. Это колоссальная разница.
— Но он был и моим! Я его желала! — снова повышает на меня голос.
— Заткнись. Не ори, — заталкиваю рыжую в тачку и водитель трогается. — Ты убила наших родителей, — в машине наконец ору на нее, сгребая ее пуховик в кулак. — Легла под нашего врага. Так что завались и не смей открывать свой рот. Теперь будешь делать то, что я тебе скажу.
— Матя, я же не знала, — берет мои руки в свои и плачет. Снова, сука, плачет. — Вы мне никогда ничего не рассказывали.
— Тебя, дуру, берегли. Думали, что на Максиме остановишься, но нет же, блядь. Тебя понесло прыгнуть на член этого ублюдка, — с отвращением отворачиваюсь от нее.
— Я влюбилась в Данила, Матя. Максима я не любила.
— Хватит произносить его фейковое имя. Слушай сюда. Об аборте знаем только мы. Пусть этот ублюдок продолжает быть уверенным, что ты беременна. Не смей даже раскрывать рот, поняла?
— Я не хочу играть в эти игры. Я его люблю.
— Ты будешь играть, сестра. По моим правилам. Я не отец, который пылинки с тебя сдувал — такого больше не будет. Он тебя разбаловал, пока я жил в Италии. Сейчас я тебя перевоспитаю.
— Данил сейчас не верит мне, что это его ребенок, а потом и вовсе не поверит. Живота не будет. Я.. я… убила нашего малыша, — вновь захлебывается в слезах.
Грозно поворачиваюсь к ней и с размаху ударяю по ее лицу.
— Хватит ныть, блядь. Меня это раздражает, сука!
Выпрямляюсь и снова смотрю на дорогу. Водитель наехал на кочку от испуга.
— Мне тебя еще грохнуть? Водить разучился? — обращаюсь к нему.
— Извините.
В машине воцаряется тишина. Наконец-то. Головная боль постепенно уходит, голова начинает ясно мыслить.
— Он выжил, но остался инвалидом,— начинаю свою речь. — Каждый день маячь в больнице. Будь у всех начеку. Когда он откроет глаза, ты должна быть рядом. Этой голубоглазой суке он не должен достаться. Ясно?
— Ясно,— тихо пошевелила губами сестра, продолжая держаться за красную щеку. — Но он давно одержим ей, мне будет сложно.
— Старайся лучше. Ты должна проникнуть в его сердце, чтобы потом мы могли с легкостью разрушить их гребаную семейку.
— Я сделаю, Матя, — покорно произнесла она.
Удовлетворенно кивнув, я откинул голову назад и прикрыл глаза. В темноте появился дымчатый силуэт, а затем — большие глаза. Карие. Похожие на те, чьи глаза восхвалял мой отец всю мою жизнь. Он был помешан на них с раннего возраста. А я их ненавидел.
Придет время, и я сотру с лица земли этих кареглазых ублюдков. Каждого выковыряю — не пожалею.
Чикаго. Несколько лет назад…
Я засел в местечке, известном как «Город ветров». Этот город основан мошенниками и полностью выходит из-под контроля властей. Его лидером когда-то был Аль Капоне — мужичок, контролировавший нелегальный бизнес, включавший алкоголь, азартные игры и проституцию.
Сегодня немногое изменилось. Банды здесь — это традиции поколений, передающиеся по наследству. А поставки наркотиков от мексиканских наркокартелей продолжают оставаться стабильными. Только за один день здесь могут убить восемнадцать человек, поэтому сейчас, когда на фоне звучит голос из радио, оповещающий о том, что на юге Чикаго по участникам траурной церемонии открыли огонь, я нисколько не удивлюсь. Ни капельки.
«Чирак».
«Столица массовых расстрелов».
«Он бьет рекорды по насилию: за двенадцать месяцев — семьсот пятьдесят шесть человек».
« Улицы наполнены наркотиками»
И я среди всего этого зеленыш, начинающий осваиваться в этом мире. В жестоком мире, где вскоре сам впитаю всю его жестокость. Я буду поддерживать связь с мафиозными группировками, такими как «Семья Луккезе» и «Семья Броновезе». Я стану владельцем популярных борделей в разных странах, где убийства, коррупция, похищения молодых девушек для обслуживания уважаемых людей — обычное дело. Наркоторговля станет частью моей жизни.
Но это все — в будущем. А сейчас я задираю ноги прямо на стол, в кожаных грязных берцах, и яростно откусываю кусок местной пиццы deep dish*, внимательно слушая отца по телефону из России.
— Ему удалось выкарабкаться. Ублюдок укрепил связи. За ним встали серьезные люди.
— Моя задача? — уточняю у него.
— Пока только одна. И ты знаешь какая. С остальным я справлюсь сам, не смей лезть своими мелкими пальцами — ты еще никто. Это моя война с ним, где в конечном итоге я выйду победителем. Но для этого необходимо постараться.
— Я тебя услышал. А сейчас передай трубку матери.
— Сейчас я — твоя мать и отец. Не отвлекайся, сученыш. Начинай считать дни до своей миссии. Я хочу видеть его на коленях передо мной. Значит, она должна быть под тобой.
В тот же день я оказался на складе, напротив меня сидел уважаемый член мафии — Энди (Тигр) Риццо, а также еще несколько серьезных людей. Их глаза были наполнены холодным расчетом, а руки покрыты шрамами и татуировками.
Без помощи дяди я бы сюда не попал. Он взял меня под крыло сразу после моего приезда в Чикаго — устроил в свой бар, который уже успел прославиться. Я помогал ему, он подкидывал деньги — было на что жить. Отец с самого начала сказал, что не будет помогать мне — и я не надеялся.
Однажды к нам зашли люди в черном. Мне было ясно: кто они такие. Я давно хотел познакомиться с мафией, поэтому сразу начал действовать — а дядя мне помог и заинтересовал их во мне.
— Ты хочешь стать частью чего-то большего, парень? — начал разговор Энди. Его слова звучали, как приговор.
Я кивнул, чувствуя, как адреналин закипает в венах.
— И ты готов на все ради этого?
Снова киваю.
— Даже, если я скажу тебе подставить свой зад для моих мужиков? — с прищуром поинтересовался он.
— Нет. — Спокойно ответил я, не выдавая свою нервозность. — Я буду нагибать и только баб.
— Принимается, парень. Заднеприводных мы сжигаем заживо, — закурил он сигару с дикими оскалом.
Он проверял меня и остался довольным.
— Небольшое дельце для тебя есть. Нужно забрать долг у одного бизнесмена любыми методами. Он давно торчит — с ним нельзя церемониться. Это твой шанс показать, на что ты способен, — проговорил он, передавая мне адрес.
Это было мое первое задание — где нельзя облажаться.
В ту ночь я отправился по указанному адресу — маленький магазинчик на окраине города.
Внутри меня встретил владелец, испуганный и нервный, с потным лбом и дрожащими губами. Он ждал меня.
Собравшись с духом, я подошел к нему ближе.
— Дело есть. Энди желает, чтобы ты заплатил.
Владелец начал оправдываться и жаловаться, но как бы мне ни хотелось проявить сочувствие — я отключил все чувства и оставил только те, что помогут сейчас. И они были неприятными:
— Я жду деньги,— грозно произнес я ему прямо в лицо.
— Нет! Подождите! Я соберу их! Обещаю! Скоро!
— Мне плевать на твои обещания, — твердо начал я кружить вокруг него,— Тигр ждать больше не может. — Мой голос звучал как удар молота.
Его ответ снова содержал в себе жалость. В ушах уже звучал голос Энди:
— Слабость не прощается. Этой ебатне не место в мафиозном мире.
Я строю план дальнейших действий и понимаю: сейчас произойдет то самое, что я давно представлял у себя в голове — но еще не делал.
Схватив его за воротник, прижимаю к стене и бью прямо под ребра.
Это мой первый удар — моя первая жестокость. Но блядь, до чего же она вкусная и притягательная.
Я вхожу во вкус и охреневаю от своего зверства.
Кулаки побаливают, кожа на руках неприятно трескается , но меня это не останавливает. Я продолжаю наносить удары друг за другом до тех пор, пока мужик не скулит и не просит остановиться:
— Прошу! Дайте позвонить другу. У него есть деньги.
Через час бабки действительно нашлись.
Поэтому после успешного выполнения задания, я возвращаюсь к Энди и бросаю на стол черный мешок. В ответ получаю одобрительный кивок.
— Ты справился, парень. Ты в команде.
Это было началом новой жизни: я стал частью группы, где заслужить уважение было сложно — понадобилось несколько лет упорной работы.
С каждым днем я погружался все глубже в мир мафии: участвовал в делах по защите бизнеса, организации азартных игр и устранению конкурентов. Луи и Винс были наставниками и защитниками сначала, но увидев же из мальчишки превращающегося в жестокого мафиози человека, который ни перед чем не остановится, они стали моими соперниками за влияние.
Я шел по опасному пути — но именно здесь чувствовал себя живым как никогда раньше: свободным и независимым.
Перед глазами возникают яркие фары машины, следом я лечу вниз, профессионально приземляясь на руки. Слишком легкий толчок для меня. Я вырос, мать вашу, в Чикаго, где такие трюки были в порядке вещей. Меня не удивить. Мне не сделать больно. Я весь состою из непробиваемой брони.
— Мужчина, вы живы? — молодая девчонка спешит ко мне, виновато прикусывая губу.
Люди оглядываются, но они меня не интересуют. Меня интересует та, кто сбила меня сейчас на своей дорогой тачке.
— Жить буду, — отряхиваюсь от снега с песком, морщась.
Я и забыл, какой уебанской может быть зима в России.
— Дайте осмотреть вас, — она ловит мои руки и рассматривает с разной стороны, вызывая у меня недоумение.
— Ау-ч! — корчусь. — Рука не сгибается.
— Что? Сломали? Великодушно меня простите, я после… — она осекается, но я успеваю уловить ее взгляд, брошенный на окно второго этажа.
Очень даже интересно.
— Пройдемте, я помогу вам, — указывает на здание больницы и хватает меня под руку с другой стороны, при этом придерживая больную.
Какое добродушное отродье.
— Я не знал, что вы меня собьете, поэтому не взял с собой документы, а без них меня не примут. Подвезете до дома? В знак компенсации.
— У меня вообще-то соляр… — она осекается, прокручивая в голове ситуацию. — Извините. Конечно.
Какое избалованное отродье.
Она помогает мне сесть в ее машину и сама прыгает за руль. Ведет машину нервно, но уверенно. Взгляд падает на ее гладкое лицо, где ни одного прыщика.
Какое симпатичное отродье.
— Где-то я вас уже видел,— начинаю беседу, прерывая тишину.
— Вы не первый кто мне об этом говорит.
Прямо не говорит — только намеки. Не хочет объявлять чужаку какой семье принадлежит. Ведь этот чужак может оказаться врагом семьи.
Какое умное отродье.
— Наверное вы похожи на Киру Нагаеву. Поэтому так говорят?
Она замирает, а потом и вовсе косится в мою сторону.
— Разве? Не вижу ничего схожего с ней,— кидает быстрый взгляд на меня, натягивая улыбку.
Она это сделала специально, чтобы сбить с толку. Хочет доказать, что она действительно не Кира Нагаева.
Но я знаю — это она. Я целенаправленно шел за ней и устроил весь этот спектакль.
Отродье даже не подозревает, что ее ждет спустя несколько минут.
Она подъезжает к воротам, которые мгновенно открываются.
— Я не буду заезжать. Я подожду вас здесь.
— Ну зачем же здесь? Лучше пройде...
— Нет, — перебивает меня категорично. — Я подожду здесь.
— Вот как? Хорошо, подожд... — делаю вид, что открываю дверь. — Только рискни дернуться. — Неожиданно рукой сгребаю ее шевелюру и тяну вниз, отчего она скулит. — Выметайся из машины. Рыпаться не советую: все выходы закрыты.
— Ты кто, больной человек? — шипит она пытаясь вырваться.
Ловлю четкий подбородок и впиваюсь пальцами. Приближаюсь и прямо в губы шепчу:
— Мститель. Палач. На твое усмотрение, отродье. Но тебе будет больно. И твоей семье тоже будет больно. А сейчас пошла! — тянусь через нее и открываю дверь. Выталкиваю ее на улицу. Сам вылетаю следом и ищу глазами ее.
Она успела отбежать на другую сторону улицы и свирепо разглядывает меня. Делаю шаг — она делает его в сторону. Между нами машина, что мешает поймать изворотливое отродье.
— Напоследок в догонялки решила поиграть? — достаю заряженную пушку и направляю на нее. — Что ж, тогда я тебя поймал.
— Нихуя ты не поймал! Тебе за это голову оторвут! — дерзит, убегая к задней части машины.
— Фу, какое грязное отродье. Тебе в детстве жопу с мылом вымыли, а рот нихрена?
— А ты не заслужил моих хороших слов. Только мат.
— А ты не заслужила жизни. Получай, сука.
Пуля вылетает и направляется прямо к своей цели. Прячется в женской груди.
Девчонка громко кричит, облокачиваясь на тачку. А потом заваливается на землю, пытаясь не отключиться. Ее взгляд устремляется на серое небо.
Подхожу и смотрю в ее глаза, где стоит:
Небольшой страх.
Огромная ненависть.
Сильное отродье. Другая бы на ее месте ревела и тряслась, а эта сука держится до последнего.
Нагаев надресеровал своих детенышей неплохо.
— Это только начало. Сдохнуть я тебе не дам.
Звоню врачам, и вскоре наблюдаю, как они суетятся вокруг нее.
— Ее нужно увезти, пуля в смертельной зоне, — оповещает один из врачей.
— Нет. — Отсекаю жестко я. — Никаких больничек. Здесь.
— Хорошо, — кивает он. — Заносите в дом, у нее может быть обморожение. — Отдает приказ своим.
— Ц—ц—ц,— пальцем вожу из стороны в сторону перед его лицом. — Никакого дома. Я сказал здесь, значит здесь.
Он округляет глаза, в которых читается слишком знакомые эмоции. Страх и шок.
Я к ним привык, поэтому ни капельки не удивился.
— Я не могу,— начинает он,— это подсудное…
— Сейчас же делай. Она должна выжить, но и одновременно с этим мучиться. Видишь рядом с ней место? Занять хочешь? Обеспечу.
Указываю кивком головы на будку и цепи, которые я успел на нее нацепить.
Моя дворовая дворняжка. Нет. Она же породистая, а это значит… Пусть будет прямошерстым ретривером. Они имеют черную окраску. С отродьем одно лицо.
Холод. Он пронизывает до самых костей. Раздирает изнутри. Замораживает сердце.
Ненависть. Заставляет открыть глаза. Начинающейся истерике заткнуться. И не смотря на всю боль, держать гордость в узде.
Снег под чьими то ногами захрустел, привлекая мое внимание. И не только мое. В будке нас оказалось двое.
— Гав! Гав! — стартанула собака, оставляя меня без тепла.
Зима тут же проявилась во всей красе, напоминая о себе и окутывая холодом.
— Завались. Я не к тебе, — грозно прорычал мужской голос, пнув собаку.
Она заскулила. Мое сердце сжалось. Но я не могу встать, потому что лежу без сил. Я не помощник сейчас.
Человеческие глаза заглянули внутрь. Ко мне. Наткнувшись на мой взгляд, незнакомец хмыкнул.
— Проснулась.
— Гав! Гав! — собака продолжала гавкать на улице, словно высказывая все свое недовольство. Ее цепь натягивалась от злости.
Лицо мужчины исчезло.
— Паршивая сука! — новый удар, новый скулеж, а я вздрагиваю, хватаясь за массивную цепь.
Тяну на себя. Грудь, где была пуля, сильно пульсирует от напряжения. Но я продолжаю затаскивать собаку от греха подальше. Эти выродки забьют ее до смерти.
— Малышка. Молчи, — шепчу и заставляю лечь ее рядом со мной. — Мы им отомстим, — обещаю я.
Тепло возвращается. Нахожу силы перевернуться на спину. Нам вдвоем здесь слишком тесно, но мы терпим. Малышка прячет свою морду в моей руке. Повернув голову, замечаю ее слезы.
Впервые я увидела, как собака плачет.
Впервые богатенькая девчонка почувствовала жалость к животным — тем, о которых она раньше и не задумывалась. Они ее не интересовали.
Байки, машины, клубы, мужчины, шмотки, квартиры — все это у меня было. А животных — нет. Я о них никогда не думала.
Шаги повторяются. Но это уже не тот человек, что был раньше. Тот слишком много семенил. Так ходили слуги в нашем доме. Сейчас шаги уверенные и твердые — именно так ступали брат с отцом.
— К ноге, — стольной и басистый голос загромыхал над будкой.
— Нахер пошел, — собрав силы, сказала я. — Ты нас потревожил. Передай своим уродам: если снова тронут ее, я им руки переломаю.
Если он был уверен, что я буду молить его и ползать на коленях — то нет, не буду. Не на ту напал.
Я сильнее накрываюсь своей шубой.
— Дайте ружье, — резко заорал ублюдок, от чего я напряглась. — Не будешь выполнять команды — пущу пули прямо в собаку.
Скотина.
— Малышка. Я скоро буду. — Отодвигаю собаку и поднимаюсь.
Боль при движении пронзает все тело, приходится сильно зажмуриться, лишь бы не издать жалобное мычание. Уродец не дождется. Как только я приблизилась к отверстию будки, рядом послышался звон цепи. А потом меня резко потянули на улицу.
— Слишком долго, отродье.
Он намотал мою цепь на свою руку и теперь довольствуется тем, что я у его ног. Не дождется. Медленно и постепенно поднимаюсь. Своими глазами выжигаю его. Вдыхаю холодный воздух, держась за грудь. Голова кружится, но я не показываю этого. Он обходит меня и становится сзади. А потом резко ногой бьет по моим — я не выдерживаю и падаю на колени.
— Ты достойна быть на коленях. Передо мной.
— Сученыш…
Я сгребаю снег руками и кидаю ему в лицо. Впервые вижу это лицо, но за один день успела его возненавидеть.
Враги дотянулись до нас — в самый неподходящий и ужасный момент. Я растеряла бдительность из-за брата, который попал в аварию. Теперь страдаю за это.
Стоп. Подождите.
Слишком странные совпадения… Словно…
— Это ты. Все ты. Мстишь за что-то? Жизнями нашими играешь? Как обидела тебя наша семья?
Мужчина громко и показательно хмыкает.
— Догадливое отродье.
— А еще я презираю таких, как ты. Ненавижу всем сердцем! Мстить через девушку своим врагам — это низко. Ты слабак.
Я специально вывожу его на эмоции, потому что хочу знать все. Он должен раскрыться, поведать мне причину. Брат с отцом не посвящали меня в свои дела, да и я этого совершенно не хотела… А теперь хочу знать: что, мать вашу, происходит в моей семье? Почему им желают смерти? И по какой причине хотят добраться до них через меня?
— Мое любимое число — тридцать, — говорит он совсем другим тоном, не таким, как я ожидала.
— Да что ты? — спрашиваю, оглядывая его снизу вверх с вопросительным взглядом. — А мое — пятнадцать. И что дальше?
— В течение тридцати дней ты будешь страдать, взвывая от боли. Я выпотрошу из тебя все заводские настройки Нагаевых… А вдоволь насладившись результатом — выкину тебя и пойду за следующей жертвой. — Он вводит оружием по моему лицу и скалится словно ненормальный. — За Ксенией пойду. Заберу у них всех их любимых женщин… А потом доберусь и до них.
Приблизившись ко мне, он выплевывает свои мерзкие слова прямо в губы. Злость кипит внутри словно кипящий чайник и вырывается наружу: зубами вгрызаюсь в его нос, рыча.
За маму. За себя.
Хотел увидеть во мне собаку? Пусть получает — и не плачет.
— Гав-гав! Урод.
Собаки не всегда бывают добрыми животными: если их сильно обидеть — они разорвут тебя на мелкие кусочки.
Мужчина вырывается, сильно впивается своими ручищами в мое лицо и дает хлесткую пощечину.
— Ебаное. Дикое. Отродье.
За одним ударом следует другой. На этом он останавливается.
— Не плачь от боли, которую я тебе приготовил. Ты еще, сука, пожалеешь, что на этот свет появилась.
Он отходит от меня, вытирая лицо от крови. А я не свожу с него взгляда, держу на прицеле его расплывчатый силуэт. В голове пульсирует от боли, но я сильная. Я выстою и даже слезинку не пророню. Моих слез достойны только двое.
Брат и отец.
Ни один другой мужик не увидел их. И не увидит.
— Начинай считать дни до своего конца. Первый начинается прямо сейчас.
После его слов на меня обрушивается суматоха. Он дает какие-то команды, заходя в дом. Его люди подходят ко мне, освобождают шею от цепи и поднимают мое тело. Вскоре я понимаю, что меня тащат внутрь дома.
Три года назад…
Вернувшись домой под утро, я падаю на кровать, прикрывая глаза. Вдруг рядом раздается звук сообщения. Я сразу понимаю, от кого оно — и мгновенно беру телефон в руки. Захожу в соцсети.
— Не игнорируй меня. Я слишком зол.
Закатываю глаза и отвожу взгляд в сторону. В голове взвешиваю варианты ответа и пишу:
— Мне плевать. Я не буду плясать под твою дудку, ее и так предостаточно в моей жизни.
— Дина, — при упоминании моего фейкового имени я корчусь. Но так надо. Я не должна говорить свое настоящее имя. Об этом попросил брат, не объяснив причин. Мне было четырнадцать лет. — Буду говорить прямо. У меня башню сносит, когда ты идешь в клуб. Особенно, когда присылаешь фотки оттуда — на них тебя трахают глазами все вокруг.
— Мне перестать присылать фото?
— Нет. Перестань шататься по клубам.
— Ревнуешь? — прямо спрашиваю у него.
— Жажду тебя. Всю тебя. Хочу, чтобы ты принадлежала только мне.
— Ты эгоист, умиротворенец. А еще собственник. Я не хочу с тобой отношений — ты будешь меня подавлять, а я не такая.
— А кто сказал, что я хочу отношений? Я хочу тебя и твое тело. Но трахать тебя, зная, что в тебе побывали все мужики клуба — я не желаю.
От этого последнего сообщения я прихожу в ярость.
— Шлюхой считаешь? Тогда до свидания. Пойду трахаться с очередным мужиком, которого подцепила.
Блокирую номер и откидываю телефон в сторону.
— Очередной козлина! — вскакиваю с кровати, проговаривая это вслух. Потом плетусь в душ.
У меня никогда не было нормального мужчины.
— Дерзкая.
— Меня цепляет твой характер.
— Меня штырит от тебя.
— Колючая, но такая притягательная роза.
Каждый из них говорил это поначалу. Но в итоге каждый пытался прогнуть меня под себя или исчезал вовсе. Однако исчезали не по своей воле — только потом я поняла: здесь причастен старший братец.
Он тоже козел. Но любимый козел.
Выхожу из душа, обмотавшись полотенцем.
Телефон снова зазвучал.
— Блокируй сколько угодно, сучка. Я все равно найду тебя и затрахаю до смерти, — пришло сообщение с другого номера.
— Одно мое слово брату и трахать будут тебя до смерти, гребаный щенок, — прошептала в ответ.
Но эти слова остались висеть в воздухе комнаты, а я отправила фотографию без лица с подписью:
— Твою сучку уже трахает другой. Ты мешаешь нам.
Меня тошнит от всей этой грязной переписки. Когда она успела перейти в такую помойку? Изначально ведь общение было совсем другим...
Листаю вверх нашу переписку и натыкаюсь взглядом на сообщения, вызывающие непроизвольную улыбку:
— Привет, Сексуальная Загадка! Твое фото выделяется среди обычных лиц. Не смог пройти мимо и не написать тебе. Ты вроде та, кто ложится в постель, обнимая подушки и мечтая о страсти?
— Страсти у меня достаточно в жизни; я вовсе не мечтаю о ней. Мечтаю сбежать куда-то далеко и делать то, что хочу — жить по своим правилам.
— Я знаю кто ты.
— А я знаю кто ты. И что дальше? — отвечаю недоверчиво.
— Ты пытаешься спрятать своего темного тигра и сделать из него плюшевого мишку; пытаешься быть хорошей для всех.
— Совсем нет...
— Разве? Тогда почему твоя мечта все еще не сбылась? Ты хочешь большего... Так что тебя держит, Лунная Дива?
— Любимые люди...
— Любимые настолько, что ты хочешь от них сбежать?
— Пытаешься стать моим психологом? Ты считаешь, что знаешь меня, чтобы мне писать такое?
— Отнюдь нет. Мне правда интересно понять тебя. Считай, что я добрый дядя, которому не плевать на твой внутренний мир.
— Добрый дядя? Ха-ха. Скорее страшный дядя. Чувствую в тебе что-то дьявольское.
— Может быть... Но моя дьявольская сторона лишь хочет помочь тебе почувствовать свободу и наслаждение. Иногда нужно рискнуть — чтобы ощутить прилив адреналина; он дает жизнь, а не просто существование в этом мире.
— Что-то здесь не так. Ты хранишь в себе совсем не добрые тайны.
— Все мы носим в себе тайны, не так ли? Но иногда именно те, кто кажутся безобидными, могут оказаться наиболее опасными. Высокая цена за доверие, не правда ли?
— Чего ты хочешь от меня? Дай прямой ответ.
— Ты мне понравилась: пахнешь стойкостью, уверенностью и силой — именно это я люблю.
— Мне ты не нравишься... Но мне интересно с тобой общаться. Только предупреждаю: я не терплю принуждения или подавления; мне важно быть собой и чувствовать себя комфортно.
— Дерзай, Дива. Я тот, кого ты так долго искала.
— Я— Дина. Зови меня так и не иначе. Глупые прозвища мне не по душе. А ты Ной? Это твое настоящее имя?
— Да.
— Значит успокаивающий, умиротворяющий?
— Успела узнать значение моего имени? Очень похвально, Дина. Не каждая обращает на это внимание.
— Я тебя еще удивлю, Ной.
— А я тебя, Дина. Тебе понравится.
Я укладываюсь на бок, обнимая себя руками. Вспоминаю нашу начальную переписку: она перед глазами. Телефон вибрирует снова. Ной продолжает яро бомбить с помощью сообщений. Но это не тот Ной. Он будто бы совсем чужой мне — холодный и непредсказуемый.
Тот Ной хотел понять мой внутренний мир. Этот же хочет только мое тело. Как все предыдущие до него.
Что со мной не так? Почему они ведут себя так ужасно? Будто действуют по одному шаблону.
Я хочу тепла. Хочу быть принята такой какая есть. От холода устала — его слишком много в моей жизни.
Медленно засыпаю…
Настоящее время….
Просыпаюсь.
От чужих рук, что тащат меня в неизвестное место, грубо впиваясь своими ручищами. Я еще не отошла от клейма, а тут уже новое испытание. В голове пульсирует от осознания.
Настал второй день.
Живот издает жалобные звуки. С момента моего похищения я еще ни разу не ела.
Что ж. Я потерплю.
На мне все еще разорванная кофточка, которая ничего не скрывает. Поэтому я непроизвольно дрожу от зимнего холода.
Никогда раньше я не чувствовала себя такой. Совсем никогда. Придурок идет на крайние меры, чтобы все-таки посильнее удавить меня. Головой понимает, что меня не так-то просто сломать.
Опрокидываю голову назад, поднимаю взгляд к небу. Светло-голубое и яркое. Глубокое и прозрачное — оно дарит умиротворение. На секунду ловлю себя на мысли, что все это я видела в глазах Софии. Они такие красивые — большие, голубые. В них читалась доброта, светящаяся теплым светом и наполненная мечтами. Даже несмотря на всю боль, причиненную моим братом, ее невинность никуда не исчезла. Она сильная девочка. Заслуживает счастья, поэтому, как бы паршиво это ни звучало, я рада, что брат потерял память. Он ее оставил — и без него она заживет полной грудью.
— Аккуратнее! — прерываюсь от мыслей и гаркаю на незнакомого парнишку, который грубо перехватил меня из чужих рук. — Не дрова несешь.
— Охренеть! Ни одной слезинки на твоем лице… — вдруг шепотом произносит этот парень.
Он первый кто это сделал — без мата и агрессии, с добрым удивлением.
— А что ты здесь забыл, мальчик? Работы мало? — спрашиваю, глядя теперь на снег под его ногами.
То, что он заговорил со мной — уже повод для его убийства. Оттого он и шепчет — я уверена в этом. Идет на риск, но ради чего?
По голосу понимаю, что он моложе меня. Совсем юный еще, а уже на побегушках у тирана.
— Я с отцом здесь… — шепотом отвечает он. — Он всю жизнь работает на него. А я его продолжение, когда он скончается.
— Дурак ты, мальчик. Ничего хорошего из этого не выйдет, только нескончаемые потери.
— У меня никого больше нет… Кроме отца.
— Хреново.
Он тащит меня головой вниз. От этого наш разговор кажется нелепым. В следующую секунду парень резко останавливается: одной рукой дергает дверь и затаскивает меня внутрь.
— Фу! — возмущаюсь я. — Серьезно? Подвал?
— Приказ.
Парнишка аккуратно кладет меня на бетонный пол, подтягивает массивные цепи и цепляет их на мои руки по обе стороны. Потом отходит в сторону. Теперь я наблюдаю за его милыми чертами лица.
— Боже… Да тебе бы на сцене выступать с таким лицом! Кровь, оружие — это не твое. Это не для тебя.
— Ты умеешь читать людей? — удивленно вскидывает бровь он. — Просто… Это была моя детская мечта.
— Если бы умела… Не была бы здесь, — обвожу глазами темный подвал и корчусь от дискомфорта. — А мечту воплощай: у тебя все получится.
— Спасибо. Мне надо идти. Ты молчи и не зли его еще больше.
— Подожди! Знаешь, что меня сегодня ждет?
— Нет, — качает головой он и уходит, закрывая дверь за собой.
Наступает тишина. Глаза постепенно привыкают к темноте.
Долго, муторно, паршиво. Воздух пропитан затхлостью и сыростью. Вокруг гнетущая тишина; лишь изредка слышится капание воды, эхом отдающееся в пустоте. А сидя на холодном бетонном полу, начинаю замерзать с удвоенной силой. Бедный мой организм. Его придется очень долго лечить.
В голове начинается хаос: мысли как тени медленно подкрадываются, обвивая мое сознание словно паутина. Каждая минута кажется вечностью. Закрываю глаза и пытаюсь уснуть.
Внезапно массивная дверь резко открывается; кто-то проходит мимо меня с фонарем в руке, ослепляя.
— К черту все это! Я так больше не могу, — вдруг произносит знакомый голос. Я же округляю глаза от неожиданности.
Тот самый симпатичный парень снимает с меня наручники при помощи фонаря во рту и хватает за руку, показывая молчать. Я киваю в знак согласия.
Он тащит меня за собой с оружием перед собой.
Черт возьми… Он спасает меня! Жертвует собой ради того, чтобы вывести отсюда; идет против системы ради меня.
Юный мужчина с сердцем настоящего героя.
За его поступок я готова подарить ему весь мир: связи подключу, возвышу. Он станет самым известным, на сцене выступать будет. И даже этого будет мало за его поступок.
Он выводит меня из подвала, не подозревая, что у меня происходит внутри. Я чувствую, как его рука трясется, он жуть как боится, но продолжает действовать, не включая заднюю.
Мы медленно проходим вдоль здания. Огибаем деревья, ложимся, когда замечаем кого-то, ползем до машины, где быстро усаживаемся и трогаемся. Его рация внезапно активируется, когда ворота открываются.
— Эй, Арик, куда намылился? — интересуется грубый голос из рации.
— За бухлом и телками. — Отвечает уверенно парень.
— О-о! Мы такое любим. Мне блондинку, Скале рыжую, — доносится хриплый смех.
— Будет.
— Ты вернешься? — шепчу, повернувшись к нему. — Тебя расстреляют. Тут дурак только не догадается, что это ты мне помог!
— Я знаю. — Вцепившись в руль, строго говорит он.
— Поехали со мной. Со мной ты будешь под защитой. Только мне нужен телефон. Свой дашь?
— Не дам. Нам они запрещены.
— Проклятие! Ладно, я найду. Ты со мной?
— Нет. Меня не найдут, так отцу отомстят.
— Не бойся, парень. Я вас вытащу.
Он кивает, а потом на середине пути останавливается у обочины, паркуясь.
— Пошли, — кивком головы указывает на небольшую чащу.
— Почему мы дальше не можем ехать? Нам надо в город выехать!
— Там повсюду его люди. Они проверяют всех, останавливая машины.
— Но ты же сказал им куда едешь, — непонимающе рассуждаю.
— Даже если мы едем по делам, нас все равно останавливают. Так распорядился Децл младший.
Второй раз я слышу эту фамилию. Она мне кажется до жути знакомой, но я не могу вспомнить кому она принадлежит.