Она стояла на вершине холма над Ульфгардом, и ветер с Глухих пустошей хлестал её по лицу, будто хотел прогнать обратно. Кассандра не отступила.
Двадцать пять лет. Серебристо-белые волосы заплетены в две тяжёлые косы, что били по спине, как живые. Лицо — точёное, с высокими скулами и холодной, почти аристократической красотой. Кожа бледная. Главное — глаза: ярко-голубые, зимние, пронизывающие насквозь.
Эльфийский доспех, тонкий и чёрный, с серебристыми прожилками, облегал тело, как вторая кожа. На бедре — редкий одноручный арбалет с боковым взводом. За поясом — два коротких клинка обратного хвата. На шее — волчий амулет, который уже третий год жёг кожу по ночам.
Отец надел его ей перед тем, как уйти на север и не вернуться. «Если я не вернусь — беги, Касси. Беги от себя». Она не побежала.
Сейчас она шла в Веларион, потому что багровое зарево над столицей стало ярче, чем луна. Потому что Орден Волка получил приказ, которого не было триста лет: «Остановить то, что началось». Потому что амулет на её груди пульсировал в такт далёкому свету — тому, которого ещё никто, кроме неё, не видел.
Кассандра в последний раз посмотрела на Ульфгард: огни крепости дрожали внизу, как умирающие звёзды. Потом шагнула вниз по склону. С каждым шагом доспех становился легче, будто сам хотел идти вперёд.
Веларион. Сумерки.
Город встретил запахом гнили и страха. Стражники у ворот даже не спросили документов — только переглянулись и поспешно отодвинулись в сторону. Заколоченные дома и пустые лавки говорили о том, что город давно пребывает в разрухе. Здесь уже не чувствовалось той жизни столицы, о которой слагали легенды.
Таверна «Хромой грифон» пряталась в тени перекрёстка. Дверь скрипнула, впуская её в тёплый полумрак.
Зал был полон, но она сразу увидела их — тех, кто станет её отрядом, хотя тогда и не знала этого.
У окна, в одиночестве, сидел маг лет сорока; седина уже тронула виски. Глаза серые, как утренний туман, но в них стояла такая усталость, будто он видел конец мира и всё ещё искал, как его отложить. Перед ним — толстая книга в потёртой коже, пальцы нервно гладили обложку. Он поднял голову и посмотрел прямо на неё — и впервые за много лет Кассандра почувствовала, что кто-то видит её насквозь.
В углу, у очага, сидел паладин. Широкоплечий, с лицом, изборождённым старыми шрамами и свежим разочарованием. Доспехи давно протёрты, знак отличия зацарапан. Руки в мозолях от меча, который лежал рядом под тряпкой. Он пил медленно, но глаза были трезвыми и злыми. Когда она прошла мимо, он не поднял взгляда — но пальцы сжались на рукояти так сильно, что побелели костяшки.
У стойки стоял молодой монах. Лет двадцати семи, короткие тёмные волосы; золотые узоры на чёрных доспехах потускнели. Лицо спокойное, почти детское, но в глазах — тень, которую не спрячешь. Он почувствовал её раньше, чем увидел: повернулся, кивнул коротко, будто ждал. В его движениях была кошачья плавность монаха, который убивает быстрее, чем успевают моргнуть.
Зал гудел привычным шумом: звон кружек, обрывки споров, запах жареного мяса и кислого пива. Кассандра прошла к стойке, не снимая капюшона; правая рука под плащом лежала на арбалете.
Бармен — плотный, седые виски, шрам над бровью — посмотрел на неё и молча кивнул в сторону лестницы.
— Комната и ужин.
— Два грина. Пять медяков.
Монеты звякнули.
— Вторая дверь справа. Ключ вот.
Она поднялась по скрипучей лестнице. Комната была тесной, но чистой. Проверила ставни, под кроватью, за дверью. Арбалет у изголовья — болт в жёлобе. Один клинок под подушкой, второй на поясе. Стул подперла под ручку.
Только тогда позволила себе сесть к стене. Амулет обжёг так сильно, что она сорвала его. На коже — красный след волчьей головы. По металлу пробежала тонкая багровая жилка и исчезла.
Кассандра сжала кулон в кулаке до крови на ладони. Губы шевельнулись без звука: «Я не побегу».
Потом надела амулет обратно. И впервые за много лет прошептала в темноту:
— Тогда иди за мной. Посмотрим, кто кого сожрёт.
За окном часы пробили полночь. А где-то далеко, в Кровавых пустошах, столб багрового света стал чуть ярче — будто кто-то услышал.
За час до рассвета она уже не спала. Глаза распахнулись сами. Дверь на месте, окно цело. Она натянула плащ, проверила оружие, спустилась вниз.
В зале было пусто — только тот же маг пил остывший чай и листал книгу в потёртой коже.
Когда Кассандра подошла к стойке, он поднял голову. Взгляд сначала зацепился за амулет, потом за арбалет.
— Не местная, — сказал он тихо. — И не просто странница.
Она не обернулась.
— Откуда знаете?
— Стул под ручкой. Оружие под подушкой. И этот волк на шее… точно не безделушка.
Кассандра медленно повернулась. Их глаза встретились.
— Почему заговорили со мной? Я в этом городе впервые.
— Я вас давно жду.
Она прищурилась.
— Лирон. Маг. И, как и вы, ищу то, что прячут за южной стеной. А про вас читал в одном предсказании. «Белая волчица, ведомая сердцем».
Повисла тишина. За окном прокричал первый петух.
— Присядьте, — он кивнул на стул напротив.
Она помедлила. Бармен, протирая кружку, едва заметно кивнул: мол, свой. Кассандра опустилась на стул, не убирая руку с оружия.
— Говорите.
Лирон открыл книгу на странице с выцветшим рисунком: стена, багровое марево, символ — глаз в круге. Она узнала его: отец рассказывал.
— Есть один квартал. Он закрыт. И если что-то началось — то там.
— Почему именно он? — спросила Кассандра.
— Всё началось с «чумы». Сначала — единичные случаи. Потом — целые семьи. Стража объявила карантин, заколотила выходы, поставила дозоры. Но я знаю: это не болезнь. Каждый день — новые жертвы. Видели зарево по ночам? Это не отблески пожаров. Это… дыхание того, что они пытаются пробудить.
Он придвинул книгу ближе.
— У меня есть двое. Кайран — бывший паладин, знает укрепления. Эдан — боевой монах, чует ложь и тени. Но вдвоём они не пройдут. А вы… вы чужая. Вас не ждут. И ваш род может открыть двери, которые для других закрыты.